Текст книги "Селфи с римским фонтаном"

– Евланов к ним не относится. По виду он… сангвиник.

– Тогда, наверное, его женщина принадлежит к типу «кладбищенских романтиков». Мы еще ничего о ней не знаем. К тому же я бы не полагался на слова бывшей супруги Евланова. Наговаривать на мужчину, который ее отверг, – любимое занятие отставных жен.

– А пророчество Тэфаны? Мы уже имели повод убедиться, что ее «Книга» дает правильные ответы. Нужно только не отмахиваться, а хорошенько подумать.

– О чем тут думать? О змееногой деве? Ты меня насмешила. Кто она? Актриса, кажется? Вряд ли она явилась из преисподней за грешной душой управляющего банком. Все гораздо проще, дорогая. Дмитрию наскучило жить в браке, он увлекся более молодой и красивой женщиной… которая, к тому же, предложила нетрадиционный секс…

– На кладбище?

– Допустим. Человек пресыщенный в погоне за острыми ощущениями, новизной, способной разбудить его угасающие инстинкты, пускается во все тяжкие, дабы получить еще один, не испытанный ранее оттенок оргазма. Уверяю, тут не обошлось без всесильного и вездесущего Эроса!

– Издеваешься?

Они долго, до слез, смеялись, перегнувшись через балкон и разглядывая «нижний мир»: темный массив сада, фонари вдоль улицы, движущийся свет фар, горящие окна ночных заведений.

Астра вспомнила слова из записанного госпожой Евлановой предсказания: «…Она вышла из праха, дабы обращать в прах…»

– Речь идет об убийстве, Матвей!

– Кого? Евланова? Эта актриса собирается его убить?..

Глава 5

Денис Кручинин оказался точно таким, как его описала жена банкира. Типичный «непризнанный гений»: рассеянный во всем, что не касается математики; безалаберный в быту, неряшливый и какой-то неприкаянный. Вспыльчив, но добр, глаза печальные, на губах блуждает робкая улыбка. За внешней расхлябанностью не сразу разглядишь недюжинный точный ум и неистребимое свободолюбие. Такой не может находиться «в системе»: поднимает бунт по любому поводу. Не удивительно, что он вынужден перебиваться частными уроками.

В гостиной – обшарпанная мебель, стены оклеены черно-белыми плакатами и открытками в стиле немого кинематографа, недопитая бутылка водки на столе, бутерброды. Берлога закоренелого холостяка. Странно, что он вообще женился и обзавелся двумя детьми.

Кручинин впустил Астру и Матвея, даже не спрашивая, кто они и зачем явились. Он был под хмельком.

– Мы по поводу уроков математики, – заявила она, устраиваясь на диване.

Это не вызвало у хозяина энтузиазма.

– Да? У меня уже есть несколько учеников. В ближайшее время я не планирую…

– Двойной тариф! – вмешался Матвей. – Лишь бы вы согласились.

– У вас мальчик… девочка? Какой класс?

– Она уже окончила школу. Речь идет о подготовке на математический факультет.

Кручинин уставился на Астру неожиданно проницательным взглядом. Его хмель будто испарился.

– Серьезно? Я не готовлю для поступления. Слишком хлопотно.

Матвей достал из кармана деньги, положил на видавшую виды скатерть.

– Если мало, я добавлю. Только не отказывайте.

Бывший одноклассник Дмитрия Евланова не выглядел алкашом, но выпивал, похоже, прилично – не по праздникам в компании, а в одиночку и по будням. Его лицо оживилось при виде предложенной суммы. Он подумал о детях, которым нужно купить уйму всяких вещей, об обещанных роликах… и кивнул.

– Когда мы сможем начать? – обрадовалась Астра.

– Да хоть завтра… – Он запнулся и, припомнив свое расписание, поправился: – Лучше послезавтра. Учиться будете вы? Я правильно понял?

«Как он догадался? – недоумевал Матвей. – Видно, не так прост!»

– Я решила поменять профессию… Актриса из меня не получилась, попробую свои силы в педагогике. Мне всегда нравилась алгебра! Буду преподавать в средней школе.

Ей не удалось обмануть Кручинина.

– Не поздновато ли? – прищурился он. – Актерское ремесло несовместимо с математикой. Человек творческий, богемный питает отвращение к числам и формулам.

