Текст книги "Княжна на продажу. Как дочерей русских государей меняли на мир и новые земли"

Глава 9. Ошибка великого князя

При отсутствии паспортов и фотографий, без социальных сетей и баз данных различных ведомств подтвердить имя и происхождение человека бывало делом непростым. Этим часто пользовались средневековые мошенники. В 1301 году в норвежском Бергене объявилась молодая женщина, которая называлась… королевой Шотландии, Маргаритой. Она утверждала, что стала жертвой настоящего заговора, направленного на то, чтобы отстранить ее от трона. Версия Маргариты звучала так правдоподобно, что многие горожане ей поверили.

Дело в том, что в конце XIII – начале XIV века в Шотландии остро стоял вопрос престолонаследия. Вышло так, что не осталось ни одного прямого потомка государя Александра III. А ведь он был дважды женат! И у него было трое детей! Но несчастья буквально преследовали этого короля.

В 1284 году Александр III похоронил своего наследника, двадцатилетнего сына. Молодой принц внезапно скончался от сильной простуды, не успев продолжить род. За три года до этого умер младший сын короля, Давид. Мальчику было всего девять лет. Получалось, что единственной надеждой Александра стала его старшая дочь Маргарита. Но она… уже была выдана замуж за короля Норвегии Эрика. К ужасу отца, эта принцесса скончалась в родах, оставив после себя маленькую девочку, названную так же, Маргаритой. Таким образом, младенец в колыбели становился обладателем сразу двух корон – норвежской и шотландской. В перспективе.

Впрочем, потомки викингов не очень-то желали видеть своей правительницей женщину. Маргариту, если у Александра III не окажется других потомков, было решено передать в Шотландию. И вскоре этот час пробил: полный сил король, только что взявший молодую жену, трагически погиб. Он мчался верхом и, когда конь споткнулся, со всего маху рухнул на землю. Александра спасти не удалось. Судьба королевства оказалась в руках ребенка.

Переговоры с Норвегией шли недолго. За Маргаритой снарядили корабль, и она отправилась в свои владения в 1290 году. Однако в пути девочка заболела и в районе Оркнейских островов скончалась. В Шотландии это известие восприняли как величайший удар судьбы. И сразу несколько претендентов на трон начали оспаривать друг у друга право надеть корону.

И вот одиннадцать лет спустя объявилась Маргарита. Она рассказывала, что по пути в Шотландию лорды предали ее. Они решили избавиться от наследницы престола, чтобы расчистить путь к власти для своего ставленника. Дама Ингеборга, приставленная к ней, с помощью своего мужа Торе Хоконссона совершила подлог: Маргариту высадили на островах со служанкой и кошельком, а вместо нее на палубу подняли труп другой девочки. И теперь настоящая королева Шотландии требовала возмездия и корону.

У нее нашлось немало сторонников. Маргарита рассказывала свою историю складно, она называла настоящие имена плывших на корабле людей. Но были и скептики: почему королева (если это она) выглядит намного старше своих лет? Она должна была быть юной девой, а не зрелой сорокалетней женщиной… В конце концов претендентку объявили лгуньей, обвинили ее в измене и заговоре и сожгли на костре. «Они предали огню невиновную!» – кричали в Брегене. На месте, где умерла Маргарита, даже сложили часовню, которая после существовала несколько сотен лет.

Никто не может сказать наверняка, была ли та самая женщина из Брегена – подлинной Маргаритой. Ссылки на отца маленькой королевы, который якобы опознал ее тело, вряд ли могут быть серьезным аргументом. Король Норвегии не хотел хаоса в государстве, он отправил дочь подальше, как раз чтобы его избежать. Ему крайне невыгодно было бы настаивать, что мертвая девочка – не его дочь. Тогда пришлось бы распутывать длинный клубок заговора! А Эрик II был слаб. К тому же он уже вел переговоры о новой свадьбе с Изабеллой Брюс – сестрой нового шотландского короля Роберта I. Неприятности с новыми родственниками ему были не нужны.

