Текст книги "Когда тигр спустился с горы"

Нги Во
Когда тигр спустился с горы

Original title:

When the Tiger Came Down the Mountain by Nghi Vo

Публикуется с разрешения автора и литературных агентств Books Crossing Borders, Inc. и Nova Littera SIA

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © 2020 by Nghi Vo

WHEN THE TIGER CAME DOWN THE MOUNTAIN © 2020 by Nghi Vo

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2022

* * *

Предисловие переводчика

Перевод обеих книг Нги Во из цикла «Поющие Холмы» уже был закончен и сдан в издательство, когда стало известно, что первая из них, «Императрица соли и жребия», удостоилась престижной премии «Хьюго» как лучшая повесть, написанная в жанре фэнтези. Безусловно, автор и ее работа заслуживали этой высокой награды, разве что объем текста оказался досадно невелик, но возник вопрос: почему не наградили весь цикл? Вторая повесть этого цикла, «Когда тигр спустился с горы», ничем не уступает первой – тот же вымышленный, хоть и отчасти узнаваемый и тщательно проработанный мир, тот же основной персонаж, то же удивительное сплетение магии с восточным колоритом.

Мотивы тех, кто выносил решение, неизвестны, но можно предположить, что повесть «Когда тигр спустился с горы» благодаря одной из двух ее основных тем была воспринята скорее как пародия, если не сатира. Речь идет о государственных экзаменах на звание чиновника, подготовиться к которым, успеть на них вовремя и с честью сдать их – дело всей жизни и чреватый опасностями квест для одного из персонажей книги.

Система государственных экзаменов в Китае просуществовала 1300 лет, ее аналоги действовали в Корее и Вьетнаме. Предназначенная для того, чтобы выявлять наиболее сведущих, умных и достойных, чтобы те занимали должности чиновников и управляли государством, она считалась и в некоторой степени была средством от множества бед. Благодаря системе экзаменов была ослаблена власть кланов, высокие посты гораздо реже передавались по наследству, закладывались основы меритократии, обеспечивалась социальная мобильность. Кандидаты, успешно сдавшие экзамены, пользовались настолько широкими привилегиями, что об их статусе говорили, что «у дворцовых ворот появлялись списки сдавших экзамен, а в селениях сокращались налоговые списки».

Подготовка к такому экзамену была делом не только дорогостоящим, поскольку учеников обычно готовили, а то и натаскивали наставники, но и длительным и нудным – главным образом потому, что под приобретением знаний зачастую подразумевалось заучивание наизусть многочисленных и пространных классических трудов. И даже при условии прилежания и достаточной состоятельности соискателя экзамен оставался суровым испытанием, который можно было так и не выдержать ни с первого, ни с десятого раза.

В итоге с первых лет его проведения существовала практика пользования услугами «подменных экзаменующихся» – умельцев, писавших экзаменационное сочинение за плату вместо соискателя. Были люди, за плату занимающие для соискателей наиболее удобные, читай – пригодные для списывания места там, где проводился экзамен, особенно если речь шла об общем зале. Массово выпускались шпаргалки специально для экзаменов, в том числе представляющие собой мелко исписанные нижние рубашки.

Экзамен был настолько важным этапом в жизни человека, желающего стать чиновником, что вокруг него сложилось множество историй о старательных и усердных школярах, занимающихся, чтобы не терять ни единой минуты, при свете собранных светлячков и свежевыпавшего снега и подвязывающих собственные волосы к потолочной балке, чтобы ни в коем случае не задремать над книгами. Вместе с тем народ, уставший от того, что трудолюбие будущих чиновников ставят ему в пример, породил немало забавных историй о лентяях, пользующихся подготовкой к экзаменам как предлогом, чтобы бездельничать и вволю спать, и раз за разом возвращающихся с экзаменов ни с чем.

Персонаж повести «Когда тигр спустился с горы», которому предстоит сдать государственный экзамен, – девушка.

