Текст книги "Изувеченный"

Наталья Якобсон
Изувеченный

© Якобсон Н., 2018

© ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Пролог

Еще один надрез. Лезвие скользнуло по коже, и тут же возникла боль. Внезапная, режущая, обжигающая боль.

Клер поморщилась и отложила нож. Боль резанула сильнее, чем обычно, но иллюзии тут же отступили. Зеркало перед ней было пустым, в нем отражались лишь кафельные стены ванной, ее собственное чистое, похожее на ангельское лицо, собранные в хвост золотые локоны и кровоточащая резаная рана чуть повыше локтя. Следы от нескольких уже заживших порезов остались возле плеч. «Хорош ангелочек», – криво усмехнулась она и тут же стала серьезной. В ангелах есть что-то мистическое и вызывающее, невинность не бывает такой прекрасной, как тайна, скрытая в них, долг жестоко карать чужие грехи и даже самих себя. Что тут доброго?

Не только в падших ангелах, но и в настоящих скрыта какая-то жестокая, необъяснимая сила. Что и делает их такими притягательными. А что заставляет людей, внешне схожих с ангелами, увлекаться собственными страхами и даже реализовать их?

Что-то завораживающее есть в том, как лезвие рассекает кожу, как некоторые люди наносят порез бритвенным лезвием на собственный язык или сдирают кожу с губ. На последнее она бы не решилась. Шрамы, оставшиеся у нее на теле, можно скрыть, надев куртку. К лицу же лезвием она никогда не прикасалась.

Клер потрогала кончиками пальцев последний порез, и боль обожгла еще сильнее. Зато видения пропали. Она хотела заставить некоего демона внутри своего сознания замолчать, и он смолк. На время, до тех пор, пока боль не станет менее сильной. Затем он вернется вновь, но она знает, как его остановить. Нож всегда лежит возле зеркала и притупляется от оставшейся на нем крови. А вот в самом зеркале царит пустота.

Где лицо, которое она еще недавно видела? Притягательное, обворожительное, ни с чем не сравнимое лицо. Клер протянула руку ладонью вперед и прикоснулась к зеркалу. А лицо со шрамами? Жуткая маска из содранной кожи и порезов? Клер с отвращением отпрянула. Где тот, кого она любит? Кто он? Что ждет ее на его пути, куда он так старательно ее заманивает? Она не видела сейчас его шрамов, но другие увидят, те, кого он убьет сегодня ночью. И никто даже не поймет, что эти люди погибли не случайно.

– Донатьен, – ее губы округлились, когда она произнесла это имя. Изувеченный или прекрасный? И почему ей пришло в голову слово «изувеченный»?

Клер многого бы не знала, но явился он, и ей пришлось узнать… пока не все, многое оставалось тайной. Он приходил все чаще, и только боль отпугивала его. Ее боль. А вот болью других людей он даже наслаждался. Почему же он не хотел заставить страдать ее? Шрамов уже и так было много. Коснется ли она когда-нибудь лезвием своего лица? Только в случае крайней необходимости. А пока демон исчез. Только стоит ли называть его демоном? Ведь на самом деле он представляет из себя нечто куда более ужасное…

Глава 1. Первые жертвы

Утро в Лондоне. Привычный шум транспортного движения. Гомон толпы. Слепящее солнце. Клер щурилась на яркие солнечные лучи. Она не привыкла вставать рано. С недавних пор ее стала привлекать ночь. Если бы не дела, она бы не поднялась с постели.

Так все началось. Учеба, работа, мысли о занятиях… Все смешалось в сплошной кокон привычной и надоедливой рутины. Она не ждала сегодня чего-то необычного. Самым необычным, что с ней случилось, был ранний подъем и чашка кофе за завтраком.

Ей не хотелось отрывать голову от подушки, но пачка набросков в папке ждала. Клер давно собиралась отвезти свои работы на студию. Сегодняшнее утро было подходящим для этого – у нее как раз кончались деньги.

