Текст книги "Два романа из кармана (сборник)"

– Нет. А зачем? – слегка пожав плечами, ответила Ольга. И тут же добавила. – Я сказала матери, что ты очень симпатичный. Она доверяет моему вкусу.

Тут Ольга лукавила. Антон не казался ей очень симпатичным, даже просто симпатичным чисто внешне он ей не казался. Не будь Антон столь приятен в общении, не будь он бизнесменом, и не будь он её спутником, она сказала бы о нём «так себе». Лукавила она и в другом: во избежание лишних расспросов, матери она сказала, что едет отдыхать с подружкой Зойкой.

– Ты находишь меня очень симпатичным? – игриво спросил Антон. – Это здорово! Сам я себе таким никогда не казался, или зеркала врут… Но, ты знаешь, твоему вкусу я доверяю больше, чем зеркалам.

– А какой тебе кажусь я? – приняв игривый тон Антона, спросила Ольга.

– Милая, ты издеваешься? Я тебе в первый же день нашей встречи сказал, что не встречал красивее тебя.

Ольга помнила, что такого Антон не говорил, но услышанное ей понравилось.

Идя по посадочному коридору в аэропорту вслед за Ольгой, Антон рассматривал её со спины. Разглядывая некрасивой формы ноги девушки с трущимися друг о друга толстыми ляжками, обтянутые лосинами цвета морской волны, он подумал: «Юбка ей идёт больше». Сверху Ольга была одета в обтягивающую ярко-розовую безрукавную кофточку. «А спина у неё как у грузчика, да ещё заплывшая жиром. Уж надела бы что-то посвободнее», – думал Антон. Но в целом внешний вид Ольги ему нравился. Розовые босоножки, сумочка в один цвет с лосинами, розовый лак маникюра и педикюра, розовая помада, две золотые цепочки на шее – одна с подвеской, другая без, золотые перстни на руках, золотые часики. Металл на сумочке и пряжки на босоножках тоже цвета золота. А вот надушенность Ольги ему не нравилась. Оставляемый ею шлейф духов раздражал его. «Мне предстоит этим дышать всю дорогу», – жалея себя, подумал Антон.

Ольга гордо шла чуть впереди Антона, и во всём её облике читались уверенность и достоинство. Войдя в самолёт, она встретила приветливые взгляды двух стюардесс, ответила им взглядом, несущим в себе оттенок надменности, и спросила, показывая посадочный талон:

– Нам куда?

В голосе её, так же, как и во взгляде, были всё те же нотки надменности. Антон, вошедший следом, заметил это и испытал неловкость. Стараясь компенсировать невежливость своей попутчицы, он, приветливо улыбаясь девушкам-стюардессам, поздоровался и пошутил:

– Понимаю, почему мой друг рвётся в пилоты, все стюардессы такие красотки. Девочки, вы сногсшибательны!

Ольга, услышавшая сказанное Антоном, обернулась с иронично-весёлой улыбкой, игриво мотнула головой и стала продвигаться по ряду к нужным местам в указанном девушками направлении, преисполненная чувства собственного достоинства и гордости. Раньше, вылетая на отдых со своей нескладной подружкой Зоей, Ольга завидовала женщинам и девушкам, имеющим попутчиками мужчин; сейчас же, сопровождаемая Антоном, она чувствовала превосходство над теми девушками, кто ехал на отдых в сугубо женском обществе.

* * *

Левая рука Степана лежала на груди Татьяны, правая гладила её плечо. Татьяна ощущала, как пальцы левой руки мягко и очень ласково сдавливали плоть. Полураскрытые губы Степана шарили по её шее у самого основания головы, роняя лёгкие поцелуи. Татьяна ощущала силу левой ноги Степана, которою он обнимал её ноги. Левый бок её касался его тёплого сильного тела. Всем своим существом женщина ощущала блаженство и истому, взявшие верх над стыдливостью. Степан чуть приподнялся, проложил мелкими лёгкими поцелуями дорожку от шеи женщины к её груди. Захватил губами сосок, стал нежно защипывать его губами. Она еле слышно простонала и зачем-то положила руки ему на голову. Руки сами знали, что надо делать. Они стали чуть заметно направлять голову ниже. Голова Степана податливо стала опускаться, при этом губы его прокладывали поцелуями дорожку к лобку. У самого лобка, чуть окунаясь подбородком в гущу волос, Степан прервал танец поцелуев и поднял голову. Он раздвинул руками ноги Татьяны, посмотрел в её промежность, потом посмотрел ей в лицо. Растрёпанная, оскалившаяся в блаженстве, бесстыжая, не похожая на дневную Татьяну, она была какой-то неправильной и очень притягательной.

