Текст книги "Хранительница болот"

Глава 9

Пожалуй, сейчас был тот редкий случай, когда я страстно желала, чтобы Юлька отправилась отдыхать после обеда пораньше. Обычно мне нравилось ее общество, а когда мне нужна была тишина, она легко это понимала и оставляла меня в одиночестве, но сейчас как бы я объяснила, что хочу остаться одна? А пугать ее найденным некрологом пока не хотелось. Не то чтобы Юлька была такой уж нежной и впечатлительной барышней, но все-таки я чувствовала: надо сначала разобраться самой. Я и так уже огорошила ее тем фактом, что ее болезнь – не случайная мутация, а значит, ей всю жизнь придется переживать, что она может передать уродство своим детям. Если уж на то пошло, мне тоже следовало бы об этом переживать, ведь наши отцы и деды не были больны, а Юлька родилась с аномалией, значит, я точно так же, как и они, могу передать этот дефектный ген своим детям. Но правда была в том, что я еще не отошла от крайне болезненного развода, поэтому о детях думала в последнюю очередь. Не думала и не хотела. Сейчас, по крайней мере.

Как бы то ни было, показывать Юльке некролог, не изучив его, я не собиралась, а потому расстроилась, поднявшись на порог и услышав голоса в гостиной. Спрятав книжицу в карман, я открыла дверь.

Оказалось, Юлька не только не спала еще, но и успела принять у себя гостя. Когда я вошла, ее кресло стояло посреди гостиной, а сама Юлька, кокетливо наклонив голову, рассказывала стоящему перед ней мужчине о том, как ей нравится наш новый дом. Мужчину я узнала сразу.

– Иван? – удивилась я, проходя внутрь.

Сосед тут же обернулся, вежливо улыбнулся мне. Сейчас он выглядел свежим и бодрым, а улыбка в мою сторону и вовсе не вязалась с тем видом, в котором он предстал передо мной вчера.

– Что вы здесь делаете?

Наверное, мой вопрос прозвучал не слишком вежливо, потому что Юлька прошептала:

– Эмма, как ты себя ведешь?

Будто это она старшая сестра, а не я.

– Проходил мимо и решил заглянуть к вам, – словно ничего не услышав, ответил Иван, продолжая все так же старательно улыбаться, но в его улыбке вежливость вдруг сменилась на иронию. – Проверить, как вы себя чувствуете.

Будто вчера это я крала перевязочные средства на ФАПе, а не он!

– Прекрасно, – заверила я, отвечая наконец на его улыбку своей, такой же иронично-ядовитой. – А вы? Как ваша рана?

Он был готов к такому повороту, даже в лице не изменился.

– О, пустяки! Поранился, когда колол дрова для камина. Уже все в порядке.

– Значит, вы знакомы? – наконец перебила меня Юлька.

– Иван – тот человек, что помог мне выбраться из болота, – пояснила я, по-прежнему глядя на соседа.

А Иван продолжал улыбаться, как болванчик, и я вдруг поняла, что меня это злит.

– И вы в благодарность позвали меня на ужин, – напомнил несносный сосед, который начал меня раздражать.

Позвала, грешна. Но не думала же, что он припрется именно в тот день, когда мою кожу через тонкий карман обжигает найденный в часовне некролог!

– Сейчас обед, – заметила я, бросив красноречивый взгляд на часы.

Черт, даже до обеда еще целый час! Мне казалось, что в усыпальнице я провела гораздо больше времени.

– Вечером я занят, – развел руками Иван.

– И мы будем рады с вами пообедать! – прежде, чем я успела бы что-то сказать, заявила Юлька.

Ничего не попишешь. В конце концов, он спас мне жизнь, я ему обязана. Да и Юлька уже расщебеталась о том, что мы будем безумно рады компании соседа.

