Текст книги "Баронский род Цеге-фон-Мантейфель: линия Эзель – Курск – Пенза"

Борис Петрович говорил об огромном влиянии на него отца: «Для меня не было большего наслаждения, чем оказаться в лесу вместе с отцом. В природе он был для меня волшебником! Прекрасно разбирался в лесной жизни, мог назвать по виду и по голосу любую птицу, знал следы любого зверя, я постоянно у него учился навыкам натуралиста».

В 1925 году Б.П. поступил в МГУ на биологическое отделение физико-математического факультета и закончил его в 1930 г., пройдя спецкурс на кафедре «Гидробиология», руководимой академиком С. А. Зерновым. Осенью 1928 г. он, студент-практик по сбору планктона, впервые был в экспедиции в Баренцевом море, в 16-м рейсе знаменитого научно-исследовательского судна «Персей». В 1929 году его зачислили младшим научным сотрудником в Государственный Океанографический Институт (ГОИН), в Лабораторию планктона, руководимую известными океанологами В. А. Яшновым, и В. Г. Богоровым. Но ему, увлекающемуся жизнью животных, не хотелось заниматься систематикой водных ракообразных, и он решил уехать на Север. В 1932 году Б.П. вместе с женой, бывшей кюбзовкой Верочкой Скворцовой, отправился на Мурманскую биологическую станцию, в город Полярный, расположенный в Екатерининской гавани Кольского залива Белого моря. Сначала его зачислили младшим научным сотрудником, но вскоре перевели на должность заведующего Лабораторией планктона.

В 1941 г. началась война. Борис Петрович подает заявление с просьбой о зачислении добровольцем, но получает отказ, по-видимому, из-за немецкой фамилии. ПИНРО эвакуируют в Архангельск, менее опасный и тоже незамерзающий порт (институт возвратится обратно в Мурманск в 1944 г.). Борис Петрович существенно поддержал население города, разработав эффективные методы лова наваги и сайки. Обнаружив под Архангельском массу морской рыбы, выброшенной на берег, он смог с помощью местной власти организовать вывоз этой рыбы для голодающих.

В 1946 г. Б.П. перевели в Москву во Всероссийский НИИ рыбного хозяйства и океанографии (ВНИРО). В 1949 г. он был назначен заведующим Лабораторией гидробиологии, а впоследствии – еще и Лабораторией ихтиологии. Он участвует в экспедициях в северной Атлантике (к Шпицбергену и Исландии), в Балтийском море (Рижский залив), в Японском море (у Южного Сахалина).

В 1951 году Б.П. получает звание профессора. Когда в 1957 году Георгий Васильевич Никольский был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР, он организовал лабораторию, вошедшую в состав Института морфологии животных АН СССР (ИМЖ), и предложил Б.П. перейти в нее в качестве руководителя группы по поведению рыб. Он принял это предложение.

Много сил потратил Б.П. на развитие науки о поведении животных. Он активно участвовал в многочисленных гидробиологических и ихтиологических совещаниях, выступал на заседаниях с основополагающими докладами по проблемам этологии; в институте он возглавлял межлабораторный семинар по поведению животных. По словам академика Д. С. Павлова, Борис Петрович стал главой «поведенческой школы» в нашей стране.

Научная деятельность Б.П. увенчалась выходом в свет монографии «Экология поведения животных» (М.: Наука, 1980). За эту монографию он был удостоен престижной премии имени И. И. Мечникова».

Похоронен на Донском кладбище.

