Текст книги "Шарада Шекспира"

– Кто-то подстроил королеве ловушку, – заявила она, невольно подражая молодому человеку. – Поставил ее в безвыходное положение.

– Вот именно! Жизнь венценосных особ кишит ловушками и капканами. Впрочем, как и жизнь простых смертных.

Мелодичный сигнал возвестил, что зрителям пора возвращаться в зал, актерам – на сцену. Ева допила шампанское.

– Вы меня заинтриговали, – сказала она, глядя на собеседника. – Мы можем еще раз поговорить?

– С удовольствием, очаровательная незнакомка.

Он похвалил ее прическу и зеленый наряд. Ева вспомнила, как пренебрежительно отозвался о купленном ею платье Славка. «Неужели все повторяется?» – с ужасом подумала она. В памяти вихрем пронеслись сцены ее неудавшейся семейной жизни с Олегом Рязанцевым, бывшим мужем, его равнодушие, невнимание. И, напротив, жгучий интерес, восхищение, проявленные бывшим любовником; те эротические и чувственные фантазии, которыми он окружил ее. Покойный Денис Матвеев[1]1
   См. роман Натальи Солнцевой «Венера и Демон».


[Закрыть]…

– Я почти забыла о нем, – прошептала Ева, усаживаясь на свое место в зрительном зале. – Этот молодой актер прав, жизнь сплошь состоит из ловушек, куда попадают доверчивые дурочки вроде меня!

Она не сразу сумела сосредоточиться на спектакле: в памяти один за другим всплывали эпизоды встреч с Денисом, его гибели, горькое разочарование в муже и любовнике, уход от Олега.

Заключительную часть представления она просидела с мыслью, что даже королевская кровь в жилах не гарантирует благополучия. Судьбы великих мира сего – печальное тому подтверждение. Вот и легендарная, поэтичная Мария Стюарт не сумела разглядеть за смазливой внешностью Генри Дарнли скверной и ничтожной натуры. Она не заметила искусно расставленных силков и потеряла не только честь, трон и королевство, но и голову.

Ева вышла из театра со смешанными ощущениями. Страх, волнение, разочарование и желание еще раз увидеть молодого актера Кристофера Марло – все это создало в ее душе взрывоопасную смесь.

Было темно, холодно и сыро. У выхода горели фонари. Шел снег с дождем. Женщины доставали зонтики, натягивали косынки и шарфы. Мужчины ловили такси. Молодежь бежала к метро. Ева увидела машину Славки, обрадовалась.

– Хорошо, что ты приехал за мной, – виновато опуская глаза, сказала она. – Мои весенние сапожки не приспособлены для такой погоды.

Они мило болтали по дороге домой.

– Ну, как спектакль? Понравился? – спросил Смирнов. – Не скучала без меня?

– Нет, – с легким вызовом ответила Ева. – Ты знаешь, оказывается, Марию Стюарт на протяжении нескольких сотен лет обвиняют в том, чего она, возможно, не совершала!

– Да? Жаль, в те времена не существовало частного сыска! А я решил взяться за дело хирурга Адамова. Его немного смутила цена за мои услуги. Он думал, что только пластическая хирургия – дорогое удовольствие.

Всеслав рассмеялся, а Ева закрыла глаза. Дождь вдруг напомнил ей бывшего мужа. Вот такие же нескончаемые дожди лили в Мамонтовке, когда она ждала Олега с работы. Рязанцев придавал своей службе слишком большое значение.

Глава 3

– Ты не пойдешь в клинику? – удивленно спросила Кристина.

Она стояла в дверях кухни, сложив руки на груди. Адамов сидел за столом и пил.

– Я взял отпуск за свой счет, – пьяно глядя на нее черными цыганскими глазами, ответил он. – Н-не пойду… к черту все!

За эти горячие глаза она и полюбила знаменитого хирурга. Не верилось, что он из всех выделил ее, загорелся страстью… Их первая ночь любви состоялась в его кабинете, на неудобном, узком кожаном диване. Как давно это было! В другой жизни. Ей казалось, она не перенесет такого огромного, всепроникающего счастья, которое затопило ее, лишило сна и покоя.