Через полчаса Степан наблюдал, как Татьяна, стыдливо прикрывая голое тело халатом, убегает в ванную. «Чего прячется, – думал Степан, глядя вслед убегающей женщине, – да такое тело надо не прятать, а напоказ выставлять». Степану вспомнилась Лариса, её худые плечи, худые ноги, маленький вялый зад, которые она без стеснения демонстрировала ему, да ещё при этом спрашивала: «Как тебе мои ножки? А зад? Не очень большой?» Возвратившись мыслями к Татьяне, Степан думал о том, что и секс с Татьяной много приятнее, чем со многими другими. Подумав ещё немного, по времени секунд пять, за которые в памяти пронеслись запомнившиеся женщины – партнёры по сексу, он поправил себя: лучше, чем с кем бы то ни было. Мягче, нежнее и проницательнее.

Вернулась в комнату Татьяна. Степан читал на лице её стеснение и влюблённость.

– Танюша, ты само очарование, – искренне заявил он, озвучивая свои мысли.

– Ты тоже, – так же искренне ответила Татьяна.

* * *

На вопрос Параченко «как она в постели?» Степан неожиданно для себя огрызнулся:

– Тебе зачем знать?

– Ну все ж как? Тебе понравилось?

– Конечно, – как-то очень поспешно выпалил Степан.

«Что-то тут не так», – думал Параченко, проницательно заглядывая в глаза Степану. Короткий уклончивый ответ Степана только раззадорил любопытство Параченко, тем более что сам он как-то подкатывал к Татьяне. Подкатывал, конечно же, всё с той же целью – привязать её к себе, сделать её своим приближённым лицом; ему казалось, что секс делает женщину зависимой от мужчины. Не вышло: Татьяна вежливо, но твёрдо отклонила его подкаты. Сейчас это было особенно неприятно Параченко. «А этот, видите ли, был допущен к телу. Или нет? – думал Параченко. – Чего-то тут Стёпа темнит. Надо надавить».

– Что, она как акробатка в постели?

– Михаил, всё нормально.

– Нет уж, колись! Ты же у нас холостой, тебе всё можно. А я, сам понимаешь… Я – порядочный семьянин. У меня всё по одной программе. Не скажу, что надоело, но иногда хочется экзотики, хоть послушать.

– Так есть же порнофильмы. Там не только послушать, но и посмотреть… – Степан не сумел договорить. Прерывая его, Параченко несколько громче, чем следовало бы, специально с тем чтоб заглушить его, сказал, втаскивая в голос нотки безразличия:

– Ну, не хочешь, так не говори. Я и сам знаю, что она как корова в постели.

Слово «корова» задело Степана, он хотел ответить резкостью, но ответил спокойно, даже наигранно меланхолично:

– Я б не сказал так о ней, мне понравилось.

«Значит, этому дала», – зло подумал Параченко о Татьяне и, натягивая на лицо простодушную улыбку, которая на этот раз ему не совсем удалась и тут же при следующих словах его затухла, сказал:

– Смотри не влюбись. Знаем мы, к чему приводят служебные романы!

– Вы же сами сказали, мы в одной упряжке. Вот я и впрягаюсь покрепче.

– Впрягайся, впрягайся! – ответил Параченко, и Степан услышал в этих двух словах нотки угрозы.

«Похоже, шкет ревнует», – подумал Степан о Параченко. И это было так.

* * *

Параченко ревновал Степана не только к Татьяне, но ко всем сотрудникам коллектива. Со многими в своём обществе он пытался говорить о новом сотруднике. Суждения о Степане Ивановиче высказывались в основном неопределённые, так как Степана ещё не знали в коллективе, но все чувствовали в нём силу и уверенность, а увольнение им Ольги – помощницы и любовницы босса, как многие думали об Ольге с её же подачи, – обескуражило всех. Все чувствовали и понимали, что руководством начата какая-то игра, но мало кто понимал правила её, и все боялись оказаться в неё втянутыми.

