Текст книги "Стихи конструктора. Том 2"

«Набирает август силу…»

 
Набирает август силу:
Утром солнце холодит,
Освежая землю мило,
А с теплом уже лимит.
 
 
Твой звонок звенит в разлуку,
Он прохладен, как и день,
То итог житейской муки,
Неприятность с ним, как лень.
 
 
Веет ветер нашей встречи,
Август клонится в зенит,
Скоро мы сойдемся в вече,
Встреча все еще манит.
 
 
Ритм стихов, слегка игривый,
В вечер августа плывет,
И меняются мотивы,
И тебя в стихи зовет.
 
 
День за днем пройдут по кругу,
Ночь коснется дважды дня,
Встретишь ты меня, как друга,
Я – роднее, чем родня.
 

1989

«Теплая осень, есть даже листва…»

 
Теплая осень, есть даже листва,
Небо сегодня совсем голубое,
В нашей природе есть сень естества,
Та, что красивая нынче собою.
 
 
Листья слетаются стаей и врозь.
Вот, наконец, листопад прекратился.
Те, что остались, похоже, всерьез,
На своем месте к зиме зацепился.
 

1989

«Еще сентябрь. Листва без желтизны…»

 
Еще сентябрь. Листва без желтизны,
Все сильные деревья зеленеют,
Для них продлились лето и весна,
А люди в этом возрасте полнеют.
 
 
А в сердце что? Спокойствие небес.
На остановке люди – горожане,
А ты средь них из прошлого воскрес,
Но это лишь в автобусе. Дрожали
 
 
От холода с тобою на ветру,
И чувства даже слабо не возникли,
Потом спокойно крем в лицо вотру,
И вид морщин – осыпавшие иглы.
 
 
Да, вот и все, все встало по местам.
Я не ищу ни встречи, ни свиданья.
В автобусе людей уже полно,
Мы проезжали солнечное здание.
 
 
Все отошло. Листва лишь зелена.
Да, так и я тебе уж не подвластна,
Я в сентябре, и в чувствах – я вольна,
И нет и мысли: «О, я – сладострастна!»
 

1989

«Светлая стрела дороги…»

 
Светлая стрела дороги,
Темнота и нет луны,
И рабочие чертоги,
И заботой мы полны.
 
 
Но однажды, но однажды
Рядом вспыхнуло тепло,
И отчаянно, отважно
До меня оно дошло.
 
 
Плавно двигались на воле
Волны жгучего тепла,
То любовь попала в поле,
Холод выгорел дотла.
 
 
Мы лучились каждой клеткой,
Понимали между строк.
Ток не видела соседка,
Да и сам Илья-пророк.
 
 
Надоела дрема всуе,
В суете рабочих тем.
Эх, забыться в поцелуе!
Но как вредно. И мед ем.
 

1989

Парк

 
Солнце землю охватило,
Окунуло в небеса,
Снегом очи ослепило,
Распушило все леса.
 
 
Водный ветер, шум фонтана,
Солнца теплый водопад,
Танец листьев вьет у стана,
Блестки в тысячу карат.
 
 
Это все проснулось в мае,
Ожил лиственный наряд,
На пруду из лодок стаи,
И скамейки в ряд стоят.
 
 
Воздух ласково и нежно
Кисти веток целовал
И весну встречал. Безбрежно
Шла она в девятый вал.
 

1989

«Мой милый город средь лесных массивов…»

 
Мой милый город средь лесных массивов,
Окраина Москвы иль город – Соц.
По берегам прудов склонились ивы
И там, где гаражи, возникла ТЭЦ.
 
 
Столица предо мной иль город малый,
Таится он под зеленью лесов,
А в поясе блестит немного впалый,
Чудесный пруд, и мостик на засов.
 
 
Все пройдены, любимые дороги,
Знакомы мне леса и все дома,
Автобусные возят меня дроги,
Подругою – природа мне сама.
 
