Текст книги "Дочь генерала"

Глава 12

Быстрота – залог успеха. Преступление надо раскрывать по горячим следам. Чем дольше затягивается дело, тем холоднее следы. Чем холоднее следы, тем труднее дело.

Передача и обмен. Официально это выражение относится к вещественным доказательствам, к материальным предметам и их частицам. Но для человека, расследующего убийство, передача и обмен приобретают почти метафизический смысл. В ходе следствия припоминаешь биографии правонарушителей и разборы аналогичных преступлений и начинаешь заочно узнавать убийцу. Изучая поведение жертвы, производя, так сказать, психологическое вскрытие, узнаешь о ней больше, чем говорят люди. Постепенно догадываешься, что между убийцей и жертвой существовали какие-то отношения, они знали друг друга, как это чаще всего и бывает. Основываясь на теории эмоционально-психологической передачи и обмена, то есть контакта, общения между потерпевшей и убийцей, можно понемногу сокращать список подозреваемых, однако я был бы не против получить от Кэла Сивера доминирующий ген и отпечатки пальцев.

Мы ехали в северном направлении, где находился центр базы, но у указателя с надписью «Джордан-Филдз» повернули налево.

– Если мы согласны с выводами Кэла насчет кольев и шнуров, – сказал я, – мне не придется связывать тебя.

– Карл – типичный кабинетный следопыт, – промолвила Синтия.

– Это верно.

Среди других привычек Карла особенно раздражала его дурная привычка выдавать гениальные идеи. Сидит в своем кабинете в Фоллз-Черч, читает отчеты следователей, показания свидетелей, разглядывает фотографии. Потом строит версии и дает указания, в каком направлении вести следствие. Народ на местах это любит, и Карл мнит себя этаким мудрецом. Тот факт, что результаты нулевые, его нисколько не волнует.

Зато Карл – хороший распорядитель. Проводит опасные операции, не гнет спину перед начальством и заступается за своих подчиненных. Сейчас полковника Карла Густава Хеллмана наверняка вызовут в Пентагон для доклада. Стоя навытяжку в кабинете начальника штаба перед министром сухопутных войск, руководителем ФБР, Главным военным прокурором и другими меднолобыми лизоблюдами нашего излюбленного президента, он докладывает: «Дело ведет один из моих лучших сотрудников, старший уорент-офицер Пол Бреннер. Он докладывает, что не нуждается в дополнительной помощи, и заверяет, что разрешит дело в течение нескольких дней. Арест неминуем». Все верно, Карл. Не исключено, что под арест пойду я.

Синтия посмотрела на меня.

– Что-то ты бледный, – произнесла она.

– Устал немного.

Мы приближались к Джордан-Филдз, который является частью Форт-Хадли. Большая часть Хадли – открытая зона, военнослужащий может находиться где угодно, но Джордан-Филдз – секретный объект. У въезда нас остановил патруль. Один из полицейских посмотрел у Синтии удостоверение личности и спросил:

– Распутываете убийство, мэм?

– Да, – ответила она. – А это мой папа.

Полицейский ощерился.

– Строение третье, мэм.

Синтия включила сцепление, мы подъехали к третьему строению. Джордан-Филдз был основан в 30-х годах уже не существующим Воздушным корпусом сухопутных войск и выглядит сейчас как декорации к фильму о Второй мировой войне. Поле оказалось мало для послевоенных армейских ВВС, но оно гораздо больше, чем нужно нынешней армии с ее скромной авиационной составляющей, и в силу обширной площади не годится для обучения личного состава. Короче, если бы этот огромный военный комплекс, включающий Хадли и Джордан-Филдз, принадлежал «Дженерал моторс», то половину его перевели бы в Мексику, а другую просто закрыли. Но поскольку в армии не подводят баланса прибылей и убытков, то конечный ее продукт, национальная безопасность – такая же абстракция, как и спокойствие духа, – поистине бесценен. В действительности же Хадли и Джордан-Филдз являются всего лишь правительственными проектами для поддержания экономики штата. Что создано во времена военного бума, дает дивиденды и в мирное время.

