Текст книги "Демонология по Волкову. Падальщики"

Глава 4

Несмотря на опасения Алисы, утром полиция с мигалками не стояла у ворот Волчьего логова. По новостям, которые она включила в телефоне, пока чистила зубы, об убийствах в садовом товариществе тоже ничего не передавали. Не могло такого быть, чтобы погибших еще не нашли, она ведь видела полицейские машины, слышала лай собак. А значит, трупы обнаружили, но по какой-то причине от общественности решили скрыть. Или просто не посчитали нужным о них рассказывать. Не какую-то шишку же порешили, так, три бомжика влезли в чужой дом, выпили лишнего да устроили кровавую оргию. Разве это повод расстраивать людей?

За завтраком никто ничего не обсуждал. Леон не выходил из своей комнаты, рассказали ли что-то домашним Влад и Денис Сергеевич, Алиса не знала, но подозревала, что нет, поскольку и кухарка, и домоправительница не выглядели встревоженными, весело расспрашивали Аллочку об ухажере, который уже познакомил ее с родителями. И сама Аллочка, и ее собеседницы считали, что в скором времени состоится предложение руки и сердца. И это занимало их куда сильнее вчерашней охоты.

София, как обычно, молча пила кофе на другом конце стола. Алиса же подсела к Владу, который оторвался от телефона, когда она вошла в столовую.

– Ты как? – едва слышно спросил он, чтобы не привлекать внимания остальных.

– Норм, – заверила Алиса, которая к утру действительно чувствовала себя так, будто и не было никаких «процедур». Тренированные ноги после забега по пересеченной местности тоже не ныли. – А ты?

– Ногу ободрал где-то вчера, когда бежали, – пожаловался Влад. – Антон укол от столбняка сделал, зараза. – Затем, немного помолчав, добавил: – Всем сказали, что бездушного мы убили и труп сожгли.

Алиса кивнула, давая понять, что будет придерживаться легенды.

– А Леон как?

– Немного тьмы глотнул, но не смертельно. До обеда поспит и очухается.

Леон действительно спустился к обеду и выглядел почти нормально, лишь слегла бледновато. Следующие несколько дней прошли спокойно и размеренно. Леон принимал посетителей, Алиса ему ассистировала. В основном это были обычные граждане с мелкими в общем плане, но такими важными для них вопросами. Кто-то просил по фотографии узнать, жив ли родственник и когда вернется, кто-то спрашивал, не лежит ли на его семье проклятие. Одна девушка хотела, чтобы Леон сделал ей любовное зелье. Алиса кусала губы, чтобы не смеяться в тот момент, когда Леон объяснял ей невозможность данной процедуры.

– На самом деле такое возможно, – сказал он Алисе, когда дамочка, возмущаясь и называя Леона шарлатаном, удалилась восвояси. – Но ей оно точно не нужно.

– Почему? – удивилась Алиса.

– Потому что она юная дурочка, – отрезал Леон с каким-то даже раздражением. – Ей двадцать два года, и парень, который не обращает на нее внимания, не последний мужчина в ее жизни. Любовные привороты – очень страшная вещь. Объект, которого приворожили, становится своего рода одержимым. И если он надоест однажды тому, кто его приворожил, то конец у этой истории будет плачевным. Скорее всего, он убьет того, кому больше не нужен. В редких случаях умрет сам. А у меня нет уверенности, что девушка не перегорит к предмету обожания через полгода. И брать на себя такую ответственность я не хочу. Ни за какие деньги.

– А снять приворот нельзя?

– Можно. Но слишком энергозатратно. Оно того не стоит, поверь.

Алиса верила. Любовь не стоит того, чтобы оказаться в гробу. В этом она не сомневалась.

По вечерам они с Леоном выходили в парк. В основном молчали, просто обходили территорию, хотя Леон иногда будто спохватывался, вспоминал, что не один, и рассказывал что-нибудь интересное о долине. И не всегда это было страшное. Например, он рассказал о странных огоньках в одном из районов долины, которые появляются несколько ночей в году. Чаще всего летом, в июле, но как-то Леон видел их в январе.

– Понятия не имею, что это, – говорил он. – Похоже на светлячков, но парят в воздухе. Точно живые. Будто танцуют, складывают разные фигуры. Пока ни в одной из книг я не встретил их описания.

