Текст книги "Исчезающие в темноте. Кольцо бессмертной"

Вот и сейчас он присел на край ванны рядом с ней, обнял одной рукой за плечи, второй убирая с лица волосы, чтобы они не намокли в воде.

– Может быть, уже все-таки пора пройти какое-то обследование? – мягко предложил он.

Рита криво усмехнулась.

– Кто бы говорил мне об обследовании, – проворчала она. – Тебя не заставить даже на реабилитацию ходить.

– Так ведь я бестолковый и безалаберный, а ты – другое дело.

Она не выдержала и улыбнулась.

– Я просто переволновалась.

– Из-за чего? Что случилось?

– Когда мы ждали автобус, в остановку врезалась машина. – Ладонь Марка сжала ее плечо, почти причиняя боль, и Рита почувствовала нечто вроде облегчения. Не то от понимания, что он волнуется за них, не то от осознания, что ничего страшного все же не случилось.

– Что?

– Водитель поскользнулся на мокрой дороге. Я успела оттолкнуть Соню, сама тоже не пострадала. Но помогала раненым до приезда «скорой».

Марк немного отстранился и заглянул ей в лицо.

– Помогала как врач или…

Рита отрицательно качнула головой.

– Только как врач. Ты же знаешь, я больше не пользуюсь даром. Одна девушка сильно пострадала, не уверена, что ее довезут до больницы, но я все равно сдержалась.

Марк еще несколько мгновений рассматривал ее лицо, а затем прижал к себе, на этот раз молчаливо поддерживая и одобряя.

Рита всегда знала, что она особенная. Еще с тех давних времен, когда в шесть лет спасла бабушку. Ее родители погибли в том ДТП, бабушка тоже умерла, но лишь до нее маленькая Рита смогла дотянуться и вдохнуть жизнь. Спустя много лет она точно так же спасла разбившегося на машине Марка. Бабушка ничего ей не рассказывала, всеми способами избегая разговоров на эту тему. Лишь много позже Рита узнала, что дар целительства передается в ее семье из поколения в поколение с незначительными изменениями. Лечить болезни могут все, но у каждого есть что-то еще: бабушка, например, могла видеть болезни до того, как о них узнает сам больной. Рита же умела не только лечить, но и возвращать из мертвых.

Однако Вселенная никогда не разбрасывается своими дарами, всегда требуя что-то взамен. Равновесие – вот главный ее принцип. Исцеляя людей, целитель отдает часть своего здоровья. Чтобы излечить себя самого, он должен взять силу у кого-то другого. Эту тайну бабушка хранила почти до самой своей смерти. И Рита поклялась ей, что никогда ни у кого не заберет здоровье. А значит, чтобы выжить самой, она и другим не должна помогать, не тратить себя. Бабушка взяла с нее это обещание, и Рита не помогла даже ей самой, когда она умирала.

Глава 3

Сегодня был тот редкий день, когда Никита Петров не опоздал на работу, а пришел даже чуть раньше положенного. Причина была проста, точнее, их было три: он забыл ключи от дома, а мать придет с суток только утром, на улице шел дождь, мешающий праздношатанию, а стипендия закончилась еще на прошлой неделе, в кино и кафешку тоже не забредешь. Вот он сразу после лекций и отправился в больницу, где подрабатывал, как и большинство студентов медвузов. Только, в отличие от своих однокурсников, устроился Никита не в отделение, а в морг.

Очень часто будущие врачи подрабатывали медсестрами в ночную смену. А что? Лекции не пропускаешь, а если повезет, так еще и поспишь. Да и опыта какого-никакого наберешься, поймешь, как все устроено, изнутри. Никита вместе с закадычным другом тоже сначала пошел в кардиологию, но быстро сбежал оттуда, когда подвернулось тепленькое местечко в морге. В морге же как? Хоть всю ночь спи, никакого контроля. Максимум жмурика из отделения спустят, твое дело принять документы, бирку на палец повесить и преставившегося в холодильник запихнуть. Да и то, это бывает далеко не каждую ночь. А в отделении вечно авралы, особенно в кардиологии. То новенького привезли, то из стареньких кому-то плохо стало. Давление померяй, кардиограмму сними, врача разбуди, выслушай от него всякого, потом укол поставь, таблетку дай, еще и бегай проверяй, помогло ли. Дежурные врачи косятся неодобрительно, если спишь. Сами дрыхнут, а ты сиди, будь добр, ничего, что они завтра домой пойдут, а ты на учебу. Никакого уважения к будущим коллегам! Поэтому Никите нравилось в морге.

