Текст книги "2053"

Я поднялся к себе и решил почитать статью Куравина. Статья начиналась с довольно занудного описания пространственно-временных квантовых эффектов, давно уже известных, но пока проявляющихся в экспериментах словно призраки: никто не знает, будет этот эффект иметь место или нет. И тем не менее, они регулярно случаются. Эффект заключается в том, что когда мы разделяем два кванта, как при телепортации, и воздействуем на один из них, то второй может отреагировать на это воздействие весьма своеобразно, а именно, ДО воздействия на первый квант. Такой эффект принято называть предчувствием. Таким образом, возникает подозрение, что можно передавать информацию в прошлое из будущего. Но до сих пор никто не научился стабилизировать эффект предчувствия. Куравин же идет дальше и предполагает, что можно не только в прошлое отправлять информацию, но и в будущее, а точнее, получать информацию из прошлого! Для этого он разработал серию экспериментов, и сейчас проводит их на орбите Юпитера. По его теории получается, что для стабильного временно’го эффекта необходимо сильное гравитационное поле.

Выкладки в статье были весьма сомнительные и требующие тщательного анализа, а настроения у меня сегодня после совещания не было никакого, поэтому я закинул статью на свой виртуальный диск в Сети и оставил ее на будущее. И тут я вспомнил о таинственном письме без опознавательных знаков, о котором компьютер сказал утром, что оно не содержит вирусов. Я быстро открыл его, вызвал системную информацию, просмотрел сетевой адрес отправления и время прохождения письма через первый почтовый сервер. Похоже, что автор не подделал дату отправки… А сервер, через который было отослано сообщение, являлся вполне приличным Нью-Йоркским сервером, не какой-то там халявный «почтовый ящик россиянина». Я обратился к телу письма, но там было только два слова: «КЛУБ и ПЛОЩАДЬ». Мурашки забегали у меня по спине, меня прошиб холодный пот, а в памяти снова всплыло лицо вчерашнего незнакомца. Черт, почему Нью-Йорк? Кто меня ведет? Что это за игры в шпионов? Я лихорадочно перебирал в голове всех своих знакомых… нет, он не мог, она тоже, этот? нет, он в Испании сейчас, хотя мог попросить… нет, кого же он тогда просил быть в клубе и на площади? нет… Полчаса я размышлял и не знал, что предпринять, потом решился – отвечу ему! Я написал ответ: сегодня в полночь в здании Музея компьютеров 20 века.

Я рассуждал так. Если он за мной следит, значит, он обо мне знает достаточно, значит, он должен знать или интересоваться той средой, где я живу. И если он достаточно умен, то он знает (или узнает), что такого музея в Москве нет, зато он есть в Сетевом городе, куда я частенько хожу, как Леха. И если он будет в этом музее в полночь, значит, я ему точно нужен, и не мне тягаться с его возможностями по конспирации – будь что будет. Ну а если не придет, значит, я ошибся или какой-то болван решил поводить меня за нос. В этом случае можно будет попросить нашего Админа послать ему пару вирусов, чтоб не повадно было.

Обдумывая, как сладостна месть, если это все-таки окажется какой-то великовозрастный балбес, решивший меня разыграть, или разыгрывающий меня по чьей-то просьбе, я даже забыл на время об институтских проблемах и пришел в хорошее расположение духа. И тут самое время было продолжить писать статью для «Quantum mechanics», чем я и прозанимался до позднего вечера.

