Текст книги "Таинство Исповеди. Как научиться каяться и перестать прятаться от Бога"

Значение исповеди сегодня

Итак, было бы очень странно и, повторюсь, неестественно для нашей нынешней жизни вернуться сегодня к практике публичного покаяния. Христианских общин, какими они были в древности, сейчас нет. Может быть, и существуют исключения: где-нибудь в небольшой обители, где естественным образом вся братия знает, что тот или иной брат пал и таким образом отлучил себя от их общей жизни. Но и тут, помня о немощи современного человека, надо подумать, полезна ли ему будет исповедь перед всей общиной, выдержит он это или нет? Ведь все, что существует в Церкви, должно содействовать спасению человека, а не разрушать и не уничтожать кого бы то ни было.

Так мы, с одной стороны, знаем о древней епитимийной практике[5]5
  Епитимья – правило, определенное кающемуся христианину ради его исправления (молитвы, поклоны или др.). Налагается на кающегося его духовником.


[Закрыть], сопряженной с отлучением согрешившего христианина на много лет от евхаристического общения, а с другой стороны, в Апостольских посланиях встречаем свидетельство совершенно иного пастырского подхода. В своем Втором послании к Церкви Коринфа апостол Павел пишет о некоем блуднике, прежде отлученном от нее, и просит коринфских христиан вновь принять его в общение, чтобы сатана не умертвил его чрезмерной печалью (см.: 2 Кор. 2: 5-11). Ясно, что он говорит об этом не через десять или четырнадцать лет после случившегося грехопадения. Апостол посчитал достаточно краткое время довольным для покаяния, поскольку знал ситуацию изнутри и понимал, что подобное решение принесет падшему пользу.

Впоследствии от той строгой епитимийной практики, которая существовала на заре христианства, отказалась и вся Церковь, что представляется совершенно здравым и естественным. Если бы сегодня мы отлучали людей от Причастия на семь, десять, четырнадцать лет, то просто губили бы их, отсекая от жизни в Церкви фактически навсегда. Любовь же, сострадание и снисхождение (но не потакание!) к немощи современного христианина приносят свои плоды: мы видим, какие перемены постепенно происходят в людях, как совершается в них то преображение, которое без возвращения к участию в таинствах было бы невозможно.

Вместе с тем мы видим и другое: редко кто в наши дни меняется так скоро и бесповоротно, как это можно было наблюдать в древности, в жизни огромного множества святых. И сегодня сказать, что покаяние – личное дело каждого, что человек сам перед Богом согрешил и сам перед Ним покается, будет огромной ошибкой. Нам действительно нужен свидетель, нужно примирение с Церковью через таинство, дающее возможность Божественной благодати врачевать нашу немощь и восполнять недостающее. Без этого какое-либо движение вперед оказывается решительно невозможным.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что таинство Покаяния необходимо лишь сегодня, а раньше нужды в нем не было – разумеется, это не так. Все таинства, установленные в Церкви действием Духа Святого, необходимы. Я просто обращаю внимание на то, что если в древности мы находим примеры обращения грешников от жизни беззаконной к жизни святой через внутреннее покаяние благодаря колоссальному стремлению измениться и стать другими, то для современного человека, постоянно колеблющегося, слабого, нерешительного, исповедь – фактически единственный путь к воссоединению со Христом после отпадения от Него.

Бог восполняет нашу немощь

В деле нашего спасения действует принцип синергии – взаимодействия двух воль и двух сил: Божественной и человеческой. Повторюсь вновь и вновь: мы видим, насколько сегодня стал слабее человек, насколько немощнее стала его воля и умалились силы. И мы не можем не понимать: раз в этом процессе синергии с нашей стороны сил прикладывается все меньше, то, значит, этот недостаток может восполняться лишь Богом. Современная практика таинства Исповеди и есть отражение этих перемен, происходящих в человеке и в его взаимоотношениях с Богом.

Из книги «Одна ночь в пустыне Святой Горы» мне запомнился такой эпизод. Когда расстаются автор, будущий митрополит Иерофей (Влахос)[6]6
  Митрополит Иерофей (Влахос) (род. 1945) – епископ Элладской Церкви, митрополит Навпактский и Свято-Власиевский. Выпускник Богословского факультета Университета Аристотеля в Салониках, проповедник, богослов, преподаватель. Автор не менее 82 книг богословского и социального содержания.


