Текст книги "Фея для Палача"

Глава 7

Мужчин привлекает охота, процесс завоевания и порабощения.

Адреналин будоражит кровь, пробуждает жажду, растравляет желание. Но когда цель достигнута, становится скучно.

Я умела разводить гостей клуба на долгие беседы и «приват». Это не составляло особого труда. Сначала они клевали на привлекательную внешность, на яркую обертку, а после таяли от одного звука моего голоса. С некоторыми я болтала без умолку, с другими загадочно молчала, позволяя им высказаться самим, излить душу. Я могла поддержать любой разговор. Хоть о политике, хоть об искусстве. Я знала основные азы в разных областях, и этого оказывалось достаточно, дабы не дать интересу погаснуть прежде, чем я вытяну нужную сумму и получу с каждого по максимуму.

Удивительно, я раскручивала их по полной программе, а взамен дарила лишь фантазию. Впрочем, разве не это главное? Исполнить мечту. Подарить иллюзию реальность. Пусть даже на одну-единственную ночь.

Я никогда не отдавалась мужчинам за деньги. Вообще никогда не отдавалась. Я не позволяла им себя целовать. Я считала свою девственность чем-то вроде оберега, талисмана, который помогал мне сохранять себя и оставаться в стороне, держать дистанцию.

Они тянулись ко мне. Залипали. Буквально. Увязали.

Я могла раскрутить любого. Если действительно хотела.

Они зверели, требовали продолжения. Предлагали сумасшедшие суммы, соблазняли подарками, обещали золотые горы.

Но я держалась на расстоянии. Не гналась за таким заманчивым заработком. Брала, сколько получалось. Никакого интима, никакой близости.

Голограмма. Трогать можно. Можно и рукой провести, почувствовать легкое тепло, покалывание на кончиках пальцев. Только оттрахать не выйдет.

Я умела гасить агрессию. Иногда намекала, что встречаюсь с важным и опасным человеком, имен не называла, бросала несколько многозначительных, туманных фраз. Иногда выдумывала всякие истории. Тут важна подача. Некоторым хватит легкой подсказки, а некоторым необходима тяжелая артиллерия.

Я не скупилась на выдумки.

Почему так вцепилась в свою невинность? Трудно сказать. Возможно, хотела сохранить то чистое, что во мне осталось.

Я не осуждала девушек, которые спали с кем-то за деньги. Но я четко понимала, что не смогу сама себя уважать, если пойду по такой тропе.

Ладно танцы. Это шоу, сладкие грезы. Забава и развлечение. Однако секс – уже совсем серьезно. Личное.

Мужчины будто чувствовали. Их как магнитом притягивало. Наверное, есть в этом некая сила.

Знаете, что привлекает? Неискушенность. Добродетель в развратном обличье. Вот от чего тащатся все без исключения. Вот их главный фетиш. Гремучая смесь наивности с похотью. Широко распахнутые глаза, абсолютная доверчивость. И тело блудницы. Порочное, манящее.

– Чем тверже член, тем мягче душа, – любила повторять Карина.

Она легко пудрила мозги самым состоятельным гостям, заставляла их изнывать от желания, сперва привязывала, а потом отталкивала.

Игра в «кошки-мышки» была ее любимой игрой. И пока сильные мира сего бегали вокруг, возомнив себя хищниками, Карина усмехалась. Хоровод из влиятельных поклонников позволял ей привлекать новых воздыхателей.

Ее желали, за ее внимание сражались. Мужчины дурели. Даже наш шеф не устоял перед ее чарами, а у него был огромный выбор. Бери какую угодно модель.

Карина не была классической красавицей. Эффектная, ухоженная, вальяжная. Породистая, сытая кошка.

Только другие девочки сразу терялись на ее фоне. От нее исходила особая аура, мощная энергетика секса. Можно было отыскать в ней кучу недостатков – толстые щиколотки, целлюлит на бедрах. Она была полновата, да и с лицом не мешало бы поработать. Но тем не менее, никто не замечал этих изъянов. Их просто не хотелось искать. Общий имидж, четко выстроенный образ перевешивал остальные недочеты. Карина была уверена в себе на все сто, обладала обширным опытом.

