Текст книги "Путь израильского наёмника"

Глава 3

Большой город, большие деньги. Всё что требовала от меня моя новая родина, это повиновение. За это в банке дали ссуду. И этим сделали меня не совсем свободным человеком. Купил квартиру и стал принадлежать только ей. Любые желания работодателя я выполнял чётко. Всё время боялся остаться без денег. Раб квартиры, я был как джин в своём кувшине. Мы стали с ним невероятно похожи в этом восточном мире жары и красивых песчаных дюн. Как и джин, я каждый раз возвращался в квартиру после выполненного задания. Как сказочный герой я мчался по вызову телефонного звонка на место, где ждал меня работодатель. Раб квартиры нужен был везде. Я так боялся потерять работу, что соглашался на всё, что мне предлагал хозяин. Вечером приходил уставший домой, купался, садился возле компьютера и только теперь, в виртуальном мире, получал свободу. Я был героем женских сердец, и мне нравилась власть над некоторыми из них. Это так увлекало, что порой я сидел у компьютера всю ночь, а утром вновь торопился к своему господину. Вот так я и существовал, загнанный раб в загнанном мире.

Но однажды, то ли бог смилостивился надо мной, то ли фортуна вспомнила о моём существовании. Пришла повестка в армию и внутри меня всё изменилось. К этому времени я уже прожил в Израиле два года и был далеко не тем восторженным ребёнком, который приехал в страну. Всё что у меня было, это сносное знание иврита и профессия «принеси, подай, иди и не мешай».

Мой хозяин Фуат подержал повестку в руках и улыбнулся.

– Зачем тебе всё это? Ты уже не мальчик, чтобы бегать и выполнять приказы.

– Да. И поэтому, Фуат, теперь ты не будешь отдавать мне приказы таскать цемент.

– Ты что? Как ты мог такое подумать? Марш, тащи раствор.

– Фуат! А как же твои слова?!

– Ты помогаешь заработать мне, а я даю заработать тебе. Понятно?

Лицо араба сразу изменилось. Когда что-то шло не по его сценарию, он становился злой. В чёрных глазах я увидел ненависть.

– Ты что, Фуат, сердишься на меня?

– Все вы евреи одинаковые. Вам бы только ничего не делать.

– Ну, ну, Фуат, не нервничай. Я только съезжу туда и сразу вернусь.

– Ты мне это точно обещаешь?

– Конечно, обещаю.

– Ладно, тогда неси раствор и не забудь ещё ящик с плиткой. А потом сбегай за водой и можешь быть свободен.

– Вы сегодня невероятно добры ко мне, – сказал я арабу на русском языке.

– Я ничего не понял, – крикнул он мне из соседней комнаты.

– А ничего и не надо понимать. Сиди, работай, а я за раствором.

Ведра с цементом уже ждали меня. Хитрый Фуат знал, что я вернусь, поэтому и отпустил. Кому я двадцатишестилетний нужен в армии?

– Плитка в ящике. Вода в баклажке, а раствор в вёдрах. Фуат, я могу идти?

– Да, да, и помни об обещании.

– Пока, мой ненаглядный араб.

– Ты что-то сказал?

– Нет, это я попрощался на русском.

День пробежал быстро, и следующее утро не заставило себя долго ждать. Таких как я, с повесткой в руках, у дверей военкомата было человек тридцать. Короткие стрижки, смуглые лица, смех и разговоры только о боевых войсках. И всё это на иврите. Вот тут я понял, что знаю ещё далеко не все слова. У меня было так мало общения за эти два года. Да и с кем общаться, когда друзей так и не нажил? Я давно привык быть один, ещё там, на тренировках. И даже работа у Фуата мне нравилась именно потому, что там я всё время был один. Уж такой я вырос. Небольшой рост, русые волосы, не очень короткая причёска. А ещё я молодо выглядел, и в свои двадцать шесть лет был похож на восемнадцатилетнего соседа.

Ему, как и мне, почему-то дали отдельные карточки, отвели в сторону и сказали ждать. Наверное, причиной этому было наше умение стрелять.

Через некоторое время пришла женщина в военной форме. Она посмотрела на нас и поманила пальцем. Мы вдвоём подошли. В протянутую руку отдали удостоверения мастеров спорта. Она внимательно их изучила и отдала обратно.

