Текст книги "Второй курс: Жезл Наполеона. Курс для отличницы по шпионажу"

– Их ферштейн зи нихт! – отвечаю я и смотрю умоляюще на куратора. Но тот именно в этот момент стал что-то писать у себя в блокноте. Он что, не видит, как меня хотят отдать этому животному?!

– Ну, нихт, так нихт, – соглашается Грибус, – Потом подробно объясню.

И берет меня за руку. Драться мне с ним что ли? Я опять смотрю на куратора, еще секунда, и меня уведет этот тонтон-макут! И в это время шеф поднимает голову от блокнота.

– Борис Эрастович, – как ни в чем не бывало, обращается к моему конвоиру шеф, – Вы пока оставьте Кузнецову здесь. Нам надо несколько моментов письма уточнить. Это сейчас единственная возможность найти его.

Работа мысли явно отобразилась на лице Грибуса. Он сомневался, можно ли меня, всю такую ценную, доверить полковнику. Но мой шеф стер все его сомнения одной фразой:

– А вы, Борис Эрастович, можете быть свободны. Я сам Кузнецову потом отведу в изолятор.

И, раскрыв свой блокнот, сказал уже мне:

– Садись, Кузнецова, у нас еще окончание не восстановлено!

Как он вот так, с ходу научился выговаривать отчество этого крокодила? Привыкший к суровой армейской дисциплине, Грибус сказал:

– Хорошо, я понял.

И вышел из комнаты. Мне очень хотелось проверить, ушел он или стоит под дверью, но я еще не знала планов куратора! Может он и в самом деле хочет уточнить что-то в письме, а потом отвести меня в подвал!

– Алексей Валерьевич, – проблеяла я, еще немного, и я заплачу. Страшно мне не было, а вот обида была. Полковник что-то быстро писал, не поднимая головы.

– Алексей Валерьевич! – чуть повысила я голос. Моя судьба, можно сказать, решается, а ему приспичило писаниной заняться.

– Все очень серьезно, Натали, – оторвался от блокнота полковник, – Если письмо не будет найдено, то из Института тебя отчислят. Можешь не сомневаться. Но перед этим Грибус будет всеми средствами добиваться от тебя «воспоминаний». Ты про сыворотку правды слышала?

Я сглотнула. Слышала, конечно. Это очень неприятная штука позволяет при допросе сделать предельно откровенным любого. Но последствия непредсказуемые. Человек может просто сойти с ума.

– Я не знаю, где письмо. Да, моя вина в том, что я не сдала его Пастору. Но где оно сейчас, я не знаю. И сыворотка здесь не поможет.

– Вот об этом ты и расскажешь Грибусу. Объективно если посмотреть, то ты письмо получила, с ним работала, потом оно пропало. Люська отрицает, что видела письмо, поэтому это только твои слова.

– Но что же делать!? – шепчу я в отчаянии.

– Думать! Всё в твоей голове, все решения и все ответы, – дает умные советы шеф, – И искать письмо. Или жезл! – неожиданно заключает он.

– Да, в изоляторах это будет делать особенно удобно. Что? Жезл? – доходит до меня последнее предложение полковника, – Но где я буду его искать? Вы же сами говорили, что утрачен! Клеопатра и всё такое.

– Не Клеопатра, а Таис Афинская! – обиделся куратор, – И помни, что жезл в нашем мире! Может, он завтра проявится. А мы знали о нем, но не сделали ничего. Ты понимаешь, чем может грозить Земле климатическое оружие такой силы? Думай. Но времени у тебя мало. Сегодня суббота, у тебя есть дни до пятницы следующей недели, – тихо говорит куратор и поворачивает ко мне свой блокнот. Решительный палец полковника легонько постукивает по только что исписанной странице.

«Я сейчас выведу тебя. Времени у тебя пять-шесть дней. Потом или ты принесешь письмо в Институт, или Грибус принесет тебя», – было написано быстрым подчерком шефа.

