Текст книги "Шулер с бубновым тузом"

Глава 13

Меня обнадежили слова хирурга о послеоперационных синяках и отеках на лице Анны. С таким фейсом на люди не покажешься. Не зря она не желает встречаться даже со мной. В конце концов, она в первую очередь женщина.

Я посоветовался с детективом, и тот согласился, что нет необходимости сутками торчать у клиники.

– Тогда поезжай-ка ты в Крым, – огорошил я его. – Надо кое-что прощупать, навести кое-какие справки. Но чтобы через неделю был тут, как штык. Вот тебе командировочные, вот адресок тамошнего кладоискателя по прозвищу Сим. Я ему обещал с техникой подсобить, а свое слово я держу. Отвезешь ему пару металлоискателей, заодно и поболтаешь о бриллиантах Марии-Антуанетты. Похоже, их умыкнули, зато с тех пор они нераздельно связаны с именем французской королевы. Поинтересуйся этими камешками, только осторожно, с умом.

Томашин посмотрел на меня, как на чокнутого, но молча кивнул.

– И еще тебе задание: разузнай все, что сможешь, о Веронике Ремизовой, матери нашей подопечной. Какой она была, чем дышала, с кем любовь крутила, – добавил я. – Отчитываться будешь по телефону каждый вечер. За исключением форс-мажорных обстоятельств. Уразумел?

Сыщик снова кивнул.

– К ментам не суйся ни при каких обстоятельствах, – строго наказал я. – Ни при каких! Хоть резать тебя будут, в ментуру ни ногой. Запомнил?

– Да, – коротко сказал он.

– Ну, с богом!..

Томашин, не медля, отправился в аэропорт, а я поехал к клинике пластической хирургии. Стоял прохладный дождливый вечер. Дождевые капли барабанили по крыше моего «мерса». Окна палаты, где лежала Анна, светились. Я сидел в машине, задрав голову и уставившись на эти окна. Гадал, чем она сейчас занимается? О чем думает? Что чувствует? Из клиники она выйдет другим человеком. Зачем ей понадобилась эта дорогостоящая и болезненная метаморфоза? Чтобы скрыться от кого-то? Замести следы?

– Глупо, – шептал я, постукивая пальцами по рулю. – А сестричка явно умнее, чем хочет показать. За всем этим что-то кроется. И я выясню что. Уж будьте уверены, госпожа Ремизова!

Сигнал мобильного вывел меня из дедуктивных размышлений и поиска мотивации загадочной барышни.

– Алло, – сухо произнес я в трубку и услышал разъяренный женский голос. Это была Лора, моя любовница, о которой я напрочь забыл. Знакомство с сестрой основательно вышибло меня из колеи.

– Лорик, прости, совсем закрутился. Ни сна, ни отдыха. Ты же в курсе моих обстоятельств.

Мои фальшивые оправдания она пропустила мимо ушей и завопила:

– Куда ты пропал? Обещал зайти, как только приедешь, а сам… Небось, завис у какой-нибудь смазливой телки! Все! Больше мне не звони!

Как будто это я ей позвонил!

Лора работала танцовщицей в варьете. Кукольное личико, стройная фигура, длинные крепкие ноги и скверный характер – вот вкратце ее портрет. Временами на нее накатывали приступы ревности, которые надо было переждать, как пережидают грозу. Но в этот раз она меня достала.

– Прощай! – рявкнул я. – Гуд бай! Адью! Чао, крошка!

Она притихла на том конце связи, я не торопился отключаться.

– Что с тобой, Ник? – захныкала она, мигом забыв о своих претензиях. – Ты меня разлюбил?

Как будто я когда-нибудь признавался ей в любви!

– Я сейчас занят, – холодно заявил я. – Извини, не могу говорить.