Окажись она в плену у Демьяна, то после первой ночи он бы у нее с рук ел, сам бы просился под каблук. Она бы легко поменяла хищника и жертву местами, изменила расстановку сил.

Я не располагала подобным талантом. Клетка захлопнулась, и я понятия не имела как из нее выбраться.

Я потеряла свое последнее оружие. Потеряла все, что у меня было. Я многое умела, но ни одно из моих умений нельзя было применить здесь и сейчас.

Глупо ждать и надеяться на чудо. Нужно действовать. Не уповать на удачные карты, играть теми, которые есть.

Но что если нет ничего?

Я вышла в ноль.

Демьян отпускает меня, и я сползаю на дно душевой кабины. Ноги дрожат, не держат. Мои бедра сведены, плотно сдвинуты. Но трепет нельзя унять. Внизу живота тянет и саднит.

Я закрываю глаза, обнимаю колени руками, прячу лицо. Мне хочется разрыдаться. Не от боли. От того, что внутри так горячо. Мучительно горячо.

Я украдкой разглядываю Демьяна, рассматриваю из-под полуопущенных ресниц, наблюдаю за тем, как он намыливается.

Его движения резкие и уверенные, методичные. Невольно завораживают. Это движения зверя, который не расслабляется ни на мгновение.

У меня перехватывает дыхание. Я не могу отвести взгляд. Ощущение, будто кто-то держит за горло, не позволяет прекратить.

Мой взор автоматически соскальзывает ниже, по рельефным, скульптурно вылепленным мышцам пресса, к мощным, крепким бедрам. Канаты мускулов постоянно перекатываются, напрягаются и сокращаются.

Поразительно, он выглядит так, словно выкован из живой стали.

Я пытаюсь отвернуться, но ничего не выходит.

Кровь сокрушительным толчком ударяет в грудь, заставляет содрогнуться.

У него огромный член. Даже в обмякшем состоянии выглядит угрожающе.

Мои губы рефлекторно размыкаются. С шумом втягиваю воздух.

Неужели он и правда побывал во мне? Такой здоровенный. Гигантский.

Задыхаюсь.

Кажется, будто ноги широко раздвинуты, аж до боли, и Демьян до сих пор вбивается внутрь, насаживает меня на огромный поршень, не ведая пощады.

Я сама не замечаю, как начинаю двигать бедрами, ритмично сжимаю, точно парирую его удары.

– Не сидится на месте? – спрашивает Демьян.

– Что? – действительно не понимаю.

Он выключает воду.

– Так это рефлекс? – подходит вплотную. – Опять хочешь на мой член?

Лихорадочно мотаю головой.

Нет, нет.

– Тогда почему дергаешься?

Он хватает меня за волосы, заставляет приподняться. Грубо, рывком. Его черные глаза выжигают клеймо на моей коже, набивают татуировку прямо на сердце, и от этого в груди становится тесно.

Отвердевший член прижимается к разомкнутым губам. Крупная, набухшая головка обводит контур рта. Медленно, издевательски.

Я отшатываюсь, отстраняюсь настолько, насколько позволяет Демьян.

А потом облизываюсь.

Это происходит на уровне инстинкта. Бесконтрольно. Чистый порыв. Осознание накрывает позже.

Я чувствую его вкус и почти отключаюсь. Опять опускаюсь на колени, просто не могу удержаться на ногах.

Больше не управляю собой.

Он не просто отнял мою девственность. Он отнял мою волю. Вырвал, выбил жуткими, чудовищными, но такими сладостными толчками.

Демьян склоняется, по-прежнему держит меня за волосы, тянет, принуждая запрокинуть голову, после шлепает членом по лбу.

Он выпрямляется, но все еще нависает надо мной, пристально изучает.

Я чувствую себя жалкой и ничтожной, абсолютно униженной, растоптанной. Понимаю, все только начинается. От этого и страшнее, и жарче.

Капля спермы срывается вниз, на мое лицо.

Я вздрагиваю как будто от укола.

Разум протестует, однако во рту копится слюна.