Я удивленно подняла на него глаза. Мне предлагалось бежать, перейти на нелегалку и заняться поисками письма. Против меня будет весь аппарат собственной безопасности Института, а это не банальная полицая! Здесь работают серьезные ребята. Хотя и полиция может быть подключена к поиску сбежавшей студентки. А что? Скажет ректор, что я унесла у него из сейфа чертежи молекулярного пистолета или схему работы атомной дубинки! И будет родная полиция ждать меня на каждой станции страны. Эти мысли куратор явно увидел у меня на лице, поэтому сказал:

– Я знаю, что это непросто. Прикрытия я тебе обеспечить не могу. Но это твой единственный шанс. Решай.

Куратор взглянул на дверь, за которой скрылся Грибус. И я решила!

– Я решила, помогите мне выйти из здания.

– Я в тебе, девочка, не ошибся! – улыбается куратор, – Действие всегда побеждает бездействие. Пошли. Твоя машина где?

Я с изумлением посмотрела на него. А про Майбах он забыл?

– Моя машина в ремонте. Могу взять у соседа на время, если до дома доберусь.

– А вот домой тебе нельзя. Там будут искать в первую очередь. Позвони кому-нибудь из своих, успокой, скажи, что на неделю ты будешь на практике. И начинай действовать!

– А как я буду действовать без машины? На трамвае, что ли?

– Не дерзи! Ты возьмешь, ну или можно сказать, угонишь машину прямо от Института. Тебе сейчас важен результат. Сопутствующие издержки неизбежны. Это понятно?

– Да. Я готова.

– Майбах не бери! – смеется уже в коридоре куратор, – На нем стоит система отслеживания через спутник. Возьми, что попроще.

Куратор открыл дверь в коридор, жестом поманил меня, и я пошла в побег! Легко и стремительно мы преодолели лестницу до первого этажа. Баба Нюра еще не домыла пол. Увидев припозднившегося преподавателя со студенткой, она кивнула головой. Я хотела сказать шефу, что теперь и ему не отвертеться, за пособничество при побеге его накажут, но куратора уже не было рядом. Испарился он, что ли? Размышлять над способностями полковника к фокусам я не стала, потому что толкнула тяжелую дверь Института и вышла во двор.

Н-да! Выбор небогатый. На нелегалку мне придется уезжать на угнанном Москвиче дворника дяди Гены. Потому что других машин во дворе не было. Не считая внедорожника самого куратора, двор был пуст! Но я же не буду угонять внедорожник шефа! На такие «сопутствующие издержки» куратор вряд ли готов! Если я возьму его любимый Патрол, он мне этого не простит никогда. Даже если я принесу не только письмо, но и приведу самого Наполеона! Как вариант остается, только Москвиченок дяди Гены, выпуска одна тысяча семьдесят второго года, который стоял устало в самом углу площадки.

Часть 6

В молодости это чудо советского автопрома имело ярко оранжевый цвет. Но время перекрасило Москвиченка в невнятный, грязно желтый колер. Чтобы узнать настоящий цвет автоскакуна, надо открыть дверь. По периметру двери осталась полоса истинной окраски этого коня. Эту тайну я поняла, уже распахнув дверь. Распахнула и ужаснулась! Сейчас раздастся сирена противоугонки, выскочит дворник с метлой, и будет мне окончательный позор на всю жизнь.

Люди станут вести отсчет времени от этого выдающегося события! Когда это было? «А в ту осень, когда Кузнецова хотела угнать у нашего дяди Гены Москвич! Хорошо, что он вовремя выбежал из дворницкой! Метлой ее отдубасил! А то прощай, машина! И вместе с ней ценная подшивка журнала „Пожарное дело“ за одна тысяча восемьдесят первый год и две пары почти новых калош», – скажут люди.

