Текст книги "Стихи. Том 1. 2022—2004"

«Мне говорят…»

 
Мне говорят:
– Ты не люби его.
А мне кричат:
– А ты прости его!
Советы мне:
– А ты бросай его!
А я одна, я без него.
 

6 июля 2004

«Рассвет пробивается в окна квартир…»

 
Рассвет пробивается в окна квартир,
светлеет слегка горизонт,
и что-то в душе говорит мне Сатир,
сегодня не нужен мне зонт.
 
 
Листва шаловливо шумит под окном,
завелся сонливый мотор,
под ухом мне плещется маленький гном
и ловит волнения ртом.
 
 
Так будят меня черепашки всегда,
Похожи на солнца рассвет,
им очень нужно в это время еда,
не скажешь ведь маленьким: «Нет»!
 

8 июля 2004

«Шептал июль шальные мысли…»

 
Шептал июль шальные мысли,
гонял по небу облака,
а облака летели в выси,
июль хватал их за бока.
 
 
Дожди июль спокойно сдвинул,
тепло с ветрами подогнал,
и сено кинул он на вилы,
устроив солнечный аврал.
 
 
Тепло гуляло по задворкам,
котов гоняло и собак,
и открывало окон створки,
комар врывался для атак.
 
 
Взрыхляли пруд велосипеды,
вращал их лопасти июль.
Летели лодки как торпеды,
и брызгали водички пуль.
 
 
Блажен июль, тепло приятно,
одежды меньше на телах.
Хорош июль, в листве нарядный,
прекрасна жизнь в своих делах.
 

12 июля 2004

«Застыло небо цвета стали…»

 
Застыло небо цвета стали,
прикрыло синь и облака.
С тобой спокойно утром встали,
перевернувшись на бока.
И птицы влет идут без звука,
и еле шепчется листва.
Над миром виснет серость, скука,
и одиозность лишь права.
 
 
Ура, там что-то загремело!
А, это мусор за окном.
Так утро к нам ворвалось смело,
исчезнув вместе с серым сном.
И в окнах воздух пустоватый,
не веет свежестью листвы,
как будто воздух стал из ваты.
Как будто мы встаем мертвы.
 
 
Мы оживаем понемногу,
глоточек кофе – мир другой,
теперь бодрее движем ногу,
и в интернет, мир дорогой.
Проснулись только в интернете,
где скука кончилась давно,
там воздух чист, в нем жизнь инета,
Какой там климат? Все равно.
 

17 июля 2004

«Свинцовые летели облака…»

 
Свинцовые летели облака,
а я застыла, ветер не пускает,
и отпуска остывшие бока
еще моя судьба перебирает.
Я не грущу, я словно в пустоте.
Обиды и потери, и утраты.
Мне душу отвести бы на листе,
содрать свои забытые заплаты.
 
 
Опять стихи мой затемнили свет,
я их в сети по свету разбросала,
никто нигде не передаст привет,
меня стихами в бездну засосало.
В плену всегда своих забытых слов,
я пленница невольных старых мыслей,
лечу вперед поверх чужих голов,
и поднимаюсь в облачные выси.
 
 
А в облаках, а в облаках светло,
но я спешу на землю возвратиться.
Ну, вот и все немножко отлегло,
и я в своих стихах парю как птица.
Я в бездну слов свалилась, мне не встать,
она меня давила сонной кручей,
устала себя милую листать,
закончила все книгой я могучей.
 

13 августа 2004

Мистика

 
Возник в могиле дикий вой,
и разбудил земные лики,
для мертвых голос этот свой,
а для живых он смерти блики.
Мне ужас сковывал шаги,
но ноги скорость набирали,
для призраков шаги легки,
живые просто обмирали.
 
 
Луна светила над крестом,
стоял повсюду трупный запах.
И звезды тихо над леском
смотрели в памятники. Запах.
Здесь город мраморный стоял,
блистали стройно обелиски,
и призрак медленно витал,
смотрел на фото очень близко.
 
 
Все лица, словно образа,
кому-то дороги и святы,
их резчик в камне вырезал,
они на фото были сняты.
И дикий вой опять затих,
Мне стало страшно и тоскливо,
На той могиле спрятан лик,
он в рай теперь ушел. Счастливо.
 