Мы проехали мимо бетонированной площадки, на которой стояли два вертолета и три самолета-корректировщика, и приблизились к строению номер три. Перед ним была припаркована штабная машина Кента и сине-белый «форд» с полицейскими эмблемами. На дверце «форда» золотистый щит с надписью: «Шеф полиции Мидленда».

– Это машина шефа Ярдли. Я однажды имела с ним дело. А ты?

– Не имел и не собираюсь иметь.

Мы вошли в просторное, вытянутое в длину помещение ангара. Первое, что мне бросилось в глаза, – «БМВ-325» с откинутым верхом; очевидно, машина Энн Кемпбелл. В дальнем конце склада на ковровом покрытии, содранном из ее коттеджа, была расставлена согласно покомнатному плану мебель. Неподалеку располагалась также обстановка служебного кабинета капитана Кемпбелл. Подойдя поближе, я увидел длинный стол, на котором лежали поляроидные фотографии ее коттеджа и кабинета. Вокруг стояли несколько полицейских, а посредине полковник Кент и человек в ковбойской шляпе – вероятно, шеф городской полиции Ярдли. Это был толстый мужчина в коричневом поплиновом костюме, едва сходившемся на нем. Багровое лицо наводило на мысли о хорошем загаре, повышенном кровяном давлении и крайней степени раздражения.

Ярдли и Кент разговаривали, поглядывая на нас с Синтией. Когда мы подошли поближе, Ярдли шагнул к нам навстречу и приветствовал меня следующими словами:

– Придется тебе покопаться в куче дерьма, парень. Копаться в куче дерьма я, натурально, не собирался и потому сказал:

– Если вы тут что-нибудь трогали или прикасались к чему-либо, мне придется снять отпечатки ваших пальчиков и отдать на анализ лоскуток вашей одежды.

Ярдли застыл от изумления, пристально оглядел меня и хохотнул:

– Ах ты, сукин сын. – Потом обратился к Кенту: – Слышал?

Кент натянуто улыбнулся.

– И, пожалуйста, запомните: вы находитесь на территории военной базы, и я назначен ответственным за проведение следствия.

Кент вмешался, проявив запоздалую учтивость:

– Шеф Ярдли, позвольте представить вам мистера Бреннера и мисс Санхилл.

– Позволяю, – отозвался Ярдли. – Но не скажу, что я от этого в восторге.

Протяжный говор южного захолустья резал бы мне ухо и при более благоприятных обстоятельствах. Могу вообразить, как звучал для него мой бостонский говорок.

Ярдли обернулся к Синтии, притронулся к шляпе – живое воплощение южной учтивости.

– Мы, кажется, встречались, мэм?

Очевидно, он претендует на главную роль, подумал я и спросил:

– Не могли бы вы сказать, какое официальное дело привело вас сюда?

Ярдли снова оскалился: я забавлял его.

– Меня привело официальное дело узнать, как попало сюда все это барахло.

Вспомнив неглупое наставление Карла и желая поскорее избавиться от непрошеного гостя, я сказал:

– Родители погибшей попросили перевезти ее вещи сюда и позаботиться о них.

Он несколько секунд переваривал это известие, потом выдал:

– Неплохо придумал, парень. Уделал меня всухую.

– Спасибо. – Собственно говоря, Ярдли мне даже поправился. Питаю слабость к напыщенным дурням.

– Послушай, парень, что я тебе скажу, – продолжал Ярдли. – Ты даешь мне и экспертам округа доступ к этому барахлу, и мы квиты.

– Подумаю, когда закончат эксперты УРП.

– Ты не очень-то, парень!

– Что вы, я не очень.

– То-то. А может, сделаем так: мы подключимся к этому делу, а я даю тебе доступ в дом погибшей? Он сейчас заперт и под охраной.

– Меня ее дом не интересует. – Кроме цокольного этажа, подумал я. Этот фараон даже не подозревает, что у него на руках козырной туз.

– Ладно. У меня есть некоторые официальные документы...

Ярдли шел на уступки, но я возразил:

– Я их вытребую в законном порядке, если понадобится.

Ярдли обернулся к Кенту:

– Как цыган-лошадник торгуется. – Потом снова обратился ко мне: – У меня вот тут кое-что имеется. – Он постучал по голове, как по пустой бочке. – Никакими законами не вытребуешь.