– Меня вызывали к следователю, – сказала Кристина. – Спрашивали, отчего умерла Елена, твоя первая жена. Я сказала, что не знаю. Я правда не знаю! Если верить слухам…

– А ты не верь! – взорвался Адамов. – Нечего собирать сплетни! У тебя слишком много свободного времени? Тогда откажись от услуг домработницы! Сэкономишь на новое платье. И вообще, подумай о своем будущем. Меня могут посадить. Сбережений вам с Асей хватит ненадолго. При твоем расточительстве…

– Ты же сам заставил меня уйти с работы! – возмущенно перебила его Кристина. – В крайнем случае вернусь в клинику. Я же хирург. Квалификацию, конечно, потеряла за эти годы, но я наверстаю. Не беспокойся!

– Прости…

Адамов вскочил и зашагал по кухне, благо места хватало. Он не должен срываться на жену и дочь, они ни в чем не виноваты.

– Лева, – дрогнувшим голосом сказала Кристина, – у тебя что-то было с этой девочкой?

– Го-о-осподи-и! – простонал он. – И ты туда же! Я ни перед кем не собираюсь оправдываться, ни перед кем! Какое кому дело? Я Лейлу не убивал! Кстати, к тебе, наверное, придет частный детектив, будет расспрашивать обо всем. Это я его нанял. Так что будь с ним любезна и… откровенна, по мере возможности.

– Ты обратился к сыщику?

– Да! Тебе не нравится? Прикажешь сидеть и ждать ареста? Пусть хоть кто-нибудь попытается непредвзято во всем разобраться.

Кристина подошла и села на стул в углу. Ее красивое, накрашенное лицо раздражало Адамова. Как она может часами торчать у зеркала, накладывать макияж? Она не любит его и никогда не любила. Ей просто хотелось выйти за него замуж, жить обеспеченно, хвастаться своим подружкам, какой у нее известный, преуспевающий супруг!

Лев Назарович в этом случае был несправедлив к Кристине. Четыре года тому назад она действительно влюбилась в него, безоглядно, безрассудно, как может влюбиться скромная, робкая ученица в признанного, исполненного великолепия мэтра. Она обожала его, молилась на него! В клинике все представительницы прекрасного пола – от врачих до уборщиц – тайно вздыхали по Адамову. В него влюблялись пациентки, знаменитые и не очень, дарили ему цветы и дорогие подарки, назначали встречи. Ему звонили, писали, о нем сплетничали. В своем кругу он был звездой – яркой и весьма, весьма привлекательной.

Кристина чувствовала себя серой мышкой рядом с ним. Ее поразила квартира Адамова – просторная, из пяти комнат, обставленная ореховой мебелью. В спальне, в шкафу, она нашла пару женских вещиц. Женские безделушки попадались и в ящиках комода, и в тумбочках. Кристина знала, что Адамов был вдовцом и воспитывал дочь.

Отношения с Асей у мачехи складывались трудно, болезненно. Ася оказалась замкнутой, постоянно всем недовольной долговязой девицей с острыми коленками и локтями, с непослушной копной пшеничных волос. Она часто кашляла и пропускала школу; Кристина настояла, чтобы в такие периоды учителя ходили на дом.

Первый год совместной жизни с Адамовым многому научил Кристину. Она поняла, что никогда не сможет заменить Асе ее покойную мать, и что у них с Левой совместных детей не будет. Он поставил вопрос жестко: или соглашайся на мои условия, или уходи. Она осталась. Поплакала в подушку, не ночами – упаси бог! – днем, когда Ася уходила в гимназию, а Лев Назарович уезжал в клинику. И успокоилась. Ей ведь так повезло – заполучила самого Адамова в мужья, и нечего слезы лить да судьбу гневить!

