Текст книги "У мести горький привкус"

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Замысел Принца Темного Собора и его лордов-советников исполнялся из рук вон плохо. Расширить границы лабораторных исследований и успешно применять биохимические процессы на практике не представлялось возможным по нескольким причинам. Во-первых, не нашлось талантливого инженера, который сумел бы за короткий срок соорудить специальные электронные приборы для выкачивания крови безопасным для подопытных людей способом. Во-вторых, здание, которому отводилась роль крупного научного центра, не соответствовало необходимым нормам и техническим показателям. В-третьих, попытки создать гематологами формулу искусственного заменителя человеческой крови, не уступавшего по питательным характеристикам оригиналу, к успеху, увы, не привели. На эти исследования, оказавшиеся провальными, потрачено было немало времени и средств.

В-четвертых, и, пожалуй, это самое главное, не удалось собрать столько человеческого материала для успешной организации производства крови и плазмы, сколько было необходимо для растущих потребностей огромной расы вампиров. Добровольно стать частью эксперимента уговорить удалось немногих, а действовать насильственным путем было крайне неосмотрительно и даже опасно, если судить по тому, какими средствами отпора обладали люди – у них имелась полиция и армия. Развязывать войну с человечеством, истинными хозяевами планеты, не входило в планы вампиров, хотя могущество бессмертных созданий и росло с каждой ночью. По крайней мере, этого не стоило делать сейчас, не в имеющихся условиях.

Хотя добровольцам из числа людей обещалось в будущем бессмертие и избавление от чудовищных болезней, даже этот сильный посул не привлекал и не увеличивал число подопытных. Да и верилось, если честно, с трудом, что после «откачки» крови, когда от человека останется лишь телесная оболочка, вампиры его произведут в себе подобных, в кровососов. Скорее всего, человек будет обманут. Лгали все. Почему же надо доверять вампирам?

Количество новообращенных, ставших вампирами по собственной воле или в результате независящих от них обстоятельств – случалось и подобное, – росло с каждым днем, и эту безнадежную ситуацию не удавалось взять под контроль. Темный Собор строго-настрого запретил совокупления с представителями человеческой расы, но, тем не менее, они продолжались, и плодами этой странной любви становилось все большее число «детей ночи». Даже табу под страхом смерти не останавливало особо любвеобильных и не самых законопослушных вампиров, превращавших своих смертных любовниц и любовников в существ, которые вечно будут юными.

В подобных непростых условиях – чудовищном росте числа вампиров и стремительном уменьшении человеческой популяции, в среде которой смертность значительно превышала рождаемость, – создание единой научной лаборатории казалось крайне, нет, просто жизненно необходимым. Небольшие частные, едва ли не запрещенные лаборатории занимались опытами по искусственному выращиванию клеток крови, которая вполне могла бы в будущем полноценно заменить человеческую кровь. Но все эти научные исследования держались на голом энтузиазме, особо никем не спонсировались, и каких-то значимых успехов в этой сфере не наблюдалось.

В общем, грандиозный план верхушки вампирской знати, судя по всему, провалился с оглушительным треском, под звуки фанфар. Для Валентина, Принца Темного Собора, это могло бы стать величайшим позором. Однако в присутствии высших чинов и своих советников, двенадцати лордов из уважаемых семейств, он старался выглядеть бодрым и вечно занятым, как будто ничего ужасного не произошло.

Между тем вину за провал всего предприятия Валентин возлагал не столько на себя, идейного вдохновителя, сколько на плечи нерадивых советников. Ведь это они должны были проследить за исполнением воли Темного Собора, на котором почти единодушно (возражал только лорд Зул) было принято решение о создании научного центра. Если Валентина не поддержало бы такое количество голосов, идее о поддержании жизнеспособности будущих поколений вампиров не суждено было бы вообще появиться на свет. Правом на принятие единоличных решений по существующему закону он не обладал. Выходит, что лорды-советники причастны к провалу не меньше верховного правителя.

