Электронная библиотека » Нелли Мартова » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "ДЫР"


  • Текст добавлен: 22 сентября 2017, 16:00


Автор книги: Нелли Мартова


Жанр: Городское фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Нелли Мартова
ДЫР

Часть первая

Пролог. Савушка

Душа у Савушки горела. Если бы кто его спросил, что это значит: «душа горит», объяснить он бы не смог, но точно знал только одно: клин клином вышибают, и погасить огонь, выжигающий нутро, могло только одно: пятьдесят грамм водки, а лучше сто. На худой конец, сошло бы и пиво, но в кармане у Савушки было так давно и окончательно пусто, что случайно затесавшаяся монетка предпочла бы раствориться, только бы не нарушать эту прочно воцарившуюся пустоту.

Савушка брел по грязной рыжей тропинке, огибая кучи строительного мусора, и жадно осматривал округу. Какой-то черт занес в его район новостройки, где еще и не живет толком никто – ни сердобольных старушек, ни мамочек с колясками, которые готовы сунуть в руку бумажку лишь бы не видеть его, савушкину, испитую рожу на детской площадке. Если кого и можно здесь встретить, так это строителей – а те ни за что на опохмел не подадут. Эгоисты кругом и сволочи! Сами пьют, жрут, а чтобы душу спасти человеку – об этом никто даже и не помыслит. «Господи!» – взмолился Савушка. – «Пошли мне доброго человека!»

И словно в ответ на его молитвы дверь подъезда новенького, сверкающего свежей краской дома, распахнулась, и оттуда вышел парень лет тридцати с небольшим в джинсовой куртке. Савушка оценил его мгновенно – крепкий, подтянутый, походка уверенная, упругая, выходит со стройки, а одет чисто и аккуратно, будто только что из примерочной в магазине, – такие никогда не подают. Но душа Савушки с невозможным никогда не смирялась, поэтому, когда парень поравнялся с ним, Савушка тоном как можно более небрежным, будто бы от нечего делать, произнес: «Слышь, браток, у тебя не найдется…» Не успел Савушка договорить, как в руке у него оказался стольник. Не веря своему счастью, Савушка отчего-то затараторил то, что говорил обычно прихожанам возле церкви, а не крепким молодым парням на стройке: «Благодарствую! Боженька тебя вознаградит, вот увидишь». Парень кивнул и сел в машину, оставляя Савушку наедине с внезапно привалившим счастьем.

Глава первая. Семья

Слава привык слышать в свой адрес: «Спасибо тебе, добрый человек!» С самых первых шабашек, еще когда учился в институте и подрабатывал на стройке, он следовал правилу: с каждой получки откладывал малую толику на «добрые дела». Потом жизнь сложилась так, что строительная специальность стала его основной профессией, но свое «правило доброты» Слава неизменно и неукоснительно соблюдал.

Вот и сейчас он возвращался домой с работы, а в бумажнике, в специальном отделении прятались несколько полтинников. На лестничной клетке он заметил пустой флакон из-под одеколона, вздохнул, подобрал бутылочку и скормил прожорливому мусоропроводу. Подходя к обшарпанной соседской двери, он уже настроился принять еженедельную дозу желанного и ожидаемого облегчения – услышать привычное «Добрый ты мужик, Славка, уважаю!» Он ждал этой фразы с практической уверенностью и крохотной долей беспокойства, как положительного заключения врача после рядового медосмотра.

Но дверь оказалась распахнутой настежь. В прихожей маячили два темных силуэта в форме. А он еще удивился, подходя к дому, почему возле подъезда стоит полицейская машина. Значит, к Петровичу. Натворил, что ли, чего? Слава осторожно заглянул в квартиру, и его пробрал озноб. Сквозь треснувшее стекло кухонной двери виднелись распростертые на полу волосатые ноги в рваных черных носках и пивная бутылка, из которой разлилась бурая лужица. Голая лампочка, свисавшая с потолка на шнуре, качалась, как маятник, взад-вперед, кусками выхватывая из сизого тумана убогое пространство кухни.

– Судмедэксперта и труповозку, – услышал Слава хриплый голос и отшатнулся.