– Вы знали погибшую?

– Я-то? Как не знать. А ты?

– Не имел удовольствия. – Это прозвучало двусмысленно.

– И старика ее знаю. Я тебе вот что скажу, парень... – Он начал раздражать меня своей фамильярностью. – Приходи в мою каптерку, мы там быстренько все уладим.

Помня, как я обманом затащил беднягу Далберта Элкинса в камеру, я произнес:

– Если мы и будем вести переговоры, то только в кабинете начальника военной полиции базы.

Полное название должности Кента, казалось, приободрило его.

– Документы, улики, анализы – тут надо всем сотрудничать.

Выбрав момент, заговорила Синтия:

– Шеф, я понимаю ваше недовольство нашими действиями, но не считайте это ущемлением ваших полномочий или личным оскорблением. Если бы жертвой оказался любой другой, мы попросили бы вас вместе осмотреть дом и обсудить план дальнейших шагов.

Ярдли надул губы – то ли обдумывая сказанное Синтией, то ли готовясь сказать: «Брехня».

– Мы тоже бываем встревожены, когда в городе задерживают военнослужащего за какую-нибудь небольшую провинность, которая местному подростку сходит с рук.

Если только этот местный подросток не чернокожий, чуть не вырвалось у меня.

– Поэтому я предлагаю, – продолжала Синтия с очаровательной убедительностью, – завтра же в удобное для всех время сесть за стол и выработать пути сотрудничества... – И так далее и тому подобное.

Ярдли кивал, но мысли его блуждали далеко. Наконец он сказал:

– Толковое предложение. – Потом обратился к Кенту: – Спасибо, полковник. Звякни мне домой вечерком. – Напоследок он похлопал меня по плечу: – Обставил меня всухую, парень. С меня причитается.

Он пошел к служебному выходу. У него был вид человека, который скоро вернется.

Когда Ярдли скрылся за дверью, Кент сказал:

– Я предупреждал, что он будет в ярости.

– Кого это волнует?

– Не хочу с ним ссориться. Временами он бывает даже полезен. Половина нашего личного состава живет на его подопечной территории, и девяносто процентов вольнонаемных живут в Мидленде. Ярдли нам все равно понадобится, когда у нас будет список подозреваемых.

– Может быть. Но я думаю, что рано или поздно любой подозреваемый окажется на территории базы. Если нужно, мы его похитим.

Кент покачал головой, словно расшевеливая мозги.

– Кстати, вы уже были у генерала?

– Нет. Разве я должен быть?

– Он хочет срочно видеть вас. Он у себя дома.

У тех, кто потерял близких, много забот, но разговор со следователем среди них не первостепенная. Правда, генералы – это особая порода людей, а Кемпбеллу, вероятно, нужно, чтобы колеса вертелись безостановочно. Генерал должен показать, что он, начальник базы, не потерял самообладания.

– Я только что разговаривал с Кэлом Сивером, начальником бригады из УРП. Вы с ним виделись?

– Конечно, – ответил Кент. – По-моему, он держит ситуацию под контролем. Он что-нибудь раздобыл?

– Нет еще.

– А вы?

– Набросал предварительный список возможных подозреваемых.

Кент даже встрепенулся:

– Уже? И кто же это?

– М-м... Вы в том числе.

– Что?! Что вы несете, Бреннер, черт вас побери?

– Согласно процедуре в число подозреваемых попадают все, кто был на месте преступления или в доме потерпевшей. Эксперты снимут отпечатки обуви и пальцев, проанализируют все следы, оставленные этими людьми. Я не знаю, когда были оставлены эти следы – до, во время или после преступления. Таким образом, в предварительном списке подозреваемых фигурирует сержант Сент-Джон, рядовой первого класса Кейси, вы и ваши люди, побывавшие на месте события, мисс Санхилл и я. Все эти люди вряд ли окажутся подлинными подозреваемыми, но я обязан считаться с показаниями экспертов.

– Тогда надо позаботиться об алиби.

– Вот именно. Кстати, где вы были сегодня ночью?

– Ну, что же... Я был дома, в постели, когда позвонил дежурный сержант.

– Вы живете в расположении части, насколько мне известно.

– Вам правильно известно.

– Когда вы пришли в свою квартиру?

