Текст книги "Восемнадцать-плюсовые приключения Ивича"

Восемнадцать-плюсовые приключения Ивича
Никита Белугин

© Никита Белугин, 2023

ISBN 978-5-0060-8994-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Поцелуй

Все были веселы на общем празднике, организованном по случаю дня рождения одного из членов семьи. Были в основном взрослые; из молодых людей был Ивич, был его друг, была его двоюродная сестра и двоюродный брат с своей подругой.

Подруга двоюродного брата была младше него и была несерьёзна, хотя сама себе зарабатывала на жизнь, трудясь продавщицей за маленькую зарплату. Бог не дал ей хотя бы среднего ума, но дал отнюдь не среднюю грудь; что касается других частей её тела, в том числе и лица, то тут Бог тоже поскупился…

Ивич никогда не рассматривал эту девицу как объект вожделения, не говоря уж о любви; он старше и двоюродного брата и неё, так что смотрел на них – если не как на детей, то не особо всерьёз…

Все как-то напились, включили громко музыку, старшие начали дикие пляски, Ивич сидел и ел салат, двоюродная сестра снимала с весёлой улыбкой на лице торжество, друг Ивича всё время то и дело звал его гулять, – потому что ему было неловко находиться в чужой семье. А двоюродный брат ссорился с своей подругой, – ссоры между ними были нередки, так что никто на это не обращал уже внимания… В итоге двоюродный брат ушёл в другую комнату, а подруга, с самым глупым лицом, улыбалась, делая вид будто ничего не случилось.

Друг Ивича не выдержал веселья в чужой компании и тоже вышел – под предлогом, дескать он пойдёт покурить вместе с его, Ивича, двоюродным братом. Старшие тем временем танцевали уже совсем без удержу, двоюродная сестра присоединилась к ним, и Ивич остался на пару с грудастой «тупицей».

Сначала она пыталась шутить, всё так же делая вид, будто всё нормально; Ивич лениво отвечал на её шутки по поводу безобразности танце взрослых. Музыка играла громко, поэтому ему на всякую шутку приходилось подставлять своё ухо поближе к ней.

Она осознавала, что доставляет ему неудобство, поэтому присела – сначала просто поближе, а потом и совсем вплотную. Двоюродный брат по-прежнему не возвращался, он кажется разговаривал с кем-то в соседней комнате, – то ли с другом Ивича, то ли по телефону.

И вот, в очередной раз, глупая девица приблизила своё лицо к лицу Ивича, но – ничего не сказала!.. Ивич сперва подумал, что она настолько тупа, что забыла свою шутку и ничего не говорит, потому что вспоминает… Она же, по-прежнему молча, прислонила свою щёку к щеке Ивича. Ивич ужасно испугался – мало того, что и так они сидели вплотную и танцующие, пусть и в забытье своего веселья, конечно же могли обратить на это внимание, так ещё и двоюродный брат мог войти в любой момент!

Девица тоже это понимала и подобно какому-нибудь вору следила за обстановкой вокруг. Уголок губ её коснулся уголка губ Ивича – и тот не вытерпел. Он первый просунул немного язык свой ей в рот, в сжатые её губы, и она в ответ пустила его язык, коснувшись своим… Это длилось не больше нескольких секунд и никто не успел заметить. Сделав друг другу эти жесты, они как бы признались, что взаимно хотят и большего.

Но от большего они нашли в себе силы воздержаться, потому что и так перешли за грань. «Большее» предстояло впереди. В этот же вечер они ещё долго сидели так на диване вплотную и украдкой поглаживали ноги друг другу под столом.

Сон

Как-то раз Ивич проснулся ночью от какого-то стука у соседей. Что это за стук – ему мигом стало понятно, – кто-то сношался посреди ночи. Но вот кто именно сношается, было непонятно; к тому же сонная голова его при всём усилии никак не хотела думать. Толчки были то ли сверху, то ли снизу.

Снизу жила обычна семья, но странно, Ивич за много лет ниразу не слышал и не просыпался от подобного. А сверху квартира и вовсе пустовала. Он подумал: «Наверно я не доконца проснулся и мне мерещится.»

Прошло немного времени и он убедился, что толчки абсолютно реальны и доносятся они сверху. «Привидение наверно». – с усмешкой подумал он. – «Хм, а было бы забавно увидеть такое привидение.»

Прошло ещё аж полчаса, толчки ненадолго заканчивались и возобновились снова.