Получив ЦУ от патологоанатома, Никита запер железную дверь, отделявшую прозекторскую от всей остальной больницы, разграничил мир живых с миром мертвых, и расслабленно выдохнул. Теперь он царь и бог в этом подземном царстве, сам Аид. Швырнул в сторону сумку с учебниками и включил портативную колонку. Тяжелый рок тут же наполнил большое помещение, отражаясь от ровных стен и разливаясь в воздухе. Пританцовывая и качая головой в такт музыке, Никита вытащил из рюкзака бумажный пакет из Макдоналдса, в который официанты сунули стаканчик с кофе и несколько любимых бургеров. Расположив все это на железной каталке, Никита подошел к холодильнику. Сегодня он собирался запостить бомбическую фотку в Инстаграм на зависть всем однокурсникам. Пусть посмотрят все эти скучные «медсестры» кардиологических отделений, что есть места, где работают настоящие мужики. Слушают металл и едят прямо над трупами.

На самом деле Никита никогда не ел в прозекторской – брезговал. С чаем и бутербродами уходил в небольшой кабинет патологоанатома, где висели халаты, стоял потрепанный жизнью стол, колченогий стул и чайник. Здесь и ел. Но для антуража надо бы в самом эпицентре мертвого царства. Еще и холодильник приоткрыть, чтобы нога жмурика из него торчала.

Заглянув в несколько отделений, Никита наконец выбрал подходящую ногу. Явно женскую, с аккуратным педикюром и тонкой лодыжкой, которую черным плащом обвивали крылья огромного ворона, смотревшего вокруг хитрым глазом. Как будто прям в душу заглядывал. Никита даже залюбовался такой оригинальной татуировкой. Вытащил каталку полностью, желая взглянуть на девушку, и, на секунду замявшись, откинул простыню. Мало ли как умерла девчонка и что он там увидит?

Но нет, обнаженная девушка, лежащая перед ним, при жизни была писаной красавицей. Тонкое изящное тело, узкие бедра, высокая грудь. Смерть пока не испортила до конца черты лица, они казались нежными и прекрасными. Патологоанатом еще не делал вскрытия, а потому ничего не портило эту красоту. Только шикарные блондинистые волосы были чем-то выпачканы и от того слиплись. Никита потрогал волосы, и на перчатках остались темно-бордовые следы запекшейся крови. Стало даже интересно, что за девчонка. На вид она была немногим старше самого Никиты, года двадцать три – двадцать четыре, не больше.

Никита скинул перчатки, нашел документы на тело в седьмой камере и быстро пролистал. Информации было немного, девчонка умерла не в больнице, а в карете «скорой помощи». Неизвестная, погибла от травм, полученных в ДТП. Эх, а вот в Америке даже неизвестным дают имена. Джон Доу и Джейн Доу. Тоже не фонтан, конечно, но все лучше, чем «неизвестный». Безлико как-то, несправедливо.

– Будешь Джейн, – повернувшись к каталке, сказал Никита.

Сделав несколько фотографий с разных ракурсов, Никита спрятал тело обратно в холодильник, тщательно вымыл руки, подхватил бургеры с уже холодным кофе и вернулся в свою комнатушку. Выбрав лучший снимок и снабдив соответствующими подписями, Никита загрузил его в соцсеть. Лайки посыпались почти сразу. Еще бы, это вам не скучные белые халатики однокурсниц! Это самый настоящий морг и самый настоящий труп! И Никита, спокойно пьющий среди мертвого царства кофе.

