Текст книги "Сказка о сером волчонке"

Наталья Завершинская
Сказка о сером волчонке

© Наталья Завершинская, 2020

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2020

Сказка о сером волчонке

 
Уж не судите слишком строго!
Мне было лет совсем немного.
 

Автор

* * *

 
Какая холодная осень!
И зверю и птице на страх,
Долиной меж дремлющих сосен
Прошла в ледяных сапогах.
Иссушены зноем за лето,
Угрюмо чернеют кусты,
И ветер с искривленных веток
Срывает сухие листы.
По норам попрятались мыши,
И суслики, и хомяки,
И гомона птиц не услышишь
В широкой долине реки.
Над речкою в воздухе стылом
Букашки уже не жужжат…
Лишь снежные мухи уныло
Над голой равниной кружат.
 
 
Голодную жизнь ожидая
По множеству разных примет,
Собрал свою волчью стаю
Вожак молодой на совет.
«О братья! О храбрые волки! –
Сказал им вожак молодой, –
Мы с вами не виделись долго
С тех пор, как расстались весной.
Расстались, разбившись на пары,
Чтоб новых волчат воспитать…
И вот, по традиции старой,
Мы осенью вместе опять.
Потери у стаи большие,
И многие вновь не пришли…
Но вы посмотрите, какие
Волчата у нас подросли!
Давайте ж не будем о лете
Ушедшем напрасно грустить,
А лучше подумаем вместе,
Как нам эту зиму прожить».
 
 
Волчица мудрее и старше
В ответ говорит вожаку:
«В голодную зиму однажды
Мы все уходили в тайгу.
Мы, старшие, помним дорогу,
Мы вас поведём за собой…
Там зверя таёжного много,
А здесь мы погибнем зимой».
 
 
Все волки её поддержали,
И стая решила: «Уйдём,
Как только морозы ударят
И речка покроется льдом»
 

* * *

 
А тучи всё ниже и ниже,
А ветер грозней и грозней,
Морозом по-зимнему дышат
Земля и всё то, что на ней.
Всё спит; лишь река не уснула;
Но уж холоднее вода,
И вскоре она затянулась
Тонюсенькой плёночкой льда.
Снежинки и мягки и колки,
Хрустят – и слышнее шаги…
 
 
Пришли бесприютные волки
На берег застывшей реки.
Вожак озабоченно глянул
На зыбкую серую гладь,
Сказал без сомнения: «Рано!
Дня три бы ещё подождать».
Три дня! И подростки-волчата
Невольно вздыхали в тоске:
Им так не терпелось помчаться
К загадочной этой тайге,
Где столько оленей таёжных,
Где столько невиданных птиц…
Один из волчат осторожно
По льду попытался пройтись.
У самого берега льдина
Потолще была, чем везде;
Волчонок пополз к середине,
К дымящейся тёмной воде.
Воды незамёрзшей полоску
Хотел он прыжком одолеть
Под окрики с берега взрослых:
«Не смей! Возвращайся! Не лезь!»
Волчонок досадливо рыкнул,
Сам гордый бесстрашьем своим,
Хотел оттолкнуться и прыгнуть,
Но лёд проломился под ним.
И сразу пугающе громко
Вокруг забурлила вода,
Ломая непрочную кромку
Прибрежного тонкого льда.
Весь в льдинках, и брызгах, и пене
Волчонок вцепляется в лёд,
Скользит, и его по теченью
Всё дальше и дальше несёт.
Бежали по берегу волки,
Пока он не скрылся вдали,
И выли тоскливо и долго
О том, что спасти не смогли…
 

 
…И вот, наконец, монолитом
Застыла степная река.
Теперь-то дорога открыта
Покой потерявшим волкам.
Но, в дань материнской печали,
Поход отложили в тайгу
И долго волчонка искали
На том и другом берегу.
Ни знака, ни звука, ни следа –
Пустынная белая ширь…
Лишь ветер разгуливал где-то
Средь спящих сосновых вершин.
Позёмка следы заметает,
И некуда больше тянуть.
Пора! И голодная стая
В далёкий отправилась путь…
 

* * *

 
Когда б не лежало в сторонке
Бревно буроватого цвета,
Тогда бы о сером волчонке
И сказки бы не было этой.
Присыпано снегом лежало
И сизым заковано льдом,
До самой воды доставало
Своим суковатым концом.
Борясь из последних силёнок
Со страхом, тянувшим на дно,
Вскарабкался бедный волчонок
На это кривое бревно.
Шатаясь, добрался до льдины,
Неловко ступил на неё
И выполз на берег пустынный,
Не веря в спасенье своё.
И долго, продрогший и мокрый,
Вылизывал шерсть на боках.
Ему бы обсохнуть немного
И стаю пойти разыскать,
Да только вот лапы устали
И словно к земле приросли,
Да только на месте ли стая?
А может быть, волки ушли?
Сгущаются, хмурятся тучи,
За ними не виден закат…
Подумал волчонок, что лучше
Скорее вернуться назад;
Поднялся, встряхнулся ещё раз
И двинулся вверх по реке…
 
 
Укутали сумерки скоро
Долину и степь вдалеке.
Волчонок долиной морозной
Шёл долго, а сколько – не знал.
Но вот и знакомые сосны
Мелькнули вдали, как сигнал;
В последней надежде неясной
Он лез сквозь кусты напролом,
Но все ожиданья напрасны:
Ушли! И следы замело…
 