Наша помощница по хозяйству и по совместительству святой человек Вера заверила, что будет только рада приготовить обед для всех (а ее и Кирилла я, конечно же, тоже пригласила), и обещала накрыть стол через сорок минут. Этого времени мне хватило бы для изучения некролога хотя бы по верхам, но оставлять Ивана на попечении Юльки было некрасиво и опасно. Я ведь уже решила, что постараюсь держать сестру подальше от него. Вряд ли он причинит ей вред прямо сегодня, но втереться в доверие к юной доверчивой дурочке – запросто. Честное слово, дальше этой необъяснимой тревоги я не могла придумать ничего, ни единого развития ситуации, во что страшное их знакомство может вылиться, но игнорировать свои ощущения не стала. Поэтому просто поднялась в комнату, переоделась в другую одежду (эта вся была перепачкана в пыли и паутине, странно, что никто не задал никаких вопросов по этому поводу), спрятала некролог под подушку и спустилась вниз.

Сорок минут до обеда пролетели крайне быстро. За это время мы втроем успели только прогуляться по той части сада, которую Кирилл уже привел в относительный порядок: во всяком случае, очистил все дорожки, чтобы Юлька могла по ним ездить, и обрезал те ветки, что нависали над тропинками и цеплялись за волосы и одежду.

О соседе за это время мы узнали мало. Только то, что он айтишник, приехал в нашу глушь, поскольку работает над каким-то важным проектом, где ему нужны свежие мозги и возможность много думать в тишине и покое. Я хоть и не айтишник, но понимала его желание, порой мне тоже требовалась такая обстановка. Зато о нас он узнал практически все, что хотел. От меня не укрылось, как ловко он задавал нужные вопросы, а моя болтливая сестрица выкладывала все: поведала и о моей профессии, и о моих успехах как в книжном бизнесе, так и в сериальном. Умудрилась даже заикнуться о моем разводе и творческом кризисе, от которого мы сбежали сюда, но тут уж мне пришлось ее перебить. Но гораздо больше, как мне показалось, Ивана интересовала сама Юлька. При любом удобном поводе он переводил разговор на нее, но Юлька не менее ловко возвращалась в русло реки под названием «Эмилия». Я знала почему: как бы то ни было, Юлька стеснялась своего уродства, считала, что я гораздо счастливее, а потому – интереснее. В другое время я бы нашла, как разуверить ее в этом, но сейчас готова была терпеть разговор о себе, только бы Иван не получил лишних сведений о моей сестре.

– Значит, вы хорошо разбираетесь в компьютерах? – перебила я Юльку, когда та уже почти упомянула имя моего мужа и его любовницы в одном предложении. – Может быть, сможете помочь нам с интернетом? Он тут отсутствует как класс, а иногда не помешал бы.

– Увы, – Иван развел руками. – Я не совсем по этой части, сам просил знакомых помочь. И то они несколько месяцев мучились, здесь с ним очень сложно. Значит, вы говорите, что решили остаться тут до конца лета?

Я разочарованно кивнула, но не могла не отметить, что тему своей работы Иван свернул как-то очень быстро, не стал даже вдаваться в подробности, почему именно он не может наладить интернет нам. Неужто на моем пути попался очередной сексист, считающий, что женщина никогда не разберется в машинах, науке и компьютерах, а потому нечего с ними о таком даже говорить? Вадим, мой муж, был из таких. Впрочем, как выяснилось, он вообще был редкостным дерьмом.

Вера накрыла стол в большой столовой, хотя чаще всего, к ее разочарованию, мы предпочитали есть на кухне. Я не понимала смысла беготни с тарелками и приборами, если можно спокойно поесть на кухне, Вера же считала, что столовую для того и придумали, чтобы обедать там. Очевидно, боясь, что мы посрамим перед соседом фамилию Вышинских, она не стала ничего спрашивать, сама решила накрыть в столовой. И я была рада, что надела платье: пусть столовая выглядела потрепанной, но все еще сохраняла былое величие, и сидеть за длинным столом на стульях с высокими спинками в шортах казалось мне неуместным. Все равно как прийти в театр в джинсах. Вроде и не выгонят, но все вокруг в вечерних платьях, косятся на тебя неодобрительно и шепчутся за спиной. А если я чего-то и не выносила, так это сплетен о моей персоне.

