Текст книги "Мужской стриптиз"

Он говорил дальше, не торопясь, размазывал несчастного художника по стенке, а тот краснел и вспоминал злополучную политэкономию. Преподавал ее сущий зверь, но даже у зверя нашлась тайная кнопка. На заре перестройки он собрался строить загородный дом и спросил у курса, кто умеет рисовать. Показали на курсанта Кушко.

Отказаться – обречь себя на кошмар социалистической политэкономии! Сергей бодро взялся за дело, окруженный благожелательной завистью товарищей. Что интересно – он имел весьма отвлеченное понятие о нормах и законах архитектуры и рисовал скорее фантастический замок. Тем не менее преподу понравилось, в зачетке появилась заветная закорючка. Остается догадываться, какими словами крыл неизвестного архитектора прораб, которого наняли возглавлять стройку…

– Товарищ полковник, я хочу учиться, – промямлил потомственный военный, окончательно выбитый из колеи. Он ожидал криков, ругани, гауптвахты, но никак не угрозы отчисления. – Я хочу служить!

– Мне докладывали о твоих художествах, – отмахнулся начфака. – И про самоволки знаем, и про гулянки ваши, и про девочек, это все ерунда… А вот милостыню просить для советского офицера – это низость! Тебя что, не кормят здесь?! – внезапно рыкнул он. – Ты чужое место здесь занимаешь! Какой-то честный парень приехал издалека, получил тройку и не смог поступить. А ты поступил! И его место занял! Тебе в художники надо было идти или в артисты! Или в кино сниматься, вон… вымахал какой, детинушка!

– Я исправлюсь, товарищ полковник…

Я исправлюсь, пообещал он себе в очередном увольнении. И вдруг все окрасилось серым. Точно лопнул внутри годами зревший нарыв. Сергей отчетливо увидел себя спустя десять или пятнадцать лет. Шкурой почувствовал, как носит шинель с майорскими или даже подполков-ничьими звездами. Лысеет, толстеет, проверяет чистоту подворотничков, заправку кроватей, длину портянок…

Тупик. Нулевая перспектива. Есть только один способ избежать серого кошмара – учиться дальше. Прорываться в высшую Академию. Трижды подавать документы, сдавать экстерном, подбираясь к следующей сияющей вершине – к Академии Генштаба…

Иначе окажется, что начфака прав.

Отличник Кушко зря занимает чужое место, раз способен легко променять блестящую карьеру на пару занюханных долларов, небрежно кинутых буржуями.

До выпуска он доучился без приключений. Даже девушек забросил, поскольку распределиться в Питере не светило. По возвращении в Мирный снова затеплилась надежда на лучшее. Здесь еще не помахала крылом страшная птица-перестройка. Вдали от ужасов «гражданки» многое виделось иначе. Стали доступны офицерские рестораны, широким фронтом распахнули объятия гарнизонные невесты, можно было больше не слушать родителей, и жить совсем отдельно, и приводить в офицерское жилье кого угодно… Как же быстро все рухнуло!

…Нынешним утром, забираясь в кабину тягача, лейтенант Кушко нарочно снял перчатку. Ладонь мгновенно приклеилась к заледеневшей стальной перекладине. Он даже подождал пару секунд, ощущая острую необходимость испытать боль.

После всего, что случилось.

Тягач взревел всеми своими дизелями, расчет бегом занимал места в вонючем прогретом чреве, а лейтенант все ждал и ждал, чтобы полнее насладиться болью. Чтобы вырваться из оцепенения, которое длилось уже год. Или гораздо больше года? Но боль от ожога оказалась недостаточно сильной.

Сегодня ночью умер его ребенок. Девочка.

Она должна была родиться спустя три месяца.

Глава 4 ШАПИТО

– Да шо ж це таке на мою голову! – непонятно к кому обращаясь, вопила бабушка. Вопила негромко, чтобы не мешать спать дядьям, пришедшим с ночной смены. – Ну, недаром же мовют, шо як гарна дивчина, так мозгов нема!

– Нет, чтоб как другие девочки, на олимпиаду по физике, или по химии… ну, или хотя бы хлопца путного нашла! – вторила дородная тетя Ксана. – Стыдно сказать, куда дивчину собираем!

– Взглянем на ситуацию здраво, – отзывалась интеллигентная тетя Галя, настраивая швейную машинку. – Идти наперекор – означает нанести ребенку психологическую травму!

