Текст книги "Случайный контракт"

Мы то и дело киваем знакомым. Филипп хотел бы к ним подойди, а вот я не рвусь. Позже. Не хочу сейчас знать, кто уже в курсе новостей в нашей семье, а кто еще нет.

– Тэкс, сначала подарим? – крутя в руках пакет, предлагает брат.

Но я уже замечаю маму и папу и направляюсь к ним. Хорошо, что они не с дядей Сережей. Одни, и это как раз удачный момент.

– Мам, пап…

Сначала я обнимаю отца и целую в щеку. Он сдвигает брови, но это так, напускное. А самому нравится.

– Что-то вы поздновато, – ворчит, приобнимая меня.

– Так получилось.

Я делаю шаг к матери и целую ее. Она тут же втягивает в себя воздух и морщит нос. Снова втягивает в себя воздух и оглушительно чихает.

– Анжелика! Боже, ну ты могла хотя бы сегодня не возиться с животными!

Она лезет в сумочку, достает салфетку и принимается тереть покрасневшие глаза. Зря я понадеялась на «Кря-кря-кря», мой гель справляется лучше.

– Прости, – каюсь я.

Она машет на меня платочком, чуть отстраняется и с тяжелым вздохом произносит:

– Нет, Анжелика, это просто невыносимо!

Мама лезет за флакончиком духов и прыскает их на меня и себя. Первую порцию я терплю, а от второй вовремя уворачиваюсь, и она достается папе.

– Ну ты уж совсем не дури, – ворчит он.

Мама примирительно улыбается. Отец мне подмигивает.

– Не представляю, как тебя терпит Валера, – продолжает мама, немного придя в себя. – Он же такой чуткий мальчик. А у тебя постоянно то собаки, то кошки. Кстати, где он? Небось, на улице, пытается отдышаться?

Отец всматривается в даль вместе с мамой, стараясь рассмотреть его среди гостей. А Филипп толкает меня локтем в бок. Да знаю, знаю! Отпихиваю от себя его локоть и на одном дыхании выдаю:

– Есть хорошая новость! Ему больше не нужно терпеть. Мы с Валерой расстались.

Мне кажется, даже музыка в зале становится тише, и потому так громко звучит мамин вздох и произнесенное с ужасом:

– О боже… О чем ты думаешь? Тебе уже тридцать два… И я всем нашим друзьям сообщила, что у тебя скоро свадьба!

Реакция мамы не удивляет. Я тревожно всматриваюсь в лицо отца. Он же пока смотрит в сторону, внимательно, пристально, а потом сухо роняет:

– Вижу.

Новый тычок в бок заставляет меня развернуться, и я замечаю в дверях ресторана Валеру, который пришел не один. Рядом с ним та самая дочка судьи, которая нарезала восьмерки у него на коленях.

В горле становится сухо. Я цепляюсь рукой за локоть брата – пусть послужит во благо, не все же толкаться. Не могу отвести взгляд от пары, которая мило воркует. Стараюсь, но не могу.

– Ты была права, – говорит Филипп, приводя меня в чувство, – это самое кошмарное колье, которое только можно представить.

Да. На ней мои драгоценности. Вернее, драгоценности, которые для меня покупались.

Глава 11. Анжелика

Видимо, почувствовав мой взгляд, Валера оборачивается. Смотрит долго, пристально, будто не замечает ни друзей, которые ему кивают, ни своих родителей, ни девушки, с которой пришел.

К нему кто-то подходит, что-то ему говорит, а он продолжает меня жадно рассматривать. Мне кажется, он хочет ко мне подойти, но девушка еще крепче цепляется за него и практически прилипает к его боку. Она что-то шепчет, а потом понимает, что он не обращает на нее внимания, и безошибочно находит меня глазами.

Торжество. В них отражается торжество – тут даже гадать не приходится. Ее коготки по-хозяйски ползут по его плечу, снимая несуществующую пылинку. А потом она проводит рукой вдоль линии декольте своего серебристого короткого платья. Хочет показать, что он выбрал ее за массивную грудь?

Меня эта версия более чем устраивает, потому что других причин я тоже не вижу. Ну плюс еще моложе и наглее. Хотя первое вряд ли имело значение. Тридцать два – цифра, которая пугает лишь мою маму.