Алиса слушала внимательно и ловила себя на том, что хочет увидеть эти огоньки. Не только чтобы полюбоваться, но и чтобы поверить, что даже в Пропащей долине есть место волшебству. А еще ей нравились эти прогулки за возможность просто идти рядом с Леоном и ни о чем не думать. В такие моменты вся ее жизнь: проблемы, мать с Дианкой, воры, обокравшие квартиру, старая съемная квартира – будто оставалась где-то позади, в другом измерении. Рядом с ней же были лишь лес, рассказы об огоньках и… Леон.

Во время одной из таких прогулок Алиса призналась себе, что Леон ей нравится. Далеко не так, как обычный работодатель. Но дальше этого признания самой себе дело не пошло. Она не из тех романтичных дур, которые мечтают о несбыточном. Да, после той ночи они перешли на «ты», потому что просто невозможно теперь было держать прежнюю дистанцию, но едва зайдут дальше. Даже если вдруг однажды Леон и увидит в ней кого-то большего, чем помощницу (спит же он, в конце концов, с Анжелой!), то едва ли их роман продлится дольше пары недель, уж слишком они из разных миров. А одноразовый секс Алисе никогда не был интересен. Тем более с тем, с кем потом придется еще работать.

Как-то они возвращались домой поздно, и где-то далеко завыл волк. От Леона не укрылось, как Алиса вздрогнула.

– Не бойся, – сказал он. – Это очередная иллюзия долины. Волки здесь не водятся.

– Я не боюсь, просто… – Алиса запнулась, а потом внезапно призналась: – Когда я забрала у тебя тьму, у меня были странные видения. Мне казалось, что я тону в темной-темной воде, но, когда пыталась выплыть, на меня набрасывался волк с горящими глазами, кусал, рвал на части.

Леон не остановился ни на мгновение, даже не посмотрел на Алису. И ответил не сразу.

– Это твое представление о тьме и боли, – сказал он, когда они прошли не меньше сотни метров. – Думаю, из-за меня.

– Из-за фамилии? – удивилась Алиса.

– Вроде того. Боль из-за тьмы у тебя ассоциируется со мной, потому что я ее тебе причинил. И твой мозг сложил это все в такой образ.

Что ж, хорошая новость была хотя бы в том, что волка не существовало в реальности. И возможно, в следующий раз она уже не будет так его бояться, потому что знает, что все равно победит.

Вскоре наступил день рождения Любки, и Алиса попросила себе выходной. Большого праздника не делали, но мать испекла пирог, а Алиса купила долгожданный подарок. Сестра была в восторге. Дрожащими руками разрывала подарочную упаковку, затем прыгала по кухне, обнимала Алису и не стесняясь вытирала слезы.

– Дорогой, наверное? – с сомнением спросила мать, глядя на то, как радуется Любка.

Ноутбук действительно был дорогой. Больше и дороже того, что Алиса позволила бы себе, если бы не работа на Леона. За квартиру придется заплатить всего за месяц, но оно того стоило. Алиса еще никогда не видела сестру такой счастливой.

– Мне премию на работе выдали, – махнула рукой она. – Так что не все потратила.

Мать покачала головой, но если и хотела сказать что-то насчет того, что можно было бы сэкономить, то придержала свое мнение при себе.

– Чем ты занимаешься у этого Волкова, что тебе такие премии платят? – лишь спросила она.

Алиса ответила что-то невнятное, съехав с темы, а мать расспрашивать подробнее не стала. Как всегда. Она вообще редко спрашивала, где и как Алиса зарабатывает деньги. Будто боялась, что ответ ей не понравится.

Выпив чаю с пирогом, Любка поднялась из-за стола и сказала:

– Я во двор выйду? С Машей и Доминикой посижу.

– Куда ты пойдешь, холодина такая! – недовольно проворчала мать. – Сюда пригласи. Пирог еще есть. Не хотите с нами сидеть, в комнату позови. Я не буду заходить.

Любка упрямо мотнула головой. Мать, может, продолжила бы настаивать, но в этот момент из комнаты раздался вопль Дианки, и она побежала к младшей дочери.