В 21:05 я уже поднимался на поверхность со станции Пушкинская. Сегодня на этой площади должен выступать мой любимый бард Сенкевич и еще какие-то группы с замысловатыми названиями. Я люблю такие вот небольшие городские тусовки, где собираются две-три тысячи человек и десяток музыкантов и мирно проводят вечер. Одни – подпевая, выкрикивая что-то и попивая пиво, а другие – обрывая струны и пытаясь доказать всем, что они умеют громче петь. Смешно, весело… Порой это помогает развеять дурные мысли, отвлечься, подумать о том, что же движет этой молодежью – неустанной, неусыпной, бунтующей в себе… против кого? Системы в целом или каких-то одним им известных персоналий? Они находят в этом шумном котле эмоций забвение, пытаются отгородиться от мира, навязывающего им свои гнусные правила… Или они просто так отдыхают? Мне нравится здесь бывать, потому что я знаю – большинство из этих 15—25 летних людей имеют свое, пусть не всегда взвешенное, представление о мире, даже о трех мирах – о нынешнем мире, утонувшем в терроре, о мире, в котором они будут жить и о мире, в котором им хотелось бы жить. И этот третий мир почти наверняка у каждого из них не имеет ничего общего с миром насилия и жестокости. Они приходят сюда, потому что они бегут от надоевшего им первого мира и потому что боятся грядущего мира второго. Но почему тогда, спрашиваю я себя, глядя на этих молодых людей, почему всегда наступает мир второй, а не третий? Почему мы не можем устроить мир так, как хотелось бы большинству из нас в душе? Почему же древние инстинкты обычно играют решающую роль в массовом сознании, а разум идет на поводу у этих инстинктов? И я не нахожу ответов, но, бывая здесь по вечерам, я чувствую себя так, словно я на время освободился от груза обязанностей, от терзавших меня весь день проблем, словно я попал в другой какой-то мир, где от меня ничего не зависит и потому я волен ни о чем не заботиться – просто сидеть на травке, потягивая пиво под грохот музыки и смотреть на этих бесшабашных юношей и девушек, бескомплексных и беззлобных, танцующих, сидящих, лежащих, пьющих, целующихся, вульгарных и чопорных, веселых и смешных, чувствующих, что вот здесь у них есть что-то общее, доброе, теплое, здесь и сейчас, и не рвущихся в потусторонний реальный мир.

Как оказалось, концерт сегодня намечался не простой, а с митингом, а это еще более увлекательно! На сцене стоит один из ведущих национального стереовидения, невысокий, худой, бородатый, с колкими глазами и трескучим голосом. Он уже открыл митинг и теперь рассказывает всем нам о том, сколько в этом году жертв террора, по данным этого стереоканала, называя числа втрое превышающие официальные. Когда он повышает голос, заканчивая очередную мысль, толпа отзывается ревом, свистом и грохотом звуковых приставок. Он говорит о том, что российские власти намеренно отказались участвовать в контртеррористических действиях мирового правительства на Северном Кавказе, потому что не хотят брать на себя ответственность за гибель мирных жителей, не признавая того, что именно с их молчаливого согласия с новой силой вспыхнул этот военный конфликт. Он призывает всех нас поддержать инициативу движения «за мирный Кавказ», предлагающую смену всего высшего военного руководства России и более интенсивное сотрудничество с Голубыми касками Правительства Земли. И так далее в том же духе…

Толпа ликует, ее это забавляет, толпа кричит, как на рок-концерте, а между пришедшими людьми снуют туда-сюда агенты упомянутого движения и раздают всем пластиковые листовки в виде бесплатных билетов на концерт группы «Матрешки», который будет дан через неделю на стадионе Лужники в поддержку этого пресловутого движения. Я рассматриваю билетик: это маленький кусочек пластика, оборудованный стереоэкранчиком, который символично представляет куб-кадры из военных действий на Кавказе, если положить его плашмя на ладонь, и светится нескончаемым потоком рекламы, если его повертеть в различных направлениях. Билетики явно не из дешевых, значит, движение, набрало силу и пользуется поддержкой некоторых фракций в российском секторе мирового Конгресса.