– Я исключение… – невинно произнесла она. – Я была молода и ошиблась. К счастью, это можно исправить. Вы мне поможете?

Кручинин откинулся на спинку кресла и развел руками.

– Не знаю, зачем вам это нужно, ну да ладно. Вы платите, вы и заказываете музыку. Какое мне дело до ваших мотивов?

– Я тоже ее отговаривал! – кинулся спасать положение Матвей. – А она заладила: хочу преподавать алгебру и геометрию. Женский каприз, не больше. Слава богу, что я в состоянии исполнять ее желания. Надеюсь, ей скоро надоест решать задачки и доказывать теоремы.

– Вы кто? Муж?

– Д-да…

Астра сверкнула глазами и отвернулась, пряча улыбку.

– Женщины – это стихия, – вздохнул математик. – Нам остается плыть по волнам. Что ж, приходите завтра… секундочку, я загляну в свои записи…

Он порылся в потрепанном ежедневнике и назвал время – в три часа дня.

– И не опаздывать!

От Кручинина они поехали в Сокольники, к дому, где, со слов его матери, проживал господин Евланов-младший. Консьерж встретил их неприветливо – был не в духе. Судя по опухшей щеке, у него болел зуб.

Матвей подошел к стойке и с улыбкой объяснил:

– Мы разыскиваем своего друга, Дмитрия Евланова. Нам дали этот адрес.

Он назвал улицу, номер дома и квартиры.

– Это писатель, что ли? Знаю… Он просил никого к нему не пускать.

– Дима вообще-то дома? Или, может, куда уехал?

Лицо консьержа исказилось от приступа боли. Он невольно прижал руку к щеке.

– Уехал? Не думаю… Ваш друг каждый день куда-то ходит… но сегодня я его не видел.

Его просто скрутило, жалко было смотреть, как он мучается.

– У меня есть анальгин, – с сочувствием предложила Астра. – Вот, возьмите…

– Я уже съел полпачки! Ни черта не помогает. А сменщик, как назло, крестины справляет. Работнички…

– Так мы поднимемся?

Консьерж махнул рукой. Он бы кого угодно пропустил, лишь бы его оставили в покое.

Астра и Матвей поднялись на третий этаж и замерли у двери, за которой проживал сын банкира Евланова.

– Ты взял с собой отмычки? – одними губами спросила она.

– С ума сошла? А вдруг, он дома? Хочешь загреметь в полицию?

– Давай звони.

После пятого или шестого звонка за дверью послышались шаги. Матвей округлил глаза – видишь, мол, хороши бы мы были, вскрыв чужие замки!

– Кто там? – раздался сердитый мужской голос.

– Коммунальная служба, – затараторила Астра. – Мы проводим опрос жильцов вашего дома…

– К дьяволу!

«А он не очень-то вежлив, – подумал Матвей. – Вот тебе и светские манеры!»

– Откройте, пожалуйста, – гундосила Астра. – Без вас наш опрос не будет полным…

– К дьяволу ваш опрос! – прогремело из-за двери.

Удаляющиеся шаги возвестили, что разговор со съемщиком квартиры окончен.

– По крайней мере, мы убедились, что он жив.

– Ты уверена, что это был именно Евланов?

Вопрос Матвея заставил ее снова потянуться к звонку. Он поймал ее руку на лету.

– Нет… не сейчас. Он не откроет! Мы только разозлим его.

– Скажем, что обязаны проверить вентиляционную тягу или водопроводные краны.

– Нет! Поверь, нам лучше удалиться. Не тот случай, когда надо идти напролом.

Раздосадованная Астра все же согласилась с его доводами и понуро поплелась вниз. Консьерж посмотрел им вслед воспаленными от боли глазами. Возможно, при других обстоятельствах он бы поболтал с ними… за определенную плату. Но не сегодня.

Выйдя на улицу, Астра задрала голову. Кое-где на балконах старой девятиэтажки висели горшки с цветущей петуньей. Такие дома раньше считались престижными, но теперь в городе появилось куда более комфортабельное жилье. Почему Дмитрий поселился именно здесь? Почему представился консьержу писателем? Выдает желаемое за действительное?

– Его окна сюда выходят? Во двор?