– Пошли, – на чисто русском языке сказала мне, а соседу повторила то же самое только на французском. Мы, повинуясь, потопали за ней на улицу. Там ждала легковая «Пэжо». В ответ на дистанционное управление машина пискнула, и открыла двери.

– Садитесь, – женщина указала на заднее сидение.

Ну вот, служба и началась. По рассказам из Союза я знал, что солдат часто используют на стройке. Подумал, нас тоже сейчас припашут. Но израильская армия не Союз. Это я понял, когда нас привезли к маленькому зданию.

– Выходите, – сказала наша сопровождающая на французском языке, а потом и на русском. Милая женщина лет 45 вышла из машины и потянулась.

– Ну, чего вы стоите? Марш!

– Куда?

– Вон двери, видите? Туда и идите.

Пиная песок ногами, мы отошли от дороги. Заброшенная шиномонтажная станция довольно интересно выглядела со стороны. Наша командирша подъехала к груде старых машин. Но её «Пэжо» была настолько древняя, что рядом с этой грудой она казалась металлоломом. Я нажал на звонок у двери. Где-то далеко дзынькнуло. Через какое то время с той стороны спросили:

– Кто?

– Открывай, Яков.

Ответ был опознан и дверь открылась. Мы ещё не были солдатами и поэтому нам тихонечко сказали:

– Входите.

Закопанный в песках огромный, метров четыреста, подземный бункер встретил нас прохладой. После невыносимой жары на улице, это как попасть в другой мир. Яков свернул в один из коридоров, а мы пошли к рубежу, где уже лежали две готовые винтовки.

– Ну, что вы смотрите на них, как красны девицы? Сейчас проверим, как вы стреляете.

Желание отличиться вдруг исчезло. Я мастер спорта по стрельбе из лука, а не из винтовки. Но в мозгу пронеслось: «Молчи и стреляй». Француз, темнокожий парнишка, рассмеялся. Взял винтовку, передёрнул затвор и выстрелил. Гильза со звоном упала на бетонный пол. Я повторил всё то же, но медленнее. И мой выстрел ознаменовался попаданием в мишень. Я весело подмигнул французу, чем невероятно разозлил парнишку. Тот выстрелил ещё, а я вслед за ним. Оба промазали. Приклад непривычно долбал меня по плечу после каждого выстрела.

– Теперь лежачее положение.

Я очень удачно хлопнулся на пол. Не знаю, откуда во мне всё это взялось? Наверно родилось с моим приходом в эту жизнь. Но теперь я закрыл глаза и ждал удара сердца. Поймал мишень в прицел и выстрелил. Француз усиленно палил рядом, пока не опустошил всю обойму. Моё попадание заставило улыбнуться не только меня, но и женщину. Француз нервно вскочил. Винтовку оставил на земле. Я дострелял всю обойму. Почти все пули легли в железяку. Встал вместе с винтовкой. Вытолкнул последнюю гильзу и погладил пустое дуло. Сам не знаю, почему, тихо шепнул:

– Спасибо тебе.

– Теперь попробуйте по бегущей мишени.

Голос заставил задвигаться вдалеке силуэт, похожий на человека. Каждый получил по одному патрону. Мишень двигалась влево от нас. Я привык стрелять на вынос. Вставил патрон, щёлкнул затвором, прицелился. Бабах и попал. Француз почему-то засуетился, и патрон выпал из рук. Пока поднимал, мишень уехала.

– Не успел, – засмеялась женщина.

– Не успел, – ответил тот и положил винтовку к ногам.

– Что чувствовал, когда попал в мишень? – спросила женщина у меня.

– Не знаю. Как то всё само получилось. Не я командовал телом, а инстинкты, которые во мне. Может при выстреле я чувствовал, что свободен от этого мира и вовсе не раб.

– Раб? Почему раб?

– Потому что всё время должен только работать.

– Ну, а при выстреле?

– Я на миг вернулся в свой спортзал и там остался на время выстрела.

– Я думаю, это всё. Отставь винтовку.

– Куда?

– Ну, положи её на пол. Потом заберут.

– Скажите, нас возьмут в боевые войска? – заговорил француз на иврите.

– Вас примут, только куда-то подальше от передовой. Тоже мне, стрелки! 50 процентов попадания.

– Но?!

– Никаких но. Поехали. Яков, мы закончили.

– Пусть распишутся в журнале.

– Да, прости. Пойдёмте, распишетесь, что зря израсходовали имущества армии на тридцать долларов. Ну же, Влад, не грусти. У тебя всё получится, но только не здесь, а где-то в другом месте.