26 августа 2004

«Я возвращаюсь к человечеству…»

 
Я возвращаюсь к человечеству,
я просто замуж выходила,
есть в этом нечто мило вечное,
и словно в пасти крокодила.
 
 
Есть в этом жизнь. И есть условности,
мысль перевязана шпагатом,
и публикаций место лобное,
вновь не закрыто в три наката.
 
 
Теперь есть критик от домашности,
он не пускает взвиться птицей.
Я не Наташкой стала, Машкою,
мне в крокодиле не сидится.
 

31 августа 2004

«Эх, люблю поплавать я в голубой стихии!..»

 
Эх, люблю поплавать я в голубой стихии!
Очень чистая вода и гребки лихие.
 
 
Я плыву туда – сюда, мало отдыхаю,
доплываю до борта, а потом вздыхаю.
 
 
Поверну и поплыву, как родня лягушки,
над водой всегда видна лишь моя макушка.
**
Из бассейна путь в парилку,
сауна по – нашему,
и лежу я словно милка,
мысли стали кашею.
Вся я стала как в капели,
так пора опять в купели.
 

5 сентября 2004

«Тренажерный длинный зал…»

 
Тренажерный длинный зал,
все открыты окна,
тренер в зал меня позвал,
чтоб от пота мокла.
Все отлично, без проблем
я прошла все трюки,
мне приятен в мышцах плен,
нет кромешной скуки.
 
 
Я десятки, сотни раз
гири отжимаю,
словно жму их на показ,
но все понимаю:
мои мышцы – молодцы,
я вдыхаю воздух.
Тренажеры – хитрецы,
кожа стала с воском.
 
 
Распрямилась складки губ,
на лице улыбка.
Кто сказал, что тренер груб?
Он от пота липкий.
Он все смотрит, как я жму.
Я скучаю по нему.
 

5 сентября 2004

Баллада трех углов

 
Где взять балладу строк на тридцать,
в каких просторах, где она?
О, Боже, просто… было тридцать,
тогда была я не одна.
Их было четверо, простите:
мой муж любимый. Надо три?
Опять покорно извините,
тогда в сегодня посмотри.
Мне много больше, три найдется.
Сегодня – в тайне остается.
 
 
Я вспомню годы молодые
и восемнадцать полных лет,
с Володей были мы литые,
всегда в одежде, жизнь без бед.
Друг друга знали только внешне,
лишь поцелуй на посошок,
рук не совали под одежду,
и на губах его пушок.
 
 
Так получилось, что однажды,
мы сели в поезд, свой кулон
я отдала как каплю жажды,
но оказалась на поклон.
Он вышел раньше. Мой путь дольше,
меня завез в прекрасный мир,
где Толя русский, но из Польши,
был для меня всегда Сатир.
 
 
Нетерпеливость в нем искрилась,
хватал меня за все и вся.
Я, правда, вовремя отбилась,
и с ним водилась, но не мстя.
Он так вошел во все, что рядом
он просто был вокруг меня,
не отпускал меня и взглядом,
в любовный мир меня маня.
 
 
Я им жила, а он жил мною,
мы друг от друга без ума.
Так было летом и весною,
такая, стало быть, судьба.
А что же Вова? Он женился,
но не на мне, всю жизнь звонил.
А в этот год? Он, что отбился?
Он в Волгоград летел без сил?
А как же Толя? Годы вместе
прожили мы без лишних слов,
и нет его. Кто занял место?
Ушла баллада трех углов.
 

6 сентября 2004

«Русский, местный богатырь…»

 
Русский, местный богатырь.
Чем он занят, где бывает,
где его сегодня тыл,
где он груши оббивает?
Он идет среди гантелей,
среди штанг и тренажеров,
гордо носит ноги, тело.
Богатырь, он словно джокер.
 
 
Кто не справится – поможет,
штанги двигает спокойно.
Кто-то скажет: «Ну и что же?
Рядом с ним все так достойно!»
Слух еще был, что бывает
он волшебником всех саун,
кто уже и в них взвывает,
а при нем молчит про аут.
 