В реальном мире женщины к сдаче экзаменов не допускались, а если и сдавали их, то этот факт не афишировали, и удачливые соискательницы, скорее всего, вели жизнь Джеймса Бэрри – английского военного хирурга, только после смерти которого его коллегам стал известен его биологический пол. Лишь во время восстания тайпинов (1850–1864 гг.), к тому времени, как экзамены проводились уже более тысячи лет, впервые было выдвинуто требование о допущении к ним женщин. Первая за всю историю Китая женщина успешно сдала экзамен в 1853 году.

Перед героиней повести Нги Во не стоит задача добиться, чтобы ей разрешили сдавать экзамен, – ей с детства известно, что она должна его пройти, исполнив мечту длинной вереницы ее предков, которым стать чиновниками помешали те или иные обстоятельства. И она, осиротев, старательно готовится – до тех пор, пока не заканчиваются деньги для уплаты учителю, прилежно зубрит, считая, что еще недоучила то и недоработала это. Потом налегке, одна и почти без денег идет в далекую столицу, где проводятся экзамены, – чуть ли не через всю страну, напоминающую Китай периода Сражающихся царств, когда одни и те же земли утром принадлежат одному царству, а вечером того же дня – уже другому. Едва не погибает, сначала встретив более чем странную родственную душу, а затем чуть не сгинув в могильнике лис-оборотней, и наконец успевает на экзамен в последний час перед тем, как на ближайшие годы закроются ворота.

Но когда она слышит традиционный вопрос привратника – согласна ли она в случае успешной сдачи полностью отвергнуть всю прежнюю жизнь и вести новую, подобающую чиновнику, – она вспоминает, как по пути в Зал экзаменов видела сразу двоих таких ученых мужей, «ранга которых надеялась достичь». Впечатление было не из приятных: чиновники встретились и не смогли разъехаться на узкой улочке – каждый громким криком отстаивал свои права, поражая зрительницу «удивительным сходством с петухами, готовностью драться насмерть за горстку червяков или право первым проехать». И девушка, попытавшись представить, как сама будет вопить на всю улицу, когда тоже станет чиновником, не смогла и не захотела этого и бежала с вожделенного экзамена, от такой желанной и привилегированной должности, решив предпочесть всем этим благам близкого, пусть даже и не человека.

Неправдоподобно? Или слишком узнаваемо и нелестно. Так или иначе, жанр – фэнтези, мир – вымышленный, все совпадения, как говорится, случайны.

Что же касается второй основной темы – как рождаются, обрастают самыми невероятными подробностями, меняются в зависимости от отношения и личности сочинителя и рассказчика легенды – обо всем этом с проницательностью и мягкой иронией рассказала автор повести: читайте ее, и вы узнаете о том, что порой случается, стоит тигру спуститься с горы.

Ульяна Сапцина, переводчик

Посвящается Мереди Мари Шипп

Глава 1

Харчевня представляла собой всего лишь шатер из вощеной парусины, покосившийся в южную сторону под порывами горного ветра. За грубо сколоченной стойкой стояла женщина с тонкими прозрачными усиками в форме заостренных крылышек. Тии записывали историю ее рода, а на улице спорили мамонтовые дозорные.

– Ты случайно не состоишь в родстве с семьей Дун из Баолиня? – спросили Тии. – В голодные годы они отправили несколько своих детей на запад, и у них в семье есть такое же предание об охоте властителя Кана, как то, что ты мне рассказала.

Женщина по имени Дун Чинь нахмурилась, покачала головой, потом пожала плечами.

– Может, и так, – ответила она, – тогда, стало быть, это мои родичи с отцовской стороны, только ведь их чуть не всех сожрало проклятие бродячего пса.

– Постой, а что за?..

Прежде чем Тии успели спросить, а Чинь – ответить, полотнище, заменявшее в шатре дверь, откинулось и вошли двое дозорных. Старший, Хацзюнь, мужчина с глубокими хмурыми морщинами на лице, по северным меркам был рослым и худым. Младшая, Сыюй, была ниже ростом, почти квадратного сложения, с гладким, как прибрежная галька, лицом и блестящими, словно полированное медное зеркало, глазами. На обоих были долгополые овчинные тулупы, меховые унты и мешковатые кожаные штаны, подбитые шелком, – одежда, которую в здешних краях носили практически все. От местных обоих отличали лишь нашитые на плечи спирали из заплетенных рыжих волос.