Милана снова цепляется в руку Валеры и тянется к его шее губами. Все, что она делает сейчас, напоказ. Хочет продемонстрировать мне, что я потеряла. Думает, что она победитель.

Но я даже благодарна ей. За то, что пришла. За то, что нацепила на себя эти драгоценности. И за то, что одно ее присутствие позволяет мне снова взять себя в руки. Нет, радости видеть меня поверженной я ей не доставлю.

– Вот черт! – цедит папа.

– Нет, это Милана, – говорю я с улыбкой. – Она дочка судьи.

Отец снова рассматривает пару и выдает новый вердикт:

– Придурок!

Я киваю и опять улыбаюсь. Ему. И тем двоим, которые не сводят с нас глаз. Папа не в курсе нашей «кухни», у него крепкий бизнес, до суда даже мысленно никогда не доходит. Но у него чутье. Как и я, он уловил последствия для Валеры.

Хотя они, наверное, всем очевидны. Некоторые из наших общих знакомых уже подходят к ним, чтобы познакомиться с новой пассией. Как же быстро переметнулись.

– Боже мой… – вздыхает мама. – Это все так не вовремя!

– Да уж конечно! – рявкает отец. – Лучше было бы, чтобы он после свадьбы забывал ширинку застегивать!

Мама, осознав, что отец не только не в настроении, но и вообще ее не поддерживает, замолкает.

– Просто он такой милый мальчик… – продолжает она неуверенно. – Столько лет… и я привыкла считать его зятем.

Ее голос тонет в громких поздравлениях именинника, и она оставляет эту тему в покое. Ненадолго, но мне пока и этого хватит.

– Так, – отец сдвигает сурово брови и смотрит на своего партнера, – нужно подойти к нему, пока его не закидали подарками. А то не откопаем потом.

– Конечно, – подхватывает его идею мама. – Анжелика, а ты, может быть, не будешь его поздравлять?

– Мам…

– Вот еще! – снова рявкает отец. – У меня не ферма, я страусов не воспитывал!

– Мам, – повторяю я, – если бы я отказалась поздравить дядю Сережу и ему из-за этого стало на год меньше, я бы осталась. Думаю, он и сам был бы рад. А так, конечно, я подойду. Тем более что у нас с Филиппом отличный подарок!

Мама машет платочком, прячет его в сумочку с видом «Я для вас сделала все, что могла» и уходит вместе с отцом. Мы с Филиппом пробираемся следом.

– Какая несправедливость, – говорит жалобно он, – я так не люблю все эти массовки, что был готов снести, как страус, яйцо, лишь бы меня дома оставили. А тебе этот шанс просто так предлагали! Даже тужиться не пришлось бы.

– Думаешь, у тебя получилось бы? Ну, справиться с яйцом.

– Ну, с двумя-то я как-то справляюсь!

– Я тебя немного разочарую. Во-первых, яйца у страусов тоже откладывает самка. А во-вторых, обычный размер яйца больше двух килограммов.

Он опускает взгляд вниз, видимо, понимает, что это не слишком удобно, и смиренно вздыхает.

– Ладно, пойдем тогда поздравлять дядю Сережу. С меня подарок, а ты готовь речь.

– Кстати, а что мы там дарим?

Филипп заглядывает в пакет, рассматривает его содержимое и перечисляет:

– Какие-то крутые кубинские Сигары – их чуть ли не сам Че Гевара крутил, судя по ценнику. Табак и курительная трубка – тут, судя по всему, наследство от Шерлока Холмса.

– Отличный подарок, – соглашаюсь я, но в двух шагах от именинника останавливаюсь. – Ты хоть раз видел, чтобы дядя Сережа курил?

Он задумывается.

– Нет. Но потравить конкурентов – это же милое дело! Уверен, что он подарки оценит!

Отец и мама уже вручили свой подарок и теперь просто разговаривают с именинником и его супругой. Заметив нас, отходят чуть в сторону.

– Дядя Сережа, – обняв его, целую в щеку, – поздравляю вас с праздником.

– Да уж, конечно, – бухтит тот, – придумали отмечать, как на год постарел.

Я тихо посмеиваюсь, потому что за долгие годы его дружбы с отцом хорошо его изучила. Не любит выставлять напоказ свои чувства, но доволен, что его жена опять расстаралась и столько гостей захотели прийти.