* * *

Татьяна тоже чувствовала игру и так же, как все, не понимала её правил, но особо этим и не заморачивалась. Всё её существо было занято любовью к Стёпочке. Будучи на работе, она сквозь мыслительную сетку рабочего процесса постоянно несла мысль о Стёпе. Часто мысль о нём обрывалась – это когда она входила с кем-то по долгу службы в прямой или эфирный контакт, но по окончании контакта мысль о Стёпочке тут же возобновлялась. Причём это почти не мешало её работе, возможно потому, что мысль эта была светлой, радостной. Сегодня с утра он, как и на прошлой неделе, влетел в её кабинет с бордовой розой. Поискал глазами вазу, увидел её и только после этого передал цветок со словами «Танечка, тебе». Она, принимая цветок, ответила: «Спасибо». Этот утренний эпизод Татьяна уже несколько раз прокручивала в своей памяти. Больше он ничего не сказал. Лучезарно улыбнулся и удалился. И она ничего ему кроме этого «спасибо» не сказала. А утром, ещё раньше, они встретились в коридоре. Татьяна, только что пришедшая на работу, шла в свой кабинет, Степан выходил из кабинета босса. «Пришёл раньше меня, – подумала она. – И босс уже на месте? Рано они». Татьяна и Степан, простившиеся друг с другом четыре часа назад, радостно поприветствовали друг друга и разошлись по своим кабинетам. Розы она у него не видела. Возможно, цветок был убран в его портфель. Татьяна вновь посмотрела на розочку. Та выглядела свежо и совершенно не была помята.

* * *

За обедом секрет розочки прояснился.

– Опять Красавчик подкатывает к тебе с розой? – спросила Лариса Татьяну, жуя зелень.

– А ты откуда знаешь?

– Да видела, как ему курьерской доставкой принесли розу в коробке. Мне он её не подарил, Пригожиной тоже. Я подумала: значит, тебе.

Татьяна не отвечала, продолжала есть с виду спокойно, в действительности же уже не чувствуя вкуса еды.

– Тань, у тебя с ним что-нибудь было? – вкрадчиво спросила Лариса подругу.

– «Что-нибудь» – это секс, да? – плохо скрывая раздражение, вопросом ответила Татьяна.

– Да! И это меня интересует. Ну, вообще-то я просто спросила, может, он тебе что-то поднамёкивает, может, вы в театре были, может, ужинали где. Я вообще спросила, ну, и про секс интересно, – метнув на Татьяну быстрый пронзительный взгляд, ответила Лариса.

– Думаю, Ларис, про секс тебе больше всего интересно. Ты же у нас его в субботу заполучить хотела.

Остановив не донесённую до рта вилку с зеленью, Лариса с нажимом в голосе ответила:

– Почему «хотела»? Заполучила!

Она победоносно посмотрела на подругу, но, увидев изменения в лице той, тут же опустила взгляд в тарелку. Несколько минут ели молча. Первой вновь заговорила Лариса.

– Тань, да я же так, для баловства. Ну выпили чуть-чуть, побаловались, и он уехал. Торопился куда-то. Может, к бывшей. Они, разведёнцы, всегда имеют кучу обязательств перед бывшими и детьми.

Татьяне не удалось скрыть волнение. Лицо её покраснело, взгляд потяжелел.

– Тань, ты чего? Тебе плохо?

– Плохо, – кивая головой и приподнимаясь со стула, чуть слышно ответила Татьяна.

– Сиди на месте! – скомандовала Лариса, руками усаживая подругу назад на стул. – У тебя, наверное, давление. Я принесу водички.

С этими словами Лариса побежала к стойке.

«Не к бывшей, ко мне он торопился, – думала Татьяна о Степане. – Вот гад, мне назначил свидание на вечер, а днём с Лариской!»

– На, выпей, – протягивая подруге стакан, сказала Лариса и, присев напротив, затараторила: – Ты, наверное, из-за Стёпки расстроилась. Да ты же знаешь, Татьян, он мне не нужен. Да и не понравилось мне с ним. А его ты тоже должна понять, мужик он холостой, ищет себе кого-нибудь, вон и к тебе подкатывает.

