Текст книги "Сказ о чудесной горе Воттоваара. Волшебные сказки Карелии"

Сказ о чудесной горе Воттоваара
Волшебные сказки Карелии
Ник Карпин

© Ник Карпин, 2016

© Вера Филатова, дизайн обложки, 2016

© Анита Ойкимус, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Последний подвиг Лемминкяйнена

 
Нет, не буду спорить снова:
Что сначала было? Слово!
Божья мудрость в нем и вздор.
Властному дадим простор.
 
 
Камни – чудные дольмены —
Нашептали рун напевы.
Руны сразу оживали.
Белкой резвою скакали
По ветвям веков.
Тут куница появилась
И за рыжей припустилась.
Белка превратилась в птицу,
Обманув зверька-куницу.
Птица золотом сияла,
В синеву небес взлетала.
Ветер-вихрь трепал ей перья,
В пики, превращались перья,
В жалоострые ножи.
В полночь небо задрожало,
Острые клинки бросало.
Сыпались на землю пики.
Слышались народа крики:
– Где герои Калевалы?
Где вы, молодцы удалы!?
Колыхнулся свет лучины —
То не ветер, то мужчины!
Карьялы герои доброй,
Поступью шагая твердой,
Двое вышли на простор:
Вяйнямёйнен – старец властный
Илмарен – кузнец рукастый
Пики в стороны швыряли.
В щепки пики превращали!
Не обижены судьбою,
Доброй памятью людскою.
Нет лишь средь героев властных,
Путешественников страстных,
Лемминкяйни-молодца.
Путь не близок, длинен сказ
Вот о ком пойдет рассказ.
 
 
Лодка издали пришла
Верный путь она нашла.
Дали за кормой оставив,
Нос в причал родной наставив,
Из удачного похода
Лемминкяйни удалого
В дом родимый привела.
Дом на острове стоит,
Взгляд пришельца ворожит.
Ведь на острове подростком
Пас овец он в травах росных.
Здесь отца он проводил
И слезами оросил
Скорбную его могилу.
Здесь вбирал отцову силу.
Лодку сделал, сам сшивал.
Сам кокору ей сыскал.
Ветер кудри расправляет,
Ветхий друг-причал встречает,
Наземь помогает встать.
Не встречает только мать.
Зоркая, не увидала,
Чуткая, не услыхала,
Не торопится, родная,
Сына милого принять.
– Кто живой, – сын крикнул смело.
Эхо гулко полетело.
Так, что чайки всполошились,
Шумно над водою взвились.
Что случилось? Не видать!
Уж не захворала ль мать?
Дверь избы тут заскрипела,
На полу сын видит тело:
Без дыханья мать лежит.
Рядом с нею смерть сидит.
Калма – грязная старуха —
К материнской груди ухо
Зло ликуя, приставляет
И руками мать хватает.
Наставляет страшный клык.
Не сдержать сыновний крик.
Сын от смерти отшатнулся.
К лодке юркой повернулся,
Воздух стал хватать руками.
Помертвелыми губами
Слова вымолвить не может.
Ищет: кто ему поможет!
Шепот слышит: «Что за стать?
Смерти спину подставлять!
Оглянулся: кто роптал?
Пусто – это стыд пристал.
Наш герой собрался с духом,
Повернулся вновь к старухе:
– Погоди, не трогай мать!
Дай мне дело рассказать.
В Туонелы подземелья
Заберешь без промедленья
Мать родимую мою.
Только песню пропою
Ей перед дорогой дальней.
Поклонюсь я ей печально.
Прояви хоть каплю-жалость
Ты оставь ей жизни малость.
Дай ей в пояс поклониться,
Дай с родимою проститься!
 
 
Вмиг оставив мать-старуху,
К рыбаку свиное ухо
Смерть готовно навострила,
Мелким шагом припустилась,
У печи остановилась,
Ядовито навострилась,
Прищурилась, унялся блеск,
И раздался голос-треск:
– Что ж, рыбак, пропой ей песню.
Только не проймешь ты лестью!
Дай в глаза твои взгляну.
Ты не вздумай обмануть!
В Туонеллу я спущусь,
А назавтра возвращусь.
Руки, словно две уздечки.
Сгорбилась, исчезла в печке.
 