 
И так года, взрослеют, вянут лица,
По небесам проходят облака,
И город в руки взял уже синицу
За тонкие и нежные бока.
 
 
Все внешне очень тихо и пристойно,
Все очень чисто, благостно почти,
Но эта тишь, увы, была не вечна,
Военные потери ты почти.
 

1989

«Зима ушла, растаяла бесследно…»

 
Зима ушла, растаяла бесследно,
плывут дожди по стеклам и ветвям,
еще он дома, милый мой наследник,
подверженный, как юноша страстям.
 
 
Волнения с ним идут, не прерываясь,
и армия маячит каждый миг.
Он, дождиком сегодня умываясь,
уже науку армии постиг.
 
 
Срастаются деревья над дорогой,
пути с его отцом, давно срослись,
для вечности все это так не много,
а для семьи, так это – просто жизнь.
 
 
Деревья набирают свою силу,
и люди набирают в жизни вес,
и вес труда, что строит дачу, виллу,
и вес, что исключат всех повес.
 
 
Мог в детстве незаметным быть ребенок,
и в юности студентом, как и все,
А в зрелости заметят: он был львенок,
он львом стал в молодой своей красе.
 

1989

«Морозный иней очень тонок…»

 
Морозный иней очень тонок,
Он, словно шкурка у зверька,
А снег весь мелкий и без корок,
Следов хорошего денька.
 
 
Прекрасны милые мгновенья
Цветущих инеем ветвей,
Они души проникновение,
Они подарок добрых фей.
 
 
Хороший день. Снег чист в падение.
И утро в мареве снегов,
Блеск раздается, словно деньги,
Морозных солнечных долгов.
 
 
Вернулся снег. Январь в расцвете
Своих морозов и снегов,
На каждой ветке, как в кассете,
 

Уложен инея покров.

Зима, зима, зима повсюду,

Замерзли чувства, спит тоска,

 
И скоро я совсем забуду
Красу зеленого листка.
 

1989

«Мое окно объяли ветви взглядом…»

 
Мое окно объяли ветви взглядом,
под белым снегом виден их изгиб,
каким-то нескончаемым парадом,
уходит вдаль лесной красы прогиб.
 
 
Не упиваясь красотой лесною,
черчу свои обычные листы,
вдруг, вспоминаю, сын ведь не со мною,
он где – то в армии, ну шеф, прости…
 
 
Чертить – черчу, но моему терпенью
но есть конец, когда чертить не в мочь,
тогда душа спешит к стихотворению
и прогоняет удрученность прочь.
 
 
Всю жизнь тянулась достигать высоты
и очень надоела суета,
и мир весь из условностей, полеты
одной души, нужны как никогда.
 
 
Мне писем нет, мой сын стал молчаливый.
И где он? Как он? Что-то замолчал.
Эх, сын, мой сын, любимый мой и милый,
как я хочу, чтоб голос твой звучал!
 

1989

«Что человеку в жизни нужно?..»

 
Что человеку в жизни нужно?
Скорее то, чего и нет.
Порою то, что даже чуждо,
На это тратим уйму лет.
 
 
Напрасно ветер носит листья,
Художник сам в ветрах носим.
С трудом в работе его кисти,
Но мы ему все мудро льстим.
 
 
И шалой осени убранство
С трудом ложится на мольберт,
Но вот выходит он из транса,
Усталости в помине нет!
 
 
И на картине осень встала,
Художник выложил судьбу
И переплел ее с металлом,
Создав ажурную резьбу.
 
 
Так что же нужно человеку?
Да очень много – в жизни веху.
 

1989

«Улыбнулось солнце ненадолго…»

 
Улыбнулось солнце ненадолго,
Ласково пригрело жизнь людей,
Заглушило дождевые толки
Сплошь из свежевыпавших дождей.
 
 
Чудная. Прекрасная погода
Оголила руки, части ног,
Заменила тепловую моду.
Прикоснулась там, где был сапог.
 