Вот так рассудил Валентин, тем самым очистив свою совесть и сбросив бремя вины. Разумеется, он был весьма не доволен тем, что его замыслам не суждено осуществиться. В будущем он планировал повторить неудавшийся опыт и сделать все так, чтобы исследования увенчались успехом. Пока что его организаторские способности подверглись суровому испытанию и, увы, не выдержали проверки.

Однако посыпать голову пеплом было не в правилах Принца Темного Собора. Довольно-таки быстро он забыл о провале затеи и занялся другими делами, которых у верховного повелителя вампиров было не счесть. В первую очередь он подготавливал очередной созыв Темного Собора, на котором планировал поделиться с несколькими стратегиями развития вампирской расы вкупе с развитием человеческого общества. Два этих равноценных мира, столь отличавшихся друг от друга, не могли существовать один без другого.

Во-вторых, скоро должен состояться бал в честь дня Всех Святых, Хэллоуина. И необходимо готовиться к этому ежегодному событию, всегда отмечавшемуся с пышностью и грандиозным размахом. Однако, пожалуй, самое главное, что без устали волновало Валентина, – это судьба его семьи, положение которой пошатнулось после ряда неудач.

Основным раздражителем фамильного улья являлся, естественно, Алексис, и, по правде говоря, верховный повелитель не знал, что с ним делать. Как из этого своенравного мальчика сделать послушную марионетку в точности, как его старшие братья, которая беспрекословно исполняла бы любую волю отца? Для Валентина оставалось загадкой, почему его самый младший ребенок настолько не похож на него самого. Ни внешностью, ни характером, ни привычками. Лицом он пошел в свою мать, красавицу Оливию, из рода Каритханов, нравом же вообще не понятно в кого. В верности покойной супруги Валентин нисколько не сомневался, хотя кто знает…

Скорее всего, младший сын пошел характером в какого-нибудь предка, из родни жены, разумеется, потому что в роду Валентина такой строптивости и упрямства, ни у кого не наблюдалось. Он сам уважал и почитал своего отца, погибшего в битве Тысячелетия, много веков назад, и любил мать, которая сейчас мирно жила в родовом поместье за городом в окружении детей и внуков от единственного единокровного брата Валентина, Сириуса. Разве мог Принц Темного Собора даже в ужасном кошмаре представить, что осмелился бы оспаривать какое-либо решение своего отца или вовсе воспротивился его приказаниям? И в мыслях ничего подобного у него не возникало. А в его же случае приказы не только тщательно рассматривались под лупой и обсуждались, как бы ища подтверждения, являлись ли они верными и потому бесспорными, но и поднимались младшим сыном на смех, отвергались самым наглым образом. В конце концов, ставился под сомнение его авторитет как отца и повелителя.

Если взять остальных детей Принца, они имели более или менее общие черты характера и, безусловно, общие внешние черты. То есть сразу было видно, к какой породе они принадлежали. Чего нельзя сказать об Алексисе – он поразительно отличался от своих братьев и сестер.

Старшие сыновья, Сэт и Нил, были очень похожи друг на друга, почти как близнецы, и во всем слушались отца. Правда, иногда полное безволие и безропотная покорность сильно раздражали Валентина, он считал это излишним. Не думалось ему, что он внушал столь уж трепетный страх своим детям. Должно же быть у сыновей свое мировосприятие, своя точка зрения на многие окружающие вещи, пусть и целиком совпадающая с точкой зрения отца. Сэт, самый старший отпрыск, когда-нибудь займет отцовский пост, когда тому надоест держать бразды правления в своих руках. И что же тогда – новый Принц Темного Собора и слова самостоятельно произнести не сможет! Кошмар! Тем не менее, полное послушание нравилось верховному повелителю вампиров, сыновьям можно без всяческого сопротивления с их стороны навязывать свою волю и не сомневаться в их исполнительности.

