Текст книги "«Ризоморфный клубок»: когниция vs коммуникация"

Таблица 1.3

Корреляции деятельностной, социальной и коммуникативной реализаций категории субъекта деятельности

Проблема показателей чужой речи достаточно хорошо изучена отечественными лингвистами на примере дискурсивных маркеров де, мол, дескать (Баранов, 1994; Плунгян, 2008) и др.

С легкой руки Н.Д. Арутюновой (Арутюнова, 1990) в лингвистический дискурс вошел термин «ксено-показатели», введенный для обозначения частиц де, мол, дескать как знаков чужого голоса, отчуждаемой речи, чужого мира. Воспроизведение говорящим речи «другого», несущее груз двойной субъективности, выполняет функцию отчуждения такой речи от здесь-и-сейчас говорящего субъекта, реализующуюся в нескольких типах объективируемых разграничений: темпоральное, коммуникативное, интерпретативное, позиционное, игровое. Функцией, объемлющей все вышеприведенные разграничения, можно считать функцию нивелирования социальной ответственности говорящего за передаваемое сообщение в его диктумном или модусном аспекте, что позволяет отнести анализируемые частицы к категории показателей «субъективной цитации» (Падучева, 2011).

В более широком ракурсе «чужое слово» предстает в аспекте «пересказывательности» (Левонтина, 2010): чужое слово может передаваться не только при помощи ксено-показателей, но и интонационно и, будучи представлено в коммуникативной тональности передразнивания, при помощи «бессмысленных сочетаний» (бла-бла-бла; на-на-на) и лексем с семантикой неточности, приблизительности (вроде, типа).

С другой стороны, изучение и описание номенклатуры и функций дискурсивных слов также имеет в отечественной семантике достаточно долгую традицию (Баранов и др., 1993). При этом в работах данного направления отмечается необходимость описания дискурсивных функций таких слов с опорой на исследование их просодических характеристик как на уровне слова, так и на уровне фразы (Кобозева, Захаров, 2004); постулируется роль интонационных характеристик как своеобразного маркера, позволяющего отделить закрепленные в языке модификации исходного значения лексемы от окказиональных контекстных вариантов (Кодзасов, 2009). В области семантики примерами релевантности изучения коммуникативно-просодических составляющих, ассоциируемых с некоторыми употреблениями лексемы, для выявления ее дополнительных семантических свойств, значений, являются недавние публикации (Апресян, 2015; Крылова, 2015; Подлесская, 2015).

Необходимо отметить, что дискурсивные слова с семантикой говорения изучались (Шмелева, 1987) на примере сочетаний как говорится и так сказать, однако словоформа скажи в функции дискурсивного слова еще не была предметом лингвистического описания.

Для анализа речевого материала использовались методики анализа акцентного выделения с привлечением программы для анализа звучащей речи Praat. Под акцентным выделением мы, вслед за В.Ю. Апресян, будем понимать такое произнесение языковой единицы, когда она в большей степени маркирована интонационно, чем все ее соседи в пределах синтаксической составляющей, что, в свою очередь, оказывается характерно для тех случаев, когда лексическая единица формирует самостоятельную рему или является интонационным центром ремы, а также в случае контрастной темы (Апресян, 2015: 7‒9]. Кроме того, для выявления и описания прагматической функции дискурсивного маркера «чужого слова» скажи использовалась методика коммуникативно-прагматического анализа высказывания.

Итак, рассмотрим несколько типичных контекстов, в которых анализируемый маркер реализует различные прагматические функции.

1. Скажи в функции моделирования «уже ‒ несказанного»: абсолютная объективная невозможность высказывания.

Подчеркнем, что объектом нашего анализа не были высказывания, в которых скажи выполняет свои первичные, «ядерные» функции: 1) опосредованного императива (скажи, пусть запрягают; скажи, чтобы все возвращались);

2) запроса информации (скажи, сколько у тебя внуков?);

3) инситатива (ну скажи же что-нибудь!). Не принимали мы во внимание и ряд десемантизированных употреблений скажи в устойчивых сочетаниях типа скажи пожалуйста или скажи спасибо, имеющих прежде всего модальную функцию.