 
А леса, могучие от влаги,
Словно все устали и слегка.
Ягоды от влаги, будто в лаке,
Не успели выкрасить бока.
 

1989

«Твоя недосягаемость волнует…»

 
Твоя недосягаемость волнует,
Я в плен иду твоих далеких рук
Мне хорошо, а голос твой чарует,
И разгоняет будни скучных мук.
 
 
Мне хорошо. Необъяснимо плохо,
Что ты далек как миллионы звезд.
Меня же не устроят чувства крохи,
Я обойдусь без просьб любви и слез.
 
 
Но я люблю и в этом неповинна,
Ты – жизнь моя, ты – зимний солнца луч,
В тебе вся Русь, и что-то есть от финна,
Наверное, холодность зимних туч.
 
 
Ты скажешь: «Блажь, родная, что с тобою?»
Я подниму кричащие глаза,
Любовь свою не назову слепою,
И наши затрепещут голоса.
 
 
Люблю игру на грани придыхания.
Люблю идти по острию любви,
Лепить любовь – искусство и порхание,
А ты, мой друг, все искорки лови.
 

1989

«Жил человек, взлетел слегка…»

 
Жил человек, взлетел слегка,
над общей суетой.
Я молодой была легка,
и, в общем-то, святой.
 
 
Судьбу свою он дал другой.
Она ему милей,
и брови у нее дугой,
и в действиях смелей.
 
 
Он только думает: «Она».
А пред глазами – я.
Я в его мыслях, я одна,
ни кобра, ни змея.
 
 
Люблю его и не люблю.
В пургу чисты снега.
И ни о чем я не молю —
Апрель-пурга легка.
 
 
Ушел в работу с головой,
там много верных дум.
Не проходите стороной,
у нас единый ум.
 

1989

«Налетит и раздавит …»

 
Налетит и раздавит —
Вихрь унижений,
Но поднимется гордость —
Друг восхождений,
 
 
Сбросит чары злословия
И взойдет на престол.
Впрочем, – это пустое,
Пуст для выстрела ствол.
 
 
И не будет салютов.
Тишина, тишина,
На заснеженных ветвях
Больше славы нужна.
 

8 января 1988

«Тишина одета в иней…»

 
Тишина одета в иней
Запорошенных лесов,
Появилось много линий
В темноте зари часов.
 
 
Паром в воздухе дыханья:
Здесь мое, а там твое,
И счастливое признание
Свило облачко свое.
 
 
Не проснулся сын наш малый,
Ростом он уже с тебя,
От своих признаний милой
Спит он утром, жизнь любя.
 
 
Дочка на бок повернулась,
В ней отрочество кипит,
На каникулах уткнулась
Вся в подушку, как в магнит.
 
 
И рассвет замедлил бег свой,
Пусть поспят сегодня дети,
И серебряной листвой
На дороге нас приветил.
 
 
Я люблю минуты эти,
Когда мы идем вдвоем,
Когда жизненные сети
Вместе мы с тобой плетем.
 

8 января 1988

«Как разозлиться может добрый…»

 
Как разозлиться может добрый,
И бушевать как море Бурь,
И вылететь из дома пробкой,
С щеками красными – пурпур.
 
 
Все на него, а он ведь добрый,
и вот везет и хмур, и зол.
И для страдальцев высшей пробы,
Он всем известный хлебосол.
 
 
Как он раним, наш милый Добрый,
Как он чувствителен к словам.
И вот к нему все жмутся Кобры,
Как к очень теплым островам,
 
 
А Добрый, чтобы обесточить
Свои усталые мозги,
На всех несчастьях ставит точки,
Бросая бремя из тоски.
 
 
А жизнь с нелепой чередою,
Грозы и грома, жалоб, стона,
Его становится средою
И добротой сердечных тонов.
 

11 января 1988

«Можно быть самой богатой…»

 
Можно быть самой богатой
И не иметь ничего,
Взятки взимать лопатой,
Будто бы дерн с кой – кого.
 