Мысль о том, чтобы вернуться в университет, пугала. Клер ненавидела учебу. Ей не давалось постигать научные знания. Зато бог наградил ее талантами, которые приносили небольшую прибыль. Ей этого хватало. Даже вполне. Клер привыкла жить скромно. Единственной роскошью, какой она обладала, пожалуй, было ее лицо. Люди часто провожали ее восхищенными взглядами. Нечасто увидишь нечто столь прекрасное посреди привычной городской суеты. Клер же привыкла к своей красивой внешности настолько, что особым подарком небес ее не считала. До сегодняшнего дня. Сегодня она поняла, что все может в один миг измениться.

В этом мире нет ничего стабильного. Даже божественно прекрасные вещи за один миг могут обратиться в пепел. То же относится и к людям. Их так же легко уничтожить, как какую-нибудь музейную редкость эпохи Ренессанса. И останется только жуткий испепеленный остов. А самое худшее, если в обожженном пепле все еще будет продолжать теплиться жизнь.

Клер спала на ходу. Трамвай оказался полупустым. Она села на двухместное сиденье и прислонилась лбом к окну. Проездной билет лежал в кармане. Запах хот-догов и горчицы щекотал ноздри, но Клер не ощущала голода. Ей казалось, что к повседневным запахам духов и пота толпы примешивается тонкий аромат свежей розы. Прикрыв веки, Клер представила себе эту розу, только что срезанную в каком-либо волшебном саду. Чьи-то пальцы сжимают колючий стебель, и вдруг на шипах проступает кровь. Как похоже на ее обычные сны!

Клер с трудом разомкнула веки. Солнечный свет причинял боль глазам. Очень хочется спать. В голове и теле такое ощущение тяжести, что лучше бы умереть. Лишь силой воли она заставляла себя удерживаться на сиденье и смотреть на мелькавшие мимо городские пейзажи.

Лондон – миловидный город. В нем все так спокойно и хорошо. Близость Темзы приятна. А в Тауэре больше не держат узников. И все же… Каким-то уж слишком тихим был сегодняшний день.

Клер взглянула на свое прелестное отражение в оконном стекле автобуса и слегка приободрилась. Она выглядела отлично. Собственный облик в отражающих предметах всегда поднимал ей настроение. Однако сегодня на окне мелькнула какая-то тень. Будто чужое отражение наслоилось на ее собственное. И хотя сиденье рядом было пустым, Клер осторожно обернулась. Рядом никого. А ведь она была почти уверена, что кого-то видит…

Вдруг произошло нечто подобное солнечному удару. Клер даже не ожидала такого. Автобус сделал остановку, и в него вошла пара. Самые обычные подростки на вид, но Клер будто окатили кипятком. Она даже чуть не выронила папку с эскизами. Да что же с ней?! Эти люди… Она и раньше видела пары, но эта… Девушка на вид самая обычная, с мышиным хвостиком и неброским макияжем на лице. Но парень, обнявший ее за талию… Клер не могла оторвать от него глаз, и чувство, что ее ошпарили, только усилилось. Что в нем такого, в этом парне? Он ведь ей даже не понравился. Однако что-то в изгибе его бровей, в линии губ и в чуть по-женски уложенных волосах показалось ей смутно знакомым.

Удар, подобный удару током. На миг Клер потеряла чувство времени и ориентацию в пространстве. Когда пара вышла из автобуса, она все еще ощущала себя полумертвой. Время будто остановилось, вместе с ним замерла и жизнь. Преодолевая ступор, Клер обернулась. За окном отъезжавшего автобуса парня с девушкой, конечно, уже не рассмотреть. Они давно остались позади вместе с автобусной остановкой, но какой-то молодой человек, идущий по тротуару, тут же привлек внимание Клер. Тот ли это парень? Или кто-то очень на него похожий? Кто-то смутно знакомый и в то же время совершенно чужой.