[Закрыть], и его безымянный собеседник, то первый говорит: «Какая же здесь, на Святой Горе, удивительная благодать Божия!», на что собеседник возражает: «Нет, благодать Божия не меньше действует у вас, живущих посреди мира. Ведь здесь, в уединении, очень мало искушений и соблазнов, вы же окружены ими со всех сторон. Конечно, Господь в гораздо большей степени покрывает вас, помогая вам устоять». То же самое можно сказать и про таинство Исповеди: чем немощнее и слабее человек, тем больше в его жизни действует Бог.

Об этом ярчайшим образом говорится в известной притче о подвижнике, который, умирая, жалуется Богу: «Господи, почему тогда, когда мне было тяжелее всего, Ты меня совершенно оставлял? Я был предоставлен самому себе и страдание мое было нестерпимым». В ответ Господь показывает ему две цепочки следов, тянущиеся по песку: в какие-то моменты цепочка остается только одна. Видя это, подвижник говорит: «Я прав, Господи! Ты меня оставлял!» – и слышит голос Божий: «Это не твои следы, но Мои. В самые трудные моменты твоей жизни Я нес тебя на руках».

Таинство Исповеди в его нынешней форме – это одно из проявлений того, как крайняя человеческая немощь восполняется участием Божиим. Это действительно так. Порой человек приходит к аналою с крестом и Евангелием, еще до конца не понимая, что такое исповедь, не имея ясного христианского сознания, не будучи способным назвать и осознать девяносто процентов своих грехов. Приходит, потому что в какой-то очень малой степени, отчасти, понимает необходимость покаяния. Но само это покаянное движение – начальное, несовершенное, почти детское – является тем, к чему может привиться благодать. Иной раз человек после исповеди уходит совершенно другим, утешенным, и в его жизни начинают происходить перемены.

Чудо обновления души: случай из жизни

Я, наверное, уже не раз приводил этот пример, когда-то поразивший меня самого, но тем не менее приведу его снова. Это было достаточно давно – около шестнадцати лет тому назад. Я служил литургию, и в тот момент, когда к Чаше подходили причастники, последним среди них я увидел молодого человека, весь вид которого ясно говорил: он идет к Причащению безо всякой подготовки. На самом деле часто взор священника способен выхватить из череды людей, стоящих и ожидающих момента, чтобы подойти к Чаше, тех, кто не понимает, что он делает, кто решил причаститься «на всякий случай», «как все». Обычно во внешнем облике такого человека, в его взгляде, выражении лица есть что-то, что заставляет задуматься, все ли правильно, и задать ему вопрос: а вы исповедовались ли, готовились ли к Причастию? У нас на приходе, как правило, в момент причащения рядом с Чашей находится второй священник, и, если становится понятно, что подходящий к Причастию не готовился, мы его тут же «передаем» этому священнику. И тот уже либо объясняет, в чем должна состоять подготовка к Причастию, либо исповедует пришедшего, если это необходимо.

И вот к Чаше подходит молодой человек, и по его виду я понимаю, что он не просто не читал положенных молитв, не постился и не исповедовался, не просто живет какой-то не очень хорошей жизнью, – в одно мгновение мне вдруг становится ясно (не знаю, как это получилось), какая страшная у него жизнь – просто какая-то бездна! И лицо у него – словно оживший мрак.

При том, что я обычно и человека, который сложил неправильно руки на груди или у которого отсутствующий взгляд или напряженное лицо, и то на всякий случай спрошу: «А готовились ли вы?», тут я, будто мое тело и руки не принадлежат мне, спрашиваю его имя и – причащаю. Не в состоянии объяснить себе, почему я это делаю. Проходят сутки, в течение которых я постоянно вспоминаю этот эпизод и по-прежнему не могу найти причину своего неожиданного поступка. Меня это страшно беспокоит, но в то же время – нет ощущения, что я совершил ошибку. На следующий день я служу уже как требный священник[7]7
  Требный священник – то есть тот, кто исповедует перед/во время литургии, служит молебен и/или панихиду после нее. Служащий священник, в отличие от требного, совершает литургию и другие богослужения суточного круга.