Всё остальное было уже не важно. Я не прошёл тест по стрельбе. Теперь я нужен только Фуату и его раствору. Вернувшись к зданию военкомата, мы стали проходить обычную процедуру вместе со всеми. Девушка в военной форме что-то спрашивала в окошечко, я отвечал на вопросы. Последний был:

– Вы хотите служить в действующей армии обороны Израиля?

Я взглянул ей в глаза, и спросившая опустила голову. В моем взгляде наверно была мольба: «не прогоняйте». Девчонка покачала головой. А я подумал:

«скажи же да».

– Да, я хочу служить в действующей армии обороны Израиля.

– Вот здесь распишитесь и ждите письмо.

– И это всё?

– Я что вы ещё хотели услышать?

Вот так девчонка кивком головы решила мою судьбу.

– До свидания.

В этот момент я почувствовал, что стал в здании военкомата частью чего-то большого и сильного.

Автобус отвёз меня домой, и я стал ждать письма. День сменялся днём, но кроме банковских счетов и рекламок ничего не приходило. Каждый день я не терял надежду, но она становилась всё меньше и меньше. Постепенно я перестал надеяться и уже не бежал к почтовому ящику, всё больше превращаясь в раба своей квартиры. Вёдра с раствором, плитка и какие-то порошки, вода в баклажке – вот что стало частью моей жизни. Мне совсем не хотелось учиться. У своего Фуата я неплохо зарабатывал. Зарплату получал вовремя и без обмана. Это меня вполне устраивало. Мне некуда было пойти, и я весь отдался работе от рассвета и до заката. Я практически жил на стройке рядом со своим арабом. Это хоть как-то отвлекало меня от пустой квартиры. Мои родители тоже переехали в Израиль, но ненадолго. Сразу подались в Америку, где неплохо устроились, а сестра получила образование. Потом сестра перебралась в Австрию, где и нашла себе приют, выйдя замуж. Хорошее медицинское образование и работа по специальности окончательно решили её судьбу. Они изредка звонили, поддерживая видимость семьи. Я же никого не хотел видеть. Просто толкал свою жизнь с каждым новым днём поближе к концу.

И вот именно в таком настроении меня на работе застал звонок. Тихий голос, после небольшой паузы, спросил:

– А куда я попал?

– А куда вы целились? – схохмил я и в ответ сам засмеялся.

А там, на другом конце, ответили:

– Очень смешно. Вы Влад?

– Да, я.

– Посерьёзнее надо быть.

– Буду, только зачем я вам?

Минутная задержка ответа растянулась в вечность.

– Прошу вас, выйдете из здания стройки, подойдите к белой машине и ждите.

– Я выиграл приз в программе «Розыгрыш»?

– Это не розыгрыш. Для вас это будет лучше, если вы выполните приказ.

– Приказ?

– Да.

Неужели, я дождался? Ноги сами понесли меня к хозяину. С первого на пятый этаж я примчался без одышки.

– Фуат, ко мне приехали. Отпустишь на пол часа?

– Конечно.

Поедая свою питу[9]9
  Пита – круглый, плоский пресный хлеб, который выпекается как из обойной муки, так и из пшеничной муки высшего сорта.


[Закрыть], весь заевшийся хумусом[10]10
  Хумус – распространённая на Ближнем Востоке пюреобразная холодная закуска из нута (бараньего гороха) с тхиной – кунжутной пастой.


[Закрыть], мой хозяин махнул рукой. Потом пробормотал что-то невнятное с полным ртом:

– Твой обед, иди куда хочешь.

Любопытство разрывает меня изнутри и придаёт энергии мчатся на улицу. Ноги перепрыгивают через одну ступеньку. Вот он улица. Встречай своего еврея! Передо мной дорога, а позади дома машины спешат куда-то одна за другой. Над головой сине небо и жгучее солнце. Вокруг строительный мусор, а слева и справа стоят возле вагончиков припаркованные машины. На заборе, в том месте где была дырка, кто-то нарисовал женщину. Юный Айвазовский сделал ещё надпись: «Под краном не стой». Так получилось, будто это говорило отверстие в заборе. Смотрю на стоящие машины – все пусты. Расстроенный собрался обратно.

– Эх, чёрт. Кто-то пошутил.

Опустил голову, и хотел было идти, но в кармане ожил телефон. Рука потянулась, вернее, бросилась в карман. Приложил трубку к уху.

