Текст книги "NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника"

– Успокойся. Я действительно поняла, что она за человек, и мне ее было безумно жаль, – задумчиво проговорила Марина.

– Жаль? Ее? Она же алкоголичка, и все, что тебе наплела, – самый настоящий белогорячечный бред. Неужели ты могла подумать, что я стану подписывать своим именем чужую работу? – почти искренне возмутился Самсонов.

– Опомнись. Что ты говоришь? Человека убили, а ты ее обливаешь грязью, – не выдержала Марина. – Так нельзя. Да возьми себя в руки наконец. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не верила слухам, которые всегда о тебе ходили. Елену мне действительно жаль, очень жаль. Жуткая изломанная судьба, странная непонятная смерть.

Я вообще склонна думать, что это самоубийство, но в милиции почему-то эту версию отмели. А мне кажется, очень похоже на то. Все ужасно. А если говорить о тебе, это тоже ужасно. Я уже не понимаю – где правда, где ложь. То, о чем рассказала Лена, недавний скандал в газетах, когда твой великий арт-директор Гнилов поведал, что с твоего ведома делает компьютерные копии картин и портреты с фотографий, а потом для тебя же их и продает, забирая свой процент. До какой наглости надо было дойти, чтобы продать подобную копию заместителю генерального прокурора? Конечно, я понимаю тебя. Тебе же после такого скандала и за помощью некуда обратиться… Да, – продолжала Марина, – я до последнего момента не верила, хотя со всех сторон сыпались совершенно неопровержимые факты, что ты – великий мистификатор, непревзойденный мифоман, кто угодно, но только не художник. Безнаказанно прошел один обман, другой, третий, и ты решил идти напролом, посчитав всех дураками, которые заслуживают того, чтобы их обманывали. Неужели ты не понимаешь: людям просто в голову не приходит, что можно так чудовищно врать, присваивать себе чужие заслуги и таланты.

– Ты на самом деле так думаешь? – обескураженный ее монологом спросил Самсонов.

– Да, теперь, к сожалению, именно так и думаю, и самое грустное то, что у тебя вряд ли получится меня переубедить.

Помнишь, я как-то тебя спросила, зачем ты столько врешь и придумываешь всякие истории, какие-то дурацкие байки про женщин, о своих связях с мировыми знаменитостями? А ты мне ответил, что все врут, все хотят выглядеть лучше, чем есть на самом деле, потому что правда ужасна. Тогда я не очень поняла, что ты имеешь в виду. Теперь понимаю. Твоя правда действительно страшная.

– И давно ты это поняла? – с вызовом спросил Михаил.

– Наверное, давно, – в тон ему ответила Марина. – Первое потрясение было после встречи с Николаем, твоим якобы сокурсником по Троице-Сергиевой лавре. Он-то там действительно учился, а ты, как обычно, заезжал. Но знакомства завел.

– Да я и не скрывал, что иконы сам не пишу.

– Не скрывал. Конечно. Ты просто не говорил, что их пишет Николай и продает их тебе за чисто символические деньги, а ты потом распоряжаешься ими по своему усмотрению…

На улице сгустились сумерки, но в зале еще не зажгли свет, и это усиливало мрачную атмосферу разговора, вернее, теперь уже сильно затянувшейся паузы. Наконец Микис проговорил:

– Прости. Я не должен был просить тебя встретиться со мной. Это произошло непроизвольно, на уровне подсознания. Мне надо было с кем-то поговорить. Я запаниковал. Наверное, хотел убедиться, что все не так страшно и мои опасения напрасны. Теперь понял – не напрасны.

– Ну ты же сам говорил, что картины уже почти не приносят доходов. Коллекционеры не покупают, богатые клиенты Шапошникова отказываются от твоих услуг, и надо менять бизнес. Ты же уже давно предчувствовал, что пора остановиться, уйти в тень. Впрочем, сделать этого ты, наверное, просто не в состоянии.

– Да мало ли, что я говорил…

Вдруг Самсонов схватил Марину за руку.