Наши отношения были просты и понятны любому холостому мужчине, который раз или два в неделю нуждается в сексе. Если бы не эта здоровая физиологическая потребность, я не потратил бы на Лору ни секунды. Ее тупость граничила с умственной отсталостью, а пошлые манеры взбесили бы и святого. Но в постели она преображалась. Это была ее стихия – разнузданного и безоглядного наслаждения, после которого хоть потоп. Этим она покорила меня. Ради мгновений безудержной страсти, которые она дарила мне, я закрывал глаза на все остальное.

Мое либидо не требовало присутствия у дамы интеллекта, как обязательного условия. Честно говоря, я не представлял себе любовной игры с умной женщиной. Такая перспектива меня пугала. Постель – не место для философских диспутов.

Я перевел телефон в беззвучный режим и отложил его в сторону. Окна палаты, за которыми я наблюдал, погасли. Анна уснула или выключила свет, потому что ей захотелось побыть в темноте.

У меня вдруг томительно защемило сердце. Я затруднялся в точном определении чувства, которое она вызывала во мне. Зов крови, либо некий иной вид влечения, разожженный ее тайной, бередил мне душу.

Просидев в машине еще час, я утомился от бесплодных мыслей и отправился домой. По дороге мне показалось, что кто-то преследует меня на темном автомобиле. Ночная мгла и пелена дождя помешали мне опознать марку. На проспекте Вернадского преследователь отстал. Не исключено, что мы просто ехали в одну сторону.

«Ты становишься параноиком, – захихикал второй Нико. – Тревожный симптом, парень. Расслабься! Эта барышня не доведет тебя до добра…»

* * *

Дома меня встретила матушка с заплаканными глазами. В гостиной пахло сердечными каплями.

– Ты обещал звонить, если задерживаешься.

– Я закрутился… прости.

Те же самые слова я говорил Лоре. Я плохой сын, плохой любовник. Плохой брат, наконец. Установил слежку за Анной, которая нуждается в моем участии. Она страдает, а я подозреваю ее, черт знает в чем. Отец был бы недоволен мной.

«Она убийца, – возразил мой двойник. – Возможно, за ней тянется не одно преступление, а ты дал ей денег на пластику. Вы сообщники!»

– У меня сегодня целый день сердце ноет, – пожаловалась мать.

– У меня тоже, – сдуру ляпнул я.

– Как? Сынок! – всполошилась она. – Ты обращался к врачу? Давай я позвоню профессору Заречному и вызову его сюда. Он опытный кардиолог.

– Поздно уже.

– Он мне не откажет. Мы всю жизнь дружим. Возьмет такси и приедет. Ему не привыкать.

– Я хочу спать, ма! Можно я приму душ и пойду к себе?

Она загородила мне дорогу с трагическим лицом, непривычно бледным без макияжа. После смерти отца она перестала краситься и одевалась только в черное.

– Я потеряла мужа. Я не могу потерять еще и сына!

– Да все нормально, ма…

Я с трудом уговорил ее сделать мне чаю с мелиссой и отправился в душ. Там мне пришла в голову идея задать матери несколько вопросов. Осторожно, с оглядкой.

Она сидела в кухне, ожидая меня. На столе стоял наш большой заварной чайник, две чашки с блюдцами и клубничное варенье.

Я отхлебнул чаю и похвалил его вкус. Матушка кивнула без улыбки. В уголках ее губ пролегли глубокие складки, которых я раньше не замечал. Смерть отца мы переживали по-разному. Для нее это был печальный финал долгого и счастливого этапа жизни, для меня – начало самостоятельного пути. Я перестал быть великовозрастным ребенком и ощутил груз ответственности.

– Ма, а помнишь, отец болел бронхитом? – вскользь спросил я.

Она помолчала, накладывая мне клубничное варенье, потом горестно вдохнула.

– У Андрюши смолоду были слабые бронхи. Он постоянно кашлял, доктора опасались туберкулеза, но обошлось. А почему ты спрашиваешь?

– Я считал его здоровым. Он грипп-то подхватывал раз в пять лет и всегда переносил его на ногах.