 
Где – нибудь в тесной квартире,
Где очень тесно в сердцах,
Думать о сказочном мире,
В золоте и в зеркалах.
 
 
Пусть отражается в стеклах
Добрый, загадочный взгляд.
Он, только он мои зерна,
Он – ненасытный мой клад.
 
 
Где – то дороги в машинах,
Там суета из сует,
Рвется на собственных шинах
Алчущих, жадных сердец.
 
 
Видят в машинах реванши
То ли за рост, то ль за вид,
Бегают длинные марши
С видом вальяжным как гид!
 
 
Все – то и знают, и видят,
Мнят себя барской средой,
Только бедняги не видят,
Что смерть бежит под рукой.
 
 
Сколько вас копят деньжата —
Только скорее за руль.
То ли душа маловата,
То ли на счастье – то нуль.
 
 
Я ухожу по тропинке
От суеты городской,
В сердце по шинам поминки,
И по квартире с тоской.
 

15 января 1988

«Отступила стужа от зимы…»

 
Отступила стужа от зимы,
Снег садится от весенних капель,
Потому что дочке до весны
Не мешает земляная накипь.
Нам на шубу денег не хватило,
А зима ее боготворила.
 

15 января 1988

«Усталость навалилась на меня…»

 
Усталость навалилась на меня,
На угнетение тающего дня,
Так давит бело-влажная среда —
Всегда.
 
 
Я тороплюсь порой ответить
Нет!
В расцвете и на склоне мудрых лет,
Я тороплюсь к своей большой звезде —
Везде.
 
 
Прохлада неба ляжет на ладонь,
По ней стремглав промчится черный конь,
Мечты тогда впрягаются в года —
Всегда.
 
 
По буквам белых клавиш я стучу.
Себя, других чему-то я учу,
И что-то пробуждается в душе —
Уже.
 
 
Несите кони красных русских букв,
Под равномерный, мерный, верный стук,
В печатный мир белеющих бумаг.
Я – маг.
 

16 января 1988

«Нет мне силушки побороть печаль…»

 
Нет мне силушки побороть печаль,
Нет возможности оглянуться мне,
Снег лежит кругом, и замерз причал,
Радость с холодом улеглась на дне.
 
 
То ли снится мне в ясном дне лазурь,
То ли снег летит, то ль слеза блестит.
Грусть – тоска моя, забери всю дурь,
Оживи меня, сердце вылечи.
 
 
Эх, и грустно мне на белом снегу
С горем – горюшком целоваться – то,
То ль сама умру, то ль его сгублю,
А вдвоем – то нам не остаться-то.
 
 
Знать моя беда бредет подо льдом,
Пузырьками-то, знать, балуется,
А бровей твоих дорогой излом,
Надо мной уже не любуется.
 
 
То ли в небе я, то ль на дне реки,
То ли в облаке, то ль на льдине я.
Но найти меня людям не с руки,
И растаяла вся до жилочки.
 

28 января 1988

«Флюгером застыли на деревьях…»

 
Флюгером застыли на деревьях
Три сороки, смотрят свысока
На людские и свои пороки,
Без волнений, творческих стремлений.
С высоты взирают не дыша,
Смотрят на людей – а те спешат.
 
 
В ясном небе, пьедестал морозный,
В инее от дышащих берез,
В этот день так мало льется слез,
И так часто смех звучит задорный.
На сороках модные цвета —
Те, что в моде годы и века.
 
 
Стекла, кирпичи, часы, уступы
Собрались в единый институт,
А внутри подъем есть, очень крут,
И с него уходят с думой скупо,
На глаза всевидящих сорок,
В армию служить обычный срок.
 
 
Армия вновь отбирает умных,
Тех, кто может думать и дерзать,
Тех. Кто может очень много знать,
Забирает из компаний шумных.
И кричат, кричат тогда сороки,
По науке плачут белобоки.
 