– Пожалуй, да… – Матвей легонько потянул ее к машине. – Вдруг Евланов имеет привычку выглядывать в окно? Идем…

Черный «Фольксваген Пассат» блестел вымытыми боками. Астра уселась и опустила стекло со своей стороны. Ей было душно. На сером асфальте живописно желтели редкие кленовые листья.

– Давай покараулим немного, – предложила она. – Может, нам повезет, и этот Евланов выйдет погулять или за хлебом в булочную? Мне не терпится его увидеть.

– А если нет? Будем торчать тут до вечера, голодные?

– Я взяла с собой бутерброды и кофе. Ты ведь никуда не торопишься?

Он начал раздражаться. Ее бесцеремонность порой выводила его из себя.

– Вообще-то я собирался посидеть пару часов в офисе. Заказов стало меньше, но есть один сложный проект.

– Зачем ты нанимал директора, если вынужден сам копаться в чертежах и расчетах?

Они лениво препирались, не спуская глаз с дорожки, на которой должен был появиться Евланов. Время тянулось медленно. Мимо прошли две пожилые дамы, одна из которых вела таксу на поводке, мамаша с ребенком в коляске и два школьника младших классов с ранцами.

– Это не твой метод, – ворчал Карелин. – Ты ведешь себя, как полицейский оперативник. Так мы ничего не узнаем. Наружное наблюдение – своего рода искусство…

Он бубнил и бубнил, но Астра перестала его слушать. По дорожке шагала молодая женщина, одетая во все черное: жакет, юбка, туфли, платок, лицо закрывали огромные темные очки.

– Смотри!

– Что такое?

– Вот она, роковая соблазнительница… Подходящий наряд для свиданий на кладбище. Зловещий!

– С чего ты взяла? Женщина похоронила кого-то, у нее траур…

Он осекся и замолчал, потому что на некотором отдалении от женщины в трауре показался высокий плечистый мужчина в джинсах и ветровке.

– Это он, Евланов! – прошептала Астра. – Зуб даю!

Матвей улыбнулся. Она перенимает его выражения… А мужчина вправду похож на элегантного господина с фотографии. Только одет попроще.

* * *

Лера избегала темных переулков и пустынных улиц. Она перестала задерживаться на работе и убегала первая, едва стрелки часов добирались до заветных цифр. Ее нервозность и неуместную торопливость заметил даже администратор магазина.

– У тебя все нормально? – как-то спросил он, глядя на Леру из-под стильных очков в модной оправе. – Чего ты дергаешься? В торговый зал выходишь, как в клетку с тиграми! Так нельзя, дорогуша! Так ты нам всех покупателей распугаешь. У нас товар фирменный, дорогой, поэтому ты должна улыбаться и угождать каждому, кто заходит в магазин. Поняла?

Лера испугалась, что он сию минуту ее уволит, прикажет подписать заявление и убираться на все четыре стороны.

– И-извините… – давясь слезами, пробормотала она. – У меня… неприятности. Мама заболела!

Не говорить же, что ее любовника застрелили бандиты и теперь она боится за свою жизнь? Да, у нее развивается панический страх, которому нет толкового объяснения. Этот страх проникает в ее мозг и заставляет совершать глупости. Она ведет себя неадекватно. Неудивительно, что люди обращают на это внимание.

– Ты свои неприятности оставляй дома, дорогуша, – строго произнес администратор.

– Хорошо…

– Надеюсь, завтра ты будешь в порядке.

Лера как ошпаренная выскочила на улицу, понеслась к метро и уже у входа вспомнила о забытом в подсобке зонтике. Как назло, припустил холодный дождь.

Трясясь в переполненном вагоне, она старалась думать о чем-то приятном. О новой курточке, на которую она откладывает деньги, о родителях, которые обещают зимой взять ее с собой в Альпы: у них намечался отпуск, и они решили провести его с дочерью. В горах будет лежать снег ослепительной белизны, а в маленьком уютном шале[4]4
  В Альпах: небольшой сельский домик.