Книги, труды, монографии (всего 35 работ):

«Живое серебро»

«Навага Белого моря и ее промысел»

«О зимовке сельди Баренцева моря в связи с заходом ее в губы Мурманского побережья»

«Планктон и сельдь в Баренцевом море»

«Экологические и эволюционные аспекты поведения животных»

«Экология поведения животных»

XX.7. Наталья Борисовна Цеге-фон-Мантейфель>> Мантейфель – род. 19.07.1905, Курск?, умерла…

XX.8. Дмитрий Борисович Цеге-фон-Мантейфель>> Мантейфель – род. 28.10.1909, Саранск, умер…

XX.9. Александр Александрович Цеге-фон-Мантейфель>> Мантейфель – род. 31.12.1900, умер 24.04.1901, похоронен 26.05.1901, Самара

XX.10. Александр Александрович?>> Мантейфель – род. 27.09.1904, Златоуст, умер…

XX.11. Нина Александровна Цеге-фон-Мантейфель>> Мантейфель – род. 12.11.1906, Златоуст, умерла…

XX.12. Георгий Андреевич Цеге-фон-Мантейфель>> Мантейфель – род. 21.12.1911, Владивосток, умер 1992?

XX.13. Лев Андреевич Цеге-фон-Мантейфель>> Мантейфель – род. 03.04.1917, Москва, умер июнь 1978, Галич

XX.14. Игорь Андреевич Мантейфель – род. 03.04.1921, Саратов, умер декабрь 1927 (тиф)

XX.15. Алексей Андреевич Мантейфель – род. 07.04.1923, Саратов, умер 07.01.1944, Кировоград

XX.16. Кира Андреевна Мантейфель – род. 01.12.1928, Винница, умерла январь 2005

XX.17. Юрий Сергеевич (фон) -Цеге (?) – род. …, умер…

XX.18. Анатолий Сергеевич (фон) -Цеге – род. 06.07.1912, Симбирск, умер март 1991, Москва

XX.19. Аделаида (Делия) Сергеевна (фон) -Цеге – род. …, умерла…

Поколение XXI.

Поколение XXIА – утратившее родовую фамилию.

СЕМЬЯ АВТОРА

XXIА.1. Владимир Константинович Чернышев

Владимир Константинович Чернышев и Нина Васильевна Захарова

Родители: Константин Петрович Чернышев и Елизавета Валерьевна Цеге-фон-Мантейфель

Род. 05.06.1927, Серпухов, умер 30.04.2005, Москва

Вступление в брак: 1950 Нина Васильевна Захарова род. 22.02.1928, Горки, умерла 27.09.2003, Саров

Советский и российский физик, доктор физико-математических наук, сотрудник Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (ВНИИЭФ) с 1950 по 2005 год, специалист по магнитному обжатию вещества и взрывной магнитной гидродинамике. Основатель российской научной школы взрывной магнитной гидродинамики. Автор более 300 научных работ, 40 изобретений и более 100 докладов на научных конференциях и в журналах.

1949 – окончил Московский инженерно-физический институт (МИФИ). Затем по программе разработки ядерного оружия был распределен в КБ-11 Первого отделения (сейчас – сектор 3 ВНИИЭФ) в Арзамас-16 (ныне – город Саров Нижегородской области).

С 1955 – начальник научно-исследовательского отдела сектора 3 ВНИИЭФ.

1979 – ученая степень доктора физико-математических наук (минуя присвоение степени кандидата физико-математических наук и учитывая выдающиеся достижения)

1989 – заместитель главного конструктора, начальник отделения 38.

С 1994 – заместитель научного руководителя ВНИИЭФ.

В начале своей научной карьеры во ВНИИЭФ работал над проблемой безопасных взрывателей, являвшейся одной из наиболее важных для развития ядерных технологий в то время. Им были разработаны безопасные электродетонаторы. Они положили конец всем несчастным случаям (в том числе с летальными исходами) при работе с ЭД, что явилось решающим вкладом в обеспечение безопасности ядерного арсенала страны.

В 1950-х годах он увлекается идеей А. Д. Сахарова кумуляции энергии магнитного поля при помощи взрыва, направленного на сжатие магнитного потока, с целью использовать ее для задач термоядерного синтеза. Это направление стало главным в дальнейшей научной деятельности В. К. Чернышева.