Третьей по старшинству из детей шла дочь Патриция. Это было и вовсе диковинное существо, не от мира сего, без собственных мыслей, собственной воли, собственных взглядов на дела и события, происходившие вокруг. Она будто жила в какой-то стеклянной сфере, отгородившись от всего и всех, и редко вступала в прямой контакт с обитателями окружающего сурового мира, который она не понимала и не воспринимала как данность. Будучи откровенно глупой и недалекой, она предпочитала практически всегда хранить молчание. И это казалось в ее случае самым верным решением, поскольку Валентин стыдился неразумности своей старшей дочери. Хорошо, что она хотя бы не являлась сумасшедшей. Однако странность в ее поведении перевешивала тихий и спокойный нрав.

Глядя перед собою немигающим взглядом, при этом не замечая находившихся вблизи родственников или представителей других вампирских кланов, Патриция вдруг начинала беседовать с кем-то в углу, тихо и печально, будто жалуясь на горькую судьбу. Ее жемчужно-серые глаза, с незначительным дефектом в пигментации радужной оболочки, при этом казались пустыми и безжизненными, как арктические льды. Однажды Валентину удалось заглянуть в них, когда дочь, говорящая с призраками, находилась, как обычно, не в себе. Больше заглядывать ей в глаза у него желания не возникало. У нее отсутствовали припадки и нервные расстройства, характерные для заболевания, и на том Валентин был готов сказать небу «спасибо».

Имея такую дочь, как Патриция, любой отец впал бы в уныние, однако судьба оказалась благосклонной к Валентину, подарив истинное чудо – малышку Шинед. Красавицу с упрямством, близким к упрямству Алексиса, но все же более мягкую, добросердечную и любящую. Строптивость сочеталась в ней с покладистостью, жесткость – с душевностью, стойкость – с возможностью пойти на компромисс, неземная красота – с недюжинным умом. Эта девочка являлась «лучшим его творением», как выражался сам Валентин. Вот уж кто унаследовал черты характера и внешности в равной степени от матери и отца. Причем, все это сочеталось в Шинед очень гармонично. Вот уж кто не пойдет напролом, по головам и трупам, никогда не наговорит сгоряча ненужных слов, а все тщательно взвесит и расставит по полочкам, никогда не будет действовать необдуманно.

Валентин искренне восхищался рациональностью мышления своей дочери. Она выглядела этаким миротворцем, который не бросал попытки сохранить мир внутри семьи. Ее неравнодушие подкупало Принца Темного Собора. Еще ни разу он не столкнулся с ситуацией, где ей было бы наплевать на что-то или кого-то. Причем, участие Шинед принимала самое искреннее и глубокое, на публику она играть не умела, а если и играла, то в самых исключительных случаях, когда от этого зависели судьбы близких ей родственников или друзей.

И вот позже всех в этом мире появился Алексис, «это сатанинское отродье». Разве мог Валентин подумать тогда, в тот самый миг рождения, что из крошечного малыша вырастет позор для его семьи, злой гений, злой рок?

Алексис отличался не только скверным, весьма упрямым характером. Внутри него чувствовалась такая мощь, такая энергия, что Валентину иной раз становилось не по себе, когда он смотрел в васильковые глаза младшего сына, становившиеся огненно-рыжими, когда он высасывал из своей жертвы драгоценные капли крови.

Помимо неуступчивого характера сын обладал необъяснимой жестокостью. Нападая на людей, он часто делал это не из соображений чувства жажды и сильного голода, а чтобы развлечься, развеять свою скуку. Как опытный охотник он выслеживал добычу и даже предоставлял ей шанс побороться за свою жизнь, он играл с жертвой как кошка с мышкой. В конечном итоге все, так или иначе, заканчивалось убийством. И главное, Валентин не мог разумно объяснить, откуда у его мальчика такие садистские наклонности. Видимо, опять нагрешили родственники супруги. Причем, эта жестокость у него проявлялась отдельными вспышками. Никогда не знаешь, что мог выкинуть Алексис в той или иной момент. Он мог как убить свою жертву, отведав ее теплой крови, так и отпустить ее. Хотя последнее случалось крайне редко. Но тогда он хотя бы не мучил жертву, не доводил ее до ужасного нервного состояния, возникавшего перед неотвратимостью смерти, а убивал сразу, быстро и не раздумывая.