– Пусть здоровье вас и дальше не подводит, – желаю я, пока Филипп молча подсовывает пакет.

– А это, стало быть, поможет его продлить? – интересуется он, рассматривая содержимое.

– Конечно! – подхватываю я. – Можно, как думал Филипп, предлагать конкурентам. А можно просто смотреть и гордиться, от чего вы отказываетесь.

– Хороший подарок! – решает дядя Сережа. – Люблю, когда все понятно. А то твой отец мне вот удочку подарил и все прибабахи к ней, а я сиди теперь ночь и думай: то ли это намек, что надо себе новую «рыбку» ловить, то ли намек, что пора готовиться к пенсии и передавать дела молодым, то ли намек, что я дальше своего носа не вижу.

– Я тебе поищу, поищу новую «рыбку»! – грозит тетя Тамара, стоя у него за спиной.

Она делает шаг и тепло обнимает меня.

– А вот о том, чтобы уступить молодым, можно подумать. Смотри, какая смена у тебя – Анжелика, Валера. Думаешь, не справятся?

Дядя Сережа довольно усмехается, накручивает усы и подмигивает мне. Значит, Валера ему ничего не сказал… еще даже не подходил…

– Отец, – слышу за спиной знакомый голос, и мне только чудом удается сохранить улыбку, когда я боковым зрением вижу не только локоть Валеры, но и серебристую ткань. – Я тоже хочу тебя поздравить. Эм… Мы. Мы хотим тебя поздравить. Познакомьтесь, это Милана.

Тетя Тамара изумленно распахивает глаза и пялится на незнакомую для нее девушку, которая вцепилась клещом в ее сына. Дядя Сережа, наоборот, ненадолго их закрывает, а потом со вздохом рявкает:

– Дохлый лещ! Накрылся мой отпуск по пенсии!

Дальше нам делать здесь нечего, и я отхожу, чтобы другие высказали свои поздравления.

– Анжелика, – останавливает меня тетя Тамара, тоже отойдя от мужа и сына. – Анжелика, пожалуйста, скажи, что это просто размолвка. Это ведь все не всерьез, да? Какая такая Милана? Что он себе придумал? Не нужна она ему! Солнышко, я уверена, все еще можно исправить.

Я хочу ей ответить, но это непросто. В горле как ком стоит. С ней мне говорить даже труднее, чем с ее сыном. Наверное, потому, что ей верю. Верю в то, что она и правда переживает, что хотела бы, чтобы все было как раньше. И она бы правда старалась, очень старалась.

– Анжелика, – продолжает она, обнимая меня. – Все обойдется, вот увидишь. Не нужна ему никакая Милана, и нам она не нужна. Все обойдется, девочка.

– Мне жаль.

Я качаю головой и высвобождаюсь из ее объятий. Сделав вид, что хочу выпить шампанского, отхожу к столику.

– Ты слышала: дохлый лещ? – раздается рядом со мной голос Филиппа. – Похоже, дядя Сережа нашел применение удочке. А его сын эту рыбку уже даже поймал.

Я пожимаю плечом и беру бокал. Сделав глоток, чувствую приятную прохладу. Филипп отлучается поискать себе более серьезное спиртное, чтобы и дальше держаться и не въехать в глаз моему бывшему. Но побыть одной хоть какое-то время не получается.

– Анжелика, – звучит у меня за спиной голос одной из подружек. – Дорогая, мне так жаль, что Валера бросил тебя!

И это только первая ласточка. Вскоре за ней подтягиваются и другие.

– Извини, – говорю я очередной сожалеющей и киваю в сторону коридора, где находится дамская комната.

– Конечно-конечно, я вообще не представляю, как ты еще держишься!

Судя по всему, она считает, что расставание разбивает не сердце, а мочевой пузырь. Но я так устала выслушивать глупость, что очередную предпочитаю пропустить мимо ушей.

Я даже не представляла, сколько людей захочет подойти и лично убедиться, что я не убиваюсь по Валере. И не рыдаю. Да, у меня даже глаза не покрасневшие. Пожалуй, моя вереница переплюнула сегодня даже дяди Сережину.