А толпе весело, им плевать на все эти призывы, они же пришли сюда, чтобы отдохнуть от пошлой, ублюдочной реальности, они не слушают оратора, а просто подыгрывают ему, они скандируют его имя из чистого удовольствия, а где-то сидят яйцеголовые политологи и пристально считают рейтинг, вычисляют свои промахи, анализируют поведение толпы и скрупулезно делают выводы: вот это он зря сказал, а вот это, пожалуй, сыграет нам на руку… Как ни крути, а реальность все равно запускает свои вонючие щупальца даже в этот, казалось бы, изолированный мирок беснующейся молодежи.

Краем глаза я замечаю движение за сценой, приглядываюсь. Это женщина, неестественно одетая. На фоне полуголых девушек и юношей, вертящих свои футболки в руках над головой, изнывающих от летней московской жары, она выглядит странно – черный деловой костюм, маленькая сумочка. Такой наряд скорее подойдет офисной работнице, спешащей домой в этот поздний час. Но тогда что ей делать здесь на концерте-митинге, да еще позади сцены? Она ставит сумочку на траву и начинает что-то в ней ковырять. Я сижу неподалеку за столиком и попиваю космо-колу. Вдруг у меня закрадывается подозрение относительно этой дамы, я моментально вспоминаю, что говорил нам Борис об изощренных методах террористов, и у меня все холодеет внутри. Я встаю, делая вид, что хочу пролезть поближе к оратору, пробираюсь сквозь толпу с другой стороны за сцену, время для меня словно затормаживается, движения окружающих становятся медленными, я подбегаю к этой женщине, мгновенно перехватываю ее руку, тянущуюся к красной кнопке, второй рукой отбиваю ее атаку (похоже, она владеет каратэ) и наношу удар ребром ладони по сонной артерии. Она валится наземь, а течение времени снова приобретает прежний темп.

Нас уже заметил ближайший полицейский, коих на таких мероприятиях обычно чуть ли не больше, чем треть собравшихся. Подбегает ко мне, наводит мне в грудь парализатор и, ухмыляясь, нажимает на спусковой крючок…

Полчаса спустя я ощущаю, как меня шлепают по щекам и просят очнуться. Я лежу на траве возле сцены, небо уже начинает темнеть, а надо мной склонилась какая-то черноволосая с приятной мордашкой девушка в форме полиции.

– Очнулся, молодец! Крепкий парень. Андрей Юрьевич, мы приносим вам извинения за необдуманные действия полиции, хотя вы должны понимать, что в экстренной ситуации эти действия оправданы.

– Угу, – бурчу я, потирая затылок, – крепко же меня…

– Вы пока лежите, я вам сделаю инъекцию, чтобы восстановить ваши силы после действия парализатора. Лихо вы расправились с этой… дамой, если можно так выразиться.

– Я учусь в клубе Антитеррор, и действовал по инструкции X25 на случай появления террориста в толпе.

– А кто ваш Наставник? – в это время мне вонзается под кожу руки игла.

– Борис Львович Власов…

– О, так он и меня когда-то тренировал! Передавайте ему привет, меня зовут Селена. Теперь вы можете подняться и посидеть несколько минут вот здесь, – она указала мне на приготовленный стульчик.

– А какого черта вы тут делаете, если простому гражданину приходится обезвреживать террориста? – я начинаю возмущаться, почувствовав боль в позвоночнике.

– Ну не такому уж простому, а кроме того, наших полицейских отвлек лже-террорист на противоположном конце площади. Он делал вид, что пытается взорвать бомбу, и мы вынуждены были прореагировать. Здесь же осталось всего два человека, за которыми профессиональному бойцу джихада не стоит труда проследить.

– Мда, невольно подумаешь, что и впрямь не зря построили эти клубы Антитеррор. Так, вы говорите, эта женщина – боец джихада? Или, точнее, участник джихада?

Она не очень разбиралась в терминологии, поэтому не обратила внимания на мое исправление.

– Да, причем мирового уровня! Мы очень благодарны вам за проявленное мужество, спасибо за сотрудничество. – Она собралась уже отойти к копошащимся неподалеку двум ее собратьям по форме, но я остановил ее вопросом:

– А что это была за бомба?