– Около полуночи. Я ужинал в городе, потом вернулся к себе на работу и задержался там.

– Ваша жена может это подтвердить?

– Нет... Она поехала навестить родителей в Огайо.

– Вот оно что...

– Отвяжитесь, Пол... Чего вы прицепились?

– Спокойно, спокойно, полковник.

– Думаете, это смешно? Ошибаетесь. Ничего смешного в шуточках об убийстве и подозреваемых нет.

Я видел, что Кент не на шутку рассердился.

– И без того будет достаточно грязных слухов, досужих сплетен, косых взглядов, подозрительности. Зачем подливать масла в огонь?

– Хорошо, приношу извинения, Билл. Я полагаю, что трое служащих военного правопорядка могут говорить друг с другом открыто. Все, что мы здесь обсуждаем, не выйдет за пределы строения номер три. Версии, нелепости, обиды – все это останется между нами. Идет?

Но Кента нелегко уломать.

– А где минувшей ночью были вы, мистер? – спросил он.

– До четырех тридцати был дома, у себя в трейлере. Около пяти часов прибыл на оружейный склад. Свидетелей нет.

– Похоже, – фыркнул Кент, видимо, довольный, что у меня нет алиби. – А вы, мисс? – обратился он к Синтии.

– Я пришла в гостиницу для приезжих офицеров около девятнадцати часов и до полуночи писала отчет об изнасиловании медсестры Нили. Потом легла спать, одна. Меня разбудил военный полицейский. Он постучал в дверь. Это было приблизительно в пять тридцать.

– Слабенькие у нас, друзья, алиби. Слабее редко встретишь. Но какие есть, такие есть. Суть дела в том, что наша база – как небольшой город. В круге родных, друзей и знакомых погибшей высшие чины. Вы, кажется, хотели привлечь к расследованию человека со стороны?

– Хотел, но не гоните, Пол.

– Зачем вы послали полицейского за мисс Санхилл?

– За тем же, зачем звонил вам. Преклоняюсь перед заезжими талантами.

Я подумал, что преклонение перед заезжими талантами означало: «Пусть те двое новеньких покопаются в дерьме, о котором здесь все всё знают».

– Как близко вы были знакомы с Энн Кемпбелл? – спросил я.

Кент помедлил, словно выбирая слова.

– Достаточно близко.

– Не могли бы поподробнее?

Выше меня по званию и сам полицейский, полковник был явно недоволен. Но именно потому, что сам был профессионалом, он знал, что от него требуется. С деланной улыбкой Кент спросил:

– Напомним друг другу наши права?

Я тоже улыбнулся. Неловкая процедура, что и говорить, но необходимая.

Он кашлянул и начал:

– Капитан Кемпбелл получила назначение в Форт-Хадли два года назад. Я уже был переведен сюда. Генерал и миссис Кемпбелл тоже были здесь. Кемпбеллы пригласили меня в числе нескольких офицеров к себе, чтобы познакомить со своей дочерью. По работе мы соприкасались не часто, но как психолог она изучала поведение преступников. Я тоже интересовался криминальной психологией. Общие интересы у представителя администрации и психолога – обычное дело.

– Так вы стали друзьями?

– Что-то вроде этого.

– Вместе ходили на ленч?

– Иногда.

– Обеды тоже были? Вместе выпивали?

– Не часто.

– Наедине?

– Один или два раза.

– Но вы, кажется, не знали, где она живет?

– Знал, что в городе, но сам у нее не был.

– А она у вас?

– Да, несколько раз была. На вечеринках.

– Ваша жена ей симпатизировала?

– Нет.

– Почему?

– Сообразите сами, Бреннер.

– Хорошо. Уже сообразил.

У Синтии, разумеется, хватило такта не участвовать в допросе высокопоставленного офицера, поэтому я обратился к ней:

– У вас есть вопросы к полковнику Кенту?

– Один-единственный, очевидный, – ответила она и пристально посмотрела на него.

– Нет, между нами не было интимных отношений. Я сразу бы сказал, если бы были.

– Будем надеяться, – буркнул я. – У нее был друг?

– Насколько мне известно – нет.

– А явные враги были?

Он подумал, прежде чем ответить.