 
Он зашел, подлил водицы,
голова под потолком.
Пар готовил для девицы,
и махал одним платком.
Все тепло перемешалось,
пот полил из всяких мест,
люди еле помещались,
помолились, был бы крест.
 
 
Вот зашла: худа, красива,
и на полку улеглась.
Он взял веник, но чуть льстиво,
и пустил свой веник в пляс.
А жара такая стала,
что все дальше – без меня!
Я с той сауны сбежала,
будто бы как от огня!
 

13 сентября 2004

«Неземная верность стихи.ру…»

 
Неземная верность стихи.ру,
лидер поэтических пристрастий,
молод, лицо моет лишь дуру
и в своих стихах безумно – страстный.
 
 
Все в него немножко влюблены,
женщины в стихи слетают стаей,
его сайты словно бы слоны,
а другие, стало быть, отстали.
 
 
Молодец, однако, пройду мимо,
улыбнусь тебе улыбкой Мима.
 

14 сентября 2004

«Перекрыты взгляды, разговоры…»

 
Перекрыты взгляды, разговоры,
тихо шевелится Интернет,
я совсем затихшая, без ссоры,
за окном огромные просторы,
рядом никого сегодня нет!
 
 
Ты бы до меня слегка коснулся,
быстро пробежал вокруг стола,
или надоедливо споткнулся,
или о хорошем заикнулся,
лишь бы иногда с тобой была!
 
 
Годы пролетают расторопно,
снова бесконечные дела…
Выступить перед другими робко?
Быть на сцене незаметной кнопкой?
Я за это годы отдала.
 
 
А потом опять одна затихну,
без тебя останусь я одна,
и пройду спокойно мимо пихты,
с мыслями такими: «Ох, и лих, ты!»
Без тебя звенит моя струна.
 

16 сентября 2004

«Однажды Рекс залез в бутылку…»

 
Однажды Рекс залез в бутылку,
понюхал вкусно или нет.
Лег, почесав район затылка,
и выпил всю бутылку пылко,
так на исходе лучших лет.
 
 
Бутылка засмеялась грустно,
сверкнула блеском на стекле,
слегка взгрустнула, что в ней пусто,
с деньгами, видимо, не густо,
жизнь с Рексом, словно на осле.
 
 
Ну что сказать? Блестя боками,
сверкая нежной синевой,
коснулась горлышком – губами,
и, разбудив его хлопками,
она слилась с ночной листвой.
 
 
Залаял Рекс, проснувшись дико,
завыл, что кончилось питье,
лениво взял с салата вилку,
и вспомнил, видимо, бутылку,
сказал чуть с грустью: «Все мое»
 
 
Простите, если это грубо,
но то про Рекса стих сугубо.
 

17 сентября 2004

«Музей среди леса, полян и дорог…»

 
Музей среди леса, полян и дорог
искрит золотистою охрой.
Мы в осень с тобою зашли за порог,
и шли по траве утром мокрой.
Вторгается осень янтарной листвой
в леса. Изумрудные зори
еще освещают деревья собой,
в них ветер с листочками спорит.
 
 
Мерцает богатство из красок и тем,
деревья покрыты ажуром.
Луч солнца из мира небесных систем
в янтарь здесь вонзился амуром.
Приятно пройти среди злата листвы,
где светит нам цвет изумрудный.
Осенний лишь дождь загрустил словно ты.
Прекрасен твой взгляд или мудрый.
 
 
Художники осень возьмут на холсты,
полотна поставят в музеи.
Нефрит, изумруд и янтарь – мир листвы.
Картины в музее висели.
Твой взгляд, словно осень, застыл средь листвы,
иль память застыла в музее.
И мокнут в картине деревьев стволы,
и мох на них. Мысли звенели.
 

18 сентября 2004

«Вчера ревела, нынче не смеюсь…»

 
Вчера ревела, нынче не смеюсь,
тупик прошла, и из него я вышла.
Решила я: подарками прольюсь,
и сразу повернулось лихо дышло.
 
 
Пошла туда и что-то отдала,
пошла сюда и что-то подарила,
потом немного слов иных нашла,
и вскоре рассмеялась, как горилла!
 

21 сентября 2004

«Я не хочу быть депутатом…»

 
Я не хочу быть депутатом:
народу много и шумят.
Я не хочу быть адвокатом,
какого вдруг не защитят.
 