– Валера был такой хорошей партией для тебя… Я не думала, что он тебя бросит… Кто бы только подумал, что он выберет не тебя… Но ничего-ничего, думаю, ты еще обязательно кого-нибудь встретишь… Я искренне полагала, что вы поженитесь, но вы так с этим тянули… Как ты, дорогая? Валера, конечно, поступил бессердечно! Даже если ты где-то и оступилась… Может быть, если ты к нему подойдешь и попросишь… Хочешь, я скажу ему, как ты сильно скучаешь по нему и…

Слова утешителей как эхо звучат под стук моих каблуков. Праздничный вечер, а я за час устаю так, как будто неделю работала без выходных и без Сони. Но больше всего болят щеки от постоянной улыбки.

Я захожу в кабинку только потому, что хочу хотя бы несколько минут побыть одна. Наберусь сил и вернусь.

Не раз я чувствовала на себе взгляды Валеры, но делала вид, что не замечаю его. Ни его, ни его спутницы. К чему там колье с рубинами и сапфирами? А браслет? Сережки у нее обычные, гвоздики в виде звездочек. Единственное, что подходит к платью, перешитому из костюма какого-то космонавта.

Я уже собираюсь выходить, когда в дамскую комнату заходят две женщины. Кабинки здесь еще есть, но они останавливаются у зеркала: просто пришли поболтать. Ну заодно обновят помаду, которую оставили на фужерах с шампанским.

– Видела? Нет, ты это видела? – спрашивает первая, посмеиваясь.

– Да уж конечно! – отзывается вторая. – Подумать только, а я еще идти не хотела! Такое представление пропустила бы!

Голоса изрядно подпитые, но я все равно их легко узнаю: Карина и Тайра. Сомневаюсь, что их так впечатлило выступление сонных музыкантов, и оказываюсь права.

– А ведь все считали, что они поженятся! Представляешь, я даже мучилась и думала, какой им выбрать подарок. Все-таки столько лет общаемся, хотелось что-то достойное, чтобы не обсудили! И что теперь?

– Не вздыхай, – успокаивает Тайра подружку. – Я так думаю, свадьба скоро все равно состоится. Ты видела, как она в него вцепилась? Дочка судьи. Заметь, единственная доченька своей маменьки – хорошая партия для карьеры. Как долго он еще будет на побегушках в своей прокуратуре? Причем не где-то там, на отшибе. Правильный выбор!

Я слышу, как какое-то время только щелкают их клатчи и пудреницы.

– Знаешь, а мне все-таки жаль Анжелику. Столько лет встречались, она же на него до сих пор смотрит как влюбленная кошка!

– Ну она сама виновата. Нужно было хватать его и тащить в загс! А она: «У нас чувства, нам все это не нужно». И карьера эта ее еще. Мне кажется, она больше времени у себя на работе проводила, чем в их постели. Вот пусть и пожинает плоды! Еще и на день рождения его папы пришла!

– Их семьи давно дружат, – замечает Карина. – Пришла – и молодец, тут я полностью на ее стороне.

– Ай, да ладно! – отмахивается Тайра. – Думаешь, ей есть дело до его отца? Она же только ради Валеры здесь! Думала, может, удастся как-нибудь уговорить его помириться. Она бы еще на свадьбу к ним притащилась!

– Ох…

– Да не переживай ты так! У нее на это все равно духу не хватит! Ладно, пойдем, еще чуть-чуть посочувствуем…

Шаги, отрывается дверь, и наконец становится тихо.

Ну что ж, в этом тоже есть плюс. Поди знай, как бы меня обсыпало после подарка, врученного при таком отношении. Вообще, из расставания можно вынести много полезного. Правда, тех, кого считала хорошими друзьями, останется мало.

Выйдя из дамской комнаты, я останавливаюсь. Понятное дело, что нужно вернуться. Не хочу, чтобы стали трещать за спиной: «Ох, бедняжка, не выдержала!» Сочувствие куда хуже, чем открытая злость.

Но все эти перешептывания, взгляды – да и разговор в туалете – несколько выбивают из колеи. Я решаю выйти на террасу, подышать свежим воздухом. К тому же меня не покидает ощущение, что я пропахла десятком духов: поцелуи у щеки, притворные объятья. А еще тихое злорадство. Этот запах и моим гелем не сразу отмоешь.

Мы часто бываем в этом ресторане, поэтому я в курсе, что выходов на террасу два. Один – из нашего зала. Второй – из соседнего. Мимо него я как раз и иду. Из приоткрытой двери тоже доносится музыка – кстати, куда более бодрая. Веселые голоса, смех, мельком я вижу, как кто-то танцует. Тоже праздник, только почему-то гости здесь кажутся более искренними.

