Текст книги "Школа для толстушек"

Среди причин нежелания Ирины уезжать из Москвы была одна, о которой она не призналась бы даже на исповеди.

Ирина влюбилась Конечно, Марка она тоже любила. Но подругому. Ее родители и родители мужа дружили и всячески приветствовали их детскую дружбу и затем брачный союз. Марк – умный, воспитанный, преданный семье, он, как никто, знал Ирину, со всеми ее слабостями и недостатками. Марк – идеальный муж и друг. Он терпелив, выдержан, мудр и надежен. Марк – почти совершенство. Марк очень ей подходит. Она подходит Марку. У них прекрасная семья.

Но она влюбилась! В человека, который ей совершенно не подходит. Более того, олицетворяет полную противоположность. Начиная с фамилии. Его зовут Никита Юсупов. Естественно, откликается на князя Юсупова. Иринина девичья фамилия Братиславская, по мужу – Выхина. Сплошные станции метро.

Никита красив, как Адонис, Ирина носит очки со стеклами в палец толщиной. Он строен и атлетичен, у нее нейроэндокринное ожирение после беременности и родов. Талия заметна только потому, что бедра в три обхвата. Юсупов – балагур и весельчак, Ирина стесняется даже давно знакомых людей. Он любит походы, байдарки-палатки и поет под гитару. Она не умеет плавать, никогда в жизни не была в пионерлагаре и считает романсы под гитару пошлым жанром. Он подчиненный, она – руководитель группы. Он заканчивает кандидатскую диссертацию, она давно защитила докторскую. Она зовет Никиту по имени, он ее по имени-отчеству. Он женился на первом курсе университета, разошелся на третьем, а у нее крепкая хорошая семья.

Только однажды их реакции совпали: оба поразились, обнаружив, что ровесники. Она считала, ему нет тридцати шести, он полагал, будто ей – за сорок.

Поскольку мысль о возможности в кого-то влюбиться, тем более в подчиненного, хуже того – в жуира с гитарой в руках, граничила с абсурдом, Ирина долгое время не отдавала себе отчет, что ее радостный подъем духа, взлеты научного вдохновения и служебное рвение связаны с Никитой. Понимание пришло, когда Ирина однажды стала свидетельницей фривольного диалога Никиты и юной лаборантки Оленьки.

Никита соблазнительно улыбался, покачивался на стуле и поигрывал карандашом.

– Оленька! – ворковал он. – Вы разбили мне сердце и даже не удосуживаетесь взглянуть на осколки.

Лаборантка кокетливо усмехнулась:

– Не верю! Вы известный сердцеед.

– Милая, вы ждете принца на белом коне? Хотите, я куплю лошадь и буду гарцевать перед вашими окнами?

– Хочу! – задорно ответила Оленька. – Адрес дать?

– Там уже, наверное, рота принцев на табуне скакунов забралами щелкает.

– Вас это пугает? – томно закатывала глаза Оленька.

– Это будит во мне рыцарский азарт.

Ирина слушала их болтовню и стыла от ревности. Ей хотелось немедленно уволить Оленьку и отхлестать по щекам Юсупова. Скудный амурный опыт не мог подсказать Ирине, что любовники, даже потенциальные, не выставляют напоказ свои отношения. Публичные заигрывания – лишь игра во флирт, а не свидетельство о намерениях.

Ирине не хватало воздуха. Она взяла первую попавшуюся папку со стола и выскочила из комнаты. Спустилась на лифте, прошла вестибюль, очутилась на улице. Она сидела на лавочке в институтском скверике и ничего не видела вокруг.

Очнулась, когда подошел коллега:

– Ирина Данииловна, вам плохо?

На улице холод, а она без пальто, в белом халате поверх платья.

«Мне очень плохо! – хотелось ей крикнуть. – Я, кажется, влюбилась. Как гимназистка, как пустоголовая дурочка!»

– Со мной все в порядке, благодарю вас, – поднялась она.