Одним словом, в эту ночь Ивичу с трудом удалось уснуть. А утром, уже после завтрака, он вышел на балкон покурить и услышал как на балконе выше этажом громко разговаривают, – были слышны два мужских и один женский голос, – люди очевидно тоже стояли и курили. Всё стало ясно – либо квартиру купила какая-то шлюха, либо её купил кто-то другой и сдаёт этой шлюхе, либо ещё что-то третье, похожее по смыслу. Почему он так решил – потому, что среди неразборчивого их бормотания, донеслась громкая фраза девушки: «Ну и валите отсюда, надоели!»

В следующий вечер и ночь всё было тихо. Ивич то и дело подумывал о том, как бы и ему может познакомиться с этой любвеобильной девушкой или женщиной. А в одну из ближайших ночей ему приснился сон, – да сон такой, что он опять думал, сон это или не сон, и снова, на этот раз ошибочно, решил, что это реальность…

Снится ему, что он в кромешной темноте поднимается наверх, в эту квартиру. Дверь чудесным образом не заперта и он без труда в неё входит.

В комнате лежит под толстым тёплым одеялом с головой женщина лет тридцати с небольшим. Она спит. Ивич решает прилечь к ней незаметно, а там дальше как получится. Он приоткрывает одеяло, девушка лежит к нему спиной почти голая. Он ложится и закрывается одеялом, так же как и было; девушка ничего не заметила и продолжает спать. Ивич аккуратно начинает трогать её по известным местам, начинает даже целовать, – девушка по-прежнему спит. Наконец Ивич решатся и на более близкий контакт, что и исполняет, сняв с неё аккуратно трусики. И даже тут она не просыпается!

Наконец у Ивича происходит поллюция, он блаженствует какое-то короткое время, а после задумывается: «А что если она пьяная, почему она спит так беспробудно? И получается, что я только что изнасиловал её!»

Эта мысль стаёт ему так неприятна, он так начинает бояться её, что с ужасом наконец просыпается. Проснувшись он тут же понимает, что теперь ему нужно будет поменять свои трусы, а в душе благодарит сон за такой подарок.

Он настолько утешился этим сном, что в дальнейшем и вовсе позабыл думать об этой шлюхе и о том как соблазнить её, – в чём она впрочем и не нуждалась, а согласилась бы на самых добрых началах и с собственной инициативой, если бы он познакомился с ней.

Этот сон он видел с понедельника на вторник, а как-то вечерком в четверг к Ивичу позвонили в дверь… В уме его тут же восстала мысль о ней и он уже обрадовался и подумал: а что если это она пришла к нему под благовидным каким-нибудь предлогом с известным намерением и продолжением? Вместо соблазнительной красотки на пороге стоял мужчина в форме.

– Здравствуйте, я ваш участковый. Вы не слышали может быть каких-то посторонних странных звуков у соседей на этой неделе? Может быть видели кого?

– А что случилось? – настороженно спросил Ивич, стесняясь за звуки, которые он слышал и не желая их описывать.

– У вас женщину наверху убили. Соседи ваши говорят, что к ней приходили двое мужчин. Можете что-то сказать на этот счёт?

– Могу, да. – взволновано ответил Ивич.

Но прежде чем рассказывать о том, что ему известно, из личного любопытства он задал ещё один вопросик:

– А когда обнаружили тело?

– А Вам зачем? Сегодня.

«Вот почему она не проснулась…» – подумал Ивич с неприятным чувством и начал давать показания.

Сплетницы

Однажды с Ивичем познакомилась продавщица. Он долго не мог понять – где он её видел? Продавщица была из тех девушек, которые имеют подростковый рост, подростковое лицо, одеваются в подростковую одежду, ну и вообще – не развиваются ни умственно и почти так же ни физически. Девушка эта впрочем симпатичная, а на посту продавца так даже очень выделялась своей красотой, по сравнению с своими сменщицами – совсем уж невзрачными.

Роман их закрутился быстро. Ивич никак ещё не мог понять, чем же он так понравился ей, потому что когда он отоваривался в её смену, то она, помимо обычной доброжелательности, помимо обычных вежливых приятных слов, ещё и смотрела ему каждый раз прямо в глаза, а в последний раз так даже нагнулась из-за прилавка, как бы потянувшись к нему поближе.