Дверь машины открылась без всяких проблем. Дворнику даже мысль об угоне не могла прийти в голову. Я огляделась, на площадке перед Институтом было пусто. Время субботнее предвечернее разогнало всех студентов и сотрудников по домам. Только Грибус в своем желании засадить бедную Натку, зарылся где-то в дебрях Института. Мысль о Грибусе придала мне уверенности и сняла последние моральные препятствия. Я аккуратно села на водительское сиденье. Быстро оглядела спартанскую обстановку салона, рваное и заштопанное кресло пассажира, треснутое лобовое стекло, какой-то железный хлам на заднем сиденье. На то, что где-то здесь дядя Гена оставит мне ключ, я не надеялась. Заводить машину без ключа я и так умею. Учит нас подобным штучкам майор-десантник, преподаватель предмета «Общие основы выживания и безопасности» по фамилии Баранов. При такой богатой фамилии прозвище ему так и не придумали!

Конечно, Майбах я не заведу! Там нужно специальное оборудование. У него электроника готова к вторжению, таких, как я, угонщиков. А вот несложный в этом отношении Фокус заведу запросто! Но даже этого мне делать не пришлось. Дядя Гена предусмотрительно оставил ключ в замке зажигания. Я даже растерялась. Возможно, есть на карте страны такие места, где люди добры и доверчивы настолько, что оставляют ключи в замке зажигания своих машин. Может дядя Гена из таких альтруистов? Жизнь в Москве за непродолжительный срок сделает из самых отъявленных и наивных простаков подозрительных и крайне недоверчивых мизантропов88
  Мизантроп – Человек, который не любит людей, испытывает к ним неприязнь и ненависть.


[Закрыть]. Но через секунду я поняла, что альтруизм дяди Гены вынужденный, ключ в замок зажигания просто вварен намертво. Вытащить его оттуда не сможет даже рукастый дворник. Надо убираться отсюда, пока дядя Гена или Грибус не спустились.

– Прости меня, дядя Гена! – как заклинание повторяю я, выруливая на Можайское шоссе. Скрипя и завывая на подъеме, Москвиченок довольно проворно повез меня на выезд из Москвы. И только сейчас я поняла, что совершенно не понимаю, куда мне ехать! То, что домой нельзя, это я усвоила. Но куда можно? А главное, куда нужно? Стоп! Люська! Только она может вернуть письмо, потому что, как ни крути, она последняя, кто его видела. Надо искать адрес Люськи. По мобильнику звоню Вальке и надеюсь, что меня еще не ищут, и мой мобильник на прослушку еще не поставили.

– Валька! – обрадовалась я деловому Валькиному «Ало», – Привет! У тебя есть адрес Люськи?

У Вальки есть адреса почти всех людей, с которыми его когда-либо столкнула жизнь, он собирает, даже коллекционирует все данные. Валентин еще на первом курсе обошел каждого студента в группе, и записал их адреса. «Это информация. А в мире нет ничего более ценного!», – говорил Валька. И теперь я хочу получить у него эту ценную информацию.

– А тебе зачем? – спрашивает он, но тут же говорит, – Пиши! Осенний бульвар, дом двадцать четыре. Это район Крылатского. Только когда поедешь, лучше сразу на дублера съезжай.

Дав совет, он отключился. Даже не стал слушать мой ответ! Ладно, спасибо я тебе скажу, когда увидимся. А сейчас едем к Люське. Это хорошо, что она в Крылатском живет. Мне до нее по Рублевке не больше двадцати минут хода. Только съезд на шоссе-дублер Рублевки не пропустить бы!

Но все расчеты разбились о реальные возможности моей автотелеги. Тяжело и натужно она набирала скорость, гремя всеми своими железными внутренностями. Мимо проезжающие граждане просто в восторге от вида самодвижущегося чуда в виде Москвича. Шофер микроавтобуса улыбается широко и машет рукой, показывая на место рядом с ним. Нет, добрый водитель автобуса в стиле мини, с тобой я не поеду. Вон мимо проезжает владелец Лады, так у него просто праздник сегодня! Глядя на меня, он ощущает невиданное превосходство. Еще бы, у него, в отличие от моей машины, есть рабочие дворники на переднем стекле, все фары горят, а в салоне играет музыка.