Еще какое-то время ушло на то, чтобы ответить на восторженные комментарии подписчиков, а затем он все-таки вытащил из сумки учебник по патологической анатомии. Завтра зачет, надо бы подготовиться. Не удержался, запостил и учебник с подписью «Изучаю патанатомию на практике!» Чтобы не следить за новыми комментариями и не отвлекаться на них, спрятал телефон в рюкзак и открыл учебник. Громкая музыка мешала читать, постоянно отвлекая, поэтому Никита выключил ее.

Сидеть в тишине в морге он не любил. Чуткий слух начинал вылавливать малейшие шорохи, которых не должно быть в пустом помещении ночью, что отвлекало и мешало не хуже музыки, поэтому к обычным зачетам он тоже готовился под музыку, но патанатомия – другое дело. Этот замысловатый предмет и так в голове почти не откладывается, сколько ты его ни мучай, уж лучше в тишине.

Там, за дверью, в пустой прозекторской, трещали люминесцентные лампы, тихонько жужжал холодильник – звуки простые и знакомые; сердце понемногу успокоилось, и Никита с головой ушел в учебник.

Сколько прошло времени, он не знал, но резкий громкий звук заставил его вздрогнуть. Никита дернулся в кресле и выронил учебник.

– Тьфу ты! Задремал, – вслух выругался он, поднимая книгу.

Конечно же, задремал, вот и приснилось всякое. Никита снова уткнулся в учебник, однако мозг уже не был способен складывать буквы в слова. Он весь обратился в слух, и теперь ему казалось, что в прозекторской кто-то есть. Этого не могло быть, ведь он запер дверь на ключ, но в то же время он явно слышал шорохи. И не от ламп или холодильника.

– Так, ладно, я же не трус, – снова вслух сказал он. – Сейчас пойду и посмотрю, что там. Может, просто мышь. Больница старая, мало ли сколько их тут, этих хвостатых тварей.

Аккуратно приоткрыв дверь, Никита выглянул в тускло освещенную прозекторскую. На первый взгляд все здесь выглядело спокойно: холодильники заперты, пустые столы и каталки стоят неподвижно, инструменты накрыты посеревшими от времени и частых стирок простынями. Даже лампы не моргают, как наверняка было бы в плохом ужастике, если бы вдруг Никита в нем очутился. Он решил обойти большой кабинет и заглянуть в каждую щель. Мыши, может, и нет, но что если в приоткрытое окно влетела птица?

Никита как раз выглядывал в темноту за окном, когда звук повторился. Теперь он был похож на стук по металлу и доносился откуда-то со стороны холодильников.

– Мамочки мои… – совсем по-девчачьи проскулил Никита, прижимаясь спиной к стене.

Может быть, уйти отсюда? По стеночке, по стеночке добраться до кабинета, схватить свои вещи – и только его и видели!

Нет, тут же одернул он себя. Он же мужик в конце концов! Даже если там оживший зомби, огреет его по голове – и все!

Никита подбежал к ближайшему столику, откинул простыню и схватил скальпель. Вот, это еще лучше! От скальпеля живым ни один мертвец не уйдет. Медленно приблизившись к холодильникам, Никита замер, прислушиваясь. Звук больше не повторялся, и он не знал, какой из холодильников проверять сначала. Крепче сжав скальпель, он наконец открыл первый. В нем оказалось пусто. Второй – тоже пусто. В третьем лежал труп из реанимации, и Никите понадобилось все его мужество, чтобы вытащить каталку и откинуть простыню. Тучный мужик с огромными уродливыми разрезами на груди, грубо схваченными нитками, был совершенно точно мертв и не мог издавать никаких звуков.

Никита уже собрался задвинуть каталку обратно, как стук наконец повторился, да так громко и так близко, что студент подпрыгнул и со звоном уронил скальпель на пол. Торопливо подняв его и выставив перед собой, он снова повернулся к холодильникам. Теперь сомнения не было – стучали из того самого отсека, где лежит девчонка после ДТП. К стуку примешивались еще какие-то звуки, словно бы голоса.

Желание сбежать усилилось, но Никита все же подошел к холодильнику, быстро, одной рукой, отпер задвижку и распахнул дверцу, тут же отскочив в сторону.