Мама только вздыхала. Все четверо, не прекращая обсуждать немыслимое мое поведение, коллективно готовили праздничный наряд. Праздничный – это слабо сказано! В этом огненном трико я должна была покорить роскошную Ялту с первого взгляда. По лиловому, малиновому и местами лимонному фону щедро струились бисерные ручейки. Бисером мои родственники увлекались давно, можно сказать – из поколения в поколение. И нигде, кроме как в тихих яблочно-сливовых селах под нашим городом, я таких замечательно расшитых рубашек больше не видела. Узрев бисерное великолепие, сотворенное моими бабушками, Сваровски нервно смолил бы в углу, а потом – зачах от зависти. Одним словом, костюм для лучшей цирковой артистки должен был навсегда лишить мир покоя!

Но начиналось все не на солнечной ялтинской набережной. Как это ни прозаично, первый шаг к счастью был сделан в кооперативном гараже дяди Миши. Дядя Миша был механиком от бога. Полет его фантазии проходил всегда столь высоко, что люди обычные, приземленные, вроде участковых милиционеров, подозрительных военкомов и управдомов, просто не могли за ним углядеть. Есть версия, что, едва родившись, дядя Миша потянулся к лобзику и гаечному ключу. В восемь лет старшие товарищи доверяли ему менять масло в двигателях, в десять лет он мог перебрать мотор легковушки, а в двенадцать – бойко разбирал ворованные машины под руководством тех же самых мудрых старших товарищей. Затем товарищи угодили куда следует, но Мишу никто по малолетству не привлек. В четырнадцать лет дядя Миша собрал первый мотоцикл. Затем – трицикл, тут же отобранный ГАИ. После чего к одаренному хлопчику люди потянулись косяком. Дядя Миша все реже посещал учебное заведение, он ремонтировал безнадежно заклинившие замки, велосипеды дореволюционного производства, бензопилы, пылесосы и… самодельные пугачи.

И вот, в компании с этим одаренным, слегка помятым гражданином, я предстала перед Важным Районным Чиновником. Третьим в нашу делегацию была назначена тетя Ксана как самая пробивная и как распорядитель семейного капитала. Важный Чиновник оказалась седовласой дамой гранитного вида. Она оглядела нас с испугом. Тринадцатилетняя пухленькая девочка с улыбкой до ушей. Измазанный в машинном масле, потертый всклокоченный мужик с горящими глазами и дородная мадам в торгашеской размахайке, воинственно перекрывшая выход из кабинета.

– Все верно, вы пришли по адресу… – осторожно промолвила Важный Чиновник. – Мы объявили об очередном конкурсе самодеятельных артистов цирка. Проходить фестиваль будет следующим летом в Ялте, это тоже верно…

– Так вы главная? – перебила тетя Ксана.

– Мне поручено быть куратором мероприятия. Но…

– Я хочу участвовать, – выпалила я.

– Вы не можете участвовать просто так, – стала вяло отбиваться хозяйка кабинета. – Вы должны вначале вступить в самодеятельное творческое объединение. Они рассмотрят вашу заявку. Если это им покажется интересным, вас включат в списки…

– Это же ваше объявление! – Тетка припечатала к полировке стола вырезку из газеты. – Тут не сказано, что надо представлять кого-то…

– Следует зарегистрироваться…

– Це що ж такэ!.. – налилась багровым тетка.

– Мы сделали велосипед! – Я подергала соседа за рукав, чтобы он тоже принял участие в разговоре. – Разве вы не знаете дядю Мишу? Он сделал мне такой велосипед! Я покажу на нем самую лучшую программу!

– Велосипед? – подняла бровь Важный Чиновник. – Это оригинально. То есть… вы намерены покорить публику, катаясь на велосипеде?

В тринадцать лет не всегда сразу понимаешь, что над тобой издеваются. Но дяде Мише тринадцать давно стукнуло, и школу общения с Важными Районными Чиновниками он прошел немалую.

– Слухай, бабусь! Тут шо сказано – фе-сти-валь! – Мой заступник ткнул заскорузлым ногтем в заметку. – Тут сказано – берут заявки от усих желающих. Шо надо, я зарегистрирую… прям зараз. Дай телефон, я Черныху зазвоню. Який у вас тут выход на город? Чи зараз лепше Миколе Шевченке зазвонить?