 
И пустеют группы без ребят,
Зря резвятся полы на разрезах
Юбок, что на ножках очень нежных,
Ладно, и заманчиво сидят.
И с тоской глядят тогда сороки —
Отошли их молодые сроки.
 
 
В институте двери закрывают.
Что там изучают – я не знаю.
Знаю то, что знают лишь доценты,
Ассистенты, аспиранты и студенты.
Кто же я? Профессор всех наук?
Нет, я стихотворец этих мук.
 
 
Мне по нраву топот в коридорах,
Или пустота моих дорог.
Тогда слышно: чей-то голос строг,
Объясняет что-то без укора,
Тихим и доверчивым студентам,
Ходит взад, вперед в апартаментах.
 
 
Улетели строгие сороки,
Ветерок уносит иней прочь.
Красота лесов – мороза дочь —
В институт идет давать уроки:
Холода, терпенья, белой склоки,
Потеплев, уходит тихо прочь.
 

28 января 1988

«Сосна сегодня – верх очарования…»

 
Сосна сегодня – верх очарования,
Она бела до кончика иглы,
И ей сегодня «королева» звание,
Березы в белой зависти скромны.
 
 
О, как чудесно в белой сказке леса
Среди ветвей и елочных страстей,
Где ветки чуть изогнуты от веса,
Где снег, застыв, обвился вкруг ветвей.
 
 
Вот небеса морозны и парадны,
Голубизна, сугробы облаков,
И наша жизнь проходит явно складно,
А фоном служит инея покров.
 
 
Нужна любовь или ее замена,
Нужны снега и зябкая метель.
Нужна как верность, мелкая измена,
Нужны мне руки, брюки и отель.
 
 
И в роскоши лесного наслаждения,
И в контурах белеющих берез,
И в розоватом утреннем свечение
Мне не хватает просто алых роз.
 

28 января 1988

«Командировок тысячи в стране …»

 
Командировок тысячи в стране —
Они источник деловой работы,
Кто едет разбираться в кутерьме,
Кто бегает по складам как во тьме,
Кто план перемещает с криком: «Что, ты!»
 
 
И самолеты, поезда, машины
Порою заменяют телеграф,
И остаются, чуть плаксиво жены,
Скрывая раздражительные тоны,
В довольно непокорный нрав.
 
 
И я, их редкий представитель,
Лечу и еду, сбросив страх,
Потом расскажут, кто с кем видел,
И не поможет черный свитер,
От всех злословий, ох и ах.
 
 
А я люблю уйти с дороги,
И делать в жизни первый шаг,
И перепрыгивать пороги,
Пресечь словесные ожоги,
И думать, мысленно – я маг.
 
 
А за окном чернеет ночь,
И стук колес, почти не слышен,
И еду я с огнями прочь,
И говорю я лишь про дочь,
Про волосы ее в цвет вишен.
 
 
А вот и цель. Морозный воздух
Приятно щеки холодит,
И новый город – это отдых,
От всех не прошенных обид.
И сердце с городом парит.
 
 
Стучат трамвайчики по рельсам,
Везут людей на свой завод —
Такие сказочные рельсы,
Бегут сюда из года в год.
В дороге знающий народ.
 
 
Люблю узнать я новый город,
И новый цех, и стаю мыслей,
И для стихов есть новый повод —
Они над головой зависли.
 
 
Я не одна. Со мною – люди,
Чей опыт разумом пронизан,
Идут вопросы по карнизам —
Ответы – лестницей прелюдий —
Командировка вышла в люди.
 

5 февраля 1988

«Спокойствием с небес спустился снег…»

 
Спокойствием с небес спустился снег
И равномерной белой окантовкой,
Деревьям и домам добавил свет,
И лег на воротник лихой подковкой.
 
 
И влажный снег уменьшил все шаги,
И тише, и задумчивее мысли,
Вот так же утром мы с тобою шли,
Твои усы под снегом мирно висли.
 
 
И вот прошли любви нашей года,
Где холод и жара порой встречались,
Да и теперь, возможно, не всегда
С тобою мы смиренно улыбались.
 
