Текст книги "Притчи 1—28"

9

 
Религия ходит мечом меж людей.
Из них есть добряк и из них есть злодей.
Не удивительно – ходит молва,
Мол от религии так много зла.
Брат разоссорился с братом, отцом,
Чтобы не быть как они подлецом.
Любит своих он мать и сестру,
Ведь его с детства тянет к добру.
 
 
Войны земные все сплошь из-за денег.
Тот кто винит в этом церковь «не гений»…
*********************
Хочешь слышать слово «здрасти»,
Хочешь видеть рот зубастый?
Отчего? – Простой ответ:
Потому что ты сосед.
 
 
Но ведь мы же не солдаты,
Мы ж свободные ребяты,
Что бы честь отдать любому,
Кто нам даже не знакомый.
*******************
«В четырнадцать лет какая любовь!
Нет сердца, нет мозга у сих отрокОв.»
Так думают люди и спорить так будут,
Которые в жизнь никого не полюбят.
*******************
Роман не терпит чтенья вслух,
Кино для глаз не больше двух.
И музыку не навязать,
Сам слушаешь и сам будь рад.
*******************
Кошки – ласковый народ,
Любят тех, кто их погладит,
Любят тех кто их не бьёт —
Кто не бьёт за то что гадят.
 
 
Схожи с женщиной они
Эти кошки и коты.
 
 
А мужчина он как пёс,
Он застенчив, хоть и взрос,
Любит службу, игры в мячик,
Он грубит, а в сердце мальчик.
*************************
Почему из провинции «Новости» глупые?
Всё очень просто, ведь глядят на вас они, —
Всех репортёров кудесников слова,
Столичных строителей прессы основы.
 
 
Странно,
Но что же так не адекватно
Копируют вас с регионов ребята?
********************
Килограмм ваты – килограмм гвоздей.
Вот так вот глупо парень увидел лёгкость в Ней.
Подумал он, что тяжесть, которая есть в нём
Облегчится той ватой и жизнь станет как сон.
 
 
И оба виноваты влюблённые ребята
И гвоздь в сношеньи с ватой ржавеет день за днём.
А вата в свою очередь «ни в чём не виновата»,
Но тяжесть тем не менее в себе приобретёт.
 
 
Килограмм ваты и килограмм гвоздей —
Вот так вот отличаются «принцесса» и» злодей».
 

ДОБРЯК

Два подростка – подростки восемнадцати лет встретились, не долго быв в разлуке, чтобы обсудить и пересказать кто и что увидел и узнал нового. Один из них начал:

– Прикинь Машка-то с моего дома! вчера идёт с каким-то (…) и со мной не стала здороваться! Ха-ха-ха! Вот «зазноба»! «Опозориться» наверно не захотела, что такой сосед у неё! Ха-ха-ха!

Читатель не посетует на автора, что он передаёт только важные аргументы, а не описание «пурпурных пуговок»… Ибо до этой фразы и после, было много словесного мусора и даже брани. Если первый не рассказал ничего особенного, то второй выдал довольно любопытную повесть:

– Вчера мне прикинь один рассказал: они покурили с его старшим братом и тот попал в ад. Они прикинь вместе шли, сами не зная впрочем куда идут, и тот который попал в ад, шёл и плакал.

– Как он попал в ад и «шёл и плакал»?

– Не знаю, за что купил – за то продал. Короче он плакал, то что в своей жизни сделал хорошего на чайную ложечку, а плохого на тучу из которой идёт дождь, – так он это описывал…

– Ха-ха-ха! А кто такой-то?

– Да Калупан, ты знаешь его – нет?

– Да, слышал. Ха-ха-ха-ха!