Иными словами, история Маргариты полна тайн. А вот в судьбе княжны Марии Владимировны как раз есть определенность. Ее свадьба стала величайшим конфузом XII века. Потому что дочь Владимира Мономаха выдали замуж за… проходимца.

Эта история берет свое начало в 1087 году, когда сын византийского императора, Лев Диоген, был убит печенегами. Талантливый молодой человек, успешный воин, он был отправлен государем Алексеем I Комниным, чтобы защищать рубежи Византии в районе Дуная. С ним произошла та же роковая случайность, как с англосаксонским королем Гаральдом II – не рассчитал, не ожидал… В результате павшего воина погрузили на телегу и похоронили где-то в далеких от Константинополя землях.

А дальше история складывалась по образцу Девы Норвежской: однажды в 1102 году в Киеве объявился мужчина, называвший себя Львом Диогеном. Он рассказывал свою историю весьма правдоподобно: якобы его на поле боя оставили специально, чтобы он не возвращался на родину, чтобы не потребовал прав на престол. Ведь Алексей I Комнин узурпировал власть, а отцом Льва Диогена был совсем другой государь…

Он явно был хорошо образован, прекрасно разбирался в политике, знал расстановку сил и мог оказать великому князю огромную услугу. Появилась возможность создать квазигосударство, на которое Киев имел бы самое непосредственное влияние. Требовалось только отобрать у Византии часть земель на континенте, да под благовидным предлогом. Лев Диоген, дескать, пришел требовать свое! Но не всю империю – так и быть! – а хотя бы часть.

Дробить государство на части, выделяя надел сыновьям или братьям, было вполне в духе раннесредневековых королевств. Так поступали, например, франкские Меровинги. Они столь часто перекраивали карту своих земель, что легко было родиться в одном королевстве, а умереть в другом, никуда не переезжая. Кроме того, члены одной большой семьи постоянно находились в состоянии войны друг с другом, отчего шли войны и, опять же, менялась карта местности. Нередки были случаи, что государь, имевший столицу в Аахене, владел также куском территории за тысячи миль от себя. И, чтобы попасть в свои земли, он был вынужден пробираться по территории одного-двух враждебных к нему королевств.

Лев Диоген предлагал, по сути, то же самое. Отделить от империи ее кусок, чтобы хотя бы отчасти соблюсти наследственные права родственника правителя. Возможно, человек, который назывался Львом, происходил из Франции. Или немецких земель, где такой принцип тоже использовали.

Вполне возможно, что Владимир Мономах поддержал игру псевдо-Льва вовсе не потому, что поверил ему. А исключительно из желания нарастить свою политическую мощь. Снабдив «императорского сына» войском, подкрепив его притязания своим одобрением, он мог получить в итоге куда больше, чем было вложено. Как известно, Владимир Мономах вовсе не был посредственным, легковерным человеком, и такой вариант кажется более возможным.

Но для полного признания Льва Диогена сыном византийского императора следовало ввести его в свою семью. Поэтому-то 20 июля 1104 года мошеннику позволили жениться на княжеской дочери, на Марии (в другом написании – Марице). Все понимали: эту девушку отдали «византийцу» исключительно ради будущих выгод. И снова – «княжна на продажу»!

Историк Василий Татищев сообщает нам, что за княжной дали город Воинь, на правом берегу реки Сула. Это приграничное место имело особое значение. Оттуда Мария и Лев Диоген могли начинать собирать свою собственную империю.

Скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Чтобы снарядить и собрать войска, чтобы выбрать удобный момент, потребовались годы. Алексей Комнин был стар. По всей видимости, великий князь рассчитывал, что лучше нанести удар, когда он будет при смерти или умрет. Легко поверить, что «императорский сын» подгонял тестя: годы шли, а его план реализован не был. Наконец, в 1116 году Владимир Мономах начал поход.