– Из-за бронхита Андрей начал заниматься закаливанием, обливался холодной водой, пил травяные отвары по специальной схеме и к твоему рождению полностью поправился. Ему очень помогло санаторное лечение в Крыму. Он привез оттуда рецепты отваров и готовил их сам, меня не подпускал.

– Вы ездили в Крым? Вдвоем?

– Вдвоем мы ездили отдыхать, а лечился Андрей без меня. Ему кто-то посоветовал санаторий в Старом Крыму, он купил путевку и не пожалел. Горный климат пошел ему на пользу.

Она заплакала. Все это осталось в прошлом, ей предстояло научиться говорить о муже в прошедшем времени.

– Он что-нибудь привез оттуда, кроме рецептов? Фотографии или сувениры?

– Я уж и не припомню…

– Может, полистаем наши альбомы? Давно я в них не заглядывал.

Передо мной маячил снимок, который показывала мне Анна, где мой отец обнимал Веронику Ремизову.

– Давай, – согласилась мать.

Она достала с полки альбомы, и мы углубились в прошлое нашей семьи. Родители не были любителями фотографироваться. В альбомах хранились снимки торжественных событий, юбилеев, горные ландшафты, которые предпочитал отец. Теперь я понимаю, почему он выбирал для отдыха курорты с горным климатом.

– Андрей обожал горный воздух…

– Сколько раз он ездил в Старый Крым? – уточнил я.

– Один раз. Там же глушь, море далеко, до него ехать десять или двадцать километров. Зато уникальная природа и чудесный воздух. Кстати, отец как-то обмолвился, что у его дальнего предка была собственность в Старом Крыму. То ли дом, то ли большой сад, когда-то принадлежавший крымским ханам. Он даже искал следы своей родни, но не нашел. Сад тоже вырубили.

Я разочарованно отложил альбомы и задумался.

– Ты расстроился? – забеспокоилась матушка, вытирая слезы.

Мог ли я хотя бы обмолвиться об измене отца, плодом которой стала Анна? Рано или поздно мне придется признаться матери, что у меня появилась сестра. Лучше позже. Как она воспримет эту новость? Трагически? Или по-христиански, со смирением?

– Ты веришь в Бога, ма?

– Без фанатизма, – помолчав, ответила она. – Я верю в нечто высшее, имеющее власть над нашими судьбами.

– Ну-ну, – мрачно буркнул я. – Значит, все предопределено?

– Мне не нравится твое настроение, Нико. У тебя развивается депрессия.

– А чему радоваться?

– Господи, Нико! У тебя вся жизнь впереди! Женишься, внучат мне подаришь…

Я вдруг сообразил, что Анна родилась за три года до меня. Выходит, бесплодием страдала мать, а не отец.

– Ты не хотела детей? – выпалил я. – Поэтому я появился на свет, когда тебе было уже тридцать семь?

– Что ты, что ты, сынок! – испуганно возразила она. – Я мечтала о ребенке! Ты родился желанным. У меня были проблемы со здоровьем, но постепенно все наладилось. Не сразу. Я долго лечилась. Мы с папой были на седьмом небе, когда врачи сказали, что я беременна.

– У меня нет ни братьев, ни сестер, – безжалостно продолжал я. – Признаться, меня сей факт ничуть не огорчает. Просто хочу знать, почему я один.

– У меня были тяжелые роды. Возраст сказался, нагрузка на сердце. Мы с папой решили больше не рисковать.

– Ты делала аборты?

– Нет! Что ты? Нет…

Я заставил матушку оправдываться, она не понимала причины этого бесцеремонного допроса. Ей было больно, а мне – стыдно. Но я словно слетел с катушек и не мог остановиться. Я подумал: а что, если у меня объявятся еще братья и сестры? Как быть с ними?

– Скажи, ма, ты… изменяла отцу?

В ту ночь я вел себя как свинья.