[Закрыть] папа разведет огонь в камине, и они наконец наговорятся власть…

Лера едва не проехала свою остановку. Толпа пассажиров вынесла ее на платформу, повлекла к эскалатору. Под землей было тепло и сыро, на земле лил дождь. Лера постояла под навесом, замерзла и побежала к остановке троллейбуса. Втиснувшись в салон, она, мокрая, уткнулась в чью-то спину; чей-то локоть уперся ей в бок, а одну ногу девушке пришлось держать на весу, потому что поставить ее было решительно некуда. Зато Лера сразу согрелась.

Она с ужасом думала, как будет добираться до дома без зонтика. Между тем троллейбус остановился. Впереди тоже стояли троллейбусы: видимо, где-то произошла авария или образовался затор. Прошло полчаса, а они все еще стояли.

– Когда поедем? – нервничали пассажиры.

– Сколько еще торчать здесь?

– Что там случилось?

Никто не мог ответить на их вопросы. За окнами, залитыми дождем, сгущалась темнота.

Водитель открыл двери и выпустил несколько самых нетерпеливых. В салоне стало просторнее. Лера перевела дух, однако вскоре ее охватила новая тревога. Перспектива идти по улице в темноте в столь поздний час пугала.

У нее разболелась голова, ноги гудели. Хотелось сесть, но все места были заняты. Погруженная в свои мысли, она не заметила, как троллейбус тронулся и медленно покатил вперед.

– Поехали! – радостно галдели пассажиры.

На остановках люди толкали Леру, но она даже не огрызалась. Хоть бы добраться до квартиры благополучно. Ей представлялось, как она входит в подъезд, а там ее поджидает киллер… Глухой хлопок, и она падает замертво прямо на лестнице, катится по ступенькам вниз…

– Девушка, вам плохо? Вы побледнели…

Пожилой мужчина с усами и бородой, похожий на священника, озабоченно тронул ее за плечо. Лера вздрогнула.

– Что с вами?

– Ой, мне выходить…

Она выскочила в холодную, хлещущую водяными струями ночь и, не разбирая дороги, побежала по лужам. Краем глаза она увидела автомобиль, который прижался к бордюру и притормозил. От страха свело внутренности… и Лера бросилась вперед. Шум дождя заглушал все звуки, но она обостренным слухом уловила щелчок дверцы. Сильные руки схватили ее, оторвали от земли… Она попыталась вырваться, позвать на помощь… но горло судорожно сжалось, и вместо крика раздалось нечленораздельное сипение. Ненастная темнота ночи слилась с мутной тьмой в ее сознании…

Глава 6

Загадочная незнакомка и мужчина, похожий на Дмитрия Евланова, привели Астру и Матвея на Бабушкинское кладбище.

Женщина вышла из такси и направилась покупать цветы. Она пугливо оглядывалась по сторонам. Мужчина, который ехал следом в другом такси, остался сидеть в машине.

– Я пойду за ней, а ты оставайся здесь и наблюдай за Евлановым, – распорядилась Астра.

– Слушаюсь, командир. А если он тоже куда-нибудь пойдет?

– Тогда… действуй по обстоятельствам.

Астра, как обычная посетительница кладбища, торопливо зашагала по главной аллее. Впереди маячил черный силуэт. Она понимала: если женщина что-нибудь заподозрит, то свернет на любую дорожку и без труда скроется между памятниками и густой растительностью. Поэтому Астра сама свернула и, стараясь не выпускать «объект» из виду, двигалась параллельно, но все-таки вскоре потеряла женщину в трауре – в какой-то момент та будто сквозь землю провалилась.

Астра побродила среди могил в надежде, что отыщет пропавшую даму, – напрасно. Ей попадались согбенные старушки, и один раз мимо прошел рабочий в спецовке с лопатой наперевес. От него веяло грубой силой и перегаром.

Она положила белые гвоздики, которые захватила с собой, на приглянувшееся надгробие и решила вернуться к «Пассату». Матвей, наверное, злится. Сидеть в машине, уставившись на припаркованное такси, занятие не из веселых. Она достала сотовый, чтобы позвонить ему, но передумала. И вовремя.

– Не смейте ходить за мной! – донеслось до нее из-за раскидистого куста жасмина. – Что вы себе позволяете?

– Я просто гуляю… – пророкотал мужской голос.

– Кладбище – не место для прогулок.