– Это была нейтронная взрывчатка последнего поколения, – тут я подумал, что последним поколением обладает, видимо, только Правительство, а у террористов поколение взрывчатки максимум предпоследнее, но не стал придираться, – она уничтожила бы все микрокомпьютерные системы в радиусе километра, включая имплантанты.

Последнее замечание было явно персональным намеком мне, откуда я понял, что мои имя и фамилию они узнали, просканировав мозг и найдя там моего маленького электронного помощника. Я криво усмехнулся и распрощался с Селеной, пообещав передать привет Борису.

Одно время в СМИ долго обсасывалась тема о том, где же все-таки проходит граница индивидуальности. Ведь если мы будем ставить всем подряд имплантанты с микрочипами, в которых хранится уйма сведений о человеке, включая результаты последних анализов, и позволим полиции иметь доступ по секретным кодам к этим данным, то как же тогда быть с правами личности? Как быть с законом о невмешательстве государства в личные дела граждан? С другой стороны, никто не сможет гарантировать, что если полиция не имеет доступа к этим данным, то никто не имеет! Так не лучше все же позволить официальным представителям власти официально изымать эти сведения и запретить им разглашение таких данных? Промежуточным решением оказалась Поправка к конституции Земли о праве на открытость личности, которая была принята в 2041-м году и гласила, что каждый человек имеет право предоставить всю информацию о своей личности представителям федеральной власти, а те, в свою очередь, обязуются не распространять данную информацию за пределы своих информационных сетей. Ситуация была аналогична проблеме генетической корректировки, ставшей обязательной в 2021 году, но до этого применявшейся лишь с согласия родителей будущего ребенка. По-видимому, и сейчас дело идет к тому, что тайна личности вскоре перестанет быть тайной, по крайней мере для полиции, и всех людей без исключения снабдят имплантантами различного уровня сложности. Так где же грань между требованиями безопасности и тайной личности? И нужна ли она – тайна личности?

К моему удивлению площадь ничуть не опустела, напротив, толпа стала более многочисленной и более пестрой, как по одежде, так и по возрасту. Есть такое понятие – зевака. Это среднестатистический гражданин, бесцельно или с малой целью болтающийся по улице в ожидании не то приключений, не то выпивки в теплой компании друзей, который при виде опасности обычно не кидается наутек от греха подальше и не стремится связаться с полицией. Напротив, желание получить новые впечатления привлекает его к этой опасности, и он, стоя на критическом в смысле безопасности расстоянии, возбужденно взирает на происходящее, пытается дать дельный, но неуместный совет, иногда даже воздыхает и сочувствует.

Зевак на площади собралось не один десяток. Люди, спешившие до этого мимо по Тверской, стараясь не показывать своей причастности к митингу, чтобы не впутываться в споры со своей совестью, теперь были привлечены суетой вокруг сцены и вновь прибывшими нарядами полиции. Тут же образовались откуда-то корреспонденты новостей, религиозные фанатики, крепкие старички с написанным на лбу лозунгом ``А вот в наше-то время!…«» и охающие старушки с котомками. Из присутствующих ранее здесь не было только, пожалуй, той самой террористки, которую я усыпил ударом по шее. Я еще раз огляделся по сторонам, вызвал меню-визор и заказал себе крепкого капуччино в фарфоровой чашке. Молодежь постепенно стала терять интерес к происходящему, поняв, что сегодня здесь отдохнуть уже не удалось. Сенкевича в толпе музыкантов мне заметить не удалось, и я решил, что и мне тут делать особо нечего. На часах было 10 вечера, и я, допив микроскопическую чашечку кофе, направился в подземку, чтобы прибыть вовремя домой. Мне предстояло успеть поужинать и выйти на просторы виртуального города до полуночи…

Когда я пришел домой, Ленка, чем-то сильно встревоженная, открыла мне дверь квартиры еще до того, как сама дверь сообразила впустить в дом хозяина.