 
Он тыкался носом в сугробы,
Кружился по берегу, звал
Своих, но лишь ветер со злобой
По-волчьи ему подвывал.
А гордая птица ночная
(Чернее ночной черноты!)
На мир равнодушно взирает
С холодной своей высоты…
 
 
Что толку отчаянным воем
Тоску изливать на луну?
Свернувшись кольцом под сосною,
Уставший волчонок уснул.
А утром, едва до вершины
Дотронулся лучик косой,
Ушёл он из снежной долины
По волчьей дороге степной.
Три дня он бродил одинокий
В степях, где волчата росли,
Надеясь на чудо… Но волки,
Конечно, его не нашли…
Три дня он не спал ни минутки –
Боялся поддаться тоске,
И лишь на четвёртые сутки
Он снова вернулся к реке.
И вздрогнул, увидев со склона
Спокойствие мраморных льдин.
Вот тут-то и понял волчонок:
В степи он остался один.
 

* * *

 
Засыпаны снегом тропинки,
В долине сугробы горой.
Беспечно порхает снежинка
Над белой промёрзшей землёй.
Чего же ты, хрупкая, пляшешь,
Не видя печали ни в чём?
«Нас много – и ветер не страшен!
Нас много – нам всё нипочём!»
А вы мне, осинки, ответьте,
Не гнётесь к земле почему?
«Нас много! Пусть буйствует ветер –
Не справиться с нами ему!»
 
 
Над степью, морозной до звона,
Холодное солнце встаёт…
Совсем исхудавший волчонок
Уныло по снегу бредёт.
Давно уже силы иссякли,
Надежды давно уже нет,
Ни пищи и даже ни капли
Воды – только ветер да снег.
А там, под сугробами где-то,
Запрятано, скрыто травой
Его беззаботное лето,
Короткое детство его…
 
 
Он шёл без пути, без дороги,
Забыв осторожность и страх,
И вот очутился в далёких,
Совсем незнакомых местах.
Сюда не водила волчица
Детишек своих, и в пути
Старалась тех мест сторониться,
Старалась всегда обойти.
Волчонок растерян: что делать?
Ну что ж, – всё равно пропадать! –
На землю ступает несмело,
Куда запрещали ступать.
Но странно: здесь вроде бы то же,
Всё та же равнина кругом.
Ступал он сперва осторожно,
Гораздо смелее потом;
Прошел по равнине немало
И вдруг словно вкопанный стал:
Иль что-то его напугало,
Иль кто-то его напугал?
Дорога меж холмиков снежных,
Две узких полоски на ней.
Волчонок не понял, конечно,
Что это следы от саней.
Другое его словно громом
Сразило: среди пустоты
Цепочкой по краю сугроба
Тянулись собачьи следы.
Но был он неопытен слишком,
Собак не видал никогда,
Лишь знал от других понаслышке,
Что встреча с собакой – беда.
Кто след-то оставил? – Конечно,
Его одинокий собрат!
И след неприсыпанный, свежий
(А запах чуть-чуть странноват);
Волчонок последние силы
Собрал и погнался за ним,
И степь не казалась унылой,
И ветер стал снова родным.
Всё резче становится запах.
(Совсем незнакомый, чужой.)
Замучили льдинки на лапах,
А то полетел бы стрелой…
 
 
И вдруг на дороге на этой
Увидел он волка. Но тот
Был странного белого цвета
И с очень пушистым хвостом.
Волчонок, испуганный очень,
Уж начал чуть-чуть отставать,
Но тут же подумал: а впрочем,
Ему всё равно пропадать! –
И бросился снова вдогонку,
Взметая сверкающий снег…
 
 
Собака, заметив волчонка,
Немного ускорила бег.
Ей некого было бояться
На этой дороге степной,
И всё-таки с волком встречаться
Довольно опасно одной.
Потом молчаливая гонка
Её начала раздражать;
Она повернулась к волчонку,
Хотела уже зарычать
И тут лишь его разглядела:
Он замер на полном бегу
И жался в сторонке несмело,
По брюхо увязнув в снегу.
Потерянный, маленький, глупый…
И жалость собаку взяла:
Она лишь оскалила зубы
И дальше спокойно пошла.
Чуть-чуть погодя обернулась:
Плетётся за нею, нахал!
Она на него огрызнулась –
Волчонок немного отстал.
Но страх перед смертью однако
В животных настолько велик,
Что снова волчонок собаку
Догнал и сказал напрямик:
«Зачем ты меня прогоняешь?
Возьми меня лучше в друзья:
Погибнешь одна, я же знаю,
Один погибаю и я…»
Собака, опешив немного,
Сказала волчонку в ответ:
«Иди-ка своею дорогой,
Послушай мой добрый совет.
Тебе объяснять я не буду,
Какая меж нами вражда;
Ступай поскорее отсюда,
Пока не случилась беда».
Сказала последнее слово –
И дальше спокойно пошла.
Так что ж? Одиночество снова?
Тоска на волчонка нашла;
Он снова пошёл за собакой,
Отчаяньем горьким гоним,
А ветер, шальной забияка,
Как будто смеялся над ним:
То смерчем завьётся по кругу,
То снежную кучу взметнёт,
То массу пугающих звуков
Откуда-то вдруг принесёт.
Когда же вполне ощутимо
Запахло крестьянским жильём,
Волчонок взмолился: «Скажи мне,
Скажи мне, куда мы идём?!»
Собака, шаги замедляя,
Ответила: «Глупенький мой,
Куда ты идёшь – я не знаю,
А я возвращаюсь домой».
А вот и большая деревня
Уже показалась вдали:
Заборы, домишки, деревья,
Какие в степи не росли.
«А разве такое бывает?
А разве там тоже живут?
Там враг наш, я слышал, я знаю!»
«Мой милый, я выросла тут,
Здесь дом, и хозяйские дети,
И тёплая будка моя,
И лучший хозяин на свете,
И мы с ним большие друзья.
Мы ходим зимой на охоту,
А только морозам конец –
На травку да чистую воду
Гоняем хозяйских овец.
Их вместе с соседскими псами
От вас сторожим, от волков…
Волков мы считаем врагами
И учим тому же щенков.
Зачем ты, волчонок, упрямо
За мною идёшь по пятам?»
Ответил он честно и прямо:
«Мне страшно и голодно там…
Я просто отбился от стаи,
Брожу по степи по пустой.
Один я совсем пропадаю,
Возьми меня лучше с собой!»
«Тебя взять с собою? Да что ты!
Кому ты там нужен, скажи?
Ты видишь, там надо работать,
Там тоже нелёгкая жизнь.
Хозяин тебя не признает,
Собаки тебя разорвут…»
Волчонок своё повторяет:
«Мне смерть неизбежная тут…»
 