Когда византийскому императору доложили, что на дунайских землях хозяйничает самозванец, Алексей Комнин издал протяжный вздох. Это был не первый Лев Диоген в его жизни. Почти за двадцать лет до этого ему приходилось сталкиваться с другим самозванцем, причем получившим поддержку половцев. Однако новый Лев Диоген действовал вызывающе: с помощью Владимира Мономаха он сумел захватить несколько городов и даже провозгласил своей столицей Доростол.

Он был полностью уверен в своей победе: на его стороне был великий князь, а его жена родила сына. Теперь «Лев Диоген» пустил корни по-настоящему. Не рассчитал он только одного: император, даже несмотря на свое плохое самочувствие, был еще способен отдавать приказы. Алексей Комнин подослал к самозванцу убийц, и в том же 1116 году Лев Диоген скончался.

Княжна Мария с ребенком еще оставались какое-то время в Доростоле. Владимир Мономах взял под опеку внука[28]28
  Василий Леонович (он же Маричич и Маричинич) вырос и повзрослел в Киеве, воспитывался матерью, отчего и получил негласный матроним Маричич – сын Марии. Погиб под Переяславлем в 1135 году во время очередного междоусобного конфликта на Руси.


[Закрыть] и объявил его законным наследником отцовских земель… но ненадолго. Византийцы твердо вознамерились вернуть себе все то, что было утрачено. В скором времени молодая вдова снова оказалась в Киеве.

В 1118 году император Алексей Комнин скончался, и трон получил его сын Иоанн. Следовало заново налаживать отношения с Византией, серьезно осложнившиеся из-за авантюры со Львом Диогеном. По счастью, обе стороны были настроены конструктивно и даже скрепили свои возобновившиеся связи… узами брака. За сына императора Иоанна, Алексея, выдали внучку Владимира Мономаха. Еще одна княжна отправилась в дальние земли ради спокойствия своей родины. А жертва Марии Владимировны, как выяснилось, оказалась совершенно напрасной.

«Ведена Мьстиславны в Грекы за царь», – пишет русский летописец. Имя девушки не называется – оно не сохранилось. Позже Татищев назовет ее Добродея, но с таким же успехом он мог назвать ее Анной или Елизаветой. А дальше путь княжны, скрепившей русско-византийский союз, становится совсем пунктирным. В 1122 году она вышла замуж, а умерла, судя по всему, раньше супруга, поскольку упоминается и другая жена Алексея.

В византийских источниках о ней упоминают как о женщине, которая прекрасно разбиралась во врачевании. С помощью трав и притираний она научилась исцелять саму себя и свою единственную дочь. Есть основания считать, что манускрипт «Алимма», хранящийся ныне в Библиотеке Медичи во Флоренции, принадлежит авторству Мстиславны. В своих изысканиях она явно опиралась на труды Гиппократа, из чего следует – внучка Владимира Мономаха была неординарной особой!

Образованной, умной, стремящейся познать новое. Эта княжна не сыграла большой роли в политической истории Руси, но зато вошла в историю благодаря своим научным трудам. В Европе почитают и изучают Тротулу Салернскую, врачевательницу, примерно того же периода. А нам можно гордиться работой, которую проделала в средневековой Византии русская княжна Мстиславна.

Глава 10. Безумные траты

Отправляя дочерей к их заморским мужьям, князья, конечно, преследовали политические цели. Но даже при этом невозможно было представить, чтобы девушка прибыла без приданого. Помимо самых простых вещей – одежды или посуды, предметов мебели и украшений – иногда в Европу попадали ценности поистине уникальные.

Известно, что вместе с Анной Ярославной во Францию прибыло Евангелие, написанное кириллицей. Именно на нем клялась перед алтарем французская королева, а затем ее сын, король Филипп I, держал в руках манускрипт, когда его короновали в Реймсе. Позже эту рукопись назовут Реймсским Евангелием, и, по мнению ученых, написана она была не позднее 1030 года.