В этот последний раз Ивич понял, что сомнений быть не может – девица жаждет чего-то большего, чем просто общения между продавцом и покупателем. Он не придумал ничего гениальнее, чем то, что придумал, – ибо то, что он придумал, было уже весьма гениальным. Он обычно рассчитывался картой, а в новый поход в этот магазин взял специально с собой наличные, да на одной из купюр написал свой номер телефона и слово «напиши мне смс». Написал он это прямо синей ручкой, так чтоб было видно. Взяв купюры, девушка обратила внимание на надпись и сперва смутилась, но это было лишь на мгновенье; тут же она овладела собой и, как обычно, с нежной улыбкой попрощалась словами «спасибо за покупку».

Она написала ему не сразу, – Ивич уже успел подумать многое: что она не заметила, что она не захотела, и чёрт ещё знает сколько он передумал. Но на выходные она написала: приезжай туда-то, туда-то.

Наконец-то их встреча состоялась, Ивич сам уже почти любил её и столько передумал о ней. Она с той же улыбкой открыла ему дверь, – отличало её только от той магазинной красавицы, что одета она была попроще, «по-домашнему»; да и лицо её кстати тоже было теперь не так «официально», а было теперь какое-то уж совсем подростковое, – Ивич даже подумал: а нет ли кого-нибудь дома, может быть даже её родителей?

Он прошёл и разделся. Оказалось, что девушка нанимает комнату и в данный момент никого нет дома из соседок. Квартира была большая, они прошли в её маленькую, бедно обставленную комнату. «Ясно, – подумал Ивич, – почему я ей так понравился. Хочет охомутать, сесть мне на шею».

Они познакомились, девушка призналась что ей его посоветовала одна их общая знакомая, – а какая знакомая, она признаваться отказалась наотрез.

Когда Ивич направлялся к ней, то думал было захватить бутылочку вина, но передумал, так как посчитал это неприличным, в первое свидание приходить с вином. Девушка оказалась догадливой и сама припасла бутылочку – правда не вина, а водки и пакет сока к ней… Она предложила – он согласился.

Итак, когда спирт подействовал на обоих их мозги, то девушка самым непосредственным способом предложила, лукаво смотря Ивичу в глаза:

– Может быть приступишь уже?..

Ивичу фраза показалась странной – почему «приступишь», а не «приступим». Но он тем не менее с готовностью стал сперва целовать её, а потом начал раздевать. И вот, когда он уже стал приготавливать к действию главное своё достоинство, то тут девушка резко запаниковала:

– Нет, нет, нет, нет! – скороговоркой произнесла она. – Я девственница.

– Так и что же? – произнёс Ивич в растерянности, а сам подумал – «вот это номер!»

– Нет. – лукаво, глядя в глаза произнесла бестия, сидя без трусов. – Подруга мне сказала, что ты так фантастически владеешь языком…

«Каким языком я владею? – подумал Ивич, не сразу поняв о чём идёт речь. – Ну да, в школе учил английский…»

– Я -зы-ко-о-ом?! – проорал он, тут же догадавшись о чём идёт речь.

Девушка испугалась и прижала ноги друг к дружке. Ивич пьяной башкой своей сообразил на что она намекает, ему захотелось взять полупустую бутылку водки и разбить об её неумную подростковую голову. Но память о наказании за такое деяние со стороны закона кое-как остановила его.

Положение его было двояким: с одной стороны он немало уже был возбуждён и уходить ни с чем ему было трудно, с другой стороны он понимал, что если пойдёт у неё на поводу, то больше не сможет заходить к ней в магазин, потому что сгорит со стыда, – нет, не из-за одной неё, а из-за того, что об его лобызаниях поганого места будет наверно знать не только она, а и весь магазин… И бог знает, может быть его начнут потом клеить и совсем уже некрасивые продавщицы.

«Чёрт! Не насиловать же мне её!» – с неистовой злобой выругнулся он про себя. – «Погоди же, узнаю кто эта подруга, которая тебе про меня это сказала!»

*

Какой же всё-таки выбор сделал Ивич, мы доложить не смеем, дабы не уподобиться тем самым сплетницам, – которые, мало того, что требуют невозможного, так ещё и говорят о невозможном потом с кем ни попадя. Но так как всё-таки совестно поступать с заинтриговавшимся читателем так беспардонно, то в качестве утешительной, так сказать, концовки, обозначим два маленьких фактика.

Ивич с того дня больше ни разу не заходил в тот магазин, в котором работала та невинная шалунья. Но напрасно он всё же бойкотировал излюбленную свою торговую точку, потому что и сама шалунья по какой-то необъяснимой причине, доработав месяц, уволилась, получив расчёт. Так и остался магазин без Ивича и без шалуньи, потеряв разом двух людей: обслугу и клиента.