– Напротив. Здесь приходят в голову дельные мысли. О тщете всяческих устремлений и бренности нашей скоротечной жизни. Я писатель… и для меня важно каждое мгновение бытия. Даже горе и страдание имеют свою эстетику, свою скорбную красоту. Ваш со вкусом подобранный наряд тому подтверждение.

– По какому праву вы преследуете меня? – в женском голосе звенел страх. – Я заявлю в полицию!

– Вы не сделаете этого… Вам ни к чему огласка. Вы ведь скрываетесь от людей, так же как и я.

– Я не скрываюсь… я…

Женщина в замешательстве замолчала.

Астра пригнулась и раздвинула ветки жасмина. В лицо ударил запах зелени и осенних цветов за оградой. На посыпанной песком дорожке, рядом со стелой из белого мрамора стояла незнакомка в трауре и «писатель» Евланов. Похоже, его никто никуда не тянет. Он сам горит желанием отправиться в геенну огненную вместе с этой молодой привлекательной дамой. Черный жакет и юбка подчеркивали ее стройную фигуру, а через платок и очки легко угадывалась ее красота. Когда женщина хороша собой, этого не спрячешь.

– Оставьте меня в покое, – устало вымолвила она. – Вы ничего обо мне не знаете. И слава богу! Вам лучше не знать…

– Почему же? Я узнал вас. Вы… блистали, ваша слава гремела по всей стране… ваш дом осаждали сотни поклонников. Вы слишком рано ушли! Не удивительно, что вы вернулись… Но вас встретил совершенно иной мир, иные люди, которые забыли вас… ваш дивный талант, вашу мистическую притягательность… Вы не исчерпали себя, не познали великой любви – только великий триумф. Вам было этого мало… ваш собственный неистраченный огонь жег вас…

Она попятилась.

– Что вы несете?

– Вы впитываете каждое мое слово – не отпирайтесь! Иначе бы вы давно прогнали меня, вместо того, чтобы выслушивать мои бредни.

Он загородил ей дорогу, встал так, чтобы она не могла пройти.

– Подите прочь! Пропустите меня!

– Вы были покладистой и покорной женой. Но верной ли? Неужели ни один из знаменитых ухажеров не сумел разбудить ваше сердце? Ваш муж не сделал вас счастливой! Вы играли супружескую любовь… и продолжаете играть…

Она замахнулась, как будто хотела ударить его по щеке. Он перехватил ее руку в черной кружевной перчатке и поднес к губам. Вся эта сцена на фоне мрачных надгробий напоминала дешевую чувствительную мелодраму.

– Я не играю…

Она попыталась высвободить руку. Он отпустил ее.

– Сейчас нет. Боюсь, ваш талант остался там, куда вы так опрометчиво отправились. Вы умерли… ваша болезнь не была вызвана вирусом, она гнездилась в вашей душе. Вы столько раз умирали на экране, что отлично отрепетировали свою смерть. Она манила вас так же неодолимо, как и любовь…

– Вы… сумасшедший.

– Ошибаетесь. Я был сумасшедшим. Сейчас я выздоровел… и чувствую себя заново рожденным. Я живу по велению сердца и упиваюсь свободой. Если в конце этого дивного приключения нас ожидает могильная плита… какой смысл притворяться, идти на поводу чужих желаний и собственных заблуждений? Повторять навязшие в зубах шаблоны? Я не хочу быть в матрице! Вы ведь тоже не хотите… признайтесь.

Астра слушала затаив дыхание. Этот сюрреалистический диалог захватил ее какой-то неизведанной глубиной, которая таилась за каждым словом. Она теряла ощущение реальности…

– Вы мертвы и не можете воскреснуть! – продолжал Евланов. – Вы попробовали… и у вас не получилось. Зачем вы ходите на кладбище?

– Здесь лежит…

Он не дал ей договорить.

– Не лгите ни себе, ни мне! Нельзя жить по давно устаревшему и забытому сценарию. Судьба отомстит вам. Никогда не возвращайтесь туда, где все кончено.

Женщина опустила голову и стояла, словно обдумывая сказанное. Ветер приподнимал подол ее юбки, открывая точеные икры и колени. Ее ноги были изящны и вызывали восхищение.

– Разве все кончено? – спросила она.

– Почти…

– Если бы вы оказались правы!

Старушка в сером плаще и черной повязке на седых волосах испортила Астре всю обедню. Она бесшумно подкралась и с искренним изумлением воскликнула:

– Что ты там ищешь?