Важный Чиновник заерзала и побледнела. Микола Шевченко в тот момент был даже не Очень Важным, а Почти Самым Важным Чиновником города. Дядя Миша отремонтировал для семьи Шевченко две служебные «Волги» и, вероятно, оказал еще немало скрытых услуг.

– Шестой кабинет, – сдалась гранитная дама. – Только учтите, все равно нужно согласие родителей! И принимать ваш номер на отборочном туре буду не я, а комиссия!

– Нэхай будэ комиссия, – добродушно согласилась тетя Ксана.

Наутро в гараже собрался мозговой центр. Мои тетки с опаской разглядывали огромное колесо с крохотными педальками и задранным вверх сиденьем. Подозреваю, что переднее колесо Миша свинтил с колхозной сеялки, прочие детали конструкции тоже не продавались в скобяных лавках. Помимо дяди Миши в совете стаи участвовал отставной тренер из киевского цирка, тетенька-энтузиаст из Дома творчества юных и двое шпанистого вида механиков, подрастающая гаражная смена. Они потом, после всего, безмерно гордились своим участием.

– Все гешефты после, – величественно отказался от денег дядя Миша. – Тут… красота важна.

Все молчали и разглядывали красоту. Велосипед чем-то походил на космического кузнечика, случайно залетевшего в нашу галактику.

– А если свалится? – ойкнула тетя Галя.

– Если свалится, набьет шишек, – рассудила тетя Ксана.

Инструктор Дома творчества приплясывала и едва не подвывала от восторга. Ее прежние креатуры покалечились, вышли замуж или тихо спивались. Фестиваль срочно нуждался в притоке талантов, а Дом творчества – в отчетных баллах. Заткнуть брешь в юном творчестве была призвана Анастасия со своим чудо-велосипедом.

– А эти штуки зачем? – робко поинтересовалась мама.

– Это – кронштейны для жесткости, – оживились механики. – Видите, при таком смещении центра тяжести…

– А эти винтики?

– Это мы сами придумали, – гордо закурили механики. – Здесь муфта, соединение для быстрой смены угла наклона…

– Ох, а где ж резина? – удивилась тетя Галя. – Ведь колеса-то резиновые должны быть… У меня в детстве резина была.

– На такое колесо резину не найдешь, – строго сказал дядя Миша. – Придется трошки думать. Вот заднее, маленькое, мы от детского велика взяли, с ним проще.

– На канате резина не нужна, – добродушно пояснил молодой механик. – Там, напротив, обод широкий будем гнуть, чтобы не соскользнула…

– На канате? – севшим голосом уточнила подкравшаяся бабушка. – Настя, чому я ниц не слыхала за канат?

– Это совсем не опасно, – быстро вступилась тетя из Дома творчества. – С Настей будет заниматься профессионал из киевского цирка. И заниматься будут на земле. Пока все не получится как надо…

– А как… надо? – поперхнулась бабуся. Очевидно, она уже представляла меня в бинтах, среди растяжек и искусственных легких…

– Настя, хоть одна тройка – и цирку конец, – проявила неслыханную твердость мама.

Но могла бы это не напоминать, училась я отлично. А шапито той осенью приезжал еще раз. На представлениях я простаивала, задыхаясь от избытка чувств. Когда гас свет, отказывалась уходить. Мне доставляли несказанное удовольствие даже унылые рабочие сцены, разбиравшие батуты и трапеции. Все свободное от школы время я упражнялась в студии Дома творчества. Помимо меня нашлось еще несколько таких же цирковых фанатов, они занимались яростно, не щадя себя. Два мальчика, рискуя проломить черепа, разыгрывали силовую композицию с гирями. Гибкая девочка вертела на себе обручи и швырялась кеглями. Втайне слегка завидуя ее грации, посредством двоих взрослых помощников я взбиралась на свой космический велосипед и отчаянно рвала с места. Описать невероятную конструкцию невозможно, плод стараний дяди Миши надо было видеть. Примитивный велик образца начала двадцатого века механики сообща переделали в произведение искусства. На нем появились задняя передача, тормоза, овальная звездочка, полужесткая рама с амортизатором, пружинная подушка, страховочные штанги и многое другое, о чем уже сложно вспомнить. Седло вращалось вокруг оси, дабы я могла жонглировать и одновременно ехать задом наперед. Этот финт я подсмотрела в фильме про какой-то дореволюционный цирк. Руль тоже крутился, и сверху к нему приварили пластину, чтобы можно было легко перепрыгнуть на него с седла или закинуть ноги… Дяденька из киевского цирка не успевал за полетом моей фантазии. К счастью, некоторые вещи просто невозможно было осуществить в условиях земного тяготения. Иначе я бы настояла…

Во внутренний двор Дома творчества посторонних не впускали во избежание страшных травм. Первые недели травмы доставались мне и тому, кто опрометчиво бежал рядом. Казалось, что не только взобраться на канат, но и проехаться по прямой, ровной дорожке – абсолютно несбыточная мечта. Заднее колесико за что-то задевало, громадное переднее вихлялось, руль норовил съездить по зубам, а седло… Умолчим про то, как подло вело себя седло.