– Некоторые дамы ее не любили. Думаю, видели в ней угрозу. И некоторые мужчины тоже не любили. Чувствовали что-то...

– Что пасуют перед ней?

– Да, вроде этого. Может быть, она была чересчур высокомерна с молодыми неженатыми офицерами, которые пытались ухлестывать за ней. Что касается настоящих врагов, я таких не знаю. – Кент поколебался, потом продолжал: – Если учесть, как она погибла, то я думаю, что убийство произошло на почве неутоленной страсти. Понимаете, существуют женщины, в отношении которых рождаются здоровые эротические или романтические фантазии, но Энн Кемпбелл была другая. Она вольно или невольно провоцировала в некоторых мужчинах желание совершить над ней насилие. И кто-то польстился на приманку. Утолив жажду, насильник понял, что попал в беду. Может быть, она стала поддразнивать его, я и это допускаю. Тому не хотелось всю оставшуюся жизнь провести в Левенуэрте, и он задушил ее. – Он посмотрел на нас. – Многие дают волю одноглазому разгоряченному зверю, и он тащит их прямиком в ад. В нашей работе много таких случаев. Да и в вашей тоже.

Еще как много, но сейчас меня больше интересовало то, что искал одноглазый зверь, и я спросил:

– Она назначала мужчинам свидания? Была активна в любовных делах?

– Как мне судить о ее любовных делах? Я знаю только одного неженатого офицера, с кем она иногда встречалась. Это лейтенант Элби, один из помощников генерала. О своей личной жизни она мне не рассказывала. И поведение ее у меня по роду службы интереса не вызывало. Другое дело, мы не знали, как она развлекается.

– И как же, по-вашему, она развлекалась?

– Будь я на ее месте, у меня было бы две жизни – служебная и внеслужебная, и чтобы они не соприкасались.

– Какие у Ярдли бумаги, касающиеся Энн Кемпбелл?

– М-м... Я думаю, он имеет в виду тот случай, когда в городе ее задержала полиция. Это произошло год назад, она еще и в штат не была введена. Ярдли позвонил мне, я приехал и забрал ее.

– Значит, Кемпбелл все-таки попадала в поле вашего профессионального зрения?

– Пустяковая история и негласная. Ярдли сказал, что протокол задержания составлять не будет.

– Очевидно, солгал. За что ее задержали?

– Ярдли сказал, за нарушение общественного порядка.

– И как же Энн Кемпбелл нарушила общественный порядок?

– Вступила на улице в словесную баталию с каким-то парнем.

– Подробности знаете?

– Нет, Ярдли не распространялся. Просто позвонил и сказал, чтобы я отвез ее домой.

– И вы отвезли ее домой.

– Я же сказал, что не знаю, где она живет. Не пытайтесь поймать меня, Бреннер. Я отвез ее на базу. Это было около двадцати трех часов. Кстати, Энн была трезвая как стеклышко. Я привез ее в офицерский клуб выпить. Так, для успокоения. Она не рассказывала, что произошло, а я не расспрашивал. Потом я вызвал такси, и около полуночи она уехала домой.

– Тот человек, с которым Кемпбелл вступила в словесную баталию, – вы не знаете его имени? Или того полицейского, который произвел задержание?

– Нет, но Ярдли, уверен, знает. Спросите у него, – Кент улыбнулся, – поскольку наладили полное деловое сотрудничество. Еще есть вопросы?

– Что вы почувствовали, когда узнали, что она убита? – спросила Синтия.

– Был ошеломлен.

– Вам было жаль ее?

– Конечно. И жаль генерала и миссис Кемпбелл. И еще я разозлился до чертиков. Такое происшествие на моем участке! Я симпатизировал Энн, но ее смерть не стала моим личным горем, не так уж мы были близки, скорее, крупной служебной неприятностью.

– Ценю вашу откровенность, – заключил я.

– Только тогда оцените по-настоящему, когда наслушаетесь всякой чуши.

– Не сомневаюсь... У вас ко мне есть вопросы?

Кент улыбнулся:

– Сколько, вы сказали, времени занимает езда с базы до Соснового Шепота?

– Полчаса. Рано утром – меньше.