Герой

Ивич как-то раз задержался на работе, – вернее он-то работал как обычно, а коллеги все разошлись по домам, по причине короткого дня в честь незначительного праздника, по случаю которого и объявлена была короткая смена на предприятии. Праздник он не считал важным и не чувствовал праздничного настроения, поэтому лукавой мыслью решил, что лучше он задержится и подзаработает, чем потратит время впустую. Уборщица уже мыла полы в коридорах, уже был выключен свет, где он был не нужен, словом, была тишина и даже нечто пугающее…

Обычно уборщицы работают швабрами, а уборщица Ивича, убираясь уже у него в отделе, кроме швабры, протирала ещё и тряпкой, ходя на корточках, при этом её ноги и широкий таз в обтягивающих мягких штанах выглядели весьма соблазнительно, не смотря на то, что ей было около сорока и лицом своим она мало кого в эти годы могла соблазнить… Ивич глянул раз-другой на то, как она протирает пол или плинтуса, – неизвестно, – ходя на корточках, тяжело переставляя ноги; он всё пытался отогнать от себя эту глупую мысль, непомерно в это же время возбуждаясь и мало владея собой. Уборщица тем временем, одетая в чёрную футболку и чёрные гамаши, продолжала мыть, как бы не замечая Ивича.

В нём было чёткое понятие, что это не только невозможно с точки зрения норм общества, но и с точки зрения уровня возбудившего его объекта, – неужели он станет ухаживать за уборщицей?! Надо было что-то выбрать – либо ухаживать, либо… Он решил бросить всё и отправиться домой. Уборщица по-прежнему не замечала его и занималась работой. Но в самый тот момент, когда он уже одетый проходил в дверь на выход, она задержала его, да каким-то таким голосом, будто была в курсе всех его мыслей, будто понимала какую роль она играет для Ивича, и что может быть составляет причину его ухода.

– Извините, Вы уходите? Не подождёте минутку, я домою, и выйдем в одни двери?

– Отчего бы не подождать! – улыбнулся Ивич.

И тут же он подумал к своему стыду: «Ну вот, ты и стал заигрывать с ней…» Уборщица продолжала волей-неволей соблазнять его, шевеля бёдрами, протирая плинтуса. А Ивич волей-неволей поглядывал на её бёдра.

Она закончила минуты через три.

– Я сейчас, – виновато обратилась она к Ивичу, – быстренько переоденусь и пойдём.

Это слово «пойдём» прозвучало в её устах опять – будто она что-нибудь понимает в ситуации и в внутреннем вожделении бедного Ивича. Она забежала к себе в подсобку и минут через пять вышла совсем другой женщиной, одетой в колготки, в чёрное драповое пальто, – для образа натуральной дамы ей не хватало только сапогов на шпильках, – она была обута в обычные сапоги без каблуков вовсе…

Теперь Ивичу пришла в голову мысль, что если он даже пойдёт с ней под руку по улице, то это скорее даже сделает ему честь, нежели бесчестие. Эта мысль как-то воодушевила его. Он без стыда «вышел с ней в одни двери», она поставила здание на сигнализацию и они пошли рядом.

– Вам в какую сторону? – спросила она.

– Мне, вон туда. – указал он пальцем.

– О, и мне туда. Заодно проводите меня, а то темно уже.

– Да легко! – усмехнулся Ивич.

Если бы он знал как это будет не «легко»…

Уборщица жила близко в старой рушащейся общаге, мимо которой и проходить-то было опасно, не то что жить… Путь Ивича лежал несовсем через двор общаги, но он решил поддаться немного своему влечению и как бы ненароком таки проводить уборщицу.

Они подходили уже к зданию общежития, как из темноты послышался наглый голос из толпы в несколько человек, видимой только силуэтами:

– А-хах! Светка! – прохрипел мужской голос. – Чё, нового ведёшь? А-ха-ха-ха-хах!

Толпа тоже похихикала.

«Светка» промолчала, а Ивича уязвила эта фраза, да и сама ситуация.

– Ты чё хочешь? – воспрянул Ивич, обратившись к задире.

Ответ последовал не сразу, но всё-таки последовал.

– Чего-о-о-о? – откликнулся кто-то из толпы, очевидно задира.