Прошло уже немало времени со дня, когда Принц велел посадить сына в темницу как опасного преступника. Простить его он так и не смог. Да и, по правде говоря, не хотел давать непутевому отпрыску никаких поблажек. Пусть молит о прощении. Тогда Валентин, может, и смягчит свое небьющееся сердце.

На балу в честь дня Всех Святых присутствие всех членов семьи Аростидов было не только желательно, но и вводилось в обязанность каждому. Если до этой даты Алексис склонит перед отцом голову и раскается в своих неподобающих проступках, Валентин позволит ему участвовать на балу, под неусыпным присмотром, разумеется. Каким бы не казался младший сын самоуверенным и заносчивым, отец верил, что благоразумие и покорность возьмут над ним верх, и он сможет запрятать свои амбиции глубоко внутри себя и больше не доставать их. Затворничество было способно ломать и не такой нрав, укрощать и не такое упрямство.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Так, в трудах и заботах, время пролетело незаметно, и наступила, в конце концов, пора праздника. Накануне дня Всех Святых приглашения на ежегодный бал получили все члены достопочтенных семейств, проживавших в разных уголках планеты. Валентин лично проследил, чтобы весть о готовившемся бале дошла до каждой уважаемой семьи.

Праздник решено было устроить в родовом особняке Аростидов. Места, безусловно, хватило бы всем – ведь приглашались лишь сливки вампирского общества. Под место непосредственных празднеств с танцами и представлениями был отведен огромный зал для торжеств, способный вместить несколько тысяч гостей.

Всю ночь накануне праздника слуги приводили жилище Аростидов в порядок: начищали до блеска полы, вытирали пыль, украшали интерьер специальной атрибутикой, готовили комнаты для гостей, сооружали в центре бального зала подмостки для спектаклей и представлений, посвященных Хэллоуину. Работа кипела бурно и вместе с тем слаженно, поскольку за всем лично следили Валентин и его старшие сыновья, а также в качестве хозяйки дома суетилась Шинед. Поскольку супруга у Принца Темного Собора отсутствовала, кто-то же должен был взять на себя роль хозяйки праздничной ночи. Не Патриции же доверять столь ответственную миссию.

Шинед справлялась со своей ролью замечательно, хотя и очень устала. По правде говоря, ей совсем не хотелось становиться хозяйкой праздника, поскольку это означало необходимость развлекать гостей всю ночь, чтобы они не скучали. Но огорчать отца ей тоже не хотелось. Видя, сколько усилий он прикладывает, чтобы его дом стал самым лучшим местом для праздника, Шинед не могла оставаться в стороне.

К ее большой радости, Алексис все-таки покаялся перед отцом, на коленях умоляя простить его. Исходило ли это из глубин сердца или это был всего лишь жест на публику, это касалось только самого Алексиса и его совести. Главное, что он оказался на свободе. После многонедельного заключения в подземных катакомбах. И сейчас он помогал сестре в приготовлениях к празднику.

Гости начали съезжаться к полуночи следующих суток. Караваны дорогих автомобилей с тонированными стеклами останавливались перед стальными ажурными воротами особняка Аростидов, открывались двери, и из них выходили женщины в ослепительных нарядах, усыпанные с головы до ног драгоценностями, в масках, частично скрывавших их лица. Большинство масок украшали роскошные разноцветные страусиные перья. Рядом с ними вышагивали мужчины, чаще молодые и высокие, «породистые», одетые в строгие и элегантные костюмы, чьи лица также скрывались за масками, менее изысканными, чем у их спутниц.

