Текст книги "Многогранники"

На одной из фотографий именинник в задумчивости взирал на листы бумаги, разложенные на палубе. Вероятно, он участвовал в каком-то конкурсе, который Маша пропустила. Крестовский на фото положил ладонь на шею и смотрел себе под ноги так сосредоточенно, что Маше стало смешно. Фотограф поймал очень удачный кадр. Солнечный луч высветил торчащие вверх пряди в модной стрижке Крестовского, и создалось впечатление, что тот начинает светиться. Конкурсы, наверное, были все же смешными, потому что на большинстве фотографий участники хохотали. Маше стало немножко завидно оттого, что она не умеет расслабляться. Что ей мешало просто попытаться наслаждаться вечером, а не пасти Волкова? Все равно в итоге оказалась крайней.

На одной из фотографий Шилова была с Димкой. Они стояли вполоборота друг к другу, и Шилова что-то говорила, глядя на него снизу вверх, а Волков слушал, склонившись к ней, и улыбался уголком губ. Машу накрыло нестерпимым желанием удалить эту фотку к черту. Если бы она могла сделать это на чужой странице, сделала бы не задумываясь. Шилова и Волков смотрелись так, будто позировали на обложку журнала. Никогда еще красота Димки и кукольность Шиловой так не бросались в глаза. Интересно, а Крестовский как это фото пережил? У него нигде не екнуло? И сам Волков нормальный вообще? Он после этого фото еще Маше какие-то претензии предъявляет?

Маша попыталась мыслить рационально. Они с Димкой не пара и никогда ею не были. Ни одного намека за почти три года общения. Но он сам назвал ее своей девушкой на яхте, а вел себя в итоге…

Чертыхнувшись, она скачала фото на телефон и, для приличия немного посомневавшись, переслала его Волкову с подписью «И это у тебя к нам с Крестовским претензии?».

Нажав «отправить», она тут же пожалела. Как воспримет это Димка? Взбесится? Посмеется? Позвонит и скажет что-то вроде: «Бесишь. Пойдем завтра в кино?»

Маша откинулась на прислоненную к стене подушку и посмотрела в потолок. Она прекрасно понимала, что пытается вывести Димку на разговор. Пусть даже это вновь закончится ссорой. Лишь бы понимать, что он еще есть в ее жизни. Почему-то ей в голову лезли воспоминания об осаде, которую Шилова устроила Димке в самом начале учебы. Присутствие Маши ее не смущало никоим образом. Шилова мимолетно с ней здоровалась и, ничуть не стесняясь, висла на Димкином локте и без конца куда-то его зазывала. Маша была уверена, что Димка поведется: пересядет к Шиловой, станет увозить ее после уроков, но Димка то ли был совсем недалеким в этом смысле, то ли умело прикидывался идиотом. Сверкал улыбкой, позволял себя обнимать, а потом говорил что-нибудь типа: «Давай в другой раз. У нас сегодня планы. Маш, идем». Маша с замиранием сердца проходила мимо Шиловой, с удовольствием говорила ей «пока» и даже улыбалась. И Шилова улыбалась в ответ. И по ее глазам Маша видела, что она хоть и злится, но все же не воспринимает Машу всерьез. А потом Шилова заграбастала себе Крестовского, но при этом даже не подумала оставить в покое Димку. Машу это бесило.

Волков сообщение не прочел. Маша даже подумывала его удалить, но потом решила оставить.

Она просидела у себя до вечера, не желая пересекаться с мамой. Вышла лишь поздороваться с отцом. Тот вернулся поздно и, наскоро поев, принялся собираться в поездку. Его оркестр отправляли на недельные гастроли. Перед дорогой папа всегда нервничал, и его лучше было не трогать, поэтому Маша благоразумно спряталась у себя. Из своей комнаты Маша слышала, как родители ссорятся, стараясь не повышать голоса. Папа не мог что-то найти, а мама упрекала его в том, что он вечно все разбрасывает, а она не нанималась следить за его вещами. Маша не переживала по этому поводу, точно зная, что уже через полчаса в их семье будут мир и согласие. Это просто нервы и тяжелый день.