– Как ты смеешь? – рассердилась она. – Тебе повезло, что отец не слышит! Вместо того чтобы копаться в нашем грязном белье, подыскал бы себе невесту. Теперь ты Глава семьи, пора позаботиться…

– …о продолжении рода? – усмехнулся я. – Сплошная биология. А как же любовь?

– Женись по любви, Нико, только по любви.

Казалось, она нарочно уводит меня от скользкой темы, направляет по другой дорожке. Она всегда умела переключить мое внимание. Но той ночью ее метод дал осечку.

– Вы с отцом любили друг друга?

– Конечно, любили, – как маленькому, сказала мне матушка. Еще бы по головке погладила. – Не сомневайся.

– Да мне по барабану!

– Прекрати… – прошептала она, и ее губы побелели. Я не стал дожидаться худшего и кинулся за каплями. Дрожащими руками накапал в рюмку двойную порцию, протянул ей.

– Прости, ма. У меня нервы разыгрались. Нам обоим нужно успокоиться.

Я помог ей встать и дойти до спальни, которую теперь она занимала одна. Постель была разобрана, на тумбочке горела настольная лампа. Матушка села на кровать и слабо махнула мне рукой.

– Иди, отдыхай…

– Мам, ну прости ты идиота! – взмолился я, чувствуя вину. – Ну что мне сделать?

– Ничего… иди, Нико…

Я вышел, притворил за собой дверь – не плотно, так, чтобы осталась узкая щель, – и громко протопал в свою комнату. Постоял там минуты две, потом на цыпочках вернулся к родительской спальне и прильнул ухом к щели.

«Ты дурно воспитан, дружище, – поддел меня второй Нико. – Подслушивать нехорошо!»

Я стоял, затаив дыхание. Так прошло минут десять или больше. Я было собрался уходить, как из-за двери раздался глухой голос матери. Она говорила с кем-то по телефону.

– Он сам не свой… – донеслось до меня. – Не понимаю, какая муха его укусила…

Потом пошло что-то неразборчивое.

«Наверное, звонит профессору Заречному, – подумал я. – Жалуется на мое поведение. Или договаривается насчет приема. Черта с два! Никуда я не пойду. Я уже вырос из коротких штанишек!»

– Знаешь, какие вопросы он мне задавал?.. – повысила голос она.

О, это становится интересным! Я весь превратился в слух. Увы, матушка перешла на шепот, и мне не удалось уловить ни слова…

Глава 14

Черный Лог

Лаврову не хотелось уезжать. Выходной, проведенный у Глории, пролетел мгновенно. Правда, они спали в разных комнатах, но зато под одной крышей.

Ночь была беспокойной, мучительной. Роману снилось то, чего он никак не мог осуществить наяву. Едва он смежил веки, как дверь приоткрылась… и в гостевую комнату проскользнула она – прелестная хозяйка странного дома. Она наклонилась над его изголовьем и коснулась его губ своими губами…

Дальше началось такое, от чего у Лаврова закружилась голова и помутился рассудок. Он просыпался в любовной испарине и снова забывался в эротических грезах. И все время за любовниками наблюдал маленький уродец с нечеловечески красивым лицом. Карлик не отворачивался даже в моменты наивысшего экстаза, упиваясь зрелищем чужого оргазма…

Утро принесло горчайшее из разочарований: оказывается, Роман провел ночь один-одинешенек. Все исступленные ласки, все томительное наслаждение являлось эфемерным плодом сна!

За завтраком его бросало в краску от взгляда на Глорию. Она заметила его смущение и рассмеялась.

– Что тебе снилось, мой рыцарь?

От этого вопроса у Лаврова загорелись уши, а язык прилип к небу. Он едва не подавился кусочком пиццы, которую приготовил Санта.

– Вижу, сон был приятный, – не унималась она.

Гость раскашлялся, и Глория подала ему воды.

– На, запей.

Ел он за двоих, будто в самом деле ночь напролет занимался любовью. А Глория наоборот, поклевала, как птичка.

– Что с кувшином? – спросил он, расправившись с третьим куском пиццы.

– Остыл… и лежит на полу совершенно холодный.