Ирина резко установила дистанцию – ваши, Никита, анекдоты забавны, но последняя серия опытов выполнена небрежно; будьте любезны; не сочтите за труд; найдите, пожалуйста, возможным; избавьте меня от необходимости дважды повторять одно и то же…

За ее спиной шушукались, обсуждая причины неожиданной опалы князя Юсупова. У Никиты на лице появилось мальчишески обиженное выражение. Сердце у Ирины разрывалось от нежности и боли, в животе поселилось томление, а язык произносил казенные вежливые фразы.

Она владела аппаратом научноисследовательской методологии и решила применить его к проблеме собственной любви. Изучила труды психологов и психоаналитиков, посвященные феномену высокого чувства. Узнала, что объект вожделения представляет собой (или ему приписываются) подсознательные идеалы и мечты. Спору нет, подсознание способно выбрасывать фортели. Но любые сюрпризы можно объяснить – в этом суть научной работы. Скажем, не подлежит сомнению, что Ирина хотела бы быть красивой и стройной. Уметь легко и непринужденно общаться с людьми, заводить друзей и расставаться с ними без болезненных угрызений совести. Но играть на гитаре! Ползать по горам и сплавляться на байдарках! Пускаться в сомнительные авантюры! Никогда! Даже ее подсознание, сформированное в условиях нетипичного детства, вряд ли способно возжелать подобных приключений.

Немецкий ученый Макс Нордау писал, что чем низменнее и проще идеал, тем легче человек находит его воплощение. Поэтому-то пошлые ординарные люди могут легко влюбляться и заменять один предмет любви другим, меж тем как утонченным и сложным натурам трудно встретить свой идеал или заменить его другим в случае утраты.

Что получается? Ирина (отбросим ложную скромность) считала себя «сложной, утонченной натурой», но идеал выбрала «низменнее и проще», следовательно, она – «пошлый, ординарный» человек?

Биохимическая теория любви вызвала у Ирины сомнения как у специалиста. Повышенное содержание в крови тех или иных гормонов действительно может вызывать изменение настроения – чувство безотчетного страха, томление, подавленность или, напротив, эйфорию, эмоциональное возбуждение и жажду действия. Но органы внутренней секреции, продуцирующие гормоны, не могут работать в режиме постоянного аврала. В противном случае нужно говорить об эндокринной патологии, а всех влюбленных, таким образом, считать больными. Кроме того, и число испытуемых (влюбленные), и размеры контрольных групп (невлюбленные) в тех исследованиях, с которыми познакомилась Ирина, были статистически малы для теоретически достоверной научной теории. А у нее самой (тайно сделала анализы) гормональный фон не выходил за пределы нормы.

Она обратилась к истории вопроса, к его трактовке философами и социологами. Выяснила, что при родовом строе, когда женщины и мужчины были равны и свободны, любовь представляла собой голый эрос. Затем, по мере закрепощения женщины, как противовес ее семейному рабству, и возникает любовь. Подчинив женщину, мужчина сам попал к ней в плен.

Характерно, что греческие и римские лирики, как правило, воспевали любовь к гетерам, а не к своим женам-матренам. Возвышенная рыцарская любовь в Провансе тоже никогда не была супружеской. Дама сердца для трубадура – создание неземное, воплощение божества. А сам он твердо ходил по земле и пользовался правом первой ночи. Человечество, по мнению Ирины, должно простить рыцарям их средневековое ханжество, так как именно трубадуры дали мощный толчок в обожествлении женщин.

Узнай Никита Юсупов, на исследования какого рода подвигнул Ирину, наверное, свалился бы со стула. Но Ирина внимательно следила за своей речью. Когда заходил разговор по теме, она могла блеснуть привычной для всех эрудицией, но не более. Так, однажды рассказала миф, упоминавшийся Платоном. В древности существовали двуполые существа – андрогины. Они обладали страшной силой, и Зевс, убоявшись того, что андрогины посягнут на власть богов, рассек их пополам. Каждая половина с вожделением устремилась на поиски другой своей половины. Встретившись, они обнимались, сплетались, ничего не хотели делать порознь. С тех пор людям свойственно любовное влечение – как стремление исцелить человеческую природу. Отсюда и выражение – моя половина.