– Ты меня, конечно, презираешь, ты разочарована, потрясена. Я все понимаю… Понимаю, что невозможно вернуть прежние отношения. Я виноват: сам все разрушил. Всегда хотел все сразу и сейчас потерял все, но… Не отворачивайся от меня, спаси меня от меня самого. Я пропадаю. Не бросай меня, Марина.

– Не представляю, чем я могу тебе помочь? – бесцветным голосом сказала Марина, а про себя в ужасе поняла, что опять поможет этому человеку. Пойдет на все, но не допустит скандала. Они потом вместе разберутся в этой запутанной ситуации. Ведь когда-то он работал и сам писал картины! Не может же быть, чтобы самостоятельно Микис никогда ничего не делал?

Он все-таки очень ранимый, вот сидит напротив такой беспомощный, несчастный. А за помощью-то прибежал именно к ней! Разве можно оттолкнуть его? Нет, ему необходима помощь. Просто рядом с ним никогда не было достойной женщины, настоящего друга и музы художника, и он сбился с пути, засуетился, побежал за дешевой славой. А она поможет ему найти себя. Бросит все, вместе с Микисом безвыездно будет жить за городом, пока не забудутся эти разбухающие скандалы. Если человека нет, то никто не будет о нем вспоминать, а потом можно начать все сначала. Сейчас главное – сохранить имя, брэнд, в создание которого вложено столько сил и энергии. Вдали от всех Самсонов начнет работать, и его гений проявит себя, не может не проявить. И все убедятся, что он – настоящий, подлинный художник.

Пока Марина мысленно произносила свой страстный монолог, Самсонов смотрел на нее преданным собачим взором, про себя отмечая, как теплеет выражение ее глаз. Он нутром почувствовал, что она готова к тому, чтобы выслушать нелицеприятную правду, несколько, конечно, подправленную, но очень близкую к действительности. Главное, у него теперь есть тыл, и в этом тылу надо выработать правильную линию поведения. Выдержав паузу, он начал издалека:

– Ты поможешь уже тем, что будешь со мной. Ты редкая женщина, Марина. Я не заслужил, но судьба так распорядилась, что мы встретились, и для меня самое страшное на свете – потерять тебя. Поверь, я вовсе не такой, каким все хотят меня выставить в твоих глазах. Тебе даже трудно представить, через что мне пришлось пройти в этой жизни. Ты не можешь понять, потому что родилась в прекрасной семье, как говорится, с серебряной ложкой во рту, и с детства у тебя не было моих проблем. Огромная семья, нищета, бараки, коммуналки, пьянство вокруг. Мне надо было выбраться из всего этого, и я выбрался. Поверь, я всего добился сам, мне ведь некому было помогать. Возможно, барахтаясь, чтобы остаться на поверхности, я совершал очень неблаговидные, с твоей точки зрения, поступки. Но жизнь…. она такая… Благородство возможно в среде благородной, а я поднимался с самого низа, где такие понятия неизвестны и никто ими не руководствуется.

– Я все прекрасно понимаю, – растроганно проговорила Марина. – Поверь, что бы ни произошло, я не отвернусь от тебя. Понимаю, как трудно тебе было, но то, что ты раскаиваешься, свидетельствует о многом. И всегда в этом убеждала Сашу, с которой ты, кажется, окончательно рассорился?

– Мы не ссорились. Просто у нее очень тяжелый характер. Собственно, о ней я и хотел с тобой поговорить. Вы ведь общаетесь? Что Лена Макеева действительно звонила ей?

– Да, звонила. Потом Лена ко мне пришла. Рассказала, что ты присвоил себе ее работы и теперь, когда ты поднялся на ноги, она хочет материальной компенсации. Я не поддерживала ее, не перебивала, только слушала. Ей это, кстати сказать, не понравилось, и она проговорилась, что встречалась с Сашей и там встретила понимание и сочувствие, даже вроде письмо какое-то оставила. Но сама Саша мне об этом ни слова не сказала. В последнее время она как-то не очень откровенна, а когда заходит речь о тебе, вообще переводит разговор на другую тему.

