Текст книги "«Ризоморфный клубок»: когниция vs коммуникация"

А. В. Колмогорова, Е. В. Чистова, К. В. Мартынюк
«Ризоморфный клубок»: когниция vs коммуникация

Предисловие

Ризома – одно из ключевых понятий философии постмодернизма, введенное в научный дискурс Жилем Делезом и Феликсом Гваттари (Делез, Гваттари, 1996). Ризома – это своеобразная модель устройства мира и его познания, по форме напоминающая клубень или луковицу. Прибегая к фитоморфным образам, Делез и Гваттари показывают разницу между традиционным дихотомичным представлением процессов и явлений окружающего мира (противопоставление общего и частного, главного и второстепенного, хорошего и плохого и т. д.) – образ стержневого корня и мочковатого корня, в первом из которых более мелкие корешки-нити отходят от главного стержня, а во втором придаточные корни отходят от подземных побегов пучками – и нелинейной, неиерархичной, незамкнутой и самоорганизующейся ризоморфной системой – образ клубня или луковицы, которые являются утолщением подземного побега, в котором в потенциальной, не до конца проявленной форме заложены многие взаимно пересекающиеся, хаотично переплетенные, но все же образующие единство другие подземные побеги, корневые нити, у которых трудно найти начало и конец, которые могут одновременно пересекаться друг с другом во множестве точек. Ризома, по Делезу и Гваттари, функционирует на основе некоторых отличительных принципов:

1) принцип соединения и неоднородности – любая точка ризомы может и должна быть присоединена к любой другой ее точке. Применяя этот принцип к лингвистическим исследованиям, в частности к анализу дискурса, авторы подчеркивают, что в дискурсе одновременно соединяются и пересекаются различные способы семиотического кодирования – биологические, политические, экономические, на которые наслаиваются факторы, имеющие другую, не семиотическую, природу: «Ризома непрестанно соединяет семиотические звенья, организации власти и обстоятельства, отсылающие к искусству, наукам или социальной борьбе. Семиотическое звено подобно клубню, спрессовывающему крайне разные акты – лингвистические, а также перцептивные, мимические, жестикуляционные, когнитивные…» (Делез, Гваттари, 1996: 15);

2) принцип множественности: в ризоме нет никаких противопоставлений чего бы то ни было Одному (например, отсутствует противопоставление объективной реальности, с одной стороны, и множественности ее интерпретаций, с другой);

3) принцип а11
  В данном случае а – негативный префикс.


[Закрыть]-означающего разрыва: ризома может быть разбита, разрушена в каком-либо месте, но она возобновляется, следуя той или иной своей линии, а также следуя другим линиям;

4) принцип картирования: любая бинарная классификация имеет признаки изоморфизма, поскольку низшие звенья системы с необходимостью являются в некотором смысле копиями тех, иерархически более высоких, звеньев, от которых они ответвились, а ризома построена на принципе картирования – пересекающиеся в ней множества могут формировать нечто новое, доселе не бывшее, и тогда карта меняется наподобие географической карты, где помечаются происходящие в рельефе изменения.

Развитие современной лингвистики показывает нам, что последняя все больше интегрируется с другими, не только гуманитарными, но и естественными науками: на повестке дня вопрос «трансфера знаний» – переноса теоретических достижений из одной научной дисциплины в другую (Демьянков, 2015). Специалисты в области когнитивной науки приводят все больше примеров того, что отношения когнитивных процессов и коммуникативных отнюдь не иерархичны (на заре развития когнитивной лингвистики в России в конце ХХ в. общепринятым был тезис о том, что языковая форма является отражением когнитивных структур, однако сегодня специалисты в области когнитивной науки не столь категоричны), а синкретичны, т. е. данные процессы, будучи неоднородными, пересекаются одновременно во множестве точек. Об этом, например, свидетельствуют данные нейрофизиологов: если начиная с конца XIX в. считалось, что в мозге есть специальные зоны, отвечающие за понимание и продуцирование речи (зоны Брока и Вернике), то современные исследования, в частности работы Ф. Пульвермюллера (Pulvermüller, 2013), показывают, что единицы когнитивного опыта человека закрепляются в сети нейронов, распределенной по всей коре головного мозга и кодирующей одновременно различные виды информации (сенсомоторную, визуальную, аудиальную и в том числе вербальную) таким образом, что при восприятии, например слов-обозначений действия, в мозге активируются ансамбли нейронов, отвечающих не только за обработку вербальных символов или аудиальное восприятие, но и за сенсомоторные реакции.