Ноги шевелились!

НОГИ ШЕВЕЛИЛИСЬ!!!

Никита сам не понял, как оказался у противоположной стены. Держал скальпель перед собой и во все глаза смотрел на ворона на щиколотке, который завораживал его несколько часов назад.

– Эй, – послышался легкий шелест женского голоса в этой давящей тишине. – Кто-нибудь… помогите мне…

Если бы девчонка была зомби, она бы уже сползла с каталки и вцепилась Никите в глотку, это точно. А раз не может сама вылезти, значит, не зомби.

Тогда кто? Оживший мертвец? Может, она не умерла на самом деле, ее по ошибке в холодильник засунули? А она там в себя пришла? Ей же вскрытие еще не делали…

Глубоко вдохнув, Никита снова приблизился к холодильнику и медленно вытащил каталку. Девчонка стянула с себя покрывало, но это было все, на что ее хватило. Она была очень слаба и сильно замерзла. Сероватая кожа покрылась инеем, губы дрожали. Она смотрела на Никиту каким-то абсолютно бессмысленным взглядом, но это было не равнодушие зомби, а, скорее, растерянность человека, который не понимает, что происходит. И который очень сильно устал.

– Где я? – прошептала девчонка.

Никита наконец опустил скальпель и выпрямился, только сейчас понимая, что все это время держал ноги полусогнутыми. Не то от ужаса, не то будучи готовым броситься вон в любое мгновение.

– В больнице, – выдавил он, чувствуя, как охрип голос. Почему-то говорить ей о том, что она в морге, показалось неправильным. И тем не менее он не выдержал: – Ты что, живая?

Аккуратные дуги бровей едва заметно приподнялись.

– Тебя привезли после ДТП, оформили как труп, – пояснил Никита.

Девушка прикрыла глаза. Ресницы дрожали, но иней на них начал таять, слезами стекая по щекам к вискам и смачивая волосы на них.

– Мне холодно… – сказала она.

Никита оглянулся в поисках какого-нибудь одеяла, но в прозекторской, понятное дело, ничего не было. Тогда он стянул с себя халат и положил на каталку рядом с девушкой. Он не стесняясь разглядывал ее тело, когда думал, что она мертва, но теперь почему-то застеснялся. Пусть уж как-нибудь сама…

– Ты это… Оденься пока, – велел он. – А я позвоню в реанимацию. Тебя наверняка нужно подлечить, раз уж живая.

По лицу девчонки снова скользнуло непонимание, но Никита не собирался объяснять. Он пулей заскочил в кабинет, где совсем недавно страдал над патанатомией, запер дверь и с шумом выдохнул. Сейчас он позвонит в реанимацию, пусть спускаются и забирают ее. Зомби она или просто оживший труп, уже не его проблемы! Он свое дело сделал. И хорошо если не поседел в процессе.

Глава 4

Несмотря на все заверения, что до семи часов он успел бы за Гретхен в детский сад, а воспитательница не имела права уходить с работы раньше, и Рита зря подняла панику, Марк все равно чувствовал себя виноватым. Уже по крайней мере потому, что им обеим пришлось пережить аварию на остановке. Марк видел репортаж о случившемся по телевизору, представлял, как они испугались. Рита уж точно. Он сам испугался, пока смотрел, мог представить, каково было оказаться в эпицентре событий.

Гретхен то ли в силу возраста, то ли из-за своих особенностей к смерти относилась равнодушно. Чего еще ждать от девочки, которая видит не только призраков, но и саму Смерть? Марк знал, что та до сих пор приходит к их дочери. Гретхен это, конечно, всячески скрывала, знала, что родителям не нравится такое общение, но взрослый человек всегда понимает, когда четырехлетний ребенок лжет.

Саму Лизу-Смерть Марк не видел. Несмотря на собственные способности медиума, он мог видеть ее, только если она сама того захочет, а она не хотела. Последнее их общение дало понять, что ей в этой семье не рады, как бы необычно ни звучало подобное заявление. Можно подумать, в какой-то другой семье радуются смерти. Марк подозревал, что Лиза не оставила надежды однажды передать свою ношу Гретхен. Пусть не сейчас, но хотя бы потом. Что такое два десятка лет для существа, которое может жить веками? Поэтому и приходила к девочке, приучала ее к себе, возможно, и к мыслям о будущей Смерти тоже. Ведь Гретхен не слышали только живые, с мертвыми она могла общаться.