Вздыбленная плоть мерно покачивается перед моими глазами. Увеличивается, пульсирует. Вены, опутывающие мощный ствол, надуваются, разбухают.

Я словно впадаю в транс, взираю в одну точку как завороженная.

Демьян может оттрахать меня так, как пожелает. Он может вставить член в мой рот, затолкнуть до упора. А может подхватить ослабевшее тело, впечатать в запотевшую стену и отыметь, не размениваясь на ласку.

Но он не делает ничего.

Хотя нет, кое-что он все же делает.

Разворачивается и уходит.

Я судорожно втягиваю воздух. Вскрикиваю от болезненной вспышки. Нос обдает огнем, пробирает до самого мозга.

Сглатываю расплавленный свинец. Кровотечение опять открылось.

Я забиваюсь в угол душевой кабины, истерично подрагиваю. Из меня уходит последнее тепло, кожа становится ледяной.

Не знаю, сколько проходит времени. Оцепенение сковывает по рукам и ногам. Не замечаю, как ускользают секунды.

Я оживаю лишь когда рядом раздаются гулкие шаги. Эта тяжелая поступь моментально вырывает из небытия.

Вжимаюсь в кафель, стараюсь отгородиться.

Демьян до сих пор раздет.

И возбужден.

– Пожалуйста, – шепчу. – Не надо.

Но это только слова, весь мой вид буквально вопит о другом. Расширенные зрачки, пересохшие губы. Грудь трепещет от каждого вдоха, между бедер мокро.

Демьян молча обхватывает мои щиколотки, дергает вперед. Заваливаюсь на спину, ударяюсь о гладкую поверхность душевой кабины, жалобно всхлипываю.

Я закрываю лицо ладонями, опять глотаю кровь.

– Почему ты не можешь вести себя нормально? – холодно спрашивает он.

– Но…нормально?

– Да.

– Это как?

– Заткнуться и не нарываться, – он берет меня за талию, подхватывает на руки, относит на кровать, укладывает. – Я ценю тишину.

– Вся эта ситуация не… ненормальна.

– Привыкай.

– А если не привыкну?

– Плохо.

– Почему?

Он молчит.

А я хочу заорать.

Почему?! Господи, почему его короткое и сухое «плохо» пугает намного больше чем открытые угрозы изощренных пыток?

– Успокойся, – говорит Демьян, достает из тумбы небольшую баночку, откручивает крышку. – Я не собираюсь тебя убивать.

– Не сегодня? – шутка выходит не слишком удачной, а мой голос предательски срывается.

Он опускает указательным палец в баночку, потом склоняется надо мной, осторожно смазывает нос. Странный болотный запах мигом забивает ноздри.

Морщусь, кривлюсь.

– Терпи, – произносит Демьян. – Поможет.

И я не уверена, что понимаю к чему это заявление относится: к ушибу или ко всей нашей истории.

Завершив процедуру, мой Палач покидает комнату.

⁂

Я просыпаюсь от тянущей боли в животе. Переворачиваюсь на бок, подтягиваю колени к груди, сворачиваясь в позе эмбриона. Действую неосознанно, стараюсь унять неприятные ощущения. Сначала мне кажется, что начались критические дни. Чувство именно такое. Поясницу ломит, внутри что-то скребется и ноет. Лоно наполняет болезненная тяжесть.

Я медленно поднимаюсь с кровати, иду в ванную, осматриваю себя.

Нет, все в норме, ничего необычного. Да и для месячных рановато.

Захожу в душевую кабину, открываю кран. Теплая вода помогает снять напряжение в теле. Мне по-прежнему больно, но это все терпимо.

Вспоминаю, как Демьян трахал меня здесь, подхватил под ягодицы, вбил в стену и вставил гигантский член внутрь, вогнал до самого основания. Странно, что он ничего не повредил там. У него громадный агрегат, исполинский. Такой порвет в момент, даже не заметит.

Я закусываю губу, утыкаюсь лбом в стеклянную стену.

Мышцы сокращаются, судороги сводят самое естество.

Мне и горько, и сладко. Жутко, страшно. До дрожи, до ледяного озноба. Горячая вода никак не спасает. Не согревает, не унимает трепет.