Таким образом, в данном коллективном труде собраны исследования членов научного коллектива, руководимого доктором филологических наук А.В. Колмогоровой, в которых изучаются различные, зачастую множественные точки пересечения когнитивных и коммуникативных процессов, где генерируются какие-то новые свойства как когнитивного, так и коммуникативного поведения представителей определенного социального сообщества.

Так, в главе 1 (автор – А.В. Колмогорова) с позиций когнитивной экологии рассматривается вопрос о границах единицы когнитивно-коммуникативных исследований, анализируются результаты нескольких пилотных исследований коммуникативного онтогенеза при помощи такого исследовательского конструкта, как практика общения.

В главе 2 (автор – Е.В. Чистова) в фокусе внимания находятся современные подходы и методы анализа когнитивно-коммуникативной деятельности переводчика, составляющие основу зарождающегося когнитивного переводоведения.

Глава 3 (автор – К.В. Мартынюк) посвящена изучению особенностей рецепции и субъективного когнитивного освоения читателями концептов, составляющих основу художественных текстов. Результаты анализа нескольких серий экспериментов с англоязычными информантами позволили выдвинуть гипотезу о том, что читательская проекция текста – это концептуальная сеть, связующим материалом для которой выступают различные модусы восприятия, являющиеся в момент прочтения ведущими для реципиента текста.

В главе 4 (автор – Н.В. Уканакова) на материале фанфикшен-текстов – относительно нового жанра сетевой литературы – продолжается исследование проблематики читательской проекции авторского текста. В результате анализа обширного исследовательского корпуса текстов, понимаемых широко и включающих и мультимедиальные тексты-фильмы, выявляются три когнитивные операции, лежащие в основе создания читателями текстов-продуктов (продолжений и римейков) на основе текстов-источников (известных литературных произведений, фильмов, сериалов): сохранение, моделирование и трансфигурация. Проводятся также отличия между способами рецепции и творческой переработки читателями текстов печатной и мультимедиальной природы.

Глава 5 (автор – В.В. Радевич) посвящена выявлению психолингвистических механизмов, коммуникативных стратегий и тактик, используемых интернет-мошенниками для манипуляции своими жертвами в процессе переписки, имеющей определенные устойчивые правила и нормы и рассматриваемой как отдельный речевой жанр – «нигерийское письмо». Целью исследования является показать, как мошенникам удается, опираясь исключительно на коммуникативные взаимодействия, трансформировать образ реальности в сознании своего коммуникативного партнера.

В главе 6 (авторы – О.Н. Варламова и М.К. Мжельских) представлены фрагменты проводимых авторами исследований в области речевого портретирования и прототипической семантики. Так, О.Н. Варламова, анализируя особенности речевого поведения женщины в социально-релевантной роли матери, отмечает, что данные особенности глубоко фундированы, с одной стороны, в социальных нормах, принятых в лингвокультурном сообществе, а с другой стороны – в психологических процессах, происходящих в сознании женщины. В лингвистическом этюде М.К. Мжельских обобщаются результаты экспериментальной работы по выявлению корреляции между представлением носителей определенной лингвокультуры о признаках типичных представителей категорий «мужчина», «женщина», «человек» при нормальном, обычном положении дел (автор использует понятие прототипической картины мира), с одной стороны, и прагматическими функциями признаковых слов, составляющих ближайший контекст существительных-номинаций категорий, с другой.

На наш взгляд, все представленные исследовательские результаты отвечают ключевой идее монографии – лингвистически проиллюстрировать образ ризомы как метафоры для описания непрямых, но интенсивных корреляций между коммуникативными и когнитивными процессами, обусловливающими существование человека как Homo loquens и Homo sapiens одновременно.