 
Я не хочу быть адмиралом:
весь в золоте его мундир.
Я не хочу быть генералом,
порою он, как бригадир.
 
 
Я не хочу быть: гл. редактор,
я не люблю судить стихи.
Я не хочу водить и трактор,
моторы наши не тихи.
 
 
Я не хочу быть космонавтом,
я лучше что-то начерчу.
Я не могу быть аргонавтом,
я в те века не долечу.
 
 
Прошли года, чего хочу я?
Остались проза и стихи.
Осталась пряжа. Что же чту я?
Желаний нет, и спят грехи.
 

21 сентября 2004

«Задышу я осенью золотой…»

 
Задышу я осенью золотой,
сразу и улучшится мой удой.
Зашуршу я листьями по стихам,
да задую ветрами по лесам.
Будет урожайным високосный год,
будет у коровушек славный мой уход.
 
 
Я пройду дороженькой: стук, стук, стук.
А за мной коровушки: тук, тук, тук.
Подою я козочек и коров,
будут они дойными на покров.
Будет урожайным високосный год,
будет у коровушек славный мой уход.
 
 
Полушалком красочным утеплюсь,
под его прикрытием помолюсь.
Да зайду к коровушкам я на миг,
и затихнет в душеньке моей крик.
Будет урожайным високосный год,
будет у коровушек славный мой уход.
 
 
Я пройду хозяюшкой по двору,
мусор и все лишнее уберу.
Я поглажу козочку и кота,
будет все ухожено у скота.
Будет урожайным високосный год,
будет у коровушек славный мой уход.
 

29 сентября 2004

«Чужие игры, чужие жизни…»

 
Чужие игры, чужие жизни,
чужие щеки, чужой покой,
чужие ласки, чужие виски,
и неба шторы плывут рекой.
 
 
Подмостки сцены, подмостки счастья,
подмостки где-то вблизи воды,
подмостки счастья совсем не часты,
от них так близко лишь до беды.
 
 
Крутые игры, крутые люди,
крутые гривы небесных сфер,
крутые люди так лихо судят,
вблизи преграды сквозных афер.
 

5 октября 2004

«Бурые волны надменных лесов…»

 
Бурые волны надменных лесов
солнце еще сохраняют остатки.
Времени года прошло колесо,
люди живут в нищете и достатке.
Трудно надменно свой лик сохранять,
спину не гнешь, так сгибаются мысли,
словно по жизни свою тянешь нить,
чуть задержался, тебя в вечность смыли.
 
 
Только листва золотится еще,
несколько дней – до весны улетела.
Трудно узнать, что теперь хорошо,
лучше не гнуть свои мысли и тело.
Любит – не любит, прозрачная нить.
Ценит, оценит, оплатит расходы…
Можно на свете любимой прослыть,
если читать чьи-то мысли как коды.
 
 
Можно любить, без любви целовать,
можно в оплату собрать все расходы,
можно за деньги ложиться в кровать,
будешь богатой, взимая доходы.
Можно листвой любоваться и все,
бедная будешь – финансы, считая.
Жизни простое промчит колесо.
Будешь, как листья ты осенью таять.
 

13 октября 2004

«Из тумана в солнце Симферополя…»

 
Из тумана в солнце Симферополя
я въезжаю словно в дивный свет.
Серебрятся ветви лишь у тополя,
А каштаны с ветром шлют привет.
На перроне ждут меня любимые,
и букет из роз бежит ко мне.
Господи, какие же вы милые!
Я о вас мечтала лишь во сне.
 
 
В городе дома стоят прекрасные,
древность, современность – все при нем,
дни здесь бесконечно длятся ясные,
а листва еще горит огнем.
Осень в парках нежная и теплая,
на пруду из уток хоровод,
ночь за солнцем сразу очень темная,
заблестит в ухмылке местных вод.
 
 
И такси бегут тогда по городу,
словно бесконечность по судьбе,
еду я спокойная и гордая,
и слегка скучаю по тебе.
Осень ожидания и беспечности,
осень грусти, вздора и тоски,
все осталось где-то в дикой вечности,
и давно исчезли те листки.
 