Это ненормально. Извращенно. Противоестественно.

Почему я так сильно хочу его? До сих пор. Сквозь боль. Что со мной происходит? Я мазохистка?

Ладно, сперва повелась на его впечатляющую внешность. Высокий, огромный, мускулистый. Он невольно приковывает внимание. Ему даже делать ничего не надо, достаточно войти в комнату. Остальные мужчины мигом перестают существовать, становятся серой и пустой, бессмысленной массовкой.

Но теперь… я вижу его. Настоящего. Пусть не знаю всей правды. Пусть не успела добраться до сути. Однако и легкие штрихи о многом говорят.

Бежать. Вот единственный разумный вариант.

Усмехаюсь.

Если бы это было так просто, меня бы уже и след простыл.

Или нет?

Пожалуй, некоторые вопросы лучше оставлять без ответа.

Завершаю процесс купания, привожу себя в порядок, опускаюсь на первый этаж.

Повсюду царит идеальная чистота. Пол выдраен до блеска. Ни единого пятнышка, никакой крови. Все стерильно. Как в операционной.

Демьян уже ушел. Он покидает дом рано утром. Сегодняшний день не стал исключением.

Я обхожу комнату за комнатой, пытаюсь понять, как отсюда выбраться.

Возможно ли это вообще?

Я не надеюсь на успех, но мне необходимо заняться хоть чем-нибудь полезным. Вполне закономерно, что я не обнаруживаю ничего нового.

Конечно, нужно сосредоточиться на Демьяне, больше о нем узнать. Но как? Он не слишком разговорчив, а вокруг суровый минимум информации.

Интерьер выглядит довольно аскетично. Абсолютно все черное. Что мебель, что техника, что отделочные материалы.

Люди не рождаются такими. В его прошлом скрывается нечто страшное. Глубинный конфликт. Трагедия. Травма.

Можно любить черный цвет, предпочитать темные тона, но окружить себя этим со всех сторон, не позволять иных вкраплений – настоящая патология.

Белый цвет. Кровь. Наряд невесты.

Все это его возбуждает. Части одного фетиша. Все это как-то связано.

Но я не способна разобраться, дойти до сути, ведь подсказок совсем мало.

А он едва ли начнет сыпать признаниями, изливать душу.

Когда я пойму, что его так сильно покалечило, тогда и сумею на этом сыграть, обратить против него самого.

Требуется время.

Я должна стать для него особенной, важной. Не просто шлюхой, которую можно разложить в любой позе и оттрахать. Я должна подсадить его на свое тело как на наркотик, и при этом не допустить пресыщения, не позволить передозировки.

Трудная, почти невыполнимая задача. Особенно в текущих условиях. Ему нет нужды меня добиваться. Мне некуда ускользать. Мои карты разложены на столе. Мои карты биты. Никакой интриги.

Я рассматриваю свое отражение в зеркале и прихожу к неутешительным выводам. Распухший нос – не самая большая проблема. Уродливый гардероб – вот над чем стоит потрудиться. Безразмерная футболка и спортивные штаны.

Я выгляжу отвратительно. Хотя у моего мучителя весьма специфический вкус.

Наверное, надо отыскать то окровавленное платье, однако от одной мысли о том, чтобы вновь его надеть, меня потряхивает.

Я провожу день за учебой, зубрю новые слова, разбираю правила. Это отвлекает. Я располагаюсь у себя в комнате, по привычке. Раскладываю книги на столе, усиленно штурмую английский язык.

Если я постоянно буду думать о Демьяне ни к чему хорошему это не приведет. Нельзя зацикливаться.

Мне нужно какое-то укрытие. И раз я не могу нигде запереться, не могу спрятаться, остается скрываться в чертогах собственного разума.

⁂

Демьян приходит под вечер. Чуть раньше обычного. Я слышу звук открываемой двери, тяжелую поступь в прихожей. Никак не реагирую. Не спешу спускаться на первый этаж. Переворачиваю страницу учебника, делаю несколько пометок, грызу карандаш.