Ивич не ответил и молча наблюдал как силуэты стали двигаться в его с Светкой сторону. Следующей картинкой Ивич разглядел реальность уже лёжа на изношенном асфальте, и сразу же получил ещё один удар в лицо чьей-то ногой… Он слышал охи и ахи уборщицы, как она отгоняла хулиганов проч, сам же он был беспомощен и даже не пытался противостоять этим отморозкам. Уборщица пригрозила им милицией, что дескать она знает все их фамилии и даже адреса, а они на эту угрозу пригрозили ей, что расправятся с самой. Но тем не менее вскоре они удалились.

Уборщице было по-настоящему жалко Ивича, лицо его почти полностью было красного цвета, когда они вошли в подъезд и единственная лампочка (накаливания), висящая на первом этаже, осветила кровь; до этого же, на улице, света не было вовсе и там было видно только что-то тёмное на его физиономии. С ней чуть не случилась настоящая истерика, она чувствовала свою вину, что это по-сути из-за неё так жестоко побили Ивича, а во-вторых и просто, сам шок от увиденного произвёл страшное впечатление на слабые женские нервы её.

Она привела Ивича в свою комнату, которая была разделена на две части, из которых одна часть представляла собой как бы кухню, а вторая как бы комнату; учитывая, что комната сама по себе среднего размера по площади и могла бы служить в целом виде не более чем залом в обычной квартире, то разделённая на части, да ещё и обставленная утварью и мебелью, – обе эти комнатки смотрелись почти как две собачьих конуры, без всякого даже сгущения красок.

По пути в «комнаты» они зашли в общий туалет – с отваливающейся краской и ржавым напольным писуаром – там Ивич умыл своё лицо и полюбовался в растрескавшееся зеркало своим синеватым носом и уродливо вздутой губой. Когда он взглянул умытым уже лицом на свою провожатую, то та снова заахала и запричитала, и с ней снова начались судороги слёзной истерики.

Сев на миниатюрном диванчике на кухне, хозяйка, – после того, как сама налила себе в стакан чего-то из трёхлитровой банки и выпив, – предложила и ему, дескать для успокоения. Ивич согласился.

Вскоре они выпили уже по три стакана, и хозяйка, сидя на диванчике рядом с Ивичем, не переставала жалеть его, смотря на его уродливое в опухолях лицо.

– Бедненький! – причитала она. – Как же я перед тобой виновата!

– Да в чём Вы виноваты? – таким же, как и у уборщицы, заплетающимся слегка языком который раз отвечал он. – А кстати, часто они Вас терроризируют?

– Эти-то?! Да тьфу на них! Шпана! Они меня и вовсе не террори… не трер… вобщем не достают.

Ивич по её интонации как-то заключил, что есть между ней и ими – или кем-то из них – какая-то тайна и не стал допрашивать.

Хозяйка не отрываясь смотрела на его губу и всё ненавязчивей касалась своей грудью.

– Нет лекарств-то никаких… – с сожалением промолвила хозяйка, – чтоб опухль-то снять… Может сбегать, а? А что купить-то? Я и не знаю даже…

– Я тоже не знаю… – как-то безучастно ответил Ивич, созерцая какие-то свои мысли.

На кухне светила такая же как и на первом этаже жёлтая лампочка, хозяйка предложила:

– Осталось немного, давай допьём?

Она имела ввиду домашнее своё вино в банке. Это обращение её «давай», впервые за короткое знакомство произнесённое в адрес Ивича, возбудило в нём вновь какой-то запретный интерес к этому второсортному субъекту женского пола.

– Давай. – ответил он. И тут же сам увидел по некоторому молчанию её, что ей тоже понравилось это панибратское обращение «давай».

Она разлила примерно чуть меньше, чем по пол чайной кружки, из которых они и пили, и подала одну Ивичу.

– Залпом? – предложила она.

– Залпом. – ответил Ивич и закинул креплёный компот себе в горло.

Она тоже опрокинула, а после маслеными глазами уставилась в его лицо. Глаза её как бы говорили: «Можно я попытаюсь твои больные вздутые губы вылечить своими здравыми?» Ивич с неопределённостью смотрел так же ей в лицо и как бы отвечал: «Я не знаю, мне всё равно…»

Она медленно приблизилась к его лицу и аккуратно стала касаться своими губами вздувшееся место на его губе, он как-то машинально прикоснулся своей рукой к трикотажной футболке в месте её груди и они стали медленно целоваться.

*

Проснулся Ивич на том же диванчике, ужасно невыспавшийся. Первое что он увидел, это одетую в старый халат на голое тело хозяйку с широкими бёдрами, которая готовила завтрак у плиты и гневными выкриками поторапливала своих детей, которые находились в соседней «комнате» и собирались в школу. Жёлтая лампочка слепила его глаза.