31 октября 2004

«Не испортит некто настроенье…»

 
Не испортит некто настроенье,
даже опозданье не всерьез,
напишу ему стихотворенье,
чтобы ухватил он больше звезд,
 
 
Пусть сияют блестками в одежде,
пусть искрятся искрами в глазах,
голос утонул его в надежде,
что он лучший в чьих-то голосах.
 
 
Голос так усилен микрофоном,
что звенит, похоже, в небесах,
и летит по залу чистым звоном,
вдруг застыл он стрелкой на часах.
 

04 декабря 2004

«Бело-черная картина…»

 
Бело-черная картина,
бело-черная судьба,
смотрим сотый день Ундину,
и забыта жизнь, ходьба.
 
 
Все сидишь и смотришь, смотришь,
на экран – тревожный взгляд,
у кого-то жизнь там меркнет,
кто-то выпил верный яд.
 
 
Все в тревоге и сомненье,
все в проблемах и борьбе,
даст ли Бог им день везенья?
и еще чуть-чуть себе.
 

11 декабря 2004

«На Красной площади идут по мостовой…»

 
На Красной площади идут по мостовой.
Рубиновые звезды мерцают как желанья,
пройдя потоки лет, сегодня я с тобой,
вишневые лучи нам отдают мерцание.
И сердце с сердцем здесь в лучах еще сильней
забились в унисон любви и предков славы.
Вот ветер пробежал, и дышится вольней
на площади страны, одной из самых главных.
 
 
Наш мирный поцелуй в знак счастья и любви
у древних стен Кремля нам добавляют радость.
А, вот теперь, дружок, машину ты лови,
уедем, унесем домой мы счастья сладость!
Поток машин бежит асфальтовой волной,
несется мимо лиц прохожих, их улыбок.
Дома, дома, дома идут сплошной стеной,
и старые дома, внизу как слепок глыбы.
 
 
Архитектура вновь ускорила реванш,
домов прекрасный вид как ноты для оркестра.
Машины здесь шуршат, играя новый марш,
а вон студент спешит из некого семестра.
Вонзился в небеса шпиль дома на века,
но новые дома тот шпиль перерастают,
архитектура так божественна легка,
что где-то в облаках чужие окна тают.
 
 
А мы с тобой летим по шумной мостовой,
машина впереди от нас уходит вправо,
свободен путь домой, у перекрестка сбой,
дорога меж домов достойна только браво.
Реликвии веков и новые дома,
и новых окон блеск нам в вышине сияют.
Дома, всегда дома, в них жизни есть тома,
и многие тома как поцелуй растают.
 

23 декабря 2004

«Позвольте вас поздравить с Новым годом!..»

 
Позвольте вас поздравить с Новым годом!
Позвольте пожелать вам много лет!
И с каждым новым солнцем и восходом!
И пусть всегда вам в радость будет свет!
 
 
Не увлекайтесь горем и несчастьем,
не лейте на мозги свои печаль,
и пусть мгновенья счастья так не часты,
но их всегда немного все же жаль.
 

29 декабря 2004

Последняя поэма

 
Ты мне не снишься, просто рядом,
твоя улыбка и глаза,
а все проблемы камнепадом,
а все нападки – за глаза.
Но все соседи против пары,
у многих смех и икота,
а ты со мною как с гетерой,
и жизнь вся с нового листа.
 
 
Пусть дождь колотит по сусекам,
по крышам местных алкашей,
судьбы моей видны успехи,
и стуки медные грошей.
Но я не буду против пары:
против себя, против тебя,
и струны дождика – гитара,
и я живу тебя любя.
 
 
Мир привыкает к нашей паре,
и солнце светит иногда,
мы не идем в любовь в угаре,
мы просто рядом, как всегда.
Колышет ветер занавески,
колышет дождь любовь мою,
но доводы для жизни вески,
о счастье с милым я молю.
 
 
Тебя я долго отвергала,
и не пускала просто в дом,
тебя гоняла как шакала,
но не виновен ты уж в том.
Ты так стучал – я не пускала,
ты так звонил, а я молчок.
И не было зубов оскала,
но дверь закрыла, я – крючок.
 