У Клер перехватило дыхание. Она ощущала себя так, будто обратилась в статую. Боль! Вот что ее охватило при виде незнакомого молодого человека. Боль, пронзившая как ножом. Боль, подобная сильному солнечному удару. Но почему? Ведь это была не любовь и не страсть, и в то же время голову жгло как огнем. Клер прикрыла веки, чтобы справиться с собой. Лицо, возникшее в ее сознании, оставалось красивым лишь миг. Наверное, это ее собственная боль играла с памятью шутки. Красивый лик горел как в огне, покрываясь шрамами и увечьями. Клер стало страшно.

У нее отменное воображение. Именно оно позволяло ей писать картины. Она умела придумывать для рисунков сюжеты, которые не давались больше никому. Однако сейчас фантазия была ни при чем. Наверное, сказалась бессонница. Невыспавшиеся люди всегда становятся наиболее впечатлительными. Как, впрочем, и пьяные. Или принимающие наркотики. Клер, к счастью, относилась только к первой категории. Но она слышала о видениях, которые преследуют наркоманов. Сегодняшнее ее видение было подобно их галлюцинациям. Лицо ангела в огне каких-то противоестественных мук. Ей самой ничего такого не пришло бы и в голову. Она предпочитала рисовать более спокойные сюжеты: фей и эльфов в саду, русалок в лагунах, лепрехунов на цветах. Сказочные сюжеты перемежались картинками природы и ярких экзотических птиц. Клер любила запечатлевать все красивое. В ее работах не было жути и мистики. Ничего зловещего. Это был ее главный принцип – только радовать глаз, а не пугать зрителя. Она избегала зловещих намеков. Но сегодня ей вдруг захотелось нарушить все правила. Взять и нарисовать нечто настолько ужасное, что это напугает всех. Как ее напугало в полусне лицо, вначале красивое.

Опасно дремать на ходу. Может померещиться все что угодно. Клер не хотелось разрушать привычные стереотипы, и все же пальцы потянулись к карандашу. У нее как раз осталось минут десять до нужной остановки и несколько чистых листов бумаги для набросков. Нужно с толком провести эти минуты. Автобус плавно двигался по дороге, а карандаш по бумаге. Она так старалась в точности воспроизвести увиденное лицо, что чуть не пропустила нужную остановку.

В студии ей сопутствовала удача. Она продала все работы и получила заказ проиллюстрировать сразу много волшебных сказок. Никогда в жизни ей так не везло! Во-первых, рисовать нужно на любимую тему, во-вторых, ей хорошо заплатят. Клер уже получила аванс и собиралась посидеть за обедом в каком-нибудь кафетерии. Она как раз высматривала наиболее симпатичное здание среди уличных забегаловок, когда ее взгляд снова привлек прохожий.

Незнакомец оглянулся будто именно на нее, и в то же время он смотрел куда-то мимо. О боже, как он прекрасен, пронеслось в голове, словно молитва. Как нечто столь прекрасное может быть живым? Ему место не здесь, не в Лондоне. В каких-нибудь дворцах Италии или Франции, в музейной витрине, среди галереи идеальных изваяний… да, там может встретиться нечто подобное. Но только не здесь. Не на прохожей части улицы. Клер чуть не вскрикнула, заметив, что какой-то автобус движется прямо на него. Но юноша не обращал внимания на транспортный поток. Он снова оглянулся на Клер. Теперь уже точно на нее. Его голубые глаза вспыхнули, как лезвие на солнце. Клер даже не успела внимательно рассмотреть его черты. Они рушились, как бумага под напором огня. В буквальном смысле! Вот его кожа обугливается и горит, вот появляются жуткие разрезы глубиной до кости, вот ядовитые язвы проедают лоб… И ничего не остается от красоты. Только жуткая маска ран. Но это все еще он. Тот, кто привлек ее внимание, будто ангел с небес. Тот, кто еще минуту назад так разительно отличался своей красотой от невзрачной толпы. И вот он изувечен.