– Привет, герой новостей! А я-то думала, это моя работа – делать новости, – она натянуто улыбается.

– Приветик, а что, уже по всем каналам раструбили о том инциденте на Пушке?

– Ничего себе инцидент! А если бы ты не успел ее обезвредить? Что было бы тогда, а?

Я смотрю в ее испуганно-просительные глаза, стараюсь мягко, успокаивающе улыбнуться и говорю:

– Да в общем-то ничего особенного. В радиусе километра вся компьютерная техника перестала бы работать. Включая и мой имплантант. Неприятно, конечно, но не так уж губительно. Гораздо хуже было бы, если б она там атомную бомбу подложила…

– Нет уж, спасибо, этих бомб в свое время нам хватило! Мои родители…

По ее щеке пробежала слеза, она обняла меня. Ровно 9 лет назад ее родители погибли от взрыва ядерной мины, подложенной под рельсы пригородной электрички в Химках. Этот взрыв унес несколько тысяч жизней. Таких крупных терактов на территории России было 23 за последние 50 лет. В Москве и Санкт-Петербурге – ни одного, зато в их пригородах – около половины из этих 23-х. Остальные крупные теракты с ядерным взрывом произошли вдоль южной границы в районах Кавказа, Китая и Северной Кореи – была такая страна когда-то, до вмешательства в ход истории Сияющих Легионов Америки.

Я попытался успокоить Ленку:

– Лен, все ведь хорошо, я живой, живой! Да мы с тобой еще всех этих засранцев переживем, и мир, я уверен, изменится к лучшему. Нужно только помочь ему измениться. Всем вместе помочь, кто чем сможет.

– Например, жизнью? – всхлипывает она.

– Ну это ты зря так. Теперь теракты в основном против роботов совершаются, сама же говорила мне вчера, ась?

– Угу…

– Пойдем-ка чайку согреем, да я тебе расскажу продолжение истории о моем вчерашнем преследователе!

– Опять ты со своими глупостями! – Ленка уже переключилась на психологию и отвлеклась от плохих мыслей, чего я и добивался, – иди в комнату, а я через 5 минут буду.

К половине двенадцатого я уже поведал Ленке о странном письме и о своем ответе на него. Ей уже не приходилось сомневаться в том, что таинственный незнакомец существует и, более того, просит активного контакта. Вот только кто он? Почему электронное письмо послано из Нью-Йорка? Ведь у нас с ней там нет никого знакомых. Нью-Йорк – средоточие властных структур планеты, там находится мировой Конгресс, мировое Правительство, Всемирный суд, практически все силовые ведомства, подчиненные Правительству. Что общего может быть у меня, рядового московского ученого (с этими словами Ленки я, правда, не очень-то хотел соглашаться), с этим скопищем властолюбцев, сильных мира сего, несущих карающий ``щит»» Антитеррора по Матушке-земле? Я не нашелся, что ответить…

Время за чашкой чая и разговорами пролетело незаметно, и когда напоминалка в моем имплантанте тихо прошептала мне в сознании, что время близится к полуночи, я спросил Ленку:

– Так что ты мне посоветуешь, дорогая? Идти на встречу или нет?

– Я думаю, ничего ты не потеряешь уже, если пойдешь. У него явно к тебе какое-то предложение, потому что в противном случае таинственные незнакомцы действуют совсем по другому сценарию. Но на всякий случай… – она задумалась, а у меня в голове быстро пронеслись сюжеты на тему всяких случаев, – на всякий случай я пойду с тобой, постараюсь не высовываться раньше времени. Буду тебе прикрытием.

– Лен, хоть это и виртуальность, такой поход за приключениями может оказаться опасным для тебя, если там начнется какая-то заварушка. Вспомни дело о заблудившемся сознании!