[Закрыть], исповедую. Вдруг ко мне на исповедь подходит тот самый молодой человек. Все мои предположения о его жизни оказались абсолютно верны: исповедь его была страшной, потому что страшной была его жизнь – это такая тьма, такой мрак, все, что с ним в жизни творилось, что он делал сам и что делали с ним! Когда он исповедовался, его жутко ломало, все его тело буквально изгибалось волнами, было ощущение, будто из него кто-то выходит. Для того, чтобы просто быть свидетелем этого, требовался огромный труд и напряжение, и я могу только отчасти догадываться, что переживал в эти мгновения он сам.

Этот юноша приходил на протяжении какого-то определенного времени, исповедовался, потом причащался, и с ним происходила совершенно поразительная вещь. Помните, как говорит преподобный Серафим Саровский[8]8
  Преподобный Серафим Саровский (ок. 1754–1833) – великий святой Русской Православной Церкви, монах, отшельник. Наряду с преподобным Сергием Радонежским – один из самых почитаемых русских святых. Подвизался в Саровской пустыни. Основатель и покровитель женской Дивеевской обители, почитаемой как четвертый земной Удел Пресвятой Богородицы, где сегодня покоятся его мощи.


[Закрыть]: душа христианина, который постоянно причащается, с течением времени просветляется. Но это происходит в том случае, если есть покаянное стремление к Богу; если человек не просто регулярно причащается, но и изменяется с каждым Причащением, прилагая к этому изменению свой труд. У меня было ощущение, что этого юношу на моих глазах за какое-то короткое время отстирали, очистили, смыли с него всю грязь и нечистоту: он был черным и постепенно стал светлым. Ушел тот страшный мрак. Совершенно поразительное ощущение!

Я рассказал ему впоследствии о том самом первом дне, когда он появился в храме, что я не могу объяснить, почему допустил его до Причастия, а он ответил: «А я не знаю, почему я пошел причащаться. Но я вдруг почувствовал, что обязательно должен это сделать, и если не сделаю, то у меня ничего не получится». И это Причащение дало ему силы для покаяния.

Потом он уехал – просто чтобы не находиться в этом городе, чтобы оказаться дальше от мест, напоминающих ему о его грехах.

Вот такое чудо изменения человека я видел. А сколько их происходит!

Часть 3
О страхе и благодати. Первая исповедь

Как преодолеть нерешительность

Нередко люди, чувствуя необходимость в исповеди и понимая ее важность, все-таки никак не могут на нее решиться, медлят, успокаивая себя: «Позже как-нибудь!» Это откладывание может длиться месяцами, а порой и годами: ведь так трудно начать говорить о самом дурном и темном в себе. Не только трудно, но и стыдно, и больно! Что же может побудить человека преодолеть такой как будто естественный для него страх?

Мне кажется, разумно спросить самого себя: «Если мне так больно и стыдно сейчас, когда нужно лишь прийти в храм и в присутствии священника покаяться в том, в чем я чувствую себя виноватым, насколько же острее эти боль и стыд будут ощущаться, когда я предстану перед Богом?» И не только перед Богом – как мы знаем, на Страшном суде перед всем миром откроется то, в чем человек не раскаялся при земной жизни, с чем не смог расторгнуть греховный союз.

С другой стороны, и стыд, и страх исповедовать свои грехи имеют под собой ложное основание. Каждый духовник, без сомнения, знает обо всем самом тяжелом, постыдном, горьком, что может в жизни человека произойти, и вряд ли то, что прозвучит на исповеди, его напугает или удивит. Помимо этого, любой священник понимает: нет никого, кто был бы совершенно чист. Грешен любой человек, в том числе и он сам. Но вместе с тем ему известно и другое: большинство людей, будучи грешными и, может быть, даже порочными, не только не решаются сказать об этом на исповеди, но даже не ощущают потребности в покаянии. Поэтому к тому, кто себя в этом таинстве обличит, преодолев стыд и страх, пастырь всегда будет относиться с уважением – если он, разумеется, настоящий пастырь.

Но даже если священник окажется не соответствующим своему призванию и не проявит к исповедующемуся должной деликатности и бережности, то и это – не трагедия. Наоборот – повод вспомнить, что исповедь – это то, что совершается между человеком и Богом, а священник – лишь свидетель, который может помочь или не помочь, и даже создать помеху, но таинство не потеряет от этого своей силы.