Анна забрала с собой частичку прежней жизни, не подозревая, насколько ценным спустя века будет этот манускрипт. Однако скептики возражают: вероятнее всего, книга попала во Францию совсем другим путем. Ее могли привезти монахи-путешественники, или она оказалась в числе трофеев крестоносцев. Впрочем, этот момент вызывает сомнения. К чему был рыцарям этот труд, если его написали на языке, который был им совершенно непонятен? Разобрать кириллическую надпись не могли несколько сотен лет. И лишь в 1717 году прочесть написанное смог русский вице-канцлер Петр Шафиров. Затем древнюю книгу изучил князь Куракин, а в конце XIX столетия ее с любопытством рассматривал император Николай II.

А вот приданое княжны Марии Борисовны Тверской стало причиной огромного скандала. 4 июля 1452 года десятилетнюю девочку выдали замуж за Ивана, сына московского князя Василия, и вместе с ней передавали в новый дом несметные богатства. Самым грандиозным подарком стало «жемчужное сажение» – украшение, практически не имеющее цены. Всего двадцать пять лет прожила Мария и, по всей видимости, была отравлена. Ее приданое осталось в Москве и впоследствии частично использовалось второй женой Ивана III. Впрочем, сам князь не подозревал об этом, иначе не отдал бы в 1483 году распоряжение – подарить «жемчужное сажение» молодой супруге собственного сына.

И вот тут-то выяснилось: украшение давно пропало из княжеских сундуков. Софья Палеолог, московская княгиня, уже нашла ему применение – подарила своей племяннице. Разразился скандал – сажение было обещано! Князь не мог нарушить своего слова! В гневе он потребовал немедленно вернуть приданое своей первой жены. Пришлось исполнять! Опасаясь, что Иван III разойдется в своей ярости еще дальше, племянница Софии вместе с мужем предпочла сбежать в Литву.

Но в целом о приданом средневековых княжон известно очень мало. Кроме верблюдов, о которых упоминалось ранее, информация о богатых дарах очень обтекаема, летописцы практически не сообщали ничего конкретного по этой любопытной теме. Из более поздних источников мы знаем, что готовить приданое девочкам начинали очень рано, едва ли не с трех лет. А с семи лет юные наследницы (включая княжеских дочерей) уже и сами участвовали в его создании.

Дело в том, что кроме грамоты русских девочек обязательно учили рукоделию. Известной мастерицей была дочь боярина Захарьина-Юрьева, Анастасия. Выйдя замуж за государя Ивана IV, она не только не оставила свое любимое занятие, но и с еще большим воодушевлением принялась за вышивку бисером. Царевна Софья, недолго правившая Русью, собственными руками создавала ковры. Великолепной вышивальщицей была царица Наталья Кирилловна, вторая супруга государя Алексея Михайловича.

А Марта Скавронская, оказавшаяся на русском троне под именем Екатерины I, владела техникой лоскутного шитья. Портомое – как ее презрительно называли некоторые русские вельможи – негде было выучиться созданию картин с помощью шелковых нитей. Но зато она шила одеяла, которые в походах не раз выручали государя Петра I.

«Шила по канве» и императрица Екатерина II. Известно, что она, безумно любящая «внука Сашиньку», сама делала выкройки для его детских костюмчиков. И вторую невестку, Марию Федоровну, подобрала себе под стать – та и вышивать умела мастерски, и рисовала, и вытачивала на токарном станке фигурки из слоновой кости… Разумеется, дочери Марии Федоровны тоже были в свое время обучены разнообразнейшим «ремеслам». Собственными руками шить приданое им уже не требовалось, но традиция рукоделия передавалась из поколения в поколение.

Дочь царя Ивана V, Анна Иоанновна, выходила замуж и приносила мужу 40 тысяч рублей сразу, и 160 тысяч рублей в виде ссуды. Герцог Курляндский просил больше, но его аккуратно попросили не слишком беспокоиться об этом. Ко всему прочему, в брачный договор добавлялось требование сохранять дружеские отношения с Россией и не препятствовать купцам в проезде через герцогство в западную часть Европы. Мать Анны, вдовствующая царица Прасковья, отмечала в личных письмах о своем вкладе: «Бывшую мою царевну отпуская, всячески снабдивала ея, и посуду серебряную с ней отпустила. А ныне мне того отпустить больше мочи нет».