 
Мать вздохнула и присела
Объяснил ей сын, в чем дело.
Горько охнула – ведь белой
– Была черной, стала белой
Вся сыновья голова.
Словно жемчуг кудри эти,
Нет родимее на свете,
Гладили их руки мамы,
И шептали губы вялы:
– Дождалась тебя и скоро
От родимого порога
Я отправлюсь в иной свет,
И назад дороги нет.
Не привез благой ты вести.
Снова ходишь без невесты.
Не дождаться мне внучонка.
А хотелось спеть мальчонке:
Баю-баюшки-баю.
 
 
Маленькая птичка Пчелка,
Песню распевала звонко
Голос старой услыхала:
– Не беда ли там пристала?
Ну-ка, залечу узнать,
С кем прощается здесь мать.
– Божья пчелка, меда птица! —
Мать от радости светится,
– Не была ты мною звана.
Будешь гостьей мне желанной!
Птичка Пчелка зажужжала,
Лемминкяйни слушать стала.
Рассказал рыбак ей чинно,
Как вернулся в дом с повинной.
Калму встретил за порогом,
А хотел – мать с пирогом.
– Калма, скверная девица,
Никого не побоится!
На прощанье, уходя,
Дала ночь, еще пол дня. —
Мудрый человечек Пчелка
Крыльями махала звонко.
– Знаю, кто вам даст совет.
Лучше Випунена нет.
Смерть напрасно с ним тягалась,
Одолеть его пыталась.
В Туонеле заточила,
И все выходы закрыла
На замки пудовые,
На ключи тяжелые.
Чтоб забыл он заклинанья,
Все святые назиданья,
Чтоб не выскочил кудлатый
Антеро бородатый,
Чтоб забыл он заговоры,
Речь родную, разговоры
Чтобы вспомнить там не смог,
Да в неволе занемог.
Долго Випунен сидел.
Подряхлел и поседел.
Калма похвалялась другу,
Хийси злобный был ей другом.
– Навсегда забыл заклятья,
Этот старый заклинатель.
Верь мне, не вернется уж
Ненавистный этот муж.
Не открыть ему замков. —
Антеро же бы таков!
Выкарабкался бородатый
Смерти черной враг заклятый,
Из подземной стороны.
Там живые не нужны. —
 
 
Словно гром внезапный в гневе,
Словно колесница в небе
Так стремительно несется,
Что земля под ним трясется.
Сказочник идет, не тать,
Рыбаку совет подать.
Антеро всем нам знакомый
Божьей пчелкою ведомый,
Двухверстовыми шагами
Топчет землю великан.
Подошел, встал истукан.
Голову склоняет низко,
Ухо приставляет близко,
Чтобы слышать беды Каукко,
Сам посапывает сладко.
Думали, уснул бродяга,
Носом, выводя рулады.
Нет, моргнул, глаз приоткрыл,
Басом он заговорил.
– На границе с Калевалой
Есть гора Воттоваара, —
Поясняет мужу старче. —
Солнца свет над нею ярче.
Есть там лестница на небо.
На вершине этой древо,
Солнце крона задевала,
И к земле не подпускала
Яркие его лучи.
Громовержца древо злило.
Чувства вспыхнули ревниво.
Древо то схватил за крону,
Выдернул по самый корень.
Все пошло с тех пор, как раньше:
Свет моложе, тьма постарше.
Укко нам явил границы:
Свет дневной, ночную тьму.
Не о них речь поведу.
Вот когда извел он Древо,
Лестницу возвел на небо.
Вывел и призыв он свой:
«Кто взберется, тот Герой!»
С той поры весь наш народ
Ринулся в небесный свод.
Не жалея сил, старались,
Стать бессмертными пытались.
Калма всех их поджидала.
Лестница ей поставляла
Новые тела.
Старых, слабых и больных,
Юных, дерзких, озорных.
Всех их ждал один конец.
Туонела – вот венец,
Подземелья мир бездонный.
По той лестнице огромной
На руках родную мать
Должен в небеса поднять
Со ступенькою последней
Пропадут твои уменья,
Тяжеленной будет ноша.
Но ее уже не бросишь.
Глыбой может показаться,
Нужно очень постараться!
Норов твой в глазах читаю.
Смех в глазах не разделяю.
Ты не лопни, как пузырь.
Будь серьезен, богатырь!
Знай, героем нареченный,
Дважды матерью рожденный.
Перед тем как родила,
Двадцать месяцев несла
Материнская утроба,
Разродиться сыном чтобы.
В раз другой тебя рождала,
– Пробудись от сна, – шептала. —
Ты оставь свою дремоту.
Полежать тебе охота
Куском мяса, костью дробной
На дне речки в воде черной
Туони водопада…
Из кусков тебя собрала.
Жизнь твою она спасала.
Вспомнил, ну, крепись, Герой,
Испытания горой
Поджидают впереди,
Дам совет один: терпи! —
Молодец залился смехом
Смех вернулся звонким эхом.
– Чтож, великий заклинатель,
Веди к месту, господин.
 
