Текст книги "Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг"

Аласкар был супершпионом, знай о нем другие Великие визири или правители, завидовали бы Кара-Ахмед-паше черной завистью. Или постарались уничтожить Аласкара.

Но об шпионе не знал никто, незаметный, но при этом красивый, умеющий быть буквально невидимкой, все видеть, все слышать, обо всем вовремя догадаться, он оставался тайной Кара-Ахмед-паши, тайной тайн. Кара-Ахмед-паша не мог оставить такую ценность в Эдирне, Аласкар приехал со своим господином в Стамбул.

– Паша… – Аласкар один из немногих, кто позволял себе не складывать руки на животе для демонстрации того, что в них нет кинжала. Просто Кара-Ахмед-паша прекрасно знал, что этот человек способен сам возникать из воздуха, а уж вытащить кинжал из ниоткуда… Еще паша, побаивался собственного шпиона, прекрасно понимая, что тому ничего не стоит уничтожить его самого и пройти сквозь стену, не будучи обнаруженным.

Но пока Аласкар работал на него.

И все же, глядя на ловкого шпиона, Кара-Ахмед-паша впервые серьезно подумал об опасности, которую тот несет ему лично, и о том, что после выполнения поручения, которое готовился дать, и сообщения еще кое-каких сведений, известных только Аласкару, но очень опасных для султана Сулеймана, шпиона нужно уничтожить.

Он забыл, что Аласкар прекрасно умеет читать по лицам, даже тем, которые практически ничего не выражают. Один невольный взгляд, одно движение, и шпион уже знает, в какую сторону направлены мысли того, за кем наблюдает. Иногда казалось, что просто читает сами мысли, но это была всего лишь удивительная наблюдательность, тренированная годами.

Ему одинаково хорошо удавалось все: выдавать себя за кого угодно, обаять людей и втираться к ним в доверие, красть секретнейшие материалы, подменяя их стихами о любви, просчитывать действия и даже мысли противников на несколько ходов вперед, быть осведомленным во всем, а еще… покорять сердца прекрасных дам. Именно в их покоях и благодаря их влюбленности и острым язычкам он добывал многие важные сведения. Не раз какая-нибудь красавица добывала своему мимолетному возлюбленному строго охраняемый ключ, а потом долго горевала, осознав, что, получив доступ к заветным материалам, красавец потерял интерес к ней самой.

Аласкар умел попадать в тщательно охраняемые гаремы и во дворцы пашей и в секретные комнаты, где хранились документы, даже однажды в женский хаммам, закрывшись яшмаком. Неуловимый словно ветер, он был столь же свободен, несмотря на свою службу Кара-Ахмеда-паше. Потому паша не впервые задумывался об уничтожении шпиона.

– Паша, вы вызывали меня? – напомнил о себе задумавшемуся Кара-Ахмеду его шпион.

Тот вздрогнул, пожалев, что выдал себя, сделал знак, чтобы Аласкар подошел ближе.

– Султанша собралась куда-то уезжать с Михримах Султан, наложницами и внуками Повелителя. Видно боится оставаться в Стамбуле. Правильно боится, сейчас янычарам достаточно только мигнуть, и она снова перевернут свои котелки.

Аласкар удивился: неужели Великий визирь намерен поощрить бунт янычар? Но те разнесут не только дом ненавистного им Рустем-паши или расправятся с султаншей Хуррем, но и половину Стамбула заодно. На что надеется Кара-Ахмед-паша, ведь Повелитель ему доверил спокойствие города и своей семьи, с него и спросит.

Когда-то бунт янычар дорого обошелся и Стамбулу, и самим янычарам. Теперь может дорого обойтись Великому визирю. Или он надеется, что султан не вернется в Топкапы? Но следующий султан Селим расправится со всеми еще жестче, ведь старший внук Повелителя – сын наследника престола, семилетний Мурад, рожденный Нурбану.

Опасные игры затевает Кара-Ахмед-паша…

Тот словно понял мысли Аласкара, покачал головой:

– Бунта в Стамбуле не должно быть. Но султанша едет не в Эдирне, а на восток. Потребовала от меня охраны до Измита. Наверное, собралась к Повелителю сама, ведь он уехал быстро и с Хуррем султан не попрощался. – Кара-Ахмед-паша усмехнулся. – Боится потерять на Повелителя влияние… Говорят, она поит нашего султана каким-то зельем, наверное, перестало действовать.