– Ой! – испугалась Астра, на ходу придумывая ответ. – Ключи… я ключи уронила…

– Какие ключи, дочка?

Пожилая дама была глуховата и говорила очень громко.

Евланов повернулся на голоса, а женщина, которой он преграждал дорогу, воспользовалась моментом и проскользнула мимо. Он не стал ее догонять. Впрочем, Астра, лишенная возможности вести наблюдение, этого уже не видела. Она объясняла любопытной старушке, как раскрыла сумочку, чтобы достать носовой платок… а ключи выпали и потерялись… Та сокрушенно всплескивала морщинистыми руками.

– Вот беда, так беда… Ищи, голуба! Не то замки менять придется. Жулья нынче развелось, как грибов в лесу. Залезут, все вынесут!

Астра для виду продолжала «поиски». Сердобольная старушка ей помогала – ворошила палочкой в траве. Тем временем Евланов и женщина исчезли.

«Откуда ты взялась на мою голову? – вздыхала Астра. – Всю слежку завалила!»

Пришлось возвращаться к «Пассату». Матвей сидел в машине, жуя бутерброд.

– Где ты пропала? Я уже хотел идти за тобой.

– Лучше скажи, куда делся Евланов?

– Они оба уехали, и мадам в трауре, и ее ухажер. Сначала она, потом он. А чем они там занимались, на кладбище?

– Не тем, о чем думает его мамаша…

Крым, Евпатория. 1914 год

Ислам-Али постарел, его тело точили болезни.

Дети выросли, любимая жена из юной стройной, как кипарис, красавицы превратилась в дебелую матрону, увешанную ожерельями и браслетами. Она обожала шербет и часами валялась на подушках, куря кальян. Мужа перестали волновать ее смуглые прелести. Он испытывал равнодушие ко всему, кроме денег.

Это лето в Крыму выдалось жаркое, сухое. В воздухе витало дыхание войны. Фронт был далеко, в Европе, и казалось, беда не докатится до приморских степей. Тревожные вести приходили из портов, где моряки за стаканчиком рома обменивались друг с другом неутешительными новостями. Немецкие войска оккупировали Люксембург, Бельгию и продвигались к Парижу.

Торговля пришла в упадок. Правительства развитых стран занимались размещением военных заказов, оружием, провиантом и снаряжением для армий. Над пряничными городками Старого Света носился пороховой дым, смешанный с запахом цветущих лип.

Бумажные деньги стремительно теряли надежность. Богатые аристократы, промышленники и банкиры поспешно вкладывали капиталы в «вечные ценности» – антиквариат, золото и предметы искусства. Красивые женщины без оглядки бросались в объятия офицеров, уходящих на фронт. Солдаты пили водку и горланили строевые песни. Казалось, мир сошел с ума…

Ислам-Али послал старшего сына за кладом, спрятанным у дальних родственников, когда в городе поползли слухи о грядущей голодной зиме, о недостатке хлеба и ночных налетах на лавки и магазины. Происходило что-то смутное, пугающее своей неизвестностью. Некоторые купцы фрахтовали корабли и уплывали в Турцию – якобы там спокойнее.

Старик пребывал в самом дурном расположении духа – желчный, терзаемый страхом за накопленные богатства, он едва дождался возвращения Камиля. Его одолевали тяжкие мысли. Если он умрет, «священное» золото достанется чужим людям. Старый дом, прилепленный к скалам, разрушается, и кто знает, как скоро обнажится тайник в стене из камней, скрепленных известковым раствором…

– Камиль! – вскричал он, едва сын переступил порог его спальни. – Оно цело?

– Цело, отец…

Ислам-Али со стоном опустился на подушки. Его медленная кровь не согревала рыхлое тело, но сейчас он ощутил прилив жара в груди. Золото здесь! Оно рядом… загадочное и опасное. Великолепное, как вещи из обихода богов. Владыки прошлых царств и были богами для своих неисчислимых подданных.

– Где оно?

– В моей сумке, отец… Принести его сюда?

Лоб старика пронзила резкая боль, и он вяло махнул рукой. Не надо, мол. Потом.

– Как там дедушка Хафиз? Жив еще?