Как бы то ни было, а все выходные Марк тщательно заглаживал вину. Сходил с Гретхен на ближайший рынок, приготовил ужин и даже пропылесосил в большой трехкомнатной квартире. Рита порывалась сделать это сама, но он не позволил, велев побольше лежать, хоть она и утверждала, что прекрасно себя чувствует. Он знал, насколько ревностно она относится к квартире и вещам в ней, даже ему с трудом доверяет уборку, но, видимо, действительно чувствовала себя не так хорошо, как утверждала.

Марк несколько раз предлагал ей нанять домработницу, которая приходила бы раз в неделю и помогала с уборкой, но Рите претила сама мысль, что кто-то чужой будет прикасаться к вещам Веры Никифоровны. Она до сих пор не разобрала бабушкины вещи, не освободила ее комнату. Они втроем ютились в одной спальне, в то время как вторая стояла пустой. Марк решил пока не настаивать и дать ей год. Он тоже любил старушку и искренне горевал о ее смерти, но нельзя превращать квартиру и жизнь в мавзолей. Через год Гретхен будет уже почти пять, ей не помешает своя комната. Да и в гостиной надо бы провести апгрейд: выбросить и старую стенку, и допотопный телевизор. А то какой смысл в самой гостиной, если даже фильмы они смотрят в спальне, поскольку там на стене висит современная плазма, а лупатый ящик все время накрыт кружевной салфеткой. Марк подозревал, что борьба будет нелегкой, но заранее ничего не говорил. В глубине души он считал, что Рита и сама это понимает.

После выходных, отправив Риту на работу, он собирался отвезти Гретхен на занятия, а затем уехать в мастерскую, где его ждала начатая картина. По понедельникам Гретхен приводили в сад ближе к обеду, и делала это обычно сестра Марка, поскольку утром девочка занималась балетом неподалеку от театра, где трудилась Анна. К великому сожалению Марка, прекрасно рисующая Гретхен, явно пошедшая в него талантом, раз побывав на балете, что называется, пропала. Она упросила отдать ее в балетную школу и вот уже почти год исправно ее посещала, ни разу не попытавшись закатить истерику и никуда не пойти. Анна не переставала насмехаться над ним за это, но Марк терпел. Он всегда боролся за то, чтобы каждый человек выбирал себе занятия по душе, а потому не мог сейчас поступиться собственными принципами. Да и в художественный кружок Гретхен все еще ходила.

Он зашел за ней в комнату выяснить, собрана ли она и снова застал картину, которую не часто доводилось видеть: девочка сидела на кровати, уставившись на абсолютно пустой стул перед собой. Услышав звук скрипнувшей двери, Гретхен тут же соскользнула с кровати и сделала вид, что просто одевалась.

– Готова? – поинтересовался Марк.

Гретхен кивнула, подхватила с пола свой рюкзак и с невинным видом проследовала в коридор. Прежде чем пойти за ней, Марк не удержался, бросил взгляд на пустой стул.

– Могла бы иметь мужество показаться.

Он был почти уверен, что услышал сдавленное презрительное фырканье. Лиза была здесь, но показываться не собиралась.

Летом пробок обычно значительно меньше, чем в другое время года, поэтому они с Гретхен добрались до балетной школы даже раньше, чем рассчитывали. В раздевалке еще никого не было, а администратор только наводила порядок перед зеркалом, поэтому Марк терпеливо дождался, пока появится и преподаватель. Им неожиданно оказалась новая, незнакомая Марку девушка. Видимо, Гретхен ее тоже не знала, потому что сразу же вскочила с места, но тут же замерла, настороженно глядя на нее.