– Как труп, – пошутил Роман.

Милицейский юмор – вот, от чего он не успел избавиться, уволившись из органов.

– Тьфу на тебя! Накличешь!

– Извини.

– Я пыталась его поднять, но он жутко тяжелый, – сообщила Глория. – Пришлось звать Санту. Он с трудом водрузил сосуд обратно на постамент.

В этом доме каждый предмет был с секретом, с чудинкой. И медные кувшины – не исключение.

– Я думаю, это был он, – многозначительно заявила хозяйка.

– Кто?

– Калиостро!

Лавров слышал о мошеннике с таким именем, но как-то вскользь. Преступники из прошлых веков его мало интересовали. Портрет одного из них – графа Сен-Жермена, – висел в каминном зале. Его приобрел или заказал предыдущий владелец этого дома – карлик Агафон. Глория почти ничего не меняла, переехав сюда из московской квартиры.

– Калиостро – гений, – пояснила она. – Уникум! Он бессмертный.

– Как Дункан Маклауд? – усмехнулся бывший опер.

– Вроде того. Он частично обитает в кувшине. На это указывает эмаль с изображением египтянина. Видишь ли, Калиостро намеревался создать Египетскую ложу и называл себя Великим Коптом[5]5
  Копт – египтянин, хранитель самой древней культуры Египта, восходящей к временам фараонов.


[Закрыть].

– Какую ложу? Масонскую, что ли? – скривился Лавров. – Опять масоны?

– Я только объясняю, почему упал кувшин.

– Не вижу связи.

– Вчера Калиостро был здесь и говорил со мной. Собственной персоной.

Начальник охраны перестал жевать пиццу, у него пропал аппетит. Он вспомнил, как египтянин на кувшине подмигнул ему, и выругался. Так можно свихнуться. Глория решила окончательно заморочить ему голову своими выдумками. Калиостро был здесь и говорил с ней! Это уж слишком.

– За кого ты меня принимаешь? – выдавил Роман.

– Ты мой помощник. Я доверяю тебе.

– Не хочешь ли ты сказать, что Калиостро – наш новый клиент?

– Он предупредил меня о новом клиенте.

– Вот как? Предупредил. М-гм…

Глория вкратце пересказала содержание своей беседы с Великим Коптом.

– Я балдею, – протянул Лавров, когда она закончила. – Ты надеешься убедить меня, что…

Он смешался и замолчал. Бесполезно было обвинять Глорию в сумасшествии. Она сама призналась, что давно переступила эту черту. Лавров все еще считал себя нормальным. Поэтому подверг ее рассказ резкой критике. Мысленно. Вслух он не добавил более ни слова.

– Мне кажется, у графа Калиостро в этом деле есть свой интерес, – подвела итог Глория.

– В деле об «Ожерелье королевы»? Послушай, это все было и быльем поросло. Где Франция и где Черный Лог! Почему этот мм-м… Калиостро пришел именно к тебе? Что у них там, в Париже, своих сыщиков нет?

– Я не сыщик. Вернее, обычный сыщик в жизни не разберется в этой афере.

– Графу нужны бриллианты? На том свете?

– Никому не известно, где находится его могила, – разгорячилась она. – Сам Гете, большой почитатель Калиостро, разыскивал его захоронение в Палермо, но не нашел. В Тоскане местом его погребения считается дровяной сарай на территории замка Сан-Лео, но доказательств этому тоже нет. Экскурсоводы показывают туристам в замке Сен-Анджело в Риме квадратное отверстие, где по их словам был заключен и умер знаменитый чародей. Наряду с этим ходят слухи, что он обитает где-то в Индии или в Тибете…

– А на самом деле Калиостро продолжает существовать в виде призрака? – перебил Роман. – И ему до сих пор не дают покоя украденные драгоценности?

– Ты не понимаешь. Речь идет о реликвии Великих Моголов.