 
С развеселою душой
Вновь прощается герой
С домом отчим, с краем милым.
Чувствует прилив он силы.
Вскинул на руки легко
Богатырь старуху-мать.
Легче нет на свете ноши,
Чем своя родная мать.
Ночь бежит путем он вещим.
Топот за спиной зловещий,
Скрип зубов, сопенье злое…
В лунном свете мчатся трое:
Сын несет старуху-мать.
Смерть их силится догнать.
А гора? Вот показалась.
Не слукавил великан!
– Брось старуху, – смерть хрипит. —
Все равно уж ей не жить!
Крепки широки шаги
Лемминкяйни-молодца.
Воттоваарины ступени
Шире шага удальца.
Что ж, споткнулся, устоял он,
Удержался молодец.
Развеселый Лемминкяйнен,
На ноги присел беглец.
Встал, забыл он совершенно
Старца предостереженье.
Видя свой исход удачным,
Стал над смертью насмехаться.
Калма бег остановила,
Рот поганый ощерила,
– Брось ты мать! – кричит она, —
Дальше пусть идет одна.
Путь туда одной указан,
И назад он ей заказан. —
Но не внемлет молодец.
И вперед спешит хитрец.
Смерть рукой своей взмахнула,
В глыбу камня обернула
Мать-старуху в руках сына.
И откуда взялась сила?!
Хоть немели от натуги
Крепкие сыновни руки,
А всё держат глыбу-мать.
Корни дуба им под стать!
Шаг последний на вершине,
Шаг к победе над всесильной
Сделал под своею ношей.
– Донесу ль? а может, брошу?! —
К солнцу шаг тот был направлен.
К свету изо тьмы направлен.
Шаг к бессмертию обоих.
Провалился вдруг по пояс.
Провалился он под ношей,
Но ее уже не бросишь.
Словно в мягкую трясину
Смерть в скалу вогнала сына.
Ноги, руки, пальцев треть
Вошли в каменную твердь.
Так и держат пальцы эти.
Их увидишь на рассвете
В свете солнца, в травах росных,
Камень грубый, мхом поросший,
На горе Воттоваара.
Вот и думай, где тут слава.
 
 
Недалёко от горы
Люди озеро нашли.
Возле озера, где Суна,
Сводная сестрица Шуи,
Вдоль его пересекла,
И в Онего потекла.
Люди поселеньем встали,
Гимола – названье дали
Поселенью своему.
Порешили, быть тому.
Первыми жильцами были
Жили-были, не тужили
Олексеевы Ортемка
Да родимый брат его.
Митрофанушка Сергеев,
Да Ивана сын Егор
Микифорко Пянтялеев,
Патракея сын Федор,
Да Давыдка Родивонов.
У Давыдки был ли брат,
Кум, аль недруг, или сват…?
Летопись не сохранили.
Очень горько, что забыли,
Ну, да полно, что за стать,
Стих не ладно завершать!
Рун певцы идут, я вижу.
Кантеле в руках их слышу.
Оживят застывших в камне
Мать и сына на горе.
Встанут в ряд герои славной
Древней мудрой Калевалы.
На земле святой Карельской
В волостке Поросозерской.
Мы восславим их, как встарь.
Дескать: жил-был…
 