 
Собака его пожалела,
Сказала: «Пойдём, но учти:
Прийти к нам – несложное дело,
Гораздо труднее уйти.
У нас не прощают измены.
Собака ли ты или волк –
Но перед людьми непременно
Обязан ты выполнить долг.
И коль человек согласится
Тебя за собаку держать,
Придётся тебе научиться
В работе ему помогать».
 
 
Всех слов об измене и долге
Волчонок не понял тогда,
А понял одно: ненадолго
Его отступила беда.
Пусть в этой холодной пустыне
Метель как и прежде метёт –
Вся жизнь у волчонка отныне
Совсем по-другому пойдёт.
 

* * *

 
Какая пора наступила!
Смотрите, какая зима!
За несколько дней завалило
По самые окна дома.
Сугробы лежат вдоль заборов,
Калитки совсем замело,
И кажется, в зимнюю пору
Покинуто всеми село.
Однако нет-нет да услышишь
Мычанье коров со двора,
Задорные крики детишек,
Скрип снега да стук топора.
 
 
Но снова тоскливо волчонку…
Спокойствия нет и следа:
Ему в незнакомой сторонке
Безрадостна жизнь и чужда.
Собаки озлобленным лаем
Повсюду встречали его,
А вечно угрюмый хозяин,
Вздохнув, не сказал ничего…
Понравилось маленьким детям
Волчонка за уши трепать,
И нечем на это ответить –
Нельзя ни рычать, ни кусать.
Одна только добрая Динго
Сказала волчонку: «Терпи!
Ведь я тебя предупредила,
Ты сам не остался в степи.
Привыкнешь и к дому, и к людям,
А будем работать вдвоём –
И скуку свою позабудешь,
И горе забудешь своё».
 

 
Привыкнешь! Легко говорится!
Три месяца в дали степной
Учила волчонка волчица
Работе и жизни иной.
Иным обучала повадкам:
Искать, догонять и хватать,
И снова бросаться, и в схватке
Уметь за себя постоять.
Забудешь! Попробуй поди-ка!
Тоскливо и хочется выть…
Ах, милая, добрая Динго,
Да можно ль всё это забыть?!
 
 
Неделя, другая проходит –
Волчонок всё так же грустит.
Днём спит или по двору бродит,
А ночью гуляет да спит.
Хозяин его не тревожит:
Пускай привыкает пока!
Не верит хозяин, что может
Быть прок от такого щенка…
 
 
Но Динго однажды сказала:
«Довольно тебе отдыхать!
Теперь уже время настало
Работу тебе подыскать.
Работы по дому немало.
Начнём-ка мы с самой простой:
Попробуй, дружок, для начала
Сходить на охоту со мной».
 
 
Охота – знакомое дело!
Волчонок заранее рад:
Он славился самым умелым
Среди своих братьев-волчат.
В приятных и радужных думах
Он ждал предстоящего дня…
 
 
Наутро хозяин угрюмый
Запряг вороного коня,
Улёгся на сани, вожжами
Прищёлкнул, прикрикнул: «Эгей!» –
И тихо поехали сани,
А дальше быстрей и быстрей.
В присутствии волка намного
Резвее бежал вороной,
И так и взмывал над дорогой
Снежинок поток озорной.
 
 
До вечера ехали полем.
Хозяин дремал на санях.
Волчонку взгрустнулось о воле,
О летних безоблачных днях,
Но Динго его отвлекала
От воспоминаний таких:
О чём-то его наставляла
Всё время, до самой реки.
 
 
Спустились к реке, отыскали
В долине охотничий дом.
Коня вороного оставил
Хозяин в конюшне при нём,
А сам на рассвете трескучем
Взял лыжи, мешок и ружьё,
И вот по сугробам и кручам
Пошли они дальше втроём.
Найти это место непросто,
Но был там хозяин не раз
И знает, где Заячий остров
От лишних скрывается глаз.
Он тянется лентою узкой
Вдоль берега, виден едва,
И делит широкое русло
На два небольших рукава.
Охотничьих много угодий,
Но лучше него не сыскать:
Десятками зайцы приходят
На остров, чтоб ивы глодать.
 