– Даже так?

– Какая кошка пробежала между вами?

– Ну как обычно бывает: мы не сошлись в вопросах цены. Ничего личного. Ты вроде бы ей какие-то деньги обещала от моего имени, но я ничего такого не помню.

Сказал, что платить не за что. Впрочем, я занимаюсь благотворительностью, могу и ей помочь: дать столько денег, сколько смогу. Но за что платить?

– Так ты ей ничего не заплатил за работу, которую она сделала? – удивленно спросила Марина.

– А что она такого сделала? – искренне недоумевая, спросил Самсонов.

– Вообще-то, она написала твою книгу, – сообщила ему Марина.

– Что значит она? Это моя жизнь! Напечатали и покупают ее только потому, что на ней стоит мое имя! Я отказался от издательского гонорара в ее пользу. Все деньги получила Алябьева.

– Жизнь, не спорю, твоя, а вот мысли ее. Впрочем, эта категория давно обесценена. Главное же, ты подзабыл, как, используя ее материал, стал работать с другим автором. Вполне справедливо, что Саша обиделась. Мне с большим трудом удалось уговорить ее вернуться и завершить книгу, гарантировав компенсацию морального ущерба. Ты подвел не только себя, но и меня.

Марина говорила очень мягко, как с больным ребенком. В конце концов ей стало жаль Микиса, и она решила не развивать дальше эту болезненную для Самсонова тему.

– Ладно, речь не об этом. Хотя трудно предположить, как это может обернуться теперь. Кстати, милиционеры о Саше тебя не спрашивали?

– Нет.

– Возможно, о ней пока не узнали. Может, номер ее телефона на бумажке, которую они нашли, не был записан. А тебе срочно надо наладить с Сашей хорошие отношения.

– Без твоей помощи сделать это не смогу.

– Я и помогаю, а ты сам позвони и пригласи Сашу поужинать с нами вместе. Ее надо на всякий случай нейтрализовать. В конце концов, волноваться особенно нечего. Расследовать будут убийство, а не твой творческий путь. Конечно, надо всячески помогать милиции, но выстроить все так, чтобы это дело как можно меньше касалось твоей работы. Сам-то всё не расскажи кому-нибудь из журналистов, а то по своей простоте легко это можешь сделать. Да. Вот еще что. Только ответишь мне честно? – вдруг очень жестко спросила Марина.

– Задавай любой вопрос, – с готовностью ответил Самсонов.

– Спрошу об этом один раз, но знать хочу точно. Я не отвернусь от тебя в любом случае. Скажи…. Подумай и скажи. Только честно. Ты ведь хотел, чтобы Лены не стало?

– Ничего себе договорились, – Микис даже откинулся на спинку стула. – Ты шутишь, Марина? Ты что вообще в состоянии допустить, что я могу кого-то убить или заказать? Признаю, что я – негодяй, но убийца… Это уж слишком даже для меня.

– Ладно, я не об этом спрашивала, – спокойно сказала Марина.

– А о чем?

– Забудь! Это о мотиве. Ой, мне пора, – глядя на часы, заторопилась Марина. – Надо успеть вернуться на работу, у меня там важная встреча, а ты срочно созванивайся с Сашей. Я тоже ей позвоню, и мы все вместе должны встретиться. Все, пока-пока. Держим связь. Можешь договариваться часов на 9 вечера. Если она сумеет сегодня подъехать – отлично, в крайнем случае, назначай на завтра.

Марина спешно засобиралась, беспрерывно поглядывая на часы и рассчитывая время, чтобы везде успеть. Она быстро ушла, оставив Самсонова в растерянной задумчивости. Надо же, даже Марина подозревает, что он мог убить Лену…

Свидетель или подозреваемый?

Капитан Власов и его помощник, стажер-студент Академии права, Василий Щепкин обсуждали, что докладывать начальству по делу об убийстве Макеевой.