Рождение Лаври Лапплайнена

 
По тропинке в чаще леса
Боги, а быть может, бесы —
Кто в лесу их разберет —
Шли назад или вперед.
Два волшебника шагали,
Два озорника плясали.
Один толстый, словно блин.
Другой тонкий, точно клин.
Первый звался Хювялайнен,
А товарищ – Пахалайнен.
Может, и не друг уже,
А изменник или хуже.
Хорошо и плохо,
Плохо-хорошо.
Спорили, шутили
Куда шли – забыли.
Потому что мимо
Вдруг промчались с криком
Лемминкяйнен с матерью,
Калма следом катится.
Шуи и грохот услыхали,
Подбежали – увидали:
Прямо на глазах герой
Был упрятан под скалой,
И привален глыбой —
«Каменной периной».
Калма посмеялась всласть,
Восвояси убралась.
 
 
Х. (мечтательно):
– Я хочу достать героев,
Мать и сына, их обоих.
Чтоб, как прежде, был здоровым
Каукко сын рыбака.
Девушка его б ждала
Анни, славная краса,
Была б в парня влюблена.
 
 
П. (с иронией):
– Мать то нам зачем? Стара!
Сына вызволим, ха-ха!
Не здоровым, а больным,
И убогим, и хромым.
И не Каукко Лемминкяйнен
А бродяга Лаппалайнен
Наречем его, братишка.
И невесту пусть поищет!
Та увидит жениха,
Вот потеха, ха-ха-ха!
Тут же бросится в бега…
Х.:
– Хоть и братья мы с тобой,
Но характером ты злой!
П.:
– Добрый-злой, вперед-назад…
Ох, заладил же ты, брат.
 
 
Спорить взялись эдак-так.
Собралась толпа зевак:
Олексеевы Артемка
Да его брат Филимонка.
Митрофанушка один
Да Егор Ивана сын
Микифорко Пянтялеев,
Да Давыдка Родивонов.
Был с Давыдкой его брат,
Кум Давыдкин, еще сват…
Целая ватага
Поглазеть собралась.
 
 
Не рожден еще герой
Лаври Лаппалайнен,
Спор о нем идет людской
Летней порой ранней.
Девицу герою ищут,
Девицу герою кличут,
Анни, славную красотку,
Крутобедрую лебедку:
– Вот бычку и ярочка
Славной будет парочка!
Кричат, орут родителям:
– Умели деву вы вскормить,
Пора и в люди выводить!
А девица, что ж, согласна.
Знать, лицом она прекрасна.
Ждет красавца-жениха
Ведь сама-то не плоха!
 
 
Ну, а братья знай волхвуют,
Озабоченно колдуют,
Над камнем приговаривают,
Вереском помахивают.
Хювялайнен, добрый брат
Толст кудесник, но он хват.
Воздух выдохнул-вдохнул,
Глыбу взял, перевернул!
Пахалайнен, тощий брат,
Гож кудесник, тоже хват.
В бороденку пошептал.
Лаври выдернул, достал
Из холодной глыбы —
«Каменной перины»
 
 
Анни, славная красотка,
Крутобедрая лебедка.
Губки алым бантиком,
Бровки черным кантиком,
Словно озеро глаза, пушистые ресницы,
Русая коса по спине струится.
Ждет героя, не дождется.
Всей родне ее неймется.
А красавца увидала,
Сразу в обморок упала.
Было отчего упасть:
Не красавец встал, а тать!
Вылез из скалы калека —
С горбиком полчеловека.
Руки – что у дуба ветви,
Ноги – ивовые плети.
Голова – котел пивной,
Рот на том котле – кривой,
Рваная рубаха,
Пояс с медной бляхой.
Из застиранных штанин
Выпал бледненький алтын11
  Алтын: самая мелкая монета в Москове и Новгороде 15 века.


[Закрыть].
Что за чудо, что за гость?
Встал пред Анни, словно кость
В горле у собаки.
Постарались сваты!
Хувялайнен – толстый блин.
Пахалайнен – тощий клин.
Анни, славная красотка,
Крутобедрая лебедка,
Вся от чувств похолодела,
Белокрылой полетела
Над Воттовариной горой,
А может быть, над Клюшиной.
Летним днем, в июньский зной,
Что ж, сядем, да послушаем.
 