 
Однако иную картину
В тот год мы увидеть могли:
На острове было пустынно.
(«Неужто и зайцы ушли?»)
Всё утро добычу искали,
Устали, продрогли насквозь,
И всё же с пустым руками
Домой возвращаться пришлось.
Хозяин был зол не на шутку
На холод, на зайцев самих,
На то, что потеряны сутки
Из редких его выходных.
Волчонок грустил, что уменье
Своё не покажет никак…
И вдруг закричал в изумленье
Хозяин: «Смотрите, корсак!»
И правда, степная лисица
Копала в сугробе мышей.
Желая скорей отличиться,
Волчонок рванулся за ней;
А Динго бросаться не стала –
Проверить хотела, видать! –
«Гони её, – только сказала, –
На нас, но не вздумай хватать!»
Куда там! Он так торопился!
Все силы собрав для броска,
Совсем промахнулся: вцепился
Не в горло, а в хвост корсака.
Однако корсак извернулся
И, цапнув волчонка за нос,
Чуть-чуть посильнее рванулся,
Метнулся – и ноги унёс.
Расстроен, разбит, уничтожен
Наш горе-охотник Волчок,
И Динго растеряна тоже:
Как он опозориться мог?!
Хозяин, конечно, в лисицу
И целиться даже не стал:
Она ж ни на что не годится –
Лиса с половинкой хвоста…
 

* * *

 
«Ах, милая Динго! Хозяин
С того злополучного дня
Ни видеть меня не желает,
Ни слышать не хочет меня.
Неужто он эту охоту
Простить мне не может никак?»
А Динго в ответ ему: «Что ты,
Причина совсем не корсак.
Пойми: нет в краях наших зверя
Вредней и опасней, чем волк.
Хозяин – он просто не верит,
Что с волка получится толк.
А ты свою силу и смелость
Ему показать не спеши,
А лучше уж преданность делом,
Работой ему докажи».
 
 
Какую ж такую работу
Волчонку теперь предложить?
«Ну что же, не вышло с охотой –
Попробуй-ка дом сторожить.
Но только запомни основу:
Кидаться нельзя на людей!
Уж если увидел чужого –
Ты голос подай поскорей».
 
 
Вот это работа! Ночами
Волчонок теперь на посту:
Он ходит и ходит кругами
И зорко глядит в темноту,
Весь слух напрягает, все силы,
Хозяйским доверьем гордясь…
Вот только воров не водилось
В селении том отродясь.
А днём… Засыпая в сарае,
Он думает: всё хорошо.
Есть Динго. Работа. Хозяин.
Чего ж тебе надо ещё?
Но стоит глазам лишь закрыться –
Опять наплывает тоска…
И снится волчонку волчица,
Волчата-друзья. И река.
И снова – вода ледяная,
И снова он борется с ней…
Что нужно для счастья, я знаю:
Всего лишь чтоб не было дней.
 
 
Однажды в вечернюю пору
Под плач монотонный пурги
Послышались из-за забора
Волчонку чужие шаги.
Такое случалось нередко:
То гости к ребятам придут,
То вдруг забегает соседка,
За нею – сосед тут как тут;
Порой незнакомые люди
Средь ночи стучатся в окно,
Хозяйка хозяина будит,
Мороз ли, метель – всё равно
Хозяин уходит из дома,
Приходит усталый и злой…
 
 
Но что это? Гость незнакомый
Калитку толкает ногой,
Проходит во двор, у порога
С плеча опускает рюкзак
(Не видя, с какою тревогой
Следят за ним волчьи глаза),
Бросает рюкзак на ступени,
По ним поднимается в дом
И двери, ведущие в сени,
Своим открывает ключом!
 
 
Тут лопнуло волчье терпенье!
И так был удачен прыжок,
Что даже вожак, без сомненья,
Ему позавидовать мог…
 
 
Не хочется, честное слово,
Писать мне подробно о том,
Как вышел хозяин суровый,
Крыльцо осветил фонарём.
За ним и хозяйка с двустволкой,
За ней – ребятишки гурьбой,
И как они бедного волка
Пинками погнали долой!
Он спрятался за угол дома,
Побит и обижен навек;
Тем временем гость незнакомый
Степенно отряхивал снег,
И вора – чудная картинка! –
Бросаются все обнимать,
Скулит и ласкается Динго…
Ну что за промашка опять!
 
 
«Ах, Динго, зайди на минутку,
Хоть ты-то меня не бросай!» –
Волчонок уж целые сутки
Боялся покинуть сарай.
«Да, старый хозяин из дому
Хотел тебя выгнать уже;
Не бойся! Зато молодому
Пришлась твоя прыть по душе,
И он на тебя не в обиде;
Теперь же смотри, не зевай!
Как только он из дому выйдет –
Беги и мирись. Ну, давай!»
 
