Текст книги "Последняя история Мины Ли"

– Думаю, все равно стоит удостовериться, раз уж мы туда едем. Необязательно заходить, просто взглянем на бывший дом любовника твоей мамы. И… ты все еще думаешь, что он может быть твоим отцом?

– Возможно, хотя теперь я сомневаюсь. – Марго пожала плечами. – И все же их отношения мне непонятны. У мамы никогда не было мужчины – по крайней мере, я об этом ничего не знала. К тому же… почему она выбрала именно его? Женатый… смертельно больной. Ведь он был обречен.

– Да и жена наверняка была в курсе, как она могла не знать? Ну в самом-то деле.

– Ага, не могла же она не понять, раз они с мамой аж в целый тур вместе съездили.

– Вот и разберемся.

– Ты знаешь, я все-таки рада… Как это ни странно. Мама никогда не брала отпуск. Ни разу. Все же здорово, что она успела попутешествовать перед смертью.

Впервые после смерти матери Марго увидела свет в конце туннеля, будто каким-то образом со временем ее настойчивость могла окупиться. Она бросила обувь на песок и побежала к океану, с виду спокойному и безмятежному. Холодный воздух заполнял легкие. Всю жизнь Марго чувствовала себя в ловушке: в маленькой квартире, на рынке, внутри жизни матери. И теперь она могла хотя бы на время ощутить себя полностью свободной – рядом почти никого нет, весь пляж в ее распоряжении.

Марго влетела в ледяную воду, вскрикнула и тут же рассмеялась, осознав, что сама приняла это решение. Стуча зубами, она отбежала к берегу и вновь зашла в воду, уже глубже, по колено. Безумный поступок, но Марго нравилось ощущение свободы.

Она всегда боялась воды – если зайти слишком далеко, может унести течением. Она так и не научилась плавать – в их районе не было ни городских бассейнов, ни кружков по плаванию для детей. Глубина пугала ее своей мощью.

С американских горок на пирсе доносились крики. В черном небе плясали красные и белые огоньки. Соленый воздух обволакивал, словно сам океан испустил долгий вздох облегчения. Колесо обозрения вращалось и мигало, беззаботно пульсируя, его спицы походили на множество рук, вытянутых в ночное небо.

Стоя по колено в воде, Марго почувствовала, как лодыжки защекотали спутанные водоросли. Можно было споткнуться о них и упасть в темную пенящуюся воду, ее бы тут же обвили нити, выжимая из тела последний вздох, пока она не перестанет принадлежать кому бы то ни было, даже самой себе. Она будет принадлежать морю. В панике Марго начала отступать к берегу, высоко поднимая ноги, чтобы освободиться от того, что при ближайшем рассмотрении оказалось не водорослями, а тонкой веревкой – нет, сетью, куском рыболовной сети, липкой, покрытой водорослями и жемчужными полипами. Восстановив равновесие, Марго вытащила сеть из воды и подошла к Мигелю. От холода из носа потекло, и она вытерла лицо рукавом.

– Ты чего? – спросил Мигель.

– Смотри, что прибило к моим ногам.

Марго подняла уголок сетки к небу, к колесу обозрения вдалеке – с кучей спиц, медленно вращающемуся и мигающему в темноте. Она представила множество крошечных серебряных рыбок, которые проплывают сквозь плетение, как слова матери – нет, как сама мама, мерцающая, водянистая, просачивается через каждое отверстие.

Мина

Осень 1987 г.

По окончании смены Мина обычно находила в своих вещах гостинцы – пару бананов, пачку жвачки, салат латук, коробочку конфет. Если в выборе угощений и присутствовала логика, ее было сложно отыскать. В зависимости от настроения Мине каждый предмет казался то тщательно продуманным, то совершенно случайным. Она всегда с нетерпением ждала очередного подарка, а когда ничего не получала, шла домой угрюмая и разочарованная, будто светлая полоса в жизни подошла к неизбежному концу. Однако на следующий день подарки возвращались: пачка рамена, баночка соевой пасты, прелестная корейская груша, совершенной формы и цвета, – и мир, казалось, снова немного приоткрывался, во тьму просачивался лучик света.