Клер хотела кричать и не могла. Губы не слушались. В горле будто застрял холодный ком. Она видела незнакомца всего миг, и вот его уже нет. Неужели ей померещилось? Наверное, да.

Девушка устало понурилась, развернулась и пошла прочь, сама не зная куда. Как странно, что воображение играет с ней такие шутки.

Однако гомон и крики на соседней улице не были воображением. Народ, столпившийся там, что-то бойко обсуждал, звенели сирены «Скорой» и полиции. Клер заметила также пожарные машины. Что-то случилось. Столпотворение на ранее мирной улице, по которой она только что проходила, не говорило ни о чем хорошем.

Клер с трудом протиснулась меж зевак. Она не знала толком, что произошло, только видела нагроможденные обломки, чувствовала запах гари от обугленных тел, которые увозили на носилках санитары. Перед тем как трупам закрыли лица, она все же успела их рассмотреть. Жуткие маски из мешанины костей, ожогов и ран. Их бы никто не узнал. Но Клер узнала. Причудливые браслеты на руках мертвого парня и пеструю юбку девушки. Та самая пара, которую она утром видела в автобусе! Но как такое может быть?

– Как? – Она сама не заметила, что произнесла это вслух.

– Неоновая вывеска загорелась, там, наверху, – услужливо указал ей кто-то из зевак, стоявших рядом, ведь он не понял, что она имеет в виду. Клер смотрела на обломки вывески, как на свой катафалк. Почему она обратила пристальное внимание именно на тех, кто был обречен? Не ее ли желание освободиться от боли их убило? От боли, которая возникла, как вспышка, при виде этих людей.

Глава 2. Лабиринты снов

Ей не хотелось сразу приниматься за работу. Пальцы, измазанные в угле и красках, будто молили об отдыхе. Клер вспоминала сегодняшнюю беседу с работодателем на студии. Он хвалил ее. Говорил, что в ее работах было нечто новое и необычное, что, даже когда она рисовала на «заезженные» темы, она делала это с какой-то удивительной новизной.

Клер не любила, когда ее расхваливали, поэтому не слушала, а изучала глазами картины, висевшие на стенах в тамбуре. Они красиво сочетались с пурпурными ламбрекенами. Здесь не было контраста, только слияние золота рам и роскошных алых тонов стенной обшивки. Ее взгляд привлекла одна картина, написанная в жутком готическом стиле, но с элементами эпохи Ренессанса. Она резко выделялась среди пейзажей и натюрмортов. «Помни о смерти», – будто говорил ее сюжет. Если бы не жуткие элементы росписи, то она походила бы на старинный музейный экспонат.

– Кто это? – поинтересовалась Клер, кивая на жуткий портрет. Губы почти не слушались.

– Кого вы имеете в виду?

Вежливый вопрос слегка изумил. Разве не ясно, кого? Ведь холст с портретом выделяется на однообразном фоне остальных картин, украшавших стены!

– Аристократа с черепом. – Клер поднесла руку к своему горлу, будто по нему сейчас мог пройтись такой же нож, как тот, что этот человек сжимал в руке. В углу холста как раз была изображена зарезанная жертва в роскошном старинном наряде. Вокруг трупа рассыпался жемчуг. Такой же, как у нее. Клер нащупала на горле мелкие жемчужинки тонкого ожерелья, которое почти никогда не снимала. Ей всегда нравился жемчуг. Его чистые гладкие горошинки воплощали и невинность, и смерть. Собранные из погибших от этого устриц, скорее всего, они символизировали последнее.

– Знаешь, а тебе надо начать рисовать в готическом стиле, – заметил ее наниматель как бы невзначай, но, кажется, он спешил к чему-то ее подтолкнуть. – Сейчас это приносит массу прибыли и выгод. Модное направление. – Он покосился на портрет. – Смерть и красота. Как раз то, что требуется публике для остроты ощущений.