Кирилл Ивана невзлюбил с первого взгляда, что, конечно, было объяснимо, если учесть, какое внимание сосед уделял Юльке. Неприязнь читалась в чуть прищуренных глазах Кирилла, в слишком резком рукопожатии, даже в том, как он поторопился встать за Юлькиной спиной, чтобы помочь ей подъехать к столу. Вроде как стул ей отодвинул. И эту неприязнь, похоже, заметил и Иван. Я видела чуть снисходительную улыбку на его лице, когда он тоже направился к Юльке, но, увидев опередившего его Кирилла, остановился и подошел к моему стулу, за спинку которого я уже взялась самостоятельно.

– Позвольте мне, – галантно предложил он, все с той же ухмылочкой глядя в сторону молодежи.

Я позволила. Пусть уж нехотя ухаживает за мной, чем за ней. И когда Иван уже убирал руки с моего стула, нечаянно коснувшись моего плеча через тонкую ткань платья, я снова провалилась в видение. Успела увидеть эту же столовую, но в ее лучшие времена, когда скатерти хрустели от крахмала, свечи отбрасывали на стены причудливые тени, на столе стояли букеты живых цветов, а женщины меняли наряды к ужину, и тут же вернулась. Даже испугаться не успела. Хорошо, что это видение было таким коротким, не знаю, как бы я объясняла, если бы выпала из реальности на какое-то время. Выдохнула тихонько и заметила недоуменный взгляд Ивана. Неужели он что-то понял? Однако ничего не спросил, молча занял свое место.

Вера, несмотря на все мои просьбы, больше выполняла роль официанта, чем гостя, то и дело носясь на кухню и обратно, следя, чтобы тарелки не пустовали и бокалы наполнялись вовремя. Поэтому беседа за столом проходила только между нами четверыми. В благодарность за то, что Иван не стал ничего спрашивать о моих видениях, я не упоминала о его странной травме. Это ж как надо было колоть дрова, чтобы рассечь себе бок? Жонглировать топором, что ли?

Жонглировали не только топором, но и темой для общего разговора. Иван продолжал расспрашивать нас, а мы его. И поскольку нас было трое против одного, побеждали обычно мы. Таким образом мы выяснили, что дом он купил на аукционе около полугода назад. Дом был в нежилом состоянии, практически аварийном, поэтому купить удалось дешево. Он въехал в него месяц назад, не сделав даже минимального ремонта.

– Мне много не нужно, – говорил Иван. – На аукционе было несколько пустых домов в этих краях, я выбрал тот, который не разваливался на глазах. Многое там уже было, кое-что я купил. Кровать, стол, куда ноутбук поставить, холодильник да микроволновку – еду разогреть. Покупаю чаще всего уже готовое в городе, некогда мне за питанием следить.

И я, и Юлька с недоверием покосились на его фигуру. Сложен Иван был весьма удачно: высокий, поджарый, я была уверена, что он посещает спортзал и уж наверняка следит за питанием. Он не походил на того, кто часами просиживает за компьютером и питается чипсами с газировкой.

– Вы можете приходить на ужин к нам, – предложила Юлька, и я едва не застонала вслух. – Мы будем только рады.

– А мне на одного лишнего человека готовить не сложно, – добавила Вера.

Иван бросил на меня насмешливый взгляд.

– Спасибо, но я не уверен, что Эмилия будет рада моей компании.

– Ну что вы, – не слишком искренне возразила я. – Я буду просто счастлива. Если вам сегодня показалось, что я не в духе, то у меня болит голова. Не обращайте внимания.

Конечно, мне никто не поверил. Но прежде чем Иван сказал бы что-то еще на эту тему, Юлька перехватила инициативу, и беседа снова стала плавной, как морская волна в штиль.

Обед закончился поздно, и, пока Вера убирала со стола, не позволив никому себе помочь, мы вышли в сад. Кирилл тут же ухватился за ручки Юлькиной коляски, пообещал показать ей что-то необычное, что обнаружил в саду, и увез ее в дальний угол. Скоро они скрылись за кустами сирени, не слышался даже хруст гравия под колесами Юлькиной коляски. Мы с Иваном остались стоять на террасе.