Когда компания рассталась, то слушатель отправился по своим делам и мы опишем его мысли в вечернее время суток, когда он, лёжа на диване, листал «новости» в своём смартфоне и не понимал что он видит в нём. Какой-то ворох мыслей копошился в нём, впрочем как и обычно. и всё бы было как и обычно, если бы ему в ум не пришла одна особенная мысль. Он вдруг вспомнил, как днём встретил какого-то странного прохожего, который задал самый неуместный вопрос из тех которые только могут быть. Это был пожилой человек – и даже весьма пожилой – под восемьдесят лет. На нашем парне были одеты весьма модные и дорогие кроссовки, – автор не кичится «грамотностью» и не пишет «надеты», а всё потому что ведь никто по аналогии не говорит «набуты», а говорит «обуты» про обувь; а значит и к одежде придираться нечего. Так вот, на парне были набуты очень модные кроссовки и дед который его встретил, остановя его, спросил:

– Слушай, а правда что в американских кроссовках бегать удобнее?… Ну вроде как мягче или пружинит как-то? – спросил дед приоткрыв слюнявый свой рот.

И странное дело, – то есть самому парню оно показалось странным: он, по логике его привычных суждений и мыслей, должен был бы отделаться каким-нибудь лживым ответом вроде «правда» или «не знаю» или ещё что-нибудь. Но он, неожиданно даже и для себя, вдруг выдал, мгновенье подумав:

– Знаете, не стал бы так утверждать. Реклама она много чего врёт, лишь бы купили. Если верить рекламе, то в этих ботинках даже безногий побежит! Ха-ха-ха!

Старик был весьма удовлетворён ответом и заулыбался своей русской улыбкой во весь рот, и наверно бы тоже рассмеялся, но кажется был не в силах. Так и расстались. Парень, пошедши дале, задумался: «ну для чего этому старому (…) спрашивать про кроссовки, в которых он уже– сам знает– никогда не побежит?» И всё же радостное чувство было в нём от бессмысленного разговора по меркантильным меркам, да и просто логичным, что он будучи совсем молодым человеком поговорил со «старцем» как с равным.

Вечером же вспомнив это, он вспомнил и разговор с другом, его рассказ про наркоманов. Он вдруг усмехнулся: «Да ведь я же сегодня доброе дело сделал! Ведь мог же я послать его молча или соврать что-нибудь, вроде „да, в два раза скорость бега увеличивают“ или ещё что-нибудь… Ха-ха-ха!»

ЛЮБОВЬ ЗЛА

Две девушки семнадцати и восемнадцати лет, сидя летним прекрасным днём на скамейке во дворе дома, мирно общались. Они были подругами. Одна «наводила справки» у второй о неком субъекте, имея на него особое чувство. Она с другой своей подругой недавно с ним познакомилась, точнее они познакомились со всей шумной компаниеей этого молодого, тоже восемнадцатилетнего юноши. И как оказалось он учился в том же самом училище, что и названная выше девушка на скамейке. И она теперь «докладывала» всё что о нём слышала и что видела и знает.

– Сразу хочу предупредить тебя, что он о-очень плохой пацан. – начала, припомнив неприятное ощущение страха, которое всегда испытывала при его виде, восемнадцатилетняя. – Я даже не знаю закончил он или нет училище, он по-моему приходил туда только чтобы на крыльце постоять с такими же как он уродами, да денег пострелять у младшекурсников. Я помню наша группа стояла гурьбой у входа в столовую, так как мы скоро должны были заходить, а его группа уже обедала и он видимо опоздал… Он мне кажется искал специально такие ситуации, чтобы побравадиться. Он ни слова не говоря, как таран вклинился в нашу толпу и, всех распихивая, пробрался ко входу, нагло и вызывающе при этом скалясь. Никто из наших пацанов и слова ему не сказал, потому что боялись, хоть он и ростом «метр с шапкой».

Другой раз он, тоже на перемене, когда все шли из кабинетов в кабинеты, то есть народу было очень много и все видели, как он плюнул проходящему тоже куда-то мастеру, зелёной соплёй на спину. Те кто поподлее стали хихикать и даже хохотать, впрочем не с таким уж вызывающе, может не желая выдать подлеца своим смехом. Никто мастеру ничего не сказал и он так и ушёл позориться по всему училищу.