 
Комфортно надо чувствовать себя
Среди проблем домашнего хозяйства,
И жить спокойно, вовсе не скорбя,
и я ведь не домашняя хозяйка.
 
 
Так и живем, тревожно иногда,
А в основном, в туманной атмосфере,
И тишина зимой в душе тогда,
Когда друг другу мы спокойно верим.
 

10 февраля 1988

«Счастливый сон приснился ночью…»

 
Счастливый сон приснился ночью
И олимпийские огни.
И твои губы впились сочно,
В такой момент, жизнь не звони.
 
 
Как ты красив, великолепен!
Я не ждала тебя совсем.
Твой взгляд божественен и светел,
А вместе с тем, а вместе с тем.
 
 
С тобой болезни все вернулись
И сразу ты ушел к другой.
А в жизни? В жизни разминулись.
Разлука нам дает покой.
 
 
Ты на дороге карты бросил.
Твоя любовь и на снегу.
Забыл ты только бросить восемь,
Боялся, что я не могу.
 

13 февраля 1988

Человеческие ранги

 
Нельзя снимать
Венцы с царей умерших,
И править, возвеличив лишь себя,
Нам не спасти
Трагедий в ад ушедших,
И надо жить, прошедшее любя.
 
 
Кичливы все,
Кто будто бы поднялся
Повыше тех, кто равным был всегда,
На самом деле-
Сам собой остался,
И высшая звезда – не их звезда.
 
 
О, как все любят
Маленькие ранги,
И вещи, и машины, и жилье,
И презирают,
Мысленно яранги,
Но не ценить все это и смешно.
 
 
А люди-то
Давно перемешались,
И разум есть у каждого из вас.
Кто в чем умен…
Прослойки?
Да, остались.
Они заметны только лишь у касс.
 
 
В семнадцатом
Пытались все исправить,
Писатели спешили записать.
Мозги чужие
Очень трудно править.
Поэтам —
Трудно жизнь свою спасать.
 
 
Люблю людей:
И правых, и неправых,
Крестьян, интеллигенцию, верхи.
Люблю людей:
Больных и мыслью здравых,
Их подвиги,
И даже их грехи.
 

16 февраля 1988

«Природа отошла на задний план…»

 
Природа отошла на задний план,
Конструкции железок на подъеме,
Их сердцевину вновь вращает вал,
Не поднимая мой духовный сан,
Не требуя и теплового съема.
 
 
Размеры, допуски, посадки
Царят на чистых чертежах,
Пути их не бывают гладки,
И надо знать друзей повадки,
И не терпеть в цехах свой крах.
 
 
Простые белые листы
Годами в линиях чертежных,
как для меня они просты,
и я ищу в решениях сложных
чужие, мелкие хвосты,
чтоб быть в решениях осторожней.
 
 
Ввергаю мысли в полутьму
Своих молитв в стихи вплетенных,
Но в чертежи их не возьму,
Ведь я люблю их – непокорных.
 

20 февраля 1988

«Параллельны сухие ветви…»

 
Параллельны сухие ветви,
И не гнет их лихой снегопад,
Ветер ветви живые вертит,
А для мертвых он невпопад.
 
 
Вновь примолкли в сугробах ели,
Под тяжелыми шубами сна,
Ветви их под снегами присели,
Горделивой осталась сосна.
 
 
Снегопад, что ты сделал со мною?
Ты окутал меня холодком,
Ощущение, что нет мне покоя,
Вместе с резким, тягучим звонком.
 

23 февраля 1988

«За окном – застывшая Москва…»

 
За окном – застывшая Москва,
Инеем подчеркнуты строения,
А в патентах жгучие слова
Ждут и ждут мои изобретения.
 
 
Подбираю нужные тома,
Рядом переводчица японцев,
Переводит быстро и сама,
Пишет тексты до захода солнца.
 