Сестра Анны, Екатерина, была выдана замуж за герцога Мекленбургского. Снаряжая царевну в дорогу, Петр I потребовал подробный перечень даров: там были и одежда, и меха, и несколько экипажей. Денежные условия были равными – 200 тысяч рублей. Весьма предусмотрительный шаг! Потому что во Франции в 1680 году разразился настоящий скандал из-за приданого двух дочерей короля Людовика XIV. Мария-Анна де Бурбон получила от любящего отца ровно 1 миллион, то есть в два раза больше, чем ее единоутробная сестра. Несмотря на высокое положение, на то, что обе девушки владели дворцами и огромными состояниями, этот момент навсегда посеял между ними вражду. В этом смысле Петр Первый поступил дальновидно, когда уравнял права своих племянниц.

Увы, гигантские суммы в подарок и россыпи драгоценных камней не гарантировали счастливой жизни. Екатерина Мекленбургская настолько неудачно вышла замуж, что вскоре сбежала от мужа (но подробнее об этом расскажем несколько позже). И герцог не стал возвращать ей приданое. Все, что русская царевна привезла вместе с собой, – осталось у него.

Так остались в Голштинии и драгоценности царевны Анны Петровны, родной дочери Петра I, которую он еще при жизни планировал выдать замуж за герцога Голштинского. До самой свадебной церемонии 21 мая 1725 года он не дожил, но успел дать распоряжения относительно готовившегося брачного контракта. Анна Петровна получила больше, чем кузины, – 300 тысяч рублей. Но иным был и ее статус. Она являлась дочерью императора, а Екатерина и Анна Иоанновна – дочерями царя. Кроме того, Анне полагались и личные средства императрицы Екатерины I. Та, составляя завещание, позаботилась о двух своих девочках – об Анне и Елизавете. Получалось, что каждая из них сверх прочего обогатилась примерно на миллион рублей. «Нам, а не короне принадлежат», – уточняла императрица. Это означало, что никто не смел бы отказать цесаревнам в наследстве, поскольку оно исходило от Екатерины Первой лично.

Любопытно, что практически нет сведений, с чем именно выдавали замуж Анну Леопольдовну. И это можно легко объяснить. Племянница императрицы Анны Иоанновны выходила замуж за герцога Брауншвейгского, который должен был приехать в Россию и остаться в ней навечно. План бездетной государыни был прост: Анна в перспективе даст империи наследника. Взамен она получала особые блага и положение, а ее муж – звание фельдмаршала. Учитывая, что в будущем они становились родителями императора, приданое, скорее, должен был привезти с собой герцог.

Настоящим роскошеством называли приданое дочери императора Павла I, Александры. В 1799 году ее сосватали за палатина венгерского, за Иосифа. Сборами руководила мать девушки, та самая рукодельная Мария Федоровна. Она предусмотрела все до мелочей. Ее высокородную дочь должно было окружать все самое лучшее, дорогое, комфортное.

Согласно государевому «Учреждению об Императорской фамилии», девушки из императорской семьи могли рассчитывать на очень щедрые выплаты. Дочери государя и его же внучки получали из казны по миллиону рублей. Правнучки и еще более дальние родственницы – по 300 тысяч. И это только суммы в золоте! А ведь были еще драгоценности, картины, иконы, роскошные ткани… Поскольку строго оговаривалось, что великие княжны не станут менять веру, им предстояло в первую очередь позаботиться о месте для молитвы на новой родине. И для того везли с собой церковную утварь баснословной цены.

У новоявленной палатины венгерской были в распоряжении и собственные сервизы – из золота и серебра. Так что традиция дарить на свадьбу набор посуды имеет очень давнюю историю. Александра везла с собой шкафы и комоды, шкатулки разных размеров, столы и туалетные столики. А про ее украшения слагали легенды. Оказавшись в Австрии, она сразу подверглась нападкам супруги императора, буквально сходившей с ума от зависти к этой юной девушке. Рядом с бриллиантами Александры собственные украшения императрицы казались дешевыми безделушками.