– А к кому ещё? – вырвался вопрос у Татьяны.

– Ну, – Лариса замялась, – может, к Пригожиной? Хотя нет, это она к нему, а он нет.

– Почему ты так думаешь? Значит, нас с тобой выбрал, а её нет? Может, он её в резерве держит?

– Ой, резерв тоже мне! Не бери ты ничего в голову, наслаждайся жизнью, тащи его в постель.

– Ты ж говоришь, он не очень, – обиженно косясь на подругу, заметила Татьяна.

– Не очень ко мне. А к тебе-то вон с цветочками.

– Ой, я не понимаю, как же можно одновременно и к тебе, и ко мне, и к Пригожиной.

– Мы выбираем, нас выбирают. Мне он не оставил надежды – признаюсь тебе, как подруге. Пригожину тоже игнорирует. Так что пользуйся!

– Лучше бы ты, как подруга, промолчала о вашем свидании.

– Клянусь, если б я знала, что это так на тебя подействует, молчала бы. Я ж не знала, что ты в него втюрилась.

– Я? – испуганно глядя на подругу, спросила Татьяна то ли Ларису, то ли себя.

– Ну не я же! – почти с издёвкой в голосе, но в то же время с сочувствием и пониманием ответила Лариса.

– Да, Ларис, я, кажется, влюбилась. А что, очень заметно?

– Господи! А чего скрывать-то? Можно подумать, ты ограбила кого-то. Ну и люби себе на здоровье! Лишь бы он человеком оказался.

– Знаешь, Лар, а он – Человек!

Лариса по-доброму насмешливо посмотрела на подругу и сказала:

– Я рада за тебя, подруга. Только смотри не ошибись, мне кажется, он… – Лариса осеклась, замолкла, но, видя неистовый вопрос в глазах подруги, добавила: – Не такой уж простой.

Напряжение с лица Татьяны спало, она даже вздохнула как-то облегчённо и с наигранной весёлостью в голосе сказала:

– А зачем мне простак?

– Значит, всё было, – констатировала Лариса, кивая головой как в знак согласия. – Теперь важно удержать мужика.

– Ой, Лара, всё-то ты знаешь! Пошли, а то опоздаем.

* * *

«И под Стёпку ведь подсунулась, всё-таки сумела заманить его, ну и блядища! – думал Параченко о Ларисе, слушая разговор подруг в столовой. – А она не совсем дура, поняла нашего Стёпочку, – думал Михаил всё о ней же. – Конечно, Стёпа не тот простачок, каким прикидывается. А Татьяна – дурёха-дурёхой! Просто обезумела от любви. Знала бы, кого полюбила».

* * *

Вечером на звонок Степана Татьяна долго не отвечала. Весь оставшийся день после обеда она думала о том, что скажет ему, как поведёт себя, решила, что не подаст виду, что знает о его свидании с Ларисой, будет ждать, что он сам как-то это объяснит, но звонок Степана всё спланированное ею разбил вдребезги, мысли запутались, появился какой-то неведомый ей ранее страх, желание сказать ему что-то нехорошее, потому она долго не соединялась. Наконец, решилась, нажала на кнопку соединения. Радостный, бодрый, уверенный голос Степана немного привёл её в равновесие. Он задал вопрос, надо было уже отвечать, но она вопрос прослушала, а потому схитрила:

– Прости, тебя плохо слышно. Перезвони, пожалуйста.

Степан тут же перезвонил. Татьяна соединилась, но опять с небольшим промедлением, и услышала:

– Тань, я у тебя под окнами. Зайду? Напоишь чаем?

– Заходи, – обрадовалась Татьяна. Тема разговора, предполагаемого Татьяной, была для неё так значима, что говорить об этом по телефону ей казалось совершенно недопустимым. У Степана было достаточно времени объясниться с ней по вопросу «мы выбираем, нас выбирают», он же доселе молчал, значит, считала Татьяна, надо как-то подвести его к этой теме, а вот как подвести, она так для себя и не решила.