 
Мне понятны только чертежи,
С каждым часом их смотрю быстрее,
Прохожу патент, хоть ворожи,
Где же те есть знания, что мудрее.
 
 
Как приятно воздух холодит,
Из окна врывается в дыханье,
Смотрит, каталог прекрасно свит,
Выражает тихое признание.
 
 
За окном застывшая Москва,
Инеем пронизан воздух чистый.
Вот и просмотрела класса два.
А патент? Он есть. И все в нем чисто.
 

26 февраля 1988

«Милый мой городок, потонувший в лесах…»

 
Милый мой городок, потонувший в лесах,
Вдоль дорог расположены виллы,
Где деревья стоят в затвердевших слезах,
И где дочь улыбается мило.
 
 
В снег вступила она своей легкой ногой,
Темный волос сверкает на солнце,
С баскетбольным мячом и любимой игрой,
И мелькают пред ней щиты, кольца.
 
 
И весна у нее еще в снежных речах,
И для листьев пора не настала,
Но улыбка ее на прекрасных губах,
Чуть взрослея, с весной расцветала.
 
 
Потеплела вода, засмеялась весна,
Забурлили потоки живые,
И струится вода, по протокам чиста,
И несет свои воды речные.
 
 
На лесных великанах весна прилегла
И повисли без снега иголки,
Почернела земля от притока тепла,
Но становится снег утром колкий.
 
 
Улыбнитесь поэты, зачем горевать?
К вам весна – гимн красавице едет,
И не надо стихи свои льдом покрывать —
Она лед тот лучами приметит.
 
 
Где по снегу, бывало, свободно вы шли —
Там осталась тропа снеговая.
А весной, вы попробуйте снегом пройти —
Снег наполнит вода снеговая.
 

19 марта 1988

«Под ногами – тонкий лед весенний…»

 
Под ногами – тонкий лед весенний,
Чуть хрустят пустоты подо льдом.
День пригожий, солнечный, елейный
Ослепляет инженерный дом.
 
 
Голубой, прозрачною громадой,
Он стоит спокойно над прудом.
В нем есть все, что для работы надо,
Все, что достигается трудом.
 
 
Только солнце ярко и нетленно
Светит нам, не ведая преград,
На работу заглянуло с ленью,
Освещая девушек наряд.
 
 
За окном деревья не проснулись.
Лед и снег, и талые ручьи.
Мы тихонько к тайне прикоснулись
Голубой. Где тайны чьи? Ничьи.
 

1988

«Снег растаял. Солнцем залиты равнины…»

 
Снег растаял. Солнцем залиты равнины.
День прекрасный. Только грустно мне чуть-чуть.
Что такое, почему всегда ревниво
Смотришь ты на мою ласковую грусть?
 
 
Утомление расплывается со снегом,
И восходит сила бодрая весной.
И зимою, и весною жизнь не бегом.
Я спокойна: снова ты идешь со мной.
 
 
Но бывает, вдруг завьюжит, заморозит
Там, где снега и не ждешь давным-давно,
И в сердечко больно вколется заноза,
И из жизни получается кино.
 
 
Переливчато и звонко дрозды пели,
А сегодня что-то замерли леса,
И с небес как бы случайно пролетела
Белым шариком застывшая слеза.
 

11 апреля 1988

«Я люблю Вас, голубые очи…»

 
Я люблю Вас, голубые очи,
Умный отсвет в них пленит меня.
Встречи с Вами каждый день короче,
Только взгляды, словно бы звенят.
 
 
Накопились страсти до предела,
Каждой клеткой чувствую, где Вы.
Замолкаю, если нет к Вам дела,
Только встречи нас не ждут, увы.
 
 
Подвиги, похоже, не под силу,
Я люблю Вас, только почему
Вы холодный – этим мне и милы,
А вот встречи видно не к чему.
 
 
Как приятно видеть Ваши очи,
Их огонь, пылающий внутри,
Вы примите страсть мою, нет мочи,
Жить без Вас денька, хотя бы три.
 

19 апреля 1988