Хотя музыка и у меня есть! Нет навигатора, нет датчика дождя, нет даже подушек безопасности, а аудио квадро система есть! Только вписана система не в панель приборов, а просто так лежит около рычага переключения скоростей. Выставив желтое брюшко и протянув к нутру машины несколько цветных проводков, радиоприемник выдает в салон отрывки песен, обрывки слов, но чаще серый шум эфира. Может это сквозь время ко мне сюда прорываются передачи пятидесятилетней давности? Вот, победив эфирные помехи и время, передает новости станции «Хорошая волна», новости, безусловно, все хорошие. Но, перебивая оптимистичный прогноз погоды, радиоприемник выдает отрывок диалога двух политологов. Они доказывают друг другу, что хорошо быть богатым и здоровым, а вот бедным и больным – не очень хорошо. Подивившись сметливости собеседников, попыталась найти что-то более музыкальное, но кроме песни Газманова про бродягу-есаула, не нашла ничего.

– Ретро-авто! – пропело раскатисто радио, – вы слушаете нас, мы летим к вам сквозь время! – выдало оно свой фирменный слоган.

Ладно, без датчиков дождя обойтись можно, даже без навигатора. Но как можно ездить без подушек безопасности? Дядя Гена их демонтировал что ли? Никогда не поверю, что машина продавалась уже в такой комплектации! Из проезжающего Ситроена высунулась тщедушная фигура мужика в кожаной куртке. Нос у него несуразно большой, и цвет у этого органа несуразно синий. Ветер поднял волосы мужика, и он стал похож на клоуна в отставке. Снизив скорость, обладатель синего носа громко кричит мне:

– О, девушка, сколько стоит эта ржавая рухлядь?! Продай! Или, может, махнемся? А то мы боимся ездить быстро! – веселится человек-клоун.

Его сосед по теплой компании открыл окно со своей стороны, чтобы не пропустить ни одной реплики этого представления.

– Не! – вмешивается он, – Это нам не по карману! Только обмен!

– Боюсь, Колян, что она в довесок еще и доплату попросит! – подает свою реплику клоун.

– Ага! Захочет, чтобы еще коньками приплатили!

Это замечание вызвало бурю смеха в салоне. После чего они умчались, обсуждая все достоинства Москвиченка. А я им ответить не могу! Стекло с моей стороны не опускается! Даже ручку дядя Гена оторвал в приступе ярости. Может ему тоже на дороге предлагали такой обмен? Стекло не опускается, но зато есть форточка! Да-да! Настоящая, треугольная форточка. Она служит и связью с внешним миром, и климат-контролем, потому что кондиционера в этом дедушке раннего автопрома я тоже не нашла. «Нас обгоняет, кто пожелает!» – пропело радио. И очень кстати, по выделенной полосе меня уверенно обошел автобус. Обратно поеду на метро, злюсь я, там все равны!

Из пафосного Лексуса высунулась рука с планшетом, даже не взглянув, мой проезд по Рублевке снимают на видео! Сегодня народ будет читать комментарии к видео моего дефиле в Интернете!

Один напишет: «Я рыдал!!». Другой ему ответит: «Чет ни разу нисмешно: ((» или «Девушку и впрямь жалко… Я бы помог ей добраться до дому!». Обязательно найдется тот, кто спросит «А имя Котэ существует?», и закончит оптимист: «Бабуля МОЛОДЦА!!!!»

Нет, я не хочу быть героем Интернета! Будем отрываться от навязчивых сам-себе-режиссеров. В быстроходности Москвиченку с Лексусом не тягаться, а вот по медленноходности, пожалуйста. Я сбросила скорость до сорока километров в час, Лексус просто не мог соревноваться со мной на таких скоростях и быстро умчался вперед.