Войдя в прихожую с красивой зелёной коробкой с выпечкой внутри, Степан передал её Татьяне, а сам тут же потянулся к ней с поцелуем. Татьяна, что-то надламывая в себе, отстранилась, повернулась к нему спиной и пошла в кухню, приглашая его за собой коротким словом «зароходи». Степан не заставил себя ждать. Быстро переобувшись в шлёпанцы, которые оставил у неё сегодня утром, прошёл за нею, подошёл сзади, обнял и уронил ей на шею поцелуй. Татьяна сделала попытку отстраниться. Не получилось. Степан крепко обнимал её за плечи и ронял на её шею свои сказочные поцелуи. Внутренний протест и внутреннее же «да» боролись в Татьяне между собой; победило «да», поддерживаемое невероятной истомой, рождаемой поцелуями Степана, силой его рук, запахом его тела, его дыханием. Перестав вырываться, она позволила Степану повернуть себя к нему лицом и поцеловать в губы. «Боже, – успела подумать Татьяна, возносясь в нереальность, – и я, дура, хотела лишить себя этого? Да бог с ней, с Лариской. Мало ли их у него было. Теперь он выбрал меня, он – мой». В нереальности кружили оба. Степан, перецеловавший доселе немало женщин, и не предполагал, что поцелуй способен так отрывать от реальности, кружить в блаженстве. В поцелуе оба – и Татьяна, и Степан – потеряли своё «я», слились и стали одним целым – лёгким, насыщенным, позитивным. Долгий пронзительный свист чайника прервал их поцелуй. Татьяна стала разливать в чашки чай, Степан, помыв руки, стал распаковывать принесённую им коробку. Жёсткая высокая цилиндрическая светло-зелёная коробка с золочёной каймой была красиво перевязана атласной тёмно-зелёной ленточкой. Степан неумело развязал бант, освободил коробку от ленты и навешанных на неё этикеток, вынул из коробки прозрачный пакет, красиво перевязанный другой, более узкой зелёной ленточкой, отвязал и её, достал из пакета кулич и, не донеся его до выставленной Татьяной широкой мелкой тарелки, со словами «о, какой тут лес!» брезгливо сунул кулич назад в пакет.

– Что там? – заинтересовалась Татьяна.

– Вековая плесень, – ответил Степан, указывая на необычную белую лохматую плесень, покрывающую верх кулича, под которой просматривались шоколадные и карамельные палочки.

– О да! Это лучше не есть. А у меня сырники! Будешь?

– Конечно! Сама пекла?

– А кто же?

– Конечно, буду! А этот кулич отнесу назад. Вот ведь подсунули!

– Кто? Продавцы-то не заглядывали в коробку. Кулич дорогой, химии в него не положили или положили мало, потому он и заплесневел. Поди вон, купи дешёвый торт – он с месяц простоит, и хоть бы что, никакой плесени.

Стали пить чай с сырниками. Степан, жуя сырник, проурчал что-то одобрительное и умолк. Во всём его облике читалось блаженство. Взгляды его на Татьяну были умилённо-ласковы.

Татьяна не выдержала и спросила:

– А ты со всеми так?

Степан насторожился:

– Как?

– Ну, как со мной?

– Танюш, не понял. Что ты имеешь в виду? – во взгляде Степана появилась настороженность.

– Ну, я имею в виду, – очень волнуясь, гася в себе обиду, проглатывая вдруг появившийся в горле воздушный ком, и оттого медленнее, чем обычно, заговорила Татьяна, – твои отношения с женщинами.

– А что мои отношения? – тоже сильно взволновавшись, но внешне равнодушно спросил Степан. Не получив от Татьяны ответа, продолжил: – Танюш, ты, наверное, думаешь, что я к тебе отношусь как ко всем другим? Нет. Ты другая. Ты – лучшая. Я благодарю Бога за нашу встречу.

Все эти слова, сказанные после вопроса, оставленного Татьяной без ответа, Степан произнёс с трепетом, с придыханием. При этом он поднял со стола руку Татьяны, поднёс её ко рту и по окончании слов ткнулся в неё необычно тёплыми и чуть влажными от чаепития губами. Со стороны это выглядело как артистическая игра. Но Татьяне хотелось слышать именно эти слова, и именно так произнесённые. Желание спросить его о встрече с Ларисой отпало, ей было всё ясно: она одна в сердце Степана.