Хотя, скорее всего, это потому, что я с ними не знакома. До недавнего времени мне казались искренними многие из друзей.

На улице холодно, ветер тут же пронизывает тело, и я обнимаю себя руками. Я в одном платье. Из машины в машину – нормально, а вот так вот стоять…

Да и дождь продолжается: капли, срываясь с крыши террасы, пытаются зацепиться. За перила или за того, кто им подвернется. Неожиданно я замечаю в стороне огонек, а присмотревшись, понимаю, что это курит кто-то из персонала.

– Ой! – смущается девушка, подняв голову и заметив меня.

И тут же пытается потушить сигарету. Понятно: запрещено. Смотрит взволнованно, неужели думает, что я побегу к ее руководству? Я пытаюсь ей улыбнуться, но она еще больше смущается и торопится ускользнуть.

– Есть лишняя?

Она удивленно осматривает мое платье, потом пожимает плечами и несмело бормочет, протягивая пачку.

– Есть, но вам вряд ли такие понравятся.

– Мне все равно.

Мне действительно все равно, потому что я не курю. Слышала от подружек, что это помогает им успокоиться, подумать, сосредоточиться или просто отвлечься. На столь обширный эффект я, конечно, не рассчитываю. Для меня это возможность просто себя ненадолго чем-то занять.

– Там есть капсулы, – напутствует меня девушка. – Вы их раздавите. Ментоловая и с яблоком.

– То есть можно не только покурить, но и закусить?

Она негромко посмеивается, потом бросает взгляд мне за спину и, снова «ойкнув», вручает зажигалку и возвращается в помещение.

Обернувшись, я смотрю на зал ресторана. С этой стороны террасы как раз видно тот, что занимают гости дяди Сережи. На улице фонари лениво играют с вечерними комьями темноты, и отсюда кажется, что зал залит солнцем. Очень ярко, всех видно прекрасно. Особенно близко к окнам Валера с Миленой – и как у него до сих пор рука не устала? Она же так и не отпускает его.

Я отворачиваюсь и начинаю сосредоточенно изучать сигарету. Так, ну и где здесь капсулы? Капсулы… что-то прям сегодня как день космонавтики…

Услышав приближающиеся шаги, я отхожу чуть в сторону от двери. Спустя пару секунд на террасу выходят двое: мужчина и женщина. Мазнув по ним взглядом, замечаю, что эта тоже виснет на своем кавалере.

Может, так с ними и нужно? Может, в этом успех?

Качаю головой, удивившись, какая чушь лезет в голову, и сосредотачиваюсь на капсулах.

– О, кажется, я их нашла… – бормочу себе тихо под нос. – Вопрос: какая тут ментоловая, а какая яблочная?

Мужчина неожиданно разворачивается. Не оборачивается, нет. Я вижу, как он поворачивается всем корпусом в мою сторону. Никогда не видел, как женщины курят?

Бросив взгляд в сторону, понимаю, что причина не в этом. Во-первых, дама рядом с ним с сигаретой в руке. А во-вторых, этот мужчина – адвокат Воронов.

Ну и раз уж мы друг друга заметили…

Я киваю ему и начинаю давить капсулы. Фух, удается! А вот с зажигалкой приходится повозиться – чир-чирк, чирк-чирк, чирк-чирк.

– Алекс, куда ты?

Вскинув голову, вижу, что Воронов подходит ко мне. Понима-а-ю, я и сама устала от этого противного звука. Наверное, как джентльмен, он поможет мне прикурить эту чертову сигарету.

Я примирительно улыбаюсь его спутнице, мол, это всего на секунду, но массивная фигура Воронова меня от нее заслоняет.

– Не слишком холодно для прогулок без верхней одежды?

Выглянув из-за его плеча, я смотрю на его женщину, которая тоже лишь в платье. Но его это не убеждает. Сняв пиджак, он набрасывает его мне на плечи.

– Что вы… – от удивления я даже теряю слова, а потом, когда меня начинает окутывать приятное тепло вместе с терпким запахом мужского парфюма, благодарно киваю. – Спасибо.

– Алекс… – не очень уверенно пытается вернуть к себе внимание его дама.