– Почему к себе позвать не хочешь? – поинтересовалась Алиса на правах старшей сестры. – Маша с Доминикой, насколько я помню, бывали у тебя, сюрпризом наша обстановка не станет.

Любка замялась.

– Они-то бывали, но там еще парни обещали прийти, – нехотя призналась она. – Марк и Олег из параллельного класса.

Алиса все поняла. Любка за последние полгода уже не раз упоминала какого-то таинственного Олега, и по тому, как она произносила его имя, Алиса понимала: сестра влюблена. Ну, а что? Четырнадцать лет уже, возраст такой. И конечно, позвать нравящегося ей парня к себе Любка не могла. Пусть у нее есть отдельная комната, но вопли Дианки и там слышны. А лекарствами и вовсе пропахла вся квартира. Это Алиса в свои двадцать три уже не стеснялась бы, а Любка такую шкуру еще не отрастила. И вряд ли отрастит, характер не тот.

– Мы на улице сидеть не будем, в кино пойдем, – продолжала она, будто хотела уговорить хотя бы Алису. – Там на первом этаже в холле посидеть можно. Если не шуметь, то не гоняют.

Алиса представила себе компанию четырнадцатилетних подростков, которые не шумят. За месяц работы на Леона она видела уже много странного и неизведанного, но в такое все равно не верила. Выгонят их на улицу уже через десять минут. И будут слоняться под дождем и ветром. Ноябрь в этом году выдался особенно мерзким. Температура кружила около нуля, не перегибая ни в одну, ни в другую сторону. Дождь то и дело сменялся снегом, который тут же таял. Ударили бы уже нормальные морозы, выстудили бы землю, стало бы не так холодно. А это бесконечное болтание туда-сюда, приправленное шквалистым ветром, промораживало до костей. Алиса уже всерьез задумывалась, не купить ли ей пару новых свитеров. Она мерзла не только на улице, но и в доме, постоянно куталась в единственный имеющийся у нее кардиган. Алиса никогда не была мерзлячкой, а потому теплых вещей в гардеробе почти не имела.

– А куда обычно у вас ходят, когда день рождения? – спросила Алиса.

– Ну, в кафе бывает, если деньги есть, – пожала плечами Любка.

Алиса вытащила кошелек, пересчитала имеющуюся у нее наличку, протянула сестре нескольку купюр.

– На приличный ресторан не хватит, но пиццей можешь друзей угостить.

Любка осторожно взяла деньги, недоверчиво посмотрела на Алису.

– Я же сказала: премию мне дали, – повторила та. – Так что иди, впечатляй своего Олега. Про безопасный секс напомнить?

Любка смутилась.

– Алиса!

– Я серьезно. Если что, на уговоры не поддавайся, презервативы никому не мешают, зато от детей избавляют.

– Да ну тебя, – пробормотала Любка. – Какие дети? Мне четырнадцать.

– А ты думаешь, в четырнадцать детей не рожают? – хмыкнула Алиса. – Все. Иди. Свой сестринский долг я выполнила, дальше сама. Дотерпишь до восемнадцати – будешь молодец. Нет – помни, что я сказала.

Любка чмокнула Алису в щеку, быстро натянула на себя дешевый пуховик и выскочила за дверь. Спустя минуту вернулась недовольная мать.

– Ушла все-таки, – проворчала она, оглядывая пустую кухню.

– Я ей денег на кафе дала, на улице сидеть не будут, – заверила Алиса.

Мать покосилась на нее.

– И дома посидели бы, – заметила она. – Чего на кафе тратиться?

– Мама, ей четырнадцать, – напомнила Алиса. – У нее есть друзья. Конечно же, ей хочется куда-то с ними сходить в свой день рождения, а не дома торчать.

– У Дианы пеленки закончились, на новые денег нет, а она по кафе шляется, – будто не слыша ее, продолжила мать.

– Я же давала тебе деньги недавно, – нахмурилась Алиса. – И пенсия у тебя должна была быть на прошлой неделе.

– Я первый взнос за реабилитацию внесла. В марте поедем. Говорят, хороший центр, новый. Открылся недавно. Оля Федорова туда своего Давида возила, говорит, очень помогли.