Мина знала, кто оставляет ей эти подарки. Мистер Ким. В тот день, когда она разрыдалась в туалете из-за того, что увидела мужчину с дочерью, напомнивших ей любимых, мистер Ким посмотрел на ее заплаканное лицо таким взглядом, будто сразу все понял, и в тот же день в ее вещах оказались очаровательное зеленое яблоко и рамен. С тех пор в их коротких и вежливых разговорах проскальзывало явное желание мистера Кима как-то помочь Мине, будто неким образом в ее одиночестве и отчаянии он увидел нечто знакомое. Возможно, самого себя.

Иногда Мине хотелось отвергнуть все эти гостинцы, подойти к нему и прямо, но вежливо попросить больше ничего ей не оставлять. Она не нуждалась ни в чьем сочувствии. К тому же она была сбита с толку: какой смысл в подарках, которые ни к чему не приведут?

В то же время ее ужасала перспектива лишиться этих мелких знаков внимания, которые часто скрашивали весь ее день. Если так подумать, то временами даже самые незначительные мелочи, повторяющиеся день ото дня, и поддерживают в людях жизнь. И раз уж она сама не могла себя так порадовать, могла она хотя бы позволить это другому?

Через пару недель монотонной работы, за время которой ощущения наличных и монет в руках и вялый обмен любезностями с клиентами стали привычными, внезапно исчез Марио.

Однажды ясным осенним днем Мина увидела у кассы, где работал мистер Ким, вместо Марио подростка лет восемнадцати. Заметив Мину, мистер Ким натянуто улыбнулся и ушел в глубь магазина. Она как можно непринужденнее поздоровалась с новым сотрудником, представившимся Даниэлем.

Вот только где же Марио? В то, что у него выходной, отчего-то верилось с трудом. Когда Мина только осваивалась с должностью кассира, Марио неизменно ее поддерживал. Что-то во всей ситуации не сходилось. Впрочем, как знать, может, он просто заболел или взял отпуск?

Даниэль учился быстро, работа в супермаркете явно была для него не новой. Когда поток посетителей уменьшился, он предложил Мине свою помощь. Она отказалась и принялась наводить порядок на рабочем месте, стараясь не обращать на парня внимания, потому что не могла придумать ему занятие. Марио всегда сам находил себе работу. Она огляделась в поисках мистера Кима, но до конца дня не увидела ни его, ни хозяина.

В конце смены в вещах ее ждала корейская груша, завернутая в пенопластовый рукав. Вдохнув аромат пятнистого плода, пахнущего осенью, хрустящей и сладкой, Мина обхватила грушу обеими руками и на секунду прижала к груди.

Выйдя из туалета, Мина пошла по ряду с прохладительными напитками, чтобы взять что-нибудь для себя, и внезапно заметила удаляющегося мистера Кима, который, казалось, целый день ее избегал. Она не хотела на него наседать, просто не могла дольше выносить неизвестность о Марио. К тому же его попытки спрятаться от нее отчего-то ранили, заставляли сомневаться, не ошиблась ли она, приняв его подарки за нечто большее, чем проявление вежливости и доброты, которые распространялись на всех.

– Мистер Ким! – позвала Мина.

Он обернулся. Его лицо казалось изможденным, под глазами залегли глубокие тени.

Она подошла ближе, остановившись на почтительном расстоянии, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Он заболел? – с ходу спросила Мина.

– Кто?

– Марио.

– О! Нет, он… – Мистер Ким оглянулся, будто проверяя, что рядом никого нет. – Его выслали. Обратно в Мексику.

Мина неожиданно явственно почувствовала расстояние, разделяющее их, – холодное, как алюминиевая банка в ее руке. Возникло странное желание швырнуть ее в проход, чтобы разбить жесткий свет люминесцентных ламп.

– Но почему? – Голос дрогнул, когда до Мины полностью дошел смысл его слов. Вероятно, они больше никогда не увидят Марио.

– Не знаю. Я пытался… Когда я об этом узнал, то подумал, что можно отправить ему денег на адвоката.

– Почему его выслали?

– Не знаю, может, у него не было документов.

– О. – Мина уронила взгляд на пол. Догадывался ли мистер Ким, что и у нее нет документов – пока нет? Понимают ли это и остальные? Или, может, Марио попал в какие-то неприятности и его схватили полицейские?