Но он смотрит не на нее, и даже не на меня. Его взгляд гуляет по помещению ресторана. А когда наши глаза с ним встречаются, я понимаю, что он видел. Все видел: и Валеру с другой, и колье.

– Скажу честно, – говорит он, – твой выбор крысы мне понравился больше.

И главное, голос такой серьезный. И грозный. А мне становится настолько смешно, что я начинаю смеяться.

– Есть зажигалка?

Отсмеявшись, я кручу пальцами сигарету и зажигалку, с которой не справилась. Воронов молча и довольно долго осматривает этот набор. А потом вдруг забирает его и выбрасывает за пределы террасы.

– Терпеть не могу, когда женщина курит, – говорит он и протягивает мне руку. – Я знаю куда лучший способ снять стресс.

Глава 12. Анжелика

За его плечами сгущается темнота, из-за чего его глаза кажутся практически черными. Он собирался явно не покурить. И спутница, которая вместе с ним… переминается, обиженно кусает пухлые губы и поправляет лиф платья. Не остается сомнений в его планах на вечер. А теперь он предлагает их мне?

Усмехнувшись, я собираюсь ему отказать, а потом… Дверь на террасу распахивается, донося сюда тихую музыку, разбавленную чужим смехом, и мелькает мысль: да какого, собственно, черта?!

Я всегда могу уйти. В любой момент. И вряд ли этот вечер может стать еще хуже.

Едва моя ладонь ложится в его, он резко дергает меня на себя. Наши тела соприкасаются, но ему будто этого мало, и, скользнув рукой по моей спине, он прижимает меня сильнее.

– Привыкай, – говорит негромко, но в приказном тоне. – Ты должна чувствовать мое тело. Отзываться. Не бояться меня.

– Что-то еще?

Я уверена, что говорю резко и с вызовом, но слышу лишь шепот, который вызывает усмешку у Воронова.

– А еще тебе должно это нравиться.

Его пальцы начинают выводить на моей спине какие-то узоры. Но я не успеваю ни поинтересоваться ими, ни отодвинуться от него. Эти узоры как горячие линии, такое ощущение, что они впиваются в мою кожу, хотя я в платье и в его пиджаке. От неожиданности я делаю жадный вдох и подаюсь еще чуть вперед.

– Ну вот, – слышу вкрадчивый голос, – примерно так. Для первого раза сойдет, хотя над этим нужно еще поработать.

А потом он от меня отстраняется и перехватывает мою ладонь, когда я собираюсь шагнуть назад.

– Нам туда, – он кивает на дверь.

– Хотите вернуться на свою вечеринку? Более близкий путь в ваш зал…

– На своей вечеринке я уже был, – перебивает он, не дослушав. – Хочу посмотреть на твою.

Заунывная музыка, взгляды сочувствующих, которые воткнутся пиявками теперь и в него…

– Боюсь, вас ждет сильное разочарование.

– Не бойся. Переживу.

Сжав мою руку сильнее, он толкает дверь в зал.

– Алекс!

Ой, а о его женщине я и забыла! Она что же, все это время спокойно стояла? Не ушла, не попыталась меня отодвинуть. Воронов, кажется, изумляется куда сильней моего.

– Алекс, – женщина подходит ближе и соблазнительно ему улыбается, – ты ведь хотел меня подвезти.

Он молчит. Я думаю, что он пытается придумать, как выпутаться из щекотливой ситуации, и потихоньку начинаю тянуть свою руку, но он сжимает пальцы сильнее.

– Вероника, – роняет обиженно женщина, и только теперь я понимаю причину заминки.

– Вероника, – повторяет Воронов, – лучше вызови такси за мой счет. Это будет безопасней, я забыл, что выпил.

– Но мы могли бы…

Ее предложение заглушается музыкой и голосами гостей, когда мы с адвокатом заходим внутрь помещения. Вернее, когда он меня подталкивает вперед. Да уж, у него с джентльменством не очень. Особенно четко я это понимаю, когда он отпускает мою руку, а свою размещает у меня на спине. Ну, почти на спине. В общем, я предпочитаю думать, что из-за фасона платья и пиджака он просто слегка промахнулся.

Взгляды многих гостей, как я и полагала, тут же сосредотачиваются на нас. Я разворачиваюсь к адвокату и, делая вид, что поправляю ворот его рубашки, подсказываю:

– Моя талия выше.