Рассмотрим случай употребления скажи для ввода моделируемого чужого высказывания, которое уже не было сказано. При этом существенно то, что коммуникантами принимается во внимание пресуппозиция, что данное высказывание объективно абсолютно невозможно, поскольку субъект, которому высказывание приписывается, просто не умеет говорить:

(33) /Дик/ скажи ↓/дайте мне хоть кусочек сосисочки/сами едите жадины/ а мне не даете// (из авторских записей устной речи).

В данном употреблении скажи маркировано акцентным выделением как интонационный центр ремы (здесь и далее – акцентоноситель ремы обозначен «рамочкой»). При этом заметно существенное понижение тона на ударном слоге (маркировано в записи примера стрелкой вниз ↓). В фокусе внимания оказывается факт «очеловечивания» собаки. Описать семантику данного употребления скажи предлагаем следующим образом: говорящий Х произносит в присутствии другого коммуниканта Z, обращаясь к Y, который никогда не сможет говорить: скажи Р, где Р= то преимущественно негативное, что Y мог бы сказать Х, если бы умел говорить.

В примерах такого рода налицо высказывание косвенного характера, когда иллокутивный эффект не соответствует прямому значению высказывания, но обусловливается пресуппозицией говорящих и фоновыми знаниями (Гак, 1982: 7). В данном случае использование моделируемого несказанного чужого слова, вводимого скажи, выполняет прагматическую функцию интимизации общения между коммуникантами Х и Z. Вероятно, такая интимизация связана с тем, что признание факта «очеловечивания» собаки является очень личным коммуникативным актом, сокращающим дистанцию между собеседниками.

Рассмотрим следующий тип контекстов.

2. Скажи в функции моделирования «уже ‒ несказанного»: временная объективная невозможность высказывания.

При анализе видеозаписей общения матерей различного возраста со своими детьми, еще не овладевшими навыками говорения (от 0 до 1,5 лет), мы неоднократно отмечали случаи моделирования матерью возможных высказываний своего ребенка, где мать занимает коммуникативную позицию ребенка и, как правило, высказывает недовольство неким сложившимся положением дел:

(34) / Мать скажи не кормит ↓ / я прошу прошу / а она не дает // (из авторского видеокорпуса общения матери с ребенком).

В данном типе употреблений скажи оказывается в безударной позиции на фоне общего понижения тона в данном сегменте. Скажи в данном случае подобно сентенциональной безударной частице (Николаева, 2008). В фокусе внимания в данном высказывании оказывается «неподобающее поведение» матери, поскольку акцентно выделенными являются рема ((не) кормит) и контрастные темы (я и она).

Описать семантику скажи в данном случае можно следующим образом: Х произносит, обращаясь к Y: скажи Р, где Р = то преимущественно негативное по отношению к Х, что Y не сказал, но, по мнению Х, мог бы сказать, но пока не умеет.

В анализируемом типе употреблений мы также имеем дело с косвенными высказываниями, поскольку просмотр видеозаписи общения матери с ребенком свидетельствует о том, что в момент произнесения подобных реплик в коммуникативной ситуации участвует еще кто-то кроме матери и ребенка (бабушка, подруга, соседка). В отличие от примеров «разговоров животных» (пр. 33), в «псевдодиалогах» с ребенком мать достигает прагматической цели самопрезентационного характера – демонстрирует третьему лицу свою эмпатию к ребенку как будущему коммуниканту, свое понимание еще не говорящего малыша.

В плане лексической дистрибуции для такого рода высказываний характерно сочетание скажи с другими маркерами пересказывательности, например, вот:

(35) / Давай ушки почистим? / не хочешь? / скажи↓ / вот ↑ мать издевается / то ей ногти, то ей уши чистить…// (из авторского видеокорпуса общения матери с ребенком), но при этом при сохранении безударности скажи, вот становится акцентоносителем ремы с дальнейшим повышением тона на мать.

3. Скажи в функции моделирования «уже ‒ несказанного»: субъективная невозможность высказывания.