– Ну-у, дорогой, это ж когда было! Тогда еще все эти костюмы…

– Контроллеры виртуальности, сокращенно КВ.

– Да, эти КВ не были снабжены такой кучей предохранителей на случай потери человеком чувства нереальности происходящего, и можно было нанести серьезный урон психике человека, выстрелив ему в голову в виртуальном мире. Но теперь-то это не так! Вот уже 12 лет нет прецедентов, подобных делу о заблудившемся сознании. Так что не придумывай мне тут…

– Ладно, в конце концов, он и впрямь явился не угрожать нам. Скорее, он сам чего-то боится, не хочет афишировать свою деятельность. Пошли вдвоем, только мы поступим так…

Глава 2.
По ту сторону зла

I

Виртуальность – это другой мир, другая Вселенная даже. Много лет назад на Земле вспыхнул и пошел бушевать огонь страстей под названием Интернет. Тогда не было еще ни виртуальных городов, ни эффективных контроллеров для контакта разума человека с выдуманным миром, но уже тогда для многих из нас сеть стала вторым домом, в который мы стремились уйти от грязного, алчного мира у нас за спиной, от мира, где нет места бескорыстной помощи, честной дружбе, где над всеми категориями властвует одна – выгода, этакий modus operandi, квинтэссенция всеобщей морали. В Сети нас поначалу было мало, и мы творили этот мир сами, по своим правилам, которым нас учили родители, учителя и преподаватели лучших школ и университетов планеты. Даже те из нас, кто считал своим долгом взламывать все многослойные степени защиты сетевых ресурсов, красть деньги со счетов в банках и пользоваться бесплатными программами, даже они привносили в этот новый мир какой-то благодушный свет. Хакер – это просто чудак, ощетинившийся на весь внешний мир, за что-то ему мстящий. Но внутри – он все равно наш, свой. И любое вмешательство коммерческих отношений в сетевой быт нещадно каралось этими самыми хакерами и карается по сей день, если честно.

В Сети многие жили и живут годами, влюбляются, даже умирают. Вот недавно был случай, о нем писали сетевые газеты: пожилой мужик лет 60-ти занимался виртуальным сексом аж с тремя молодыми девчонками сразу, само собой, лицо он себе выбрал помоложе, а сердце слабое было – доигрался… Ну что же, жизнь, она везде одна и та же, со своими недостатками и трагедиями. И несмотря на это, Сеть построена по другим принципам, чем внешний мир. Быть может оттого, что строилась она не завоевателями со звериным ликом, как все прежние цивилизации от Вавилона до Америки, а апологетами церкви Разума, т.е. учеными, программистами, аналитиками, философами и просто детьми… А может быть, все немного проще: социум устал от вечного бега за материальными благами, и виртуальный мир с его новыми законами появился как психическая реакция общества на положение дел в реальном мире. Действительно, ну какие могут быть материальные ценности в виртуальном мире? Да никаких! Даже деньги за доступ к Сети есть лишь отпечаток внешнего мира.

Мы с Ленкой вошли в Сеть одновременно, но через разные удаленные станции. Так будет сложнее нас выследить, если вдруг кому-то придет в голову проверить меня. Однако удаленность в реальном мире вовсе не означает, что мы оказались также далеко в виртуальности. Здесь все иначе. Расстояние между любыми двумя точками в Сети варьируется в определенных пределах и зависит от текущего состояния пропускной способности связывающих каналов. В виртуальный город каждый входит (или, как говорят компьютерщики, монтируется) там, где сам пожелает. Точка входа при этом может принимать любой желаемый вид, есть только одно ограничение – момент твоего входа не должны видеть окружающие. Впрочем, все тонкости монтирования берут на себя специальные программы…

Ленка и я вышли из-за угла дома номер 5 по Мэйн-стрит виртуального города. Этот дом всем известен как национальный венгерский почтовый сервер. Как водится, подобный сервер предоставляет не только бесплатные почтовые ящики, но также массу разнообразных информационных ресурсов – от чат-комнат до хранилищ всевозможных бесплатных, условно-бесплатных и взломанных программ. Поэтому вокруг дома номер 5 по Мэйн-стрит обычно толпится много народу, а это означает, что наш вход в сеть не обратит на себя ничье внимание, если конечно кто-то вообще следит за нами. Первый закон безопасности – не обращай на себя внимание окружающих! По крайней мере, так говорит Борис Львович.