Перед глазами на мгновение почернело, словно он смотрел в темный колодец, слух прорезал низкий звон и тут же оборвался. Привычное, обыденное рассыпалось, и Слава понял, что соседа ему будет не хватать, как любимого инструмента в руке. «Ну что ты все время поишь этого алкаша! Тебе что, деньги некуда девать? Запашище от него по всей площадке, и дружки какие-то подозрительные ходят», – ругалась жена. «Жалко его», – вздыхал Слава.

Он вытащил из кармана ключ, перекинул сумку в левую руку и поморщился – внезапно заныло, потяжелело правое плечо. Продуло, что ли? Слава уже поворачивал ключ в замке, когда его окликнул один из полицейских:

– Вы сосед? У него родственники есть, не знаете?

– Никого нет.

Он ответил на несколько вопросов, переминаясь с ноги на ногу, и, наконец, открыл дверь. Не успел надеть стоптанные тапки, как в желудок пробрались аппетитные запахи, а Гуля с кухни крикнула:

– Переодевайся скорее, ужин стынет!

– Папа пришел! – из детской выскочила младшая, Дина, размахивая листком бумаги. – Пап, смотри, какого я козлика нарисовала!

– Молодец! А почему он в сапогах?

– Чтобы не простудился и не заболел! Мама говорит, уже пора сапоги надевать.

Славе сразу стало легче. Он чувствовал свою квартиру, как улитка – раковину. Кажется, еще немного, – и понесет ее на своих широких плечах. Двухкомнатная хрущевка, она и была почти как раковина для семьи из четырех человек. Ходики в большой комнате – сердце обиталища – задавали привычный ритм домашнего вечера: «Тик-так, тик-так, все как обычно, тик-так». Сейчас он поужинает, проверит домашнее задание у старшей дочки, почитает сказку младшей, и ляжет спать, совсем как вчера.

Пар и жар кипучей деятельности заполняли крохотную кухню до самого потолка. Пельмени, сами прыгающие из кастрюли в тарелку, показались бы здесь в порядке вещей. Армия трехлитровых банок брала в осаду плиту – Гуля закатывала на зиму помидоры по особому рецепту: с травами, чесноком и страстным желанием сохранить витамины. Своей дачи у них не было, но сестра каждый год исправно делилась с Гулей парой ящиков полузеленых помидор. Плоды терпеливо ждали своего дня в темной коробке под кроватью, а потом, когда дозревали, наступали дни больших осенних заготовок – такие, как сегодня.

– Девчонок зову? – спросил Слава.

– Они уже давно наелись – пирожки прямо со сковородки таскали, – рассмеялась Гуля.

Он уселся за стол. Положил себе на тарелку один пирожок из общего блюда, но есть не стал, а уставился в угол. Там стояла скалка – престарелая кухонная работница, покрытая шрамами – трещинами и выжженными пятнами. Слава однажды хотел подарить ей новую, но жена не дала: «Ты что! Эта скалка – моя единственная память о дедушке». «Почему о дедушке, а не о бабушке?» – удивился тогда Слава. «Потому что от бабушки мне еще достались сервиз и швейная машинка. Бабушка была женщиной практичной, поэтому от сервиза и машинки дедушке уворачиваться не приходилось, даже если он приходил очень сильно выпимши».

Гуля никогда не использовала скалку иначе, как по прямому назначению, но семейная история над Славой все же довлела каждый раз, когда ему хотелось выпить. Но он все-таки встал и достал из холодильника бутылку водки. Гуля оторвалась от закаточной машинки и нахмурилась:

– С чего бы вдруг?

– Петрович-то помер. Помянуть бы надо.

– Допился, значит, – покачала она головой. – Ярар, по такому случаю можно. Сейчас огурцов достану.

Слава смотрел, как она наклоняется и открывает дверцу под окном. В пухлых ягодицах жены прятались тонны запасов семейного счастья. Он часто приходил домой поздно вечером, после десяти, а то и двенадцати часов тяжелой работы, но стоило ему только прикоснуться к этому хранилищу неукротимой энергии, как усталость бесследно растворялась. На время ужина Гуля превращалась в теплые шанежки, золотистые треугольники эчпочмаков, стопки тончайших блинов, круглые беляши с аккуратной дырочкой посередине, татарский куриный суп – тукмас и еще тысячу и одно блюдо. Ночь приносила долгожданное – мягкое, податливое, влажное. Он погружался в нее, как солнечные лучи – в морскую воду, проникал до самого дна и наполнялся ее частым дыханием так, что сам мог бы не дышать еще три дня.