– Я подумаю об этом, – пообещала Клер. На самом деле она думала о чем-то подобном уже давно. Красота и смерть действительно привлекают, когда они представлены в равномерном сочетании. Когда и того, и другого поровну. И великолепия, и ужаса.

Клер искала контрасты, собирая у себя дома и прекрасные вещи, и отпугивающие. Трагические маски перемежались на стенах с роскошными венецианскими. Антикварные зеркала отражали черепа из магазинчиков, где торговали «прикольными», по выражению Клер, вещицами. Именно контраст жути и роскоши создавал сильный эффект. Этот эффект она должна внести и в свои работы. Это будет не сложно. Сказки, которые она иллюстрировала, станут лишь переходом к чему-то более грандиозному. Сама сказочная основа уже становилась зыбкой. На ее картинках гномы хранили свое золото среди человеческих скелетов, тролли несли в мешках отрубленные головы принцесс, феи на кладбищах пили кровь смертных рыцарей. Даже самая красивая сказка должна быть в чем-то страшной, чтобы произвести должный удар по восприятию людей. Произведение искусства должно быть незабываемым. Клер заснула с этими мыслями.

Венецианские маски следили за ее сном. Тени бегали по картине с видом на мост Вздохов в Венеции. Клер часто жалела, что живет не там. Ее тянуло к каналам. Сегодня ей снился шум воды, колыхание шелковых штор и острота лезвия. Во сне кто-то поднес нож к ее шее, примеряясь срезать то ли кожу, то ли жемчужное ожерелье, с которым она не расставалась. Либо одно, либо другое… Клер вздохнула во сне. Рука с лезвием, снившаяся ей, была обожжена. Такой ужас!

Проснувшаяся девушка приоткрыла веки. Кругом стояла ночь. Густая темнота окутала все, кроме некоторых фосфоресцирующих деталей интерьера. Клер даже пожалела, что не включила настольную лампу перед сном. В комнате было так тихо и темно, что по коже пробегали мурашки. К тому же ей показалось, что кто-то сидит рядом. Прямо на краю ее постели.

Атласное покрывало слегка натянулось под чьим-то весом. Клер откинула пряди волос со лба и уставилась в темноту. То, что она могла разглядеть, казалось ей продолжением сна. На постели сидел кто-то огромный, но сгорбленный, будто карлик. У неизвестного были манеры злобного карлика, хоть фигура и имела исполинские размеры. Почти все, кроме рук и лица, скрывала накидка, такая же черная, как и темнота вокруг. Одно невозможно было отличить от другого. И все же Клер сумела разглядеть, что этот человек изувечен и сильно изуродован. По его движениям, по его натужным вздохам и судорожным жестам можно было понять, что он только что вышел из камеры пыток. Но сейчас его никак нельзя было назвать жертвой. Он жаждал крови сам. Клер хотелось кричать, звать на помощь, но она не могла. Рука с ножом приблизилась к ее плечу и, будто играя, провела лезвием по изгибу шеи. Нож не ранил пока, но холодок стали, соприкасаясь с живой плотью, вызывал ощущение близости смерти. Какая жестокая игра! Настоящая пытка! А Клер еще при первом взгляде пожалела его за то, как искалечен он сам. Жаль, что это не мешало ему причинять другим вред.

Как он проник в дом? Неужели она забыла запереть дверь? Или окно находилось слишком низко над уровнем земли? Как ей не пришло в голову поставить решетки? Кто угодно мог влезть сюда через балкон или раскрыть окно через незакрытую форточку. Если только перед ней не существо из сна. Клер ждала, что будет дальше. Нож застыл у жемчужного ожерелья на ее шее. Незнакомец смотрел на нее пристально, будто чего-то ждал. Какого-то момента узнавания. Он будто спрашивал: помнишь ли меня? Но она не помнила. Даже если и видела его где-то на улице, среди лондонских попрошаек, то припомнить не могла, как ни силилась.

Он ждал, лезвие застыло на ее горле, и вдруг раздался его голос, хриплый и сухой, словно вырывающийся из лабиринтов сна и могильной земли.