У парадного входа гостей встречала улыбающаяся хозяйка ночи, Шинед, в бело-красном бальном платье. Поскольку улыбаться ей приходилось много и часто, постепенно ее милая улыбка превратилась в дежурную – так улыбаются продавщицы в магазинах или работницы кафе.

Чуть поодаль от нее находился глава семейства и собирал поклоны от представителей других родов, которые стояли ниже по происхождению и по званию. Подмечая, как отлично Шинед справляется с возложенными на нее обязанностями, Валентин любовался своей дочерью, умницей и красавицей. В платье до пола из тафты, с белым лифом и с красной широкой юбочной частью, украшенном золотым шитьем на длинных рукавах и вдоль глубокого декольте, она казалась ему нереально красивой. Будто это была вовсе не его дочь, а фантастическое существо из неизведанных космических глубин. Тонкую шею обнимало изысканное колье, принадлежавшее матери Шинед. Волосы цвета вороного крыла убраны в сложную прическу и украшены бриллиантовой диадемой. Эти хитросплетения у нее на голове выглядели прекрасно. Шинед была настоящей королевой бала!

Помимо Шинед и Валентина в холле присутствовали и остальные члены семьи, включая нерадивого Алексиса, который, к слову говоря, вел себя самым подобающим образом, сменив бунтарство на хорошие манеры и приличие, и полоумную Патрицию, пребывавшую, к счастью, в разумном состоянии. Она выглядела немного отрешенной, впрочем, как и всегда, но не давала повода усомниться в своей сознательности. Тем более ее лицо скрывала черно-белая маска с длинными перьями, и догадаться о выражении ее обычно глупого лица было трудно.

Братья Алексиса сияли нарядами и расточали улыбки. Они были оба в масках: Сэт в золотой маске, Нил – в серебряной. Алексис, конечно же, отличался от них. Он не надел, как большинство мужчин, в том числе и его старшие братья, черный костюм и белую рубаху, как того требовал этикет. На нем была свободная шелковая сорочка белоснежного цвета с кружевами на рукавах, одетая навыпуск, и узкие черные брюки. На груди висел великолепный золотой медальон с изысканной камеей утонченной работы, на которой был изображен портрет в профиль его матери, Оливии. Его вечно торчащие в художественном беспорядке волосы были аккуратно причесаны и уложены, хотя наверняка он противился этому, однако Валентин пожелал, чтобы члены его семьи выглядели безупречно. Он и так позволил младшему сыну некоторые вольности в костюме. Вольность во всем облике он потерпеть никак не мог.

Где-то тут в толпе сновал младший единоутробный брат Валентина Сириус. И также суетился незаконнорожденный сын его отца Амадей, которого отец признал своим ребенком, даже привел в общий дом, но не признал его прав на титулы и состояние. Мать Амадея погибла, будучи совсем молодой даже по человеческим меркам, едва произведя ребенка на свет. Смерть ее оказалась ужасной – распознав в ней «семя дьявола», как называли созданий ночи люди, юную Ханну казнили на глазах беснующейся в экстазе и ревущей толпы. Утренние лучи солнца сожгли ее красивое тело дотла. Так в родовом доме Аростидов появился удивительный малыш с русыми волосами, карими глазами и не по-детски строгим выражением лица. Прошло время, он вырос, и Валентин, и Сириус назвали его своим братом. Теперь он ходил среди гостей с важным видом, имея гордый династический профиль, который ни с одним другим кланом не перепутать. Как-никак, а в его жилах текла кровь Аростидов.

Почетное место на празднестве отводилось матери Валентина Цинии. Она была немолодой уже женщиной с покладистым, но немного сварливым характером, который с возрастом становился все менее и менее терпимым. Поговаривали, что она застала в живых самого Аносиулоса, единого предка всех вампиров на земле. Наряд Цинии был далек от совершенства, все-таки она уже одевалась по старушечьим меркам, но, тем не менее, это не лишало ее элегантности и достоинства. Она выглядела истинной леди в этом блистательном обществе! И она прекрасно сознавала это, расточая во все стороны улыбки и одобрительные слова в адрес платья той или иной дамы.