Когда у него были срочные заказы в пригороде, приходилось ночевать прямо на объектах, чтобы не терять время на дорогу. Весь день он укладывал плитку, а поздно ночью устраивался в спальном мешке посреди пустой комнаты, не обращая внимания на запах раствора и густую влажность. Перед глазами вставала сетка ровных прямоугольников, а руки, уставшие от гладких холодных поверхностей, пытались нащупать мягкие полушария. Не находя их, он спал беспокойно, ворочался, ему казалось, что гулкое пространство необжитого помещения поглощает его, как трава – заброшенную тропинку.

Гуля порезала соленые огурцы, поставила на стол две рюмки и села рядом. Длинная прядь черных волос выбилась из растрепанного хвоста, в ней запуталась сухая травинка.

– Славка, налей мне тоже.

Он налил молча, только удивился про себя – жена выпивала редко, исключительно по праздникам. От запотевшей бутылки по руке побежал приятный холодок, и боль в плече сразу угомонилась, затихла.

– Душа не на месте, – Гуля отвечала на вопросы, даже если они не были заданы вслух.

– Из-за Петровича?

– Дался мне твой алкаш! – она вспыхнула, стащила резинку и распустила волосы по плечам. – Давно ясно было, что этим кончится. Из-за кредита.

– Не бери в голову. Банков много, в этом откажут, попробуем в другом.

– Не в этом дело. Славка, может быть, не стоит, а? Мы и так неплохо живем. Сколько лет потом кредит отдавать?

Он вздохнул.

– Мы ведь уже все решили.

Они уже все решили. У них будет мальчик, так решил Слава. С тремя детьми нельзя жить в двухкомнатной квартире – это было решение Гули. У них будет дом за городом. Там для детей свежий воздух и деревенское молоко, а для Славы – полно работы в строящихся коттеджных поселках. У Гули будут просторная кухня, кладовка и большая морозилка. Ее многочисленные татарские родственники смогут приезжать в гости, а она будет доставать из морозилки клюкву и смородину, печь пироги, усаживать всех за большим столом и затягивать пронзительные песни, из которых ни слова не понятно, только слышится тоска по утерянным просторам и вольным ветрам. Слава будет вставать с утра пораньше, пока родичи еще не проснулись, и вместе с сыном ходить на рыбалку, кататься на велосипедах летом или на лыжах зимой, просто гулять.

Поначалу они мечтали, потом строили семейный бюджет: выписывали цифры на клетчатом листочке, вырванном из школьной тетрадки, складывали их на калькуляторе, и каждый раз сумма выходила неутешительной. Слава мог бы сам сделать всю отделку и даже кое-какие капитальные работы, но участок в удобном районе, подвод коммуникаций и стройматериалы все равно стоили слишком дорого, гораздо дороже их двушки в спальном районе, не говоря уже о готовом доме. Да и где жить, пока идет стройка, если продать квартиру? Он не мог вспомнить, кто и когда первый раз заговорил об ипотеке. Решение пришло как-то само и незаметно, то ли от улыбчивой девушки из телевизора, которая предлагала счастливое будущее под умеренный процент, то ли от шустрого Тяпкина – начальника строительной бригады и владельца собственного «ООО». «Ты, Славка, мужик хороший, работаешь как надо, а заказами я тебя обеспечу. Оглянуться не успеешь, как рассчитаешься. Сам бы тебе одолжил, да не располагаю средствами – все в дело идет. Но справку тебе о зарплате хорошую сделаю, они там все равно проверять не будут». Тяпкин не подвел и справку выдал внушительную, сумму указал намного больше той, что Слава получал на руки.

Они выпили с Гулей по две рюмки. Сначала не чокаясь – помянули Петровича, а потом за то, чтобы завтра банк дал положительный ответ.

– За домом у нас будет вишня расти, а еще малина и смородина. А с другой стороны сделаем теплицу. В теплице урожай в три раза больше, чем в грунте, – рассуждала Гуля.

– Место надо оставить для качелей и детской площадки. И елка, я обязательно посажу елку, – вставил Слава.

– Только чтобы площадка была под кухонным окном. Эх, Славка! Будем с тобой жить, как в кино. Газонокосилку заведем. Будешь по воскресеньям надевать белую кепку и траву подстригать на детской площадке. Уф алла, у меня же банки! – Гуля соскочила и метнулась к плите.