– Доброе утро! – поздоровалась девушка и, получив ответ только от Марка, улыбнулась Гретхен. – Не бойся меня, я добрая. К сожалению, Мария Николаевна сломала руку, поэтому временно ее буду заменять я. Меня зовут Светлана Аркадьевна.

Гретхен кивнула, но настороженности в ее взгляде не убавилось. И, естественно, она ничего не ответила.

– Она не говорит, – пояснил Марк, тоже не сдержав недовольство. Он почему-то терпеть не мог кому-то объяснять, почему его дочь не разговаривает. К счастью, на этот раз не пришлось.

– А, София Гронская, – девушка улыбнулась уже ему. – Да, меня предупреждали, что она не разговаривает. Но, благо, мы и не в хоре, разговаривать нам нет нужды, правда, София? Пусть за нас все скажет танец. – Она подмигнула Гретхен, и та наконец улыбнулась в ответ.

Девушка протянула Гретхен руку, и та, махнув Марку на прощание, скрылась за высокой деревянной дверью, а Марк еще несколько секунд смотрел на то место, где только что были его дочь и новенькая преподаватель. Когда она протянула девочке руку, он сразу обратил внимание на ее необычное кольцо: белые нити золота обвивали большой нежно-фиолетовый аметист. Марк не был силен в ювелирных украшениях, поэтому и не был уверен, что это такое же кольцо, которое было на пальце у Агнессы. Лера ему все уши этим кольцом прожужжала, так оно ее впечатлило. Надо бы сказать ей, что, очевидно, это не оригинальная вещица, а обычный масс-маркет, значит, она вполне может найти такое и себе.

На всякий случай созвонившись с Анной и убедившись, что та точно сможет отвезти племянницу в детский сад, Марк наконец отправился в мастерскую. Однако добраться до нее и заняться картиной ему так и не удалось. Он как раз парковал автомобиль под окнами старого дома, на последнем этаже которого находилась его мастерская, как позвонила Лера.

– Ты не в салоне? – поинтересовалась она.

– С чего мне там быть? – удивился Марк.

По понедельникам у них был приемный день, и он должен был бы отправиться именно в магический салон, а не в мастерскую, но в пятницу они с Лерой все-таки решились нанять на работу Агнессу. Сколько ни раскладывала она карты, больше ничего конкретного сказать не смогла, но Марк знал, что карты не всегда хотят раскрывать все тайны. Об этом постоянно говорила еще Ксения.

Однако чем-то эта Агнесса его зацепила. Он интуитивно чувствовал, что она на самом деле неплохо умеет гадать. И хоть велико было желание выгнать ее после предсказания о сопернике, который может разрушить его семейную жизнь, Марк умел абстрагироваться от таких вещей, ценя в первую очередь профессионализм. А еще ему до смерти надоело тратить время на этот магический салон. Да, это была его идея и он страстно желал его открытия, но быстро устал. В его жизни снова появилась живопись, к ней добавились новые хлопоты после смерти Веры Никифоровны, и он чувствовал, что уже не испытывает того желания общаться с чужими умершими родственниками, как раньше. Возможно, раньше у него просто не было ничего другого. Однако подводить Леру ему не хотелось, вот он и молчал. Взяв на работу Агнессу, они оставили себе всего один день в неделю, остальное время отдав ей. И сегодня была как раз ее смена.

– Разве Агнесса не там?

– Видимо, нет, – вздохнула Лера. – Мне только что звонила клиентка, которая пришла на десятичасовой сеанс. Говорит, там закрыто.

Марк взглянул на часы. Те показывали уже четверть одиннадцатого. Нет, он и сам не отличался пунктуальностью, но если эта гадалка позволяет себе опаздывать в первый же рабочий день, когда, наоборот, должна была прийти заранее, чтобы успеть подготовить кабинет, это не лучший знак.

– А гадалке этой ты звонила?

– Конечно, звонила! Она не берет трубку.

– И что ты предлагаешь? – спросил Марк, уже прекрасно зная, что именно предложит Лера.

– Боюсь, нам придется поехать туда, – осторожно сказала та. – Я на сегодня кучу народа записала, всех кому нужно было погадать, мы не можем их обмануть. Раскидаем как-нибудь сами, главное, впечатление нужное произвести. Если Агнесса так и не явится и не ответит, будем считать, что она уволена.