В Алисе что-то треснуло. Что-то такое, под чем она успешно много лет прятала мысли и сомнения, не позволяя им не то что быть высказанными, а даже просто появиться в ее голове. Мысли, которые были непозволительны. По броне этой успешно месяц назад постучала Вика, показала ее Алисе, и та не могла перестать о ней думать. И вот броня треснула. И мысли вылезли наружу.

Алиса вспомнила, как лежала на полу у кровати Леона, как мечтала потерять сознание, чтобы не чувствовать боль. Как никто не заходил посмотреть, жива ли она еще, не нужна ли ей помощь. Вспомнила то чувство безмерного одиночества, которое она успешно затолкала внутрь сразу, как пришла в себя.

Вспомнила, как в восемнадцать таскала кирпичи на стройке. Поднимала за раз половину своего веса. Однажды уронила на ногу. Палец посинел, она с трудом ходила, но никому ничего не сказала. Работала неофициально, выгнали бы одним днем безо всяких выплат и больничных.

Вспомнила, как в проливной дождь стояла на улице и раздавала флайеры. Редкие прохожие пробегали мимо, не глядя на нее, мокрую и продрогшую. Прятались в уютных кафешках, пили свой тыквенный латте.

Вспомнила, как мыла посуду в детском лагере. Перчатки давали одни в неделю, рвались они уже на следующий день. Руки к вечеру распухали, кожа трескалась.

А еще вспомнила то, о чем не вспоминала много лет. Ей было девять или десять. Она не так давно переехала в интернат, еще иногда позволяла себе думать, что у нее есть мама, которая ее любит и скоро заберет, как только Любка немного подрастет, как только с младенцем станет проще. Несколько детей заболели ветрянкой, и Алиса в том числе. Ее друзья остались здоровы, а потому их не пускали в изолятор к больным. Остальные заболевшие дети были младше, болезнь переносили легко. Смеялись оттого, что были зелеными в крапинку, таскали у медсестры бинты и играли в мумии.

Алиса болела тяжело. Температура поднималась до сорока градусов и почти не сбивалась. Тело чесалось так, будто она упала в крапиву и не может подняться. Медсестра привязывала ей руки к кровати, чтобы Алиса не расчесывала болячки.

– Потом спасибо мне скажешь, – приговаривала она. – Ты же девочка, зачем тебе шрамы?

Чтобы было легче переносить зуд, колола димедрол. От него тело не чесалось меньше, но Алиса проваливалась в странное состояние, балансировала где-то между сном и явью, когда все ощущения живы, но шевелиться и разговаривать невозможно. Лекарства не справлялись с температурой, и медсестра клала ей на голову полотенце, смоченное в ледяной воде. Легче становилось лишь на пару минут, а затем полотенце нагревалось от ее тела, превращалось в горячую тряпку и приносило больше неудобств, чем пользы. Но медсестра не могла сидеть с Алисой постоянно, уходила по делам, и Алиса ничего не могла сделать с этой приносящей муку тряпкой на голове.

И вот сейчас броня треснула, поломалась на мелкие кусочки, как весенний лед на реке, и хлынула на поверхность холодная вода, много лет прожившая в плену.

Мать еще продолжала говорить что-то про новый центр и успех неизвестного Алисе Давида, когда Алиса прервала ее, сказав тихо, но твердо:

– Ты, возможно, забыла, но у тебя не одна дочь, а три.

Мать захлопнула рот скорее от удивления, что ее прервали, чем от смысла слов Алисы.

– Я помню, – сказала она.

– А иногда кажется, что нет. Если бы ты помнила, то знала бы, что Любе четырнадцать. Ей нужен компьютер. Ей нужны друзья. Новая одежда. Ей нужно ходить в кафе с подругами, а не приглашать их в дом, где все пропахло лекарствами. Ей нужна мать, в конце концов, которая интересуется ее успехами в учебе, знает, какие книжки она читает, какую музыку слушает. Какой мальчик ей нравится, с какой девочкой она поругалась на прошлой неделе. Мать, которая готовит ей завтраки в школу, которая приходит на линейки и родительские собрания. Которая не оставляет ее в двенадцать одну дома на несколько недель.

– Мне нужно было отвезти Диану в санаторий! – перебила ее мать, придя в себя.

– В том-то и дело.