Самым важным из достижений ученого стала разработка и создание магнитокумулятивных взрывных генераторов, которые позволили достичь показателей, недоступных для других импульсных устройств: генерируемый ток силой в 300 МА и 200 МДж энергии в импульсе длительностью 12 мкс. В 1998 году за эти работы В. К. Чернышев был награжден премией Правительства Российской Федерации. Его команда разработала серию генераторов «Поток» и различные типы переключателей, предназначенных для уменьшения длительности генерируемых импульсов. Эта работа увенчалась достижением силы тока в 90 МА в импульсе длительностью 1 мкс.

В.К.Чернышеву принадлежит ряд достижений мирового класса в новой перспективной области науки и техники:

– сверхмощные импульсные источники энергии для термоядерных, физических и народнохозяйственных применений и сверхмощные импульсные источники нейтронов;

– экспериментальное доказательство возможности сферической симметризации сжатия термоядерной мишени с помощью магнитного поля, имеющего аксиальную симметрию;

– получение более 1013 термоядерных реакций в мишени системы МАГО.

В. К. Чернышев стал инициатором первых совместных исследований ВНИИЭФ и национальной лаборатории Лос-Аламоса (Los Alamos National Laboratory – LANL), начавшихся в 1992 году. Также под его руководством были проведены российско-французские исследования (ВНИИЭФ – CEA/DAM (Direction des applications militaires (DAM) and Commissariat à l’énergie atomique (CEA)). Серия совместных российско-американских и российско-французских исследований проводились попеременно в России и США, а также в России и Франции соответственно.

Спустя некоторое время после смерти Владимира Константиновича его коллега, Валерий Борисович Куделькин, написал о нем книгу «Воспоминания о Владимире Константиновиче Чернышеве», напечатанную издательством «Интерконтакт» в 2017 году. Ниже – выдержки из книги, посвященные разным этапам жизненного пути В. К. Чернышева.

Детство:

«Семья… состояла из 8 человек, … жили в одной комнате трехкомнатной коммунальной квартиры в Люблино, – спали даже под столом. Отец (В. К. Чернышев – прим. автора) всегда проявлял хорошие способности к учебе, несмотря на то, что трудно было даже делать уроки. Он рассказывал, что как только он погружался в учебник, то переставал слышать, что происходит вокруг: предмет изучения его полностью поглощал. Сохранились его школьные дневники; листаешь их и поражаешься: даже все текущие оценки – пятерки. Он учился на отлично, но не был зубрилой, учеба давалась ему легко… Так же, как и все его сверстники, он любил гонять в футбол с ребятами во дворе.

Его детство пришлось на время начала сталинских репрессий. Он рассказывал, что иногда происходили удивительные вещи: вечером ребята играли вместе во дворе, а наутро квартира, в которой жила семья одного из мальчишек, оказывалась опечатанной. Соседи видели, как на рассвете к дому подъезжал черный «воронок», и всю семью забирали. Семья исчезала неизвестно куда, и больше их никто никогда не видел.

Когда началась война, Володя закончил шестой класс средней школы №49, что находилась в Люблино. Причем закончил на одни пятерки, как и все остальные классы. Сохранились ведомости. Учеба прекратилась, всех старшеклассников послали работать в поле, пахать на лошадях, убирать урожай. Здесь он научился обращаться с лошадьми: запрягать и рассупонивать».

Юношество:

«В 1944 году Владимир экстерном сдал экзамены за полный курс школы. Когда война подходила к концу, встал вопрос, что делать дальше. Отчим (родители Володи развелись, когда он был еще маленьким – прим. автора) хотел, чтобы Володя шел работать в депо или на завод: тяжело было кормить большую семью. Но мама Володи сказала: нет, если он хорошо учится, пусть идет учиться дальше – в институт. В 1944 году Володя стал студентом Московского механического института (нынешний МИФИ).