– Кажется, ваш юный друг ревнует вашу сестру ко мне, – заметил Иван, глядя в ту сторону, где скрылись молодые люди.

– Кажется, вы дали ему для этого кучу поводов, – не удержалась я.

Иван покосился на меня, а я вдруг заметила в его глазах ту же тоску, которую уже видела в лесу, когда мы только познакомились. За обедом он был совсем другим, а сейчас будто снял маску, снова став тем Иваном, которого мне однажды довелось видеть.

– Вам обидно? – тем не менее съязвил он.

– Мне?

Черт, надо было произносить это не так театрально. Теперь он понял, что действительно обидно. Даже я теперь поняла, что обидно. Я никогда не позволяла себе обижаться на то, что моя младшая сестра ярче, веселее и заметнее, мне казалось, что я попросту не имею на это права. Я старше, здоровее, я могу делать то, что не может она: жить полной жизнью, куда-то идти, не строя маршрут заранее, не заказывая специализированное такси, даже просто не ловить на себе сочувственные взгляды. Так какое право я имею обижаться на то, что Юлька в чем-то лучше меня?

Права не имела, а все равно сейчас было обидно. И поскольку злиться на сестру я не могла, приходилось злиться на Ивана. В конце концов, это он оказывал Юльке знаки внимания, видя, что она намного младше его, что Кириллу это неприятно. Ведь добрый, но простоватый деревенский парень определенно проигрывал умному, хищному мужчине-айтишнику.

Иван, похоже, не собирался злить и подначивать меня, поскольку не стал развивать дальше эту тему. Правда, другая выбранная им была для меня не менее опасной и болезненной, но он не мог об этом знать.

– Значит, вы известная писательница, по романам которой снято множество фильмов? – спросил он, разглядывая меня в закатных солнечных лучах.

– Не такое уж и множество, – пожала плечами я, отчего-то смущаясь этого пристального взгляда. – И не фильмов, а сериалов. В кинотеатрах не показывают, премии не дают, но по телевизору крутят, домохозяйки их обожают.

– О чем же вы пишете?

– В основном семейные саги.

– О, так свалившееся на вас наследство Вышинских как раз в тему? – усмехнулся Иван. – Как у всех старинных родов, у Вышинских наверняка было много тайн. Вам хочется их узнать? Поэтому вы были вся в пыли и паутине?

Я почувствовала, как краска стремительно залила лицо. Пусть я не была такой рыжей, как Юлька, пусть за моими веснушками вообще мало что можно было разглядеть, но краснела я быстро и ярко, Иван не мог не заметить. Он вообще оказался чрезвычайно наблюдательным товарищем.

– И что вам уже удалось узнать?

– Пока мало что, – призналась я. Лучше уж обсуждать по сути чужих мне людей, чем собственные книги и сериалы. Так, глядишь, еще и до причин моего бегства из Москвы доберемся. – Я нашла несколько писем некоей Леоны своей сестре Агнии, выяснила, что у них была еще одна сестра Элена и брат Михаил, маленький сын которого был болен той же болезнью, что и Юля.

Я стояла в невыгодном положении: опускающееся к верхушкам деревьев солнце светило мне в лицо, пряча Ивана в тени, поэтому я не могла разглядеть его так хорошо, как он видел меня, но на сотую долю секунды мне показалось, что на его лице мелькнула какая-то гримаса. Вряд ли она имела отношение к давно почившим Вышинским, неужто у нашего соседа действительно были какие-то виды на Юльку?

Выяснить это мне не удалось, поскольку на террасу вышла Вера с большой кастрюлей в руках. Наверное, она считала, что мы тоже ушли на прогулку вместе с Юлькой и Кириллом, потому что, увидев нас, вздрогнула и покраснела, будто мы уличили ее в каком-то преступлении.

– Эмилия, Иван, вы здесь, – пробормотала она растерянно, не зная, как теперь выкрутиться, а я пока не понимала, из чего именно.