* * *

Так думали и многие в обществе. Татьяна была единственной, кому Степан выказывал особые знаки внимания. Все быстро привыкли к этому, и многие считали их красивой счастливой парой, но не все. Были и те, кто считали, что Татьяна совсем не пара Степану, он мог бы найти и получше; были и те, кто считали Степана не парой Татьяне, но вслух того не высказывали. Шла третья неделя со дня появления Степана в обществе, а отношения Татьяны и Степана всё ещё оставались темой разговоров сотрудников общества, особенно женской его части, хотя зачастую и мужчины пробегались по ней.

«Сегодня Красавчику снова доставили розу. Ему уже должны делать скидки».

«Вы видели, сегодня наш директор по кадрам на работу приехал вместе с Татьяной Владленовной!» – «Ой, да они уже давно вместе ездят не только на работу, но и с работы». – «Красавчик уволил Завального». – «Понятно, убирает конкурентов. Завальный давно на Татьяну глаз положил. Смотри, как бы и тебя не уволил, ты ведь тоже на неё поглядывал». – «Это когда? Я ж женат!»

Но больше всех отношения Татьяны и Степана интересовали босса. Каждый раз, как только Степан заходил в кабинет Татьяны, Параченко, оповещённый специальным сигналом, с очень смешанным чувством, являющимся сплетением зависти, пошлости, ревности и превалирующей над всеми другими чувствами злобы, бросался к нужному монитору и наблюдал за этой парочкой. Обыкновенно взгляд Татьяны масленел, добрел, в нём читалась любовь. Степан же всегда расплывался в своей широкой, очень идущей ему улыбке. Параченко и сам не мог бы ответить на вопрос, зачем он наблюдает за этими людьми, ведь ничего интересного для дела он услышать не надеялся, так как знал, что Степан, сам установивший в кабинете Татьяны подсматривающее и подслушивающее оборудование и даже сигнал оповещения босса о приходе кого-либо в кабинет Татьяны, вряд ли допустит оплошность. Но вот уже на протяжении всего времени с момента, как была установлена следящая аппаратура, Параченко не пропустил ни одного раза, чтоб последить за этими людьми.

Вот и сейчас, услышав звуковой сигнал, оповещавший о том, что кто-то вошёл в кабинет финансового директора, он оторвался от бумаг и, включив звук, уставился в монитор. В кабинет к Татьяне как раз вошёл Степан. Отношения Татьяны и Степана очень отличались от его отношений с женой Маргаритой. Никогда с Маргаритой Параченко не имел разговоров, подобных тем, которые подслушивал между Татьяной и Степаном.

– Танечка, я до сих пор под впечатлением от вчерашнего.

«Интересно, что у них там было вчера. Хорошо бы установить наблюдение в спальне Татьяны», – успел подумать Параченко.

– Ты имеешь в виду спектакль? – лукаво спросила Татьяна, понимая, что в виду Степан имеет другое.

– Нет. Хотя спектакль тоже был ничего. Но я тебе признаюсь, что я на спектакле сидел и всё не мог дождаться, когда он кончится. Так хотелось скорее… увести тебя домой.

– Да? – ещё более лукаво спросила Татьяна, как бы прося разъяснения.

– Ты такая сладкая. Теперь я с нетерпением жду окончания работы.

«Ну даёт! Напевает как соловей!» – раздражённо подумал Параченко о Степане и даже возмущённо мотнул головой.

– Я тоже! – ответила Татьяна, слегка прикусывая нижнюю губу.

«Вот коза!» – злым импульсом пробилась мысль о Татьяне в сознании Параченко, он даже произнёс эти слова вслух.

Глаза Татьяны светились счастьем. На лице её была написана влюблённость – то, чего Параченко никогда не видел во взгляде своей Маргариты. Подобострастие, подхалимство, страх, ужас, радость, огорчение, злобу, жалость, растерянность, испуг, возмущение, одобрение, презрение, понимание, непонимание, симпатию, антипатию, небрежение, уничижение, вопрос, зависть, может, ещё что-то наблюдал Параченко на лице своей жены, но влюблённость – никогда. Параченко осознавал, что применительно к нему в природе никогда не существовало такого взгляда, вот разве только в детстве временами ласковый взгляд матери и добрый взгляд бабки Нюры, но это не то. Зацикливаться на этом не стал, тут же упустил эту мысль, но озлобление его с наслоившейся завистью усилилось. В своей злобе Параченко даже упустил последние слова Степана и Татьяны. Глядя в монитор на широкую удаляющуюся спину Степана, он думал: «Ладно, потерплю ещё, а там посмотрим». Неосознанно лелея робкую надежду на то, что, возможно, произойдёт нечто, что позволит ему беспрепятственно порвать договор с компанией, приславшей Степана, и выгнать Степана из своей фирмы с позором, он понимал, что такое вряд ли возможно.