– А ты подкачался.

Слышу всё тот же женский голос.

– Не верти головой, всё равно не увидишь. Завтра заболей или умри, но чтобы хозяин тебя не ждал. Мы уезжаем.

Гудок оборвал разговор. Может это обман, а может сам Фуат захотел избавиться от меня, чтобы не платить зарплату? Возвращаясь к нему я обдумывал, почему всё это произошло вот так, а не иначе. И тут опять тело решило за меня и толкнуло ногу на плитку, стоимость которой была около пятисот долларов. Глухой хруст под моей ногой рассердила хозяина.

– Что ты делаешь?

Моя улыбка добила его миролюбие. Став ещё злее он не сдержался и вскочил.

– Фуат, сильно не дёргайся. Сейчас как вдарю больно. Так что лучше сядь на место.

– Ты уволен! – мой хозяин перешёл на писк. – Зарплату не получишь! Она уйдёт на оплату плитки, которою ты растоптал. Как я вас русских ненавижу!

– А зря, – сказал я и это ещё больше его разозлило.

На его крик сбежались арабы со всех этажей. Их было очень много, и я решил не умирать в этот день.

– Прощай!

Фуат кричал, махал руками, а арабы бросились за мной по коридору. Но дальше здания им выходить нельзя, потому как нелегалы. Я выскочил на улицу во второй раз за пол часа и свистнул такси. Оно отвезло меня домой. А там телевизор и душ. Комната уже совсем не давила одиночеством.

– Завтра меня заберут! – комнату наполнил первобытный крик одинокого мужчины.

Потом по моему жилищу расползся уютный запах пиццы. Я уселся в кресло. Первый раз за всё время моего пребывания в Израиле спокойно закрыл глаза и вдруг почувствовал, как же я устал. В это миг я уже не был рабом. Я освободился. Теперь я чистый лист, на котором судьба напишет новую главу.

Глава 4

Вскоре этот чистый лист, объевшийся пиццы, устал ждать рассвета и, в конце концов, уснул под утро. Телефонный звонок застал меня врасплох в тот момент, когда сладостный сон заполнил разум. Снился дом, семья. И всё это оборвалось в один миг писком мобилки. Рука стала шарить в темноте, но, не нащупав трубки, потянулась к выключателю. Я с трудом разлепил глаза и увидел что номер не определён. Телефон замолчал, очевидно, устав меня будить.

– Неужели опоздал? Неужели всё?

Посмотрел в окно, а там рассвет. На часах только пол пятого.

– Ну, ничего себе! Позвонил кто-то!

Глаза снова стали медленно закрываться и только ко мне прикоснулся сон, как телефон зазвонил опять.

– Я слушаю? – возбуждённо крикнул я, готовый разорвать звонившего.

– Долго спите молодой человек, – отчитал меня женский голос. – Выходите на улицу. Вас будет ждать машина.

– А куда идти то?

– На остановку, что в сторону города.

– Спасибо!

Меня не надо просить дважды. Схватил сумку, в которой было чуть-чуть вещей плюс зубная паста, мыло и шампунь. Так, для смены, если что. Посмотрел на комнату. Обвёл взглядом пустое жилище с молчащим телевизором.

– Ну, я пошёл, – сказал сам себе и вышел за порог.

До остановки идти совсем ничего. Бег сократил это расстояние в два раза. Отдышавшись, я остановился и стал ждать там, где было велено. На остановке в такую рань уже стояли люди. Подъезжали машины, автобусы, грузовики, брали женщин и мужчин и везли их к месту работы. Моя машина всё не ехала.

– Неужели я опоздал?

С восходом солнца эта мысль всё сильнее захватывала мозг. Я стал нервничать, срываться с места и подходить в каждой подъехавшей машине. Но всё зря. Очередной водитель говорил мне, что я ему не нужен. Вот едет военный грузовик. Я обрадовался и на душе тут же полегчало. Всё в порядке, сейчас меня заберут. Счастливый подошёл к обочине дороги, но грузовик придал газу и промчался мимо.

– Чёрт, завтра придётся снова идти к Фуату. Заплачу ему за поломанную плитку. Вряд ли он нашёл мне замену, – уговорил сам себя и как-то успокоился внешне, хотя внутри меня разрывала на куски досада.