– Что должен сделать я?

– Мы позволим султанше и ее семье уехать подальше от Стамбула, проводим до Измита, как и просит…

Значит, просит, а не требует, – мысленно усмехнулся Аласкар, но вида не подал.

– …и не наша будет вина, если где-то между Болу и Анкарой ей встретятся разбойники… Горы… там всякое бывает… – Кара-Ахмед-паша поднял руки ладонями вперед, словно заранее отвергая всякие обвинения. – Я против этой поездки, но султанша упряма и никого не слушает. Ты меня понял?

Аласкар склонил голову в знак понимания. Ему вовсе не хотелось заниматься организацией убийства султанши и ее внуков, одно дело использовать женщин для получения нужных сведений и потом бросать их, убивать вооруженных мужчин, встающих у тебя на пути, но совсем иное планировать нападение на кадину-эфенди – единственную законную жену султана.

Но приказ есть приказ, Аласкар понимал, что рано или поздно придется выполнять и такие задания. Вообще-то, он мог бы просто исчезнуть, раствориться на просторах Европы, предложив свои знания и умения другим монархам или вообще купить себе дом вне досягаемости Кара-Ахмед-паши.

Шел от него, размышляя, не поступить ли именно так?

А, может, сначала организовать такую «встречу» в горах перед Анкарой, а потом попросту продать информацию султанше, чтобы отправилась другой дорогой или вообще вернулась? Великий визирь поверит, все знают, что Хуррем Султан ведьма, она способна предвидеть многое, в том числе и засаду тоже. Другой дороги в Аксарай нет, значит, нужно, чтобы султанша где-то надолго задержалась и вернулась в преддверии зимы.

Да, пожалуй, это хороший способ и волка накормить, и овец не зарезать, и деньги себе добыть. А, получив деньги с обеих сторон, можно еще и продать сведения об одном человеке… только вот кому – султану или европейским правителям? Нет, султану Сулейману не стоит, можно лишиться головы, значит, императору Фердинанду, правителю Австрии.

Хорошо, что Кара-Ахмед-паша поспешил отправить своего шпиона выполнять задание, несколько дней вот таких размышлений о том, кому выгодней продать секреты визиря, могли выдать самого Аласкара. Кара-Ахмед-паша тоже не глуп, он понял бы, что шпион задумчив вовсе не из-за сложности задания.

Аласкар вовсе не был столь циничным любителем золота, но если уж его использовали со столь неблаговидной целью, то он готов платить той же монетой.

Предательство за предательство, господин визирь… Аласкару вовсе не жаль саму султаншу, но причем здесь внуки Повелителя? Пожалуй, Великий визирь начал слишком опасную игру, едва ли им по пути.

Его пояс приятно оттягивал большой кошель с золотыми монетами. Теперь оставалось решить, раздать ли половину этих блестящих кружочков помощникам, или все организовать самому и соответственно, ни с кем не делиться.

Решил подумать на месте.

Аласкар прекрасно понимал, что полагаться на янычар из Стамбула опасно, людей нужно набрать подальше от столицы и так, чтобы они даже не догадались, для кого устроят, например, камнепад на дороге, кого убьют, якобы в попытке ограбить… Это на тот случай, если султанша будет упряма и не послушает доброго совета или пожалеет денег за этот совет.

Шпион выехал из Стамбула, чтобы на месте посмотреть, что да как. Никто не заметил исчезновения Аласкара, как никто не замечал его присутствия. Ловкий человек.

Везде и во все века находились те, для кого блеск золота дороже совести, кто готов продать душу за золотые кружочки. Аласкар был достаточно наблюдателен и ловок, чтобы найти таких людей, не выдавая самого себя. Ему следовало поторопиться, чтобы успеть вернуться в Стамбул до отъезда султанши, ведь с ней нужно тайно поговорить…

В районе озера Чамлыдере он подобрал и несколько удобных местечек, впрочем, искренне надеясь, что ничего применять не придется, что султанша не окажется глупой и жадной. Все же оставив сообщникам несколько монет только ради того, чтобы выбранные им люди никуда не разбежались, Аласкар поспешил обратно.