Я надеюсь отодвинуть момент нашей неизбежной встречи подальше. Я по-прежнему понятия не имею как нужно действовать. Я ощущаю себя глупой и слабой, сопливой девчонкой, которой никогда не светит выбраться из западни.

Я пытаюсь сосредоточиться, но ловлю себя на том, что перечитываю одно и то же предложение, не продвигаюсь ни на миллиметр.

Буквы пляшут перед глазами, из носа срывается несколько капель крови. Падают прямо на страницы, расползаются багровыми кляксами.

Шмыгаю носом, запрокидываю голову назад, сглатываю.

Я слышу как Демьян готовит ужин. Открывает и закрывает холодильник, нарезает что-то на разделочной доске. Благодаря отсутствию дверей на втором этаже здесь не самая хорошая звукоизоляция.

Я могу отследить каждый его шаг, каждое действие. Практически.

Смотрю на книгу, провожу пальцами по страницам. Хочу стереть алые пятна, но лишь размазываю их по поверхности. Становится только хуже.

Захлопываю учебник.

Мои зубы стучат, лязгают от волнения.

Я ожидаю, что Демьян ворвется сюда с минуты на минуту. Поднимется за мной. Схватит и возьмет без лишних разговоров. Повторит то безумие, которое прежде проделывал в душевой кабине. Завалит на спину или перевернет на живот. А может снова будет трахать на весу. Войдет до упора, протаранит внутренности гигантским членом и станет долбить до тех пор, пока не взмолюсь о пощаде. Но даже тогда он не остановится, не подарит помилование. Наоборот. Продолжит с новой силой, сожрет, сотрет в порошок, обратит в пепел.

Секунды тянутся невыносимо медленно. Я буквально схожу с ума, изнываю от тягучей неопределенности.

Он специально медлит? Хочет чтобы я сама спустилась вниз? Или планирует заглянуть ко мне позже? Сначала поест, а потом придет за десертом.

Так можно гадать до бесконечности.

Истина заключается в том, что я понятия не имею о его намерениях. Демьян волен поступать, как ему заблагорассудится, а я ни в коей мере не способна повлиять на его решение.

До меня доносится шум воды.

Вероятно, он закончил ужин и моет посуду.

Опять тишина.

Шаги.

Я напрягаюсь, аж скулы сводит. Пульс мерно постукивает в разгоряченных висках. Меня бросает то в жар, то в холод. Температура скачет, разрывается между самыми противоречивыми значениями.

А Демьян снова включает воду. Уже в ванной комнате. Принимает душ. Быстро. Минут за десять.

Щелкают выключатели.

Тяжелая поступь вынуждает вздрагивать снова и снова.

Но мой Палач не спешит подняться наверх. Не направляется в сторону лестницы, вообще, не проявляет никакого интереса к своей пленнице. Он укладывается спать. Растягивается на собственной постели.

Я выдыхаю. С легким разочарованием. Тут же проклинаю себя за эту унизительную слабость. За тягу к жуткому и мрачному человеку, о котором я четко знаю лишь одно. С ним нельзя связываться. Ни при каких условиях. Никогда.

Вот только… я уже его.

Он оставил на мне отпечаток.

Этого не изменить.

Я выжидаю, пока бой крови не затихнет. Стараюсь успокоиться, выровнять дыхание, заполучить контроль над своими чувствами.

Выключаю свет, укладываюсь на кровать, сворачиваюсь в клубок.

Сон не идет.

Во-первых, я не привыкла настолько рано засыпать. Во-вторых, мне жутко хочется есть. В животе урчит от голода.

Трусиха.

Как жалко я сейчас выгляжу. Трясусь от ужаса, не осмеливаюсь шевельнуться. Затаилась точно зверек в норке.

Зачем? В чем смысл?

Если Демьян пожелает развлечься, то ничто его не остановит. А если он мирно спит, то почему бы мне не выйти?

Тянусь к стене, нажимаю на клавишу выключателя, бросаю взгляд на часы. Десять вечера. Тишина.

Вряд ли Демьян станет притворяться. Не ради меня. Он действительно спит, отдыхает после тяжелого дня. Наверняка пытал кого-то в том подвале, подчищал за мэром.