Глава 1
Онтогенез коммуникативного поведения в аспекте когнитивной экологии

1.1. Что дает нам когнитивная экология или к вопросу о границах единицы анализа в когнитивной лингвистике

В своей программной статье «Когнитивная экология» (Hutchins, 2010) Эдвин Хачинс отмечает, что при исследовании всякой когнитивной системы ключевым является вопрос о том, что считать единицей анализа такой системы: «Всякая граница делает нечто доступным для наблюдения, одновременно уничтожая всякую возможность увидеть что-либо другое (перевод наш. – А.К.)» (Hutchins, 2010: 706). В нижеследующем тексте мы последовательно рассмотрим несколько подходов к «разметке» границ единицы анализа в когнитивной науке и их следствий для собственно когнитивных лингвистических исследований, дабы затем продемонстрировать преимущества экологического подхода, стремящегося сделать единицу когнитивного анализа настолько многомерной, насколько это возможно.

Традиционно постепенно сменяющие друг друга парадигмы в когнитивистике принято обозначать через метафору «волны»: первой волной считается интерналистский подход (Gallagher, 2009), берущий свое начало, согласно Э. Хачинсу, в теории информации в ее североамериканской версии и исходящий из понимания когниции как некоего локализованного в мозге механизма, устройства, обрабатывающего по своим внутренним законам стимулы извне; вторая волна связывается с появлением понятия «воплощенной когниции», фокусирующего внимание на соматических, физиологических реакциях и ощущениях нашего тела как некоего посредника между «черным ящиком» нашего сознания (intracranial ontology (Cowley, Gahrn-Andersen, 2015)) и окружающим миром, средой; о третьей волне говорят в контексте идей расширенной когниции Э. Кларка (Clark, 2005) и Д. Чалмерса (Chalmers, 1998), вовлекающих в поле человеческой когнитивной системы и внешние по отношению к телу когнитивного агента объекты (компьютеры, гаджеты, ручки и блокноты, наконец, других людей, которым мы поручаем что-то напомнить), призванные расширить возможности обработки поступающей извне информации.

Однако, несмотря на волнообразную смену парадигм, ведущим гносеологическим принципом рассмотренных направлений является все та же «внутричерепная онтология» – когниция локализована в биологической системе одного индивидуального когнитивного агента.

Представляется, что характерное для многих актуальных когнитивных лингвистических исследований использование так называемых аппаратных методов (eye tracking, или окулография, применение ЭЭГ как средства измерения активности мозга в ответ на вербальные стимулы, компьютерных программ типа Lexical Task Decision Test и др.), приближающих лингвистов к желаемым идеалам естественно-научных методов в лабораторных условиях, является следствием подобных «индивидуалистических» тенденций в когнитивной науке. При таком подходе единицей анализа когнитивной лингвистики является корреляция, взаимозависимость обработки и продуцирования речи и других когнитивных функций в рамках индивидуальной когнитивной системы, коей является человек. Единица анализа в таком случае локализована внутри одной когнитивной системы. Но можно ли человеческое существо свести к такому индивидуальному когнитивному бытию? И, как следствие, является ли язык когнитивной функцией индивидуальной когнитивной системы?

Попыткой ответить на первый вопрос в надежде найти некоторый консенсус между индивидуальным и социальным в когнитивной системе стала теория автопоэзиса, предложенная в 70-х гг. ХХ в. У. Матураной и Ф. Варелой (Maturana and Varela, 1987). Первоначально основной тезис теории сводился к тому, что всякий живой организм есть самоорганизующаяся система, своей жизнедеятельностью и взаимодействиями с окружающей средой поддерживающая сама себя и замкнутая также на самой себе. Такая система взаимодействует со средой только в той мере, в какой она же сама может предсказывать возможные взаимодействия. Иначе говоря, для такой когнитивной системы в окружающей среде не существует ничего такого, чтобы не было заложено в ней самой. Тот участок среды, который доступен данной системе для возможных взаимодействий, является ее когнитивной нишей, а все те классы взаимодействий со средой, которые доступны организму, – его областью взаимодействий.