– Ты даже не представляешь, как это ценно – иметь красоту, – прошептал он, и лезвие, лаская, коснулось ее щеки. – В нетронутом виде!

Он намеренно резко подчеркнул последние слова. Всего миг, и он мог изуродовать ее, полоснув лезвием по щеке. Все в его власти, она не успеет увернуться. А даже если успеет, из его рук не вырваться. Клер затаила дыхание. Один миг решит ее судьбу. Придется ли ей сразу умереть или жить дальше, стыдясь и прикрывая щеку со шрамом. До этого мига она и впрямь не мыслила, каким ценным является для человека его неповрежденное лицо. Один взмах ножа мог все изменить.

Но рука с ножом не сделала никаких резких движений. Клер ощутила, как холодок лезвия отдаляется от нее, как и сам человек, сидевший рядом. Если только это жалкое подобие можно было назвать человеком.

– Подождите!

Но он уже канул во мрак. Клер не слышала ни звука шагов, ни хлопка двери. Она чувствовала, как ночная сорочка соскальзывает с плеч. Нож успел обрезать кружевные бретельки, но не тронул кожу. Все вещи в комнате тоже остались нетронутыми. Хотя здесь было немало ценного, злоумышленник не унес ничего. Он хотел только ее. Ее лицо. Но почему-то не тронул. Клер инстинктивно коснулась щеки. На коже не осталось даже царапины. И все же мороз пробирал до костей.

Кто был этот ночной гость – высокий, но сгорбленный, как карлик, весь темный, но покрытый клубком кровавых шрамов. Гость с ножом. Он принес свой нож прямо в постель Клер, но, уходя, оставил на покрывале не лезвие, а розу. Розу, сорванную в саду самой Клер, с кровью на шипах.

Глава 3. Вспышка боли

Яркий солнечный свет изгнал дурные воспоминания. Клер проснулась рано и осмотрела задвижки на окнах и двери. Никаких признаков взлома она не обнаружила. Не осталось также никаких следов проникновения в дом. Ничего не было повреждено или украдено. Все осталось на своих местах. Ночного гостя можно было бы счесть существом из кошмарных снов, если бы…

Если бы не роза.

Она все еще лежала на постели, со свежим срезом на стебле и окровавленными шипами. Кто-то срезал цветок ножом с куста в ее же саду. Она сама вырастила эти розы: пурпурно-красные, крупные, с бархатистыми лепестками. Кусты роз требовали большого ухода. Клер никогда не срезала цветы зря. Исключено, что она сама могла забыться и сорвать колючий цветок. Это сделал кто-то другой. Но кто и как?

Клер хотела взять и выбросить розу, но только исколола пальцы о шипы. Ее кровь закапала на покрывало. На голубом атласе остались неряшливые мазки, похожие на капли краски. Жаль, дорогая ткань загублена! Клер вздрогнула. В ее душе шевельнулось какое-то давнее воспоминание о роскошной парче, закапанной кровью. То было чье-то подвенечное платье, сшитое по образцу старинной моды. Клер долго рылась в памяти, но так и не смогла вспомнить, чье именно платье это было и почему на него капала кровь.

Она оставила попытки поднять розу голыми руками. В ее садовой корзинке лежали щипцы. Нужно пойти, достать их и взять розу ими. А то на пальцах и так остались глубокие проколы. Ну и шипы у этих роз! Клер почувствовала себя уязвленной. Зачем так бережно растить цветы, о которые сам же поранишься! В то же время боль постепенно обращалась в какое-то приятное жжение в кончиках пальцев. Клер даже удивилась. Раньше боль ее пугала, но теперь… Теперь она даже ощутила облегчение от того, что чья-то кровь на шипах розы смешалась с ее собственной. Будто так уже было когда-то давным-давно. Будто это так приятно и волнующе – разделить чужую боль. Боль того, кого она даже не знает.