– Придумаешь, тоже, – усмехнулся Слава. – Белую кепку…

Гуля любила смотреть американские фильмы, комедии и мелодрамы, где в роли главных героев выступала многодетная семья, живущая в каком-нибудь уютном пригороде. В таких фильмах отец семейства по выходным непременно подстригал газон, а потом они устраивали барбекю и звали в гости друзей.

Слава хотел налить себе еще, по привычке оценивающе смотрел на бутылку. Он никогда не позволял себе выпить больше половины бутылки, не хотел портить следующее утро. А в будние дни разрешал себе не больше четверти.

– Папочка, почитай мне! – на кухне появилась Дина в пижаме. – Я тебя жду-жду…

– Пойдем, пуговка.

Девочка просияла, схватила отца за руку и повела за собой.

Глава вторая. Петрович

Под потолком детской висел воздушный шар с корзинкой, внутри светилась лампочка. На полках теснились тощие Барби и пухлые мягкие игрушки, стопка учебников пристроилась прямо на полу возле стола, с обратной стороны двери на вешалке висел отглаженный школьный пиджачок. Веселые обои с плюшевыми мишками выцвели и местами обтрепались. Раньше Слава не обращал на это внимания, как любой человек не замечает обыденную домашнюю обстановку. Но теперь, когда переезд в новый дом перешел из категории «мечтаем когда-нибудь» в другую – «вот-вот собираемся», он смотрел на все другим взглядом. Девчонкам надо будет отдать комнаты побольше, а спальню для них с Гулей можно сделать и в маленькой.

Он сел, как всегда, прямо на пол возле нижнего яруса двухэтажной кровати, скрестив ноги по-турецки. Старшая, Карина, буркнула из-за стола, не поворачиваясь:

– Привет, пап!

– Уроки сделала? – спросил Слава.

– Опять будете мешать заниматься?

– Терпи, казак, атаманом будешь! Может, у тебя скоро своя комната будет.

– Правда? – Карина оглянулась, в ее черных глазах блеснул живой интерес.

– Раз отец обещает, значит, будет. Если принесешь все пятерки за полугодие.

Карина вздохнула и уткнулась в тетрадку.

– Папа, а дядя Петрович сегодня придет песню петь? – спросила Дина, уже забравшись в постель.

– Нет, доча, он больше никогда не придет.

– Почему?

– Его забрали злые волшебники.

– А к нам они не придут?

– Я их не пущу, – улыбнулся он. – Давай свою книжку.

«Среди обширной канзасской степи жила девочка Дина. Ее отец, фермер Слава, целый день работал в поле, а мать Гуля хлопотала по хозяйству».

Карина фыркнула из-за стола и покрутила ручкой у виска.

Дина хихикнула и зажмурилась.

Он читал вслух, слышал свой голос, как со стороны, а в голове крутилась беспокойная, скрипучая мысль: «Если резко бросить пить, можно умереть». Откуда он это знает? Где-то слышал или читал. Вчера Слава не заходил к соседу, и тот явился сам, часов в десять, когда Гуля уже укладывала детей спать. Дыхнул тяжелым перегаром, уставился мутным взглядом на славины руки и жалобно попросил:

– Одолжи полтинничек, а? Я верну через неделю.

Оба знали, что обещания Петровича сравни предвыборным, разве что скромнее, и денег он никогда не вернет.

– Дал бы, да нету, – честно ответил Слава. – У меня только крупные, а жена не разменяет, сам понимаешь.

«Русские не сдаются», – красноречиво гласила растянутая, выцветшая футболка соседа. Если дело казалось выпивки, Петрович этому девизу следовал беззаветно.

– Помираю, брат. Как пить дать, помру, если не дашь. Ну хоть сто грамм налей, а? Ведь у тебя же есть.

– Да нет у меня, – соврал Слава.

– Никто, никто меня не любит, – проскулил сосед, потом театрально поднял руку и неожиданно запел тонким заливистым голосом. – Никто не приглашает на танцы, никто не провожает до дома…

На потолке нервно мигнула лампа.

– А ну пошел отсюда! – из детской выскочила Гуля, шлепнула Петровича полотенцем по руке. – Дети ведь спят!