А ещё была история, не знаю только, правда – нет, но слух ходил по всему училищу. У нас есть мастачка там, любительница выпить, у неё и голос от этого грубый как у мужика; так вот рассказывали, что как-то раз, дело было зимой, она напилась вдрызь и повстречалась с ихней компанией, а они «любезно» предложили проводить её до дома, а то она в таком состоянии могла ведь и уснуть в сугробе, да замёрзнуть. Она согласилась и провожатые заночевали у неё. Она кажется вдова. Потом ещё все смеялись, будто она им ещё и пятёрки понаставила за «оказанную услугу».

***

Прошло недельки с две после вышеописанной посиделки на скамейке и та подруга, которая раскритиковывала любовный объект второй, как-то раз проходила по улице и повстречала эту свою влюбившуюся подругу в компании того самого персонажа. И в компании не только его, но и в компании всей его компании. Но они стояли поодаль и видимо о чём-то беседовали, на какие-то самые обыкновенные темы, судя по их спокойным, почти блаженным выражениям лиц. Подруги разумеется поздоровались, кивнул даже и сам дебошир, – что показалось в свою очередь ей очень милым, не смотря на весь испытываемый к нему нигатив. Она с пять минут постояла с этой парой и даже развеселилась от пустяшных шуток и ироний с обеих сторон.

Прошло сколько-то дней и ей позвонила влюблённая подруга и пригласила погулять с ними. Та сначала ужасно струсила, представляя в какую волчью стаю её приглашает она, но после продолжительных уговоров всё-таки согласилась. И что же? Вся эта «волчья стая» после состоявшейся в тот вечер прогулки показалась ей не такой уж и волчьей, а и вполне даже если не прекрасной и спокойной, то «нормальной» компанией и отнюдь даже не опасной, как она грезила. Так что одной прогулкой дело не ограничилось и она впоследствии постоянно стала находиться с ними. Она приглянулась одному из тех парней и подала ему надежду, пока флиртуя и не говоря значимых слов. Таким образом закончилось лето и наступала прохладная осень. Она стала у них «своя», весело проводила с ними время, но вот её подруга что-то стала не веселА. Однажды восемнадцатилетняя пришла как обычно на излюбленное ихней шайкой «лобное место», а подруги там не застала. «Кисель» же был там (так звали избранника подруги) и разговаривал по телефону и кажется именно с ней. Разговаривая, он то уходил поодаль, то приближался, так что все могли слышать что он говорит. Разговаривал он долго, может быть даже уже успел потратить все деньги на телефоне и положить снова. Он то закипал, то несколько успокаивался. Несколько раз связь прерывалась из-за того, что на том конце сбрасывался вызов абонентом, не в силах терпеть гнев и упрёки второго.

– Ты сама звонишь мне и спрашиваешь «как дела»! За каким чёртом ты спрашиваешь «как дела», если тебе на меня глубоко наплевать?! – нёс околесицу Кисель – Ты в тот раз приехала, пять минут (пять минут!) побыла и засобиралась! Я что тебя провожать был должен – всех бросить? Но ведь я же всё-тки тебя проводил потом, догнал. И что же? Ты как ни в чём не бывало улыбаешся мне. Ты сумашедшая или нет, скажи честно? – она на том конце по привычке усмехнулась, хотя ей было отнюдь не до смеха. – А помнишь мы с тобой договорились и ты в последний момент отказала «по уважительной причине»? а я-то что должен делать? рукоблудствовать? Пошла ты на… вообще, шлюха!!! – и он в бешенстве выкинул трубку куда-то далеко в кусты, а причиной бешенства стал очередной обрыв связи на том конце. Кисель, будучи и так под шафе напился в тот вечер страшно, чуть ли не до беспамятства.