Я остался на остановке совсем один. Все уже уехали. С расстроенными чувствами поднялся и хотел идти, как к обочине подъехал старенький «Субару». Я совсем не обратил на него внимания и очень удивился, когда меня позвал знакомый голос.

– Ну что, мы уже не хотим верой и правдой служить народу Израиля?

Обернулся.

– Хотим, – обрадовался я и побежал к открывшемуся окну.

Присел и заглянул внутрь. В машине была женщина, тестировавшая когда-то мою стрельбу.

– Ну, чего стоим? Здесь остановка запрещена. Сейчас влепят штраф. Садись быстрей.

Я ринулся к переднему сидению.

– Куда? Полезай назад.

Без слов метнулся к задней дверце. Вкинул сумку и сам уселся рядом.

– Готов?

Махнул головой. Женщина довольно холодным оценивающим взглядом посмотрела в зеркало над собой. Улыбка на моём лице сразу исчезла.

Машина рванула с места и повезла меня в желанный путь. По мере движения большие дома города сменились маленькими загородными домиками. Потом и они закончились. Начались сады, на смену которым пришли поля, а потом и пустыня. Боясь потревожить хозяйку, я не просил включить кондиционер, а просто открыл окно. Мы двигались без остановки в глубь страны. Кусок пустыни кончился и вновь пошли поля и оливковые рощи. Дома и домики мелькали за окном, пока мы не подъехали к железным воротам. Вышел охранник и отдал честь моему водителю. В ответ получил улыбку и улыбнулся сам, но когда увидел меня, то сразу посерьёзнел.

– Ас вами кто?

– Мой работник.

Я слышал рассказы об израильской армии, но думал, что она всё-таки отличается от советской. Ждал, что сейчас откроются ворота, и мир армии встретит меня своим шумом. Жёлтая дверь отъехала перед нами в сторону. Первое что я увидел, это гуляющих на лужайке павлинов, персиковые деревья и разные растения вокруг. Здесь был какой-то оазис, а совсем не армия. Автомобиль въехал на территорию и за нами сразу закрылись ворота. Ухоженные домики из красного кирпича, не похожие один на другой, смотрели в окна машины. Мы остановились возле самого некрасивого. По всему было видно, что здесь давно не было хозяина. Мотор заглох.

– Выходи и забирай с собой всё своё барахло.

Женщина вышла из машины вслед за мной. Я толкнул рукой дверцу. Слегка не рассчитал силы, и та хлопнула громче обычного.

– Ещё раз так поступишь, будешь ходить пешком на свою стройку. Понял? Кстати, меня зовут Рахиль.

– Очень приятно. Влад.

– Ну, вот и познакомились официально. Теперь ты будешь жить вот здесь, и прошу, не задавай дурных вопросов. Видишь сколько работы перед тобой? Живи и не болтай. Учись всему, чему сможешь научиться.

– Ну, выживать я умею.

– Пошли болтун, я покажу тебе твоё жилище.

Предупреждённый взглядом решил больше не юморить и поплёлся за ней в глубь сада.

– Чёрт, от одного плиточника-самоучки избавился, теперь к садовнице попал. Но всё-таки пусть лучше так. Она хоть не будет заставлять таскать цемент в вёдрах. Судя по дому богатенькая. Сейчас определит мне место, и буду я здесь жить как в раю.

– Что ты там всё время бормочешь?

– Да вот, думаю, сколько вы мне платить будете, как садовнику?

Вместо ответа я наткнулся на внезапно остановившуюся Рахиль. Резкий, недовольный взгляд и мне уже не хотелось слышать ответ.

– Скажи, сколько павлинов было на выезде из кибуца?[11]11
  Кибуц – кооперативное сельскохозяйственное предприятие в Израиле (сельскохозяйственная коммуна).


[Закрыть]

– Не знаю, – ответил я, наслаждаясь сорванным персиком.

Сок, стекая по щёкам, вызвал в её глазах какое-то отвращение ко мне.

– Я повторю вопрос, и если не ответишь, останешься без ужина.

– Пять, – буркнул я с косточкой во рту.

– Ответь нормально, не мямли.

– Пять.

Хотел добавить: «чего тут непонятного, старуха», но помолчал. Целее буду, подумал про себя.

– Иди, вон твоя кровать.

Указала мне в глубь сада, где ещё со времён второй мировой войны стояла железная кровать.

– Ты остаёшься без ужина.

– Я случайно не в концлагерь попал?

– Заткнись юморист и больше ничего не говори.