В кастрюле, не закрытой крышкой, я заметила остатки мяса, которое мы ели на обед, и даже большую кость, с которой это мясо обрезалось. Я могла бы подумать, что Вера решила забрать остатки домой, для себя или свиней, которых держала, но тогда она выходила бы через парадный вход, ведь оттуда ближе к деревне, да и, судя по фартуку, домой она пока не собиралась. И не стала бы я возражать против этого, она об этом знала.

Вера все еще топталась на террасе с кастрюлей в руках, не зная, что сказать, поэтому я спросила первой:

– Вы кого-то кормите?

Это было единственным, что пришло мне в голову. Я не видела в округе бездомных собак, у каждой был хозяин, да и все востровские псы обычно сидели на цепи, но не белок же кормить мясом!

Вера виновато кивнула и едва не разрыдалась.

– Я знаю, что он не плохой, – с внезапной страстью заверила она. – Можете не верить, но я чувствую! Плохого ничего не делает, ни на кого не нападает, но по какой-то причине охотится плохо. То ли старый уже, то ли больной. Вот я и кормлю. Он ест с удовольствием, порой ждет даже, вижу, сидит в кустах. Но не подходит, пока я не отойду, не пугает.

– Да о ком вы? – никак не могла понять я.

– О волке, – призналась Вера.

Я испуганно охнула, вспомнив огромного серого зверя на болоте. Вспомнила и растерзанного им зайца, и то, что мне он вреда не причинил, хотя я была полностью беззащитна перед ним. Тогда он не показался мне ни старым, ни больным, да и зайца ведь поймал.

– Наши, если узнают, будут недовольны, – продолжила Вера. – Боятся его. Справедливо, конечно, волки порой нападают на хозяйства, да и на людей бывает, особенно в голодные годы, но мой не такой. Можете не верить, я знаю. Простите, что вашу еду отдаю, больше не стану.

– Я не против, – внезапно для самой себя заметила я.

– Правда? – В глазах Веры вдруг появились слезы благодарности, а мне стало неловко.

– Куда-то ведь надо девать всю эту еду. Вы готовите как на роту солдат!

Вера пробормотала какие-то благодарности и вместе с кастрюлей поспешила в ту часть сада, за которой очень скоро начинается лес, снова оставив нас вдвоем.

– А вы добрая, – заметил Иван, но в его голосе больше не было ни подначки, ни издевки. Тон вообще стал вдруг холодным, словно он не одобрял мое разрешение.

– Порой за это расплачиваюсь, – хмыкнула я. – Доброта часто идет под руку с наивностью, а во втором нет ничего хорошего.

– Тут я с вами согласен.

Вскоре вернулись Юлька с Кириллом, и еще около получаса мы пили чай на террасе. На этот раз я взяла на себя роль хозяйки, кипятила чайник, выкладывала на тарелку печенье. Вернувшаяся Вера пыталась перехватить инициативу, но я заверила, что справлюсь сама.

– Покормили своего питомца? – спросила я намеренно смешливым тоном, и Вера благодарно улыбнулась в ответ.

– Оставила еду, самого не видела. Наверное, спит где-то, позже придет.

О волке я больше не вспоминала и, лишь когда Иван засобирался домой, подумала, что это не очень хорошая идея: идти через лес.

– Переживаете за меня? – усмехнулся Иван, когда я сказала об этом.

– Не хочу расстраивать Юльку, – фыркнула я в ответ. Сестра с Кириллом снова были в саду, поэтому я не боялась, что она услышит.

– Я буду осторожен, – внезапно серьезно сказал Иван, махнул мне рукой и направился в сторону болота.

Что ж, безумству храбрых, как говорится.

Но внезапно я поняла, что если с соседом что-то случится, то в первую очередь расстроюсь я сама.

Глава 10

До самого вечера мне так и не удалось остаться одной. Вера затеяла большую стирку, и мне было неловко спрятаться в комнате. Вечер выдался очень теплым, приятным, окна были распахнуты настежь, но занавески даже не шевелились. Кирилл и Юлька в саду расчищали место для новых клумб, я то и дело слышала их щебет. Если Юлька и была очарована Иваном, то, стоило тому скрыться за деревьями, Кирилл снова завладел ее вниманием.