Данные постулаты в современной когнитивной лингвистике получили несколько экстремальный вектор в рамках направления, названного инактивизмом (enactive approach). В работах Э. Ди Паоло, Э. Томпсона, Т. Фрезе и других адептов данной теории ключевыми моментами стали следующие: когнитивная система – это тело живого организма; тело – это автономная система, целью которой является максимальное приспособление к окружающему миру и выживание; выживание – это способность к смыслопорождению в «здесь – и – сейчас» конкретной ситуации; смысл – это ценность какого-либо взаимодействия со средой для выживания и адаптации живой системы; часто смысл приходится формулировать вместе с другим организмом, вовлеченным ситуацией в общую с первым организмом область взаимодействий, и для этого приходится осуществлять телесную координацию собственных действий с действиями другого (осуществлять интерсубъектное взаимодействие) на уровне жестов, проксемики, кинесики, общей тональности речевого общения и т. д. для выработки некоего общего смысла – паттерна поведения, полезного для актуального выживания системы (Di Paolo and Thompson, 2014: 7). Но при этом каждая из взаимодействующих когнитивных систем продолжает оставаться автономной – когнитивные агенты могут лишь скоординировать свои действия для достижения сиюминутного актуального «здесь – и – сейчас» приспособления каждого в отдельности к некоторым изменениям окружающей среды. Как следствие ‒ смыслопорождение в коммуникативных процессах обусловлено в большей степени мультимодальным актуальным контекстом, а не закрепленностью некоего общего опыта за каждой единицей языка или речевым фрагментом. Практически полностью исключается из рассмотрения культурно-историческое измерение когнитивной системы – она представляется как синхронно действующая, порождающая релевантные для самой себя смыслы, приобретающие качество интерсубъектности благодаря мультимодальному контексту, который создает для разных организмов общую на какой-то момент область взаимодействий.

В современной лингвистике мы также наблюдаем перемещение фокуса исследовательского внимания в изучении языковых процессов на мультимодальный контекст использования языковых структур. Все те способы «межтелесной» координации, порождающей некий общий для двух живых организмов смысл, которые перечисляет Э. Ди Паоло, становятся параметрами для описания языкового (дискурсивного) взаимодействия. Например, замечательный проект А.А. Кибрика «Язык как он есть: русский мультимодальный дискурс», в рамках которого исследователи ставят задачу описания элементов каналов различных модальностей (в основном звуковой и зрительной), участвующих в интерсубъектном порождении смыслов в процессе коммуникации, – «языковые единицы не только хранятся в долговременной памяти, но и используются в режиме он-лайн для оформления мысли говорящего» (Кибрик, 2016: 675). Опорная экспериментальная схема проекта состоит в следующем: двое испытуемых (Рассказчик и Комментатор) просматривают шестиминутный фильм о грушах У. Чейфа, затем Рассказчик пересказывает содержание увиденного третьему лицу (Пересказчику), одновременно Комментатор добавляет некоторые пропущенные Рассказчиком моменты; когда деятельность Рассказчика и Комментатора закончена, Пересказчик рассказывает все понятое еще одному человеку – Слушателю. В ходе данной многоэтапной процедуры ведется видеосъемка взаимодействия с нескольких ракурсов, для фиксации движений глаз используется айтрекинг. Затем при помощи мультиканальной разметки делается попытка установить корреляции единиц поведения, относящихся к разным каналам, в процессах смыслопорождения и смыслоформулирования. Интегрированным в подобную исследовательскую логику представляется и проект группы А. Котова (Зинина, Котов, 2016), направленный на описание способов и средств выражения различных коммуникативных функций, например, вопроса в позитивном диалоге на материале корпуса интервью для дальнейшего моделирования подобного взаимодействия в ситуации коммуникации «интеллектуальный интерфейс компьютера» – «человек».

Единицей таких мультимодально-ориентированных дискурсивных исследований можно считать совокупность мультимодальных средств достижения координации когнитивных взаимодействий коммуникантов для выработки некоей адаптивно ценной для обоих модели взаимодействия со средой – актуального смысла (последний при этом остается как бы «за скобками»). Данная единица анализа локализована на «стыке» нескольких когнитивных систем в поле их взаимодействия.