– Ладно, – сказал старший дозорный, – вопреки всем доводам моего рассудка, а еще потому, что в отличие от большинства южан тебе хватило ума одеться как следует, я решил позволить моей племяннице отвезти тебя через перевал.

– Пожертвование семян дурмана еще никому не вредило, – жизнерадостно заметила Сыюй, и Тии понимающе протянули бумажный пакет, набитый мелкими черными семенами. На юге они встречались часто, как гашиш, но выше границы снегов достать их было непросто.

Хацзюнь принял семена, сунул за пазуху и кивнул Сыюй:

– Ладно, чтоб до завтра обернулась туда и обратно, и не болтайся по дороге на стоянках, поняла? Нам надо снова выехать в дозор, и чем раньше, тем лучше, тем более что приближается метель.

Сыюй скорчила гримасу вслед удаляющемуся дяде, подхватила пику и повернулась к Тии.

– Ну что, служитель, готовы в путь?

В тот момент на служителя Тии ничуть не походили. Туго свернутые одеяния темно-синего цвета лежали на дне их единственной сумы. Под капюшоном с ворсистой шерстяной подкладкой обычно бритая голова покрылась короткой и колкой темной порослью. В Поющих Холмах предписания насчет одежды и прочие ограничения были не столь строгими, как у других орденов, но перед возвращением домой Тии понадобится заглянуть в цирюльню.

– Полностью. Скоро выезжаем?

– Раз готовы, тогда прямо сейчас. И если повезет, успеем до темноты добраться до стоянки.

Вслед за Сыюй Тии вышли на сухой жгучий холод и невольно поежились. Ветер вгрызался в кости, вызывал непривычное ощущение болезненности и сонливости, и они поплотнее запахнули свой тулуп.

– А разве вы не должны иметь при себе запоминающую птичку? – спросила Сыюй.

Они шагали по единственной улице поселка между шатких строений. Такие поселки были рассыпаны вдоль всей границы – крошечные, захудалые, выросшие как грибы после дождя пять лет назад, когда здесь обнаружили золото. За три года золотоносная жила иссякла, и теперь все окрестности имели призрачный и запустелый вид.

– Да, у меня есть нэйсинь по имени Почти-Блистательная, – вздохнули Тии. – Сейчас она высиживает кладку, и в любом случае такой холод она бы не вынесла.

Мысленно они вознесли Тысячерукой краткую молитву, прося даровать Почти-Блистательной покой и защиту. В нынешних странствиях Тии мучительно недоставало необычайной памяти нэйсиня, но дело было не только в ней. Без колких замечаний и добрых советов Почти-Блистательной путешествие в большом мире казалось прямо-таки неестественным.

– Надеюсь, когда ее птенцы вырастут, она снова пожелает сопровождать меня. Мы с ней не разлучались с тех самых пор, как мне вручили мое первое предписание.

– Да будет на то воля Повелителя Небес, – откликнулась Сыюй. – Я всегда мечтала увидеть нэйсиня.

Они подошли к загону – грубо сколоченному из дерева, с виду неспособному сдержать даже напор небольшого стада равнодушных валунов. А за тонкими жердями…

Тии и прежде видели их издалека, а благодаря истории северных стран, долгой и богатой событиями, описывать этих существ для обители не было нужды. Однако Тии, разумеется, все равно это сделают.

Мамонты в промерзшем загоне были мелкой породы – ниже ростом, с более тонкими ногами и короткими хоботами, чем их благородная родня. Этот табун принадлежал в основном заводчику, разводившему их на востоке, на одном из тамошних форпостов, и мамонты в нем были большей частью рыжие, и лишь некоторые – с белыми ногами и белым крапом на хохолке шерсти над бровями.