Наконец солнце начало клониться к закату, место для большой клумбы было расчищено, выстиранные вещи развешаны во дворе, и Вера с Кириллом засобирались домой. Юлька, не отдыхавшая днем, очень устала и вымоталась, поэтому уснула рано. Я еще успела вместе с чашкой свежего кофе проводить последние краски с неба и, только когда оно полностью почернело, закрыла дверь на террасу и наглухо зашторила окна. Но вместо того, что отправиться в свою комнату и изучить наконец некролог, зашла в столовую, остановилась у порога, глядя на то место, где сидела за обедом.

Когда Иван помогал мне сесть, я поймала короткое видение. И теперь понимала, что хочу большего. Как в тот раз, на кладбище. Мне захотелось вновь заглянуть за завесу времен, увидеть что-то из жизни Вышинских. Я не знала, что это: реальность или всего лишь моя фантазия, но хотелось снова это испытать. Мне было мало коротких невнятных видений, я желала полноценного эпизода.

Поставив чашку на стол, я подошла к стулу, аккуратно выдвинула его. Замерла лишь на мгновение, прежде чем сесть. Даже глаза прикрыла, ожидая погружения в чужую жизнь, но… ничего не произошло. С чего я вообще решила, что непременно поймаю видение? Ведь я уже сидела на этом стуле прежде, и ничего такого не происходило.

Я разочарованно выдохнула и открыла глаза. Почему мне раньше не пришло в голову, что никакой я не экстрасенс, не заглядываю в прошлое по собственному желанию? Возможно, я даже писатель посредственный, и все эти эпизоды – лишь плод моей фантазии, которой я даже не могу управлять по собственному желанию. Прав был Вадим, я та еще бездарность без него. Ведь до того, как он написал сценарий по моей книге и успешно продал его киностудии, я не была так популярна, как потом. Моя популярность – его заслуга. Без него я никто.

Позади послышался шорох, но прежде, чем я успела бы обернуться, моего плеча что-то коснулось. Точно так же, как перед ужином нечаянно коснулся рукой Иван. Только тогда по коже не побежали мурашки. То ли видение их спугнуло, то ли я не запомнила. Но мурашки были скорее приятными, хотелось, чтобы Иван не убирал руку, чтобы полностью положил ладонь на мое плечо, а я бы наклонила голову, прижалась бы к его руке щекой…

Мурашки удовольствия сменились легким головокружением, и столовая снова стала пышнее и светлее, в нос ударил аромат свежих роз и жареной птицы.

Большое оранжевое солнце только-только начало клониться к закату, а все домашние уже собрались в гостиной. Обычно папа допоздна решал дела с управляющим или же сидел за документами в своем кабинете, мама на закате всегда выходила в сад подышать воздухом. Мы с Эленой тоже возвращались домой лишь к вечернему чаю, который, по традиции, подавали в девять. Сегодня же все было иначе. Сегодня затевался большой ужин, на котором нам наконец собирались представить Олеженьку, младшего нашего племянника. Прошло уже три недели с тех пор, как я видела его во дворе Желтого дома, но мне так и не удалось ничего узнать о нем. Я задавала осторожные вопросы родителям, но оба талантливо уходили от ответов, расспрашивать же Мишу в редкие его визиты к нам мне было неловко. Я рассказала об увиденном Элене, но она не особо заинтересовалась. Кажется, происходящее в деревне волновало ее гораздо больше.

Эпидемии Лихоманки удалось избежать, должно быть, защитные заговоры бабки Павлины действовали. Агния говорила, что она ни при чем. Однако пришла новая напасть: в окрестностях появилась стая волков. Сколько их точно, никто не знал, всегда видели по одному, а некоторые из тех, кто видел, из леса не возвращались. Только в нашем поместье было уже двое растерзанных, а я слышала, как папа рассказывал маме втихаря, что Бжезовские тоже терпят потери. Их имение находится с другой стороны болота, а это значит, что волки нынче отчаянные, раз не боятся его переходить.