– Да-а, по этому делу, чувствую я, у нас будет много советчиков, – обреченно сказал Анатолий Власов, как бы подводя итог только что завершенному телефонному разговору.

– Почему именно по этому? – заинтересованно спросил Вася. Это было его первое дело, первый день стажировки – и сразу такая удача: он участвует в расследовании.

– Потому, – лаконично ответил капитан. Однако, вспомнив, что ему всучили «зеленого» напарника, которому все надо объяснять, и понимая состояние нетерпения Василия, его рвение всё раскрыть и всех разоблачить, пустился в рассуждения. Когда-то ведь он и сам испытывал подобные ощущения. – Хуже нет, когда дело связано с такими вот «звездами», как этот Самсонов. То он ничего не помнит, то уехать ему надо будет, то у него нервное перенапряжение, и он вообще не может разговаривать. Начнут звонить, защищать, просить, чтобы не беспокоили. Умеют эти известные ребята организовать себе дипломатическую неприкосновенность.

– Но при такой известности и таких деньжищах не будет же он убивать кого-то. У него же все есть, – рассудительно сказал Василий.

– Когда есть всё, тогда и начинается криминал. Во-первых, это всё надо охранять, а во-вторых, хочется еще большего. Всегда. Человек ненасытен и не может вовремя остановиться. А кроме того, всегда могут всплыть грехи прошлой жизни, которые раскопает какой-нибудь предприимчивый шантажист. Вариантов много.

– Да какие особые грехи могут быть у художников и артистов. Откровенные фотографии в молодости? Так они и сейчас не знают, где и что с себя снять, чтобы больше народа на это посмотрело. Все же на виду. Другое дело банкиры, олигархи, политики. Вот где тайны и криминал, а здесь вряд ли есть что-то интересное, – не унимался Василий, стараясь вытянуть какую-нибудь информацию, чтобы понять, кто же для Власова есть известный художник Самсонов – свидетель или главный подозреваемым?

– Криминала сейчас везде хватает, – не зная, что ответить, сказал Власов. – Меня совершенно ставит в тупик пуля, найденная в доме Самсонова. В таком шикарном ухоженном доме кто-то стреляет, и пули запросто валяются на полу. Их даже не убирают. А если эта Макеева стреляла или угрожала Самсонову? Тогда у художника был мотив ее убить. Кстати, результат баллистической экспертизы уже получен?

– Да, эта пуля от того же пистолета, из которого была убита Макеева.

– Так что ж ты молчишь о самом главном? Картина немного проясняется, хотя… Теперь, пожалуй, она становится еще более запутанной.

Власов задумался и после небольшой паузы перешел на другую тему.

– Ты, давай-ка, залезь в Интернет, посмотри, что там пишут о нашем свидетеле.

Будем знакомиться поближе. Хотя я ни черта не понимаю в этом деле. Зачем потерпевшая к нему приходила? Кто там стрелял из пистолета, которым потом была убита она сама? Что за всем этим стоит? Якобы ревность. Ну какая к черту ревность через десять лет? Сейчас я иду к начальству с докладом, чтобы к моему приходу информация была готова. А там посмотрим.

Власов ушел, а Василий с явной неохотой принялся за выполнение совершенно неинтересного задания.

«Что тайного можно найти в Интернете об известном человеке? Разве только чем занимается… во всех подробностях. Да-а… Рвался на оперативную работу, а попал на должность обыкновенного архивариуса», – разочарованно рассуждал стажер, открывая нужную страницу и готовясь к нудному чтению.

Интернет обрушил на Василия груду информации. Однако по прочтении первых четырех интервью на пятом было уже понятно, что Самсонов – великий, эпатажный, светский. Картины, которые пишет, видит сначала во сне, потом воспроизводит на полотне. Кроме того, пользуется фантастическим успехом у женщин и меняет их, как одноразовые салфетки. Короче, баловень судьбы и первый гость на празднике жизни. После выхода в свет его книги Самсонов стал синонимом и моделью успеха.