Тии показалось, что на ограду мамонты взирают с добродушной снисходительностью. Даже самый мелкий из них мог бы разметать жерди в два счета, если бы захотел. Однако они предпочитали вести себя послушно и прилично, дремать стоя и время от времени забрасывать в рот корм, загребая его хоботами из корыт, стоящих под навесом.

Благородные мамонты глубокого ржаво-рыжего окраса, размерами вдвое крупнее этих более пятидесяти лет назад обратили в бегство воинов Аньской империи, но именно малые мамонты завершили начатое их сородичами: они устремились в атаку по заснеженному полю боя, поставив маленькие уши торчком и яростно трубя.

– Не спешите дивиться этими, – последнее слово Сыюй выговорила с презрением. – Приберегите восхищение для Пылук.

Она дважды свистнула, и мамонт размером чуть меньше остальных, напористо растолкав маленький табун, направился к Сыюй, ждущей его с распростертыми объятиями. Пылук, как отметили Тии, была темнее остальных, без единого белого пятнышка, с почти черными кончиками длинных шерстинок.

– Вот она, моя крошка. Ведет свой род от сестры великой Хо-шу, – объяснила Сыюй, и подвижный тяжелый хобот Пылук дружески обвился вокруг ее плеч, словно в знак согласия.

– По дороге объяснишь, что это означает, – усмехнулись Тии. – Она красавица.

– Т-с-с, не хвалите ее при остальных. Они заревнуют и тогда наотрез откажутся слушаться, пока не похвалишь всех. Хвалить мамонта можно, только когда вы с ним наедине и вас никто не слышит.

– Я внесу это в свои записи, а когда вернусь в обитель, эти слова будут переписаны дважды во всех фолиантах, которые хранятся в Поющих Холмах. Так что будь как можно осторожнее в том, что говоришь мне, а не то войдешь в историю как лгунья, – шутливо предупредили Тии.

– А кто лжет? Давайте-ка я покажу, как садиться верхом на мамонта, и тогда вам придется представить меня в лучшем свете.

Сыюй вскарабкалась по боку Пылук на спину так стремительно, что поначалу Тии решили, будто дозорная просто хваталась за длинную шерсть мамонта и подтягивалась на руках. Но присмотревшись, Тии заметили, что с седла на загривке Пылук свисают две кожаных петли – длинная и короткая.

– Рукой за короткую, ногу в длинную, да, вот так, правильно, а теперь ждите пинка.

– Постой, какого пинка?..

Пылук лягнула ногой – довольно бережно для такого крупного животного, – и Тии внезапно подбросило вверх, отчего они невольно вскрикнули. Они рухнули бы лицом в густую шерсть мамонта, но Сыюй схватила их за плечи и затащила наверх.

– Сколько же в тебе силы! – изумились Тии, а Сыюй рассмеялась.

– Много! Я бы поиграла мускулами, да вы все равно не увидите их через тулуп. Ну вот, садитесь, как я…

Спереди на седле торчал вырезанный из кости рог, который Сыюй обхватила согнутой в колене ногой, свесив другую ногу с седла. За ее спиной находился второй рог, покороче, и Тии неуклюже повторили позу дозорной.

– Только в другую сторону, мы же не хотим, чтобы она накренилась.

Широкое седло помещалось на плечах Пылук, за ее на удивление тонкой шеей. Сесть в это седло ногами врозь было невозможно, так что вся кавалерия северян ездила боком. Тии сменили ногу, и Сыюй пикой с длинным стальным наконечником направила Пылук к окраине поселка.

Пока они ехали мимо шатких строений, Тии поражались тому, как Пылук возвышается над ними. Они сидели не так высоко, как на благородном мамонте, но коньки крыш едва доставали им до коленей, и Тии ощутили, как где-то в глубине живота возникает головокружительная легкость.

– Если будет тошнить, наклонитесь в сторону, – не оглядываясь, предупредила Сыюй. – А то придется вам сегодня вечером вычесывать Пылук.