Скрипя и вздыхая, раритетный представитель предков современных минивенов привез меня к дому Люськи. Многоэтажка образца восьмидесятых годов прошлого столетия стояла в букете своих однотипных сестер. Единственным украшением дома были лифты. Порывом вдохновения они были вынесены наружу, отделаны матовым стеклом. С улицы было видно, как кабина лифта движется внутри этого огромного тубуса.

Москвиченок покачиваясь, въехал во двор Люськиного дома. Но двором эту небольшую территорию между проезжей частью и фасадом назвать было трудно. Несколько метров, пересеченных зеброй перехода, отделяли многоэтажку от Осеннего бульвара.

Приехали! Зная, что дверь Москвича дядя Гена-альтруист не закрывает, я тоже не стала морочить себе этим пустяком голову. Свободный пятачок для моего авто нашелся около небольшой изгороди, огородившей хилый газон. Неизвестная фирма «Травести» по своим нуждам пригнала и оставила здесь свой фургончик. А рядом и моему коню есть место. Странно! Фургончик похож на мебельный, а название фирмы совсем не мебельное! Скорее театральное! Может он реквизит бродячих артистов развозит?

Водитель фургона сидел за рулем и удивленно смотрел на меня. Примостив Москвиченок около добротного немецкого фургона, я сказала своему железному коню:

– Не бойся. «Травести» тебя прикроет, если что. Твои угонщики все на пенсии давно, а в цветмет тебя не сдашь. Все, что есть в тебе ценного…, – я задумалась, что же назвать ценным у этого Москвича, который на двадцать с лишним лет старше меня. Не нашла, – Все ценное надежно спрятано! – закончила я, захлопнула доверчивую дверь, улыбнулась водителю таинственной фирмы «Травести», и быстро отправилась к Люське. Домофон долго не отвечал, но все же я услышала немного сдавленный голос подруги:

– Да. Это кто?

– Люська, это я, Натка! Открывай!

– Ты одна? – поинтересовалась она.

– Ну, если сейчас не откроешь, то есть вероятность организовать небольшое столпотворение! – использую я шанс поднять Люське настроение. Но она так просто не сдается:

– Ты точно одна?

– Люська, это срочно, – теперь серьезным голосом говорю я ей, – Открывай быстро!

Рефлекс на команду сработал, Люська открыла дверь подъезда. И чего она так боится? Ее же не стали закрывать в сейфы? Но когда Люська встретила меня на шестом этаже, на пороге своей квартиры, я сама чуть не вскрикнула. Все руки моей однокурсницы были в крови. Я сначала этого не увидела, пока прошла в квартиру, пока привыкла к полутемному коридору Люськиной квартиры. Но повернувшись к зеркалу, я увидела в нем, как Люська убирает с лица волосы, а на лице остается кровавая полоса.

– Люська, что с твоими руками? – строго спросила я.

– Руками? – она безразлично посмотрела на свои руки, – А…. Это. Это ерунда.

– Что произошло? Говори быстро!

– Ты еще кухню не видела, – придвинув ко мне лицо с кровавой полосой, прошептала она. Я невольно отодвинулась от нее. Она мельком взгляну на себя в зеркало, попыталась стереть кровь с лица, но только еще больше размазала ее. Обойдя Люську, я распахнула дверь кухни.

– Люська, как ты ухитрилась такое сделать? – в ужасе отпрянула я обратно.

– Это не я! – испуганно прошептала она и заплакала уже навзрыд.

– Я немного уже убрала! Ты бы стол видела! – кричала она сквозь рыдания и показывала пакет, набитый кровавыми кусками бумажных полотенец.

– Не ты? Но кто?

Вся территория кухни была уляпана разного размера кровавыми кусками, кусочками и крошками.