Нам папа запретил ходить не только в лес, но и в деревню поодиночке. Теперь опасно было и ночью, и днем. Надо признаться, я была здорово напугана, да и Элена, как бы ни храбрилась, рисковать не хотела. А после того, как волк растерзал Ивана-охотника, вся наша надежда осталась только на Агнию. Папа говорит, что к зиме она наберется достаточно сил, чтобы избавить нас от напасти. Агния теперь и сама жалеет, что так долго противилась своему предназначению.

К сегодняшнему ужину готовиться начали за несколько дней. Матвей, знаю, ездил к соседям за дичью, мама непременно хотела подать оленины. Служанки мыли и без того чистые окна, выбивали ковры и натирали паркет. Мама несколько раз переделывала меню. В конце концов и мы с Эленой заразились общим настроением и трижды меняли наряды к ужину, пока не выбрали подходящие. Хотя едва ли Олежка, которому всего-то два года, вообще обратит на нас внимание, не говоря уже о том, что ему и дела нет, во что мы одеты.

Миша и Оленька прибыли ровно в назначенное время. Кроме них и детей, приехали еще няня и доктор, о котором я уже слышала, но еще не видела. Папа говорил, что доктор наш, местный, из города, но учился в Санкт-Петербурге, а после учебы остался там практиковать. Элена говорила, что слышала, как папа разговаривал с Мишей. Они обсуждали, что доктор Коханский, несмотря на молодой возраст, пользуется большой популярностью в Петербурге. Берется даже за сложные переломы, ему прочат большое будущее в хирургии.

Доктор Коханский действительно оказался молод. На вид ему было лет двадцать пять, но строгий костюм и аккуратно зачесанные набок светлые волосы придавали ему солидности. Даже Пелагея, старая наша экономка, которая, казалось, и папеньку не боится, почтительно склонила перед доктором голову, когда он вышел из повозки. От Желтого дома до Большого была короткая лесная дорога, чаще всего пользовались ею, но нести Олега на руках было бы тяжело, а коляска по тропе не проехала бы: год выдался дождливый, болото раскинуло свои владения далеко за обычные пределы. На тропе, конечно, все были в безопасности, но колеса могли застрять. Поэтому было решено воспользоваться повозкой.

Следом за доктором из повозки вышел Миша, помог спуститься Оленьке и маленькому Мите, а затем уже няня вынесла Олега. Тот казался обычным ребенком, в меру любопытным, в меру воспитанным. Ноги его были плотно закутаны в покрывало, поэтому сразу и не скажешь, что он чем-то болен. Увидев толпу незнакомых людей, Олег спрятал лицо на шее у няни и никак не захотел смотреть на нас во время знакомства, как бы Миша его ни уговаривал и ни одергивал. Не повернулся даже к игрушке, которую протягивала ему мама. В конце концов отец велел всем отстать от несчастного ребенка и проходить в гостиную.

Пока в столовой шли последние приготовления к ужину, Оленька и няня скрылись с детьми в отведенной им комнате, а остальные расселись в гостиной для неспешной беседы, способной заполнить время. Разговор шел, конечно же, об Олежке и его болезни.

Мы с Эленой с молчаливого позволения отца тоже остались в гостиной, сели на небольшом диванчике в углу, не вмешиваясь в разговор. Признаться, я мало что понимала из того, что говорил доктор. Больше слушала его приятный низкий голос, стыдливо ловя себя на том, что мне нравится его звучание. И сам доктор тоже произвел впечатление. Как выяснилось, его звали Ян Коханский и он принадлежал к обедневшему роду Коханских, которые когда-то давно владели небольшим количеством земли в наших краях, но еще прадед Яна все проиграл в карты, и семья была вынуждена переехать в город. Отец Коханского тоже был врачом, широко известным в наших краях, кажется, я даже слышала о нем. Все это мне тихонько рассказала Элена, невесть откуда добывшая информацию.