***

С тех пор прошло несколько месяцев. Пара больше не помирилась. Восемнадцатилетняя подруга тоже покинула ту компанию. Но зато её оскорблённая подруга пустилась чуть ли ни во все тяжкие, найдя компанию не хуже и как говорили её познал из той компании чуть ли ни каждый.

Восемнадцатилетняя встречала потом Киселя неоднократно, тот уважительно с ней здоровался и был в какой-то задумчивости, не свойственной его вечно наглой и весёлой физиономии, но идущей к нему.

ВЕСЬ В ОТЦА

Славик – мальчик десяти лет, проснулся от криков внизу их большого родительского дома. Ссора была на первом этаже, Славик спал на втором. Он был единственный ребёнок, ни брата, ни сестры у него не было. Славик сразу смекнул что папа опять нетрезв. Но крики не походили на просто скандал, больно уж были жалобные. Он вскочил, не отойдя толком ото сна как умственно, так и физически: вместо глаз были две щёлочки и координация движения была тоже неполноценна, как будто бы он был тоже пьян, как его отец сейчас. Он побежал по лестнице вниз, перепрыгивая по несколько ступенек и едва не срываясь кувырком по ним. Крики доносились из кухни, которая служила и столовой семье. Славик вбежал и увидел как мама борется с папой; она почему-то была в юбке и бюстгальтере, а папа, сидя на ней на полу кухни возился с её отбивающимися руками. Славик подумал, что он её хочет задушить. Это был далеко уже не первый скандал в доме и Славик в таковых всегда брал сторону матери. Он набросился на папау с тем чтобы попытаться оттащить его; этого разумеется он сделать был не в силах и поэтому просто повис на нём как обезьяна на пальме и изо всех сил принялся дёргать за толстые руки обезумевшего отца. Маленький же Славик увидел эту ситуацию несколько по-другому, в выгодном для себя свете, потому что после его вмешательства отец через минуту слез с жены и, мыча пьяным своим ртом какую-то брань, удалился спать в спальню. Мать стала прикрываться и причитать: «Славик, иди миленький, завтра в школу рано. То есть уже сегодня… время-то четыре.» Славику было очень её жалко, он всегда считал, что отец грубый и злой, а мать добрая и жалкая терпит несправедливости с его стороны.

Этот случай из своего детства Славик внезапно для себя вспомнил, лёжа на скомканной постели и куря сигарету прямо в ней. Это его не то что бы ужасно, но поразило, ибо долгие годы он помнил ту ночь, даже очень долгие, когда наконец совсем забыл. И теперь она – эта ночь всплыла в его сознании. Странное дело, но будучи сам давно взрослым (если считать взрослостью 25 лет), он до сих пор не ответил правильно на вопрос: что это было той ночью; он до сих пор в уме держал, что «папа бил маму» и что он его «отогнал». И вот только сейчас, после того, как сам по сути дела изнасиловал свою сожительницу, и которая в данный момент только что убежала в ванную «отмываться», он и понял, что с мамой было всё то же самое. И как-то неприятно вдруг стало ему. Если бы его чувства имели голос и мысль, то он бы сказал сам в себе: «Пусть бы этот вопрос был не разрешён до самой моей смерти, пусть бы была эта капля детской наивности в душе моей, чем видеть мать и отца в таком свете. Пусть бы я и дальше глупо кичился своими детскими силёнками перед монстром отцом» Но собственные его мысли говорили нечто совсем противоположное. На лице его вдруг выдавилось неизъяснимое отвращение и даже насмешка. Естественно это была реакция защиты собственного падения. Переварив немного в себе стыд, он стал философствовать:

– Пусть она моя мать, это конечно много значит. Но если уж рассудить по-взрослому, то сама виновата. Да. Бабы сами виноваты. Даже я бы сказал, что так и нужно! Ведь вот какой парадокс: они значит когда захотят, тогда и ты вскочи. Стоит ей только пальчиком поманить. А откажешь, так это что такое? это же опять тебе унижение будет, дескать не удовлетворил. Так вот, в таком случае пусть сами тоже играют по этим правилам. Я захотел! И в какую минуту я захотел, в такую и подавай…