Марк поднял голову и посмотрел на окна своей мастерской. У него были очень интересные окна. Точнее, одна стена почти полностью состояла из большого окна, поделенного деревянными перегородками на десятки маленьких квадратов. Какие-то из этих квадратов открывались, какие-то нет, но все они пропускали яркий солнечный свет, который заливал огромную комнату. Так хотелось сегодня поработать!

– Хорошо, я выезжаю, – вздохнул он, возвращаясь к машине.

– Да, я тоже еду, – отозвалась Лера. – Блин, убью ее, если она просто опять заблудилась!

Марк хмыкнул. Одни проблемы от этой Агнессы! Что в пятницу, что сегодня. И это она еще даже работать не начала.

* * *

К утру понедельника Рита чувствовала себя так, словно ничего и не случилось. Носовые кровотечения редко надолго выбивали ее из колеи, пятничная авария немного стерлась из памяти, тем более Соня, за которую она больше всего переживала, никак не показывала того, что испугалась или пострадала. Рита приглядывалась к ней, искала признаки сотрясения мозга, но ничего такого не находила. Видимо, девочка действительно ударилась только коленкой.

Пострадавшие люди, которые могли погибнуть, тоже не испугали ее. Возможно, Марк прав: чужая смерть не трогает их особенного ребенка, у нее к ней совсем другое отношение. Ведь даже когда умерла любимая бабуля, Соня не сильно грустила. Если они правильно ее поняли, она всего лишь сожалела, что теперь еще не скоро встретится с прабабушкой. О том, что такая встреча в принципе может не состояться, Соня даже не думала. Марк утверждал, что после смерти призрак Веры Никифоровны почти сразу перестал посещать знакомые места и родных людей. Он считал это хорошим знаком: старушку ничего не держит на этой земле, она за всех спокойна. Рита тоже предпочитала думать, что бабушка обрела покой, просила и Марка, и Соню не тревожить ее лишний раз.

Марк все выходные вел себя как примерный муж и отец. Справедливости ради стоит отметить, что он почти всегда был примерным мужем и отцом. Кто бы сказал Рите, когда они только познакомились, что экстравагантный медиум, художник с проблемами с алкоголем, имеющий в анамнезе психиатрический диагноз, станет таким, она бы не поверила. И тем не менее, это было так.

Утром в понедельник Рита приехала на работу в прекрасном расположении духа. И уже на пороге больницы была перехвачена медсестрой Катей, которая убегала с ночного дежурства и по привычке делала это раньше положенного.

– Вы слышали последние новости? – таинственным шепотом поинтересовалась она, придержав Риту за рукав легкой куртки, как будто боялась, что та сбежит.

Рита отрицательно покачала головой.

– Я как ушла в пятницу вечером, так ничего и не слышала.

– А, ну да, – кивнула Катя. – Я же с Даниилом Сергеевичем дежурила, – из груди девушки вырвался томный вздох, из чего Рита сделала вывод, что такому раскладу медсестра только обрадовалась. Она искренне уважала и любила Маргариту, но остаться одной на ночь с Даниилом Сергеевичем было всяко лучше, даже если она и дождалась от него всего пары дежурных комплиментов.

– Так что там за новости? – поинтересовалась Рита, давая Кате возможность заняться своим любимым делом: посплетничать.

– В соседней больнице в морге труп ожил! – выпалила Катя.

Рита ошарашенно уставилась на коллегу, забыв, что торопилась.

– В каком смысле?

– А вот в таком! – округлив глаза, заявила Катя. – У меня там подружка работает, она и рассказала: на ночь студентик из медвуза остался в морге, он месяца два уже подрабатывает. И вот часа в три ночи звонит в реанимацию и загробным голосом просит дежурную бригаду спуститься к нему. Ленка, подружка моя, сначала подумала, что парниша обкурился. Ну зачем в морге среди ночи дежурная бригада из реанимации?

– Не за чем, – согласилась Рита, потому что Катя замолчала, то ли переводя дыхание, то ли дожидаясь ответа. – Она там и днем ни к чему.