Занимая большое кресло с изогнутыми подлокотниками, украшенными резьбой и позолотой, Циния с гордо приподнятым подбородком и острым взглядом, будто восседая на троне, наблюдала за присутствовавшими гостями, как зоркий сокол. От взора ее глаз не ускользала ни одна малейшая деталь. Привыкшая повелевать, она и сейчас напоминала королеву, которую окружал пышный двор. Время от времени к ней подходили Сириус или Валентин и по очереди осведомлялись о желаниях матери. Она ничего существенного у них не просила, но была очень довольна, что сыновья оказывают ей знаки внимания.

Гости все прибывали и прибывали, как бурный поток. Когда на черном небе зажглись практически все звезды, к началу бала все было готово. Проводив последних запоздавших гостей в зал, где планировалось провести основные торжества, хозяйка праздника скрылась из вида. Шинед необходимо было проследить, чтобы слуги наполнили бокалы свежей кровью, и незамедлительно разнесли их среди гостей, желающих полакомиться. Атмосфера в доме Аростидов должна соответствовать высокому положению этого рода, все должно быть на самом высоком уровне, чтобы всем гостям запомнился этот Хэллоуин на долгое время. Так что забот у Шинед хватало.

Еще было бы неплохо, чтобы ей помогали другие женские руки, но от старшей сестры Патриции такого проявления сознательности точно не дождешься. Та жила в своем маленьком мирке и никого туда не впускала. Циния же была слишком стара, чтобы становиться помощницей своей внучки и отдавать слугам соответствующие распоряжения. Тем более в ее старой голове весь список дел мог и не уложиться, и она забыла бы половину из того, что необходимо сделать.

Между тем Шинед совсем сбилась с ног, несмотря на активное содействие слуг и домашних работников. Она даже ни разу не вспомнила, что необходимо надеть маску, заткнутую у нее за поясом.

Так, мотаясь между столовой и залом для торжеств, где уже начали разыгрывать для гостей веселый костюмированный спектакль из жизни ведьм и прочей нечистой силы, Шинед окончательно выбилась из сил и готова была упасть на месте. Ноги едва держали ее, став деревянными. Она проклинала себя за то, что согласилась быть хозяйкой дома. Взвалив на свои хрупкие плечи непосильный груз, девушка тихо завывала от усталости, досады и боли. Она явно переоценила свои силы, взяв на себя кучу обязанностей. Когда она уже приняла твердое решение сказать отцу, что желает освободить себя от неподъемной роли, в дверях столовой (ее можно было назвать столовой с большой натяжкой, лишь формально) с ней столкнулся Алексис, чье лицо, хотя и скрывала маска, узнать было нетрудно.

– А я шел к тебе…

Шинед рухнула на круглый табурет, стоявший в углу, в полном изнеможении.

– Я так больше не могу, Алексис, – взвыла девушка, не сумев сдержать эмоции.

– Что я вижу? – картинно всплеснул руками ее младший брат. – Неужели это моя маленькая сестричка, с железными нервами и стальной волей?

– Не насмехайся, прошу тебя. Мне сейчас не до шуток и, тем более, не до издевательств. Будь хоть чуточку милосерден.

Алексис присел рядом с ней на корточки и взял ее за руку. Сдвинув маску на лоб, он открыл свое обеспокоенное лицо и вопросительно уставился на сестру. Шинед хранила молчание, лишь изредка устало вздыхала.

– Пойдем со мною, сестричка, – позвал нежным голосом Алексис, растирая тыльную сторону ее ладони. – Понимаю, что ты безумно устала и все такое, но нас ждут тысячи гостей.

Девушка по-прежнему молчала. Это глухое молчание становилось уже вызовом. Но Алексис не из тех, кто был способен заподозрить Шинед в заговоре, недовольстве или какой-нибудь интриге.