Известен случай, когда, в очередной раз увидев на прекрасной палатине драгоценности, подаренные ей отцом, Мария Терезия Бурбон-Неаполитанская буквально взорвалась от ярости. «Снимите ваши бриллианты!» – грубо потребовала она.

Прелестная русская княжна недолго сияла при дворе австрийского императора. Александра умерла совсем юной. Очень молодой покинула этот мир и ее родная сестра, великая княжна Елена. Она тоже была «бриллиантовой невестой» с миллионным приданым, и ее выдали замуж в Мекленбург. Короткая жизнь этой девушки была все-таки счастливее, чем у Александры, – ее любил муж, а еще она неизменно вызывала восхищение у своих подданных. Кроткая, нежная, заботливая и очень добрая!

Для императрицы Марии Федоровны настали поистине тяжелейшие годы: смерть мужа, смерть двух дочерей. Но жизнь продолжалась, и в 1804 году пришел черед для еще одной великой княжны – для Марии Павловны – собираться в дорогу. Ей приготовили в качестве супруга герцога Саксен-Веймарского. Все необходимое для совместной жизни молодых заблаговременно отправили в Веймар, а там было на что посмотреть: в восьмидесяти повозках переправили из Санкт-Петербурга сундуки и гобелены, мраморные изваяния и кровати. Казна жениха была настолько пуста, что герцог обратился к шурину с просьбой: выдайте обещанный миллион не частями, а сразу. Мария горячо присоединилась к просьбе супруга, но император Александр I мягко отказал в прошении. Считается, что на этом настояла мать, Мария Федоровна. Любя дочь, она не теряла при этом головы – России требовались средства на решение других задач, в первую очередь военных.

О приданом еще одной дочери Павла I, Екатерины, нам сообщает французский посланник. Он уверял императора Наполеона, что великая княжна получила только бриллиантов на 2,5 миллиона франков и ежегодное содержание в 200 тысяч. И все эти сокровища… оставались в России. Дело в том, что муж Екатерины, как и в свое время муж Анны Леопольдовны, должен был перейти на русскую службу. Правда, великая княжна выходила замуж еще один раз, в Вюртемберг, и вот туда часть своего приданого все-таки привезла. На собственные средства она открывала в своем немецком владении школы и приюты для сирот.

А вот приданое Анны Павловны, младшей дочери императора Павла I, словно преследовал злой рок. Выданная замуж за Виллема Оранского, она вскоре… лишилась практически всего. Дело в том, что дворец принца и принцессы сгорел вместе со всем содержимым. Но русские родственники благородно пришли на помощь: все, что Анна Павловна утратила, было компенсировано. Когда случилась новая неприятность, когда у принцессы Оранской украли драгоценности, брат-император одарил молодую женщину новыми, еще более прекрасными. Всего в распоряжении Анны Павловны было 3381 украшение. Из них 629 – с бриллиантами.

Эх, щедры были к своим дочерям русские императоры! Приданое великой княжны Марии Николаевны, дочери Николая I, перед свадьбой выставляли напоказ сразу в трех огромных залах Зимнего дворца.

Ее сестра Ольга описала то, что увидела, в своей книге «Сон юности»:

«Все, что нужно для стола, в одном зале. В другом – серебряные и золотые принадлежности туалета, шубы, кружева, платья… В третьем – русские костюмы и подвенечное платье… К ним полагающиеся драгоценности, которые были выставлены в стеклянных шкафах: ожерелья из сапфиров и изумрудов, из бирюзы и рубинов… Кроме этого, Мэри получила от папа дворец и усадьбу Сергиевское».

Мэри, как ее называли дома, была нежно любима своим отцом. Ей выделили 2 миллиона рублей против миллиона, установленного Павлом I, и еще ежегодное содержание в 700 тысяч рублей. Добавим к этому «зарплату» ее супруга, принца Максимилиана Лейхтенбергского. Он получал 100 тысяч от тестя как русский генерал-майор.