В повседневной речи взрослых носителей языка находим следующие примеры со скажи (авторский корпус аудиозаписей устной речи (40 ч звучания), а также материалы НКРЯ), маркированные коммуникативным вектором взаимодействия «старший – младший»:

В общественном транспорте пожилая женщина, увидев молодого человека с учебником в руках, задает ему серию вопросов: Где ты, сынок, учишься? А нравится тебе учится? А где работать потом будешь? В какой-то момент возникает пауза: коротко ответив на вопрос, юноша молчит и делает вид, что читает что-то в учебнике. Женщина продолжает:

(36) /Скажи ↓ вот пристала старая / ну ты уж меня извини / хочется же поговорить / узнать же // (из авторских записей устной речи).

В анализируемом случае скажи, формируя тему высказывания, оказывается в безударной позиции, на последнем слоге наблюдается понижение тона, а вот акцентно выделенный интонационный центр ремы приходится на ударный слог -ста в пристала и дальше – следующее ста– в старая.

Таким образом, в фокусе внимания оказывается негативная эмоция досады, моделируемая потенциальной «причиной» этой досады – самой навязчивой собеседницей.

Описать семантику скажи в данном случае можно следующим образом: Х произносит, обращаясь к Y : скажи Р, где Р = то преимущественно негативное по отношению к Х, что Y не сказал, но, по мнению Х, намеревался сказать.

Прагматическая функция использования моделируемого «чужого» слова, вводимого маркером скажи, может быть описана как инициация самооправдания, провоцирование эмпатии к себе со стороны «жертвы» определенного рода «коммуникативного насилия».

Еще одна разновидность употреблений скажи в функции моделирования уже-несказанного при субъективной невозможности высказывания иллюстрирует пр. 36:

(36) [Ольга, жен, 19] Лучше не надо. От липтона меня переть начинает. Прямо как от пива. [Мария, жен, 21] Еще скажи ↓ / они его пивом разбавляют или чего похуже добавляют. [Ольга, жен, 19] Может быть / а знает-то кто! (Разговор знакомых // Из материалов Ульяновского университета, 2007).

Собеседница Ольга полагает изначально, выводя это знание инференциально, что Мария, возможно, не высказала, но хотела сказать о том, что в напиток добавляют какие-то несвойственные рецептуре вещества, и при этом она сама отрицает возможность или вероятность обоснованности такой точки зрения. Коммуникативное намерение Ольги эквивалентно «уж не хочешь ли ты сказать…?» И Мария в следующей реплике отчасти подтверждает гипотетическую версию Ольги о «невысказанном».

Таким образом, в фокусе внимания оказывается факт превышения «нормы» здравого смысла, выводимый инференциально одним коммуни-кантом из сообщаемого его коммуникативным партнером.

При этом еще и скажи образуют единую акцентную группу с небольшим повышением тона вначале и резким падением затем, за которым следует короткая пауза (0,40). Характерно то, что при изменении порядка слов акцентный рисунок не меняется: еще скажи ̷׀, скажи еще ̷׀.

В анализируемых случаях дистанция между коммуникантами близка, общение носит характер дружеской интимности, налицо прагматика легкого укора, желание остановить собеседника в дальнейших рассуждениях.

Семантику скажи в данном типе высказываний можно описать следующим образом: Х произносит, обращаясь к Y: скажи еще Р, где Р = то, что Y не сказал, но, по мнению Х, мог бы или намеревался сказать; Х считает, что Р выходит за границы нормы, и не согласен с Р.

Рассмотрим еще один тип контекстов.

4. Скажи в функции моделирования «уже ‒ несказанного»: инициация вербализации невысказанного.

Известная песня В. Высоцкого носит название «Скажи, Серега!»:22
  За подсказку этого примера благодарим Л.Л. Иомдина.


[Закрыть] в тексте песни ее «лирический» герой доказывает старшине милиции, что «выпили они не много», и периодически вставляет в свою речь реплики, обращенные к молчаливому другу Сереге:

(37) Сказать по-нашему, мы выпили не много,

Не вру, ей-бога, – скажи , Серега!

