Текст книги "Стихи конструктора. Том 2"

«Мысли мои очнитесь…»

 
Мысли мои очнитесь,
Глупость уйди с тоски,
Как все нелепы лики,
Если слова горьки,
 
 
Как надоело спорить
И угнетенной быть,
Как надоело горе, —
Не в чем его топить.
 
 
Если смотреть снаружи —
Вроде, все ерунда.
Так почему, почему же
Жизнь-то моя горька?
 
 
Может, сама себе я
Горе сие ищу,
Часто, порой напрасно,
Из-за чего-то грущу.
 
 
И… вдруг, внезапно вижу
Зеркало перед собой:
Женщина очень суровая
Тихо идет в бой.
 
 
Как все меня удручает!
В холоде есть немота.
Зеркало это не знает.
В зеркале – я не та.
 

29 апреля 1988

«Отвергает чувства совесть…»

 
Отвергает чувства совесть,
День за днем идет борьба.
Сердце ноет с горя, то есть,
Наше счастье – не судьба.
 
 
Ты пройди дорогой дальней,
Не смотри в мои глаза.
Пережить двоих страданья
Мы не сможем – их леса.
 
 
Знаешь, милый, жизнь прекрасна,
Но не тронь моих волос,
Даже встречным будет ясно,
Что ты горюшко принес.
 
 
Я тебя любила, милый,
И не буду то скрывать,
Но пойми, ведь все остыло,
Совесть в сердце бичевать.
 
 
Нам нельзя любовь с тобою
Долго холить и томить,
Чувства кончаться тоскою,
Буду раненой ходить.
 

1988

«Вот они листья младые, лихие…»

 
Вот они листья младые, лихие,
Только раскрыли малютки глаза,
Мысли средь них замелькали такие,
Что на глаза навернулась слеза.
 
 
Листья, вы листья – бутоны, как птицы,
Теплое солнце вас всех развернет,
Будете тихо в ветвях шевелиться,
Осень придет и вас всех оторвет.
 
 
Листья мои – паруса ощущений,
Странствие памяти в ваших волнах,
Раньше срывала, как плод запрещения,
Ныне срываю, как истый монах.
 
 
Листья, листочки, иголки, сережки,
Девичьи косы и стрижки волна,
Дерево жизни юности слезки —
Все вдохновляет – я детством полна.
 
 
Детство поэта – оно, как лучина,
Быстро сгорает и светит не всем,
Детство поэта, не в нем ли причина
Всех позабытых и будущих тем?
 

5—10 мая 1988

«В Подмосковье растет разнотравье…»

 
В Подмосковье растет разнотравье,
Отголосок родной стороны,
Здесь расти они могут, вправе,
Привлекая прохожих умы,
 
 
Рядом с чисто – чистейшим асфальтом,
В белых звездочках гнется трава,
Так и хочется в вихре экс вальса
Закружиться – мечта не нова.
 
 
Но подходят все ближе к нам здания,
Красноватого люкс кирпича,
Говорящие в наше сознание,
Что науку не рубят с плеча.
 
 
И действительно, разные лица,
Представители целой страны,
Все пытаются в ней заблудиться,
Озадачить задачей умы.
 
 
Вот Ангстрем замыкает аллею,
Голубою мечтой ЭВМ.
А леса? А они зеленеют.
Как надежда для будущих тем.
 

1988

«Леса стареют как-то незаметно…»

 
Леса стареют как-то незаметно,
Дома ветшают несколько быстрей,
А я старею только по приметам.
Каким? Молчанию людей.
 
 
Прошел мужчина, вроде бы красивый,
А он моложе на десяток лет,
Я не могу быть дружбой с ним счастливой.
А он со мной? Я старше – чувства нет.
 
 
Ровесники, вас мало, единицы,
Я вас старее жизнью и детьми.
Мне не подвластны журавли, синицы,
Стихи седеют – волосы мои.
 