– Вот! И Ленка начала у него допытываться, что, мол, случилось. Он и говорит: труп ожил! Ленка думала к нему психиатрическую, а не реанимационную бригаду спустить, ну да все же попросила доктора проверить. Пошли они вдвоем. И что вы думаете? Реально на каталке, вытащенной из холодильника, лежит девушка. Живая! Дрожит сильно, состояние, понятное дело, не лучшее, но живая! Ну, Ленка с врачом за нее, бегом наверх, пару уколов-капельниц – оклемалась к утру. Сегодня утром в хирургию обещали уже спустить, не тяжелая она.

– А почему в хирургию? – не поняла Рита. – Это их пациентка?

Она вообще плохо себе представляла, кто из врачей больницы может быть настолько неграмотен, чтобы отправить в морг живого человека, но отделение хирургии вообще казалось наименее вероятным вариантом. Если бы, например, кто-то решил, что девушка умерла во время операции, ее не стали бы зашивать, и уж тогда шансов очнуться в холодильнике морга не было бы никаких.

– У нее парочка переломов, – пояснила Катя. – Ленка говорит, по «скорой» привезли вчера, из приемника сразу в морг и отправили. В ДТП попала. Я по новостям видела: машина в остановку влетела.

Рита замерла, так и не вытащив из кармана телефон, на котором собиралась посмотреть время, ненавязчиво напомнив тем самым Кате, что ей пора на работу. Такое происшествие было всего одно за последние дни. Неужели это та самая девушка с необычной татуировкой на щиколотке? Рита ведь сразу решила, что она не жилец. Но надо быть совсем идиотом, чтобы отправить живого человека в морг. Хоть бы кардиограмму сделали, проверили.

– Как необычно, – протянула она, стараясь не выдать свои чувства. Она не хотела, чтобы кто-то из коллег знал, что она тоже была на той остановке. Начнутся расспросы, новые сплетни, а Рита их ужасно не любила.

Рабочий день потек своим чередом. Пятиминутка, утренний обход, обследование новых пациентов, корректировка лечения старых… Время до обеда пролетело незаметно, и Рита втайне ждала его, ведь еще в пятницу обещала Данилу пообедать с ним, однако тот сегодня даже не вспомнил о ее обещании. Утром только поинтересовался, успела ли она за дочкой, и больше ничего спрашивать не стал. Одному из его пациентов никак не становилось лучше, и он весь ушел в работу. Риту это вполне устраивало. Она слишком хорошо помнила прикосновение его ладони к своему плечу и прекрасно понимала, что он имел в виду именно тот ужин, от которого затем открестился. Ее сложно было назвать такой уж опытной в отношениях с мужчинами, но между строк она читать умела и намеки понимала. Наивной дурочкой не была, тридцать три года уже.

После работы, закончив со всеми срочными делами и отложив на завтра несрочные, Рита решила заехать в соседнюю больницу, проведав девушку. Больница находилась практически по пути к ее дому, в детский сад за Соней она еще успевала. Девушка ее не знала и не помнила, но Рита почему-то чувствовала в себе необходимость увидеться с ней. Возможно, испытывала чувство стыда за то, что не попыталась спасти ее там, на остановке.

Первое время, узнав о своем даре и даже понимая всю его опасность для собственного здоровья, Рита никак не могла удержаться от помощи людям. Смирилась только после смерти любимой бабули. Как хотелось помочь, еще немного продлить ей жизнь! Ладони были невыносимо горячими, серебристые нити рвались наружу, но бабуля не желала этой помощи. Она заявила, что если Рита только попробует применить к ней свой дар, она выгонит ее и не позволит провести с ней последние минуты. Рита не могла на это согласиться, пришлось сдерживать Силу, как бы больно ни было. И когда бабуля в последний раз вдохнула, а на губах ее застыла облегченная улыбка, Рита поняла, что справляться с желанием помочь другим теперь будет намного проще. Уж если сдержалась сейчас, сдержится и потом. А вот поди ж ты, в глубине души ее все равно грызла совесть.