Перед сном она проверила телефон. Волков не звонил. Сообщение тоже не просмотрел. Маша некоторое время раздумывала, не позвонить ли ему и не сказать ли, что он придурок. Но почему-то не решилась. И это было странно. За последние два дня в их с Волковым привычном общении появилась какая-то дурацкая недосказанность. И все из-за Крестовского.

Маша вновь открыла страницу Шиловой и принялась листать фото с праздника. На последнем кадре Маша внезапно залипла. На переднем плане снова были Волков и Шилова. Димка держал банку пива, Шилова – какой-то коктейль. Они над чем-то смеялись. На заднем же плане в кадр попали Маша и Крестовский. Она помнила этот момент: Крестовский неожиданно возник рядом и спросил, в порядке ли Димка. И вот на фото он и Маша смотрят на Шилову с Волковым с одинаково серьезными лицами. И, глядя на вот этого Крестовского, сосредоточенного и обеспокоенного, легко было поверить, что он может всерьез за кого-то переживать. Маша сразу вспомнила их нелепый ужин. Пожалуй, не привиделось ей ничего. Вот только от этих мыслей настроение стало еще хуже.

Маша зачем-то вновь открыла в мессенджере контакт Крестовского. Долго смотрела на его фото, а потом вдруг решилась на глупость. Сама не зная зачем, она переслала сохраненное фото Волкова и Шиловой Крестовскому, прокомментировав: «Как порядочный мужчина имеешь полное право дать в нос Волкову», и прикрепила улыбающийся смайлик.

Сердце понеслось вскачь, когда галочки доставленного сообщения окрасились, оповестив о том, что оно прочитано. Маша закусила указательный палец, глядя на системную надпись «Роман печатает…».

«Я не порядочный», – пришло в ответ, а следом – тоже улыбающийся смайлик.

Маша сглотнула и, вытерев вспотевшую ладонь об одеяло, написала:

«Надеюсь, Юлия в курсе».

Ответ пришел быстро:

«Думаю, да».

И тут же:

«Как твоя спина?»

Маша несколько секунд смотрела на сообщение, а потом медленно, по букве набрала:

«Хорошо. А твой нос?»

Надпись «Роман печатает…» висела так долго, будто он там «Войну и мир» набирал.

«На месте».

Маша, задержав дыхание, посмотрела на два слова, соображая, как будет лучше закончить переписку, потому что заканчивать было определенно пора. Она и так какую-то ерунду сотворила с этим фото.

«Спокойной ночи», – отправила она и, закрыв глаза, сжала телефон в руке. Некоторое время ничего не происходило, а потом поставленный на виброзвонок мобильный задрожал, оповещая о вызове.

Никто, кроме Волкова, не стал бы звонить ей в десять вечера. Приготовившись к разборкам, Маша посмотрела на экран и почувствовала, как сердце подскочило. Во всю ширину экрана тянулась надпись: «Роман Крестовский».

Глава 11

Ты, оступившись, не отступаешь.

Единственным источником света в комнате Юлы был мерцающий экран ноута, стоявшего на письменном столе. Шторы в комнате были задернуты, отчего Романа немного клонило в сон, хоть он и собирался следить за происходящим на экране. Юла, уютно устроившись на его плече, то и дело смеялась, откидывая голову, отчего ее волосы щекотали Роману шею.

Рядом с ноутом стояли блюдо с крендельками и две фарфоровые чайные пары. Пальцы Юлы бездумно комкали футболку у Романа на животе. Пожалуй, если бы не отекшая переносица и необходимость дышать ртом, его бы это волновало гораздо сильнее, чем сейчас. Специально ли Юла устроила чаепитие в такой двусмысленной обстановке или же не думала ни о чем подобном, Роман не знал, однако в присутствии Юлы чувствовал себя вполне уверенно. Во всяком случае, никаких мыслей о возможной подставе в голове не рождалось. Юла потерлась щекой о его плечо и звонко чмокнула его в ключицу:

– Тебе не нравится фильм или ты актеров не понимаешь?

Жанна Эдуардовна была первым человеком, который с ходу заметил проблемы в речи Романа. Она же и взяла на себя труд по решению большей части этих проблем. Спустя пару месяцев из речи Романа почти совсем исчез акцент, но Юла до сих пор считала, что у него проблемы с языком. Это немного нервировало, потому что проблем с пониманием бытового языка у Романа не было. Он ведь с детства говорил на русском с отцом, нянями и русскими бабушкой и дедушкой. Он читал по-русски, в детстве иногда смотрел русские мультики. Ему казалось, что все не так уж и плохо, но стоило Юле вот так участливо поинтересоваться, как он начинал комплексовать.