Но что-то подсказало не ехать в Стамбул, а всего лишь отослать к Кара-Ахмед-паше письмо с одной фразой:

«Все готово»…

Сам Аласкар решил подождать султаншу и ее спутников в Измите. Великий визирь говорил, что до Измита она попросила сопроводить, видно, боялась гнева янычар. От Измита дороги расходятся на запад в Бурсу и на восток в Сакарью, чтобы там снова разделиться. Это оживленный путь, как и дальше на Анкару, но в сторону гор движется уже куда меньше людей, в горах но ночам становится все холодней. Видно, понимая это, султанша и торопится.

Что ж, в расчетливости ей не откажешь. Аласкар уже знал, что из Амасьи в Бурсу везут мать казненного шехзаде Мустафы Махидевран Султан и его наложниц с сыном и дочерьми. Как бы ни столкнулись две кадины по пути, это будет не слишком приятно. Наверное, и это тоже подгоняет Хуррем Султан.

Но Аласкар не против, чем скорее решится это дело, тем скорей он сам исчезнет из Османской империи. Потому он остановился в Измите, его человек из дворца сообщит, когда Хуррем Султан выедет из Стамбула. Такой обоз, как у нее будет двигаться медленно, в Измите будут дня через три. Быстрее было бы морем до самого Мерсина, а там до лагеря Повелителя недалеко, но всем известно, что султанша не переносит путешествия на кораблях, для нее и Босфор переплыть проблема.

Это хорошо, что они будут трястись по горной дороге, она опасней морской, где все примучены пиратами Барбароссы и напасть нет никакой возможности.

Аласкар ждал второй день, когда из Стамбула вернулся посланец с сообщением: утром выезжают.

– Только женщины могут собираться так долго!

Аласкар имел повод досадовать, за то время, пока султанша собиралась, он сам успел съездить так далеко, подготовить нападение и вернуться. Шпион понимал, что Хуррем Султан что-то задержало, но все равно досадовал.

Теперь предстояло дождаться ее обоз, убедиться, что они не свернули к Бурсе (на всякий случай убедиться) и умчаться вперед с Сакарью. Именно там Аласкар намеревался тайно проникнуть к султанше для разговора. Как проникнет к Хуррем Султан, не задумывался, ни к чему, всегда найдется сговорчивая служанка, готовая за комплимент, поцелуй или, в крайнем случае, обещание жениться предать свою госпожу. У Аласкара еще никогда не было осечки, девушки были готовы помогать ему за одну только надежду быть отмеченной этим нагловатым красавцем.

И снова Роксолана стояла у окна, вглядываясь вдаль, туда, где вольно плескались воды Босфора, и за ним лежала Анатолия. А дальше на востоке ее любимый мужчина и ее сыновья. Шехзаде осталось только трое. Из троих она сама предпочла бы Баязида, он внешне уродился в отца, а нравом скорее в своего деда – прадеда султана Баязида. Он смог бы стать султаном, смог, если захотел. Но Сулейман даже после казни Мустафы выбрал другого – Селима.

Ни с Селимом, ни с Джихангиром у матери теплых отношений не было. Насмешник Селим спешил брать от жизни все, понимая, что та может оказаться слишком короткой. Роксолана сама подобрала ему красавицу Нурбану – венецианку из рода Баффо, надеясь, что девушка отвлечет шехзаде от глупостей. Но девушка оказалась слишком честолюбивой, пока, конечно, и взгляд не поднимает от пола без разрешения, но в опущенных глазах что-то такое…

Многолетняя проблема Джихангир. И нет ее вины в ущербности сына, не она проглядела искривленную спинку младенца, не она не выправила вовремя, но вину все равно чувствовала. Из-за этого чувства вины Роксолана не слишком жаловала вниманием подраставшего сына.

Но теперь все не так, как ей хотелось бы – самый лучший из сыновей ее первенец Мехмед умер, его соперника Мустафы тоже нет на свете, но радости это не принесло. Наследник Селим, а не Баязид, значит, предстоит борьба за трон между братьями.