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ

Один безработный бесстыжий и беспутный господин сидел у себя дома в полном одиночестве. Он собирался покончить жизнь самоубийством. Верёвка, мыло и место «возведения виселицы» уже было присмотрено и готово; не готов был только он сам. Вернее он-то и был готов, а в уме его оставались ещё кой-какие вопросы, которые ему хотелось разрешить. О причинах же, побудивших его на такой бессмысленный поступок, мы распространяться не будем, – а опишем одну из его в последнее время посиделок, которых счёт он уже и сам потерял. Каждый из последних дней его был как последний. Вот и сегодня он как обычно «собирался с мыслями», чтобы решиться наконец на давно задуманный шаг. Время года было зимнее, а время суток было около шести. Свет он не зажигал, ибо так казалось спокойнее и ничего не отвлекало, и он мог лучше сосредоточиться, то есть на сколько это возможно в его положении.

Хоть и было замечено, что он находился в полном одиночестве, но всё-таки с ним находился поодаль в той же комнате его товарищ. Он не был его другом, но был настолько привычным в его жизни в последний год, что сросся с ним как сиамский близнец, которому он доверял как самому себе.

Кстати этим вечером наш самоубийца прилёг ненадолго поспать, но уже успел проснуться, чтобы додумывать свою думу, на сколько это опять же-таки возможно. Выше же упомянутый гость наблюдал хозяина дома во всё время сна, а после, как увидел, что тот уже очнулся, всё равно не вызывался заводить с ним беседу, зная все его проблемы и что ему нужно решить их, а в этом деле отвлекать даже и советом себе дороже будет. Поэтому гость посмотрев с минуту на сосредоточенные хозяйские глаза на какой-то точке, от нечего делать вдруг принялся, достав где-то ножницы, подстригать комнатные растения. «Подобно тому, как подстригают в парках!» – смеясь, подмигнул он хозяину дома – своему товарищу. Но хозяин дома нимало не оценил его инициативы (впрочем инициатива почти никогда и не бывает оценена), он вскочил с своей кровати и кинулся на непрошенного «садовника». Хоть этот человек и дорог был ему и он знал прекрасно, что на него можно положиться в случае чего, но это только усилило его негодование, потому что в глазах его он видел неподдельную уверенность в полезности совершаемого им дела. Хозяин схватил его за воротник со стороны спины и потащил к выходу, не удостаивая объяснениями, ибо это только затянуло бы время, ведь любому здравомыслящему человеку понятно, что домашние растения отличаются от уличных и что объяснять это невменяемому человеку, значит лишь унижать собственное здравомыслие. Гость же, хотя и не сопротивляясь физически, но устно изо всех сил принялся доказывать как он не прав, поступая так с ним из-за такой естественной и «даже необходимой процедуры».

И вот неожиданность, в самое то время, когда хозяин дома наконец дотащил за шкирку «добродетельного» друга, и когда открыл дверь с тем чтобы дать тому пинка и прогнать, в самое это время к дверям дома подошёл другой его приятель, довольно тихий и себе на уме человек, – а не как тот которого выгоняли, инициативный весёлый и навязчивый, – новый посетитель был среднего роста мужчина, с светлыми волосами, хотя и далеко не блондин, – прежний же посетитель был черноволос и смугл, с длинным ртом и чёрными глазами…

Черноволосый отправился восвояси, а блондин молча смотрел в глаза разгневанному хозяину дома. Хозяин, понимая, что это его второй друг ничем ещё не провинился и что он хоть и в дурном расположении духа, но формально обязан пригласить его войти.

– Ты ведь не будешь подстригать растения? – раздражённо смеясь спросил он гостя.

– Пока нет. – внушительно, холодно смотря в глаза, ответил блондин.