Во взгляде, брошенном на Никиту, Ирина надеялась, нельзя было прочесть ее отчаяния: ты – половинка нежного персика, а я – долька кислого лимона.

Платоническая любовь должна была стать уделом Ирины в силу ряда обстоятельств: а) недостатки ее внешнего вида; б) верность мужу; в) панический страх перед любыми жизненными переменами. Но когда Ирина занялась историей вопроса, оказалось, что он совершенно не изучен. Более того, термины перепутаны и подменены. Судя по первоисточникам, платоническая (духовная, а не телесная, как мы ее понимаем) любовь – это вовсе не то, что имел в виду древний философ.

Платоновская теория любви тесно связана с его учением о строении мира в целом. Понять его можно, только усвоив гносеологию и эстетику Платона. Последователи выхватывали из теории куски, не потрудившись пропустить их через призму синкретического сознания. Если бы они удосужились сделать это хотя бы тщательнее, то картина бы выглядела следующим образом.

Выделяем три ступени человеческой любви. На первой один человек должен полюбить другого человека – прекрасного душой и телом. Вначале требуется обращать внимание именно на тело. Более того, переходить от одного тела к другому. Цитата: «Он станет любить прекрасные тела, а к тому одному охладеет, ибо сочтет такую чрезмерную любовь ничтожной и мелкой».

Прикладываем теорию к конкретной ситуации. Ирина прекрасное тело Никиты уже полюбила. Он ею вряд ли очаруется. Далее. Она должна искать другие тела? Час от часу не легче. Это для Никиты процесс «от тела к телу» привычен, а для Ирины абсолютно чудовищен.

Вторая ступень. Разделение души и тела. «Человек начинает ценить красоту души выше, чем красоту тела», – говорит Платон. И призывает «считать красоту тела чем-то ничтожным». Итак, дух отделяется от эроса и противопоставляется ему. Заманчиво, если Никита оценит ее прекрасную душу, а на тело закроет глаза. Но Платон не упоминает об обратном ходе – от души к телу. Значит, это дорога с односторонним движением?

На третьей, высшей, ступени любви приходит забвение и телесной, и душевной любви в конкретно-прикладном варианте – «от одного прекрасного тела к двум, от двух – ко всем». Происходит прыжок от человеческого мира к надчеловеческому, к некой идее, «не обремененной человеческой плотью, человеческими красками и всяким другим бренным вздором». Словом, любовь из влечения превращается в инструмент созерцания и познания. Высшая точка – постижение красоты знаний. Но Ирина с детства была очарована «красотой знаний». Только и занималась тем, что их накапливала. А предыдущие ступени? Экстерном прошла? Нет, как говорится, Платон мне друг, но истина уплыла.

Несколько месяцев она вела двойную научную жизнь: на работе в качестве микробиолога, дома и в библиотеке как дилетант от биосоциологии.

И ни в одной области знаний Ирина не нашла ответа на вопрос, как избавиться от нечаянной любви. Она стала искать недостатки у Никиты и старательно их преувеличивать. Но мешал тонюсенький голосок с аргументами «против».

У него ушные раковины неправильной формы (трогательно светятся розовым, когда он сидит у окна), нос великоват и подбородок копытом (а какие еще должны быть на мужественном лице?), испортил партию дорогих препаратов, растяпа (Оленька загубила в три раза больше), кладет ноги на стол (такие длинные и сильные), явился на заседание ученого совета в джинсах (его слушали раскрыв рты), он курит, выпивает (в пределах нормы), осыпает женщин комплиментами (за это – расстрелять), он не подает руки замдиректора института (в противном случае давно бы защитился), он ругает правительства всех стран (интеллигенция всегда в оппозиции), он читает детективы и фантастику, обожает боевики (не дамскими же романами ему увлекаться). Тупик!

На Восьмое марта Никита всем женщинам в лаборатории подарил по красивой розе на длинной ножке. Ирина свою притащила домой, высушила, покрыла лаком для волос и поставила в вазу с сухоцветами. Рядом с колосками, полевыми цветами, былинками травы роза смотрелась чужестранкой. Такой же была и любовь Ирины – пришелицей из другого мира.