Роксолане нужно было время, чтобы все обдумать, не так-то легко матери выбирать между сыновьями, хотя в глубине души она уже знала, кого выберет – Баязида. Тем более, нужно обдумать, как убедить султана изменить его собственное решение.

Еще султаншу крайне беспокоило молчание Повелителя, после отъезда он написал всего два письма, на него не похоже, и о казни Мустафы не сообщил. Доверил Рустему-паше? Возможно и так, но тогда Рустем должен бы это упомянуть. Оставалось надеяться, что зять забыл от волнения.

Ей требовались несколько дней спокойствия вдали от Стамбула, гарема и Кара-Ахмед-паши, который, кажется, только и ждал, когда султанша уедет. Почему? Об этом тоже стоило подумать. Роксолана поддерживала султана в его стремлении почаще выбираться за пределы Топкапы, ездила вместе с ним на охоту или праздники даже в Эдирне, к святым могилам, в Бурсу к могилам первых Османов…

Теперь вот сама… Как хотелось, чтобы Сулейман был рядом!..

В Измите только переночевали, султанша решила, что на два дня для отдыха остановятся в Сакарье, а там уже и до Биледжика недалеко. Она по-прежнему не говорила куда едет, ни к чему чужим знать.

Айше Хюмашах относилась к путешествию спокойно, а вот семилетний Мурад, сын Селима и Нурбану, досадовал:

– Султанша, что мы плетемся, словно паломники? Нужно скорей!

– Куда ты торопишься, Мурад?

– К Повелителю на помощь! Он в походе, разве мы не туда?

– А Повелитель звал тебя на помощь?

– Не-ет… – растерялся мальчик.

Он радовался только одному – тому, что во время пути не приходилось заниматься скучными уроками. Из всех занятий и наук Мурад принимал только владение оружием и историю своих великих предков и то выборочно. Роксолана уже знала, чем подкупит внука, когда придется поворачивать на юг и объявлять, что к Повелителю они не едут. Мураду нужно объяснить, что едут поклониться могилам первых Османов, рассказы о которых он так любил слушать.

В Сакарье она решила отвести внука в мечеть Орхана – сына Османа, но малыш просто скучал там. Мураду пора проводить обряд обрезания, ради этого и вызвала Нурбану в Стамбул, когда Селим вместе с остальными санджакбеями отправился в поход. Надеялась, что Сулейман проведет этот праздник обрезания для внука. Не случилось…

Мальчику скучно в женском обществе, его собственный наставник уже немолод и не слишком подвижен, братьев нет, не возиться же ему с маленькими сестренками.

Ничего, потерпит, зато останется жив, – вздохнула Роксолана.

У нее была другая забота, выбравшись из Стамбула, султанша уверовала в безопасность своей семьи и теперь думала только о том, что Повелитель так и не написал ей письма с сообщением о казни Мустафы. Вообще, за время после его отъезда писем было всего два, оба с дороги, а потому написаны наспех. Это так непохоже на Сулеймана!

Но на дороге из Измита в Сакарью им встретился гонец с долгожданным письмом. Султан сообщал своей Хуррем, что принял тяжелое решение – убедившись в подготовке шехзаде Мустафы к узурпации власти, он долго думал и все же решился казнить старшего шехзаде. Хасеки ничего не писал, желая принять решение без чьего-либо влияния.

Сообщал и об отстранении Рустем-паши, мол, сделал это, чтобы успокоить армию. Все в воле Всевышнего, все будет хорошо. Возвращаться не собирался, это было бы просто нелепо, продолжил поход на шаха Тахмаспа и полон решимости либо подписать с мир договор, либо уничтожить, сколько бы времени для этого ни понадобилось.

Писал, что по старшинству право наследовать трон принадлежит их сыну шехзаде Селиму, нарушать обычай султан не стал, провозгласил Селима наследником. Между строчек явно просматривалась мысль: на всякий случай, сам султан уже немолод, случиться может всякое, чтобы старшему из оставшихся в живых сыновей не пришлось с мечом в руках доказывать свое право на престол.