Я осторожно спускаюсь вниз. Держусь за перила, двигаюсь очень медленно, прислушиваюсь, пытаюсь уловить малейший шорох.

Потом вдруг замираю, нервно мотаю головой.

Это идиотизм.

В кого я превратилась? Дерганная истеричка. А ведь он даже боли мне не причинил. Настоящей боли. Ну, почти.

Я не хочу знать, на что он способен. Не хочу провоцировать и нарываться, но все же играю с пламенем.

Я проскальзываю в кухню. Босиком. Прикрываю дверь, включаю светильник, лампу не трогаю. Хватит и полумрака.

Беру первое, что попадается под руку. Яблоко. Вгрызаюсь зубами. Только теперь оцениваю всю силу голода.

Я же целый день ничего не ела.

Открываю холодильник, достаю пакет с молоком. Оглядываю полки.

Черт, как я скучаю по вредной пище. Тут только куриная грудка, овощи, фрукты. Вроде не самый плохой вариант, а тянет на другое.

Я не относилась к числу фанатов правильного питания, часто позволяла себе всякую дрянь вроде шоколада и чипсов. Иногда садилась на диету. Но обычно меня спасали изнурительные выступления. Лишние килограммы не успевали отложиться на талии. Отличная генетика тоже выручала.

Я могла расслабиться и не считать калории.

Однако Демьян придерживался иной точки зрения. Мне стоило бы попытать удачу, заказать у него что-нибудь вкусное в качестве компенсации за моральный ущерб.

Я выбрасываю огрызок яблока в урну, беру стакан, ставлю на стол. Открываю пакет с молоком, начинаю наливать.

И вдруг…

Знаете, бывает такое ощущение во сне. Будто проваливаешься. Застываешь, спотыкаешься, теряешь равновесие. Срываешься вниз. На полной скорости.

Краткий миг – и вся тяжесть мира обрушивается на плечи.

Я вздрагиваю. Поднимаю взгляд и вижу Демьяна прямо перед собой. В ушах шумит, сердце бешено стрекочет.

Я растворяюсь в его глазах. Теряю волю.

Его глаза черны. Как и его душа. А может быть даже хуже.

– Осторожнее, – говорит он.

– Что?

– Ты пролила молоко.

Дергаюсь.

Дергаю рукой. И правда. Стакан уже переполнен. Прекращаю лить, поспешно закручиваю крышку на пакете. Оставляю в сторону.

– Хорошо хоть не масло, – хмыкаю.

Вряд ли он поймет отсылку к Булгакову.

– Хорошо, – соглашается Демьян. – Но сегодня кое-кто все равно лишится головы.

– Ты о чем? – бормочу настолько тихо, что сама себя не слышу.

– О судьбе.

– Я не… понимаю.

– Убери за собой.

Оглядываюсь в поисках тряпки, не замечаю ничего подходящего. Хватаю полотенце, сжимаю мягкий материал в ладони.

– Нет, не так, – холодно произносит Демьян.

– А как?

– Красиво.

– В смысле?

– Вылижи языком.

Закашливаюсь.

Он всерьез хочет, чтобы я слизывала пролитое молоко со стола? Не шутит? Да он просто издевается.

Разумеется, здесь все вычищено до блеска. Можно и пол облизать. Микробов тут не найти с учетом регулярной уборки и тотальной дезинфекции.

Но это не значит, будто я стану…

– Ты оглохла?

Стараюсь выиграть несколько мгновений на раздумья. Отпиваю из стакана, делаю несколько жадных глотков. Отодвигаю стеклянный сосуд в сторону.

Демьян обходит стол, подходит ко мне, останавливается за моей спиной.

Невольно сгибаюсь, съеживаюсь.

Его ладони ложатся на плечи, забираются под футболку, сминают материю и резко рвут на части.

Я лихорадочно дрожу.

А он продолжает спокойно и невозмутимо меня раздевать, превращает спортивные штаны в жалкие лохмотья. Срывает нижнее белье, оставляет свою игрушку совсем голой. Обнаженной до предела.

Все мои чувства. Все эмоции. Наружу. Провода искрят. Напряжение зашкаливает, пробивается электрическими разрядами.