– Нет, просто задумался, – ответил Роман.

– О Волкове или о Рябининой? – спросила Юла.

Роман рассмеялся, хотя смеяться было немного больно.

– Юлия, да вы ревнивы! – воскликнул он, копируя интонации Жанны Эдуардовны.

– Жаль, что вы – нет, – грустно вздохнула Юла.

– А должен? – тут же подобрался Роман.

Юла задумчиво провела пальцем по его груди, животу и без предупреждения больно ущипнула за бок. Роман вздрогнул, но смолчал.

– Вообще мне было бы приятно, если бы тебе разбили нос из-за меня, а не из-за Рябининой.

Осторожно выбравшись из-под Юлы, Роман сел. Света было мало, поэтому он не мог толком рассмотреть выражение ее лица.

– Подожди. – Он потер виски. – Ты сейчас призналась в том, что ревнуешь меня к Маше?

– Крестовский, какой же ты придурок! – воскликнула Юла и, потянувшись к ноуту, поставила фильм на паузу.

– Поясни, пожалуйста, – попросил Роман, потому что ему не нравилось чувствовать себя придурком.

– Даже если это так, обязательно говорить прямо?

В этом месте Роман завис.

– А как же тогда понять?

– Слушай, у тебя вообще девушки были в этом твоем Лондоне?

Роман окончательно потерял нить разговора и, главное, уже опасался что-либо говорить, потому что Юла явно расстроилась, поэтому он просто кивнул.

– И тебя никто из них не ревновал?

– Не знаю. Не думаю. Мы не обсуждали это.

– Во-о-т, Рома, золотые слова. Это то, что не обсуждают.

– Юль, давай сначала. Ты обиделась на что-то. Я не могу понять, всерьез или нет. Если я что-то сделал не так, просто скажи.

– Что у тебя с Волковым?

Роман нахмурился и отодвинулся от Юлы. Да что они все привязались к этому Волкову? С ним уже и поговорить больше не о чем, только о Волкове?

– Мы когда-то дружили, потом перестали, – сухо ответил он.

– Тебе неприятна тема, поэтому ты сердишься. Так? Вот и мне неприятно, что ты куда-то там возил Рябинину, неприятно видеть, как ты на нее смотришь. Я терплю это полгода уже. И это не смешно! – рявкнула она, когда Роман, не сдержавшись, заржал.

– Юля, ты что? – его изумление было абсолютно искренним. – Какая Маша? Куда возил? Она – девушка Волкова. Я… Да это же смешно.

– Это не смешно. И ты называешь ее исключительно по имени!

– Я всех называю по именам, – парировал Роман.

– Ага, особенно Волкова.

– Да хватит уже с Волковым. – Смеяться ему больше не хотелось. – Маша подумала, что Волков остался на яхте. Ее туда не пустили, поэтому ей пришлось позвонить мне. Я что, должен был ее оставить мерзнуть?

– Ты должен был остаться со мной. Бабушка говорила, что предлагала тебе. А ты умчался к своей Маше.

– Боже, Юля, ну ты что? Как я мог остаться? Это было бы неуместно!

– А может, нам уже наконец сделать так, чтобы это было уместно? – Юла вдруг взялась за майку и потянула ее вверх.

Роман вскочил как ужаленный.

– Стой, стой! – Он выставил руки, и Юла замерла, так, к счастью, и не раздевшись. Роман несказанно обрадовался, что в комнате темно, потому что его лицо просто пылало.

Он собрал себя в кучу и присел на корточки перед Юлой, стараясь не думать, что это – спальня, они одни и за его спиной, в паре метров, стоит кровать. Да и диван тут, опять же. Положив ладони на руки Юлы, все еще сжимавшие край майки, Роман настойчиво их опустил.

– Давай мы это обсудим, когда ты не будешь злиться. Ладно?