 
Закружила Чайка,
Чайка закричала:
– Не ищи меня, герой!
Не герой – карман с дырой.
 

 
Что за страсти, за напасть!?
Кто помог так низко пасть
Лаври Лаппалайнену,
Потомку Лемминкяйнена?
Хором охнула толпа,
Разбежались кто куда.
Позже всё судачили,
Что и впрямь удачливей
Средь героев Карьялы
Были калевальцы.
Судачили-рядили,
Хором порешили:
– Знать, не родила земля
Нового богатыря.
Ну, всем миром горевать,
Горе зельем заливать.
Верят, в зелии хмельном
Скрыт ответ в вопросе том.
 
 
Ах, знакомая картинка
Пронеслась перед глазами.
В веке нашем двадцать первом
Горе заливать глотками.
Водкой окаянною
Горем разливанную.
 
 
Х. (чуть не плача):
– Что за дело, братец мой,
На кого похож герой?!
Знал бы это наш отец,
Выучил кого мудрец.
П. (подбадривая брата, себя):
– Знаю, выдержит герой.
Победит он в битве той.
За Анни-красотку,
Пушистую лебедку.
Помнишь ли, как встарь певали
Про героев Калевалы.
Лаври с виду неказист,
Но смышлен, рукаст, речист.
Лаврику все по плечу!
Сомневаться ни к чему.
Верить нужно нашему.
Позже будем спрашивать,
Как искал свою девицу,
Как на ней решил жениться.
 
 
(Но вернемся к главному герою)
Лаври все ж видал красотку,
Анни, белую лебедку.
Сердце защемило
Чувство пронзило
Его тело, душу.
Сядем и послушаем.
Пусть расскажет нам герой.
Отчего «карман с дырой»?
 
 
Да откуда ж ему знать!
Глубже нужно тут копать.
 
 
Слушают волшебники,
Премудрые затейники,
Хувялайнен – толстый блин,
Пахалайнен – тощий клин,
По ком Лаври плачет,
По ком слезы льет.
– Ах, зачем на свет родился
Я таким уродиной?
Никому не нужен я
У себя на родине.
Руки, что у дуба ветви,
Ноги – ивовые плети.
Голова – котел пивной,
Рот… —
Заплакал тут герой.
 
 
Горько плачет наш героя.
Но героям не впервой
Восставать на зло судьбе.
Людям доказать, себе,
Что не зря рожден на свет.
Не следить, оставить след!
 
 
Мечется ему помочь волшебник Хювялайнен,
Посмеяться же не прочь братец Пахалайнен.
Х:
Твои слезы не нужны,
Мы тебе помочь должны.
П:
– Вытри слезы поскорей,
Да послушайся друзей.
Х.:
– Выйди на берег реки,
Лодку легкую сыщи.
П.:
– По теченью поплывешь,
Анни скоро ты найдешь,
Красивую молодку,
Пушистую лебедку.
 
 
Оживился Лаврик, радостно вдохнул.
Шапку нахлобучил и рукой махнул.
В пляс лихой пустился, горбиком затряс,
Во мху поскользнулся, да о землю – хрясь!
Сороки все стрекочут,
Над Лавриком хохочут:
– Неудачник герой
У него карман с дырой. —
Скорый сделал шаг герой.
Оказался под горой.
О камешек запнулся,
Клубочком свернулся.
Покатился быстро вниз
Под веселый громкий свист.
Пахалайнен вслед свистел,
Улюлюкал и ревел,
Обидно потешался,
Над Лавриком смеялся.
Язвить было от чего.
Наземь грохнулся герой.
Зацепился горбиком
За преграду-холмик он.
В лодке очутился.
Поднялся, не смутился.
Дело, знать, знакомое.
Уселся поудобней он.
Весла в руках,
Песня на устах.
Подналег в полвесла,
Лодка птицей понеслась.
За кормою пенится,
Лодка набок кренится.
Волшебники отстали,
Толком не узнали,
Что за испытания
Ждали Лаппалайнена.
Врут, что не успели.
Просто не хотели
Помочь сиротке Лаврику,
Сыну милой Карьялы.
 