 
Ушли или исчезли просто чувства,
Ушел и ты из вида и забот,
Прибавилось житейской, чистой грусти,
В какой-то безобразно мудрый год.
 
 
Не вижу – пары. Все мудры и тихи.
И я смиренна – не моя вина.
Деревья, травы на ветру, а стихли,
Но этого не будет никогда.
 

11 мая 1988

«Вырастаю на каблуках…»

 
Вырастаю на каблуках
В росте, чувствах и даже в осанке.
Потому, что без них на бобах
Я катаю лишь будние санки.
 
 
А сегодня и солнце, и май
Приподняли меня над собою.
Вспоминаю я прошлое, знай,
Каблуки – они были с тобою.
 
 
Здравствуй, май человеческих чувств,
Светлых, ясных, нетронутых красок.
Я с тобой никогда не уймусь,
С каблуками из собственных сказок.
 

11 мая 1988

«Опустилось солнце майское на землю…»

 
Опустилось солнце майское на землю,
Распушились нежной зеленью леса,
И ко мне вернулось редкое везение,
Цепь событий, словно мая полоса.
 
 
И вернулась я на место, где была я,
Шила, штопала, учила сопромат.
Годы канули, но жизнь моя былая,
Вторглась милая. Мне, кажется, впопад.
 
 
Вновь учусь, одолеваю грань науки,
Вновь я шью, стригу, стираю и вяжу,
И стихи пишу, и сердцу не до скуки,
Просто жизнью нашей, видно, дорожу.
 
 
Одеваю, обуваю наших деток,
Жизнь проста моя, и проще не сказать —
Словно дерево я майское из веток,
В чертежах моя финансовая рать.
 
 
Вот везение, так везение, что тут скажешь?
Май, не май, а солнцу рада я всегда,
Так словами сквозь грядущее помашешь,
И порадуешься трудностям труда.
 

18 мая 1988

«Крупным градом открывалось лето…»

 
Крупным градом открывалось лето,
Сильным ливнем, оросив леса,
Дождик шумно возвещает свету,
Что приходит лета полоса.
 
 
Дождь в туманы облачил природу,
На два дня завесил небосклон,
Не жалея извергал он воду,
Забирая все сердца в полон.
 
 
И туманной облачной погодой,
И сырой, растущею травой,
Он легонько расправлялся с модой,
Оставляя капли за собой.
 
 
Грим смывал, касался ног и платьев,
Барабанил мерно по зонтам.
Презирал случайные проклятья.
Говорил: я там, там, там, там, там.
 

2 июня 1988

«Остановись в лесу без суеты…»

 
Остановись в лесу без суеты,
Подумай о судьбе своей не с ходу,
Тогда поймешь, почувствуешь, что ты
В своих делах сам делаешь погоду.
 
 
А утешение – это пенье птиц,
Они замолвят за тебя пред небом,
И милыми вновь станут сотни лиц,
И ты поймешь, что горести нелепы.
 
 
И ты спокоен в зоне буйных трав,
Ты набираешь жизненные силы,
Потом в быту от мелких, крупных травм
Ты устоишь, и люди снова милы.
 
 
Душа сильна – силен и человек,
Его не сломят беды и болезни,
Не ждет врагов и удлиняет век,
Лишь мудро избегая грубой лести.
 
 
Остановись в лесу без суеты,
Вздохни всей грудью воздух очищения,
И ты поймешь, почувствуешь, что ты-
Готов к проблемам или же к прощенью.
 

4 июня 1988

«За двойными стеклами дождя…»

 
За двойными стеклами дождя,
Унывать от влаги не пристало,
Чувствую, для жизни не устала,
За двойными стеклами дождя.
 
 
Суета дневных переживаний
Медленно стекает со стекла,
Так бывало, жизнь моя текла,
Суетой дневных переживаний.
 
 
На вершине выполненных дел,
В пелене дождя все горизонты,
Мысленно разделишь всех на зоны,
На вершине выполненных дел.
 