До полуночи оставалось еще целых 15 минут, поэтому я мог добраться до Музея компьютеров 20-го века, что за 127 кварталов отсюда (если идти пешком по Мэйн-стрит), не пользуясь кабиной перехода. Проблема в том, что кабины перехода используют переподключение клиента на ближайший к точке назначения сервер Сети, а это означает, что мои старания по заметанию следов пропали бы даром. Поэтому я спустился в подземку и, нажав кнопку с надписью museum20.msk.ru, отправился в индивидуальном вагончике к точке рандеву. Ленка никуда не поехала, она пошла в виртуальный МакДональдс напротив того самого дома номер 5 на Мэйн-стрит. Забавно, подумалось мне, когда мой вагончик отошел от станции метро, МакДональдс остался теперь только в виртуальном мире, в свое время волна террора и антиглобалистских выступлений окончательно подорвала бизнес продавцов американской отравы, зато российская Интернет-компания McDonalds.ru процветает на продаже несуществующих чизбургеров.

Ленка осталась там для того, чтобы ее труднее было выследить, к тому же мы обменивались с ней сообщениями через сотовую связь, вне Интернета. Мой имплантант позволял это делать без всяких дополнительных штучек, а у Ленки с собой был демон внешней сотовой связи. Демон – это такая программка, постоянно висящая в памяти компьютера и предоставляющая определенный сервис. В данном случае программка ждала сообщения с подключенного к компьютеру Ленки сотового телефона и при получении оного выводила сообщение на видеопоток, транслируемый компьютером в мозг Ленки. Мы условились, что если я почувствую явную угрозу от таинственного незнакомца, Ленка мгновенно переместится в Музей, пользуясь кабиной перехода, и сможет воспользоваться всем накопленным у нас арсеналом противовирусных и других не очень законных средств виртуальной защиты. Поскольку кабина перехода использует переподключение, эти программы окажутся в ее руках почти в ту же миллисекунду, в которую она появится рядом со мной. Мой противник, имеющий привычку выходить в Сеть через нью-йоркский сервер, будет подключен к Музею через множество промежуточных станций, если конечно он тоже заметает следы, как и я. А это обеспечит лишнюю секунду для того, чтобы Ленка успела включить защиту. Конечно, мой собеседник тоже может явиться с напарником, затаившимся где-то возле другой точки перехода. Но по крайней мере мы окажемся с ним на равных, отдавать ему преимущество мне бы не хотелось.

Все это я еще раз продумал, пока ехал в метро. Я специально не стал садиться в общественный вагон, а выбрал персональный, чтобы меня никто не отвлекал. Это было отступлением от первого закона безопасности, но совсем незначительным. По крайней мере я так думал. В виртуальности метро, разумеется, устроено иначе, чем в реальном мире. Здесь можно одновременно миллионам пассажиров ехать в одном направлении в одно и то же время в персональных вагончиках, и никакие аварии при этом не случаются. Но поскольку это все-таки хорошая имитация реальной подземки, вагон идет по определенному пути, минуя немалое количество промежуточных станций. Названия станций обычно мельтешат в воздухе под потолком вагона, но сегодня я отказался от этой услуги. Как и положено, вагон время от времени проезжает красиво нарисованные остановки, но так как это персональный вагон, он не останавливается, и на станциях нет людей.