Однажды моя бабушка поставила на плиту варить банку сгущённого молока, а сама спокойно села вязать дальше носки деду. Вот примерно через час, когда взрыв на кухне разбудил бабушку, кухня была украшена в том же авангардном стиле. Только крапинки и блямбочки, усеявшие потолок, поверхность шкафов и весь пол у бабушки были коричневого цвета, и пахло вкусно. Но здесь безумных дизайнер выбрал для своего творчества темно красный цвет крови. И запах был совсем не бабушкин. Преодолевая брезгливость, я взяла на кончик пальца небольшой кусочек этого жуткого декора. Что-то знакомое померещилось мне в этом месиве. Точно! Это куски печени.

– Люська, это печень, – констатировала я, вытирая палец об остатки полотенечного рулона.

Люська сразу перестала рыдать:

– Чья? – заинтересовано спросила она.

– А вот этого я тебе не скажу, но точно не твоя. А где твои родственники? – на всякий случай спрашиваю я у Люськи. Моя одногрупница недавно хвасталась, что ее сестра выходит замуж. Муж, правда, не москвич, работает в турагентстве, но они очень любят друг друга. Его родня живет далеко, и видеться они будут редко. Жить молодые решили в квартире у Люськи. Но уже вскорости выяснилось, что мама мужа желает навестить столицу, и для этого она взяла отпуск, и скоро прикатит из своего Житомира погостить. Слово «отпуск» вселяло надежду на то, что это штука, которая когда-нибудь кончается. Но новая родственница, с фольклорным именем Ганна, приехав «ненадолго», прихватила с собой свою младшую дочь. Отпуск у Ганны явно затягивался, и тогда Люська спросила, а не скучает ли родное производство по Ганниным рукам? Разразился грандиозный скандал. Люську обвинили в том, что она негостеприимная, что родители мужа, это и ее родители. Люська только открыла рот, чтобы сказать, что сын загостившейся мамаши ей не муж, но, увидев глаза сестры, спорить не стала. И теперь хорошенькая трешка Люськи стала похожа на молодежный хостел. Где управляющей стала Ганна. Люська жаловалась мне, что деловитая гостья запрещает ей даже готовить тогда, когда ее младшая дочь спит. Но где сейчас эта дружная семейка?

– Ганна со всеми укатила в Житомир, – зло сказала Люська, – Говорит, что по родным местам соскучилась. Вот бы и осталась там.

Люська даже забыла про кошмар на кухне.

– Люська, ты с Грибусом говорила? – поворачиваю я события в сторону поисков письма.

– Это новый зам по собственной безопасности? Говорила. Он обещал меня посадить в сейфы, я его боюсь, – бесцветно говорит подруга. Кровавый кухонный кошмар вытеснил у нее из памяти ужас перед Грибусом. Но кто же Люське кухню так уделал?

– Люсь, ты, когда пришла, ни какой записки не видела? При таком представлении тебе должны были записку обязательно представить.

– Ой! Точно! – вспомнила Людмила, – На стекле в прихожей висела. Ее на жвачку прилепили. Сейчас. Где-то я ее бросила. Увидела, что здесь твориться и забыла даже прочитать ее.

Люська взяла с холодильника смятый кусок бумаги, и, не разворачивая, отдала его мне.

«Следующий раз это будет уже твоя кровь. Ищи письмо, и сроку тебе три дня. Мы следим за тобой»

Люська, прочитав послание через плечо, ойкнула.

– А к-как они следят? – заикаясь, спросила она.

– Люська, посмотри в морозилке, там у вас была печень? – пришла мне в голову идея.

– Есть…., то есть, была, – открыла морозилку Люська. Теперь понятно, откуда они ее взяли. На вопрос «кто это был» я пока не готова ответить, но могу предположить, что так веселится Грибус.

– Что мне делать? – поникла головой подруга.

– Письмо искать, – успокаивающе сказала я.

Люська подняла на меня глаза.

– И ты туда же. Я же сказала – нет у меня письма! Слышишь – нет!

– Ты подожди орать, Люсь. Это Грибусу будешь говорить, когда он сыворотку правды вколет тебе, – жестко говорю я и вижу, что истерика уступает место растерянности.

– А что же делать? – в который раз вопрошает она.