Теперь все, желающие достичь Олимпа Славы, могут изучать по ней «технологию брэндинга», параллельно с «технологией креатива», «психологией продаж и работой с VIP-клиентом». Во как! Все в одном флаконе.

Странно, но о Самсонове-художнике писали очень мало. Все больше об успехе и пиаре, а еще он отвечал на все актуальные вопросы, которые, преподносил текущий день: какое вино пить, стоит ли переносить столицу в Санкт-Петербург, какой макияж предпочтительнее и все в таком духе. В общем, если хочешь, чтобы у тебя лично, да и в целом по стране, все было в норме, без консультации с Самсоновым лучше никаких действий не предпринимать.

Василий совсем уже было опух от однообразных перечислений заслуг и прелестей светского таланта Самсонова, как вдруг внимание его привлекли скромные статейки полугодичной давности. Писали о разгоревшемся вокруг полотен знаменитого живописца скандале, который стал превращаться в детективную историю.

– Уже интересней, – радостно подумал Вася. Как гончая, почуяв добычу, он стал лихорадочно читать.

Статья повествовала о том, что покупатели картин Самсонова вместо произведений искусства обнаружили компьютерную подделку. Художник в появлении фальшивок обвинил своего арт-директора Алексея Гнилова, а обидевшийся Гнилов заявил, что производство поддельных полотен осуществлялось им с разрешения самого Самсонова.

Первым тревогу забил проживающий в Нижнем Новгороде бывший генеральный прокурор России Александр Гаврилов, заплативший за написанный Самсоновым портрет первого лица государства две тысячи долларов. Он приобрел его через Алексея Гнилова. Спустя некоторое время Гаврилов выяснил, что «произведение» попросту выведено на полотно с принтера, а поверху раскрашено красками. Бывший генеральный прокурор, обнаружив халтуру, очень обиделся. Вскоре оказалось, что подобных полотен по всей России больше, чем настоящих произведений самого Самсонова. Они продаются в киосках Совета Федерации, висят в Госдуме, в доме у известных политиков.

После того как слух о фальшивках распространился по всей Москве, Самсонов обратился в милицию, обвинив своего арт-директора Алексея Гнилова в причастности к появлению фальшивок. «Сначала я обнаружил пропажу своих эскизов и слайдов, – сказал художник, – потом оказалось, что именно с них в Нижнем штамповались фальшивки». По мнению Самсонова, под руководством Гнилова действовала целая гвардия художников, подделывающих его картины. Алексей Гнилов после этого заявил журналистам, что подделки штамповались не только с ведома, но и с разрешения самого художника. Даже портрет известного и очень высокопоставленного нижегородца, торжественно врученный ему самим художником, не что иное, как раскрашенный компьютерный рисунок, уверял арт-директор. На производство фальшивок у него имелись документы и договоры за подписью Самсонова, и сам он также намерен обратиться в милицию.

Сторонники Самсонова считали, что Алексей Гнилов прикрывался липовым договором. Контракт с Самсоновым на распространение его копий у него действительно есть. Однако там не сказано, что копии надо выдавать за подлинники. А ведь Гнилов продавал все картины как истинные творения Самсонова.

– Не верьте ни одному слову этого мошенника, – заявил Самсонов журналистам, – а документы он подделал. И подписи мои тоже! Чужие работы за свои я не выдавал! А если где фальшивки и были, то без моего ведома.

Противники известного художника придерживались другого мнения. Фальшивка есть фальшивка. Ведь Гнилов продавал также компьютерные картинки, раскрашенные самим же Самсоновым. Получается, что рисовал их художник вроде бы сам. Но можно ли отнести эту работу к произведениям искусства? А можно ли назвать такую картину подделкой? Именно эти вопросы теперь предстоит разрешить следствию. Ну а большинство нижегородцев полагают, что оба героя нашумевшего скандала – и Гнилов и Самсонов – если и проворачивали какие-то аферы, то вместе.