В данном случае маркер скажи локализован в эмоционально окрашенной реплике инициирующего характера: говорящий как бы инициирует (иллокутивно вынуждает [Баранов, Крейдлин 1997]) другого участника коммуникативной ситуации высказать то, что он, по мнению говорящего, мог бы сказать, но не сделал этого. Иногда такое «невысказанное высказывание» не требует никакого подтверждения о совпадении модели невысказанной Y-м оценки с реальностью:

(38) Ну скажи ↑ Полина классно снимает (из записей в Контакте); иногда – предполагает некоторую ответную реакцию, которая подтверждала бы правильность догадки инициатора реплики о «невысказанном»:

(39) Ну, скажи же ↑, классно получилось? Ты же не заметила ничего, ведь правда?

– Ну, вы даете! – удивленно протянула она (НКРЯ, Е. Лебедева «В какой стране жить хорошо, или Сафари на большую пятерку, 2005).

При сохранении общей дружески интимной тональности общения налицо прагматика инициации подтверждения-подхвата говоримого. При том интонационно заметен восходящий тон на скажи ⁄, возможно, аналогичный ИК 3 (по Брызгуновой (Русская грамматика, 1980)), характерный для вопроса без вопросительного слова. Скажи также оказывается акцентно выделено, являясь частью ремы и маркируя значение волитивности (я хочу, чтобы ты сказал).

В данной функции семантика скажи может быть описана следующим образом: Х произносит, обращаясь к Y: (ну) скажи (же) Р, где Р = то, что Y не сказал, но, по мнению Х, мог бы или намеревался сказать; Р содержит подтверждение якобы Y-м мнения Х.

Следует отметить, что в данном типе употреблений скажи имеет характерную дистрибуцию: частицу ну в препозиции и же, ведь – в постпозиции.

5. Скажи в функции моделирования «уже – несказанного»: осуждаемая невысказанность.

Скажи может служить маркером невысказанного, но ожидавшегося собеседником в данной ситуации высказывания. Отсутствие такого высказывания со стороны коммуниканта рассматривается его собеседником как нарушение коммуникативно-прагматической нормы, как анормальное поведение («могла бы сказать, но не сказала» и «сказала бы: так-то и так-то»), что приводит к появлению модального оттенка упрека, осуждения:

(40) [Екатерина, 32] Ну не можешь, так приди, скажи, так, мол, и так, не могу больше работать по такому графику, трудно мне, ну не бросать же работу// (из авторских записей устной речи).

В контекстах реализации данного модального оттенка скажи употребляется в сочетании с лексическими показателями неточности (типа), передразнивания (там), пересказа (так, мол, и так). Интонационно скажи оказывается выделено, являясь частью ремы (в рематическую часть входит факт ожидания Х-м от Y-а данного высказывания). Причем первый слог характеризуется резким падением тона, а второй – ровным низким тоном -, который, как отмечается (Кодзасов, 2009), характерен для неуверенных оценок. Таким образом, в фокусе внимания оказывается мнение о необходимости высказывания, которое, тем не менее, не было произнесено.

Семантика скажи в данной функции может быть описана: Х произносит, обращаясь к не-Y: скажи (мол, так и так) Р, где Р = то, что Х ожидал, что Y скажет в подобной ситуации, но Р сказано не было.

6. Скажи в функции моделирования еще несказанного.

Примеры использования скажи в гипотетической «еще» перспективе возможного, «еще» несказанного слова более единообразны. По сути, можем наблюдать реализацию лишь одного дифференциального признака: менее детальное моделирование / более детальное моделирование гипотетически возможного высказывания. В первом случае не происходит транспозиции форм грамматической категории лица, что продиктовано отсутствием референциального сдвига. Хотя говорящий примеряет на себя маску другого говорящего (в данный момент – своего собеседника), он использует для моделирования будущего высказывания глагольные формы 2-го лица ед. числа (ищешь):

(41) Ну че мне всю жизнь что ли упырей всяких по подворотням принимать? – Ты зачем притворяешься? Ну? Так и скажи им / денежного места ищешь / престижную работу (К. Серебренников и др. Изображая жертву, к/ф (2006));

(42) ‒ Уперся… Слушать не хочет. ‒ Да ты попроси хорошенько! Скажи, мол, издалека приехали (Василий Шукшин. Печки-лавочки (1970– 1972)).