– Люська, включи мозги! Давай вспоминать вместе. Пошли в другую комнату. Но сначала умойся, а то на тебя без трепета не взглянешь.

Люська провела рукой по щеке и потопала в ванную.

– Да, а то здесь я ни о чем говорить спокойно не могу, – донеслось из ванны.

Когда мы пришли в комнату Люськи, я посадила ее за стол, чтобы создать схематично ту атмосферу, что была сутки назад на занятии у Пастора.

– Ты сидела за столом, я уже собралась уходить. Что ты мне сказала?

– Что? А…, да. Я попросила тебя оставить таблицу. Ну, Натка, я, правда, не могла сама заполнить свою! У меня очень сложное было пись…., – внезапно остановила свою речь подруга.

– Письмо, – тихо сказала она, – Я вспомнила! Оно лежало около конверта! Да! Я еще подумала, что надо его сразу положить в конверт, чтобы потом со своим не перепутать!

– И что? – нетерпеливо спрашиваю я, – Положила?

– Нет, – растерянно вспоминает она, – Не положила. Я сложила свои материалы, потом положила твою таблицу в конверт и все отнесла Пастору. А вот куда я письмо твое дела?

Она растеряно поднимает и на меня глаза.

– Не торопись. А после занятий ты куда пошла?

– Домой поехала. На метро! Машина у меня вчера сломалась. Ты знаешь, я ключ поворачиваю, а там только тук-тук-тук, и все, – переключилась на тему машины Люська. Но меня это не устраивало.

– Натка, это Грибус? – неожиданно спрашивает Люська, взглянув в окно. В окно с высоты шестого этажа я вижу странную квадратную фигуру. Мужчина в черной куртке приник к лобовому стеклу автомобиля. Он машет рукой невидимому собеседнику, а сам пытается что-то рассмотреть в темных недрах Мазды. С такой высоты лицо мужчины видно плохо. Но понятно, что ведет он свои наблюдения уверенно. Мужчина поднял голову и быстро обвел глазами окна дома. Мы с Люськой резко присели, спрятавшись от его взгляда.

– Это Грибус? – шепотом повторила свой вопрос Люська.

– Нам надо уходить отсюда, – вместо ответа говорю я ей, и быстро иду к выходу. Если это Грибус, то он ищет меня. Значит, мой побег уже обнаружен, и очень быстро им удалось понять, куда я могу податься.

– Это за мной Грибус пришел! – от страха у Люськи подогнулись ноги, – Он же написал, что теперь кровь будет моя!

– Нам надо уходить! – я стараюсь вытянуть за руку немалую тушку Люськи.

– Но как? – в отчаяние спрашивает она, – Там же Грибус! А на кухне как все бросим? Туда потом будет не зайти!

– Сейчас все придумаем. Ты возьми документы, а я позвоню Яде!

Только моя домохозяйка сможет вернуть кухне блеск и лоск. А с Грибусом мы и сами справимся.

– Яда? Это я! – быстро звоню Ядвиге, – Мне нужна твоя помощь. Запиши адрес.

– Она согласилась? – громко шепчет Люська. Я киваю. И спрашиваю у нее:

– Есть, у кого оставить ключ для Ядки? Есть? А у кого? Ага!

Глядя, как Люська скидывает в свою замшевую сумку паспорт, упаковку влажных салфеток и еще какой-то хлам, кричу Ядвиге:

– Яда, запиши, Осенний бульвар, дом двадцать четыре. Ключ будет в сто второй квартире! Я потом тебе все объясню. А, да. Меня не будет несколько дней. Папа приедет, скажи, что я на практике. Пока, – и нажала кнопку «отбой».

Люська со страхом смотрит на меня, если сейчас она передумает или испугается идти, то я ее придушу! Мне очень нужны те воспоминания, которые еще хранятся у нее в голове. Но Люська решительно выходит на лестничную площадку и останавливается, прислушавшись. Все-таки школа Института даже для нее не прошла даром. Хотя, я честное слово не понимаю, как она попала к нам.