 
Едва бесконечная вьюга
Чуть-чуть начала утихать,
Как два новоявленных друга
Отправились в степь погулять.
По узкой тропинке от дома
Пошли они мирно вдвоём,
И каждый стремился другому
Поведать скорей о своём.
Волчонок вначале пытался
На волчьем своём языке
Ему рассказать, как ломался
Под лапами лёд на реке,
Как просто в степи заблудиться,
Как страшно от стаи отстать,
Как каркает чёрная птица,
Как снятся волчата и мать.
Однако хозяин, пожалуй,
Не понял совсем ничего;
Другая беда занимала
Все мысли и чувства его.
Шагая пустынной дорогой,
Он вслух рассуждал не спеша:
«У нас с тобой общего много,
Ты мне как родная душа.
У нас, у сынов человечьих,
Есть много звериных начал:
Я тоже клал лапы на плечи
И тоже пинка получал.
Я тоже как тигр бросался
И почву терял из-под ног,
Я тоже героем казался
И, в сущности, тоже щенок…»
И оба невольно вздохнули:
Волчонок – что жить тяжело,
Хозяин – о том, что Айгули
Не хочется ехать в село.
И оба вернулись обратно,
Проблем не решив никаких,
Но чувство какого-то братства
Осталось в сердцах у двоих.
 

* * *

 
Сугробы всё так же сверкают
И ветры всё так же шумят,
И всё-таки раньше светает,
И всё-таки позже закат.
Морозы такие же вроде,
Такой же неласковый снег,
И всё-таки что-то в природе
Уже говорит о весне.
Порою нам кажется вечной
Невзгод непроглядная тьма;
Неправда; всё в мире конечно –
И горе, и грусть, и зима.
 
 
Волчонку такое не снилось!
Всего лишь за несколько дней
Всё в жизни его изменилось
И всё перепуталось в ней.
Теперь не грустит по былому
Он ранней рассветной порой,
А ждёт, когда выйдет из дому
Хозяин его молодой.
Всегда он спокоен и весел,
Присвистнет, прикрикнет:
«Волчок!» –
И звонко по носу отвесит
Совсем необидный щелчок.
А то ещё сморщится строго,
Прикажет сурово: «Гулять!» –
И той же знакомой дорогой
Идут они вместе опять.
Он неистощим на загадки,
На выдумки неистощим.
Теряет в сугробах перчатки
И шепчет волчонку: «Ищи!»
То палку бросает не глядя,
И та же команда опять;
Волчонок хозяина ради
Готов её с неба достать.
А то и без всякой забавы
Блуждают без троп и дорог
Той степью, в которой недавно
Волчонок был так одинок.
Но только хозяин порою
Вздыхает: «Мой маленький брат,
Я был бы так счастлив с тобою
Лет пять или десять назад!
Да мы б и теперь отдохнули,
Пожалуй, ещё веселей,
Но нету со мною Айгули…»
И что он скучает по ней?
 
 
Вот так. И приносит с собою
Незримая эта весна
И дружбу, и чувство такое,
Какого волчонок не знал.
Как будто за муки в награду
То чувство, возникшее в нём:
Весь день он с хозяином рядом,
Всю ночь вспоминает о том,
И радостно сердце стучится,
И мысли светлы и легки…
Забыты и сны о волчице,
И буйство коварной реки.
И память о ночи морозной,
Всем бедам начавшей отсчёт,
Хранили лишь ветер, да сосны,
Да чёрная птица ещё.
 
 
Всё в жизни конечно. Бесспорно,
И счастье недолгое в ней.
Шло время, и минуло скоро
Коротких четырнадцать дней.
Детишки не скачут, не шкодят,
Притихли. Хозяйка в слезах.
Хозяин из дому выходит,
В руках его тот же рюкзак.
И джинсы походные те же,
И старая курточка та,
Где вышито сзади: «Надежда»,
А спереди: «Алма-Ата».
Как будто бы чёрные тучи
Мгновенно окутали дом,
И где-то автобус вонючий
Сердито рычал за углом.
По узкой дорожке по парам
На этот удушливый дым
Шли Динго с хозяином старым
И сзади Волчок – с молодым.
И словно в каком-то тумане,
Который дышать не давал,
 

 
Запомнил он сцену прощанья
И краткие эти слова:
«Дружок, подожди до июля,
И будем мы вместе опять,
Как два кобеля… Без Айгули…
Недолго – пять месяцев ждать.»
Автобус закашлялся жутко,
Их снегом и газом обдал,
И скрылась зелёная куртка
Со словом последним – «Ата!..»
 

* * *

 
…А солнце всё там же садится
И там же, где раньше, встаёт.
Светает. Волчонку не спится.
Волчонок не ест и не пьёт.
Лежит он в сарае на сене,
И всё безразлично ему.
Забытый и брошенный всеми,
Не нужный теперь никому.
Что жить, что не жить – всё едино.
Бессмысленно. Хоть умирай.
 
 
Шагами неслышными Динго
Тихонько заходит в сарай.
Словечко поласковей ищет,
Каким бы утешить его,
И так начинает: «Дружище!
Ведь ты не собака, а волк!
Ждать лета осталось недолго,
Пять месяцев – это пустяк.
Опомнись! Да будь же ты волком,
Ведь волки сильнее собак!
Мне тоже разлука знакома:
Когда я моложе была,
Хозяин уехал из дома,
И я его тоже ждала…»
 
 
Вновь скрипнули двери сарая
(И ухом Волчок не повёл),
И старый угрюмый хозяин
Впервые к нему подошёл.
Он мисочку с запахом вкусным
К нему пододвинул слегка
И молча, с улыбкою грустной,
По шее погладил Волчка.
 