Коханский, говоря об Олежке, порой переходил на латынь, а даже когда объяснял по-русски, все равно сложно и непонятно. Я уловила только, что таких заболеваний, как у Олега, он в своей практике еще не встречал, поскольку они довольно редки. Собираясь к нам, он консультировался с более опытными коллегами, поэтому кое-какая тактика лечения у него есть, но операции будут очень тяжелые, родителям стоит хорошенько подумать, согласны ли они на такие эксперименты. На этом слове мне стало особенно тревожно, ведь экспериментальные операции означают, что никому ранее такого не делали, и, как они повлияют на маленького Олеженьку, никто не знает.

Вскоре ужин был готов, и нас всех позвали в столовую. К моей радости, Коханского посадили рядом со мной. Уж себе-то я могла признаться, что доктор мне очень понравился. Новые люди в наших краях редкость, обычно всех знаешь с пеленок. У каждого большое имение, а значит, на километры вокруг только леса, болота и знакомые люди. Познакомиться с кем-то есть возможность лишь на балах и приемах, но наша семья ведет затворнический образ жизни. На то, конечно, есть свои причины, только когда тебе уже семнадцать, очень хочется и балов, и приемов, и новых знакомств. Впрочем, мне не уже, а всего семнадцать. И папенька обещал, что в следующем году мы обязательно поедем на бал, который каждую весну устраивают Гордецкие в городе. Какие бы тайны ни хранила моя семья, а папа понимает, что нас с Эленой нужно выдавать замуж. И если к Элене, если верить нашей няне, собирается свататься Антон Бжезовский, то мне партию придется искать где-то за пределами наших соседей, ибо у Бжезовских всего один сын. Но не мне жаловаться, Агнии повезло гораздо меньше.

В общем, объяснить себе очарование новым доктором я могла, а вот сделать с этим что-то было сложно, да я и не старалась. Слишком приятным было ощущение, когда наши взгляды встречались, и Ян не отворачивался быстро, разглядывал меня, будто тоже был очарован мной. Когда мы садились за стол, Коханский учтиво отодвинул мне стул, а я, наступив на подол слишком длинного платья, плюхнулась на стул раньше положенного и плечом задела его руку. Пальцы у него оказались прохладными, несмотря на летнюю жару. Он скользнул ими по моему обнаженному плечу, убирая руки, и я почувствовала, как лицо стремительно заливает краска. Хорошо, что за окном уже стемнело, столовая освещалась лишь десятком толстых свечей, и такие мелочи, как цвет моего лица, едва ли кто-то мог рассмотреть. Разве что Элена, сидящая по другую сторону от меня, как всегда, все замечала:

– Что это ты раскраснелась, будто свекла? – поинтересовалась она, наклонившись ко мне. – Неужто доктор понравился?

– Не говори ерунды! – еще сильнее смутилась я. – Здесь просто жарко. – Я демонстративно махнула на себя рукой.

Элена мне не поверила. Мы были слишком близки с ней с самого детства, несмотря на разницу в один год, ощущали себя практически близнецами, а потому она всегда знала, когда я лгу. Поняла и сейчас. Откинулась на спинку стула, посмотрела сначала на меня, затем на Коханского. Он, будто почувствовав ее взгляд, повернулся к ней, и Элена кокетливо улыбнулась ему. А я впервые поймала себя на том, что ревную.

Какие глупости! Я знаю Коханского всего полчаса, да и Элена никогда не сделает ничего, что могло бы меня обидеть, я в этом уверена. Просто почему-то вдруг захотелось, чтобы это я ему так улыбнулась, а он ответил бы мне тем же. К сожалению, когда он перевел на меня взгляд, я смогла лишь смущенно посмотреть в свою тарелку. И весь ужин так и не поднимала от нее глаз.

Видение исчезло, вернув меня в реальность. И в реальности этой я сидела на стуле в столовой, точно на том же, где много лет назад сидела Леона Вышинская, смущенная первой влюбленностью в доктора Яна Коханского. Может быть, именно поэтому я и поймала сегодня это видение, точно так же коснувшись руки Ивана, как когда-то Леона – Коханского? Между мной и Леоной определенно есть какая-то связь, и, попав в ту же ситуацию, что и она, я получила ее воспоминание.