Но не нужно думать, будто бы Николай I обидел остальных дочерей: приданое его обожаемой Адини, третьей дочери, оказалось не менее солидным. В январе 1844 года девушка вышла замуж за принца Фридриха Вильгельма Гессен-Кассельского. К отправлению в Европу подготовили все до самой ничтожной иголки – огромный гардероб великой княжны на все случаи жизни плюс ткани, из которых можно было бы в перспективе пошить наряды, сервизы (включая невероятный императорский фарфор на сотню персон), украшения из жемчуга и бриллиантов… Двести тридцать пять ящиков!

Адини не успела насладиться этой роскошью, потому что умерла всего несколько месяцев спустя. А приданое уже находилось в Копенгагене, где молодые собирались жить. Оно там и осталось, и вещами юной дочери русского императора пользовались родственницы ее супруга, а потом и его вторая жена.

Племянницы государя тоже выходили замуж с помпой. На один только бал в честь невесты – великой княжны Елизаветы Михайловны – 2 февраля 1844 года в Михайловском дворце родители потратили 200 тысяч рублей. Девушку предназначали в жены герцогу Нассаускому, и эта свадьба едва не сорвалась. Поэтому-то мать Елизаветы, властная и гордая великая княгиня Елена Павловна, решила, что торжества в честь помолвки непременно должны всех поразить. И ей удалось добиться этой цели – на бал были приглашены около трех тысяч гостей. Кстати, когда герцогини Нассауской не стало, ее приданое послужило для создания церкви Святой Елизаветы в Висбадене.

Другой императорской племяннице, Ольге Константиновне, в состав приданого включили не только «взрослые вещи», но и куклы. Она выходила замуж совсем юной девушкой, поэтому для нее и сделали исключение (более никогда игрушек в приданое не включали). Ольга стала греческой королевой.

«Особое великолепие составляют шубы», – писали про приданое дочери императора Александра II. Всего меховых изделий было четыре, но это были поистине драгоценные меха – черные соболя лучшей выделки. Великая княжна Мария Александровна в замужестве носила имя герцогини Эдинбургской, потому что пошла под венец с сыном королевы Виктории. В приданом великой княжны Ксении, дочери Александра III, самым замечательным посчитали туалетный набор из золота.

Все предметы – числом более ста – были украшены монограммой российского императорского дома. Впечатляет и перечень ожерелий – из жемчуга, бриллиантов, рубинов, изумрудов, сапфиров. К каждому ожерелью предполагались тиара и серьги. Невероятная роскошь!

А вот последние великие княжны, дочери Николая II, невестами так и не стали. Поэтому «высочайших свадеб» в ХХ веке уже не было. Конечно, это не означает, что другие члены императорского дома воздерживались от брака. Но, как говорится, размах был уже не тот. Самой помпезной свадьбой родственников государя стало венчание княжны Ирины Романовой[29]29
  Ирина Романова (1895–1970) была племянницей императора Николая II, дочерью его сестры, великой княгини Ксении Александровны. В 1914 году она вышла замуж по любви за последнего в роду Юсуповых.


[Закрыть] и князя Феликса Юсупова в феврале 1914 года. Наряд невесты казался очень скромным, если бы не одна деталь – фата девушки когда-то принадлежала французской королеве Марии-Антуанетте. И это было не только великолепное украшение, но еще и музейная редкость.

«Государь спрашивал меня, – писал Феликс в своих мемуарах, – что подарить мне на свадьбу. Он хотел было предложить мне должность при дворе, но я отвечал, что лучшим от его величества свадебным подарком будет дозволить мне сидеть в театре в императорской ложе… Он засмеялся и согласился… Подарками нас завалили. Рядом с роскошными брильянтами лежали незатейливые крестьянские дары».

И это лишь те вещи, о которых мы знаем. А сколько было других ценностей, не упомянутых в списках, подаренных от души по какому-то случаю, присланных позже в силу разных обстоятельств… Великолепные драгоценности, редкие предметы искусства, древние манускрипты, изысканная мебель – все это хранится в разных музеях и хранилищах европейских стран. Приданое русских княжон давно стало чужим достоянием.