Глава четвертая,
в которой героини знакомятся, неожиданно делятся своими проблемами и начинают от них избавляться

Юристы, оформлявшие Ксюшино наследство, пришли в ужас. Так и сказали ей:

– Ксения Георгиевна (раньше была просто Ксюша)! Вас хотят бессовестно ограбить! Какие пятьсот тысяч! Фирма владеет несколькими предприятиями лесозаготовки и лесопереработки. Миллионные обороты!

Они сыпали неизвестными Ксюше словами: акции-облигации, активы-инвестиции, долевое участие… Ксюша запомнила только, что «владеет» большим заводом по производству туалетной бумаги. Вот это не удивительно – где Костик, там всегда дерьмо.

– Короче, – попросила она. – Чего вы от меня хотите?

– Сумма, за которую вы согласились продать активы, смехотворна. Это как если бы вам достался в наследство автомобиль последней модели, а вы за него получаете копеечный брелок для ключей.

Юристы твердили, что устная договоренность с Наветовым законной силы не имеет и, пока не поздно, надо увеличить сумму продажи. Радели они не только за Ксюшу. Их собственный гонорар составлял два процента от суммы сделки.

Ксюша всю жизнь прожила пусть не в нищете, но копейки считала. И свалившееся наследство воспринимала не как выигрыш в лотерею, нечаянную радость, а вроде подвоха, за который расплачиваться придется. Точно дразнят ее, а что потребуют – прямо не говорят. Ей, с одной стороны, терять нечего, но с другой – страшно расслабиться. На кой ляд ей тонны туалетной бумаги? И Костика убили не за его очень красивые глазки. Значит, есть пограничная сумма: меньше возьмет – не тронут, больше – пришьют. Для ровного счета Ксюша остановилась на миллионе. Сколько в нем нулей, не помнила. Тысяча долларов в ее представлении – очень много, а миллион – какая-то подлянка.

Наветов, скрипя зубами, то есть вежливо улыбаясь, на новую цену согласился. Ксюша получила миллион долларов чистыми – после вычета налога на наследство и гонорара юристам. Они отработали честно – сумели обнаружить среди недвижимости покойного Костика загородный дом, который Наветов случайно прошляпил. Дом отошел Ксюше.

Всех щенков, кроме двух девочек, она продала. Но и за этими должны сегодня прийти. Привыкнуть к расставанию с малышами невозможно. Уж сколько их прошло через Ксюшины руки, а каждый раз сердце словно рвется. Есть способ успокоиться – выпить вина. Но она тянула до прихода, вернее, ухода покупателей.

Полина и Ира не опоздали. Как и договаривались, пришли в семь вечера. Ксюша закрыла взрослых собак в спальне, женщин посадила на диван, запустила щенков – выбирайте. Выбрали собачонки – одна подошла к Полине, другая стала ластиться к Ирине. Охи-вздохи, восклицания: какие хорошенькие, какие славные, уй ты, моя маленькая, ах ты, моя хорошая…

– У вас были раньше собаки? – спросила Ксюша.

– Нет. – Обе покачали головами и продолжили сюсюканье.

В других бы обстоятельствах Ксюша им отказала – испортят собак. Но теперь ее поджимало время, надо было вступать во владение наследством.

– Вам бы лучше комнатных собачек, – засомневалась Ксюша, – болонок, пекинесов, кокеров, на худой конец. А чтобы воспитать ризена, требуется жесткая воля. Это серьезные служебные собаки. Они концлагеря у фашистов охраняли.

– Видите ли, – Ирина сняла очки, стекла которых щенок уже успел облизать, – я вообще считаю, что нужно подбирать бездомных, брошенных псов. Но сын настаивает именно на ризеншнауцере.

– Мне и нужен охранник, – обрадованно подтвердила Поля, – за мужем присматривать. А как ее кормить, чем?