 
И заметишь, что вершины стерты.
Вновь земля и капли от дождя,
Но вдруг улыбнешься, как заря.
И заметишь, что дождинки – стерты.
 

16 июня 1988

«Стрекотали поздние кузнечики…»

 
Стрекотали поздние кузнечики,
И струился утренний туман,
Прятались в листве людей скворечники,
Скошенной травы стоял дурман.
 
 
Дети подросли мои и выросли,
Перерос меня мой мудрый сын.
Эх, вы мои маленькие поросли,
Вы стремитесь к тропочкам лесным.
 
 
Утром теплым, росным и доверчивым
Сын впервые покидает дом
И уходит он с друзьями верными,
Жить в палатке под лесным листом.
 
 
И стрекочут ранние кузнечики,
Песнь поют о юности ребят,
Песнь о своей юности застенчивой —
В жизнь уходит маленький отряд.
 

1988

«Три недели жара…»

 
Три недели жара,
Три недели ремонт.
А сейчас ожила,
От небес нужен зонт.
Ветерок загулял
В темной зелени трав,
Он в листву забежал.
Проявляя свой нрав.
Успокойся, Наталья.
Ремонт за спиной.
Да, какой-то каналья
Нас всех залил водой.
Ничего, не беда,
Солнце в небе висит —
Это только вода,
А в квартире свой вид.
Бедность вышла от нас
С ней ремонт не в ладу,
В золотистых тонах
Осень в дом позову.
Дома осень живет
На картинах всегда,
А на улице лето
И с неба вода,
И ремонт там не нужен
Для тихих аллей.
А поэту что нужно?
Дом его мавзолей.
 

8 июля 1988

«Летний пруд. Вода бежит под лодкой…»

 
Летний пруд. Вода бежит под лодкой.
Солнечные блики у весла
Кажутся нечаянной находкой.
Радость мне свобода принесла.
 
 
Целый отпуск солнечного лета.
Я сидела с грустью лишь в дому.
Не было мне счастья-то от света.
Почему? Я с жаром не в ладу.
 
 
Облака разгуливают в небе,
На фонтане светится струя,
Радости и горести нелепы,
Просто есть природа, солнце, я.
 
 
Солнце пригревает мою спину.
Весла шевелятся, как хотят.
Я пишу, а значит, я не сгину.
Чьи-то весла рядышком скрипят.
 
 
Пруд, мой пруд, серебряные ивы,
Тишина душевного тепла,
Ласточки полет, деревьев гривы,
Это просто Сходня протекла.
 

22 июля 1988

«Мускулы играют у студентов…»

 
Мускулы играют у студентов
И растут под грузом кирпичей,
Не волную их друзей патенты,
С каждым днем становятся ловчей.
 
 
Стены поднимаются под крышу,
Дождик прекращает этот рост,
Все замолкло. Речи их не слышу.
Исчезает наш оконный мост.
 
 
Да, студенты – время малых нервов,
Нужно вам от жизни много брать.
Мускулы у белых и у негров
Могут очень сказочно играть.
 
 
Раньше была в моде стройность римлян,
В наше время ими стали негры,
И пою я песнь под сильным линем,
Мускулам, играющим, как нервы.
 

29 июля 1988

«Лес полон зелени, просветов почти нет…»

 
Лес полон зелени, просветов почти нет,
Все выросло до своего предела,
Лишь изредка мелькает здесь просвет,
И взглядом я его почти задела.
 
 
С просвета льется капелька дождя…
Я улыбнулась тихой нашей встречи.
А ты нашел, ты долго встречи ждал,
И о несчастьях нет меж нами речи.
 
 
Как робок взор, и утомлен твой взгляд!
Морщинки под глазами пробежали,
Ты изменился, сник любви наряд,
И речи меня в этом убеждали.
 
 
И все же есть у дружбы свой итог,
Он зеленью разросшейся наполнен,
Избытки чувств давно скосили в стог,
И взгляд твой только дружбой и напоен.
 