– Да хоть обо всех сокровищах французской короны! – взвился он. – Как ты можешь, сидя в лесу, отыскать то, что не сумел отыскать сам Великий Копт?

– Напрасно язвишь, – хладнокровно парировала она. – Скоро у нас появится клиент, который…

Она осеклась и уставилась в угол затуманенным взором. Лавров посмотрел туда же, но ничего не увидел. Это его успокоило. Из них двоих хотя бы он адекватно воспринимает реальность.

– Тебе придется поработать, – обратилась к нему Глория. – Ты готов?

Начальник охраны подавил возражения и отказался от идеи поучать ее. В конце концов она – хозяйка, а он – подчиненный.

– Когда приступать?

– Скоро…

* * *

После завтрака Лавров, задумчивый и сосредоточенный, укатил в Москву. Он не получил от Глории никаких инструкций и поручений. Значит, у него есть пара дней для того, чтобы подогнать дела на фирме. В голове крутилась назойливая мысль: каким образом они будут распутывать преступление, совершенное больше двух веков назад? И кто может обратиться к Глории с подобной просьбой?

Между тем Глория, проводив помощника, отправилась в ту же деревянную беседку, где вчера ее удостоил своим посещением Алессандро Калиостро. Там было тепло, солнечно, и пахло малиной, которую собирал Санта.

– Урожай нынче скудный, – сетовал слуга. – Набрал всего туесок ягод. А малинник у нас дай боже. Мы с хозяином каждое лето заготавливали джем.

Он имел в виду Агафона, который, оказывается, любил малиновый джем.

– Будь добр, принеси-ка мне тарелку малины, – попросила Глория. – Только без сахара и сметаны.

– Сей момент!

Великан удалился мыть ягоды, а она отдыхала, поглядывая на скамейку, где вчера сидел загадочный граф. Казалось, в воздухе еще витали его флюиды. По крайней мере, Глория испытывала приятное волнение, как перед любовным свиданием. Калиостро слыл любимцем женщин.

– Неужели, он сумел тронуть твое холодное сердце, моя царица? – услышала она и обернулась.

В противоположном от нее углу беседки расположился карлик, болтая короткими ножками и самодовольно улыбаясь.

– Да-да, это я! – подтвердил он. – А ты ждала кого-то другого? Вижу, визит графа тронул тебя.

– Не каждый день удается поговорить с кавалером восемнадцатого века, – парировала она.

– Чем же я не хорош? – посмеивался карлик. – Возрастом не вышел? Или внешностью?

Глядя на Агафона, Глория забывала об его уродстве и видела лишь классически совершенное лицо Нарцисса и мягкие шелковистые кудри. Если отбросить туловище, перед ней сидел образец мужской красоты. Этакий безупречный сияющий Аполлон.

– У тебя нет сабли, – обронила она.

– Всего-то? – Агафон щелкнул пальцами, и в его руке блеснул старинный клинок. – Ну как?

– Потрясающе.

Привыкшая к его фокусам, она не выразила должного восторга. Но карлик не огорчился.

– Примерно так же Калиостро, сидя в своей темнице, превратил ржавый гвоздь в трехгранный кинжал, – заявил он. – После чего перепуганные стражники заковали узника в цепи. Он провел в сыром каменном мешке Сан-Лео четыре года. Ужасные четыре года!

– А потом?

– Исчез…

– Умер? – уточнила Глория.

– Слухи о смерти Калиостро распустили его тюремщики. Им ведь надо было объяснить, почему однажды тесная камера, где держали графа, опустела. Они поспешили уверить всех, что узник скончался, и в качестве доказательства указывали на его могилу.

– Ему устроили побег?

– Можно сказать и так, – повел могучими плечами Агафон. От избыточной массы верхней части его маленького тела он казался горбатым.

– И что… Калиостро все еще жив? Или вчера со мной беседовал призрак?

– Все мы в какой-то мере призраки. Иллюзорные образы, созданные воображением высшего разума, – философски изрек карлик. – Вот я, например, считаюсь мертвым. С кем же ты, в таком случае, говоришь?