– А хочешь, сбежим с этого унылого праздника в наше уютное гнездышко? – предложил вдруг младший брат, и его лицо просияло, вдохновившись этой идеей. – К черту Хэллоуин! К черту отца! К черту всех! Поедем?!

Шинед внезапно поднялась и резко вырвала свою ладонь из руки брата.

– Нет, я так не могу, – покачала она головой, – я не могу оставить отца. Он столько вложил времени и сил в организацию этого бала. А я вдруг сбегу? Нет, дорогой мой братец, нет. Если ты желаешь поддержать меня, то тоже останешься со мною здесь.

Вытянувшись во весь свой немалый рост и отряхнувшись от невидимой пыли, Алексис какое-то время молчал, будто дуясь, стоял с отрешенным видом, глядя в сторону. Своим внешним видом он показывал, что лихорадочно соображает и приводит в порядок собственные мысли. Потом он повернулся лицом к сестре и сокрушенно произнес:

– Сдаюсь, Шин, ты, конечно, права. Да и мне не стоит перегибать палку после недавнего примирения с отцом…

– Я говорила тебе… стоит лишь раскаяться и…

– Не надо! – остановил ее жестом руки Алексис. Голос его был тверд и резок. – Я не хочу вспоминать тот день. Ты не представляешь себе, каким унижениям подверг меня наш отец.

Шинед одобрительно кивнула брату.

– Понимаю, Алексис, я не стану тебя допрашивать… Вот я и отдохнула немного. Проводи меня в танцевальный зал.

Они покинули столовую и вскоре находились уже на пороге зала для торжеств, переполненного гостями. Прежде чем сделать следующий шаг, Шинед осведомилась у брата:

– Как я выгляжу?

– Бесподобно!

– Ты лгун, братишка, наверняка я вся растрепанная, с лицом, посеревшим от усталости, – засмеялась девушка задорно.

– Можешь считать как угодно, но ты даже растрепанная и в грязном рваном платье будешь выглядеть намного лучше всех, кто здесь собрался.

Алексису в галантности точно не откажешь, он умел и любил расточать комплименты, порой самые изысканные, какие только можно придумать.

Шинед уже готова была шагнуть вглубь зала и скрыться за спинами гостей, сбившихся в кучу около сцены, на которой разыгрывалось драматическое представление, как внезапно Алексис задержал ее, схватив за плечи.

– Стой, Шин! А это?

Он указал на маску, привязанную атласными шнурками к поясу ее платья, о существовании которой она давным-давно позабыла. Алексис сам неспешно развязал шнурки и водрузил маску на прекрасное лицо сестры. Маска вполне соответствовала наряду Шинед – она была расписана красной и белой краской, также ее украшала позолота и великолепные страусиные перья, выкрашенные в ярко-красный оттенок. Придав ее облику требуемой загадочности, брат также надвинул свою маску на лицо, и они тотчас вошли в зал.

Играла негромкая приятная музыка. Она сопровождала небольшую сценку, разыгрываемую на подмостках. Актер, игравший роль главного героя, принца-освободителя, печально пел о том, что вынужден сжечь свою невесту, оказавшуюся ведьмой, которая покинула его в разгар празднования Хэллоуина ради шабаша ведьм, слетевшихся со всей округи. Игравшая роль молодой ведьмы актриса, кажется, переигрывала – уж очень откровенными получались сцены между нею и ее возлюбленным и казались какими-то жизнеутверждающими. Как будто это на самом деле были ведьма и ее любимый принц. В какой-то момент мужчина-лицедей начал раздевать свою партнершу, пока полностью не сбросил с нее одежду.

Смотревшая на это представление Шинед пребывала в состоянии шока. Она крепко сжимала руку младшего брата и не верила собственным глазам, тому, что происходило на подмостках. Для чего все это? Сейчас что, начнется порнографическая сцена?