Все это Роксолана уже знала, но то, то султан все же решил написать сам, обрадовало. Теперь она размышляла о том, как составить ответное письмо. В нем не должна проскользнуть радость (что скрывать, была такая, ведь устранен единственный соперник ее сыновьям), не должно быть заметно беспокойство из-за безопасности дочери и внуков, нужно объяснить решение вдруг съездить в Биледжик и Эскишехир…

Не место злорадству, не место страху, не место тревоге даже за самого султана, он терпеть не мог, когда она выговаривала об опасностях и трудностях похода, сердито отмахивался:

– Я султан, а не старуха! Мое место в седле и с мечом в руках!

Роксолана хитрила, принималась ластиться:

– А кто же тогда будет писать мне стихи?

Но сейчас у них уже внуки, не поластишься, смешно будет выглядеть. Да и не было желания шутить, слишком серьезное положение.

Она присела к столику с писчими принадлежностями, чтобы набросать черновик письма. Роксолана с первых дней старалась писать сама, не пользуясь для переписки с султаном услугами секретарей. Он отвечал тем же, это личное, это только их дело, их секрет. Потому и ложились на бумагу не просто фразы о делах, но и стихи о любви…

Айше Хюмашах так устала который день сидеть в карете или носилках, что радовалась возможности погулять по небольшому саду при доме, в котором они остановились. Сад невелик, но ухожен, некоторые цветы уже отцвели, все же осень, но все равно хорошо.

Девушка подумала о том, что у хозяев хороший садовник, и вдруг поняла, что, нюхая один цветок за другим, где-то потеряла сережку. Сережки были любимыми, их внучке собственноручно сделал султан Сулейман, который славился умением создавать ювелирные украшения.

Аласкар уселся в ветвях дерева, намереваясь спрыгнуть вниз в сад, огляделся и порадовался (в который уже раз!) своей удивительной везучести – у кустов с розами какая-то девчонка искала что-то на земле. Уже мгновение спустя он понял, что именно, потому что сверху увидел сверкнувшую в лучах заходящего солнца сережку.

Аласкар спрыгнул на землю и раньше, чем девчонка успела заверещать, одной рукой поднял ее потерю с земли, а указательный палец второй прижал к губам:

– Тсс!.. Не кричи, я не сделаю тебе ничего плохого.

Но девчонка, похоже вовсе не собиралась звать на помощь, зато Аласкар с изумлением заметил, что ее рука сжала рукоять небольшого кинжала, висевшего на поясе. Ого!

– Ты не это ищешь?

– Да, ее, отдай.

– Э, красавица, ты не слишком любезна. Если хочешь, чтобы я отдал твою пропажу, помоги мне.

– Перебраться обратно через забор? Давай, подсажу.

Ни при каких условиях не смущавшийся Аласкар впервые в жизнь почувствовал легкое замешательство. Девчонка совсем юная, лет тринадцать-четырнадцать, даже яшмак постоянно еще не носит. Одета хорошо, да и сережка в его руке дорогая. Это не простая служанка, наверняка прислуживает кому-то важному… Может, самой султанше? Тогда ему повезло вдвойне.

– Ну, чего же ты ждешь, давай? – она спокойно протянула руку.

Аласкар заметил, что и браслет у нее тоже не из дешевых. Хозяйка любит свою служанку.

– Я же сказал, что ты должна мне помочь.

– Ну, так полезай, – жест красивой ручки показал на дерево.

В другое время Аласкар вовсю шутил бы, но, во-первых, девчонка слишком юная, нечестно морочить ей голову, во-вторых, у него не так много времени, нужно делать дело…

– Мне нужно поговорить с твоей хозяйкой, – он почему-то подумал, что эта служанка явно имеет отношение к самой султанше, кто же еще может подарить прислуге такие украшения?

– С кем? – Бровь над зеленым глазом изумленно приподнялась.

– С султаншей. Отведи меня к ней, и я верну тебе сережку.

– О чем?

– Что о чем?

– О чем ты собираешься говорить с… с султаншей?

Аласкар снисходительно усмехнулся:

– Не забивай свою хорошенькую головку серьезными вопросами. Просто отведи меня к султанше, ладно?