– А толку? – пожимает плечами он. – На тебе столько одежды, что ее все равно не прощупаешь.

Я открываю рот, чтобы привести еще аргументы. Но он опережает меня.

– Немного согрелась? – Сняв пиджак, он вручает его проходящему мимо официанту, все-таки кладет руку на мою талию и снова мягко подталкивает. – Пойдем, теперь согреем меня.

Естественно, он замечает на себе взгляды гостей. И хотя он их полностью игнорирует, я все равно поясняю:

– Я вышла на террасу одна и с другого хода. А вернулась с вами. Они просто решили, что я вас встречала.

– Ну так и правы. Ты меня встретила.

К моему удивлению, мы проходим мимо столиков с шампанским. А, он же говорил, что выпил, а мужчины обычно по более крепким напиткам. Но мы проходим и мимо столика с другим видом спиртного. А заодно и мимо Филиппа, который едва не опрокидывает рюмку мимо открытого рта.

Если брат так реагирует на мое появление с Вороновым, нетрудно представить, что происходит с другими.

Плевать, конечно. Пусть бесятся, пусть строят новые версии нашего расставания с Валерой, пусть хоть на картах гадают. Немного неудобно становится, только когда мы проходим мимо дяди Сережи и тети Тамары. Мне кажется, мама Валеры выглядит разочарованной. Она так хотела, чтобы мы помирились, так надеялась…

Между тем мы оказываемся напротив музыкантов. Заметив нас, они даже слегка оживляются.

– По какому поводу собрались? – обернувшись ко мне, интересуется Воронов.

– День рождения. – Немного помедлив, я добавляю: – У папы Валеры.

– А почему тогда такая музыка, как будто именинник решил сэкономить и заодно устроить свое отпевание?

Музыканты грустно вздыхают, и я улыбаюсь. Похоже. Я без труда представила бы их в роли плакальщиц. Но тут же отбрасываю эти мысли и незаметно бормочу «тьфу-тьфу-тьфу». Дяде Сереже я от чистого сердца желала сегодня здоровья и долгих лет жизни.

– Помолилась? – интересуется Воронов, закончив какие-то переговоры с музыкантами. – Тогда пойдем чуть-чуть согрешим.

– Что, прямо здесь?

– Вот потому, что здесь, – проигнорировав мой язвительный тон, отвечает он на полном серьезе, – потому и чуть-чуть.

Мы делаем два шага, и он снова дергает меня на себя.

– Манеры у вас, конечно…

– Забудь о них, – перебивает он, приближая лицо к моему. – Вспомни о том, что тебе нравится, когда я к тебе прикасаюсь.

Мой возмущенный выдох заглушается первыми аккордами аргентинского танго.

– Вы что, – недоверчиво шепчу я, глядя на адвоката, – умеете танцевать?

– Ну, мне, конечно, привычней ритуальный танец у могилки врага, но, думаю, этот я тоже осилю.

– Вам не кажется…

– Не бойся, – усмехается он. – Я слишком хорошо помню, во что мне обошлось лечение крысиных лапок. Так что к твоим ножкам буду бережно относиться.

Это провал.

Мне тут же становится жарко. Невыносимо жарко. Я знаю, что на нас смотрят. Все или почти все. Жаль, что такое эффектное появление закончится громким конфузом. Но когда Воронов берет мою руку, я безропотно соглашаюсь.

Он делает это ради меня, поэтому отказаться будет трусостью и предательством. Правда, маленькую слабость я все-таки себе позволяю и на секунду закрываю глаза. А потом… Движение – легкое, плавное…

Я изумленно смотрю на своего партнера, который вышел не для того, чтобы просто тут постоять. Он танцует. Он правда танцует! И ведет так умело, что я без труда вспоминаю азы хореографии, на которую ходила столько лет назад, что лучше и не считать.

Поворот, поворот, мы как волна – заставляем людей расступаться. Мелькают изумленные лица знакомых, открытые рты мнимых подружек, стиснутый рот Миланы и Валера, с силой сжимающий бедный фужер.

– Я… – приказывает мне Воронов, склонившись к самому уху. – Сейчас для тебя существую лишь я.

Мои глаза находят его. И в ту же секунду теряют, потому что он отталкивает меня от себя. Два разворота – я делаю их потому, что так хочет он. Обманка. Отпустил и вернул. И снова тут же заставляет кружиться.