12 августа 1988

«Утром солнце подарило…»

 
Утром солнце подарило
Блестки солнечной росы,
Все травинки возродило
Для придания красы.
 
 
И туман поднялся к елям,
Их макушки захватил,
И прислушивался к трелям,
Что кузнечик возвестил.
 
 
И тепло к траве склонилось,
К каждой капельке воды,
Чтоб ты больше засветилась
И исчезла, как и ты.
 

1988

«Вот выставка. И я туда…»

 
Вот выставка. И я туда.
Покрыта очередь зонтами.
Вокруг дома. В лицо вода.
И третий встал уже меж нами.
 
 
Все хорошо. Вода с зонтов.
Трава газона зеленеет,
И яркость курток и листков
Вокруг меня еще желтеет.
 
 
Напрасно все. Табу – трава
Среди асфальта притаилась.
Упали с дождика слова.
Да, я напрасно торопилась.
 
 
Стою. Стою. Поймет ли он,
Не съев со мною соли пуда?
Все уронил листочки клен,
Но тополя шумят у пруда.
 
 
На Красной Пресне этот день.
И очередь стоит упрямо.
Уйти с нее? Такая лень.
А очередь стоит как яма…
 

1988

«В шелковом вихре металась березка…»

 
В шелковом вихре металась березка,
тканью не тканной касаясь небес,
с ветром умчались небесные слезки,
так быстротечны слезинки невест.
 
 
Тонкие ветви прогнулись в движенье,
золотом листья сверкали летя,
и продолжалось цветное кружение,
всех пешеходов собою маня.
 
 
Зелень роскошна в начале июля,
осень прекрасна в конце сентября,
теплые ветры когда-то нам дули,
а вот теперь, только лишь серебря.
 
 
Роскошь: машины, дома и фрегаты?
Роскошь людская: здоровье и честь.
Жизнь хороша, но есть рэкет, пираты;
все хорошо, не споткнитесь о месть!
 
 
Теплая осень – приятное время,
в ней есть любви незабвенная нить,
время плодов, что родились из семя,
а перезрев, прекратили и жить!
 

1988

«Бурым медведем раскинулась осень…»

 
Бурым медведем раскинулась осень,
дремлет спокойно, зажмурив глаза.
По небу стелется облака проседь.
Я покачнулась, как будто лоза.
 
 
Ветви деревьев вонзаются в небо,
тянутся в вечность гривастой главой.
Как мы порой поступаем нелепо,
если не можем взлететь над листвой!
 
 
Жить на земле в ощущение полета
горько и сладко, порой – все равно.
Стоит ли ждать ощущение от взлета?
Лучше лететь, так хочу я давно.
 
 
Чуть-чуть трусливо дрожало сердечко
над облаками белейших снегов.
Но самолет, будто через колечко,
вырвался к солнцу сквозь сеть облаков.
 
 
А под крылом, будто лава застыла,
горы и горы с развилками рек.
Им помахали серебряно крылья,
словно ресницы на краешке век.
 

1988

«Листва легла под ноги удрученно…»

 
Листва легла под ноги удрученно.
Октябрь стряхнул последнюю красу,
И только вяз почти заворожено
Листочками трепещет на весу.
 
 
Закат расправил медленно сполохи,
Пренебрегая светом фонарей.
От красоты сиянья – это крохи,
Но как горят, ты посмотри скорей.
 
 
Деньгами Север держит вас исправно,
Не страшен ни мороз, ни мошкара,
Привычки надвигаются коварно,
И возвращение – это уж игра.
 
 
А климат наш умеренный и влажный,
С зеленым морем листьев и травы,
И осенью, желтеющей протяжно,
И с переходом с «ты» уже на «Вы».
 
 
И привыкаем, ох, как привыкаем
К своим местам в финансовом ряду,
Потребности с природою смыкаем,
И с совестью спокойней быть в ладу.
 

1988

«Горит огнем осенняя листва…»

 
Горит огнем осенняя листва,
Горят огнем мои воспоминания,
И где найти для радости слова,
Когда в душе живут одни страданья?
 