Прекрасное лицо, мельком увиденное вчера в толпе незадолго до страшного происшествия на улице, вновь мелькнуло в ее подсознании. Только теперь ее не обожгло. Она даже вспомнила, где видела нечто подобное. Конечно же, в церкви. Только там, на фресках, лица белокурых ангелов выражали одновременно и строгость, и страдание. Ей самой так и не удалось повторить в картинах это выражение. Как у художников древности получалось вдохнуть в те лица нечто неземное?! Ангелы, тщательно выписанные кистью на стенах церкви, одновременно внушали страх своим желанием всех покарать и в то же время источали странную муку абсолютно за всех, на кого смотрели своими грозными очами. И наказывать, и страдать… Выражение в полутонах. Клер хотела его повторить и не могла.

Не такая уж она хорошая художница, раз не может того, что могли мастера, жившие в старые мрачные эпохи. Она – человек будущего, но воссоздать старое ей не по силам.

Клер сама не понимала себя. Зачем кому-то подражать? Лучше заниматься фотографией и компьютерной графикой в картинах, чем возиться с кистями и красками. Но все равно ей почему-то больше нравилось последнее. Холсты, акварели, гуашь… Краски, подобные крови. Она представила, как на палитре смешиваются сразу миллионы самых разных алых тонов. Какое божественное и фантастическое видение! Кровь ее врагов – это подсказал разум. Такое дивное сочетание может рождать только она.

– Кровь наших врагов! – вдруг поправил услужливый голос, бархатистый тенор с едва заметной хрипотцой.

Клер в ужасе обернулась, но в доме никого не было. Только ее собственное испуганное отражение в зеркале со страхом оглядывалось на нее с дальней стены холла. Иногда даже собственное отражение может напугать. Особенно учитывая то, что холл утопал в полутьме. Нужно отдернуть тяжелые шторы, не пропускавшие солнечный свет. Клер так и сделала, и все же ей показалось, что в зеркале успела промелькнуть мрачная тень рядом с ее отражением.

Правда, все это больше походило на оптический обман или галлюцинацию. Наверняка долгое одиночество дурно влияло на разум и способствовало порождению разных пугающих фантазий. Клер было все равно. Чтобы хорошо работать, ей требовалось уединение. Надоедливые родственники и друзья только трепали бы ей нервы и отрывали от творчества. Близкие люди часто бывают крайне непонимающими, а работодатели требуют качества и быстрых сроков работы.

Клер знала, что одиночество – ее друг, а не враг. Необходимый для творчества партнер. Ей нравилась тишина пустого дома и полное отсутствие необходимости болтать с кем-то о мелочах, ходить к друзьям на обеды и ужины, поддерживать незатейливую беседу и справлять утомительные дни рождений.

Лучше всегда быть одной. Когда ты одна, двери открыты для вдохновения и для кого-то еще, кто прячется в темноте. Но скрывающихся во тьме она считала фантазией. Демонов не существует.

Клер не помнила, как давно уже не ходила в церковь. Это было из-за того, что в храм не пускали в джинсах и с непокрытой головой, но сегодня она решила нарушить все условия. Если бог есть, то ему все равно, во что одеты прихожане. Ведь главное – душа, а не внешний вид. И если внешняя оболочка и вправду соответствует душе, то Клер была столь же красива, как ангелы на фресках. Если даже не лучше.

Она обернулась на разросшиеся кусты роз, оплетавшие кованую изгородь вокруг ее дома. Колючие ветви были дополнительной защитой от грабителей. Вряд ли кто-то решился бы перелезть через них. Она купила этот дом и развела пышный розовый сад с обильными шипами специально для того, чтобы чувствовать себя в покое и безопасности. Никто не мог проникнуть сюда, не напоровшись на шипы.

Часто смотря в зеркало, Клер отмечала, что она сама похожа на розу с шипами. Красивая, но далеко не уступчивая. Попытаешься сорвать – исколешься до крови. В кармане она специально носила складной нож для самообороны. Такие обычно бывают только у парней, но она не сомневалась, что в случае опасности сможет отлично им воспользоваться.