Юла поджала губы и отвернулась. Роману показалось, что она обиделась еще сильнее. Что делать, он понятия не имел, поэтому просто подался вперед и, скользнув ладонью по ее щеке, осторожно поцеловал в губы. Целоваться и дышать разбитым носом было тем еще удовольствием. Юла прервала поцелуй. То ли сжалилась, то ли ее начало раздражать его сопение.

– Ты иногда придурок! – сердито произнесла она, но при этом взъерошила ему волосы и провела пальцем по вороту футболки.

Если честно, Роман считал, что Юла тоже иногда ведет себя не слишком умно, но, разумеется, эту свою мысль он не озвучил.

К счастью, телефонный звонок спас его от продолжения разговора. Взглянув на экран, Роман от неожиданности попытался глубоко вдохнуть носом и едва не застонал, подумав, что надо было все-таки выпить обезболивающее. Тогда он смог бы ответить Волкову более адекватно.

Разговаривать с Волковым по телефону впервые за много лет было странно. Это было первое, на чем зафиксировался Роман, и лишь потом он заметил, что в голосе Волкова звучат одновременно азарт и раздражение. А уж когда тот спросил про нос, все встало на свои места.

– Тебя кто-то заставил позвонить? – спросил он.

Волков подтвердил, и Роману стало неуютно. Димкино «здравствуй, Рома» выбило его из колеи гораздо сильнее, чем Роман мог ожидать. Он даже на минуту подумал, что этот звонок что-то значит. Тем более что с утра он обнаружил несколько пропущенных от Волкова и уже успел нафантазировать всякого. Вот только перезвонить побоялся.

Собравшись с мыслями, Роман заверил Волкова, что подтвердит, будто все улажено, и собирался распрощаться. В это время Юла, вновь успевшая включить фильм, рассмеялась, и Волков про нее спросил. Роман подумал, что должен был бы, наверное, приревновать. Ну Юла же этого хотела? Но почему-то у него не получалось. Да еще Волков сбил его этими крендельками. В общем, разговор вышел на редкость идиотским, и прервал его, разумеется, Волков. Как всегда.

Юла, к счастью, решила больше не выяснять отношений. Похлопала по дивану рядом с собой, и Роман послушно сел, а потом притянул ее к себе и, чмокнув в макушку, подумал, что он может ее ревновать, если ей хочется. Несложно же. Смущало лишь то, что, похоже, Юла очень хотела, чтобы он ревновал именно к Волкову.

Вернувшаяся от подруги Жанна Эдуардовна очень изысканно выразила свое мнение относительно залепленной переносицы Романа и розовых пятен, начавших проступать под его глазами, потом снова поила их чаем и рассказывала театральные истории. Юла, кажется, все еще немного дулась, Роман же был задумчив, размышляя о не к месту проснувшейся решительности Юлы. Не то чтобы их отношения до этого были слишком целомудренными, однако Юла всегда мягко останавливала все попытки Романа перейти черту. Он относился к этому с пониманием и не настаивал. В конце концов, девушка здесь не он. Сегодняшний же порыв оставил после себя неприятный осадок. Роман был не против секса, наоборот, но ему категорически не нравилось, что Юла решилась на это на волне разговора о Маше и Волкове. Это казалось неправильным.

Перед самым его уходом домой, когда Юле позвонила какая-то из подружек и она упорхнула к себе, Роман спросил у Жанны Эдуардовны:

– А что такое «фельдшер»?

– А это, мой милый, полевой врач.

Роман удивленно приподнял бровь, и Жанна Эдуардовна рассмеялась своим музыкальным смехом.

– Ну, не все так буквально, Роман. Теперь-то это просто врач со средним медицинским образованием. А почему вы спрашиваете?

– А это просто бабушка Маши Рябининой, которая вяжет винтажные жакеты, работала фельдшером, и этот факт ее биографии очень поразил Романа, – пояснила незаметно подошедшая Юла.

Роман закусил губу и посмотрел в потолок. Крыть было нечем.

– Какая разносторонне одаренная бабушка, – задумчиво произнесла Жанна Эдуардовна, смерив Романа взглядом.

Роману ничего не оставалось, как распрощаться и уехать.

По пути он позвонил маме и узнал, что отец купил ей билет и завтра она вылетает. У Романа отлегло от сердца, потому что он до последнего боялся, что отец передумает. Добравшись до дома, он позвонил отцу, а когда тот написал, что не может говорить, отбил сообщение: «Спасибо за билет для мамы».