Вам никогда на голову не приземлялось полутораметровое колесо от сеялки? Представьте – вы лежите в позе морской звезды, задыхаясь от удара о землю, с набившимся в рот и нос песком, а сверху, игриво сверкая полировкой, валится железная громадина…

Наверное, меня выручало фантастическое упрямство. С невероятной силой вбив себе в голову, что все получится, я заразила бредовой идеей несчастных родственников и целый легион доверчивых помощников. Это к вопросу о роли личности в истории. Как можно убедиться, даже двенадцатилетняя личность, провинциальная, кругленькая и смешливая, способна собрать под свои знамена небольшую армию.

Мои «продюсеры» непрерывно редактировали номер, сообща отрывали заднее колесико от земли, растягивали на колышках канат и предлагали мне что-то отпустить…

Отпустить руки или ноги, или и то и другое вместе. Сохраняя на лице счастливую мину, я послушно исполняла их капризы. Поскольку выяснилась страшная вещь – я была начисто лишена чувства самосохранения. То есть чувство присутствовало, но заглушалось мощной волной счастья. Легче припомнить места, где я не набила синяков, чем те куски туловища, которые не пострадали. Проклятый велосипед швырял меня борцовскими или лошадиными приемами. К счастью, мудрый тренер высыпал и разровнял во дворе немаленькую кучу песка. Дядя Миша еженедельно колдовал, совершенствуя конструкцию.

– Настя, отдохнем?

– Не-а… – Я выплевывала камни, высмаркивала песок и в сотый раз хваталась за ненавистные палочки. Деревянные брусочки пока заменяли кегли. С немалым трудом наставники отговорили меня от идеи жонглировать горящими факелами. Они обманули меня тем, что якобы есть пожарный запрет на набережных Ялты.

– Настя, подождем с канатом, – упрашивал цирковой наставник. – Еще посадка недоработана…

– Не-а… не подождем.

Канат вибрировал в десяти сантиметрах от земли. Даже без велосипеда я удерживалась на нем не больше трех секунд. Подкидывая в воздух кегли, следовало стараться, чтобы они улетели как можно дальше. Чтобы не упали обратно на голову.

– В кого она у вас такая упертая? – вздыхала инструктор Дома творчества. – У остальных участников коллектива все ясно и понятно. Обручи, гантели…

– Она не упертая! – Дядя Миша бежал рядом с вихляющимся велосипедом, ловко уворачивался от летящих во все стороны кеглей и палок и ухитрялся что-то на бегу помечать в блокнотике. – Она упрямая, это вам не фунт изюма!

– Настя, мы второй месяц бьемся над посадкой, – стонал тренер. – Послушайте, вы, взрослые люди! – взывал он, обращаясь к моим тетушкам. – Вы разве не различаете, что у девочки слабый вестибуляр? Я вам говорю, да, да. Артистизм безусловный, и подача есть, и старание, и с кеглями… скорее всего, все вокруг останутся живы. Во всяком случае, я надеюсь на это… Но воздушные опыты лучше отменить.

– Не-а, – повторяла я и летела носом в песок. Совершенно неожиданно мою сторону приняла бабушка, до того занимавшая позицию крайнего скептика.

Раскупорила кубышку и вложила накопления в тот самый потрясающий бисер для костюма. Собрала семейный совет и принудила раскошелиться всю родню. Скромные мама и папа не потянули бы коллективный выезд в Ялту, да еще в разгар курортного сезона. Лучшая портниха города соорудила мне изящную шляпку с кисеей и лентами, что-то типа жокейской курточки, и фантастические расшитые брючки. Кажется, к весне уже весь наш город знал о фестивале и обсуждал наши шансы.