Они вошли. Что значит «пока нет» хозяин не хотел ни отдавать себе отчёт, ни тем более спрашивать гостя. Он чувствовал как будто бы он и сам знает. Гость уселся не раздеваясь в кресле и так же холодно уставясь своими голубыми нехорошими глазами в хозяина. Как будто бы он пришёл за каким-то долгом, хотя никакого долга не было…

10

 
Заведи себе змею
И скажи ей «i love you».
Или, как ужалит ядом:
«Я сейчас тебя убью!»
А как сбросит кожу – брезгуй.
Хоть оно и бесполезно,
Но хотя б не будет лестно,
Будет знать: тебе известно,
Что под кожей она мЕрзка.
*******************
Падшая звезда раскрыла людям рты,
Все люди закричали: «Смотри! Смотри! Смотри!»
Она летела быстро и жизнь её пылала,
Но жизнь её недОлга и если б она знала,
То верно предпочла бы для всех людей остаться
Простым метеоритом – тупой каменной массой…
 

АРМИЯ

Несколько солдат стояли и курили у казармы. Среди глупых примитивных тем в разговоре завязалась одна боле-менее интересная. Впрочем обыкновенные глупые их темы происходили скорее не от глупости, а от молодости и неразвитости. Причиной же разговора стал один юноша, отказавшийся служить по каким-то своим мотивам и, выбрав взамен военной альтернативную службу, а именно как говорили помощником в морг…

– Да я бы лучше здесь два срока отслужил, чем один срок в морге. – смеясь заметил один.

– Ну это мы сейчас в мирное время живём и конечно у нас веселее здесь. А начнись война, так у нас у самих здесь морг появится. Ха-ха-ха! – заметил другой.

– Этот паренёк фанатик что ли какой-то там. Дескать ему по его «вере» не положено служить. – заметил третий.

– Не знаю, я когда об этом до армии думал, меня более всего смущало, что мной кто-то будет командовать. Плюс наслушались все тогда рассказов про дедовщину, да про войну, про операции. – заметил четвёртый.

Пятый заметил, что он не хотел отправляться на службу по единственной причине, что останется без одного органа своей подруги…

– Сейчас-то у нас не служба а простая работа, как в городе. Только там начальники, а у нас старшие по званию. «Он начальник – ты дурак». Хе-хе.

– Ну это сейчас тебе скажут иди ту-то площадку подмети, или там-то то-то разгрузи. А начнись война, так тебе скажут: иди такого-то убей, иди там-то умри.

– Ну это теория, ты ведь сам знаешь прекрасно, что ничего такого не будет, пока мы здесь.

– Почему это не будет? Откуда ты знаешь?

– Знаю. Хи-хи-хи.

– Ну а всё-таки хотя бы и в теории, то если война с кем нибудь начнётся, то ты же обязан будешь убивать. И в этом случае тот фанатик-то гораздо в выгоднейшем положении окажется чем мы тут.

– А тебя что больше смущает: убийство или страх собственной смерти?

– Меня?.. Конечно больше страх смерти! Что плохого в убийстве?

– Ну это ты сейчас так говоришь, а дойдёт до дела так сам почувствуешь «что плохого».

– Нет, убийство это конечно плохо, но ведь это же не убийство из мести или ревности, или ради наживы. Хотя это по большому счёту и то и другое и третее. Хе-хе. Но ведь это политика…

Скучающий по женскому органу парень вставил своё слово:

– Ну да, правильно он говорит, это как на ринге ведь… Два бойца выходят бить друг друга, взаимно зная, что будут наносить и терпеть урон. Это как бы такой мазахизм получается. Хе-хе. Мазахизм по обоюдному согласию. Это не как тот же самый боец нападёт на прохожего по улице. Вот это уже было бы преступление.

Другой подхватил:

– И это сейчас у нас бои кулачные (да и то в мягких перчатках), а вспомни в древние времена как дрались гладиаторы? Буквально так же по контракту убивали друг друга. И оба были на то согласны.

– Так получается это и не убийство вовсе, а почти забава. Ха-ха-ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха-ха-ха!