Отец прислал: «Дело за тобой. Выполни обещание».

«Не вопрос», – ответил Роман, а сам задумался, почему отец так прицепился к Маше. Почему Юла так к ней прицепилась? Про мотивы Волкова он не гадал. Они-то как раз были понятны. Маша была красивой. Не такой яркой, как Юла, но у нее была очень милая улыбка, а еще она была умной и явно терпеливой, раз уж так долго выносила Волкова. К тому же эти два попугайчика-неразлучника, как назвала их Юла, постоянно о чем-то говорили. Даже на лекциях. Роман этому отчаянно завидовал. Его круг общения в Москве был настолько ограничен, что порой хотелось взвыть. Отец, Юла, пара ее подружек и Жанна Эдуардовна…

По неведомой Роману причине одногруппники обходили его стороной. Честно признаться, когда отец заговорил о празднике на «Рене», Роман чуть сердечный приступ не схватил, представив, как будет объясняться с отцом, если все проигнорируют его приглашение. Но то ли Юла постаралась, то ли народ из группы был на редкость вежливым, не пришли только двое. Даже Волков явился, хотя Роман был уверен, что ни его, ни Маши не будет. Весь вечер на «Рене» Роман думал о том, как было бы классно, если бы время можно было отмотать назад. Если бы не было их с Волковым дурацкого спора, вечеринка прошла бы и вполовину не так уныло. Димка был не просто сердцем любого праздника, он сам был праздником. Когда-то… Мысли Романа перескочили было на Машу, но он запретил себе думать в этом направлении. Да, Маша обратила его внимание на себя на целых сорок пять минут, пока Роман не понял, что она – девушка Волкова. Но это было восемь месяцев назад.

Телефон пиликнул входящим сообщением. Решив, что это отец попрощался, Роман потянул гаджет к себе, одновременно наливая сок в стакан. Пакет в руке дрогнул, и оранжевое пятно разлилось по барной стойке. Маша Рябинина прислала фото Волкова и Шиловой, да еще с комментарием.

Юла уже показывала ему это фото, и Роману вправду было неприятно видеть их с Волковым вместе. Но это «неприятно» совсем не относилось к Юле. Ему было неприятно от мысли, что Димка мог пытаться отомстить таким банальным, примитивным способом. И если бы это было так, тогда Роману пришлось бы признать, что он совсем не знает Волкова и никогда не знал.

«Я не порядочный», – написал он, ничуть не покривив душой, потому что порядочный человек сейчас сделал бы вид, что никакого сообщения не получал, а чуть раньше повел бы себя с Юлой иначе.

«Надеюсь, Юла в курсе».

«Однозначно», – подумал Роман и написал: «Думаю, да». А потом, не удержавшись, спросил о ее спине. Не то чтобы он вправду волновался. Но вот зачем-то спросил, и все.

Она в ответ спросила про его нос. Роман глотнул сока и застонал сквозь зубы от тупости происходящего.

«Маша, ты прости, я не хотел бы продолжать общение. Ничего личного, просто так будет луч…»

Он посмотрел на написанное и понял, что Юла еще каждый раз щадит его в своих формулировках. Он не придурок – он хуже. Стерев надпись, он набрал «на месте» и отложил телефон, твердо намереваясь игнорировать сообщения, если она пришлет что-то еще. Зачем он ведется на ее игру? Зачем собирается что-то объяснять? Они даже не друзья! Они вообще до вчерашнего дня парой слов не перекинулись. Нельзя позволить втянуть себя в дискуссию.

На экране высветилось «спокойной ночи». Роман некоторое время смотрел на телефон. Экран успел погаснуть, но два слова намертво отпечатались в зрительной памяти. В его голове было совершенно пусто, когда он разблокировал успевший уснуть телефон и нажал на вызов.

Пока шли гудки, Роман бросил взгляд на часы и хлопнул себя по лбу. Звонить после десяти вечера постороннему человеку…

– Алло, – голос Маши звучал немного испуганно.

– Маша, извини, я не посмотрел на время. Надеюсь, я никого не побеспокоил.

– Нет. У меня своя комната, а звук был выключен.

– Хорошо.

– Угу.