Облегчение, которое человек испытывает после исповеди, чаще всего вознаграждает за те душевные страдания и терзания, которые приходится переживать, готовясь к ней. Когда христианин исповедуется искренне, полно, у него появляется удивительное ощущение милости Божией и внутренней свободы, – в том числе свободы начать жить иначе. И это то, что стоит и труда, и пережитых стыда и боли. Ощутивший это на собственном опыте поймет, о чем я говорю, а тот, кто еще не ощутил, пусть поверит: это так и есть!

Нужны ли «пособия» к исповеди

Сколько бы ни было прожито до первой исповеди – двадцать лет, сорок, шестьдесят или семьдесят, – в сущности можно сказать одно: прожита целая жизнь. Сложно уложить ее в немногие слова и фразы. Если у впервые пришедшего на исповедь нет навыка испытания своей совести и привычки анализировать жизненные обстоятельства и причины своих поступков, то ему будет трудно вспомнить решительно все, что требует покаяния. Поэтому сначала нужно сказать о том, что больше всего тревожит душу: о самых тяжелых грехах.

Однако зачастую современный человек не имеет ясного представления о пороке и добродетели. Например, он может исповедоваться в том, что регулярно обижает маму, при этом жить в «гражданском браке», умудряясь изменять своей «гражданской супруге» с несколькими женщинами и не считать этого грехом, поскольку никто из этих женщин о его похождениях не знает, а следовательно, с его точки зрения, не страдает. Другой убежден, что если он не совершал тяжких преступлений, никого не убивал, не грабил, не обманывал, не предавал, то ему и каяться не в чем. В наши дни представления о жизни духовной, христианской у большинства людей отсутствуют начисто…

Надо ли по этой причине при подготовке к первой исповеди брать в руки какие-то «пособия»? Это вопрос…

Книга, в которой впервые нам, христианам, говорится о покаянии, – это Евангелие. Безусловно, о грехе и добродетели мы узнаём и из Священного Писания Ветхого Завета, но призыв к покаянию все-таки воспринимаем в большей степени через Евангелие: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4: 17). Ответ на вопрос, что есть грех, а что – добродетель, надо искать в этой книге. Именно прочтение Евангелия должно стать первым приготовлением к исповеди.

«Пособия» не всегда безусловно необходимы. Подчас человек приобретает какие-то книги и, не зная, как к ним правильно относиться и как ими пользоваться, вместо ожидаемой пользы получает вред. Например, пытаясь по ним, словно по инструкции, детально подготовиться к первой исповеди, может идти к ней очень долгое время или не дойти вообще, бросив «непосильный» труд. Путь к исповеди не надо чрезмерно усложнять. Прочитав хотя бы одного из евангелистов (что на самом деле нужно было сделать перед Крещением), человек получит то минимальное приготовление к таинству Покаяния, которое ему необходимо. Когда же он исповедуется, когда упадут самые тяжелые камни с его души, ему будет легче с помощью просвещающей сердце благодати Божией двигаться дальше. И таким образом первая исповедь станет для него первым этапом покаянного делания.

«Книги с вопросами» – своего рода плуг, которым человек должен перепахать свою душу, чтобы обнаружить, что в его жизни не так. Вопросы должны только навести исповедника на определенные мысли, воспоминания, но нельзя ни в коем случае превращать исповедь в «отчет» по каждому из означенных в такой книге «пунктов», отчет, в котором может не оказаться ни живого чувства, ни действительного покаяния. Для начала на исповедь следует идти просто с тем, что беспокоит, причиняет боль и вызывает чувство вины. А после этого, пообщавшись со священником (может быть, впервые именно на исповеди) и посоветовавшись с ним, как дальше двигаться по пути покаяния, прийти в следующий раз с тем, что впоследствии откроется душе.

Я также уверен, что если человек и Евангелие еще не читал, но просто чувствует себя в чем-то виноватым – пусть всего лишь в одном грехе за всю свою жизнь, – не нужно откладывать, надо с этим одним грехом, тяжким и мучающим сердце, идти на исповедь. С этого все и начнется. Если же он в себе это чувство подавит, сказав: «Нет, я сначала подготовлюсь как следует», то это «как следует» может случиться, как показывает опыт, очень нескоро или вовсе никогда.

Неслучайно исповедь сравнивается с чисткой лука: по мере того как мы приближаемся к самой сердцевине луковицы, снимая шкурку за шкуркой, наши глаза наполняются слезами. То же самое происходит и здесь: сначала надо содрать хотя бы самую верхнюю «шкурку», а потом слой за слоем снимать остальные.