 
И ты ушел ходить по лесу,
ходил сквозь ели без дорог,
страдания все были к месту,
ты без меня в лесу продрог.
Был две недели ты в метание,
на телефоне лишь слова,
все о любви почти сказания,
и где-то корчилась молва.
 
 
Устал любить березы, ели.
Дрозды в лесу не соловьи…
И мне гонения надоели,
а ты устал искать любви.
Ты позвонил: «Я скоро буду!»
А я сказала: «Приходи!»
А что сказать соседям, люду?
Но не тебе ведь: «Уходи».
 
 
И ты пришел, как не бывало:
обид, гонений и звонков.
Ты лег со мной на покрывало,
ушел в любовь. Ты был таков.
Забыли вечер, ночь и утро,
устали сами от себя.
Но встали бодро, и как будто,
всю ночь не корчились любя.
 
 
Вот тут мы вспомнили о загсе,
а ты пошел и взял квиток.
Переболели чувством завтра,
сегодня шел супругов ток.
Вот паспорта, и вот бумажка,
квиток оплаченной любви.
И наше имя как Ромашка.
Бред помолчи, в судьбу зови.
 
 
А после загса снова мысли,
мы думали одеться где.
Мы от злословия отмыты,
наряды смотрим мы везде.
Берем журнал, что в загсе дали,
листаем моду всю подряд,
на счастья судьбы загадали,
теперь мы ищем лишь наряд.
 
 
А кольца мы уже купили:
два одинаковых кольца.
Торговлю мы не удивили,
а кольца так, для образца.
Проходит день, берем костюмы:
тебе весь черный с полосой,
Себе найти – сплошные дюны,
нашла пиджак – я в нем лисой.
 
 
Все платья против счастья в загсе.
Найти наряд? Нет, не найти.
Пройди хоть все в тряпичных залах,
спокойно можно мне уйти.
А башмаки – все остроносые,
их модельерам на носы,
а если носики курносые,
то не налезут на усы.
 
 
На полках встала глупость моды,
она для моды не впервой,
и не найти в коробках брода,
от узкой обуви хоть вой.
Не все невесты – худощавы,
не все худые и с ноги.
Эй, кто над модою вещает,
не с той ведь встали вы ноги!
 
 
Я пропускаю мысли с модой,
у них худышки на уме,
помою лучше ложки с содой,
пора подумать о еде.
А, где нам встретить люд великий?
Куда согнать своих врагов?
Где посмотреть на женщин лики?
Ведь праздник – таинство веков!
 
 
Врагом мне стала вдруг подруга,
она пошла против меня,
и не нашла мой выбор другом,
и говорит: «Он не родня».
Восстала мама против загса,
чуть не надрала молодца.
Вражды вращают люди вальсы,
а мне не пить любовь с лица.
 
 
Решила я позвать поэтов,
собрать их летом не с руки.
Мы остановимся на этом,
на счастье трудные круги.
Потом прочту для всех поэму.
Потом, потом, но не сейчас,
останемся вдвоем на схеме,
пока идет наш трудный час.
 
 
А час труднее с каждым часом,
прибиться плотно нелегко,
в своих болезнях люди асы,
но от людей мы далеко.
Смириться с чьей-то надо болью,
ты будешь муж, почти родной.
Мы проживем ведь рядом столько,
пока не скажет кто-то: «Ой!»
 
 
Твои болезни – стали наши,
твои проблемы – груз проблем.
Испить болезней чью-то чашу?
Но человек бывает смел.
Потом нет, нет, мы осмелели.
Мы стали вместе горе пить,
пока совсем не заболели…
А, может, нам к врачам сходить?
 
 
Эй, где вы пары первогодки,
их в загсе видно за версту,
им и письмо – перегородки,
в заявлениях грусть прочту.
Все что-то правят, не согласны,
чужое имя брать – своим.
Его фамильное всем ясно,
а будет скоро уж твоим.
 
 
Труднее нет любви задачи,
но до нее как до луны,
еще побудешь просто прачкой,
и приготовишь ты блины.
Еще поймешь, что кто-то рядом,
здесь бродит с ночи до утра,
и будешь врать немного складно,
где путь помойного ведра.
 