Роман прижал ладонь ко лбу и помотал головой. Зачем он позвонил? Он вправду идиот?

– Как там Волков?

– Не знаю, Роман, я его сегодня больше не видела. Сообщения он не читает.

– Понятно, – протянул Роман. – Слушай, мне правда жаль, что все так получилось. Я, наверное, должен был соврать что-нибудь на его вопрос. Я просто не сообразил.

– Он сказал, ты не умеешь врать.

Роман усмехнулся, Маша – тоже.

– Не самый страшный порок, – заметила она и неожиданно добавила: – По-моему, это мило.

– Но очень неудобно временами, – на автомате ответил Роман, радуясь тому, что она не видит, как он покраснел.

– Это да.

Они опять замолчали. Роман придумывал, как бы ему сказать о том, что им не стоит общаться. Маша негромко вздохнула, и тут Роман вспомнил, с чего началась их вечерняя переписка.

– Ты расстроилась из-за фото?

– Ну так…

Кажется, у него был план – не позволить втянуть себя в дискуссию, который он с треском провалил.

– Слушай, не бери в голову. Это же просто фотка. Вон Валерку с Ксеней тоже так сфотографировали, что очень много всего подумать можно.

Маша рассмеялась, и Роман невольно улыбнулся сам.

– К тому же Волков… правильный. Он просто расстроился там. А вообще он не стал бы…

– Рома, – вдруг перебила Маша, впервые назвав его неполным именем, – ты сейчас себя успокаиваешь или меня?

Роман ответил не сразу. Выдернув из салфетницы ворох салфеток и накрыв ими лужу на барной стойке, он некоторое время наблюдал за тем, как на них проступает оранжевый цвет.

– Тебя. Но и себя – тоже немного. Мне кажется, Юле он нравится, – неожиданно для самого себя признался он.

Теперь молчала Маша, а Роман ждал ее ответа, возя мокрыми салфетками по столешнице.

– Он многим нравится, – наконец сказала Маша. – Он классный. Но мне кажется, тебе не стоит волноваться. Вы с Юлей – очень хорошая пара.

Роману стало необъяснимо неловко от этих слов. Особенно когда он вспомнил свою сегодняшнюю ссору с Юлой.

– Спасибо, – пробормотал он и решился: – Я на самом деле тебе по делу звоню.

– Правда? – медленно спросила Маша. – По какому?

– Оно, правда, дурацкое, и я не знаю, как начать.

– Заинтриговал, – рассмеялась Маша, впрочем, немного нервно.

– Я хотел тебя попросить… В общем, будет лучше, если мы перестанем общаться.

Договорив фразу, он понял, насколько тупо это прозвучало. С чего он вообще решил, что Маша хотела бы с ним общаться? Сам ей позвонил и несет такую ерунду. Роман облокотился о столешницу, подпер лоб ладонью и хотел сказать, что дело в Волкове, – ну не говорить же про отцовский запрет, – но Маша снова его удивила.

– А кто так решил, Рома?

Он подумал, что говорить про отца не стоит. Тогда пришлось бы объяснять, что у них договор, а это было бы уже совсем личное, а Маша добавила:

– Я спрашиваю потому, что мама сегодня категорически запретила мне с тобой общаться.

– Оу, – сказал Роман, и его желудок отчего-то неприятно сжался. Он интуитивно чувствовал, что не нравится Ирине Петровне, но так и не понял причины. – А почему, она не сказала?

Маша грустно вздохнула и призналась:

– Я хотела у тебя спросить. Думала, ты знаешь.

Роман нахмурился, понимая, что теперь точно не стоит признаваться про отца.

– Я не знаю, Маша. Но так, наверное, вправду будет лучше. И Волкову спокойней.

– Крестовский, ты смешной, – вдруг сказала Маша, и на этот раз ее смех звучал не так приятно, как обычно.

Он хотел спросить, почему она так считает, но Маша повесила трубку.

Роман снял очки, допил сок и понял, что этот понедельник побил все рекорды по идиотизму. В Лондоне еще было не очень поздно, поэтому Роман набрал Стива, чтобы хотя бы какое-то время не думать о Маше и о том, что может быть общего у его отца с Ириной Петровной, потому что в антипатию без причин и такие совпадения Роман определенно не верил.