Первая исповедь – лишь первый шаг. Вся жизнь христианина должна быть одним непрестанным покаянием: до той поры, пока человек живет, оно не должно прекращаться.

Дорогу осилит идущий

Как выбрать того, к кому подойти на первую исповедь? На самом деле знакомому священнику не всегда легче исповедоваться, чем незнакомому, бывает наоборот – проще пойти к тому, кого ты не знаешь и кто не знает тебя. Правильно ли это? Мне кажется, неправильно: такой выбор подсказывают в первую очередь все те же ложные страх и стыд.

Обычно или кто-то из близких людей, друзей или родственников указывает человеку на какого-то батюшку, или же он сам, прочитав книги или услышав проповедь того или иного пастыря, чувствует, что именно ему сможет открыть свое сердце. Если же нет подобной ясности, тогда лучше просто идти на исповедь к тому, кто будет принимать ее в храме, порог которого ты решился сегодня переступить. Ведь поиск подходящего священника может затянуться на годы, и, безусловно, в процессе этого поиска будет участвовать еще и враг, «подсказывая»: «К этому не ходи поэтому, к тому не ходи потому». А попутно такому искателю будут попадаться на глаза всевозможные неприглядные публикации о людях Церкви, которые живут так, как не должно. И все эти впечатления, накапливаясь, вырастут в крепостную стену, которой человек отгородится от своего спасения и так и не придет к покаянию.

Апостол Павел говорит о своих собратьях иудеях: лежит на их глазах некое покрывало, которое не дает им видеть истину (см.: 2 Кор. 3: 14–16). Точно так же порой на глазах пришедшего впервые в храм лежит «покрывало», не дающее ему видеть свои грехи и свою жизнь такой, какая она есть. Это одновременно и греховное нечувствие, и привычка ко греху, и отсутствие духовного зрения, и, не в последнюю очередь, – действие врага, которому подобная слепота на руку. Нередко добавляется и страх, мешающий христианину даже самому себе признаться в чем-то, так что сама мысль сказать об этом на исповеди кажется невыносимой.

Но вот человек приходит в храм, начинает исповедоваться и открывать свою душу… и вдруг ощущает ту внутреннюю свободу, которая позволяет ему признаться в том, о чем он не решался даже подумать. Почему так происходит? У Иоанна Златоуста есть такое рассуждение: если ты скуп и тебе трудно дается добродетель милосердия, начни отдавать сначала ненужные вещи. Во-первых, ты приобретешь навык делиться хотя бы чем-то, во-вторых, за твой труд Господь будет тебе помогать. И начав отдавать то, что отдать не жалко, ты постепенно освободишься от своей страсти.

Благодать Божия ищет, к чему в нас можно привиться, что в нас есть способного ее воспринять. Иногда это происходит очевидным образом, иной раз – абсолютно непредсказуемо: мы вроде бы шли на исповедь с одним и неожиданно стали каяться совершенно в другом. Просто мы открыли один шлюз, а вместе с этим открылись и прочие. Мы пустили Бога в себя по собственной воле, и Господь, Которому мы отворили дверь, начинает производить в нашей душе те перемены, которые без Его пребывания не были возможными.

Не безжалостность, а любовь к себе

Есть такая присказка: не жалей себя, и тебя пожалеет Господь. Должна ли быть у человека, идущего на исповедь, безжалостность к себе? Я думаю, что в большей степени нужна любовь и забота о себе. Наше саможаление часто неоправданно. Болит у человека зуб – надо его вырвать, иначе будет только хуже. Зубная боль очевидна – она острая, сильная, но стоит удалить ее источник, как боль проходит. Если же человек неразумно жалеет себя, откладывая поход к стоматологу, то будет мучиться изо дня в день. В конце концов удалить больной зуб все равно придется, или, что еще хуже, он выпадет сам вместе с куском десны… Но ведь правильнее было бы отправиться к врачу сразу! И это не безжалостность – это здравый смысл и забота о себе. Гнойная рана, которую человек не вскрывает, постепенно убивает его. Умирать от гангрены гораздо тяжелее и страшнее, чем вскрыть нарыв вовремя… Так, по большому счету, и с исповедью.