Глория не нашлась, что ответить. Ее выручил Санта, который принес и поставил на стол глубокую тарелку, полную малины.

– Угощайся, – сказала Глория Агафону.

– Спасибо, я уже наелся, пока собирал, – вежливо отказался слуга, решив, что предложение адресовано ему.

Когда великан удалился, собеседники вернулись к прерванному разговору.

– Санта тебя не видит? – осведомилась Глория.

– Если я этого не хочу, нет.

Он не стал вдаваться в подробности и переключился на Калиостро. Объяснил, что представлял собой замок Сан-Лео, куда поместили графа. Неприступная твердыня в горах Тосканы, построенная на вершине отвесной скалы. В камеру преступник мог попасть только в специальной корзине, которую стражники тянули вверх при помощи веревок и блоков.

– Официально Калиостро осудили за магию и масонство. Но вина его в том, что он слишком много знал такого, чего человеку знать не положено.

– Кто его судил?

– Инквизиция, – ответил карлик. – Его обвиняли то в сношении с бесами, то в шарлатанстве. Судьи никак не могли прийти к единому мнению: якшался ли граф с нечистой силой или мошенничал. Его приговорили к публичному сожжению. В последний момент казнь заменили пожизненным сроком. О Калиостро похлопотал некто неизвестный. Он явился в Ватикан и добился личной аудиенции у Папы. Вместо имени незнакомец попросил передать понтифику некое СЛОВО. Папа тут же согласился принять его. Они беседовали всего минуту. Не успели в переходах дворца стихнуть шаги ходатая, как его святейшество распорядился отменить смертную казнь и отправить осужденного графа в тюрьму замка Святого Льва.

– Кто же вступился за Калиостро?

Агафон развел непомерно длинными, сильными, как у обезьяны, руками и покачал головой.

– Ни до, ни после того разговора заступника осужденного мага в Ватикане не видели.

– На суде о пропаже алмазного ожерелья Калиостро вообще был оправдан, – задумчиво произнесла Глория.

– Алмазное ожерелье! – театрально воскликнул карлик. – Бесподобная вещица. Шестьсот двадцать девять камней уникальной огранки! И среди них…

– …расчлененная реликвия Великих Моголов, – вставила Глория.

– Тс-ссс! – Агафон прижал палец к красивым губам и оглянулся по сторонам. – Даже деревья имеют уши. Шутка!

Он рассмеялся, а Глория сердито нахмурилась. Карлик резко оборвал смех.

– У тебя мрачный юмор, моя царица. Расчлененная реликвия. Частный сыск дурно влияет на тебя.

У Глории в уме крутился целый сонм вопросов, которые мог прояснить Агафон. Но она успела убедиться: карлик говорит только то, что считает нужным. Остальное она должна постигнуть сама, методом проб и ошибок.

– Ты устраиваешь мне очередной экзамен?

– Тебе необходима практика, – заявил он.

– Калиостро чародей или мошенник?

– Предрассудки и фанатизм, вот главные враги человека, – заявил карлик. – Калиостро пострадал от этого больше других. Он менял имена и страны, потому что вынужден был так поступать. Его «настоящее» имя, которое звучит как Джузеппе Бальзамо, скорее сакральное, чем родовое. Преобразуй его каббалистическим методом и увидишь, что получится.

– Что же? – удивилась Глория, которая не была сильна в каббале.

– «Тот, кто был послан».

– Это оккультное имя?

Агафон важно кивнул.

– Кем бы ни был отец графа, его звали не Бальзамо, – пробормотала Глория.

– Уж если Калиостро в чем и виноват, то в своей слепоте по отношению к женщинам и тем пройдохам, которые окружали его. Он вынужден был изворачиваться и хитрить, дабы избежать нарушения данных им обетов. Он… впрочем, граф не просил меня быть его адвокатом.

– Почему он обратился именно ко мне?

– Попробуй сама ответить на этот вопрос…