Но девчонку его снисходительность и игра глазами (что действовало на красоток безотказно) не произвели никакого впечатления. Ясно, слишком юна, чтобы понимать, что означают такие переглядывания, небось, еще с куклами играет, – мысленно усмехнулся в глубине души оскорбленный таким спокойствием Аласкар, тем более, девчонка фыркнула:

– И ты полагаешь, что я поверю свалившемуся с дерева незнакомцу?

– Почему нет? – не сдавался Аласкар, начиная терять терпение то ли от ее невозмутимости и острого язычка, то ли от собственного если не смущения, то уж явного душевного неспокойствия. Зеленые глаза собеседницы, смотревшие насмешливо и почти с вызовом, явно задели Аласкара сильней, чем ее все ухищрения бывалого соблазнителя.

– Ну пойдем. – Красавица оглядела его с ног до головы, словно оценивая, в состоянии ли Аласкар самостоятельно дойти до султанши.

Ты посмотри, какая самоуверенная! Маленькая, а какая прыткая. Ну, погоди, поговорю с султаншей, я тебя обломаю.

Вообще-то, Аласкар не связывался с такими молоденькими, предпочитая тех, кто уже понимает, что творит, и уже тем более, никому не «мстил», повода не было, красавицы сами падали в его объятья, как спелые плоды, стоило лишь глазом повести. А чтоб вот так – с насмешкой и почти свысока… Нет, эту зеленоглазую определенно требовалось проучить.

Аласкар сам себе не желал признаваться, что вовсе не ради того, чтобы проучить девчонку, будет стараться встретиться с ней. Насмешливый взгляд и острый язычок задели его за живое.

– Хюмашах, кто это? – кивнул на Аласкара высокий евнух. Шпион вспомнил, что это Джафер, главный евнух самой султанши, значит, он не ошибся в выборе помощницы. Девушка спокойно ответила:

– Это к султанше.

– Гонец?

– Нет, Джафер-ага.

– Но у него оружие.

Девчонка почти презрительно оглядела кинжал, висящий на поясе Аласкара, и фыркнула:

– Это игрушка.

Бедолага почти задохнулся: что эта нахалка себе позволяет?! Он уже начал жалеть, что вообще решил поговорить с султаншей, пусть бы их уничтожали по дороге, поделом, если у Хуррем Султан такие самоуверенные служанки, то какова же она сама? И вдруг осознал, что полез бы под камнепад или стрелы, чтобы вытащить вот эту нахалку, которая досадливо дернула плечиком:

– Пойдем уже.

Немного удалившись от евнуха, Аласкар все же не выдержал и сквозь зубы прошипел:

– Это игрушкой я вполне способен снести тебе голову!

– Не сомневаюсь, – кивнула девушка, – игрушки тоже бывают опасными. Но если ты будешь также разговаривать в покоях султанши, то лучше бы тебе не входить – не выйдешь.

Аласкар только сердито засопел, что тут ответишь?

Перед дверью два рослых евнуха с поклоном расступились, пропуская их только по одному слову девушки:

– Мы к султанше.

Войдя в комнату, Аласкар, пока евнухи закрывали двери, из-под опущенных ресниц с любопытством разглядывал невысокую женщину у столика с писчими принадлежностями.

Девчонка, смело шагнув к султанше, кивнула на шпиона:

– Вот этот свалился с дерева мне под ноги и объявил, что ему срочно нужно с вами поговорить, бабушка.

От последнего слова у Аласкара перехватило дыхание, но он выдавил:

– Бабушка?!..

Бровь зеленоглазой приподнялась, а головка склонилась к плечу:

– А ты за кого меня принял, за служанку?

– Нет, госпожа… да, госпожа…

Звонкий смех двух женщин сделал полутемную комнату словно светлей. Они просто наслаждались растерянностью Аласкара.

– Кто ты и о чем хочешь со мной поговорить? Я – султанша Хасеки Хуррем, или ты и в этом сомневаешься?

От Роксоланы не укрылась откровенная растерянность красавца и то, как мстительно смеялась Айше. Видно что-то там в саду произошло. Она вдруг встревожилась: Айше была в саду одна, без служанок? Парень, конечно, симпатичный и на бандита не похож, но ведь он легко перелез через забор и мог сделать ее внучке что-то дурное… Стало не по себе.

Аласкар оглянулся на юную красавицу.