– Умер в прошлом году, – почтительно сообщил сын. – Он совсем умом тронулся. Соседи говорят, кричал по ночам. А днем все держался за голову и твердил, что не позволит сделать из нее чашу. За ним ухаживала Зифа, покупала еду и лекарства на те деньги, что ты посылал.

Ислам-Али судорожно дернулся и потянулся рукой к переносице. Вспомнил, как могучий воин из его кошмаров распиливал в этом месте череп… Оказывается, за столько лет он ничего не забыл.

– Кто живет в доме?

– Полоумный нищий бродяга… Поселился после смерти дедушки Хафиза. Жители селения называют его дервишем[5]5
  Дервиш – мусульманский нищенствующий монах.


[Закрыть]. Может, он и правда дервиш? Питается овечьим сыром и пляшет под собственное пение. Кружится на одном месте…

– Он что-нибудь говорил тебе?

– Говорил, – кивнул Камиль. – Чтобы я поскорее увозил с собой проклятие этого дома. Признаюсь, мне стало не по себе от его слов, а особенно от взгляда, которым он проводил меня.

– Что взять с дервиша?

– Он радовался, как ребенок, когда я взвалил на осла поклажу и начал спускаться по тропе. Хлопал в ладоши и размахивал своими лохмотьями.

Селение располагалось так высоко в горах, что туда можно было добраться только на осле. Камиль оставил лошадь внизу, у купца, который продавал шерсть и виноградное вино. Тот дал ему осла, наказав быть очень осторожным.

– Хвала Аллаху, ты благополучно вернулся… – пробормотал Ислам-Али. – Золото надо продать. Немедленно.

Он поманил сына пальцем, и тот наклонился к его изголовью. Старик прошептал, сколько денег они должны выручить. Камиль выпрямился, потирая затылок.

– У кого найдется такая сумма?

– Покажем вещи хитрому греку, который занимается продажей антиквариата. Иди, оставь меня одного. Я хочу подумать…

Камиль удалился, а старик долго лежал с открытыми глазами, глядя на пламя свечи. Ему никак не удавалось забыться сном. Чудилось, будто что-то громадное и темное нависло над постелью и мешает дышать… Больной провалился в беспамятство, но и там не нашел покоя. Где-то в степи нарастал шум – нескончаемая череда людей и всадников тянулась за повозкой, на которой лежало облаченное в лучшие одежды и золотые украшения тело умершего вождя. В последний путь его сопровождала молодая красавица-жена в окружении его главных слуг: виночерпия, повара и конюха. Все они должны были расстаться с жизнью на краю усыпальницы, куда уже опустили золотые чаши, серебряные кувшины, амфоры с вином и маслом, посуду, серебряный котел, полный жирного мяса. Коней в великолепной сбруе убьют и похоронят рядом с хозяином, чтобы он мог воспользоваться ими сразу же, как только проснется. Его оружие положат в непосредственной близости от его рук – меч, лук со стрелами, копья, ножи…

Процессия остановилась в нескольких шагах от могилы, вырытой в земле погребальной камеры, укрепленной деревянными подпорками. Крыша камеры покоилась на массивных столбах-колоннах, стены были увешаны коврами и войлоком.

Слуги покорно ожидали своей участи. Все они, подобно их господину, нарядились в лучшие одежды и украшения. Жена вождя была дивно хороша в платье, расшитом золотыми бляшками, в золотых браслетах и диадеме, укутанная в густую пурпурную вуаль. Никто не должен был видеть ее лица, ее ужаса, леденящего сердце. Вождь любил ее при жизни больше остальных женщин, и теперь она последует за ним в царство теней… Ничто не может ее спасти. Теперь ей не завидовали ни старшие жены, ни отвергнутые господином наложницы. Служанка, которой тоже предстояло отправиться вместе с госпожой в мерцающий золотом мрак могилы, дрожала всем телом. Ее уже охватили предсмертные судороги…

Над степью стояло раскаленное солнце, но женщины стучали зубами от холода: словно всесильный бог мертвых дохнул на них из-под земли, замораживая кровь в жилах.