– Пусть едет, если это ее, – рассудила бабуля. Порой мы не успеваем сказать «спасибо» тем, кто в нас верил. Мне повезло – я успела. Если бы не мои милые, любящие родственники, если бы не поддержка почти чужих и в то же время – очень родных людей, цирк-шапито навсегда остался бы золотой мечтой.

– Пусть едет, – вздохнули родители, в ужасе наблюдая, как единственный ребенок крутит педали, сидя задом наперед на гудящем раскрашенном монстре.

Иногда случай играет главную роль в поворотах судьбы. Но порой происходит так, что мы в силах повернуть удачу лицом к маленькому человечку.

Мои родные сделали это.

Спасибо.

Глава 5 ПРЕСТУПНИК

Начальник отдела кадров смотрел на лейтенанта со странным выражением. Перед ним на пустом столе лежало открытое личное дело. Рядом – тонкая стопка таких же папочек. В окно штаба части стучали сосновые ветки. Под ветками изящно змеились три линии колючей проволоки. За проволокой, в лужах солярки, разворачивались многоосные тягачи.

– Почему холостой? – пустым голосом спросил начальник.

На столь сложный философский вопрос Кушко не сразу нашелся что ответить.

– Не встретил еще… по душе.

– Вот как? По душе?… Хотел попасть на космодром? – лихо сменил тему подполковник.

– Буду служить, где прикажут.

– С Казахстаном у нас проблемы, – поделился начальник. – После того, как эти уроды угробили Советский Союз… – Кадровик кинул мрачный взгляд на портреты Горбачева и Ельцина, – неизвестно, что теперь будет с Байконуром. Многих перебрасывают сюда, но толковых офицеров кот наплакал. Уходят люди… ты тоже намерен увольняться?

Сергей выпучил на него глаза.

– Никак нет, товарищ подполковник. Я служить намерен.

– Так, что у нас… – Кадровик порылся в бумагах. – Нужны офицеры пуска. Ага… Придется работать с личным составом. – Последняя фраза прозвучала как приговор.

– Я готов.

– Нет, лейтенант, ты не готов. Вас всех на технику готовят, а кто с людьми будет воевать? – Начальник тоскливо уставился в окно. Там расхлябанной походкой, с зажженными хабариками, маршировала рота солдат. – Научить этих «детей гор» чему-то путному за год – нереально. Надо хотя бы сделать так, чтобы они не угробили технику. На Плисецк сейчас вся надежда, понимаешь? Все запуски пойдут отсюда. С бойцами придется дневать и ночевать. Часть должна остаться передовой, как раньше. Понятно тебе?

– Так точно.

Подполковник впервые прямо посмотрел в глаза.

– Пойдешь дежурным расчета на пятую площадку. Ребята там неплохие… С жильем определился? Да, вот еще что… Москва второй месяц задерживает жалованье. Так что деньги не транжирь… И началось.

Когда Сергей впервые попал на развод боевого расчета, ему показалось, что все сговорились над ним подшутить. Мутно светили прожектора. Над тайгой нехотя плыл рассвет. Под рев дизелей духовой оркестр наигрывал фантазии на тему гимна. Воняя перегаром, расчет нестройно маршировал на месте. Командир части стоял навытяжку, отдавая всем честь. Когда с места тронулась коробка второй стартовой площадки, Сергей уловил, что же именно – не так.

Половина сослуживцев к восьми утра были пьяны.

На автопилоте Кушко прошагал вместе с командиром и будущими подчиненными. Загрузились в тягач и покатили по звонкой бетонке.

Спустя неделю Сергею стало казаться, что он отслужил два месяца. Спустя месяц ему почудилось, что прошло пять лет. Каждое утро, стуча зубами от сырости и холода, он выезжал на громадном тягаче-«катафалке» в сторону пятой площадки. Под брезентом дремала межконтинентальная смерть. Лейтенант произносил нужные слова, открывал ворота, строил и пересчитывал своих бойцов.

Заполнял тетради.

Проводил профилактику систем.

Докладывал по спецсвязи.

Командовал учебный запуск.

Изо дня в день…

Очень скоро Сергей понял, что пьяных лучше не замечать. Если они не падают в строю. Потому что служить на трезвую голову было практически невозможно. На трезвую голову можно было легко сойти с ума. Естественно, это касалось солдат. Офицеры служили сознательно, особенно то поколение, что пришло в армию на десять лет раньше Сергея. Впрочем, они тоже глушили себя водкой.

Не прошло и месяца, как новоиспеченного начальника расчета снова вызвали в штаб. На сей раз кадровик был развязен и сам слегка под мухой.