По словам же Алексея, слайды с репродукциями Самсонов сам продал Гнилову за 130 тысяч рублей. Однако накануне обращения художника в милицию московская комната Гнилова была ограблена. Неизвестные похитили все слайды, договоры и даже документы, удостоверяющие личность арт-директора.

По мнению Гнилова, все это произошло неспроста. Когда покупатели обнаружили поддельные полотна Самсонова, художник попросту решил подставить своего земляка. Однако Гнилов тоже оказался не лыком шит. «Слава Богу, у меня жена – юрист, – говорил Алексей. – Именно она посоветовала мне делать копию на каждый документ.

А храню я эти бумаги в Нижнем Новгороде, в потайном месте, так что обвинить меня в мошенничестве не удастся».

Кроме того, разгневанный Гнилов заявил, что собирается показать общественности истинную суть художника Самсонова. «Когда общественность о ней узнает, она ужаснется, – заявил он».

«Ничего себе, – подумал Василий. – Что ж те, кто объявляет Самсонова креативом года, совсем ничего не читают, что ли? Или брехня все это? Господи, как же у них все непросто. Впрочем, что только не пишут в газетах? И кто на это внимание обращает? Однако Матвеевичу надо сказать, что дело заведено, если оно, конечно, заведено. Проверить надо и Гнилова этого допросить. Может и впрямь „детективная история“ началась давно».

Впрочем, публикациям уже полгода, а реакции на них даже в прессе никакой нет. Так, заметочки в нижегородской газетенке, не более того. Значительно позже стали писать, что карьера Самсонова – это идеальная модель успеха. Даже пошли серьезные исследования по этой теме.

Ох, как правы были родители и дед, которые всегда Василию говорили, чтобы он выбирал любую профессию, но только вот в искусство ни ногой. Василия, правда, туда и не тянуло, хотя в детстве он любил сидеть в мастерской деда-художника, который пропадал там иногда месяцами. Дед всегда очень много работал, но очень известным никогда не был. У Васи и прадед был художником, но ему видимо эти гены не передались, и сожалений по этому поводу ни у кого не возникало.

«Даже талант, чтобы выжить в искусстве, не самое главное. Должны быть и удача и везение, – любил говорить дед. – Если их нет, то неудовлетворенное тщеславие и борьба самолюбий могут загубить любую душу».

Почему-то сейчас Василию вспомнились эти слова деда, и он впервые начинал постигать их суть.

Власов от начальства вернулся довольно быстро. Собственно, докладывать было особенно нечего. Подозреваемый пока только один, но догадки капитана о причастности к этому делу Самсонова руководству явно не понравились. Наверху тоже не жаждали иметь дело с защищенными знаменитостями.

– Надо разрабатывать все связи убитой. Особенно на Самсонове рассиживаться не будем, – резюмировал он результат своего похода, обращаясь к Василию.

– Будем разрабатывать, – послушно согласился стажер. – Хотя я тут интересные детальки о нашем подопечном накопал. Это покруче найденной пули будет. Вот, Анатолий Матвеевич, почитайте, – протянул Вася выведенную на принтер информацию. Он продолжал изучать новые страницы, все больше изумляясь столь далеким от его жизненных ценностей реалиям. В какой-то момент даже не выдержал и стал зачитывать Власову прямо с монитора окончательно потрясшую его новость:

– Не, ну вы посмотрите! Оказывается, успех только на 20 % состоит из вашего опыта и квалификации, а на 80 % из выбранной вами стратегии действий. «Успехи и достижения, кажущиеся волшебными и необъяснимыми, часто обладают глубинной структурой, которую можно раскрыть, понять и передать другим людям, так что использовать ее на практике смогут не только придумавшие ее „мудрецы“». Подумайте, только опыт и квалификация, да и те только на 20 %, а талант там в их деле и вовсе не нужен, – потрясался Василий, вспоминая установки деда, что изначально главное все же – талант. Труд и талант. Устарел, однако, дед. Критерии в искусстве рванули далеко вперед.