– Тошнить меня не будет, но все равно покажи, как ее вычесывать, – отозвались Тии. – А со мной все хорошо.

К тому моменту, как они покинули поселок и стали подниматься по дороге к перевалу, Тии уже почувствовали жжение в бедрах и пояснице. Сыюй сидела свободно, как дома на подушке, а мышцам Тии были привычнее долгие пешие переходы, и если уж совсем начистоту, поездки на попутных повозках, запряженных волами.

Хорошо еще, Почти-Блистательной нет рядом, некому потешаться надо мной.

Крутую и широкую дорогу через перевал Кихир с обеих сторон окаймляли густые таежные леса. В них водились призраки, которые не особенно заботили Тии, и разбойники, внушавшие больше тревоги. За время своего служения Тии довелось беседовать со множеством разбойников, но сейчас времена были голодные, и рисковать не хотелось. Однако людям, едущим на мамонте, не будут докучать ни люди, ни призраки, к тому же путешествовать таким способом Тии еще не случалось. Какой смысл быть служителем Поющих Холмов, если нельзя при случае прокатиться на мамонте?

Ощущение новизны постепенно улетучилось, но изумление не пропадало, и Тии, не обращая внимания на нарастающую боль в колене и пояснице, смотрели с высоты на окружающий мир, слушали, как звякают железные бубенцы на сбруе Пылук, и ежились, прячась за спиной Сыюй от ветра, дующего в лицо.

Ближе к полудню, или к тому моменту, который Тии по робкому серому свету определили как полдень, Сыюй остановила Пылук возле укрытия в густом сосняке, устланном валежником. Тии вздохнули с облегчением, предвкушая возвращение на землю, – но тут же встревожились, увидев, как Сыюй просто соскользнула прямо по боку мамонта и приземлилась с негромким возгласом на обе ноги.

– Мне тоже так надо? – спросили Тии, и Сыюй усмехнулась.

– Надо, если хотите поесть и пописать.

Тии хотели, поэтому с глубоким вздохом перебросили ноги на одну сторону, оттолкнулись и съехали по плечу Пылук. От удара об землю у Тии согнулись колени, их бросило вперед – прямо в ждущие руки Сыюй.

– Ну вот и умница! – жизнерадостно воскликнула Сыюй, а Тии застонали:

– Обращайся со мной как с ребенком сколько хочешь, только не отпускай!

Сыюй послушно повела Тии к укрытию, заслоненному от ветра деревьями. К счастью, вскоре ноги у Тии немного окрепли, и они смогли самостоятельно справиться с опорожнением и омовением, а потом вернуться к Сыюй, которая сидела на вощеной парусине, растянув ноги в почти безупречный шпагат.

– Мне тоже надо так сделать?

– Не повредит.

Тии удалось не рухнуть, а плавно опуститься на землю; боль колола колено, которым они цеплялись за рог на седле, и пронзала тело насквозь. Сыюй, конечно, была гибче, но Тии думали, что у них тоже неплохо получается, пока не увидели такую картину: дозорная повернулась всем туловищем назад, совершив почти полный оборот, и подтянула к себе сумку. Тии вздохнули, обессиленно обмякнув на парусине, и приняли у Сыюй пергаментный мешочек.

– Долго пришлось вырабатывать такую гибкость? – спросили Тии, пожевывая вяленную тонкими ломтиками отбитую оленину из мешочка.

– У меня она с детства сохранилась. Моя семья служила в мамонтовых войсках со времен Мэйань.

– То есть еще при династии Сюнь, так?

Сыюй пожала плечами.

– Мы не ведем счет от аньских правителей, – надменно заявила она. – Это было примерно двести лет назад.

Но на самом деле они долго придерживались аньской системы летоисчисления, а изменилось все лишь шестьдесят лет назад, когда пали оборонительные укрепления южан и мамонты северян устремились по горным перевалам. Империя навязывала северу свое видение времени, но вскоре после тех событий север напрочь забыл его.

Но Тии об этом не обмолвились ни словом, лишь с любопытством склонили голову:

– Это ведь долгий срок для военной службы, правда?