– Я потом расскажу, распечатки дам. Но вы все-таки хорошенько подумайте. Пока маленькие, кажется – игрушка. Все щенки, породистые и дворняги, очень симпатичные и трогательные. Не успеете оглянуться, как вырастет, сядет вам на шею, ляжет на вашу кровать – это в полном смысле слова, будет командовать и строить всех. Ризен обязательно захочет стать главным в стае, ну в вашей семье. Передавить его можно только силой характера, постоянно доказывая, что его место не первое.

Ксюша говорила, а сама все больше укреплялась в решении: не отдам этим теткам щенков.

Черт с ним, где три собаки, там и пять, если нормальных хозяев не сыщется. Тем она и завершила свое напутствие:

– Извините, не обижайтесь, но щенков я вам не продам.

– Как же так? – в унисон воскликнули Ира и Полина, не прошедшие конкурсного отбора.

Они прижали щенков к груди – ясно, понянчились и уже душой прикипели.

– Поймите, – уговаривала Ксюша, – я вам добра желаю! Вы собак избалуете, они будут у вас как сыр в масле кататься, а вы проститесь со спокойной жизнью.

– Но, Ксения! – взмолилась Полина. – Если бы вы знали, почему мне нужна собака!

– Аналогично, – поддакнула Ира. – У меня сын вундеркинд, он на улице не гуляет, а целыми днями за компьютером сидит.

– Вопрос продолжения жизни и памяти, – непонятно заявила Поля.

– Будущего моего ребенка, – сказала Ира.

– Не знаю, – с сомнением вздохнула Ксюша. – Если честно, я собак больше, чем людей, люблю. Собака может нагадить в неположенном месте, но никогда тебя не предаст.

Ирина и Поля с энтузиазмом закивали в ответ.

– Не врубаетесь! – остудила их пыл Ксюша. – У собаки должна быть ее собачья счастливая жизнь.

– Конечно, – подхватила Поля, – чтобы всегда накормлена и чистая.

– Эмоционально удовлетворена, – как девочка-отличница, ответила Ирина.

– Мура! – отрезала Ксюша. – Собака служит человеку сто пятьдесят тысяч лет! Служит! Это единственное животное, для которого смысл жизни в служении людям.

– А лошади? – вопросила Ира.

– Корова молоко дает, – заметила Поля.

– Лошади, коровы, – хмыкнула Ксюша, – еще скажите – бараны и свиньи. Почему же вы поросенка не хотите завести?

Ирина смутно представляла, как ей будет служить симпатичный щенок, разительно отличавшийся от устрашающей взрослой особи, но поспешила Ксюшу заверить:

– Мы с сыном будем неукоснительно следовать вашим инструкциям.

– Я без этой куколки, мусички чернявенькой, – Поля прижала к себе щенка, – отсюда не уйду. Хотите, в два раза больше заплачу?

– Не умею торговаться, – поддержала Ирина, – но на удвоенную цену согласна.

– Разве в деньгах дело? – в сердцах воскликнула Ксюша. – У меня сейчас этого добра – хоть задницей ешь!

Она видела, что женщины полюбили маленьких ризенов той странной любовью человека к собаке, без которой не было бы и ответной. Если теперь они уйдут несолоно хлебавши, купят других щенков, в их душах навсегда поселится убеждение, что ее, Ксюшины, собачата и были самыми родными, как свои дети.

– Ладно, – вздохнула новоявленная миллионерша. – Берите. Я расскажу, как за ними ухаживать и воспитывать, постарайтесь запомнить. Хотя, конечно, без опыта, первый раз… о-ох…

– Мы уже купили кое-какую литературу, – сообщила Ира, – но, с вашего позволения, я законспектирую, – и достала блокнот.

– И мне дайте бумагу и ручку, пожалуйста, – трогательно попросила Поля.

Ксюша велела перейти на кухню, там удобнее за столом писать. От долгого говорения у нее пересохло в горле.

– Давайте винца выпьем? – предложила она. – У меня повод. Наследство получила и щенков последних отдаю. Больше своих собак вязать не буду.

Покупательницы охотно согласились.

Они распили одну бутылку сухого под наставления и собачьи истории, которые Ксюша знала в изобилии. Для Ксюши стакан вина – меньше привычной дозы, а Ирина и Поля основательно захмелели.