* * *

Причём не только отношение Татьяны к Степану, но и отношение всего коллектива к Степану раздражало и мучило Параченко. Просматривая вечерами дневные записи видеонаблюдения, он с нарастающей злобой наблюдал на лицах своих подчинённых такие выражения при встрече со Степаном, какие обычно адресуются близким, родным людям. Кто-то расплывался в улыбке, кто-то охотно тянул ему руку как приятелю, кто-то приветливо хлопал по плечу, и никто не выказывал Степану недружелюбия, неприветливости. Для всех, невзирая на то, что из общества были уволены уже четыре сотрудника, Степан был своим человеком. Многие из женской части коллектива, по мнению Параченко, были в Степана влюблены. И, если б не обозначенное Степаном отношение к Татьяне, волнений среди женщин коллектива в отношении Степана было бы значительно больше. «Купила баба порося… – думал Параченко о себе. – Да ещё бабки какие отвалил. Ну технику установили, всё я вижу, и что? Уволил его руками чистюлю Емельянова, козу Пронину и трепло Завального. Да, ещё Ольгу. Вот сволочь, ни разу не позвонила (это об Ольге). Я даже не знаю, где она, как её, если что, вызвать на работу. Видно, хорошо её мужичок-то зацепил. Да это и понятно, возраст. Жалко будет потерять её. Да куда эта дура денется: ни умений никаких, ни рожи, и возраст уж не юный. Скоро позвонит».

* * *

Ольга же, действительно, вот уже третью неделю мечтала позвонить Михаилу. Но возможности такой у неё не было.

Прибыв в курортный городок, Ольга с Антоном устроились в отеле. Многое Ольгу раздражало: нерасторопность служащего на ресепшен, отсутствие интернет-связи в комнате, бестолковость носильщика, остановившегося поговорить со своим сослуживцем прямо на аллее сада, с гружёной багажом тележкой. При других обстоятельствах она проявила бы уже своё раздражение, но близость Антона, его участливость и весёлость делали своё дело. Ольга почти не реагировала на раздражающие факторы. Раза два она пыталась обсудить с Антоном какие-то неприятные моменты, но Антон умело уводил разговор на что-то приятное. Вот и сейчас, сняв с постели покрывало, Ольга провела по простыне рукой и возмущённо сказала:

– Ну прямо как в поезде. Бельё всё влажное.

Ожидающая поддержки своего возмущения, она услышала:

– Влажность даёт прохладу, милая. А это сейчас как раз то, что нам понадобится.

Произнесены были эти слова Антоном с заманчивой хрипотцой. При этом Антон обнял Ольгу и повлёк в разобранную ею влажноватую постель.

Всё было здорово, но недолго.

– Вечером продолжим, – пообещал Антон, целуя Ольгу в плечо, – сейчас пошли пообедаем, пока там всё не слопали.

– Да, пойдём, – поддержала Ольга предложение Антона. – А то сейчас все налетят как саранча. Мы с подругой как-то…

Антон прервал Ольгу вопросом:

– А подруга у тебя такая же симпатичная?

Ольга ответила не сразу. Ей не хотелось признаваться Антону, что подруга её – дурнушка. Такою Ольга видела свою подругу Зою. Но назвать её симпатичной рискованно, ведь когда-нибудь Антон увидит эту «красавицу». Помедлив секунд восемь, она ответила с неопределённостью в голосе:

– Да на любителя.

И, с тем чтоб уйти от этой темы, почти без паузы выпалила свой вопрос:

– А почему ты про неё спросил?

Антон же ответил слишком серьёзно:

– Просто хочу представить, как на вас заглядывались местные парни, наверное, просто с ума от вас сходили. Тут джигиты не хуже наших дагестанцев или чеченцев.