 
Твой робкий взгляд и резкие слова,
Несправедливость жизненной дороги
И глупая, ненужная молва
Порвали наши жизненные слоги.
 
 
Прости меня, тебя мне не вернуть,
Но помнить о тебе не перестану,
А смерть твоя – она мой страшный кнут.
А память – это мысленное здание.
 
 
Ты песни пел чужие, не свои,
Стихов мне не писал и был беспечен.
Года на смерти делают круги,
А я вся в мыслях, что ты – вечен.
 

1988

«Наивность желтого листа…»

 
Наивность желтого листа
В том, что рожден и будет вечно.
Моя наивность – я проста,
Но шла к стихам я не беспечно.
 
 
Зарифмовав десяток строк,
Я увлеклась такой игрою,
Превознося любви порок,
Гналась за строчкой я порою.
 
 
Вокруг же жизнь добра и зла,
С живой и мертвою водою,
С упрямством южного осла.
И с осенью, такой златою.
 
 
Вот тема выпита до дна,
Поэт возрос в стране ошибок,
Во всех сказаниях мудрых сна.
Не родились стихи для зыбок.
 
 
Летит листва. В зеленых кущах
Есть две недели желтизны.
Все хорошо, и ветер лущит
Семян коробочки, листы.
 

1988

«По лесу я брожу одна…»

 
По лесу я брожу одна,
Когда все листья наземь пали,
Когда дороженька пуста,
Меня влекут леса и дали.
 
 
А в мыслях бежевый блондин
Уютно, нежно притаился,
Он там, похоже, что один,
Забрался, как-то затаился.
 
 
Все хорошо. Снежок на пнях.
Трава устало зеленеет,
И яркость лиственных нерях
На кустиках еще желтеет.
 
 
Ну, что, мой бежевый блондин,
Зачем ты в жизнь мою явился?
Забудь вопрос. Ты господин.
Ты новой жизнью объявился.
 
 
Леса, леса, мои леса,
Без листьев в них такая сладость,
Простор и дождика роса
Даруют радостную младость.
 
 
Приятно быть опять младой,
С надеждами на упоение,
Как надоел мне чувств застой,
И сны без любых сновидений!
 

1988

«Дожди, дожди с утра до ночи…»

 
Дожди, дожди с утра до ночи,
Грязь ходит, бродит по пятам
И ставит цепь нелепых точек
На всех ногах, то тут, то там.
 
 
Дождливы дни. Холодный ветер.
И небо смотрится в асфальт.
На очень многих виден свитер.
На стадионе слышен гвалт.
 
 
Вот ветер, ветер тайной силой
Отнес дожди к другим мирам,
Природа быстро стала милой,
Вернулась к осени дарам.
 
 
И заиграли желтым, красным,
Сквозь ветер листья на кустах.
А футболисты быстро, классно
Забили гол – крик на устах.
 
 
Сияет осень в ярких красках,
Играет мяч, играет свет,
Но замерзает тихо сказка.
Зима холодный шлет привет.
 

1988

«Стихи теряю на ходу…»

 
Стихи теряю на ходу:
пишу их мысленно
и никогда их не найду,
в бумагах письменно.
 
 
Я с детства так пишу стихи —
их не фиксируя,
и потому они тихи,
и я их – милую.
 
 
Стихи, вернитесь, я вас жду!
А вы не слышите.
Я от волнения к вам иду.
Вы еле дышите.
 
 
Я не пишу давно стихов,
пишу программы лишь,
но без стихов во тьме веков,
увы, такая тишь.
 
 
Средь облаков мелькает синь
голубоглазая.
И я несчастьям крикну: «Сгинь!»
Я в них стоглазая!
 

1988

«Не сердитесь, люди, друг на друга…»

 
Не сердитесь, люди, друг на друга,
Не губите души сгоряча,
Протяните лучше в дружбе руки,
И танцуйте быстро: ча, ча, ча.
 