 
Вот тебе и сказка,
Бубликов всем вязка,
Не за сказкой мчит герой,
За невестой гонится.
 
 
Впереди же ждал порог.
В нем вода как сена стог.
А в стремнине Анни
Плачет и зовет:
– Помоги мне, Лаврик, выйти из беды
Вытащи на берег из сырой воды…
 
 
Лаври ловко подгребает,
Лодку к камню направляет.
Руку девичью схватил,
Тащит деву, что есть сил.
Чувствует – не справится,
Тяжела красавица.
Лодкой он не управляет,
Сходу на валун влетает,
Доски тонкие трещат,
Щепки воду бороздят.
Юркнул Лаври в воду,
Точно пузырь в гору.
Утонула лодочка,
Утопила песенку.
 

Тайны реки Суны

 
Валазма – звали ту девицу.
Решила горем насладиться.
Влечет героя вглубь она,
Туда, где мрак, где тишина,
Луч солнца дна не достает.
Он тише тени здесь идет.
Обходит камень, там ладья.
На дне нашла приют она.
Вверху бурлит, кипит вода,
А здесь глухая тишина.
 
 
Тут Пахалайнен подоспел:
– Давай его посватаем за деву, лучше нет!
Хювялайнен возразил:
– Нет, давай послушаем. Есть у нее секрет.
 
 
Вглубь вод ведёт героя дева.
Про камень говорит: – Сумела
Его воздвигнуть для врага
На все лихие времена.
Он шведов здесь сдержал когда-то.
Взгляни: под ним, лежат солдаты.
В примерный выстроились ряд.
Теперь покой мой сторожат.
Отныне «шведов» он зовется.
Но и другим врагам придется
Вновь его силу испытать.
Коль вздумают сюда ступать.
Я думала, ты тоже враг,
Но вижу, я ошиблась! Так,
Откуда ты, куда спешишь?
Ответь мне честно, не таись.
 
 
Рассказал ей наш герой,
Как он был рожден горой.
Как невесту сватали,
Как ее же прятали.
– Видишь: пред тобой калека!
Пред тобой полчеловека.
Нет надежды, но ищу,
Я невестушку-душу,
Анни-красотку,
Белую лебедку.
 
 
Валазма загрустила,
На валун ступила.
Приглянулся Лаврик ей.
Люб горбатый чародей.
 
 
Пахалайнен:
– Давай его посватаем за деву,
Ведь лучше её нет!
Хювялайнен:
– Не торопись, послушаем.
Пусть выдаст свой секрет.
 
 
А дева водяная
Молчит, словно немая.
Секрет не раскрывает,
Калеку завлекает,
Улыбкой сладкой манит,
Того гляди обманет.
 
 
Колдун наш зрит, он знает дело.
Он видит, как умело дева
Уводит Лаврика. Сумела!
Решение принимает смело.
Пиявкой притворился
И к уху прилепился,
Шепчет: – Ведь негоже
Рыбье делить ложе
С девой водяною,
С тиною речною.
Притворись, что плох, устал,
Что пояс с бляхой потерял.
Сам к камню шведскому иди
Да зеркало с собой возьми.
Зеркало железное,
Мудрецам полезное.
К камню тихо подойдешь,
Гладкое рукой потрешь.
Отражению внимай
И совет запоминай. —
Пиявка умолкла,
Гладким обернулась:
Зеркальцем железным.
Лаврику полезным.
 
 
Так и сделал наш герой Лаври Лаппалайнен.
Притворился, что больной, что тоской подавлен.
Мол, пояс верный потерял, пояс с медной бляхой.
А как кряхтел! Хромал, стонал, и умело ахал:
– В бляхе моя сила.
Без нее не мило
Рыбье делить ложе.
Отпусти.
– Ну, что же.
Пожалела парня, отпустила дева.
Рукой воду взбила, весело запела:
– По бокам буруны – два водоворота
Чтоб сбежать из плена не было охоты.
В сторону шагнул – вода
Подхватила под бока.
Направила прямехонько,
Те двое довольнёхоньки.
Повернуть хотел направо —
Снова: стоп, не балуй, малый!
Направили прямехонько,
И снова довольнехоньки.
 