Он кивнул, потом окинул взглядом мебель и вещи из квартиры Энн Кемпбелл:

– Как, по-вашему, нормально?

– Нормально. Хорошая работа. Только распорядитесь поставить несколько раздвижных перегородок, повесить картинки и развесить одежду на крючках – в тех местах, где были встроенные шкафы... Скажите, из цокольного этажа все взяли?

Синтия понимающе посмотрела на меня.

– Да, но вещи оттуда пока в ящиках. Должны привезти еще несколько столов и полок. Тогда воспроизведем обстановку подвала. – Он помолчал. – Я думал, кое-что еще обнаружили. Вы, случайно, не заметили, что нет... м-м... интимных предметов?

– Вы хотите сказать, противозачаточных средств, сексуальных стимуляторов и тому подобного? Писем от мужчин, фотографий дружков?

– Не знаю, зачем незамужней женщине стимуляторы, и в бумагах я особенно не рылся... Я имел в виду противозачаточные средства, таблетки...

– Вы к чему-нибудь притрагивались, Билл?

Вместо ответа он вытащил из кармана брюк пару хирургических перчаток и сказал:

– Допускаю, что я мог и голыми руками притронуться, когда руководил разгрузкой вещей. Ярдли тоже раза два случайно прикасался...

– Или намеренно.

Кент кивнул:

– Или намеренно. Занесите еще одного в ваш список подозреваемых.

– Непременно.

Я прошел в тот угол, где была размещена мебель из служебного кабинета Энн Кемпбелл. Предметы обстановки были строгие, спартанские, которые так любят покупать армейские хозяйственники, в то время как их представители в конгрессе выбивают средства на приобретение очередного трехмиллионного танка: металлический стол, вращающееся кресло, два складных стула, книжная полка, две высокие картотеки, компьютер. На книжных полках стояли стандартные тексты по психологии, военные публикации по психологической войне, спецоперациям и прочим смежным предметам.

Я выдвинул один из ящиков и по наклейкам-указателям увидел, что здесь лежат конспекты лекций. Выдвинул другой, с надписью «Конфиденциальное». Папки здесь были без названий, но пронумерованы. Я раскрыл одну, перебрал бумаги, которые оказались записями беседы с человеком, обозначенным инициалами Р. Дж. Высказывания ее собеседника были отмечены буквой "В", то есть «Вопросы» или «Вопрошающий». Все это выглядело как обычные записи психолога или психоаналитика, правда, человек, выбранный для собеседования, был своеобразный. Судя по первой странице, это был обвиняемый в половом преступлении. Вопросы тоже носили любопытный характер: «Как вы выбрали свою жертву?» или «Как она реагировала, когда вы потребовали сделать вам феллацио?» Я захлопнул папку. Обычные бумаги полицейского или тюремного психиатра, но какая связь с психологической войной? Очевидно, тема представляла частный интерес для Энн Кемпбелл.

Я задвинул ящик и подошел к компьютеру. Я даже включать эти штуковины не умею.

– У нас в Фоллз-Черч есть одна особа, – сказал я Кенту, – Грейс Диксон, вот она знает, как управлять электронными мозгами. Позову-ка я ее, чтобы приехала, а до тех пор – чтобы никто даже приблизиться сюда не смел.

Синтия тоже вошла в «кабинет» Энн Кемпбелл.

– Там есть сообщение, – сказала она, посмотрев на автоответчик.

Кент кивнул:

– Да, около полудня был звонок. Через несколько минут после того, как телефонная компания получила заказ на перевод номера сюда.

Синтия нажала кнопку «пуск». Раздался мужской голос:

– "Энн, это Чарлз. Я пытался позвонить тебе раньше, но у тебя, наверное, барахлил телефон. Я знаю, что у тебя сегодня выходной, но в училище побывал полицейский наряд. Они увезли куда-то всю твою мебель и все твои вещи. Без всяких объяснений. Пожалуйста, позвони мне или давай пообедаем в офицерском клубе. Все это очень странно. Я бы позвонил в полицию, да вот беда: люди, разобравшие твою мебель, и есть полиция. – Он фыркнул, но смешок прозвучал искусственно. – Надеюсь, что ничего серьезного не случилось. Звони".

– Кто это? – спросил я Кента.