– Пусть меня никто не любит, я ухожу, – сосед еще более театральным жестом повесил голову и удалился.

Петрович «помирал» с регулярностью до трех раз в неделю, поэтому Слава тогда нисколько не забеспокоился. Кто же мог знать, что он и в самом деле коньки отбросит? Вот ведь странное чувство, будто Слава ему должен, как будто он ему зарплату платил, а не угощал выпивкой. Дать бы хоть на похороны денег, но кому? Кто его хоронить-то будет?

Он вернулся мыслями к чтению:

– «В большом закопченном котле Гингема варила волшебное зелье. Она бросала в котел мышей, отрывая одну за другой от связки»

Ему вдруг стало неудобно, что он сидит в детской, у постели дочери, а думает о похоронах какого-то алкаша. Как будто крысу сюда принес. Поэтому следующую фразу он прочитал громко и с выражением:

– «Куда это подевались змеиные головы?»

– Папа! – услышал он за спиной укоризненный шепот и вздрогнул. – Папа, она спит давно.

Карина взяла из его рук книгу. Слава потрепал ее по голове, поправил одеяло Дине, вышел из детской, заглянул на кухню.

– Меня не жди, – предупредила Гуля. – Я сегодня хочу разобраться с помидорами.

Слава посмотрел на очередь пустых банок и пошел спать.

Он закрыл за собой дверь в комнату и прислушался к родному, убаюкивающему ритму: «Тик-так, тик-так». Остальные звуки едва касались слуха и тут же отпрыгивали обратно, как шарики для пинг-понга. В хрущевке нельзя остаться наедине. Где-то рядом кто-то кашляет и спускает воду в туалете, скрипит кровать, хлопает дверца холодильника, бубнит телевизор. Но пока тикают часы, в комнате как будто больше ничего и не слышно, и суета мыслей постепенно уступает место неспешному потоку снов.

Слава снял колючую кружевную накидку, которая накрывала горку подушек на диване. В те редкие дни, когда Гули не было дома – уезжала навестить родственников или лежала в больнице с кем-то из девочек – по утрам он оставлял накидку висеть на спинке кровати. Кружевные накидки подарила Гуле его мама на свадьбу. В славином детстве не было страшнее преступления, чем уронить или испачкать такую накидку. Теперь символ маминой строгости пробуждал самые приятные предвкушения – если накидка на подушках, значит, Гуля дома, а убрать накидку – почти как стянуть с жены трусики, потому что продолжение часто следует то же самое. Если задуматься, в их квартире-раковине все вещи имели историю. Можно открывать семейный музей. С этой мыслью Слава погрузился в беспокойный сон.

Мир славиных снов был устроен так, что картинки в нем время от времени повторялись, но он понимал это, только когда просыпался. Как бы часто он ни видел раньше один и тот же сон, всякий раз он казался ему новым и неожиданным. Вот как этот, про качели.

– Папаняяяя!

Раскрасневшийся пацан в курточке взлетает вверх на качелях и с радостным воплем подпрыгивает в самой высокой точке.

– Не прыгай так, выпадешь! – строго говорит ему Слава.

– Не-а! – кричит мальчишка, подпрыгивает еще выше и срывается с узкого деревянного сиденья.

У Славы заходится сердце, но он успевает расставить руки и поймать ребенка в охапку, прижимает его к себе и треплет по голове. Кажется, что в мире нет ничего важнее этой взлохмаченной макушки.

– Папаня! Ну ты меня заеб! – отбивается мальчик.

Слава возмущен. Он хочет раз и навсегда отучить мальчика разговаривать так с отцом.

– Что ты, сынок, сказал? – переспрашивает он.

– Загьеб ты меня, папа! Взял, уками схватил и загьеб всего! – хохочет пацан.

Слава смеется и просыпается.

Он видел этот сон так давно и так часто, что не мог понять – его ли это собственное детское воспоминание или мечта о сыне. Об отце он почти ничего не помнил – родители развелись, когда он еще ходил в детский сад, а мама о нем говорить не любила.

Слава перевернулся на другой бок. Ходики отправляли в небытие ночное время, а он никак не мог заснуть. Гуля все еще возилась на кухне. Он думал о Петровиче и о том, что ждет его завтра в банке. Его мучило ощущение, что он забыл поставить печать на какую-то важную бумагу, и теперь ему откажут. Гнал от себя чувство вины. Повторял себе, что Петрович грозился умереть едва ли не каждый день, что никакое здоровье не выдержит столько пить. Размышлял, как бы все-таки помочь с похоронами.