Поля расчувствовалась, подумала о том, что не доживет до совершеннолетия собачки, пустила слезу.

– Вот вы наследство получили, – всхлипнула она, – а у меня такое! Скоро помру. Опухоли нашли злокачественные, и, главное, повсюду: в голове, в печенках и в коленках. Муж как узнал, на руках меня носит. Недолго уже осталось, – причитала Поля.

Ксюша и Ирина растерялись. Не знали, что сказать. Да и есть ли слова утешения в таком горе?

– Я, конечно, не специалист, – пробормотала Ира, – не практикующий врач. Но теоретически невозможно, чтобы в мозгу, во внутренних органах и в коленных суставах были опухоли одного типа. Наличием разнородных образований в организме занимается мой однокашник. Поля! – Ирина заговорила увереннее. – Давайте, он вас посмотрит! Он работает в онкологической клинике на Каширке, очень хороший специалист.

– Для экспериментов? – уныло спросила Полина.

– Не отказывайтесь! – настаивала доктор наук. – А если появится шанс? Пусть ничтожный, но шанс?

– Соглашайся! – подхватила Ксюша. – Ничего, что я на «ты»? Хватит нам выкать, давайте проще. Выпьем за это. – Она достала вторую бутылку.

– Я совсем пьяная, – призналась Ирина.

– И меня развезло, – шмыгнула носом Поля.

Ксюша настолько прониклась горем Поли, что решила утешить ее собственными проблемами.

– А я пью, – призналась Ксюша.

– И мы тоже, – удивилась Ира.

– Надрались, – поддакнула Поля.

– Нет, вы не поняли. Я пью одна. Каждый день. Бутылку, а то и две вина. Регулярно. Это наследство мне – тьфу! На кой черт? Была дочка… теперь нет. Ничего у меня нет, кроме собак. Спиваюсь и наследство грязное тоже пропью. Назло моему мужу, который сдох, сволочь. Давайте его помянем? Я так его любила!

Ксюша поведала историю своей жизни, не скупясь на краски и крепкие выражения. Грех было не выпить за такие страдания и нечаянное наследство.

Малейшее подозрение, что кто-то может узнать ее тайну, приводило Ирину в ужас. А уж самой рассказать – совершенно немыслимо. Но сложились необычайные обстоятельства. Во-первых, она опьянела. Во-вторых, ей было безумно жаль несчастных женщин. В-третьих, она не желала неоправданно выступить благополучной особой, когда на самом деле все складывается мучительно.

– Я мучительно страдаю, – заикаясь, призналась Ира. – Я влюбилась. Чудовищно, немыслимо! В плейбоя!

Собутыльницам ее проблема показалась оскорбительно мелкой на фоне их несчастий.

Ирина всегда отличалась умением четко излагать мысль. Но тут она в объяснениях путалась. То описывала Никиту, то приводила научные выкладки, то восхваляла мужа, то анализировала собственные ощущения. Длинно рассказывала про три этапа любви по Платону и ошибочные гормональные теории. Она испытывала восторг, потому что неожиданно могла выговориться, и облегчение – внутреннее эмоциональное давление понизилось. Ксюша и Поля научную часть ее речей понимали плохо, но не перебивали и терминов не просили объяснить. Видать, у женщины накипело и бежало через край.

– Влипла! – констатировала Ксюша.

– Угораздило бедную, – сокрушилась Поля.

– Я… – пьяно бормотала Ирина, – я в растерянности. Мне более нечего читать и изучать по данному вопросу. И вижу его каждый день, и я… умира-а-аю!..

– И я! – вторила Поля.

– Живой труп! – обзывала себя Ксюша. – Выпить больше нечего. Может, я сбегаю?

Поля и Ирина возразили – на ногах не стоим.

Ксюша слегка норму перебрала, а Ирину и Полю развезло основательно, потому как непривычные. Ксюша их заночевать у себя пригласила, но они отрицательно головами мотали. Как они поедут домой пьяные и со щенками?