– Тихо, – приложила Людмила палец к пухлым губам, – Слышишь?

– Нет, – мотаю я головой.

– Пошли, – показывает на лестницу Люська, – Нам только до третьего спуститься. Ключ Ларке оставить.

И она бойко, прислушиваясь и принюхиваясь, стала спускаться. Внизу было тихо, панель лифта показывала, что его кабина находится на двенадцатом этаже. Может мы ошиблись? И это был не злой зам по собственной безопасности?

Дверь квартиры Люськиной подруги украшали цифры ноль и два. Еще две еле заметные дырочки указывали на то место, где должна была красоваться единица. Хозяйка двери, носившей сакральный номер, держала на руках щекастого малыша. Он меланхолично ковырял в волосах мамаши небольшим пластмассовым совочком. Но Ларка на это не обращала внимания, и только когда маленький строитель начинал стучать по материнской макушке, она отбирала у него орудие труда. Но тут же отдавала обратно, в ответ на протестующие звуки своего тирана.

– Привет, Мила! Давай ключи. У тебя что-то случилось?

– Привет, Ларок, – отозвалась Люська на Милу, – Я оставлю у тебя ключи, ты передай их…, – она взглянула на меня.

– Придет женщина, ее имя Ядвига. Она будет…, – но Люська перебила меня.

– Она должна мне принести кое-что, – загадочно закончила она.

– Мне все равно, Ядвига, так Ядвига, – согласилась Лара, – У меня Сеня температурит что-то, – пожаловалась она.

– Ты горло смотрела? А уши? – на ходу стала давать советы Люська, но в это время внизу, в подъезде хлопнула дверь, и раздались неразборчивые мужские голоса. Мы с Люськой разом прислушались, но разобрать можно было только то, что мужчин было несколько. А вот о чем они говорили, было непонятно.

– Горло и уши, – повторила Люська, но больше сказать не успела ничего. Я, извиняясь перед Ларой, утащила подругу вниз по лестнице.

– Ты куда? – зашипела Люська, – Там же Грибус!

– Грибус сейчас на лифте поедет, а мы успеем в это время выйти и уехать!

Упс! А если Грибус видел Москвич дяди Гены? Тогда он обязательно оставит там кого-нибудь, этот вариант для нас пропал!

На площадке первого этажа никого не было. Мы с Люськой мигом открыли дверь подъезда и выкатились на улицу. На небольшом пятачке около декоративной изгороди было свободно. Ни фургона, ни Москвиченка не было. Может бравый фургончик сжалился над старичком Москвичом и увез его в санаторий для престарелых авто? Но выяснять, куда укатил мой автохлам, времени нет.

– Люська, где твоя машина!

– За домом, только она не на ходу. Я же тебе говорила! – шепотом отвечает она.

– Перед подъездом ставить нельзя, сразу эвакуатор утащит. У нас спецхозяйство «Травести» постоянно дежурит. Они все машины, которые паркуют неправильно, сразу в эвакуатор, и на спецстоянку. Правительственная трасса рядом, – значительно закончила она.

Еще не лучше! Если не Грибус, то эвакуатор! Понятно теперь, какой реквизит эти бродячие артисты развозят! Сегодня у Москвича просто звездный день! Понимание того, что мой побег закончился, даже не начавшись толком, приходило постепенно. Машины у нас нет. На трамвае на нелегальном положении не наездишься. Сейчас Грибус поднимется до шестого этажа, обнаружит, что в квартире нет никого. Я посмотрела на кабину лифта. В матовом тубусе шахты она застыла где-то посередине. По моим подсчетам, там шестой этаж.

Сколько ему – профессионалу надо времени, чтобы понять – птички только-только выпорхнули из гнезда. Они спустятся сюда, а здесь мы! Сидим на лавочке и их поджидаем.

– Натка, а где машина? – осторожно крутит головой Люська.

– Нет машины, – стеклянным голосом говорю я ей, – Извини, Люська. Это все.