 
Эх, какие чудные просторы!
Прогуляйтесь по снегам полей,
В памяти останутся узоры
Серебристых, снежных тополей.
 
 
Улыбнитесь ясно вы друг другу.
Сбросьте горы разовых обид.
Я желаю дружбы всему кругу,
А иначе кто-то будет бит.
 
 
Но друзья от части будут правы,
Если разбредутся по лесам,
Ведь на чувства часто нет управы,
Дружбу не вмещает малый зал.
 

20 декабря 1988

«Лиса краса бродила по лесам…»

 
Лиса краса бродила по лесам
И наблюдала красоту земную,
Красивая была не по летам,
И на небо смотрела, вот зевнула.
 
 
Вот пролетели птицы на заре,
По тусклому и скромненькому небу,
Сосна вздохнула – иней на коре.
Лиса споткнулась, будто видит слепо.
 
 
Лиса моя, не бойся ели скрип
И не пугайся дуновений ветра,
Снежок летит, но это ведь не грипп,
А кожа у тебя как бы из фетра.
 
 
Как не боятся, если страх в крови
Сжимает все сосуды от испуга,
И смелость хоть зови, хоть не зови —
Лиса, похоже, не ее подруга.
 
 
В лесу идет вторичный снегопад —
Так ветер разгоняет скудный иней,
Лиса моя вздохнула невпопад
И спряталась за вечер темно-синий.
 

1988

«С новыми друзьями, будьте осторожней…»

 
С новыми друзьями, будьте осторожней,
С новыми врагами, будьте посильней,
И к себе с годами, становитесь строже,
И свободу чувствуйте, вольного вольней.
 
 
В новую любовь, верьте, как в затмение,
Нет у новоявленной времени в веках,
Человек проверится при пересечении
Всех путей дорожек, и прямо на глазах.
 
 
И уйдут иллюзии в вечность, без сомненья,
Даже взмаха подлости им не пережить,
А сердечко бьется, ждет повиновения,
Бедненькое, бедное жаждет потужить.
 
 
Призовите разум, призовите волю.
Объясните сердцу, что не та любовь,
Что не надо бедному уходить в неволю,
Невозможно подлости стать любовью вновь.
 
 
Годы, годы тянутся, утихает жажда,
Ностальгия кончилась, отошла любовь.
Все, что было в юности, очень, очень важно.
Никогда не кончится юности любовь.
 
 
Родились и выросли из нее ребята,
Или дети – деточки, кто как назовет,
И совсем не важны климат и зарплаты,
Главное – от юности уходить в полет.
 

26 декабря 1988

«Белые сугробы, тающего снега…»

 
Белые сугробы, тающего снега,
Утро тепло – темное с проблеском зари,
В небе нет ни звездочки, нет любимой Веги.
Утро, утро сонное свет мне подари.
 
 
Что-то очень грустно и немного тяжко,
Или все невзгоды прошлого легли,
И на эти плечи, и на горла связки,
Да и силы, силушки от меня ушли.
 
 
Снег осел немного на исходе года,
Снежные сугробы липнут к сапогам.
Странно, очень странно, но дарит погода
Свежие, бодрящие силы по годам.
 
 
Главное без злобы, без воспоминаний,
Налегке о будущем с мыслями идти,
Утро нежно – розовым одарит сияньем,
И стихи рождаются прямо на пути.
 
 
А когда сижу я дома и с вязанием,
То усталость медленно с пряжею идет,
Кофта только вяжется,
В дремоте мечтания,
А обои светлые, как на речке лед.
 
 
То предел усталости. Телевизор ярко
В жизнь мою вторгается, а я все вяжу.
Хорошо, что техника заменила прялку,
Я у телевизора, спицы, я вижу.
 

30 декабря 1988

ДОЛОТО (поэма)

 
Окольникову
Владимиру Артемьевичу
 
 
1. Отец
 
 
Парень красивый, глаза голубые,
Добрые очи стихами полны.
Парень рабочий, детали стальные
Щедро выходят от встречной фрезы.
 