 
Отчалить можно за кулисы,
уйти от мужа хоть на час,
но для того нужны мне визы,
он должен знать про все подчас!
Муж должен знать про все проблемы,
о ваших взглядах и чулках,
где ваши спрятались вдруг вены,
о синих пятнах на ногах.
 
 
Сто раз подумайте до брака,
сто раз пройдите жизни путь,
пусть минут вас: разборки, драки,
до брака все так просто сдуть…
Но жизнь закрутит – не уйдете,
но жизнь завертит – не сбежать,
и вместе с кольцами пойдете,
и будите ладошки жать.
 

13—16 июля 2004

Шалость в пене от Лисы

 
Бассейн, мрамор, свет из ниши…
Голубоватый солнца блик.
Под зеркалом, чуть-чуть пониже,
лежали камни – сердолик.
Русалка, девушка младая,
блестела каплями воды,
а волосы, ручьем спадая,
по полу сеяли следы.
 
 
Лиса немного утомленно
накинула халат, идет.
Вот дверь открыла изумленно:
за дверью принц небесный ждет.
Не ожидала видеть гостя,
лихой дворец ее закрыт,
однако встретила без злости,
дорожной пылью он покрыт.
 
 
«Откуда Вы? – Лиса спросила, —
Кто Вас сюда, зачем пустил?»
Губу внезапно прикусила…
В халат принц руки запустил…
Смешалась пыль и влага.
«Лисичка», – снова замолчал.
– Ты не сердись, меня б помыла».
И от блаженства – замычал.
 
 
Вода стонала пузырьками,
и пена шла за валом вал,
они вошли в нее шажками.
Мужчина просто ликовал.
Любовь в воде, всегда вторична,
но неизменна чистота,
а в пене несколько лирично,
и бесконечна пустота…
 
 
Вот из воды выходят двое,
идут к двери. Снаружи шум.
Открылась дверь, вдруг кто-то взвоет.
За дверью их встречает шут.
Шут говорит: «Я третьим буду,
Принц, не отдам Лису всю вам!
От вас, мой принц, и не убудет.
В бассейне, этом сколько ванн?
 
 
Так поделитесь, я серьезно!»
И меч взлетает из-под ряс.
Событие вполне курьезно,
шут перед принцем жестью тряс.
Опять вода бурлит, вскипая,
а пена бодростью томит.
Шут полюбил, а страсть слепая,
кого уж хочешь, утомит.
 
 
Их трое плавает страдая,
и меч, как шашка – наголо.
Лисица в панику впадает,
Да ей сегодня нелегко.
Они умны, довольно живо
втроем встают, идут из волн.
Их сладострастие явно лживо,
И тот, что принц и шут – не вол.
 
 
Однако ладно, трое – голы,
и в полотенцах держат путь.
Но жизнь таит в себе приколы.
Дверь приоткрылась, пусть чуть– чуть.
За дверью дама с нетерпением,
Сказала: «Шут, идем со мной!»
Вздохнули двое с облегчением,
от дамы шел целебный зной.
 
 
Однако дама всем сказала:
«Давайте в воду, господа.
Подать шампанского из зала!
Идемте в воду! Все сюда!»
Уж сил у девушки осталось
едва к той пене подойти.
Лису неволили, усталость,
ей захотелось вдруг уйти.
 
 
Лиса рванулась к этой двери,
но из нее идет борец,
качает мышцами, те звери,
готов идти хоть под венец.
Схватил Лису он крепко, с силой,
и в воду бросил: пусть плывет.
Один разок купаться с милой,
Лиса на помощь не зовет.
 
 
Еще резвятся словно черти,
еще одни кошмар души,
фигуры в пене воду чертят,
а помощи тут не ищи.
Красива лисонька не в меру,
и чтобы выжить без греха,
ей надо выдумать химеру,
или простого жениха.
 
 
Лиса согласна хоть за черта,
чтоб ей остаться бы самой,
но жизнь в той пене стала черной,
а без той пены жизнь с сумой.
Красив дворец, сверкают окна,
лежит повсюду сердолик.
И волосы лисицы сохнут.
Вид утомлен, печален лик.
 
 
Лиса на пену не смотрела.
Усталость двигалась волной.
Любовь натянуто звенела
печально порванной струной.
 

14 января 2004