Я проехал около трех десятков промежуточных станций, среди которых было несколько известных европейских серверов, поддерживающих непрозрачную трансляцию данных. Это значит, что после каждого такого сервера мой сетевой адрес условно приравнивался к адресу этого сервера, что усложняло участь того, кто хотел бы за мной проследить. Ровно в полночь я вышел на станции метро «Музей компьютеров 20-го века» и вошел в здание самого музея. Первый зал был выполнен в стиле 50-х годов российской действительности, он напоминал интерьер реконструированного недавно здания МГУ на Воробьевых горах: высоченный потолок, тяжелые огромные люстры, мрамор повсюду, широкие лестницы. Посреди зала находится памятник Чарльзу Бэббиджу, конструктору первого в истории компьютера, а вдоль стен выстроились монстры первых вычислительных машин, работавших на лампах и первых транзисторах. Я по привычке не удержался и крутанул полуметровый в диаметре валик магнитного цилиндра – прообраза будущих винчестеров, тот со скрежетом провернулся и умолк. Я пошел дальше, звук моих шагов гулко отражался от стен зала.

Следующее помещение было куда меньше предыдущего, кроме того, оно было разделено на многочисленные секции, в которых стояли персональные компьютеры 1980-х годов. Когда я вошел сюда, эхо шагов моментально съежилось до размеров комнаты. В первой секции красовалось гордое знамя IBM, фирмы, которая на протяжении десятилетий держит мировое лидерство в производстве вычислительной техники. На столике стояло далеко не первое ее детище, на мониторе которого мирно мигало приглашение командной строки. В следующей секции стоял компьютер Atari болгарского производства, зеленый свет его монитора едва освещал комнату, далее я увидел российскую машину ЕС, затем Apple, а в комнате, соответствовавшей середине 90-х годов, красовалась надпись Intel Inside, и стоял тяжелый чемодан системного блока персоналки того времени, а на мониторе рядом молчаливым укором горел синий экран системной ошибки Windows 98. Толкнув дверь, на которой висел портрет рыжеволосого основателя Майкрософта с тортом в руках, я вошел в модерновый зал для отдыха гостей музея, и увидел его…

Сохраненный в памяти образ мгновенно подсказал, кто стоит передо мной. Среднего роста, средней комплекции, в белой рубашке и темных брюках, лет 50-60-ти, глаза смотрят на меня, не мигают, словно видят меня насквозь. Интересно, подумал я, откуда такая точная передача реального изображения? Неужто он использует 3D-сканер и является в сеть в своем реальном обличии?

Это довольно дорогое удовольствие. Немногие такое практикуют, потому что в основном в Сеть ходят для того, чтобы уйти от реальности. Значит, он пришел сюда не за этим…

– Здравствуй, Андрей, меня зовут Давид, – представился он тут же. На его лице появилась легкая улыбка. Я решил, что пока нет никакой опасности, буду вести себя вежливо.

– Здравствуйте, может, присядем и выпьем кофе?

– Согласен, только одно условие…

Я вопросительно посмотрел на него.

– … давай на «ты».

– ОК.

Мы присели к стоявшему неподалеку столику, на нем мгновенно образовались две чашки кофе и ваза с печеньем. Виртуальной едой, безусловно, не насытишься, но психологический эффект присутствует. Поэтому кофе здесь тоже бодрит, а вино пьянит, если конечно в реальности ты все это пробовал.

– Я хочу сразу перед тобой извиниться, – начал Давид, – за то, что заставил тебя поволноваться. Но мне хотелось изучить твою реакцию перед тем как окончательно выйти на контакт с тобой…

– Давид, послушай, – я его перебил, – может быть, обойдемся без игры в детектив? Я вижу, что ты пришел не просто так, что ты не из тех пацанов, которые иногда любят разыграть человека в Сети, и не похож ты на бандита с Мэйн-стрит. Так скажи прямо – зачем я тебе понадобился?