– Его семья – мама, брат и сестры – все еще здесь. Они живут вместе.

– Значит, ничего нельзя сделать? Его просто вышлют?

– Это не впервой. Даже не знаю, из-за чего такое происходит.

– Он ведь долго здесь работал, верно?

– Да, только это не имеет значения.

– Но… должно же быть хоть что-то. Как он мог так внезапно исчезнуть?

– Когда он без предупреждения не вышел на работу, я заволновался и позвонил его маме, она-то и сообщила мне о случившемся. Кажется, он содержал всю семью. Его отца убили на улице, когда тот шел домой, – выстрелом из ниоткуда. – На глаза мистера Кима навернулись слезы. – Как же это несправедливо.

– Мы можем для них что-нибудь сделать?

– Не уверен, хотя попробую собрать для них денег. – Мистер Ким вытащил из кармана рубашки пачку сигарет – Мина и не догадывалась, что он курит. – Вчера вечером я заносил им продукты. У его мамы младенец и трое маленьких детей. Думаю, ей помогают семья и церковь. А я хочу собрать денег среди наших, только пока никому не говорил.

– Хорошо. Дайте мне знать. Я хочу помочь.

Аккуратно, подушечками пальцев мистер Ким вытянул сигарету из пачки. В этот момент Мина испытала почти нестерпимое желание взять его за руку.

Неделю спустя Мина, кутаясь в пуловер, вышла из супермаркета и забралась на пассажирское сиденье большого белого фургона, пахнущего выхлопными газами, сырым картоном и перезрелыми фруктами. Сидящий за рулем мистер Ким включил радио, и из колонок внезапно загрохотала поп-музыка. Он пощелкал станциями, пока не нашел старую песню Dedicated to the One I Love группы The Shirelles. Свернув на дорогу, мистер Ким влился в ровный поток машин раннего субботнего вечера, постукивая пальцами по рулю и беззвучно подпевая радио с энтузиазмом молодого человека, не исковерканного жизнью.

Мина улыбнулась такой крупице веселья во время довольно мрачной поездки. Покачиваясь в такт музыке, она с любопытством глядела в окно на незнакомые южные кварталы, старалась не смотреть на своего спутника. Их близость заставляла ее нервничать. Достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него, и никто этого не увидит. Никто не узнает.

Фургон остановился перед двухэтажным многоквартирным домом с решетками на окнах и трещинами на штукатурке, похожими на виноградную лозу. Мистер Ким вытащил из фургона пакеты с пожертвованной едой и понес ко входу, где набрал номер квартиры на домофоне. Ответил женский голос, и он представился. На мгновение Мине показалось, что ему не откроют, но затем раздалось противное громкое жужжание, и дверь отворилась.

Мама Марио ждала их на пороге. У нее был вид женщины, которая привыкла к плохим новостям. Крашеные светлые волосы, темные у корней, были собраны в свободный высокий пучок над тяжелым лицом с глубокими морщинами между бровями. Черная футболка, вытянутая на шее, обнажала хрупкие ключицы.

– Ола, Лупе, – начал мистер Ким на неуверенном испанском. – Э-э, у нас есть еда, э-э… макароны, молоко, соки… для вас.

Лицо Лупе тут же засветилось, она хлопнула в ладоши от радости и вытянула руки, чтобы помочь Мине с сумками, но та отказалась. Они вошли в квартиру. На продавленном диване сидели трое жизнерадостных детишек разных возрастов, прикованных к телевизору, где показывали какую-то испаноязычную программу, – при каждой шутке или глупом трюке они звонко хохотали. На коленях старшей девочки лет десяти сидел младенец с густой копной каштановых волос и пускал слюни, которые ему периодически вытирали салфеткой.

Мина улыбнулась, вспомнив свою дочь в таком же возрасте – ее розовое личико, маленькие закрытые глазки, носик пуговкой, тонюсенькие пальчики на ручках и ножках, нежнейшие складки кожи и запах… этот сладчайший запах младенца, мягкий и воздушный.

– Хотите чего-нибудь выпить? – спросила Лупе по-испански, жестом приглашая их сесть.

Мистер Ким поставил пакеты на круглый обеденный стол и выдвинул два стула для них с Миной, пока Лупе наливала апельсиновый сок. Мина вдруг осознала, как сильно хочет пить, и с благодарностью отхлебнула прохладный напиток. Лупе села рядом и посмотрела на детей, весело смеющихся перед экраном телевизора. Старшая дочь убавила громкость.

Лупе что-то грустно пробормотала на испанском. Насколько Мина поняла, она не рассказала детям о случившемся с Марио.

– Когда вы слышали о нем… в последний раз? – спросил мистер Ким.

Вместо ответа Лупе разрыдалась. Мистер Ким достал из кармана платок и передал ей. Вторая девочка, без ребенка, и мальчик бросились к матери, обняв за плечи и уткнувшись личиками ей в спину.

Мистер Ким и Мина неловко опустили глаза на стол. Мельком взглянув на детей, обнимающих мать в попытке утешить, Мина почувствовала, как надрывается сердечная струнка, которую она так старательно игнорировала.

– Мне жаль, – выговорила она по-испански и повторила: – Ло сиенто.

Эту фразу Мина узнала от Гектора и Консуэлы.

Тщательно вытерев слезы, Лупе глубоко вдохнула через рот. Дочка убрала прилипшие к лицу матери волосы и поцеловала в лоб с такой нежностью, что у Мины в груди поднялась волна жара, а из глаз полились слезы. Взгляд мистера Кима задержался на ней.

Теперь он знал о ее горе – она тоже кого-то оплакивала, кого-то из семьи.

На следующей неделе Мина сидела на диване в гостиной Лупе бок о бок с мистером Кимом, хозяйка подала им бумажные тарелочки с остатками шоколадного торта в радужном конфетти. Вчера у ее старшей дочери был день рождения. Теперь две девочки носились по маленькой гостиной, колотя друг друга гелиевыми воздушными шариками, в то время как мальчик лет шести держал на коленях младенца.

Утром из следственного изолятора позвонил Марио. Описывая разговор, Лупе складывала ладони в молитве и возводила глаза к небу, благодаря Господа; по ее смуглым щекам катились слезы. Наслушавшись страшных историй о взятках, избиениях и даже убийствах, она радовалась, что сын жив.

Мине было знакомо чувство вины, которое, наверное, испытывают все родители, потерявшие своего ребенка, независимо от возраста или обстоятельств. Вина как бесконечная отвесная стена, гладкая от бесчисленных попыток на нее забраться. Порой можно ухватиться за счастливые воспоминания о детском смехе, звонком голоске, поцелуе в щеку, можно даже подтянуться чуть выше, однако падение неминуемо. Стена вины никому не дает передохнуть.

Сев в фургон рядом с мистером Кимом, Мина поинтересовалась:

– Лупе уже знает, как долго Марио продержат в следственном изоляторе?

– Нет, могут пройти недели и даже месяцы. – Мистер Ким несколько раз провернул ключ зажигания, двигатель лишь издал полузадушенный звук. – Я поговорил с мистером Паком о том, чтобы дать ей работу в магазине.

– О, здорово.

– Пока она будет на работе, за детьми присмотрит племянник, живущий рядом. – Он вновь попытался завести машину. На этот раз двигатель недовольно заворчал, но заработал. – Будет тяжело, зато небезнадежно.

– А сами они в опасности? Их могут депортировать?

– Несомненно.

За окнами мелькали велосипедисты, светоотражатели на колесах сверкали в темноте, как маяки. Мина вдруг задумалась о том, что делают остальные жители города для выживания. Сколькие из них прозябают в тени, как она, и у скольких похожие истории? На что готовы люди ради того, чтобы пережить жестокие удары судьбы, которые им уже не изменить? Для многих за рубежом Америка кажется единственным выходом – не решением проблем, а надеждой, живой и пылающей.

Вот только Мине иногда казалось, что она живет во лжи.

– Отвезти вас домой? – спросил мистер Ким, прервав ее размышления. – Или обратно в магазин?

– О! Вы едете в магазин?

– Мне не нужно, я поеду домой и могу вас подвести.

– Хорошо, тогда… даже не знаю.

– Мне не сложно вас подвезти.

– Тогда… если вас не затруднит, да, пожалуйста. – Мина не решалась назвать свой точный адрес без явной на то причины. – Я живу рядом с Уилтоном и Олимпиком. Вам далеко?

– Вовсе нет.

– Я могу доехать и на автобусе.

– Не беспокойтесь.

Мина показала поворот направо – на темную, обсаженную деревьями улицу, где стоял ее дом. Ей стало неловко, оттого что она находится в машине наедине с мужчиной, – как бы хозяйка или миссис Бэк не увидели их и не подумали чего дурного.

Хотя что в этом дурного? Что постыдного в том, чтобы встречаться с мистером Кимом или кем-то еще, если уж на то пошло? Мина – взрослая женщина и имеет право распоряжаться собственным телом. И все же сердце в груди бешено колотилось. Возможно, она просто боялась брать от этой жизни большего – больше чувств, больше радости, больше удовольствия, – зная, что все это может быть отнято в любой момент, а ей придется продолжать жить. Достаточно ли она сильна для этого?

– Остановитесь через пару кварталов, – указала она. – Вот здесь.

Мистер Ким припарковался перед ее домом, ни в одном окне не горел свет. Должно быть, все уже легли спать.

– Спасибо, – поблагодарила Мина.

– Не за что. – Его руки по-прежнему лежали на руле, взгляд был устремлен вперед. Она заметила, как нервно дернулся кадык на его шее. Он будто бы вспотел.

Когда она открыла дверцу, мистер Ким вдруг выпалил:

– Не хотите… как-нибудь поужинать вместе?

– О, нет, нет, спасибо, – натянуто улыбнулась Мина, выпрыгивая из фургона.

– Вы ведь не замужем, правда?

– Нет, просто…

– Просто хотел спросить, – поспешно кивнул мистер Ким, поджав губы. – Спокойной ночи.

Мина захлопнула дверцу, помахав на прощание, и пошла по разбитой подъездной дорожке к дому, боясь оглянуться – он, скорее всего, следил за тем, чтобы она благополучно вошла внутрь. Закрыв за собой входную дверь, Мина бросилась в свою комнату.

Включив свет, она упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

Ей нравился мистер Ким – его вежливость, великодушие, его теплая улыбка, гладкая кожа рук, густые черные волосы.

Только кому она нужна, кто захочет встречаться с ней – вдовой, потерявшей ребенка? По ее представлению, она испорченный товар. Слишком много работы придется проделать, чтобы подготовить себя к отношениям. Кроме того, Мина не могла позволить себе снова кого-то потерять.

Всю ночь она ворочалась без сна, думая о мистере Киме, о Лупе, о ее детях, о Марио и снова о мистере Киме. Сознание, как уличный фонарь, горело ровным светом до самого утра, пока не послышалось пение птиц, а небо не окрасилось в фиолетово-желтый – цвета свежего синяка. Тогда Мина наконец провалилась в сон.

После этого Мина мельком видела Лупе в супермаркете, она раскладывала товары на полках, как Мина, когда только устроилась на работу. Они махали друг другу или улыбались и здоровались, молча признавая существование некой общей тайны, возможно, слишком значительной, даже опасной, чтобы обсуждать. Мине отчаянно хотелось расспросить ее о Марио, но она не знала, как это сделать.

Она и раньше хотела выучить испанский по многим причинам, а теперь их стало еще больше. Как бы изменились ее чувства и мысли, если бы она могла произнести их вслух? Если бы она могла их услышать? Если бы их услышал тот, кто тоже мог их понять? Из-за того что Мина говорила только на корейском, мир снаружи и внутри казался ограниченным несколькими людьми, с которыми она разговаривала каждый день, или людьми из церкви, которым она не могла полностью доверять. Как бы изменилась ее жизнь, если бы появилось больше людей, с которым она могла бы разговаривать?

Придется учиться самой. Можно купить учебник. Нет, лучше сначала выучить английский.

Однако зачем его учить, если никто в ее окружении на нем не говорил? В супермаркете все использовали либо испанский, либо корейский, либо оба языка. Вероятно, английский знали мистер Ким и мистер Пак, больше никто. В Корейском квартале Мине удавалось обходиться одним корейским. А поскольку она снимала комнату неофициально и расплачивалась всегда наличными, ей не был нужен и банковский счет. Даже если она в конце концов откроет его, то обратится в корейский банк, к корейскому бухгалтеру.

После работы Мина зашла в книжный магазин в нескольких кварталах от супермаркета и купила учебник по испанскому. Стоя на автобусной остановке, она принялась его листать, пытаясь расшифровать странные иероглифы:

«Дороти плавает в озере. – Dorothy nada en el lago».

«Дороти пьет апельсиновый сок. – Dorothy bebe zumo de naranja».

Внезапно ее отвлек порыв ветра, поднявший мусор и пыль, и Мина наконец заметила подъехавший автобус. Она вошла и показала проездной знакомой женщине с круглым лицом и идеальным каре.

– Разве вам не холодно? – спросила та на английском.

– Нет, нет. Все нормально.

– На улице холодина. – Она обхватила себя руками, будто пытаясь согреться.

Мина улыбнулась и направилась в дальний конец автобуса, где вновь уткнулась в учебник.

«На улице холодина», – повторила она про себя.

Вернувшись домой, она поставила разогреваться кастрюлю твенджан ччигэ, бегло просматривая тексты и планы уроков. Занимаясь по полчаса в день, можно за месяц пройти по крайней мере половину учебника.

Устроившись за столом, Мина отложила книгу и подула на ложку супа, прежде чем отправить ее в рот. Она вдруг ощутила, как в доме холодно. Надо бы надеть свитер, но она чувствовала себя слишком уставшей и голодной, чтобы двигаться.

Из своей комнаты вышла миссис Бэк в просторной серой пижаме, широко зевая, будто только проснулась. Должно быть, она отсыпалась после ночной смены в ресторане, где готовила для ночных посетителей и компаний, которые зашли после работы и жаждали утешительной миски сундубу ччигэ – острого супа из мягкого тофу – или чугунного блюда пулькоги – барбекю.

– Давно вас не видела, – заметила Мина. – Я приготовила твенджан ччигэ на ужин, присоединяйтесь.

– Почему бы и нет, только достану еще панчана.

Мина налила ей суп и положила рис, миссис Бэк достала из холодильника стопку завернутых в пленку пиалок с какдуги, жареной хамсой и госари намуль – салатом из ростков папоротника.

– Я готовлю их на работе каждый божий день, – сказала миссис Бэк, разворачивая панчан и выпуская наружу насыщенные, успокаивающие ароматы кунжута, лука и чеснока, после чего опустилась напротив Мины, как обычно сидят на полу, подтянув одну ногу к груди. В отличие от многих женщин, миссис Бэк, казалось, не слишком заботилась о манерах и спокойно занимала столько пространства и времени, сколько ей требовалось для удобства, что одновременно возмущало и очаровывало Мину.

– Ужасно хочется пить, – бросила миссис Бэк, жуя. – Даже не знаю, с чего вдруг.

– Я принесу воды. – Открыв кран, Мина попыталась вспомнить, сколько лет миссис Бэк прожила в Америке. Пять, десять, двадцать?

Онни рассеянно пролистала учебник Мины, словно некий глянцевый журнал.

– Учите испанский?

– Пытаюсь. Подумала, что было бы проще, ну, знаете, общаться с людьми. – Мина рассмеялась. – Наверное, стоит начать учить и английский. Не могу же я всегда полагаться на вас.

– О! Когда-нибудь выучите, – улыбнулась миссис Бэк. – На это требуется много времени.

– Давно вы здесь, в Америке?

– Давно, почти двадцать лет.

– Неудивительно, что вы так хорошо говорите по-английски. – Мина положила в суп рис.

– Пожалуй. К тому же я много читаю, а вообще я изучала английскую литературу в университете. Вы любите читать?

– Честно говоря, терпеть не могу. – Мина смущенно улыбнулась. – Никогда не была отличницей.

– Тогда смотрите фильмы и телепередачи. Думаю, изучение культуры помогает в освоении языка, как считаете?

Миссис Бэк впечатляла Мину своим дипломом, знанием английского и умением готовить, однако что-то в ней вселяло беспокойство. Мина не понимала, как та оказалась в одном с ней доме, работая поваром в ресторане, когда могла найти более высокооплачиваемую должность в каком-нибудь офисе. Она словно пряталась от чего-то. Или кого-то?

Мина не могла спросить об этом прямо. И все же у нее было смутное подозрение, что миссис Бэк, как и она, прячется от мира. Только от чего же именно?