А потом прижимает к себе.

Склоняется надо мной.

Ниже.

Еще ниже.

Я изгибаюсь в спине, но упасть не боюсь. Держит. Напутствует:

– Ты сможешь подняться, только если закинешь на мое бедро свою ногу. Да… вот так… Не дергайся… Иначе будет растяжение и лечение за твой счет.

А теперь он плавно выравнивается, и я тоже могу подняться. Не знаю, благодаря тому, что моя нога до сих пор у него на бедре, или тому, что его пальцы впиваются в мою кожу.

– Чулки… – Он дергает меня на себя, снова заставляет меня прокрутиться и прижимает, практически впечатывает в себя. – Тут с выбором значительно лучше.

Поворот, мы танцуем, то отталкиваясь, то соприкасаясь телами. И в какой-то момент я вновь чувствую на своей ноге его пальцы. Они вкрадчиво, неторопливо, как будто у нас уйма времени и вокруг нет больше людей, бесстыдно задирают мне платье.

– Я ведь обещал, что буду с твоими ногами осторожен, – шепчет он, услышав мой изумленный выдох. – Я так и делаю. Показываю тебе, как будет удобней.

На секунду он теряет контроль, я опускаю ногу на пол и бегу от него. Два шага – и вновь разворот. А в наказание за попытку побега или чтобы понимала, от кого убегала, он ловко выдвигает ногу назад, опускается вниз. И, поднимаясь, скользит рукой уже по всему моему телу.

По ноге, по бедру, ну… по тому участку тела, который он путает с талией, поддевает мою ногу своей и заставляет склониться еще ниже, чем раньше. Одна его рука меня держит, а вторая размещается в зоне моего декольте. И я чувствую, как он растопыривает пальцы, как будто ему мало, хочется большего – больше прикосновений, теснее.

Рывок, и мы практически соприкасаемся лбами. Его дыхание овевает мое лицо, а его взгляд медленно, как наши шаги, крадется по линии моих губ.

Разворот, он прижимается сзади, его руки скользят по моему телу опять, я свои закидываю назад и слышу шепот, который меня опаляет. И на секунду заставляет поверить, что он умеет читать мои мысли.

– Не поцелую, не трусь. И, кстати, мне нравится другой цвет помады.

Мое возмущение созвучно ритму, который становится резче.

– А что вы будете делать, если у женщины, которую вы захотите поцеловать, помада, которая вам не нравится? – спрашиваю я, когда наши тела вновь сливаются.

Его взгляд опять на секунду задерживается у меня на губах. А я скорее читаю по его губам, чем действительно слышу:

– Сотру. Своим ртом. А потом покажу, как нравится мне.

– Думаете, она вас послушает?

Он усмехается и вдруг подхватывает меня под пятую точку. От неожиданности я обхватываю его сразу двумя ногами и цепляюсь за его шею. Начинаю скользить по ней ногтями, делая вид, что все так и задумано. Предпринимаю попытку соскочить, но он опускает меня чуть вниз, и я обхватываю его ногами сильнее.

Он делает поворот и лишь после этого позволяет мне медленно соскользнуть. Намеренно медленно, нагло усмехаясь при этом и тихо интересуясь:

– А ты непослушная девочка, да?

Мой ответ тонет в шквале аплодисментов и свиста. Удивленно обернувшись, я понимаю, что музыка стихла, танец закончился, а мы так и стоим в объятьях друг друга.

Воронов отстраняется и только поворачивает голову в сторону, а к нему уже торопится официант с пиджаком.

– Так, – говорит он, надев его. – Я согрелся, теперь не прочь освежиться и закусить.

Судя по тому, что он подхватывает меня под локоть и уводит к столикам, на свою вечеринку для озвученных целей он возвращаться не собирается. Внутри меня разливается приятное тепло: я благодарна, что он не сразу покидает меня.

– Водка, коньяк, какие-то ликеры… – перечисляю я, когда мы проходим мимо стола, к которому прилип мой брат.

Не знаю, рюмка у него в руке еще та же? Не удивлюсь, потому что он застыл в прежней позе, даже рот не закрылся.

Воронов подхватывает у одного из официантов шампанское и передает его мне, а сам берет со стола лимонад.