– Как тебе у нас?

– Нормально.

– Мне сказали – ты даже на дежурстве учебники листаешь? Намерен дальше учиться?

– Так точно.

– Это хорошо… А ты ведь спортивный парень, – издалека зашел кадровик. – Не пьешь. Табаком не балуешься, гирьки тягаешь, да? Однако я смотрю, в ресторан зачастил? На дискотеку? Девчонки за тобой бегают?

– Ума не приложу, – поделился Сергей, – откуда они только…

– А здесь все о тебе заранее известно, – хохотнул кадровик. – Ты еще в Академии, а личное дело уже тут. Всем, кому надо, доложено – прибудет холостой, высокий, красивый… Ты – преступник, лейтенант.

Сергей насторожился. Вдруг подумалось, что у товарища подполковника есть рябая толстая дочка и его выбрали в женихи. Но товарищ подполковник толкнул другую идею. От которой лейтенант на несколько минут лишился дара речи.

– Почему это я – преступник?

– Я слышал, ты за девушкой симпатичной приударил? Валерия, да? Да, дочка сам знаешь кого. Да, красивая, и тебя с ней на танцах видели. Кажется, ты даже дрался из-за нее, да? Ну-ну, не скромничай. Иногда за женщин надо драться. Они ведь существа такие… бестолковые. Их надо направлять, верно? – хихикнул подполковник. – Но это твои личные дела. Надумаешь жениться – поможем, чем можем. Квартиры сейчас неплохие стоят, и с очередью на мебель пособим!

– Спа… спасибо… – Кушко растерялся. Валерка ему действительно нравилась. Пожалуй, она могла претендовать на звание «мисс» военного городка. И драться за нее пришлось уже дважды. Но жениться…

– Иначе ты тут в петлю попадешь, – доверительно склонился к нему кадровик. – Тут старшие товарищи кое о чем хотели с тобой поговорить. Ты парень видный, на тебя глаз уже кое-кто положил.

– Кто?!

Одними губами он назвал имя.

– Тебе как она?

– Мне?! Так это же… жена генерала… фигня какая!

– Заткни рот! – жестко обрезал кадровик. – К тебе еще подкатят, не сомневайся. И отказаться не получится. Испортят жизнь. Думаешь, неизвестно, чем тут все вы заняты после службы? Ты Галину на озеро возил? Жену зампотылу? А прапорщиц обеих со связи? А с контрактницами кто бардак в общежитии устроил? Что уставился, как баран?! Я тебя сразу предупредил – мы живем тесно, это тебе не Ленинград. Здесь как одна семья большая. Хочешь жить в мире – не пакости, где не надо! Ну-ну, не бледней, это все ерунда. А вот то, что я тебе сказал, – не ерунда.

– Но меня ведь не могут заставить?… – пискнул Сергей.

– Еще как могут, – отрубил подполковник. – Прикажут – будешь трахать всех жен высшего состава. Генералам не до того, их самих… во все места имеют. Ты же не дурак, видишь, что творится. Зарплаты нет, в военторге пусто, снабжение никакое.

– Но всех жен ведь не смогу, тут генералов штук шесть… – Сергей сделал попытку пошутить, но наткнулся на ледяной, совершенно трезвый взгляд начальника.

– Прикажут – сможешь, – отчеканил тот. – Для части спокойный нервный климат важнее, чем твои амбиции! Или ты думаешь – ты первый такой?! Преступник… И потом… – Кадровик притих. – Ты же в генералы сам метишь? Надеешься успешно сдать? А там конкурс страшный, тяжко тебе придется…

От вкрадчивого тона лейтенанту стало совсем неуютно.

– А вы-то мне что советуете?

Наверное, это был самый бестолковый вопрос, который он мог задать.

– Женись. Эта девушка… Валера, – кадровик назвал фамилию, – она для тебя – хорошая жена будет. Не вертихвостка какая-то. Я с ее родителем долго служил, отличная семья. Иначе пропадешь. Я же вижу, ты непьющий. Но азартный. Женись. И становись генералом.

– И тогда?…

– Тогда тебя не тронут. Обстановка хреновая, прямо скажем. Моральный климат падает. Кто-то должен, ты пойми…

– А вдруг она? Там у нее парень есть, старлей один…

– Она никуда не денется. Пойдет за тебя. Отобьешь.

– Ладно, – вздохнул Сергей. – Женюсь.