 
Но вот Она, война пришла
И лирику жизни его забрала,
Он добровольцем покинул края
И ехал туда, где уже шла война.
 
 
В тяжкие годы война уводила,
В разведку, в атаку водила его,
И смертью и ранами силы губила,
Но он был сильнее себя самого.
 
 
Солдат вернулся на Урал,
Туберкулез он принял в дар,
В цеху родном простужен,
Но жизни он был нужен.
Хирург Вишневский его спас.
Шесть ребер удалил, но спас!
Вот это был иконостас!
 
 
Он стал отцом, детей растил
И на Урале сад садил.
Позвала его в дорогу целина,
И в вагоне голова его видна.
 
 
Мой отец в степи сажает сад,
Садит сад, как много лет назад.
Разъезжались дети кто куда,
Над отцом нависла вдруг беда:
 

 
Рана старая в ноге заговорила,
Не ходи, и не работай, говорила.
 
 
Молод был отец лицом и строен,
А из очереди крик: «Ты не достоин!»
 
 
Мой отец от грубости вдруг слег,
Похудел и рак в него залег.
Отец болел, врачи его спасали,
Но два лишь года жизни ему дали.
Он боли все без морфия сносил,
И первый же укол его скосил.
 
 
Красивее всех на свете – был отец,
И добрее всех на свете – был отец,
А глаза его сияли красотой и добротой,
Как уральские озера,
Чистой светлой глубиной.
 
 
За плечами: фронт, победа, раны,
Смерти и борьба,
Где над жизнью все висела постоянная беда.
Но силен был мой отец!
Телом, духом, наконец!
 
 
Был поэтом он в душе,
Был учителем в мечте,
Агрономом по призванию,
Столяром по состоянию.
 

30 ноября 80

Долото – 2

 
Люди думают стихи писать легко,
Будто стружку сбросить с долото.
ДА, но где теперь перо?
Шарик пишет нам давно.
Долото, ты долото,
С тобой встречусь лишь в кино.
С детства помню я лото и долото.
 
 
В детстве бегала к сараям,
Где работал Бог – рубанок,
Бегал пес и бодро лаял,
Стружку мне бросал в подарок.
В детстве в тряпочки одета,
Сшитых маминой рукой,
Гордость в детстве не задета.
Детство – друг ты мой простой.
Ну, а гордость, не в лохмотьях,
Смотрит зоркими глазами,
В стружках есть игрушек сотни,
Только надо быть с очами.
Да, с очами, как у папы,
Голубыми, с древних пор,
А бюджетные заплаты —
Это есть наследие гор.
 
 
Папа, милый, добрый папа,
Битый сотнями врагов,
С ним готовилась расплата на войне,
Но он таков,
Что за жизнь держался крепко,
Был и снайпером он метким,
Выжил вопреки войне,
В стружках счастье выдал мне.
 
 
Года прошли. Есть сожаление
О том, сто порваны стихи,
В них папины ушли волнения,
И письма от него тихи.
Их просто нет, а те, что были
Лежат еще в его дому,
Глотают то, что есть от пыли,
Лежат с историей в ладу.
 
 
Когда-то мама очень рано,
Вставала и пекла блины,
Теперь же клип с телеэкрана
Поет будильником, а мы?
А мы уж не печем блины.
 
 
Игра, игра кругом игра,
Телеэкран играет с нами,
Там стружек пленочных гора
Играет певчими глазами.
В них хвалят всех, слегка лелея
Меня, тебя и белый свет,
А славу пьют уже седея.
Бесславным, я даю совет:
Не подвергайтесь в жизни грусти,
У славы съемные плоды:
Снимают листья у капусты,
До кочерыжки – вы пусты.
И лучше бросить рассуждения —
Они, как дутые шары,
И сушат радости сомненья,
Спуская лишние пары.
 
 
Долото, ты долото,
С тобой встречусь лишь в кино.
 

11 января 1988