– Нет, мы с Зойкой не были в Турции, я же, кажется, тебе говорила. Здесь я впервые.

– Надеюсь, тебе понравится, милая.

* * *

Первый день пребывания в Турции Ольге действительно понравился. День был жаркий, но ласка моря, густая ухоженная зелень парка вокруг отеля, благоухание цветов – всё это смягчало солнечный зной и придавало жаре праздничную окраску. Не последнюю роль играла еда, которая тут была разнообразной и хорошо приготовленной. Но более всего настроение Ольги было приподнято близостью внимательного, предупредительного, ласкового Антона.

* * *

Вечер этого дня тоже был замечателен. По предложению Антона поехали в клуб, где собираются его друзья-дайвингисты. Клуб был закрытый, небольшой. Ольгу и Антона в клубе приняли радушно. Было понятно, что Антона тут уважают. Все приветливо здоровались с ним, жали ему руку, хлопали по плечу, приобнимали его. Ольге, оказавшейся в этот вечер в клубе единственной женщиной, все тоже весело улыбались, приветливо кивали, двое даже поцеловали руку. По-русски говорили не все, только двое, причём один из них говорил с кавказским акцентом. Ольга подумала о нём: «Чего было этому переться сюда? У них же своих солнца и моря как грязи».

Неожиданно откуда-то из боковой, неприметной среди зеркал двери появился атлетического телосложения высокий брюнет лет тридцати – тридцати пяти, одетый в чёрную рубашку с расстегнутыми до середины груди пуговицами и в белые, хорошо сидящие на нём, брюки. На шее брюнета висела тяжёлая золотая цепочка. Брюнет тут же с распростёртыми объятьями и возгласом радостного приветствия направился к Антону. Мужчины по-братски обнялись, и было видно, что они очень рады встрече. С некоторым разочарованием Ольга отметила про себя, что Антон почти на голову ниже обнимающего его брюнета; редкие нездоровые волосы и лысина его очень невыгодно смотрелись на фоне богатой шевелюры его друга.

– Ольга, знакомься, это Заур – местный князь, – всё ещё радостно улыбаясь, представил Антон друга. «Что значит «князь»? – успела подумать Ольга. – Наверное, это что-то типа главаря». Представляя Ольгу, Антон, как и всем другим, назвал только её имя, не назвав её никем. Это обидело её, но обижаться долго не пришлось, так как в следующее же мгновение она услышала от Заура:

– Наслышан, наслышан. Ты говорил мне, что твоя девушка красива, но ты не сказал, что она опасно очаровательна, от неё трудно отвести глаза.

Говоря это, Заур взял руку Ольги, медленно, не отрывая взгляда от её лица, поднёс руку к своим губам – получилось очень высоко для такого случая – и, почти не наклоняясь, сказав последние слова, уронил на руку девушки поцелуй. Ольга зарделась. Помимо жгучего взгляда Заура она чувствовала на себе восторженные взгляды всех других присутствующих мужчин. Боковым зрением она видела, что некоторые из них при словах Заура о её красоте согласно закивали головами, кто-то даже щёлкнул языком, подобно тому, как это при желании выразить свой восторг делал продавец шаурмы в лавочке, мимо которой Ольга проходила к остановке. Антон, Заур и Ольга прошли за столик, окружённый мягкими диванами. Ольга устроилась на диванчике рядом с Антоном, напротив «князя». По-видимому, заказ был сделан раньше – ничего не спрашивая, парень в национальной одежде поднёс напитки и фрукты. «Интересно, за чей это счёт мы будем пить», – подумала Ольга, не особо любившая спиртное и вдоволь наевшаяся фруктов в отеле. Тем временем «князь» быстро разлил вино и, подняв свой бокал, заговорил:

– Хотел предложить тост за встречу, но изменю традиции. Давайте выпьем за очаровательную Ольгу. Она так неожиданно украсила сегодня наш вечер.

– Неожиданность в том, что меня сегодня не должно было быть с вами? – спросила Ольга, надеясь на то, что ответ будет другим. Ответ и был другим.

– Неожиданность в том, – сказал «князь», пристально глядя в глаза девушки, – что ты так очаровательна. Зная, что Антон любит худышек, я предполагал увидеть просто хорошенькую девушку, а ты так роскошна.