В данном случае моделируется лишь общая содержательная канва будущего высказывания. Такая приблизительность передачи содержания маркируется ксено-показателем мол (пр. 42). Более детальное моделирование высказывания другого с необходимостью требует референциального сдвига, приводящего с транспозиции форм обозначения лица:

(43) На что тот сказал: «Ну, чего про Фишера, не про Фишера надо, а про наших!» ‒ «А чего про наших, наши все проигрывают». ‒ «Ты выйди и скажи: вот сегодня собрались здесь любители музыки, это приятно, вы любите музыку, вы интересуетесь музыкальной техникой, а вот знаете, какие сейчас проигрыватели считаются лучшими? Не знаете? Так я вам скажу: из импортных – Ларсен, а из отечественных – Тайманов» … (В. Ф. Панова. Сережа (1955). НКРЯ).

С точки зрения прагматики скажи как маркера моделируемого высказывания следует отметить, что чем точнее и подробнее говорящим (Х) моделируется будущая речь собеседника Y, тем четче обозначаются отношения доминирования Х-а над Y-м. Это доминирование может быть обусловлено возрастом, социальным статусом Х-а или его позицией «ведущего» в коммуникативном взаимодействии. В целом, в высказываниях со скажи в функции маркера моделируемого будущего высказывания наблюдается покровительственная коммуникативная тональность в сочетании с близкой (чаще – дружеской) коммуникативной дистанцией говорящих. В анализируемых употреблениях скажи оказывается в интонационно выделенной позиции, характеризующейся значительным понижением тона (наподобие ИК 2 по (Русская грамматика, 1980)), что обусловлено влиянием формы императива и общей прагматикой доминирования.

Таким образом, скажи функционирует в русском коммуникативном пространстве как дискурсивное слово, маркирующее непроизнесенное, уже/еще несказанное чужое слово. Скажи в данном статусе способно выполнять в высказывании роль актуализатора различных прагматических функций: эмпатической или интимизирующей, корректирующе-контролирующей (упрек), инситации подтверждения/одобрения, регулятивной (порицание), функции реализации социального доминирования. Реализация той или иной функции зависит от нескольких факторов: модально-временная направленность «невысказанного высказывания», вводимого скажи (гипотетическая невозможность, гипотетическая возможность), лексическая дистрибуция маркера скажи (наличие других маркеров чужой речи мол, типа, так и так, частиц ну и же, слов-маркеров нормы – еще). Кроме того, каждый прагматический тип дискурсивного маркера скажи реализуется в контексте особых просодических параметров: эмпатическая функция – безударный статус, корректирующе-контролирующая – легкий восходящий тон и резкое падение (в синтагме с еще), инситации подтверждения/одобрения – восходящий тон да/нет вопроса, регулятивная функция – нисходящая интонация с последующим ровным низким тоном, функция реализации социального доминирования – акцентная выделенность значительным понижением тона.

Итак, в данной части коллективной монографии представлен один из возможных подходов к анализу когнитивно-коммуникативных феноменов с точки зрения принципов когнитивной экологии. Анализируя достаточно специфический материал – общение матери с ребенком, – мы постарались максимально лабильно и широко очертить границы единицы исследования и описания, включив в рассмотрение функционально сопряженные вербальный, невербальный, паравербальный, социальный и материально-субстратный контексты коммуникативного взаимодействия, что в итоге позволило сделать некоторые обобщения, выходящие за пределы проблематики коммуникативного онтогенеза и касающиеся русской коммуникативной практики в целом, а также русской ценностной картины мира.

Глава 2
Когнитивное переводоведение: методологические основы и перспективы

На протяжении длительного времени механизмы декодирования и интерпретации смысла иноязычного текста при переводе являлись объектом многих исследований, однако интерес ученых к данной проблеме до сих пор не угасает. В связи с процессами глобализации и глокализации переводческая деятельность значительно трансформировалась, и перед специалистами появляются все новые задачи. В условиях широкого распространения антропоцентрического подхода к языковым явлениям и категориям в лингвистике XXI века именно переводчик, а точнее его мозг, становится фокусообразующим звеном научных изысканий. Ученые стремятся расшифровать мыслительные операции, происходящие в голове у человека в процессе выполнения перевода. Достижение поставленной цели во многом решает проблему оптимизации переводческого процесса, усовершенствования лингводидактики перевода, а также разработки релевантных тестовых процедур по экспертизе профессиональных компетенций переводчика.