* * *

 
Метели, метели, метели –
Какой-то небесный обвал.
Недели, недели, недели,
Волчонок им счёт потерял.
Чуть-чуть потеплеет, оттает –
И тут же завьюжит опять,
Как будто зима наступает
И время пускается вспять.
Был март как февраль непогожий –
Метели да вьюги одни,
И всё же, и всё же, и всё же
Апрель наступает за ним.
 
 
Волчок наблюдает впервые
Явленье весенних чудес.
Сначала сугробы большие
Осели, утратили блеск;
Потом как-то дружно и сразу
Ручьи из-под них потекли, –
Всё сделалось серым и грязным,
Открылись участки земли.
Из каждой проталинки рыжей,
Сначала заметна едва,
Всё выше, и выше, и выше
Упорно тянулась трава.
Горластые птицы вернулись
Откуда-то издалека.
Всё пело; всё в мире проснулось,
Спала ещё только река.
И всё-то Волчку интересно,
Во всё он влюбиться готов:
И в крик журавлей в поднебесье,
И в первый весенний цветок.
Но главное, главное – это
Что вслед за ушедшей зимой
Приходит счастливое лето,
Хозяин вернётся домой.
 

 
Раз Динго с хозяином старым,
А также, конечно, с Волчком,
Отправились к ближним кошарам:
Старик – на коне вороном,
А Динго с волчонком трусили
Немного поодаль за ним,
И травы степные пьянили
Волчка ароматом своим.
С какой-то щемящею грустью
Смотрел повзрослевший Волчок
На каждую кочку и кустик,
И нюхал… И вспомнить не мог.
А Динго за ним наблюдала,
Занятий не видя иных,
И сердце её замирало
От странных предчувствий дурных.
 
 
Лишь только под вечер добрались
До места они наконец.
В кошару уже загоняли
Большую отару овец.
И Динго сказала: «Смотри же!
Мы тоже их будем пасти.
Иди и посмотришь поближе…»
Волчонок не смог подойти!
Панически овцы в загоне
Метнулись при виде Волчка;
Шарахнулись в сторону кони,
Забыв о своих седоках;
Закрылись ворота кошары,
И тут, в довершенье всего,
Огромная свора овчарок
Набросилась враз на него.
С овчаркой поладит не каждый.
Волчонку бы несдобровать.
И Динго бесстрашная даже
Собак не смогла бы унять,
Хотя не жалела ни силы,
Ни шкуры своей, ни зубов;
Свирепые псы отступили
Лишь только под градом кнутов.
Они отошли огрызаясь;
Волчонок рычал и дрожал;
Старик, с пастухами ругаясь,
Сердито руками махал;
Храпели их лошади дико,
А овцы собрались гурьбой…
Хозяин, не глядя на Динго,
Сказал ей: «Ступайте домой».
 
 
Не время зализывать раны:
Уже начинало темнеть,
А ночь быть грозилась туманной.
«Ах, милая Динго, ответь!
Я этих собак не обидел,
Я этих овец не гонял,
За что же одни ненавидят,
Другие боятся меня?
Я сделал кому-нибудь плохо?
Себя я неправильно вёл?»
И Динго сказала со вздохом:
«Но ты не собака, а волк!
Здесь нет вероломнее зверя,
Здесь нету страшнее врага,
Не может быть к волку доверья
У тех, кому жизнь дорога…»
«Но как же с тобою, с собакой,
Мы делим и пищу и кров,
И даже работою всякой
Как пёс я заняться готов,
Чужого не тронул я сроду,
И ем я собачью еду,
И пью я хозяйскую воду,
И верно хозяина жду!»
И долго при полном молчанье
Брели по дороге они.
Навстречу в кромешном тумане
Уже попадались огни.
«Мой милый, я верю, я знаю,
Что ты говоришь мне любя;
Но я одного опасаюсь:
Что сам ты не знаешь себя…»
 
 
И словно тому в подтвержденье
Из мутного воздуха вдруг
Родился над спящим селеньем
Глухой торжествующий звук.
От этого жуткого воя,
Летящего из темноты,
Застыло на миг всё живое,
Прижалось, поджало хвосты;
Всё в мире – и люди, и звери –
Всё в страхе; скорей на крючок
Закрылись калитки и двери…
А что же несчастный Волчок?!
Как будто душа оборвалась…
Как стержень сломался внутри…
Всё дрогнуло, сердце упало,
И лапы его понесли…
Знакомый, знакомый до боли
Короткий прерывистый вой…
Волчица… И стая… И воля…
Скорее! Скорее домой!
Скорее, скорее в селенье!
Быстрее, быстрее назад!
Чтоб только не видеть смятенья
И страха у Динго в глазах…
Скорее! В сарайчик, под крышу,
Зарыться в солому, в песок!
Чтоб только не слышать, не слышать
Далёких родных голосов…
Куда бы от памяти скрыться?
 
 
Давно уже тихо кругом.
Уснуло село, но не спится
Волчонку в сарае своём.
Холодный туман заползает
К нему в незакрытую дверь.
«А волки, наверное, в стае
Меня б не узнали теперь…»
И в памяти вновь промелькнули
Волчата, красавец-вожак…
«Дружок, подожди до июля…»
И то не забудешь никак!
Что ж это, что ж это такое?!
Всё ж было нормально уже!
И вновь никакого покоя,
И снова тоска на душе…
 
 
Вороны раскаркались хором.
Волчонок и спит и не спит.
То чудится, что за забором
Автобус пыхтит и хрипит;
То треск померещится – будто
Крошится под лапами лёд…
 
 
Хозяин, вернувшись под утро,
Сказал: «На реке ледоход».
 