Когда Слава, наконец, снова заснул, ему приснился другой сон, совершенно новый.

– Встань на колени! – велел ему знакомый голос.

Перед ним стоял Петрович все в той же растянутой футболке с девизом, в полосатых семейных трусах до колен. Из рваных черных носков выглядывали большие пальцы. Вокруг головы соседа светился туманный нимб, как у святых на иконах. Слава едва не перекрестился. Остановило его только то, что Петрович почесывал у себя в паху, запустив руку в трусы.

– Вставай на колени! – повторил сосед и поднял вверх указательный палец. – Вставай!

Тело соседа издало непотребный звук, он шевельнул задом и вдруг взлетел над полом, словно под ним возникла воздушная подушка. Туманный нимб расползался вокруг него во все стороны. Ошарашенный Слава рухнул на колени.

Петрович протянул руку над головой Славы и продекламировал, будто стихи читал:

– Да не оскудеет отныне рука твоя, добрый человек!

С этими словами Петрович с грохотом приземлился на пол и сказал уже нормальным голосом:

– Славка, хороший ты мужик! Единственным моим другом был. Никто ко мне так по-доброму, как ты, не относился. Ко мне, к простому алкашу, – как к человеку. Вот я и решил напоследок объявить тебе, так сказать, благодарность и сделать подарок. Только учти: подарком нужно пользоваться!

– Петрович, – спросил Слава. – Тебе там вообще как?

– Хорошо, – кивнул сосед и хихикнул. – Наливают. Ладно, прощай, Славка. Вспоминай меня иногда, что ли, за рюмочкой.

Слава хотел сказать ему что-то напоследок, но не мог сообразить, что именно. «Пусть земля тебе будет пухом» вроде бы людям не говорят, а удачи и здоровья желать – тоже как-то не кстати.

Петрович сцепил перед собой волосатые ручища, запрокинул голову и тоскливо запел тонким голоском:

– Сиреневый туман над нами проплывает…

На словах «А может навсегда ты друга потеряешь» фигура соседа растворилась в тумане, голос его стих и Слава утер слезу.

Утром он проснулся в отличном настроении. Сон мог означать только одно – Петрович не обиделся, простил его. Предчувствие говорило Славе, что и с банком все должно пройти удачно.

После бритья он, как обычно, тщательно протер зеркало в ванной. Слава стирал пятнышки зубной пасты и капельки воды сосредоточенно и внимательно, будто расчищал пространство будущего дня от серьезных проблем и мелких неурядиц. Даже если он опаздывал, что, впрочем, случалось с ним редко, он всегда оставлял после себя идеально чистое зеркало. Точно также Слава всегда начищал до блеска первую уложенную плитку – зачин еще одной безупречной ванной или кухни.

Выходя из дома, Слава заметил пломбу с печатью на двери соседа, и в груди на мгновение неприятно заныло, но быстро прошло.

На первом же перекрестке он умудрился проехать на красный – последний раз с ним такое случалось, когда он вез жену в роддом. Вслед ему раздалось возмущенное гудение, но этим и обошлось. Оставшуюся часть дороги Слава ехал медленно и аккуратно, словно только вчера права получил.

Здание банка, как невеста на выданье, сияло подчеркнутой красотой. Глаз радовали яркие цвета – сочный оранжевый, радостно-золотой, чернильной густоты синий. За окном хмурилось тяжелое небо, но просторный зал заливал яркий свет ламп, отражался от глянцевых поверхностей, играл на сосредоточенных лицах девушек за стойками. Слава по привычке внимательно оглядел пол и поморщился – несколько плиток выступали чуть заметно, буквально на миллиметр выше других – халтура. От этого наблюдения стало неприятно, но он утешил себя мыслью, что вряд ли плитку здесь укладывали сотрудники банка.

Сотрудница кредитного отдела сегодня уже не улыбалась ему так приветливо, как в тот день, когда он принес заявление.

– Напомните фамилию, пожалуйста.

– Добролюбов. Вячеслав Михайлович.

– Да, по вашей заявке решение принято, – ответила девушка.

Слава не удержался и шумно вздохнул.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации