Текст книги "Общество мертвых поэтов"

Глава 4

Утро первого учебного дня выдалось ясным и безоблачным. Младшие сновали туда-сюда, из ванной и обратно, стремясь в рекордные сроки напялить на себя форму.

– Семиклашки так распереживались, что того и гляди в штаны наложат! – расхохотался Нил, стоя у умывальника. Из крана бежала ледяная вода.

– Да и я, если честно, тоже, – признался Тодд.

– Не дрейфь! Первый день всегда самый трудный, – подбодрил Нил. – Ничего, прорвемся! Как-то нам до сих пор удавалось его пережить!

Одевшись, парни помчались к кабинету химии.

– Не стоило так долго дрыхнуть, – жаловался по дороге Перри. – Проспал завтрак, и теперь у меня в животе волки воют!

– И у меня, – пробормотал Андерсон, протискиваясь в дверь. Нокс, Чарли, Кэмерон и Микс уже были в классе, а с ними и другие ребята. Стоя рядом с доской, мужчина в очках – их педагог – раздавал толстенные учебники. Волосы у него уже начали редеть, и на лбу появились залысины.

– В дополнение к обычным заданиям каждый выберет себе три лабораторных опыта из списка практических работ, – строго объявил он. – Отчет по ним будете сдавать один раз в пять недель. К завтрашнему дню приготовите ответы на первые двадцать вопросов в конце начального раздела!

Глаза Далтона чуть не вылезли из орбит, когда он, следуя указаниям учителя, заглянул в книгу. Чарли непонимающе уставился на Нокса, и оба они потрясенно покачали головами.

Единственным среди всех, кого, казалось, ничуть не удивили ни толщина учебника, ни слова наставника, был Тодд. Урок продолжался, жужжал монотонный голос учителя, но после слов «первые двадцать вопросов» мальчики мало вникали в смысл его слов. Наконец прозвенел звонок, и практически все, кто был в классе, переместились на занятие к мистеру Макаллистеру.

Макаллистер – наверное, единственный в современном мире преподаватель латыни со столь явным шотландским говором – не стал тратить время на введение в предмет. Пустив по рядам учебники, он тут же приступил к делу.

– Начнем со склонения существительных, – объявил он. – Agricola, agricolae, agricolae, agricolam, agricola, agricola. Agricolae, agricolarum, agricolis, agricolas, agricolis, agricolae…

Расхаживая туда-сюда по комнате, он бубнил свою латынь, даже не задумываясь, поспевают ли за ним ученики. Пробубнив так целых сорок минут, Макаллистер остановился и повернулся лицом к классу.

– Пройденные вокабулы я спрошу с вас завтра, джентльмены. Придется попотеть! – с этими словами он опять отвернулся к доске под неодобрительный гул аудитории. Но начать по новой ему помешал звонок.

– Да он с ума сошел! – простонал Чарли. – Я ни за что на свете все это до утра не выучу!

– Отставить волнения, – бросил Микс. – Позанимаемся вечером. Я покажу вам, в чем тут фишка. А сейчас поднажмите, не то мы опоздаем на математику!

Все стены кабинета профессора Хейгера были увешаны графиками, а учебники уже поджидали на партах.

– Изучение тригонометрии требует абсолютной самоотдачи, – менторским тоном произнес старик. – Тем, кто не выполнит хотя бы одно домашнее задание, годовая оценка будет снижена на один балл. Так что советую понапрасну не искушать меня! Итак, кто из вас первым сможет ответить, что такое косинус?..

– Косинусом угла называется отношение принадлежащего катета к гипотенузе, – тут же вскочил с места Кэмерон. – Положим, перед нами треугольник с острым углом α.

Тогда…

Все оставшееся время Хейгер засыпал учеников вопросами. В воздух взмывали руки; дети, словно роботы, поднимались и вновь опускались за парты, декламируя зазубренные определения и покорно снося гневные порицания за ошибки.

Перемены все ждали с нетерпением.

– Слава богу, – протянул Тодд, собирая в стопку книги. – Не думаю, чтобы я еще хоть минуту здесь выдержал.

– Ничего, привыкнешь, – утешил его Стивен Микс. – Войдешь в ритм – и все пойдет как по маслу!

– Да я уже отстаю по меньшей мере на шесть тактов, – вздохнул Андерсон, спеша вместе с остальными в ту часть здания, где должен был состояться следующий урок. Всю дорогу до кабинета литературы он не промолвил ни слова, а войдя, молча сложил учебники и опустился на стул. Ребята поступили так же.

Новый преподаватель сидел за столом и смотрел в окно. На нем были рубашка и галстук, но, однако, без пиджака. Заняв места, ребята ждали, когда начнется занятие. В глубине души они были благодарны Китингу за то, что он дает им возможность расслабиться и хоть немного сбросить напряжение, накопившееся за последние несколько часов. Но преподаватель и не думал обращать внимание на класс. Дети беспокойно заерзали.

Наконец он встал, взял в руки линейку и принялся прохаживаться между рядами. Остановившись, он посмотрел в глаза одному из учеников; тот зарделся.

– Не надо стесняться, – мягким голосом произнес Китинг и продолжил расхаживать, внимательно разглядывая подростков.

– Гм-м, – многозначительно протянул он, глядя на Тодда Андерсона – и, приблизившись к Нилу Перри, повторил:

– Гм-м!

Вдруг он хлопнул по свободной ладони линейкой и, издав громкий смешок, устремился к кафедре.

– Вы, пытливые юные умы! – воскликнул он, окинув взглядом собравшихся. Не выпуская из рук линейки, учитель ловко вскочил на стол и вновь обернулся к мальчикам.

– «О капитан, мой капитан!..» – воодушевленно промолвил Китинг и умолк, изучая лица детей. – Откуда это? А? Никто не знает?

Под его пристальным взором ребята стояли молча, не шелохнувшись.

– Эта строка, молодые люди, – терпеливо продолжил он, – из поэмы Уолта Уитмена о мистере Аврааме Линкольне[2]2
  В переводе М. Зенкевича текст стихотворения «О капитан! Мой капитан!», созданного Уитменом в 1865 году – после того, как в апреле Линкольн был застрелен Джоном Уилксом Бутом во время спектакля «Наш американский кузен», – начинается так:
  О капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен,
  Все бури выдержал корабль, увенчан славой он.
  Уж близок порт, я слышу звон, народ глядит, ликуя,
  Как неуклонно наш корабль взрезает килем струи.


[Закрыть]. На наших занятиях вы можете звать меня мистер Китинг – или, если отважитесь, «О капитан, мой капитан»!

Соскочив с кафедры, мужчина вновь принялся прогуливаться между рядами, продолжая при этом говорить.

– Чтобы не давать повода для множества слухов, скажу вам сразу: да, верно, я маялся здесь много лун тому назад; и нет, тогда я не был столь артистичен, как сейчас! Впрочем, если решите передразнивать меня, вашим отметкам это пойдет только на пользу. А сейчас, джентльмены, приглашаю вас проследовать за мной в Зал славы – и, проходя мимо, захватите учебник!

Размахивая линейкой вместо указки, Китинг направился к выходу – и исчез. Ученики замерли, не зная, как им поступить. От изумления у них пропал дар речи.

– Лучше бы нам прислушаться, – заметил Нил и, вскочив, первым устремился к двери. Собрав книги и прихватив новый учебник, все они прошествовали в Зал славы Уэлтонской академии, где среди обитых дубовыми панелями стен еще совсем недавно ожидали распределения по секциям.

К тому времени, как ученики добрели до конца коридора, Китинг уже прохаживался по залу, изучая развешанные по стенам фотографии выпускников. Самые ранние из них были сделаны еще в 1880-е. На полках и в витринах тесными рядами стояли кубки и награды по всем возможным дисциплинам.

Увидев, что все расселись, преподаватель вновь обратился к классу.

– Мистер… Питтс! – произнес он, глядя в журнал. – Какая неблагозвучная фамилия![3]3
  Фамилия «Питтс» (Pitts) относится к древнейшим прозвищам британского происхождения, присваиваемым по месту обитания человека, и происходит от древнеанглийского «pytt» – «нора, дыра». Живи он в нашей стране, Питтса звали бы Канавин.


[Закрыть] Где вы, мистер Питтс?

Тот поднялся.

– Прошу вас, Питтс, откройте учебник на странице 542 и прочтите нам первую строфу стихотворения.

– «Девам, о быстротечности времени»? – изумился Питтс, долистав до указанного места. Ребята прыснули со смеху.

– Да-да, именно, – подтвердил Китинг.

– Слушаюсь, сэр.

Питтс прочистил горло и прочел:

 
Срывайте бутоны роз в юности,
Это время умчится стремглав!
Цветок улыбнулся, раскрыл лепестки —
А назавтра поблёк, увял…[4]4
  Китинг предлагает ученикам ознакомиться со стихотворением британского поэта Роберта Геррика (1591–1674). Существует несколько переводов данного произведения на русский язык, но наиболее известно оно под названием «Девственницам: спешите наверстать упущенное» (пер. А. Лукьянова).
  По первой строке стиха была впоследствии названа известная картина английского художника-прерафаэлита Джона Уильяма Уотерхауса «Срывайте розы поскорей» (1909).


[Закрыть]
 

Он умолк.

– «Срывайте бутоны роз в юности», – повторил Китинг. – В латыни есть соответствующее выражение: carpe diem. Кто может перевести?

– Carpe diem, – тут же вызвался Микс, лучше всех знавший латынь. – «Лови мгновение»!

– Прекрасно, мистер…

– Микс, сэр[5]5
  В фильме Джон Китинг отпускает по этому поводу комментарий: «Еще одна необычная фамилия!» – хотя на самом деле ничего необычного в ней нет: фамилия Микс (Meeks) происходит от древнеанглийского «meek» – «кроткий, скромный» – и в переводе звучала бы не иначе, как Смирнов.


[Закрыть].

– Лови мгновение!.. Как думаете, почему поэт написал эти строки?

– Он торопился? – раздался голос одного из учеников. Остальные захихикали.

– Нет, нет и еще раз нет! – воскликнул Китинг. – Потому что мы пища для червей, юноши. Потому что на роду нам написано лишь малое число лет, вёсен и зим!.. Как бы ни казалось невероятным, но каждый из нас в один прекрасный день перестанет дышать, похолодеет и умрет!

Он выдержал паузу.

– Я хочу, чтобы вы подошли поближе. Вглядитесь в лица мальчиков, посещавших это заведение лет шестьдесят-семьдесят тому назад! Ну же, не будьте застенчивы – встаньте и взгляните на них!

Поднявшись, молодые люди приблизились к развешанным вдоль стен старым фотографиям и принялись изучать лица сверстников, смотревших на них из прошлого.

– Эти ребята мало чем отличаются от вас, не правда ли? Как многие из вас, они верят, что им уготовано великое будущее. Их глаза полны надежды!.. И где же сейчас эти улыбки, юноши? Что стало с надеждой?

Задумавшись, уэлтонцы сурово взирали на своих предшественников. Китинг сновал из угла в угол, указывая то на одну, то на другую карточку.

– Разве они не растратили понапрасну заложенные в них способности, ни на йоту не приблизившись к тому, на что были способны? Увы, джентльмены, эти мальчишки сейчас удобряют собой нарциссы! Но если вы прислушаетесь, услышите обращенные к вам слова… Наклонитесь! Подойдите поближе! Слышите? Слышите шепот?

Разговоры стихли. Несколько учеников в замешательстве склонили ухо к фотографиям.

– Carpe!.. Carpe diem! – раздался громкий шепот самого Китинга. – Ловите мгновение, мальчики! Пусть ваша жизнь будет необыкновенной!

Тодд, Нил, Нокс, Чарли, Кэмерон и другие стояли, уставившись на старые карточки, пока их раздумья вдруг не прервал звонок.

– Странно как-то, – произнес Питтс, сгребая в охапку книги.

– Зато необычно, – парировал Нил. Мыслями он все еще был в зале.

– А по-моему, жутковато, – добавил Нокс, выходя в коридор. Его слегка передернуло.

– Ребята, он что, на экзамене это спросит? – недоуменно озирался по сторонам Ричард.

– Да брось, Кэмерон, – рассмеялся Чарли. – Ты что, с луны свалился?

Глава 5

Пообедав, юноши собрались в спортивном зале, где у них вскоре должна была начаться физкультура.

– Так, ребята, – раздался голос преподавателя, – давайте-ка покажем, на что способно ваше тело! Начинайте пробежку. Сделав круг по залу, остановитесь, измерьте пульс и продолжайте. Не обнаружите пульса – позовите!

Недовольно загудев, мальчики затрусили вдоль стен огромного зала. Физкультурник, ухмыляясь, отошел в угол и прислонился к стене, наблюдая оттуда за бегунами.

– Пошевеливайтесь, Гастингс, – прикрикнул он на одного из парней. – Нам не мешало бы стрясти с вас немного жира! А теперь измерьте пульс… Молодчина, Оверстрит. Не сбавляйте темпа!

Нокс улыбнулся и, пробегая мимо, помахал учителю.

Никто из ребят и не думал, что выдержит такую нагрузку – но к концу занятия многие сами себе удивлялись.

– Я умираю, – выдохнул Питтс, вползая в душевую. – Ему бы солдатов муштровать, а не детей учить!

– Не распускай нюни, Питтс, – гоготнул Кэмерон. – Побегать полезно!

– Тебе легко говорить, – окрысился Питтс. – В отличие от тебя, меня он загнал до полусмерти!

Тут он запнулся и быстро отвернулся к стене. В раздевалку вошел учитель – проверить, все ли в порядке.

– А заниматься сегодня будем? – высунулся из душа Микс. – Как насчет того, чтобы собраться после ужина?

– Будем! Я только за! – послышалось со всех сторон.

– Мыло подберите, Гаррисон, – окликнул одного из ребят преподаватель, а затем повернулся, указывая пальцем на другого. – Эй, вы! Вылезайте побыстрей – и марш вытираться!

– Прости, Микс, у меня не получится, – бросил Оверстрит. – Я приглашен к Дэнберри на ужин! Придется отпроситься на часок-другой…

– Кто такой этот Дэнберри? – поинтересовался Питтс.

– Важная шишка из бывших учеников нашей школы, – изумленно присвистнув, ответил Кэмерон. – Как тебе удалось на него выйти?

– Он друг моего отца, – повел плечами Нокс. – Ему, наверное, лет сто – или около того!

– Хоть поешь нормально. Всяко лучше, чем та размазня, которой нас здесь кормят! – перебил его Нил и расхохотался.

– Читаешь мои мысли! – подхватил Чарли.

Парни оделись, затолкали спортивную форму в шкафчики и направились к выходу. На скамье остался Тодд, молча и сосредоточенно натягивавший носок.

– Ценная мысль в голову пришла? – подсел к нему Нил.

– И гроша ломаного не стоит, – покачал головой сосед.

– Придешь к нам в группу заниматься?

– Благодарю, но все-таки нет, – улыбнулся в ответ Тодд. – Сегодня буду учить историю.

– Ну, если передумаешь – знаешь, где нас найти!

Собрав учебники, Перри тоже заторопился наружу. Посмотрев ему вслед, юноша снова уставился в никуда, а затем влез в ботинки, подхватил книги и медленно побрел в спальню.

Вдалеке за кронами деревьев, зеленым поясом окаймлявших вместительный школьный двор, к горизонту клонилось пылающее солнце.

– Такой простор – а живешь, как в клетке, – оглядевшись по сторонам, вздохнул Андерсон.

Пройдя по коридору, он кое-кому улыбнулся и поспешил скрыться в комнате, притворив дверь. Сложив свою ношу на стол, брат лучшего выпускника Уэлтона издал еще один вздох и сел.

– Не могу и вообразить, насколько упорно мне предстоит трудиться, – пробормотал он, перебирая полученные в школе материалы. Раскрыв учебник по истории, Тодд достал тетрадь, взглянул на чистый лист и в задумчивости вывел на нем большими черными буквами: «ЛОВИ МГНОВЕНИЕ».

– «Лови мгновение»? – вознегодовал он вслух. – Как вы себе это представляете?!

И, по привычке вздохнув, парень вырвал страницу, скомкал и бросил в мусорную корзину, а затем, открыв нужный параграф, погрузился в чтение.

– Готовы, Оверстрит? – спросил профессор Хейгер, войдя в Зал славы, где Нокс поджидал его, по второму кругу вглядываясь в лица бывших студентов.

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр, – Нокс последовал за ним на крыльцо, а оттуда – к принадлежавшему академии универсалу, припаркованному у входа. Как и стены зала, салон его был обшит натуральным деревом. Сгущались сумерки, и ярких красок вермонтской осени было почти не разглядеть.

– Прекрасно, когда листья меняют цвет, не так ли, сэр? – воодушевленно спросил Нокс.

– Что? Листья? О да, несомненно, – буркнул Хейгер, выводя автомобиль на дорогу. Достопочтенное семейство Дэнберри обитало в огромной усадьбе, к которой они сейчас и направлялись.

– Спасибо, что подвезли меня, профессор Хейгер, – просияв, поблагодарил его юноша. – Дэнберри обещали сами отвезти меня в школу после ужина.

– Жду тебя не позже девяти, мальчик мой, – высокопарно промолвил учитель.

– Разумеется, сэр!

Попрощавшись, Нокс подошел к двери и позвонил в звонок. Он стоял на пороге внушительного белого особняка, возведенного в колониальном стиле. Ему открыла прелестная девушка в короткой теннисной юбке, его ровесница или чуть старше.

– Добрый вечер, – произнесла та и улыбнулась. Голубые глаза ее блестели.

У Нокса от изумления пропал дар речи.

– Здравствуйте, – наконец выдавил он.

– Вам, наверное, нужен Чет? – спросила барышня. Оверстрит не сводил с нее глаз, изучая каждый изгиб ее спортивной фигуры.

– Чет, да? – повторила она и расхохоталась. – Вам нужен Чет?

– Миссис Дэнберри! – спохватившись, пробормотал Нокс, увидев, что за ее спиной показалась дама средних лет.

– Нокс! – расплывшись в улыбке, приветствовала его Джанет Дэнберри. Девушка развернулась и удалилась по направлению к широкой лестнице. – Проходите, прошу. Мы вас ждали!

Молодой человек последовал за ней, взглядом провожая девочку, которая взлетала вверх по ступенькам, перепрыгивая через одну.

– Джо, – войдя в просторную, обитую деревом библиотеку, обратилась Джанет к мужчине в строгом костюме. На вид ему было около сорока. – Познакомься, это Нокс Оверстрит!

– Рад тебя видеть, Нокс, – тепло поприветствовал его хозяин дома, протягивая руку. – Входи же. Я Джо Дэнберри.

– Очень приятно, сэр, – радостно ответил Нокс, стараясь заставить себя не смотреть, куда удалилась юная леди.

– Ты точная копия своего отца! Как он там? – поинтересовался мистер Дэнберри, протягивая парню бокал содовой.

– Отлично! У него новый клиент – «Дженерал Моторс»!

– О, так вот куда ты метишь! Пойдешь по стопам отца? – засмеялся Джо. – Ты знаком с нашей дочерью Вирджинией?

– Так это была ваша дочь? – воспрял духом Оверстрит, указывая в сторону лестницы.

– Поздоровайся, Вирджиния, – строго сказала миссис Дэнберри. На другой стороне комнаты с пола привстала хоть и симпатичная, но вполне обычная девчушка лет пятнадцати. Вокруг того места, где она сидела, были разбросаны книги и испещренные аккуратным почерком листки.

– Можно просто Джинни, – произнесла она, повернувшись к Ноксу, и застенчиво улыбнулась. – Привет!

– Привет, – отозвался тот, едва удостоив девочку взгляда, и снова посмотрел на лестницу, не в силах оторваться от замерших наверху стройных ножек. Со второго этажа донеслись взрывы хохота, и, спохватившись, молодой уэлтонец вспомнил о Вирджинии.

– Присядь, присядь, – ободряюще произнес Дэнберри, указывая на большое кожаное кресло. – Твой отец когда-либо рассказывал тебе о деле, которое мы вели с ним вместе?

– Прошу прощения? – рассеянно пробормотал Нокс. По лестнице спускалась та самая девушка в теннисной юбке – на сей раз в сопровождении высокого, мускулистого молодого мужчины.

– Он не говорил, чем все закончилось? Неужели! – воскликнул Джо. Его это явно повеселило.

– Э-э-э… Нет, – промямлил Нокс. Взгляд его все так же был прикован к блондинке. Парочка как раз вошла в библиотеку, когда мистер Дэнберри принялся увлеченно пересказывать старую историю.

– Положение было трудное, – вспоминал он. – Я был уверен, что проиграл самое крупное дело в своей жизни. Но тут ко мне пришел твой отец и заявил, что знает, как добиться возмещения убытков истцу – но скажет лишь при условии, что я отстегну ему гонорар, который выплатит мне клиент! Вот сукин сын! – мистер Дэнберри хлопнул себя по колену. – И знаешь, что я сделал?

– М?

– Пошел у него на поводу! – громыхнул тот. – Я был в таком отчаянии, что отдал ему все до последнего гроша!

Нокс сделал вид, будто это его рассмешило, чтобы не выглядеть глупо на фоне истерического гогота Дэнберри, но сам украдкой продолжал поглядывать на стоявших в дверях влюбленных.

– Отец, могу я взять твой «Бьюик»? – спросил Дэнберри-младший.

– А что стряслось с твоей машиной? – возмутился адвокат. – И вообще, где твои манеры, Чет? Нокс, познакомься – это мой сын Чет и его подруга, Крис Ноэль. Ребята, это Нокс Оверстрит.

– Кажется, мы встречались, – произнес Нокс, не сводя глаз с белокурой красавицы. – Ну… Почти.

– Верно, – хихикнула Крис.

– Здорово, – бросил Чет, не проявляя к гостю ни малейшего интереса.

Миссис Дэнберри поднялась с места.

– Прошу меня извинить – мне надо посмотреть, как там ужин, – произнесла она.

– Да что с тобой, пап! Неужто это для тебя такая проблема? – вернулся к своему вопросу Чет.

– Я купил тебе спортивный автомобиль, но отчего-то постоянно даю покататься свой!

– Мама Крис очень переживает, когда мы гоняем на спорткаре. Верно, Крис? – Молодой человек взглянул на нее и загадочно ухмыльнулся. На щеках девушки вспыхнул румянец.

– Сойдет и так, Чет.

– Разумеется, нет! Послушай… – Чет бросился следом за отцом, который собрался уже выйти из комнаты. – Ну папа! Ты же сегодня вечером никуда не поедешь! Почему я не могу?

Перепалка продолжилась в прихожей. Оставшись в библиотеке одни, Нокс, Крис и Джинни почувствовали себя неловко.

– Ну и… м-м… в какой школе ты учишься? – подал голос воспитанник Уэлтона.

– Риджуэй, – ответила Крис. – А как тебе в Хенли-холле, Джин?

– Нормально, – безучастно ответила Дэнберри.

– В вашей академии учатся мальчики из тех же семей, что девочки из Хенли, верно? – обернулась к нему блондинка.

– Вроде да.

– Джинни, ты будешь участвовать в спектакле? Представляешь, Нокс, они ставят «Сон в летнюю ночь»!

– Может быть, – пожала плечами Вирджиния.

– И как же вы познакомились с Четом? – выпалил Нокс. Девочки уставились на него в изумлении. – Ну, то есть, я хотел сказать…

– Чет играет за Риджуэй в американский футбол, а я выступаю в группе поддержки, – пояснила Кристина. – Он раньше тоже учился в Уэлтоне, но вылетел. Тебе следует обязательно пойти на пробы, Джин, – вновь обратилась она к девчушке. – Уверена, ты будешь отлично смотреться на сцене!

Вирджиния смущенно отвернулась. В это время в дверях показался сияющий Чет.

– Поехали, Крис, – воскликнул он. – Наша взяла!

– Рада была познакомиться, Оверстрит, – взяв кавалера за руку, попрощалась Крис. – Пока, Джинни!

– Взаимно, – сдавленно пробормотал Нокс.

– Присядем, пока не подадут ужин, – предложила Вирджиния.

Повисла неловкая пауза.

– На самом деле Чету был нужен «Бьюик» только для того, чтобы где-нибудь припарковать его и потискаться со своей подружкой, – выпалила Дэнберри, не зная, что еще сказать, и тут же покраснела.

Глянув в окно, Нокс увидел, как Крис и Чет сели в машину, и юноша прильнул к губам подруги долгим, требовательным поцелуем. Сердце Нокса бешено колотилось: его переполняла ревность.

Пару часов спустя он переступил порог общей комнаты, где Перри, Кэмерон, Микс, Питтс и Далтон сидели, склонившись над тригонометрией. Делая вид, что решают со всеми задачи, Питтс и Микс тайком собирали маленький детекторный приемник. Едва войдя, Нокс рухнул на диван.

– Как прошел ужин? – спросил Чарли. – Какой-то ты контуженый, приятель. Что, неужто у Дэнберри подавали уэлтонскую размазню?

– Все ужасно, – простонал Оверстрит. – Кошмарно! Сегодня я встретил самую прекрасную девушку на свете!

– Ты спятил? Что здесь плохого? – подскочив на месте, бросился к нему Нил.

– Она почти невеста Чета Дэнберри. Он же – мистер Бицепс.

– Вот не повезло-то, – вздохнул Питтс.

– Не повезло?! – возмутился Нокс. – Да это жуткая трагедия! Такая красавица влюбилась в такого придурка!

– Всех симпатичных девушек тянет к придуркам, – с видом знатока осадил его Питтс. – И ты это знаешь.

– Забудь о ней! На, возьми-ка учебник по тригонометрии да реши задачку, – посоветовал Кэмерон.

– Не могу я о ней забыть! И никакая тригонометрия в голову не лезет!

– Сейчас полезет! Вот послушай… Итак, твоя рука движется по касательной к выпуклому графику функции… – хихикая, вставил Микс.

– Стивен! Как это низко! – укоризненно покачал головой Кэмерон.

– А я-то думал, чем ниже, тем лучше! – нахально лыбясь, протянул Стив.

Нокс, минутой ранее вскочивший с дивана и принявшийся было мерить шагами комнату, снова замер и взглянул в лицо товарищам.

– Нет, вы действительно думаете, что надо ее забыть?

– А что, есть другой вариант? – хмыкнул Питтс.

Приблизившись, Нокс грохнулся на одно колено.

– Только ты, Питтси, – утрированно всхлипнув, припал к его ногам Оверстрит. – Только ты, душка, и больше никто!

Питтс оттолкнул его; кривляка шлепнулся в кресло, а ребята вернулись к зубрежке.

– На сегодня хватит, – прервал наконец заседание Микс. – Но не волнуйтесь, завтра нас ждет еще более упорный труд!

– Скажи-ка, а где твой сосед? – обратился к Перри Кэмерон, сгребая со стола книги.

– Сказал, что будет учить историю, – ответил Нил.

– Да ладно тебе, Нокс, – Ричард пнул его в бок. – Переживешь ты эту встречу! А может, придумаешь что-то, что поможет завоевать сердце твоей красавицы. Помнишь? Лови мгновение!

Усмехнувшись, Оверстрит поднялся с дивана и последовал за остальными к спальням.

На следующее утро Джон Китинг вовсе не стоял, взгромоздившись на кафедру, а спокойно сидел за столом. Вид у него был даже строгий.

– Мальчики, – произнес преподаватель, как только отзвенел звонок на урок, – откройте хрестоматию Притчарда на двадцать первой странице введения. Мистер Перри, – подал он знак рукой, – будьте добры, прочтите нам начало вступительной статьи под заглавием «Понимание поэзии»!

Выпрямив спины, ученики зашуршали листами, чтобы поспевать за одноклассником.

– «Понимание поэзии». Автор – кандидат наук, профессор Джей Эванс Притчард. «Чтобы в полной мере оценить стихотворение, необходимо в первую очередь вникнуть в его размер, ритм и образную систему. Затем задайте себе два вопроса. Первый: насколько художественно передано содержание стихотворения? И второй: насколько глубоко это содержание? Ответ на первый вопрос поможет оценить красоту стихотворения, а на второй – его важность. Ответив на эти вопросы, вы легко определите качество стихотворения. Если показатель красоты расположить на горизонтальной оси графика, а важности – на вертикальной, то площадь, ограниченная этими координатами, даст представление о качестве стихотворения. Сонет Байрона может иметь очень высокий показатель по вертикальной оси, но довольно средний по горизонтальной. Сонет Шекспира, напротив, будет иметь высокие показатели по обеим осям, и полученная на графике площадь выявит его подлинную уникальность…»

Китинг в это время встал со стула и, подойдя к доске, изобразил на ней график, на котором при помощи штриховки отметил, насколько шекспировский сонет превосходит произведения его менее удачливого соотечественника.

– «…Знакомясь со стихами в данном учебном пособии, используйте этот метод оценки. Как только вы преуспеете в данном способе анализа, то научитесь понимать поэзию и получать незабываемое удовольствие».

Нил остановился. Китинг тоже сделал паузу, словно выжидая, пока материал уляжется. И вдруг, схватившись за горло, издал ужасный рык:

– А-а-а-гр-р-х-х-х! Что это за мусор! Дрянь! Гнилье! Вырвите эту страницу. Ну же, целиком! На помойку ее, не жалейте!

Схватив мусорную корзину, он, патетически потрясая ею в воздухе, зашагал по рядам, останавливаясь около каждой парты в ожидании, когда ученики швырнут в нее вырванные листы. Животы у ребят сотрясались от хохота.

– Рвите старательно! – наставлял их учитель словесности. – Пусть даже следа не останется! Пропадите вы, Джей Эванс Притчард!

Нарастающий гогот привлек внимание шотландца в кабинете напротив. Выбежав из аудитории, мистер Макаллистер заглянул в окошко в двери класса и увидел, как внутри дети увлеченно рвут страницы из учебника. Взволнованно дернув за ручку, он ворвался в кабинет литературы.

– Что за безобразие?! – воскликнул он и запнулся, увидев Китинга, державшего в руках корзину. – Извините… Я не знал, что вы в классе.

Обескураженный и удрученный, он попятился назад и тихо прикрыл за собой дверь.

Китинг же важно прошествовал к доске, опустил на пол урну и заскочил в нее обеими ногами. Аудитория взорвалась. В глазах учителя плясали огоньки. Потопав ботинками, он выбрался и пинком отправил корзину в угол.

– Это битва, мальчики! – провозгласил он. – Настоящая война! Ее жертвами могут стать ваши души. Легионы самозваных академиков наступают, и личность ваша либо извергнется, как ветвь, и засохнет[6]6
  Ин. 15:6.


[Закрыть], либо восторжествует над ними!.. Но не бойтесь: в моем классе вы и так получите все то, чего от вас требует эта школа. Однако если я буду работать на совесть, вы научитесь гораздо большему! К примеру, вникать в слова, в язык… Пусть говорят все что угодно, но слова и идеи могут изменить мир! Минуту назад я произнес слово «легион»: кто скажет, сколько это? Ну же, Оверстрит, простофиля вы эдакий!

Все захихикали.

– Андерсон! Вы человек или амеба?

Взглянув на Тодда, одноклассники захохотали в голос. Он заметно напрягся и, не в силах разжать стиснутые зубы, лишь по-дурацки замотал головой.

Руку поднял Микс.

– Если я не ошибаюсь, от двух до десяти тысяч человек?

– Совершенно верно, Микс, это слово латинское. Но остерегайтесь путать легатов с делегатами, а то и сами окажетесь в легионе неучей!

Микс расплылся в улыбке. Довольно усмехнувшись, Китинг вновь направился к дверям.

– По глазам мистера Питтса я вижу – он считает, что литература не имеет ничего общего с бизнесом и медициной! – продолжил учитель. – Вы все думаете, что надо следовать советам мистера Притчарда, вникать в размер, рифму, а самим втихаря отдаваться удовлетворению совершенно иных амбиций.

– Кто, я?! – не веря, затряс головой Питтс.

Преподаватель стукнул рукой по стене. Хлопок его отозвался глухим гулом, словно удар в барабан. Подскочив на месте, ребята начали озираться.

– Что ж, – заговорщически прошептал Джон Китинг. – Полная чушь, скажу я вам! Мы читаем стихи, потому что принадлежим к роду человеческому, а род человеческий одержим страстями. Медицина, финансы и юриспруденция необходимы нам для поддержания жизни. Ну а поэзия, красота, романтика, любовь? Вот ради чего стоит жить!.. Цитата из Уитмена:

 
О жизнь моя, вопросов неотступных череда,
И вереницы сумрачных людей, лишенных веры.
И города, кишащие глупцами свыше меры —
Где ж среди этого искать добро, о жизнь моя?
 

Ответ:

 
Добро – в том, что ты есть.
Что жизнь подлинная существует,
В том, что великая пьеса продолжается,
И ты, быть может, впишешь свою строку…
 

Он сделал паузу. Класс сидел, погруженный в молчание, и впитывал смысл произнесенных слов. Окинув взором учеников, преподаватель благоговейно повторил:

– В том, что великая пьеса продолжается, и ты, быть может, впишешь свою строку…

Постояв некоторое время в дверях, он медленно возвратился на кафедру. Все взгляды были прикованы к его вдохновенному лицу.

– Какую вы впишете строку? – настойчиво вопрошал Китинг, всматриваясь в юные лица, – и, выждав довольно, плавно перевел разговор в иное русло.

– Откроем хрестоматии на странице шестьдесят, джентльмены, и узнаем, что под романтикой понимал Вордсворт.