Клер достала нож из кармана только для того, чтобы ощутить его вес в руке и холодок лезвия. Ее угнетало странное чувство: ей казалось, приближается нечто страшное. Может, такое ощущение возникло из-за мрачной атмосферы, которую создали вокруг дома слишком бурно разросшиеся розы. Еще немного, и они перестанут пропускать в окна дневной свет.

Клер сощурилась на яркое солнце. Она вспомнила, что сегодня Троица, и в церкви должно быть полно народа, но, к ее удивлению, прихожан оказалось мало. Они как раз принимали причастие. Клер успела лишь к концу службы. Странным образом никто не обратил внимания на ее вызывающий подростковый наряд: узкие джинсы и короткий топ, открывавший татуировку в виде розы на животе. Все вели себя так, будто Клер здесь и не было. Она не могла вспомнить, когда в последний раз прихожане в церкви проявляли такую вежливость. Должно быть, только в Средние века в Венеции, когда в церковь было позволено ходить даже куртизанкам, чтобы присматривать там будущих клиентов.

Клер прислонилась боком к мраморной колонне в тени и стала рассматривать ангелов, нарисованных в простенках и под куполом храма. Ей пришлось высоко задрать голову, чтобы вновь увидеть те рисунки, которые нравились ей больше всего. К сожалению, они располагались слишком высоко. Если смотреть на них долго, начинала кружиться голова.

Зато нарисованы они были мастерски. Клер почти слышала шорох ангельских крыльев, когда приглядывалась к фрескам. Красивые лица взирали строго и с непередаваемым мучением. Как же их красота противоречива!

Клер опустила взгляд вниз и вздрогнула. Ее будто обожгло огнем. Снова! От чаши с причастием как раз отходил юноша с белокурыми волосами и удивительно прекрасным лицом. Он даже не взглянул в сторону Клер, но она не могла отвести от него взгляд. Что в нем такого, в этом молодом красавце? Она видела юношей и намного симпатичней, но от вида этого ее словно ударило током. Ощущение было таким, как если бы ее бросили в огонь и она не могла в нем пошевелиться. Удар в голову, удар в сердце. Вот так людей сводят с ума. Но это была вовсе не любовь и даже не симпатия. Тот, кого она пыталась восстановить в памяти, был совсем другим. И все-таки этот незнакомец показался на него похожим.

Клер стоило больших усилий выйти из церкви и присесть на скамью во дворике. Ощущение огня и солнечного ожога в сознании не исчезало. А что такое, собственно говоря, она увидела? Ей стало не по себе, хотелось, чтобы это ощущение ушло. Она даже не знала, как описать словами такое странное состояние. Ты видишь кого-то, тебя пронзает будто огнем, и ты ни жив ни мертв. Свет дня меркнет перед этим ощущением. Ты будто на миг перестаешь жить.

Раньше с ней такое не случалось. Говорили, что нечто подобное бывает с людьми, которые слишком часто ходят на причастие, – дьявол начинает их искушать. Но она сегодня даже не приблизилась к чаше. Священник напрасно обращал на нее призывный взгляд. Клер не позволила себя заманить. Она любила рассматривать церкви из-за обилия в них скульптуры и живописи, но на нее производили отталкивающее впечатление церковные обряды. А также то, что женщинам надо покрывать голову в знак смирения. Она не собиралась смиряться ни перед кем, даже перед богом.

– Ты так похожа на него, – шепнул все тот же едва узнаваемый голос. – Он ведь тоже не хотел ни перед кем смиряться.

Клер нервно тряхнула непокорными ангельскими локонами. На этот раз она твердо знала, что рядом никого нет. Нет даже зеркала, которое может ее напугать. Зато лужица воды прямо под ее ногами отражала нечто странное. Клер пнула отражение в воде ботинком, встала со скамейки и пошла прочь.