– Пр-р-ромоем желудки. – Ирина потянула Полю в ванную.

Они шли обнявшись и шатаясь в узком коридоре от стены к стене.

То, что происходило в ванной, лучше оставить за ее дверью. Умытые, с мокрыми волосами на лбу и висках, еще не трезвые, но уже испуганные, Ира и Поля влили в себя крепчайший кофе, сваренный Ксюшей. Через полчаса Ира и Поля стали почти похожи на себя до визита к продавщице собак.

Ксюша вызвала такси, а от денег за щенков наотрез отказалась. Договорились созваниваться каждый вечер, чтобы Ксюша могла контролировать воспитание собак, и вообще, мол, приятно было познакомиться, давайте не теряться.

Возможно, разговор на Ксюшиной кухне никогда бы не перерос в дружбу. Выпили, разоткровенничались – с кем не бывает. Вспоминали бы потом с долей сожаления о собственной несдержанности и постарались выбросить из памяти приступ пьяной искренности. Если бы не маленькие веселые существа, которые поселились у Ирины и Поли.

Женщины болтали по часу каждый вечер (Ксюша по два). Кроме щенячьих забот, была еще Иринина любовь и Полинино обследование. Ирина мягко убедила Ксюшу лечиться от алкоголизма. Поля горячо поддержала. Так слово за слово, сочувствие за участием, и они постепенно вросли в жизнь друг друга. И теперь бездетные Поля и Ксюша давали советы Ирине, как воспитывать сына. Поля и Ирина расписывали Ксюше прелести трезвой жизни. Ирина и Ксюша в режиме хосписа поддерживали тонус обреченной Полины.

Ксюша с улыбкой наблюдала-слушала, как между двумя собачницами-новобранцами возникает конкуренция, чей щенок лучше. Прямо, конечно, не говорилось, но постоянно звучало: моя на кличку уже отзывается, а моя только на газетку ходит, а моя на улицу просится, а моя голос подает.

Полина назвала свою собаку Джери. Ирина и Лева остановились на имени Ева.

– Совершенно не собачье, – убеждала их Ксюша. – Должны быть звучные согласные, их собака хорошо слышит.

Но Ева под стать хозяевам демонстрировала выдающиеся способности и свое имя легко запомнила.

Лева в ней души не чаял. Ирина, конечно, ко всему подходила с научных позиций.

– Потрясающе многогранна человеческая психика, – говорила она. – Причем есть грани, о которых мы не подозреваем, и они проявляются, только когда возникает новый возбудитель. Это аналогично живой клетке. Мы вводим в нее химическое вещество, не существующее в живой природе, только изобретенное, а клетка дает ответ, словно в ней существует некая суперпрограмма.

– О чем ты? – не поняла Ксюша.

– О Евочке. Мы с Левой испытываем такой восторг и умиление, которые не могли бы вызвать никакие другие обстоятельства.

– Подождите, – радовалась Ксюша, – вот Ева вырастет, и вы узнаете, что такое абсолютная безрассудочная любовь. Бывает, хозяин дрянь последняя, мучает собаку, а она к нему привязана – не оторвешь ни за какие коврижки. Собака – единственное животное, которое воспринимает человека как божество и всю жизнь ему поклоняется.

Полина и Василий, в доме которых никогда не звучал детский плач и смех, обрушили на Джери запасы неизрасходованной родительской любви. Поля даже немного обижалась в глубине души: муж так веселился после каждой проделки щенка, так радовался маленькой хулиганке, будто и забыл о роковых диагнозах жены.

Ксюша знала, что все их уверения «мы очень строго, как ты велела, с ней обращаемся» не стоят ломаного гроша. Конечно, балуют. Ева разрыла и сбросила на пол горшки с комнатными цветами. Иринино и Левино утверждение «была крепко наказана» означало, что перед носом щенка помахали сложенной в трубочку газетой и попросили больше так не делать. Джери умудрилась открыть холодильник и слопать зразы с яйцом и зеленым луком. Вася и Поля, вместо того чтобы намылить ей холку, причитали над вздувшимся животом проказницы.