 
Мимо омутов-ямин, дебрей распропащих,
Мимо челнов, якорей, шведов, в ряд лежащих,
К камню Лаври подвели:
– Потерял? Ну что ж, ищи
Пояс с медной бляхой.
Сам ищи, не ахай!
 
 
Герою то и надо,
Чтоб не мешались сзади.
Зеркало достал, потер,
Навострился, слух востер.
Пред ним явилась крошечка,
Девчушка с рыбьим хвостиком
Хвосточком шевельнула
И в ухо проскользнула.
Легонечко присела.
Тихонечко запела
Лаври Лаппалайнену,
Потомку Лемминкяйнена.
Голосочком тонким,
Колокольцем звонким.
– Всем знать надобно: судьба,
Когда хочет, мстит она!
Мстит вполне умело!
Я расскажу про дело.
 

 
Кто сказал: «карман с дырой»?
Перебил ее герой:
– Как звать тебя, крохоточка
Пригожая девчоночка?
Какого рода-племени?
И из какого семени?
 
 
– Валазма – это моя мать.
Меня же можешь Сойтой звать, —
Ответила крохоточка,
Качнув льняной головочкой:
– От матери случайно
Услышала я тайну.
В промозглую сырую ночь,
В ненастную годину,
Склонившись скорбно надо мной,
Валазма пела руну.
Ее отец, мой дед родной,
Был огнедышащей горой,
Марцелом звался – Варратези.
А бабушка моя – вода,
Спокойна, ласкова всегда.
С рожденья наречённа Вези.
Мать старшей из детей была,
Да младших братьев двое.
Тем от отца досталась сила.
Однажды мать их попросила
Из лесу дров ей привезти.
– В лес отлучились мои братья,
И в самый раз бы прибираться.
Взялась я в доме прибирать.
Марцел близехонько подсел,
В руке полено он вертел,
Как бы лучины нащипать.
А братья по дрова ушли.
Всё баловались по пути
И скрылись за пригорком вскоре.
Марцел, ну руки распускать!
Я не могла его понять.
Уж поздно поняла, о горе!
Свалил меня, за горло взял,
И честь мою он растоптал.
На дочь он покусился.
Я плакала навзрыд тогда.
Горели щеки от стыда.
Невинной старый усладился.
Узнали младшие про то
И на отца пошли войной.
Но где с железным сладить.
Их Варратези был сильней,
Прогнал он прочь своих детей.
Хотел так дальше править.
Однако Вези, мать моя,
Вступилась храбро за меня.
Сварила зелье-траву.
С охоты наш отец пришел,
Пить захотел и ковш нашел,
И не почувствовал отраву.
Водицу с зельем зачерпнул,
Глотнул, свалился и уснул,
Детей губитель Варратези.
Его взвалила на себя,
И на болото унесла
Согнувшаяся вдвое Вези.
Там Суо, брат ее родной,
Принял отца на упокой,
Принял его навеки.
В трясину бросил, в ил втоптал.
В грудь кол осиновый вогнал,
И смежились отцовы веки.
Под крик гусей мать слезы лила.
Уж осень землю обагрила,
И даже кое-где она
Сковала землю коркой льда.
От горьких слез пошла река,
Светла водой, неглубока,
Плавна в движении унылом.
И до меня река дошла,
Привет от мамы донесла.
И живо, дальше к братьям милым.
Кивач и Гирвас – одна кровь!
Водою наполнялись вновь,
А с нею ощутили силу.
Связала мама нас водой
Своею горестной слезой.
И этот поясок-водицу
Рекою Суной нарекла.
Из лилий белых кружева,
Венки плела по берегам,
Чтоб в красоте речной забыться.
 
 
Закончила крохоточка,
Девчушка с рыбьим хвостичком.
Вновь перед Лаври та же лодка.
Борта целы, цела середка.
Смолена. Весла невредимы.
И появляются вновь силы.
Наш Лаврик в лодку опустился.
Вперед всем телом наклонился.
Дело ведь обычное
И рукам привычное.
Весла в руках,
Песня на устах.
Лодка набирает бег,
А река – водоразбег,
За мечтою мчит герой,
За невестой гонится.
Под лежачий камень
И вода не глянет.