– Госпожа, я хотел бы наедине…

– Выйдите, – кивнула служанкам султанша.

– Совсем наедине, госпожа…

– Айше, выйди и ты, – Роксолана внимательно смотрела на парня.

Девушка подошла к Аласкару и протянула руку:

– Кинжал отдай? А еще сережку…

Сережку он протянул на ладони, поймав себя на том, что ждет прикосновения тонких пальчиков к своей руке. Дождался, нежные пальчики легко скользнули по его ладони.

Но юная красавица не отступала:

– Кинжал?

Отдать оружие женщине?! Даже если бы это была сама султанша, Аласкар не сделал бы этого.

– Нет, – рука легла на рукоять кинжала.

Роксолане понравился этот отказ, махнула рукой:

– Оставь его, Айше.

Когда за девушкой закрылась дверь, Роксолана знаком подозвала Аласкара к себе. Тот подумал, что султанша зря не боится.

– Кто ты?

– Аласкар.

– Просто Аласкар?

– Да, госпожа, просто Аласкар.

Она почему-то даже не удивилась его нежеланию называть полное имя, словно так и нужно.

– Так что ты хочешь мне сказать?

– Госпожа, вам не стоит ехать дальше.

– Почему? – зеленые, совсем как у Айше глаза, смотрели спокойно и пытливо, голос чистый и молодой. Аласкар отметил это невольно, султанше немало лет, если бы не знал, решил, что его разыгрывают. Освещение в комнате плохое, ее морщин, если таковые и есть, не видно, а голос, словно серебряный колокольчик. Правду говорят…

– Это опасно, на пути ждет засада.

Роксолана немного помолчала…

– Откуда тебе это известно?

– Я сам готовил это покушение.

Аласкар был готов поклясться, что на лице султанши не дрогнул ни единый мускул. Он не знал, что тридцать лет гаремной жизни приучили ее не показывать никаких мыслей и эмоций.

– Где?

– По дороге у озера Чамлыдере.

– Перед Анкарой? – кажется, все-таки удивилась султанша. А Аласкар в свою очередь удивился тому, что она знает географию.

– Да, султанша.

– Почему там?

– Там удобней.

Почему она задает такие странные вопросы? Какая разница где, сказано же, чтобы возвращалась. Неужели не поняла?

– Султанша, вам нужно найти повод, чтобы вернуться назад и не ехать в Аксарай.

Глупец, она и не собиралась в Аксарай!

– Когда ты успел?

– Простите, султанша, но вы так долго собирались, что я успел съездить к Чамлыдере и вернуться в Измит.

– Почему ты решил рассказать мне о готовящемся покушении?

– Я не воюю с женщинами. Даже с султаншами.

Все же вскинула удивленные глаза:

– Достойный ответ. Что ты хочешь за свое сообщение?

Не сказала «предательство» и на том спасибо. Еще час назад он намеревался дорого продать информацию, вообще не собираясь сразу же все выкладывать, а для начала хорошенько поторговаться. Но стоило поговорить с двумя обладательницами зеленых глаз и звонких голосов, как растекся лужей под их ногами? Аласкар просто покачал головой:

– Я воин, но не купец.

В глазах султанши блеснул интерес, сняв с пальца, она протянула большой перстень:

– Возьми.

Аласкар отрицательно покачал головой, не притронувшись к перстню. Роксолана настаивала:

– Возьми, пригодится. Кто же ты?

Он не успел ответить, что не предатель, одно дело сообщить о готовящемся покушении, но совсем иное предать того, кто тебя нанял. Султанша сделала знак, чтобы молчал.

– Я сама попробую понять… Ты из Стамбула, потому что только там знали о готовящейся поездке…

Роксолана вскинула глаза на Аласкара и все также задумчиво продолжала, а тот с изумлением слушал рассуждения султанши.