Лицо вождя было спокойно, его головной убор сверкал желтым огнем, на губах застыла едва заметная улыбка. Все проходит пышно и пристойно, как и полагается при погребении особы высокого ранга. Его народ прощается с ним, крича и стеная, протыкая себе ладони острыми стрелами в знак скорби. Он был славным и храбрым правителем, которому отдают заслуженные почести. Кто знает, что ждет его там, куда не долетает ветер с вольных степных просторов?.. На всякий случай подданные позаботились, чтобы он ни в чем не испытывал нужды – ни в женских ласках, ни в еде и питье, ни в одежде, ни в бытовой утвари, ни в быстрых и выносливых лошадях. Сбоку от него упокоится меч, срубивший немало врагов, и хлыст с костяной ручкой, чтобы погонять коня…

Лучшие воины по знаку распорядителя подняли с повозки тюфяк с телом и опустили в погребальную камеру. Толпа всколыхнулась, истошные крики и плач далеко разнеслись по степи. Заржали кобылицы, зазвенели колокольчики, отгоняющие злых духов, воины застучали мечами о щиты, отбивая ритм смерти…

Жена вождя в страхе попятилась, увидев в руках исполнителя церемонии веревку, которой ее должны были удушить. Свет померк в ее глазах, беспощадная удавка затянулась на шее, с хрустом ломая позвонки. Тело дернулось и обмякло, печально звякнули золотые бляшки на богатом наряде. Динь-динь… динь…

Два влиятельных скифа переглянулись, обменявшись условными жестами. Мертвых женщин уложили в отведенное для них место, окружили предметами роскоши. У ног господина в последний момент поставили чудесную чашу.

– Так будет спокойнее, – шепнул один могущественный скиф другому. – Здесь никому не придет в голову искать. Табити, Папай и Апи[6]6
  Табити, Папай и Апи – три высших скифских божества.


[Закрыть] довольны, я чувствую это.

– У нас нет храмов и алтарей, – отозвался второй. – Наши святыни хранятся в могилах. Гробница – надежнее, чем кибитка кочевника или кожаная сумка, притороченная к седлу. Насыплем сверху землю, утопчем поплотнее, соорудим огромный курган. Только ты и я будем знать о…

Они замолчали и оглянулись, не слышат ли чужие уши того, что для них не предназначено. Солнце палило немилосердно. Толпа безмолвствовала. Распорядитель отдавал последние указания. Слуги разбирали погребальную повозку, чтобы опустить ее в могилу. В небе кружили стервятники, учуяв запах лошадиных трупов…

Тризну по усопшему вождю устроили долгую и обильную. Горели большие костры, в сотнях ритуальных котлов варилось мясо, вино лилось рекой…

Ислам-Али сразу сообразил, что все это ему снится, и не испугался, открыл глаза. Он лежал в кромешной тьме, на полу из камышовых циновок. Пахло сыростью, ароматическими травами и тленом. Он хотел вскочить – не тут-то было. Тело отказывалось подчиняться. Рядом кто-то находился – неподвижный и грозный даже в смерти…

Ислам-Али пытался призвать на помощь Аллаха, но на его рот как будто наложили печать.

– Ты у меня в гостях, – произнес кто-то незримый. – Захочу, останешься здесь навсегда.

Ислам-Али ничего не мог видеть в темноте, ничего не мог слышать: его пустые глазницы и ушные отверстия были забиты землей. Тем не менее, он и видел, и слышал. Вокруг валялись кости, золотые бляшки, истлевшие куски дерева, глиняные черепки. От былого великолепия нет и следа…

«Неужели, я мертв и погребен вместе со скифским владыкой? – ужаснулся старик. – Не может такого быть. Мы жили в разное время! Нас не могли похоронить в одной могиле!»

Его обуяла жуть. Хозяин подземного дома смеялся над его мыслями.

– Ты ничего не понял, шакал! – гремел он. – Время не имеет значения для мертвых.

– Но я жив! Жив!

– Кто тебе сказал?

Ислам-Али сделал нечеловеческое усилие, чтобы подняться и набрать в грудь затхлого воздуха. Ничего не вышло. Склеп, видимо, обсыпался, когда прогнил потолочный настил из дерева, и выбраться наверх, к свету, не представлялось возможным. Старик истошно завопил, понимая, что все зря…

Топот чьих-то ног вернул ему надежду. Кто-то его услышал! Это была жена… он уловил запах розового масла, которым она злоупотребляла.