* * *

 
Последнее сопротивленье
Зимы наступленью весны,
Последнее прикосновенье
Ладоней её ледяных,
Последнее напоминанье –
Какой она долгой была,
Последнее очарованье
Под звон хрусталя и стекла.
Последнее нагроможденье
Сиренево-мраморных льдин,
Последнее предупрежденье
Жильцам островов и долин:
Узнав после плена свободу,
Бушует степная река,
И скоро весенние воды
Покроют её берега.
 
 
С приходом весёлого мая
Прибавилось в доме хлопот.
Хозяйка с детьми начинают
Копать и сажать огород.
Весь двор исчертили дорожки –
Не сделаешь лишних шагов:
Не смей наступать на картошку!
И хвост убери с огурцов!
Волчок попытался сначала
Помочь им редиску сажать –
Ух, как от хозяйки попало! –
И он расхотел помогать.
Как только проклюнулись всходы,
Волчонок в конце-то концов
Нашёл по уменью работу:
Стеречь огород от скворцов.
Куда же такое годится!
На вид-то, пожалуй, они
Довольно приличные птицы;
А хитрости, наглости в них!..
Один изумительным пеньем
Вниманье Волчка отвлекал,
Другой в то же самое время
Бессовестно грядки щипал.
Но планы коварные эти
Мгновенно Волчок раскусил,
И даже хозяин заметил,
Что он, не жалеючи сил,
С работой справлялся отменно;
Хозяйка кричала смеясь,
Что самого лучшего хрена
По осени сторожу даст.
Детишки играли, шалили,
И кто бы там где-то ни выл,
Но здесь все волчонка любили
И всех здесь волчонок любил.
А мудрая Динго смотрела,
Чтоб делал Волчок что хотел,
Но был бы всё время при деле,
Но только бы в степь не глядел.
 

 
Следила? Боялась? Напрасно!
Да он и не смотрит туда.
Решил он и твёрдо и ясно,
Что будет хозяина ждать.
Да, верность – прекрасное слово.
Да только скажу наперёд:
Природа не тронет чужого,
Но то, что своё – заберёт.
 
 
Оно неизбежно случилось:
Деньков через пять или шесть
Волной по селу прокатилась
Тревожная тайная весть,
Что где-то на пастбищах дальних,
Где с мая отары пасут,
Матёрого волка поймали
И к ночи в село привезут.
И слух этот, словно зараза,
За каждую дверь проникал,
И Динго подумала сразу:
«Вот только б Волчок не узнал…»
Секретов, вы знаете, всяких
И людям доверить нельзя;
А что уже знают собаки –
То знает губерния вся.
 
 
Когда пастухи заезжали
Во двор одного из домов,
Туда все собаки сбежались
От дряхлых старух до щенков.
Собрались и бабы, и дети,
И все мужики из села, –
Все любят диковинки эти;
И Динго туда же пришла.
И видит: с подводы снимают
Большую волчицу они;
В зубах её трубка стальная,
На морде и лапах ремни
Намотаны густо и грубо;
Мальчишки визжат и кричат:
«А зубы какие! А зубы!»
Собаки злорадно рычат:
«Попалась! Попалась! Попалась!
В зверинец тебя! На позор!
Что скалишься? Мало досталось?» –
И лают, и дразнят в упор…
Она б умереть предпочла бы…
Толпа от восторга гудит:
«А лапы какие! А лапы!
А шкура-то, шкура, гляди!..»
 
 
А Динго стоит удручённо,
Глаза только видя одни:
В глазах у неё обречённость
И боль затаённая в них;
Толпу озирают с презреньем
Два узеньких чёрных зрачка.
В них злобы и страха – ни тени…
Такие точь-в-точь у Волчка…
 
 
Волчицу подняли в телегу,
Для верности цепь прикрутив,
Чтоб сразу же после ночлега
В райцентр её отвезти.
Натешившись зрелищем новым,
Толпа разбрелась кто куда;
А Динго подумала снова:
«Узнает волчонок – беда…»
 
 
Недаром в зверином народе
Известна пословица так:
Чтоб знать, что и где происходит,
Жди ветра и слушай собак.
Волчонок сидел у забора,
Своих не жалея ушей;
Все сплетни и все разговоры
Собрал он с окрестности всей.
И понял, что двор без охраны;
Другие дома далеко;
Что сильно охотники пьяны
В честь редкой удачи такой;
А значит, не так уж и сложно
Попасть ему к пленнице той,
Спасти её, если возможно,
И тут же вернуться домой.
Никто ничего не узнает,
Не смогут его обвинить.
Спросить – из какой она стаи?..
Нет, лучше судьбу не дразнить…
Всё было продумано чётко,
Осталось чуть-чуть подождать.
Так сердце стучит у волчонка,
Что он не боится проспать.
 
 
Стемнело. Все окна погасли.
Ещё подожди. Не спеши…
Спит Динго. Всё тихо. Прекрасно…
На улице нет ни души…
Крадётся Волчок вдоль заборов,
Боясь потревожить собак;
И самые хитрые воры,
Наверно, не прячутся так…
Окутать волчонка стремится,
Как будто пытаясь помочь,
Тревожная чёрная птица,
Густая безлунная ночь.
 