– А вот тут и подробные разъяснения есть, – не унимался Василий. – Концепция программы очень проста. Актер может воссоздать поведение, мимику, голос человека до такой степени, что проникнется его образом мыслей. При этом зрители видят не актера, а его героя. Так же любой человек может смоделировать образ мыслей, навыки другого, более успешного в чем-то человека, и достичь того же, или почти того же, результата. Отлично, значит, будем моделировать образ мыслей господина Самсонова, – продолжал комментировать Василий, – нам тут даже сообщают, как это делается. Значит так: «Вы можете притвориться мастером какого угодно дела – и справиться с ним. Совершенно не важно, умеете ли вы гипнотизировать или нет. Вернувшись домой, притворитесь гипнотизером. Люди пойдут за вами и начнут притворяться, что они погружаются в транс. Через какое-то время им надоест притворяться, и они забудут, что только притворяются. Но не дайте им себя одурачить: не забывайте, что вы сами всего лишь притворяетесь».

В качестве модели тренинга «Технология брэндинга» берется культовая и одиозная фигура – художник Микис Самсонов. Стратегию мышления можно перенять в процессе общения с человеком. Если, например, кого-нибудь поместить в среду талантливых художников, то через некоторое время можно научиться их стратегии мышления и начать неплохо рисовать.

Поэтому очень важно попасть в среду успешных профессионалов. Стратегия мышления – это набор инструментов, с помощью которых можно «моделировать успешные стратегии».

– Умри, яснее не скажешь, – заключил исследования стажера капитан Власов. – Значит, ты сначала притворяешься художником, причем сразу успешным, а потом уже рисуешь. Типа это дело наживное.

– А вот еще, – завершая свой экскурс по освещению фигуры Самсонова в СМИ, продолжал цитировать Василий, – пишут: «Конечно, он преуспел – стал модным и востребованным персонажем. Но именно персонажем, а не художником. „Я делаю выставки только в музеях национального значения, – говорит Самсонов. – Или в закрытых клубах“,– продолжает он с некоторым смущением. В больших музеях его выставок пока не было. В закрытые клубы пускают не всех. Так или иначе увидеть работы мастера невозможно. Только на репродукциях.

Короче, есть миф о Самсонове, а не Самсонов. И становится понятно, что чувственные откровения в свежеизданных мемуарах – есть попытка автора ухватиться за ускользающую реальность и доказать самому себе: „Ну, вот же я, вот!“ Это, к несчастью, ложный путь – лучше с самого начала было сказать: „Меня нет“. Миф – мифом, как клин – клином. Пока Самсонов не отдаст себе в этом отчет, он так и останется салонно-глянцевым ньюсмейкером. Настоящим наивным художником по сути дела».

Власов выслушал весь доклад стажера, проиллюстрированный подборкой перепечаток из Интернета. Было совершенно очевидно, что у Самсонова есть алиби и вроде нет связи с убитой Макеевой. Ну мало ли что было 10 лет назад. Пуля, найденная в квартире Самсонова, сама по себе ничего не значит. Возможно, Макеева даже и стреляла в него, но не попала. Ну не на почве же ревности она это сделала. Тут что-то другое. Интуиция подсказывала капитану, что причины, приведшие к убийству Макеевой, кроются именно в этом человеке. Правда, пока он не понимал, как то, что нарыл Василий, объясняет его ощущения и связано с их делом, но чувствовал, что связь эта есть.

Найти Гнилова особого труда не представляло. В Нижнем он был фигурой заметной и очень деятельной. В местной милиции хорошо знали и его самого, и место его проживания, но выезжать в Нижний не пришлось, поскольку Гнилов как раз собирался в Москву, а, услышав, по какому делу с ним хочет встретиться капитан Власов, сказал, что с вокзала сразу приедет в милицию. Буквально на следующий день Гнилов предстал пред ясные очи оперативников.

Внешне ничем не примечательный, Гнилов производил впечатление довольно неприятное. Нечто среднестатистическое, а намечающаяся лысина дополнила и еще больше усугубила впечатление «облезлости» этого персонажа. Разговаривал он громко, нагло и абсолютно безапелляционно. Сразу сообщил, что долгое время работал в уголовно-исправительной системе. Проще говоря, был надзирателем в тюрьме, а когда началась перестройка и все пытались что-то придумать, чтобы как-то выжить, он тоже не отстал от жизни.