– Ты упрекаешь меня в том, что я ничего не знаю о вашей жизни? А что вы знаете о моей? Вы обе! Ты хоть раз помогла мне с Дианой? Хоть раз предложила посидеть с ней, пока я банально высплюсь? Я не сплю нормально уже шесть лет, Алиса! Я забыла, что я женщина! Мне сорок лет, а ты посмотри на меня. У меня нет ни косметики, ни нормальной одежды. На меня давно не оборачиваются мужчины, а женщины если и смотрят, то с жалостью. Все мое общение состоит из таких же несчастных матерей, как и я. Которых бросили мужья, которые остались один на один со своими проблемами. Ты думаешь, я мечтала о такой жизни? Думаешь, когда мне было четырнадцать, я хотела в тридцать пять оказаться прикованной к дому и больному ребенку? Но вот Диана родилась такой, родовая травма, никто не виноват. Что мне надо было сделать? Отказаться от нее в роддоме? Бросить потом? Сдать в интернат?

Мать поняла, что сказала не то, поспешно захлопнула рот, но было поздно. Она дала Алисе преимущество. Теперь Алиса могла бы напомнить, что ее саму сдали в интернат даже без родовых травм. От нее отказались лишь потому, что она мешала. Могла бы напомнить, но не стала. Какой в этом смысл? Мать и сама это знает, но не считает себя виноватой. Она ведь даже ни разу не извинилась за это.

Алиса поднялась из-за стола так резко, что стул опрокинулся и упал на пол.

– Вот об этом я и говорю, – отрезала она, выходя в коридор. – У тебя есть только Диана. И из-за нее ты забыла и о себе, и о нас.

Алиса сунула ноги в ботинки, схватила куртку и вышла из квартиры, в последнюю секунду удержавшись и не хлопнув дверью. Злость душила ее изнутри, разрывала на части, не давала нормально дышать. Чтобы хоть как-то справиться с ней, Алиса размахнулась и ударила кулаком в стену. Костяшки пальцев тут же отозвались болью, и эта боль позволила наконец вдохнуть.

Мать дала понять, что считает ее эгоисткой, которая не помогает с сестрой. Ее, которая изо всех сил старалась, хваталась за любую работу, не спала ночами, таскала тяжести, рисковала собой, только бы заработать денег. И почти все отдавала матери, себе оставляла минимум. Алиса слышала однажды, как друзья говорили, что другая на ее месте после выпуска из интерната сменила бы номер и забыла, как зовут ту, что сдала ее в детдом. Слышала, но не соглашалась. Потому что если не она, то кто? И вот теперь оказывается, что она помогает недостаточно.

Куда там Анжела ходила, в спа? Сумочку покупала?

Алиса вытащила телефон, набрала номер Мирославы. Подруга отозвалась сразу, значит, не спала. Было еще, конечно, рано, но Мира работала в ночь, могла и спать.

– Чем занята? – поинтересовалась Алиса.

– Ничем, кино смотрю.

– Пошли в спа.

– Куда-а?

– В спа, – повторила Алиса, прекрасно понимая удивление подруги. Наверное, Мирослава не удивилась бы, если бы Алиса позвала ее в магазин выбирать новые колеса для мотоцикла, но спа было совершенно не в ее стиле. – Мне премию дали, захотелось попробовать, что это такое.

Алисе показалось, что Мирослава поняла, почему вдруг ей пришла в голову такая странная идея. Знала же, что Алиса сегодня должна была быть у Любки на дне рождения, догадывалась, что могла поцапаться с матерью. Потому что больше расспрашивать о причинах неожиданного предложения не стала, лишь сказала:

– Давай в «Каменный лотос». Это недалеко от нашего дома, на Советской.

– Ты там была?

– Нет, слышала, как девочки на работе обсуждали. Или у тебя другие пожелания?

– Да нет у меня никаких пожеланий, – отмахнулась Алиса, не став говорить, что вообще с трудом представляет, что такое спа. Мирослава и так это знала. – Лотос так лотос. Через полчаса там, ок?

Несмотря на то, что Алиса и Мирослава не бронировали время заранее, в салоне их приняли с распростертыми объятиями. То ли он не пользовался популярностью, то ли в мерзкую погоду, когда сверху поливает не то ледяной дождь, не то град, никто не рискнул выходить на улицу.