Демьян отступает, берет стакан, разливает молоко по столешнице, создает тонкий рваный ручей посреди темной поверхности. Идет вперед, к противоположному концу стола и останавливается там.

– Давай.

От его голоса ощущение такое, будто раскаленные иглы входят под кожу, впиваются и пронзают насквозь. Стальные шипы пронизывают, рвут на куски.

Я отрицательно качаю головой.

Нет.

Нет, нет. Это слишком.

Он ничего не говорит. Не угрожает, не пугает. Просто смотрит на меня. Молча. Безотрывно.

Что-то взрывается в моей груди. Обрывается. Жар разливается по телу кипучей, тягучей волной.

Я делаю шаг назад. Пытаюсь разорвать этот пагубный контакт. Отвернуться, отойти, отступить на безопасное расстояние. Но мои пальцы вцепляются в столешницу, ногти царапают край.

– Оближи, – произносит Демьян.

И у меня перед глазами моментально возникает его член.

Проклятая память, проклятое воображение.

Я вижу эту гигантскую восставшую плоть настолько четко, будто мой Палач тоже абсолютно голый сейчас.

Но он просто без рубашки.

Мышцы бугрятся, вены вздуваются.

Я не могу отвести глаз от его мощного и сильного тела. Не могу им не восхищаться. Не могу не желать.

Вся моя кровь скапливается в низу живота, а потом сокрушительным толчком ударяет вверх, приливает к голове, лишает способности трезво мыслить.

Я смотрю, как пульсируют его вены. Я знаю, где они пульсируют еще сильнее, набухают, наливаются возбуждением.

Я так хочу почувствовать его. Во рту. В себе. Везде. Ядовитая тяга. Губительная, невыносимая.

Я хочу настолько сильно и безнадежно, что внутри становится больно. Печет, обжигает.

Я погружаюсь во тьму. Все вокруг становится черным. Хотя нет. Все и так черное. Только теперь эта чернота поглощает меня.

– Молодец, – говорит Демьян. – Послушная девочка.

Не понимаю.

Уши закладывает.

Что происходит? Где я?

Почему он хвалит, почему…

Я слизываю молоко со стола. Склоняюсь, прижимаюсь грудью к столу, вылизываю темную поверхность языком.

Какого черта творю?

Отшатываюсь. Прижимаю ладонь ко рту. Мои губы пылают огнем. Хочу заорать, но вырывается лишь сдавленный всхлип.

– Как ты, – шепчу. – Как.

– Продолжай.

– Что? Нет!

– Залезай на стол и ползи ко мне, – твердо произносит Демьян.

– Это гипноз, – мотаю головой, пробую рассеять морок.

– Это приказ.

– Я не…

– На стол.

Он постукивает костяшками пальцев по поверхности, будто подзывает домашнее животное.

И каждый стук отбивается внутри меня. Каждый чертов стук. Какое-то наваждение. Капкан, из которого не выбраться. Ни за что. Никогда.

Впечатление, словно вокруг моего горла обвивается железная цепь.

Я не способна противиться. Не способна противостоять его взгляду. Я просто никто. Я ничтожество.

Не отдаю отчета, не соображаю. Забираюсь на стол, выгибаюсь точно кошка, слизываю молоко.

Я вновь и вновь спрашиваю – откуда у него эта власть надо мной?

– Ты ведь сама этого хочешь.

Демьян будто проникает в мои мысли.

– Это твоя природа.

Тогда почему по моим щекам опять стекают слезы?

Я склоняю голову.

Прогибаюсь.

Я даю ему то, чего он желает. Зрелище. Яркое, врезающееся в память. Грациозно двигаюсь вперед, покачиваю бедрами. Не призывно. Расслабленно, вальяжно.

Я знаю, что красота – это сила. Бьет мощнее пули. Режет острее лезвия ножа. Действует моментально. На разрыв аорты.

Я знаю, что красива. И что он меня жаждет.

Остается лишь принять правила игры.

Пусть получает.

Белое так контрастно смотрится на черном. Явно выделяется. Однако мой язык быстро уничтожает все следы.