Придумал себе неплохое занятие – стал арт-директором и правой рукой художника Самсонова.

– А вы что с ним в тюрьме познакомились? – не удержался от вопроса Василий, но осекся под строгим взглядом капитана.

– Нет, к тому времени из тюрьмы я уволился. Но именно в тюрьме впервые о нем услышал от одного бомжа из Углича, который сел по пьяному делу, после того как его дружок, тоже алкаш, покончил с собой. Правда, расследования никакого не было. Чего заниматься отбросами общества? Записали, что напился и замерз. Дело-то осенью было. Кроме того еще и таблеток наглотался. Так и заснул. А до этого успел рассказать своему случайному собутыльнику, кочевавшему из города в город, откуда у него деньги появились.

Сначала я не придал этой истории никакого значения. Что там, в тюрьме, только не наслушаешься? Однако похожая история произошла и в Нижнем Новгороде. Мне показалось: запахло жареным. Я стал анализировать, сопоставлять факты, следить за одним человеком. Даже в Ригу съездил и под предлогом, что разыскиваю своего армейского товарища, познакомился с подружками художника. Видимо, им некому было рассказать о своих отношениях с этим мачо. Конечно, воспоминания не из приятных… Кому хочется признавать, что тебя использовали как одноразовую посуду? А с его другом, то есть со мной, разоткровенничались. Потом собрал кое-какие сведения в художественном институте. В общем, занятный портрет вырисовывался. Тогда я договорился с ним о встрече, да наудачу и рассказал легенду, которую сам выстроил в результате своих разысканий и домыслов. Легенду о нем… С моей стороны это был чистый блеф, но случайно я попал в самую точку. Он оказался неглупым человеком. Подумал, что врага с такой информацией лучше иметь в друзьях, чтобы был всегда на глазах. Решил не выносить сор из избы и предложил мне сотрудничество. Так мы стали совместно работать.

– Это вы о ком рассказываете? – как-то не сразу сообразил Власов.

– Как о ком? О Самсонове. Вы же его делом занимаетесь? Или нет? – недовольный такой несообразительностью сообщил Гнилов.

– Мы занимаемся делом об убийстве Макеевой и в связи с этим выявляем все ее связи. Гражданин Самсонов входит в круг людей, знавших ее, – спокойно ответил Власов. – А вы знали ее?

– Конечно, знал. Это у Микиса Захаровича был один из самых затяжных романов, потому что она сама была художницей, – озадачено проговорил Гнилов. – А я думал вы наконец-то расследуете дело о подделках. Да… понятно… никогда тем делом заниматься никто не будет. Связываться не охота. А Лену-то жалко. За что ее?

– Мы думали, вы нам расскажете, – быстро сориентировался Анатолий Матвеевич.

– Да я только от вас узнал, что ее убили, а вы меня спрашивает, кто и почему это сделал. Ничего себе работает наша милиция!

А Самсонов у вас как? Подозреваемый что ли?

– Свидетель. Он один из тех, кто виделся с ней незадолго до смерти, – спокойно парировал Власов.

– Ну ясное дело, других-то подозреваемых у вас нет. Вот вы и думаете на него. Это зря. Самсонов все что угодно может сделать, но на убийство не пойдет никогда. Слишком себя любит и не «закажет», потому что очень жадный, а бесплатно ему никто такую услугу не окажет. Уверяю вас, не там копаете.

– Вы вроде бы не очень-то ему симпатизируете и при этом так активно защищаете, прямо ручаетесь за него, – заметил Василий.

– Не симпатизирую? Да я его терпеть не могу, но наговаривать на человека не буду. Никогда не поверю, что он может убить кого-то. Привык жар загребать чужими руками – это да, но ответственность на себя он никогда ни за что не возьмет.