– Уже были у нас? – приторно-приветливо улыбнулась крашеная девица за стойкой администратора.

– Первый раз, – коротко ответила Алиса.

Мирослава пряталась за ее спиной, чувствуя себя крайне неловко, и Алиса понимала ее чувства. Ей самой было неуютно, но раз уж решила побаловать себя, то уходить как-то… неуважительно по отношению к себе же.

– Купальник, тапочки, халатики взяли? – продолжала растекаться топленым маслом администратор.

Алиса мотнула головой.

– Ничего страшного, у нас есть собственный магазин, я провожу вас, – заверила девушка. – Какие процедуры предпочитаете?

Задав вопрос, она тут же поняла его неуместность. Две девицы, которые явились в спа-салон без записи и без купальников, едва ли хорошо понимают, какие процедуры здесь проводят. Поэтому, не став дожидаться ответа, продолжила:

– Если позволите, я рекомендую начать с массажа. Затем масочки на лицо, шоколадное обертывание для тела. Потом сауна и бассейн. Как вам?

– Все, кроме сауны, – ответила Алиса. Она и в сауне попарилась бы с удовольствием, но Мирослава не переносила духоты, могла сознание потерять. А идти туда одной и оставлять и без того перепуганную подругу на произвол судьбы ей не позволяла совесть.

– Отлично, – обрадовалась администратор. – У нас есть большой бассейн, но я могу подготовить для вас маленький, на двоих. Обычно мы предлагаем его парам, но сейчас он свободен.

– Давайте его, – согласилась Алиса.

– После процедур вы можете воспользоваться услугами нашего лаунж-бара, побаловать себя бокалом вина или чашечкой кофе. Для наших гостей мы покупаем лучшие зерна. А также к вашим услугам свежие фрукты и ягоды.

Выбрав в магазине все необходимое, Алиса и Мирослава прошли в кабинет массажа, разделись и легли на столы, укрывшись хрустящими полотенцами. Мирослава испуганно молчала, за все время не произнесла ни слова, а Алиса думала о том, насколько же это другой мир. Такой чистый, светлый, вкусно пахнущий. Будто даже не в их городе. Надо же, снаружи грязь и серость, а внутри – пушистые полотенца и свежие фрукты. Разве так бывает?

Внутри шевельнулся робкий голос, говорящий, что она может иногда заходить в такие места, напоминать себе, что бывает и такая жизнь. Не все в ней ужасно. Правда, может быть смертельно обидно затем возвращаться в привычную мрачность.

За время массажа Мирослава пришла в себя, перестала бояться и, лежа уже на другом столе с витаминной маской на лице, обмазанная шоколадом и обернутая пищевой пленкой, как пирожное в кондитерской, начала улыбаться.

– Круто как, – пробормотала она, когда за девушкой, превратившей их в пирожные, закрылась дверь.

– Угу, – невнятно ответила Алиса.

– Легкость такая во всем теле, – продолжала Мирослава. – Будто я бабочка. Сейчас руками взмахну и полечу.

– Со стола не полети, – хмыкнула Алиса, но Мирослава не обиделась.

– Вот бы тебе почаще такие премии давали, а? Мы б с тобой все салоны в городе обошли!

Алиса промычала что-то нечленораздельное. Ага, если ей будут такие премии часто давать, то недалек тот день, когда салон ей понадобится ритуальный. И выйдет она оттуда всего один раз. Но, конечно, рассказывать об этом подруге не стала.

Закончив с масками и обертываниями, девушки переместились в бассейн. Как и обещала администратор, бассейн им выделили маленький, на двоих. В помещении, кроме них, никого не было, и Мирослава расслабилась окончательно. Алиса тоже постаралась выбросить из головы посторонние мысли и о матери, и о том, как именно ей достались эти деньги. Сейчас ее задача – получить удовольствие. Она и так слишком мало позволяет себе в жизни.

– Что там у тебя с Владом? – поинтересовалась Алиса, когда обе колыхались в теплой воде, положив головы на бортик и раскинув руки в стороны.

– Ой, он такой забавный, – оживилась Мирослава. – Звонит каждый вечер, болтаем подолгу. Обсуждаем фильмы, книги всякие.