Вместе со словами она подняла над собой кулак и сжала пальцы. Я такое видел в кино. Когда главный герой вёл за собой по джунглям людей, то этим движением он заставлял их замолчать.

Оставив свою домомучительницу позади, молча пошёл к кровати. Я вновь остался один, но уже не на стройке, а в саду. Бросил сумку под железные пружины, сел на них, и моя попа коснулась земли. Взглянув на деревья, увидел, как из дома опять вышла женщина.

– На вот, возьми, – кинула с порога спальник зелёного цвета. – Постели себе.

Вытащила сигарету изо рта и потушила о порог ногой. Окурок не убрала, а столкнула со ступенек в сторону сада.

– Обустраивайся. Завтра у тебя тяжёлый день.

Красные военные ботинки на её ногах привлекли моё внимание. Я подошёл ближе, но не к Рахиль, а к ботинкам на её ноге.

– В дом не заходить, в окна не смотреть, а иначе позову полицию.

– Дышать то можно?

– Только попробуй нарушить моё распоряжение и живо окажешься в полиции. А ещё раз пошутишь, останешься без завтрака.

– Слушаюсь, мисс, – ответил, подражая военным, и всё смотрел на её ботинки. Откуда они у неё? И ещё это движение кулаком? Ну, я попал! И позвонить то некому. Слышу, завёлся двигатель. Всё дальше и дальше стал удаляться звук мотора, пока совсем не исчез за заскрипевшими воротами жёлтого цвета.

– В дом не заходить, – повторил сам себе и заглянул в окно.

Но за стеклом ничего не было видно. Взял спальник и пошёл в глубь сада к кровати.

Персиковые деревья вокруг окружили меня словно солдаты своими ровными рядами. Где-то далеко сейчас жара и Фуат матерится и проклинает меня за то, что не вышел на работу. Я коснулся висящего персика, но не сорвал. Бархатная кожица подарила нежность прикосновения. Всё-таки хорошо, что я здесь! Может, найду своё счастье с дочерью какого-то кибуцника. Витая в своих мечтах расстелил спальник. Жаркое лето, тёплая осень впереди, а значит не стоит бояться холодов. Можно побыть у хозяйки рабом, главное чтобы в зарплате не обманула. Лёжа на кровати, задрал ноги на железную спинку.

– А тётушка Рахиль где?

Неожиданные слова заставили вскочить. Взглянул на дом, а там, у порога, стоит бабка и разглядывает меня любопытными глазами.

– Я не знаю.

– Вы её новый работник? Предыдущего она два дня назад уволила.

– Наверное.

– А она вам, молодой человек, про крошки ничего не говорила? Для павлинов должна была оставить.

– Да нет, ничего мне не говорила.

– Ну, тогда я пойду.

– Конечно, конечно. Я вас не задерживаю.

– А знаете что, молодой человек? – интонация голоса резко изменилась.

Вместо старческого немощного, зазвучал громкий и повелительный.

«Сейчас что-то попросит», – пронеслось в голове.

– Не поможете ли мне загнать павлинов за ограду?

– Да, запросто.

Отстегнул от сумки ремешок и пошёл догонять бабушку.

– Сколько павлинов на въезде в кибуц?

Слова Рахиль сами всплыли сейчас в памяти.

– Семь.

Теперь я знал ответ. Последний павлин получил по облезлому, словно старый веер, хвосту и направился за остальными. Тем временем старушка вынесла кружку воды и хлеб, намазанный мёдом.

– Вот это дело, – сказал я сам себе и вернулся в сад с добытой едой.

На полный желудок лучше спать, что я счастливый и сделал.

По-моему я только успел закрыть глаза, как меня разбудил писк тормозов. Зашумела рядышком листва. Вернулась хозяйка.

– Ну что, уже лежишь?

– Да, а что ещё делать? Иначе полиция.

– Ты смотри, какой исполнительный!

Рахиль уселась на порог дома и закурила. Над её головой не было ветвей деревьев, и в этом проёме зажглась первая звезда.

– А павлинов было семь.

Выпустив тонкой струйкой дым, Рахиль посмотрела в сторону сада.

– Молодец. Ты хоть бабуле сказал спасибо за мёд?

– Заметьте, за вкусный мёд. Нет, к сожалению забыл.

– Чтобы не смел больше ни у кого кормиться! Понял? Иначе что?

– Полиция.

– Молодец, а теперь можешь спать.