Она почувствовала, как холод прокрался по ее спине сверху вниз, и жар, которого быть не должно, опалил лицо. Что еще ожидать от столь провокационного спектакля?

Обняв актрису на театральных подмостках так страстно и так сильно, что та затрепетала, как пойманная птица – в это мгновение Шинед захотелось быть сейчас на сцене вместо актрисы-ведьмы, – актер, игравший роль благородного принца, долго ласкал ее, особенно плечи, и также долго и задумчиво смотрел на бьющуюся жилку на ее длинной тонкой шее. Но, видимо, вскоре его терпению пришел конец. Продемонстрировав всем окружающим свои удлинившиеся клыки, он вонзил их в мягкую податливую плоть актрисы. Та безучастно болталась у него на руках, точно тряпичная кукла, и не выражала ни единым словом или жестом свое неповиновение. Вдоволь напившись ее крови, актер-принц отшвырнул от себя ставшее безжизненным тело и прокричал победный клич. Таким вот нетривиальным методом он победил ведьму. Аллилуйя!

Зрители, долгое время находившиеся в шоке от увиденной сцены на театральных подмостках дома Аростидов, выдали по окончанию бурю оваций. Спектакль, несомненно, понравился многим, но только не Шинед. Лица ее под маской было не разглядеть, но, тем не менее, каждый, кто был с нею воочию знаком, знал, что данное зрелище не могло прийтись ей по душе. Конечно же, актриса, игравшая роль ведьмы, являлась человеком, и теперь она неподвижно лежала на деревянных подмостках, глядя в потолок с мучительным вопросом: «Почему?» Без всякого сомнения, она была мертва. Этот остекленевший взгляд говорил красноречивее любых слов. Актер, игравший роль принца, уничтожившего коварный замысел ведьмы, безусловно, являлся вампиром, и теперь праздновал триумф.

У Шинед вдруг родилась мысль, что отец мог задумать на этот Хэллоуин сделать гостям особенный подарок – привести на бал людей в качестве превосходного ужина. Она почувствовала, как ком подступил к горлу. Заметивший ее удрученное состояние младший брат удержал ее от внезапного падения. Алексис подхватил Шинед под руку и шепнул на ухо:

– Вижу, ты разочарована. А, по-моему, прекрасное завершение спектакля, – констатировал он, широко улыбаясь тем гостям, кто смотрел на него и на дочь хозяина дома.

– Как он посмел сделать это в присутствии нескольких тысяч гостей? – недоумевала девушка, и омерзительное ощущение дурноты, время от времени подкатывающее к горлу, не оставляло ее.

– Ты не должна вести себя так, будто сильно противишься тому, что увидела. Улыбайся, Шин, не обращай внимания на мелочи. Люди – это всего лишь люди, наша пища, наш корм на все времена. Ты очень чувствительная натура, я знаю это, как никто другой. Но не надо делать из ситуации трагедии. Та дурочка лежит сейчас довольная и безмятежная… В конце концов, она сама виновата, что пришла в наш дом, будто не знала, в каком спектакле ей предстоит играть и к чему надо готовиться. Она ведь тебя не заботит, правда? И не должна, моя любимая сестричка. Однако ты белее снега. – Он начал щипать ей щеки, будто хотел придать хоть немного румянца ее всегда бледному лицу. – Ну же, Шинед, что ты так раскисла? Неужели тебе искреннее жаль эту актрису?

Не отводя взгляда от тела юной девушки, окончившей свою жизнь не на театральной сцене в каком-нибудь уважаемом и почитаемом всеми драматическом театре, а на спешно возведенных подмостках в бальном зале родового особняка семьи Аростидов, Шинед никак не могла понять, как ее достопочтимый отец сначала допустил эротическую сцену, а потом и вовсе разрешил публичное убийство. Вот как назвать это деяние, как не убийство?! Актриса мертва, актер – в кровоподтеках на подбородке и довольный, как кот, отведавший сметаны, которую украл из-под самого носа хозяев.