Я приближаюсь вплотную к Демьяну, но не замираю. Прижимаюсь губами к его животу, целую, впитываю жар кожи.

Он не двигается, но мышцы пресса сокращаются и что-то оживает чуть ниже пояса, выразительно натягивает плотную ткань брюк.

– Увлеклась?

Демьян хватает меня за волосы, оттягивает назад.

– Ты же этого хотел! – бросаю с вызовом, возвращаю ему его же слова. – Разве все это не твоя природа?

Он отстраняется. Проводит ладонью по моей щеке, похлопывает.

– У тебя истерика, – заключает ровно.

– Да, наверное, – истерично посмеиваюсь. – И что? Не станешь насиловать меня в таком состоянии? В прошлый раз это не остановило.

– Полагаешь, я тебя изнасиловал?

– Ну уж не по доброй воле взял.

– Забавно, – ухмыляется. – Ты орала явно не от боли.

– Я умоляла прекратить.

– Скорее – не останавливаться.

– Я сопротивлялась.

– Ты мне всю спину исцарапала.

– Хватит!

Насмешка в его глазах убивает.

– Нетипичное поведение для жертвы насилия, – он усмехается еще шире. – А учитывая то, что ты была девственницей.

Демьян многозначительно присвистывает.

Его пальцы скользят по моей спине, от лопаток к позвоночнику, сминают ягодицы, сжимают до боли, притягивают рывком. Он заставляет меня сесть, широко раздвинуть бедра, а сам устраивается между моих ног.

– Мне уже доводилось отнимать невинность. Несколько раз. И я не помню, чтобы те девушки так сразу кайфовали.

– Я совсем не…

– Ты была настолько мокрой, что даже смазка не понадобилась.

Его пальцы проникают в лоно, не встречая никакого сопротивления.

И я всхлипываю.

– Ты и сейчас мокрая.

Он дразнит, обводит влажные складки. Надавливает, вынуждая дернуться как от удара.

– А у тебя стоит колом, – бросаю с придыханием. – Я не в свадебном платье и не в крови. Выходит, это реакция на молоко?

Он смеется.

А потом вдруг абсолютно серьезно спрашивает.

– Как думаешь, сколько стоит твоя жизнь?

– Сколько? – повторяю в тон ему.

– Ты мне скажи.

Во рту пересыхает.

Возбуждение тает. Даже пальцы, ловко орудующие внутри, не способны выбить искру из разом помертвевшего тела.

– Я не знаю, – роняю тихо.

– Стоишь ли ты жизни другого человека?

– Я не могу ответить на такой вопрос.

– Постарайся.

– Я не…

– Да завязывай лепетать. Говори нормально.

– Смотря какого человека.

– Ну, допустим – хорошего.

– Нет, – говорю резко. – Не стоит.

– Врешь.

– Другого ответа не будет.

– Ошибаешься.

Его пальцы покидают меня.

– Другой ответ уже есть.

– Пожалуйста, я…

– Тот парень мертв.

– Что? Какой парень?

– Тот, который успел шепнуть тебе пару важных слов. Окровавленный тип. Не думаю, что ты его когда-нибудь забудешь.

– О чем ты? Он же только…

– Не надо.

Он закрывает мой рот ладонью.

– Бедолага почти раскололся. Это становилось слишком опасно.

– Но зачем? Мэр ведь все равно считает, что я мертва. Какая разница – сколько он успел мне сказать?

– Это сейчас.

– Разве ситуация может поменяться?

– Поглядим.

– Ты собираешься меня отпустить?

– Такого я не говорил.

– Но ты же решил, – шумно сглатываю. – Что ты решил?

Демьян отстраняется и отступает, скрывается в темноте коридора. Слышу, как отворяются створки шкафа. Шорох одежды.

Он проходит мимо, уже полностью одетый. Набрасывает кожаную куртку.

Я соскальзываю со стола, но подойти не решаюсь.

Демьян не оборачивается, открывает замок, дергает дверь на себя, выходит, лишь на пороге бросает:

– Я решил, ты будешь гораздо лучше смотреться на моем члене, чем в могиле.

Дверь захлопывается.

Он растворяется в беспроглядном мраке ночи.