Другое направление когнитивных исследований, представленное работами П. Стейнера и Дж. Стюарта, трактует живые организмы как гетерономные когнитивные системы, т. е. «такие системы и состояния, установки которых находятся в зависимости от отношений этих индивидуальных организмов к социальным нормам, включающим в себя и нормативный порядок, разделяемый «по умолчанию» членами данной социальной общности» (перевод наш. – А.В.) (Steiner and Stewart, 2009: 529).

Еще более подробно данные идеи развиваются в теории распределенной когниции, основной постулат которой, в свою очередь, является продолжением идей Л.С. Выготского о том, что в индивидуальном онтогенезе психические процессы высшего уровня зарождаются и формируются в социальной интеракции и лишь затем интериоризируются, становясь частью индивидуальной когнитивной системы, как, например, это происходит при овладении речью: социальная речь – эгоцентрическая речь – внутренняя речь (Выготский, 2007: 51).

Согласно Э. Хачинсу (Hutchins, 1995), когниция распределена во времени так, что предыдущий опыт взаимодействия со средой влияет на последующие взаимодействия с нею организма; в социальном пространстве – так, что предвосхищения действий и ожиданий других членов социума (осуществимые на основе опыта наблюдений и имитации действий членов социума) в процессе взаимодействия приводит к скоординированному поведению, позволяющему решать сложные когнитивные задачи; в материальном пространстве – так, что привлечение элементов материальной среды позволяет расширить и оптимизировать круг решаемых организмом когнитивных задач. При таком подходе когнитивная система так же, как и в теории автопоэзиса и при инактивистском подходе, построена на предвосхищении/предсказании возможных взаимодействий со средой, только предвосхищения касаются уже не собственной только когнитивной ниши индивидуального организма, а некоей общей разделяемой по умолчанию всеми членами социума области взаимодействий. В итоге провести четкие границы каждой отдельной когнитивной системы в случае человеческого сообщества оказывается практически невозможно – это своеобразная сеть когнитивных систем, как бы «врастающих» друг в друга.

«Активность нервной системы оказывается связана с когнитивными процессами высшего уровня через опосредованное телом взаимодействие организма с материальной и социальной средой, структурированной в соответствии с принципами культуры», – отмечает Э. Хачинс (Hutchins, 2010: 712). При таком широком понимании границ когнитивной системы контекст как совокупность многообразных связей, существующих в сети «мозг ‒ тело ‒ социальный и материальный мир», избегает опасности гипостазирования, но рассматривается как необходимое условие изучения когнитивных феноменов – возникает понятие когнитивной экологии как изучения когнитивных феноменов в контексте (Hutchins, 2010: 705).

Подобный – экологичный – подход находит своих сторонников прежде всего в междисциплинарных коммуникативно-когнитивных исследованиях. Так, изучается коммуникативный по своему протеканию процесс медиации как когнитивная технология изменения социальной реальности (Алахвердова, 2016: 106), при которой медиатор успешно изменяет когнитивные картины мира участников, помогая им через создание общего мультимодального контекста согласовывать и создавать новые социальные реальности; усвоение принципов скоординированного социального поведения младенцами в общении со взрослыми (Cowley, 2004; Томаселло, 2011); изучение практик материнского общения как способа формирования в когнитивном опыте ребенка паттернов адаптивно-ценного социального поведения, разделяемого членами национально-лингво-культурного сообщества (Колмогорова, 2013).

В рамках данного подхода единицей анализа становится функциональное соотношение социального, телесного, феноменологического, вербального контекстов в процессе решения несколькими когнитивными агентами адаптивных задач разного уровня сложности. При этом в фокусе особого внимания находится именно вербальный канал, поскольку он «подобен якорю, к которому прикрепляется информация, поступающая по остальным каналам» (Кибрик, Молчанова, 2014: 112).

В следующих параграфах данной главы мы постараемся показать, какую методологию можно применять и какие результаты можно получить, привлекая для анализа коммуникативных процессов широкий контекст в его собственно вербальном, социальном, телесном, просодическом и других аспектах, т. е. расширив границы единицы когнитивно ориентированного лингвистического исследования.