– И только один человек знал, что я еду до Измита, но не знал, куда дальше. Потому ты ждал нас в Измите. Решили, что если не сверну на запад к Бурсе, значит, поеду через Анкару в Аксарай? Я слышала, что у Кара-Ахмед-паши есть неуловимый шпион, ловкий, умелый, красивый… Особенно в том, чтобы добыть нужные сведения с помощью женщин… беда этого шпиона только в том, что ему понравилась внучка Повелителя, не так ли? – глаза султанши смеялись. Но смеялись, не насмехались, и Аласкар смутился. – Роксолана чуть улыбнулась. – У Айше острый язычок, осторожней, она может поставить на место. Возьми перстень, не как плату, если ты не желаешь оплаты. Но когда мне понадобится твоя помощь, – она подняла кисть руки в предупредительном жесте, – не против твоего господина, хотя мог бы найти себе и получше, а просто помощь, я позову тебя. Покажешь этот перстень, чтобы тебя пропустили. Иди.

Что тут говорить? Аласкар молча взял перстень, поклонился:

– Госпожа…

Отступил уже почти до двери, когда она вдруг тихо добавила:

– Великий визирь ошибся, я не собиралась в Аксарай. Завтра мы поворачиваем на Биледжик, а потом в Эскишехир.

И отвернулась к окну, позволяя ему выйти, не пятясь задом.

Аласкар был потрясен. Вот это да! Он наслышан о хитрости, изворотливости, ведьминском характере султанши, мол, она может читать мысли, под влияние ее зеленых глаз попадать нельзя – погибнешь…

Вот попал и погиб, но вовсе не из-за колдовства, а из-за ума этой женщины. Она не подчиняла себе его волю, не заглядывала в волшебный шар или котел с зельем чтобы что-то узнать, султанша просто размышляла. Аласкар просто оказался свидетелем этих размышлений, в них не было ничего особенного, просто непривычно, что женщина рассуждала, как мужчина.

– Ну, что, выложил свои секреты султанше?

– Благодарю вас, госпожа, за помощь. – Судорожно искал что бы еще такое сказать внучке султана, но придумать не мог.

Айше напряженно ждала.

Кто знает, чем бы все закончилось, но к ним уже спешил главный евнух в сопровождении гонца:

– Гонец к султанше. Срочный.

Девушка испуганно ахнула:

– Что-то случилось с Повелителем?!

– Нет, госпожа, Повелитель здоров, да продлит Аллах его дни.

Едва переведя дыхание, Айше кивнула Аласкару:

– Пойдем, я выведу тебя.

Они уже вышли из здания, когда она все же не выдержала:

– Что такое ты сообщил султанше?

– О том, что на нее может быть совершено нападение по пути.

– И… что она ответила?

– Что не собирается ехать в Аксарай, вы повернете в сторону Биледжика.

Айше усмехнулась:

– Конечно, мы и не собирались в Аксарай. Теперь засаду устроят там?

– Нет.

– Почему ты так уверен?

– Потому что это я ее устроил…

Несколько мгновений девушка внимательно разглядывала его лицо, потом вдруг тихонько поинтересовалась:

– Как тебя зовут?

– Аласкар.

– Аласкар, что за весть мог принести гонец?

– Не знаю… – И вдруг сообразил. – Султанше известно, что умер младший из шехзаде Джихангир?

– Джихангир?! Почему, разве он болел?

– Не знаю, госпожа.

– Пойду к бабушке… Ладно, иди…

Пришел через забор, вышел в ворота. Уходить страшно не хотелось. Но Аласкар понимал, что оставаться и на минуту не может. Кто она и кто он… Самый лучший в империи шпион все равно лишь шпион, а зеленоглазая – внучка Повелителя… Хотя у Повелителя в зятьях бывал и бывший раб Ибрагим-паша…

Размечтался! – ругал себя Аласкар, – Лучше бы подумал, как теперь отчитываться перед Кара-Ахмедом-пашой. А чего перед ним отчитываться, паша сам приказал устроить засаду где-нибудь подальше, чтобы не догадались, он и устроил.

Аласкар понял, что нужно торопиться к месту засады, якобы ждать султаншу там. Сообщение о смерти младшего шехзаде прибыло вовремя, теперь султанша повернет обратно в Стамбул, и все решится само собой.

На всякий случай Аласкар решил подождать завтрашнего возвращения султанши и потом отправиться к озеру Чамлыдере. Сам себе не желал признаваться, что все ради того, чтобы еще раз хоть со стороны увидеть зеленоглазую внучку Повелителя. Хотя, как увидеть, разве только носилки, в которых та будет сидеть…