– Полковник Чарлз Мур. Начальник ее Учебного центра.

– Что вам о нем известно?

– Что можно сказать... Естественно, психиатр, доктор медицины. Странный тип. Не вписывается он здесь, всегда сам по себе. Впрочем, Учебный центр существует как бы сам по себе. Я даже думаю иногда: поставили бы уж стену со сторожевыми вышками.

Синтия спросила:

– Они были друзьями?

– Судя по всему, они были достаточно близки. Он был для нее своего рода наставником – что, между прочим, не говорит о ее хорошем вкусе, извините.

– Когда расследуется дело об убийстве, о мертвых не обязательно говорить хорошо.

– И все-таки это было неуместное замечание. – Кент потер глаза. – Я просто... немного устал.

– Да, у вас напряженный день, – вставила Синтия. – Неприятная роль нести родителям новость о смерти их дочери.

– Да, малоприятная. Я позвонил, к телефону подошла миссис Кемпбелл, сказал, что заеду к ним домой... Она поняла: что-то стряслось. Приехал я с главным капелланом, майором Имзом, и врачом, капитаном Суиком. Кемпбеллы увидели нас... Сколько раз видел, как извещают о смерти, сам участвовал в этой скорбной процедуре... Если человек погиб в бою, находишь какие-то верные слова. Но вот убийство... что тут скажешь?

– Как они приняли известие? – спросила Синтия.

– Мужественно. Как и подобает солдату и его жене. Я пробыл там всего несколько минут, потом уехал, оставив с ними капеллана.

– Надеюсь, вы не вдавались в подробности? – сказал я.

– Нет. Только сказал, что Энн нашли на стрельбище мертвой и, очевидно, это убийство.

– А что сказал генерал?

– Сказал... «Погибла, выполняя свой долг». – Кент помолчал. – Наверное, в этих словах находишь утешение.

– Значит, вы не вдавались в детали... Не сказали о ее позе, о том, что, возможно, она была изнасилована?

– Нет. Он, правда, спросил, как она умерла. Я ответил, что, вероятно, ее задушили.

– И что он сказал?

– Ничего.

– Вы сообщили ему мое имя и дали номер телефона?

– Да, он спросил, подключились ли к расследованию люди из УРП. Я сказал, что воспользовался вашим здесь присутствием и присутствием мисс Санхилл и попросил вас заняться этим делом.

– Что он на это ответил?

– Генерал хочет, чтобы делом занялся майор Боуз, начальник здешнего отделения УРП.

– Что вы ему ответили?

– Я не стал обсуждать с ним эту тему. Он сам понимает, что назначение следователя не входит в его компетенцию.

– Как приняла известие о смерти дочери миссис Кемпбелл?

– Стойко, но по всему было видно, что вот-вот разрыдается. Сохранять невозмутимость в любых обстоятельствах – первое дело для генералов и их жен. Чувствуется старая школа.

– Хорошо, Билл. Бригада экспертов прибудет после заката и, вероятно, проработает всю ночь. Скажите своим людям, чтобы никого из посторонних не допускали.

– Сделаю... Хочу напомнить, Пол: генерал желает вас видеть у себя дома. И как можно скорее.

– Зачем?

– Вероятно, чтобы узнать обстоятельства смерти дочери и попросить ввести в курс дела майора Боуза.

– Отлично. Я это сделаю по телефону.

– Вот еще что. Звонили из Пентагона. Главный военный прокурор согласился с мнением вашего босса, что вы и мисс Санхилл никак не связаны с нашими людьми и способны лучше выполнить задание, чем здешнее отделение УРП. Это решение окончательное. Можете сообщить о нем генералу. Рекомендую сделать это немедленно.

– А я хочу немедленно поговорить с Чарлзом Муром.

– В порядке исключения, Пол, будьте хоть немного политичны.

Я вопросительно взглянул на Синтию. Она кивнула. Я пожал плечами:

– Ну что ж, тогда к генералу и миссис Кемпбелл.

Кент проводил нас до выхода.

– Знаете, – сказал он, – это ирония судьбы... У Энн было любимое выражение, как бы личный девиз... Она вычитана его у какого-то философа, кажется, Ницше... «То, что не убило нас, закаляет...» И вот она убита.