Хозяйство Адамовых вела домработница Анфиса Карповна, пожилая дама строгих правил, немногословная и основательная. Ася слушалась ее беспрекословно, тогда как на слова мачехи не обращала ни малейшего внимания. И домработница, и падчерица считали Кристину чем-то чуждым их дому, привычному укладу и даже Льву Назаровичу. «Временщица» – так про себя называла новую хозяйку Анфиса Карповна, недовольно поджимала губы, выслушивая пожелания или замечания Кристины, ворчала шепотом. Куда этой свиристелке до Елены Павловны, упокой, Господи, ее душу!

На столике в комнате Аси стояла фотография ее матери в темной рамке, больше портретов Елены в доме не было. Кристина с любопытством рассматривала красивое, властное лицо первой жены Адамова – жгучие глаза под нервными бровями вразлет, капризный изгиб губ. Черные брови и ресницы при светлых волосах создавали странное сочетание. Кристине казалось, что на лице Елены лежит печать смерти.

– Отчего умерла твоя жена? – Этот вопрос вертелся у нее на языке с того мгновения, как она впервые переступила порог его квартиры в качестве законной супруги.

В клинике ходили разные слухи. Елену никто толком не знал, Адамов начал здесь работать уже после ее смерти. Говорили, что она была крайне неуравновешенной, страдала сердечными припадками. Некоторые намекали на рак – якобы Адамов скрыл от жены диагноз, убедившись в том, что болезнь зашла слишком далеко, и позволил ей умереть своей смертью. Операции, химиотерапия и прочие отчаянные приемы только продлили бы бесполезные мучения.

Сам Адамов обходил эту тему стороной, как будто не было у него в жизни ни жены Елены, ни ее смерти, ни похорон. Оно и понятно. Кому приятно вспоминать трагический уход близких?

Семейная идиллия, о которой мечтала Кристина, на деле выглядела гораздо более прозаически. Адамов потребовал, чтобы жена оставила работу; она не посмела ослушаться. Асе необходим был уход, и Кристина из подающего надежды хирурга превратилась в няньку, сиделку и домохозяйку. Да, в ее распоряжении была определенная сумма денег; Лева ни в чем старался не отказывать; на людях он вел себя по-рыцарски, в супружеской постели оставался страстным, но… любовная романтика из их отношений ушла так быстро, что Кристина растерялась. Она стремительно прошла путь вниз – от захватывающего дух счастья до повседневной рутины и взаимного раздражения.

Адамовы никуда не ходили – ни в театры, ни в рестораны, ни в гости к друзьям. Блистательный хирург оказался домоседом. Он настолько выкладывался на работе, что ни на что другое его просто не хватало. Он уставал от суеты, от расхлябанности персонала, от скрытой зависти коллег, от назойливости пациентов, от необходимости «держать марку» и хотел расслабиться, отдохнуть, побыть самим собой: немного брюзгливым, предпочитающим поваляться в кровати с книжкой, вкусно поесть и выпить, сидя у телевизора.

Редкие прогулки – вот все, что он мог себе позволить. Если у него появлялось больше свободного времени, Лев Назарович посвящал его повышению своего профессионального уровня, изучал новинки медицинской литературы по профилю, охотно перенимал чужой опыт, осваивал передовые методы. Он несколько раз побывал на практике за границей, используя для этого свой отпуск.

Надежды Кристины посетить с мужем Париж, Лондон и Канарские острова таяли как дым. Раз в год, летом, Адамов заявлял, что Асе необходим морской воздух, и покупал им с Кристиной путевку на двоих в ялтинский санаторий для легочных больных.

– Заодно и ты отдохнешь, развеешься, – небрежно говорил он жене, целуя ее в щеку. – Денег не жалейте! Если не хватит, я еще пришлю.

Он отвозил их в аэропорт и долго махал рукой, глядя, как они идут на регистрацию. Каждую неделю Кристина должна была звонить из Ялты домой и докладывать о состоянии здоровья Аси.

– Развлекайтесь, девочки мои! – весело восклицал Адамов.

У нее готовы были сорваться с языка слова упрека, что и она тоже хочет развлечься, прогуляться по ночной Ялте, потанцевать, наконец, в хорошем клубе, получить свою порцию мужского внимания. Разве она не заслужила? Сладкий морской воздух так возбуждает!

Конечно, эти слова не произносились вслух. Кристина хоронила их в себе, как похоронила свои радужные ожидания. Она водила Асю на процедуры, гуляла с ней по унылым аллеям парка, вяло жевала пресную диетическую санаторную пищу, осознавая, что и ее жизнь – сплошная диета. А казалось, она садится за вечно праздничный стол. Как обманчивы бывают мечты!

Возвращение в Москву было всегда одинаковым – теплые объятия Адамова, поцелуи, цветы Кристине и мягкая игрушка Асе, поездка на машине домой, в опостылевшую до зубной боли квартиру. В лучшем случае, там их ждал приготовленный Анфисой Карповной обед: борщ, котлеты с картошкой, овощной салат и красное вино, полезное для здоровья.

– Я скучал, девочки! – говорил Лева, разливая вино. – Асенька, выпей немного для аппетита. Почему ты так плохо загорела? Вы не ходили на пляж? В Ялте шли дожди?

Кристина с трудом сдерживала слезы. Ей хотелось совсем, совсем другого!

– Я знаю, отчего умерла твоя первая жена, – за одним из таких обедов сказала она Адамову. – Она зачахла от тоски!

Лев Назарович вздрогнул, побледнел до синевы.

– Ася, иди в свою комнату, – дрогнувшим голосом приказал он дочери. – А ты… никогда не смей больше упоминать об этом! Слышишь?!

В его глазах появился опасный, бешеный огонь. Кристина вскочила и убежала к себе. Адамов молча собрался, уехал на работу. Две недели они спали в разных комнатах. Постепенно неприятный инцидент сгладился, забылся. И все пошло своим чередом.

* * *

– Понимаешь, в этом деле хирурга, якобы убившего свою любовницу, слишком уж все нарочито! – сказал Всеслав за завтраком.

Ева мечтательно помешивала ложечкой сахар в чашке с чаем. Она вспоминала усики и бородку на юном лице Кристофера Марло. Актерские псевдонимы в английском духе – как необычно!

– Ты меня не слушаешь? – удивился Смирнов.

Ева всегда принимала горячее участие в его расследованиях, и вдруг – полное равнодушие. Сигнал тревоги прозвучал в его сердце.

– А? – спохватилась она. – Прости, я задумалась. Вчерашний спектакль… Жалко, что ты не пошел. Удивительная вещь!

– Я был занят.

– Да-да… – рассеянно кивнула Ева. – Конечно.

Смирнов так отчетливо, ярко увидел призрак Дениса Матвеева, что бутерброд с ветчиной выпал у него из рук. Ева и бровью не повела.

«У нее появился интерес к другому», – подумал сыщик. Ему не хотелось добавлять слово – мужчине. Мужчины тут ни при чем – просто Ева увлеклась театром шекспировских времен. С нее станется уйти с головой в перипетии далеких веков и совершенно оторваться от реалий сегодняшнего дня! Она такая… легковозбудимая.

Эта мысль совсем не понравилась Славке. Надо было ему не отпускать ее одну! Она почувствовала недостаток внимания с его стороны, и вот – потянулась к чужому огоньку. Женщинам всегда не хватает тепла.

– Ева, – сказал он. – В следующий раз я пойду с тобой. Давно не видел хорошей постановки!

– Ладно, – кивнула она. – Так что ты говорил об Адамове?

Она спросила из вежливости. Было видно, что мысли ее витают далеко не только от убийства в клинике, но и вообще от Москвы. Возможно, они блуждают по туманным закоулкам старого Лондона…

– Я всю ночь ломал себе голову, – соврал Смирнов. – Почему все так явно, грубо указывает на Адамова? Допустим, у него была связь с медсестрой Садыковой, ну и что? Зачем ему убивать молодую, красивую любовницу? Да еще прямо в клинике, во время своего и ее дежурства? Да еще с особой жестокостью? Да еще хирургическим скальпелем?! Адамов не похож на маньяка или идиота. Это уравновешенный, рассудительный человек, не подверженный импульсивным порывам, скорее излишне хладнокровный. Задумай он убийство, на него бы не упало и тени подозрения. Он сумел бы обдумать каждую мелочь, правильно обставиться со всех сторон и обеспечить себе надежное алиби. А что мы видим? Совершенно обратную картину. Доктор будто бы нарочно делает так, чтобы навлечь на себя обвинение в убийстве!

– Может быть, он хочет наказать себя? – пробормотала Ева, выказывая слабые признаки интереса.

– Наказать? За что?

– Ну, не знаю. Ты уверен, что Лейла Садыкова – его первая жертва?

Сыщик задумался. Действительно! Он давно не изучал полицейские сводки.

– Иногда убийца специально обращает на себя внимание, он хочет, чтобы его наконец поймали, остановили. Потому что сам он остановиться уже не может, – продолжала Ева. – Твой хирург – самый настоящий Джек-потрошитель! Он не зря выбрал себе профессию – резать человеческие тела. Только делать это на операционном столе ему надоело, вот он и решил порезвиться. Зачем далеко ходить, если в клинике все под руками? И ничего не подозревающие жертвы, и необходимые подручные средства, то бишь скальпели, ножи, пилы и что там еще есть в арсенале современной хирургии. А главное – резать можно без наркоза!

Ева разошлась. Она рисовала одну картину кровавых ужасов за другой. У Всеслава вытянулось лицо и отвисла челюсть.

– Кстати, – вставил он, едва дождавшись паузы. – У мертвой девушки вырезали сердце.

– Вот! – торжествующе воскликнула Ева. – А я что говорю?! Джек-потрошитель вернулся! Ему наскучило бродить в Долине Теней, тем паче что лишить там жизни хоть кого-нибудь практически невозможно. Тогда как в материальном мире потенциальных жертв навалом.

Смирнов хмыкнул.

– Ведь злодея так и не поймали, – пробормотал он. И спохватился: – Что ты болтаешь, дорогая? Я почти поддался на твою уловку. С того света не возвращаются.

– Ты уверен?

Сыщик сделал слишком большой глоток чая, поперхнулся. Откашлявшись, он смахнул выступившие слезы. Иногда слова Евы ставили его в тупик. Он понимал, что за ними кроется ее внутренний мир – немного расплывчатый, глубокий и загадочный, как и ее душа. Джек-потрошитель! Она слишком погрузилась в лондонские туманы…

– Расскажи мне о театре «Неоглобус», – неожиданно попросил Славка. – Туда действительно стоит пойти?

– Если тебя интересует старая Англия, Шекспир, лабиринты Тауэра, интриги среди придворных и членов королевской семьи, пожалуй, пойди. История – самый захватывающий детектив, который ждет своего Шерлока Холмса или хотя бы мисс Марпл. – Она засмеялась. – Я не о себе. Для этого персонажа мой возраст пока, слава богу, не подходит!

– А как актерская труппа?

– Довольно приличная. Они стараются создать обстановку, максимально приближенную к быту и нравам шестнадцатого века, проникнутую духом того времени. Даже в программке указаны не настоящие имена артистов, а английские псевдонимы. Весьма оригинально! И гримом они пользуются очень аккуратно. А костюмы… глаз не отведешь. Я бы сама примерила платье королевы Марии!

Ева восхищенно вздохнула.

– Когда у них следующий спектакль? – спросил Смирнов. – Признаться, ты возбудила мое любопытство.

– Через неделю. «Прекрасную злодейку» я уже посмотрела, так что теперь буду ждать «Ошибку лорда Уолсингема».

Сыщик промолчал. Он не знал, кто такой лорд Уолсингем, а спрашивать у Евы не хотелось.

– Мне пора идти, – с сожалением сказал он, вставая из-за стола. – До обеда должен успеть поговорить с коллегами доктора Адамова. Пожелай мне удачи!

Ева легко коснулась губами его гладко выбритой щеки. Что-то в ее ласке насторожило Смирнова – еле заметный холодок, проскользнувшее отчуждение.

Он крепко обнял ее, прижал к себе.

– Ну, что с тобой?

– Ничего, – пробормотала она, отстраняясь. – Я просто не выспалась. Много думала.

– О чем?

– О нас с тобой… об Олеге. Ты уверен, что призраки не возвращаются?

Всеслав понял, что она имеет в виду не столько бывшего мужа, сколько Дениса Матвеева. Он взял ее за плечи, повернул к себе лицом, решительно сказал:

– Олег Рязанцев не призрак. Он жив, и, надеюсь, здоров. Хочешь на него взглянуть?

– Нет! – испугалась Ева. – Нет… Я так старалась забыть о нем! Почему у меня не получается?

– Наверное, между вами все еще что-то стоит… недосказанное, неоконченное.

Ева протестующе тряхнула головой. Их с Олегом ничего не связывает.

– Я вырвала его из своей жизни, из своего сердца, – прошептала она. – Вырвала навсегда!

– Может быть, не с корнями? – предположил Смирнов. – Корни прорастают так глубоко, они проникают повсюду… Мы думаем, что освободились, а старые корни продолжают тянуть наши жизненные соки. Ты помнишь Матвеева?

– Этот уж точно призрак…

Еве вдруг захотелось поплакать – по-бабьи, не сдерживаясь, навзрыд. Уткнуться в подушку и выть, как белуга, на всю квартиру, на весь честной мир! Вылить со слезами оставшуюся горечь-обиду. На кого? На Рязанцева, на бывшего любовника, на себя саму? Эти вопросы традиционно оставались без ответа.

– Ладно, иди, – пробормотала она, пряча от Славки покрасневшие глаза. – Мне пора собираться на занятия.

Ева лукавила. Сегодня у нее был выходной, который она намеревалась посвятить себе – сходить в парикмахерскую, побродить по магазинам в поисках обновки, посидеть в кондитерской. Она давно не ела свежих, с пылу с жару, пирожных, пирожков и булочек, не пила кофе по-венски.

Проводив Смирнова, она загрустила. Рыдания отступили до следующего раза, но куда-либо идти уже расхотелось. В парикмахерскую еще успеется, а тряпок у нее и так полно, шкаф трещит. От пирожных поправляются, да и кофе прекрасно можно сварить дома.

Ева подперла рукой щеку и уставилась в окно. На фоне облачного неба летали галки. Под крышей таяли сосульки, капли с них стучали по подоконнику. Кап-кап… кап…

Телефон прозвонил несколько раз, прежде чем Ева обратила на него внимание. Она лениво встала, пошла за трубкой. Разговаривать не хотелось – ни с кем.

– Алло…

На том конце никто не отозвался.

– Алло, я слушаю, – повторила она. Странная тревога кольнула сердце. – Алло!

Тишина была ей ответом. Но тишина не простая, когда на линии нет соединения или барахлит телефон. Эта тишина в трубке дышала скрытой угрозой.

– Алло… алло… я вас не слышу! Перезвоните…

Ева бросила трубку. Ее сердце учащенно забилось, ладони вспотели. Она подошла к окну и взглянула вниз, во двор. Снег потемнел, осел. Деревья зябко качали голыми ветвями. Дети разбивали лопатками лед, которым за ночь покрывалась лужа у подъезда. Бабулька с первого этажа бросала голубям размокший хлеб. Голодная тощая кошка жадно хватала самые большие куски. Голуби разлетались, потом снова слетались… Обычная картина ранней московской весны, когда дневные оттепели сменяются ночным морозом, а из серо-синих облаков сыплется то колкая крупа, то мокрый снег. Отчего же в груди у Евы заныло, проснулась давняя, застарелая боль, замешанная на страхе?

Что это? Весенний психоз? Модная нынче депрессия? Капризы избалованной дамочки? Издержки праздности? Тому, кто с утра до вечера в трудах, не до душевных переживаний!

Телефон зазвонил вновь, и внутри у Евы все похолодело. Она долго не решалась ответить. Кто-то оказался целеустремленным и настойчивым, звонки не прекращались. Ева взяла трубку.

– Алло!

Зловещая тишина дышала ей в ухо…