– Очень, – с удовольствием подтвердила Сыюй.

– И тебе не хотелось бы стать… ну, не знаю – чиновником во дворце, судьей, ученым?

Сыюй фыркнула.

– Вы что, лазутчик из Ингруска? Нет, не хотелось бы. Зачем, если у меня есть Пылук и я получу также первую дочь, которой она отелится?

О кавалерии на мамонтах ходили легенды, и именно поэтому, в числе прочих причин, ее воинам запрещалось держать государственные экзамены какого-либо рода или занимать посты выше окружных до тех пор, пока не пройдет три поколения после службы в мамонтовых войсках последнего из их дальних родственников. Северные пределы полнились историями об убийствах, совершенных мамонтами, однако никто не отважился бы сказать, что повторно слушать эти истории скучно.

Наконец Сыюй с завидной легкостью поднялась и подала руку служителю. Уже направляясь к Пылук, дозорная вдруг остановилась и повернулась к Тии.

– Постойте-ка, а разве вам не положено быть вегетарианцами? Всем служителям-южанам…

– О, в Поющих Холмах за этим следят не очень строго, – туманно ответили Тии. – Нам разрешено принимать любую милостыню, где бы мы ее ни нашли. Отвергнуть искреннее благодеяние гораздо хуже, чем ненадолго отказаться от ограничений своего ордена – так меня учили.

– Вообще-то у меня есть еще соленый сушеный ягель для…

– Я люблю мясо, а все, кто мог бы остановить меня, сейчас слишком далеко, – напрямик заявили Тии, и Сыюй усмехнулась.

– Это я запомню.

Потянувшись к седельной петле, Тии невольно застонали, но все же у них получилось забраться в седло, вызвав всего один смешок у Сыюй, что можно было считать победой.

Ветер кусал кожу Тии над высоким воротником овчинного тулупа. Это была изнурительная разновидность холода, и к тому времени, как солнце спустилось ниже верхушек сосен, Тии начали дрожать. Дозорная предложила пристегнуть их к седлу, но Тии отказались: не хотелось перетягивать тело ремнем, и даже если бы Сыюй позволила им упасть, на спине мамонта было не так уж и высоко.

Чем темнее становилось небо, тем больше набирал силу и злость ветер, и теперь, казалось, прорывался сквозь швы одежды. Тии вспомнилась особая горячка, порожденная холодом в заснеженных степях, которая заставляет человека раздеваться, чтобы облегчить боль от почудившихся ему ожогов. Краем глаза они улавливали краткие проблески света, вспыхивающие, словно искры от костра, прежде чем исчезнуть.

– Так высоко в горах есть светлячки?

– Кто?

– Маленькие насекомые. Они светятся, когда летают.

– Нет. Вы, наверное, увидели малый призрак. Они светятся, как костерки в чаще, потом всплывают в воздух, и их съедают звезды.

– Они…

– Вон там, впереди!

Снегопад почти прекратился, но Тии не сразу поняли, о чем говорит Сыюй. А потом разглядели покосившуюся крышу путевой станции и слабый свет фонаря в единственном окне, заклеенном промасленной бумагой.

Словно уловив воодушевление всадников, Пылук всхрапнула и заспешила вперед.

– Обычно в такое время на страже Баосо, – объяснила Сыюй. – Он друг моей матери, раньше ездил с кавалерией, пока колени не начали подводить. Он вам понравится.

Тии уже собирались заверить, что в этом нет никаких сомнений, но тут слева от них, а потом и справа послышалось низкое раскатистое рычание. Потом гулко и прерывисто заворчало сзади, словно что-то прорвало туго натянутую выскобленную кожу, разделявшую мир плоти и мир духов. Пылук тревожно затрубила, Сыюй выругалась.

Казалось, мамонт, на котором они ехали, был целым миром, и этот мир застыл под ними от страха как вкопанный.

Но тут пика Сыюй взметнулась, огрела Пылук по боку, и мамонт ринулся вперед.