 
Всё тихо. Волчонок у цели.
Дорога истоптана вся.
А вдруг уж уехать успели?
Нет, ночью им ехать нельзя…
Калитка закрыта. Спокойно.
С трудом в подворотню пролез.
Телега на месте. А кони?
Нет вроде. А пленница есть?
Вскочил на телегу неловко
И видит: она на цепи,
В каких-то ремнях и верёвках,
Лежит и как будто бы спит.
И сердце опять покатилось,
Как ночью туманною той…
Пускай всё на свете забылось –
Одно не забыто тобой!
Да разве ж её не узнаешь,
Хотя между ними зима?!
Лежит – неживая? Живая? –
Волчонка несчастная мать!
Глаза приоткрылись… Моргнули…
Темны, равнодушно-пусты…
И ожили вдруг!.. И взглянули
В немом изумлении: «Ты?!»
 

 
Ещё далеко до рассвета,
Но мгла начинает редеть.
Отчётливей стали предметы.
Им надо, им надо успеть…
Котёнок пронзительно громко
Мяукнул, вскочив на плетень.
И тут под зубами волчонка
Расползся последний ремень.
Теперь за ошейник… Готово!
Железная звякнула цепь…
Не сказано лишнего слова;
Дорога знакомая – в степь!
 
 
Уже просыпаются птицы.
Тонюсенький месяц угас.
Волчонок идёт за волчицей
И слушает горький рассказ,
Как долго и неумолимо
Волчицу глодала тоска –
Кто сыном был самым любимым,
Того поглотила река;
Тяжёлым каким и печальным
Был путь до желанной земли,
И серые братья-волчата,
Увы, до неё не дошли;
Как сильно уменьшилась стая,
Приблизившись к цели своей,
И как повстречала хозяев,
Не очень любивших гостей;
Как в поле таёжные волки
Неравный затеяли бой,
И в яростной схватке недолгой
Пал первым вожак молодой;
Как, лучших из лучших теряя,
Им бегством спасаться пришлось,
И как обезглавленной стае
В тайге этой трудно жилось…
Волчонок взволнованно слушал…
«Сынок, я одно поняла:
Всегда будет родина лучше,
Какой бы она ни была.
А жизнь не боюсь потерять я;
Что жизнь мне? Я мать-сирота;
Отец твой и серые братья
Уже не вернутся сюда;
Вся стая на пары распалась,
Моя ж одинока судьба…
Да зря я судьбу проклинала:
Она мне вернула тебя!..»
 
 
Опасная кончилась зона,
Осталось село позади.
Промолвил волчице волчонок:
«В овраге меня подожди».
И бросился к крайнему дому –
Волчонка мятежной душе
Такому ещё дорогому,
Такому чужому уже.
Как это расскажешь волчице?
Она бы понять не смогла.
Взглянуть напоследок, проститься…
Вот только бы Динго спала…
О голосе крови не зная,
Увидев сарайчик пустой,
Что скажет любимый хозяин,
Хозяин его молодой?
Вот старый ни слова не скажет,
И это понятно вполне.
А Динго… А Динго-то как же?
Нет, лучше не думать о ней…
 
 
Вдруг Динго, как белая пуля,
Летит на волчонка стремглав!
В глаза ему только взглянула…
И сразу же всё поняла!
«Уходишь?! – оскалилась грозно, –
И это-то верность твоя?
Я думала – это серьёзно!
А как же хозяин? А я?!
Тебе ли здесь голодно было?
Тебе ль не хватало чего?
Да я ли тебя не любила,
Как будто щенка своего!»
 
 
«Прости меня, милая Динго,
За мой неисполненный долг.
Но ты мне так часто твердила,
Что я не собака, а волк!
Слова эти колкие, помню,
Ты мне повторяла не раз;
Тогда я их так и не понял,
А понял их только сейчас.
Я долго бороться пытался,
Всё время до этого дня,
И я бы с тобою остался,
Но это – сильнее меня!..»
 
 
Ещё раз Волчок оглянулся
На дом, оставляемый им,
И степью к оврагу рванулся…
 
 
Мы тоже прощаемся с ним.
 

* * *

 
Уж несколько лет пролетело;
Да мы их не будем считать.
И Динго совсем постарела,
Хозяину прямо под стать.
Они на охоту не ходят;
Лишь к речке в погожие дни
С хозяйкой Айгулью выводят
Детей на прогулку они.
И слушают сказки и басни
Заезжих чужих пастухов,
И всё о какой-то ужасной,
Загадочной стае волков.
О дерзких и смелых налётах,
Устроенных стаею той,
Гуляют кругом анекдоты;
В той стае вожак молодой,
Который ну просто как чудо:
Невидим и неуловим,
Он может быть сразу повсюду,
Но мало кто встретился с ним.
И стая его процветает,
А всё потому, что вожак
С завидною точностью знает
Повадки людей и собак.
 
 
Но словно бы круг очертили
Вокруг небольшого села:
Ещё никакая скотина
Украдена в нём не была;
И даже на пастбищах дальних,
Где жить безопасно нельзя,
Селян никогда не пугали
Горящие волчьи глаза.
И, выслушав новую байку,
Задорно смеётся в ответ
Лгунам молодая хозяйка:
«Волков-то здесь отроду нет!»
Лишь старый хозяин порою
Своим усмехнётся мечтам:
«Не наш ли, Динуля, с тобою
Приятель орудует там?»
А Динго хвостом завиляет,
В ответ проскулит – и молчок.
Она-то, конечно же, знает,
Что этот разбойник – Волчок.