Юрий Алексеевич, брат В. К. Чернышева: «Во время учебы в институте Володя заканчивал чертеж для курсового проекта. Расположив большой лист ватмана на обеденном столе (другого места не было), он тщательно обводил тушью чертеж. И вот, когда лист уже был готов, я, играя, попал мячом в пузырек с тушью. Тушь вылилась на чертеж и полностью его испортила. Я с ужасом смотрел то на Володю, то на лист и ждал кары. Кары не последовало: Володя с чувством большого огорчения посмотрел на лист, потом на меня…, потом достал чистый лист и принялся чертить все с нуля. Чертил почти всю ночь. Сегодня мне кажется, что я на его месте задал бы брату изрядную трепку».

После войны Елизавета Валерьевна (мать В. К. Чернышева – прим. автора) сидела с детьми, младшая дочь только родилась, а отчим работал… машинистом компрессорной станции. Денег катастрофически не хватало, и чем только не приходилось заниматься студенту Володе, чтобы подзаработать. Вместе с отчимом они изготавливали бидоны из жести на продажу, делали женские заколки для волос с помощью самодельного штампа. Для этого Володе иногда приходилось по несколько часов в день крутить ручку, расположенную на ободе огромного тяжелого маховика, а потом все дети на эти заколки надевали цветную фольгу, – и красивые заколки шли на продажу».

Начало работы:

«После окончания института с красным дипломом перед ним встал выбор: учеба в аспирантуре или работа. Как отличному студенту ему предлагали остаться в аспирантуре. Но ему хотелось поскорее начать работать, что-то делать, получать результат. Его захватила возможность начать работу на новом объекте, где все только начиналось, где можно было самому начать строить свою жизнь. И дальше в его работе на протяжении всей жизни его увлекали самые захватывающие цели и задачи, те, про которые говорили, что они невыполнимы, что это сделать невозможно…

Советское правительство проводило отбор одаренных выпускников ВУЗов по всей стране для их участия в ядерной программе. Все кандидаты проходили тщательный отбор… В числе других был выбран и Владимир Чернышев. Так он и оказался в Арзамасе-75 (так назывался Саров до 1966 г. – прим. автора).

Из воспоминаний В. К. Чернышева, записанных его братом Юрием Алексеевичем на диктофон:

«… Была очень сильная дипломная комиссия. Председатель комиссии, известный физик-оптик Ландсберг, задал мне несколько вопросов, похвалил за выполненную дипломную работу и сказал, что ставит мне отличную оценку и диплом мне выдает с отличием.

Через два дня нас опять собрали, и Ландсберг сказал: «Мы вас учили тут добротно и хорошо пять лет, старались, вложили в вас все, что вам потребуется. И сами вы неплохо учились. А теперь я хотел бы вам сказать следующее: забудьте все, чему мы вас учили. С завтрашнего дня начнем учить вас совершенно новым вещам, которые вам действительно будут нужны. И вы будете учиться полгода, до нового 1950 года.

Заканчивая выступление, он сказал: если вы все это освоите, то на какой бы участок работы, и в какую бы область физики вас ни бросили, вы везде сможете работать успешно на уровне передовых специалистов. Это был 1949 год…

…И началось опять: уравнения математической физики, теплопроводность, уравнения в частных производных, – всякие: такие, сякие, эдакие. Радиотехника – полный курс, редкоземельные элементы, автоматизация физических процессов, атомная физика, ядерная физика, лабораторные работы, начиная с повторения опытов Милькена классических и опытов Штерна-Герлаха и прочее, прочее, прочее. Все это понеслось каждый день с утра до вечера. Потом экзамены в конце, штук шесть. Сразу после экзаменов 16 января нас погрузили в самолет и отправили Бог знает куда. Летим… средняя полоса… какая-то речушка.

Прилетели, нас отправили покушать, приходим в столовую. А там разносят пиво, красное вино и все так дешево. Мы думаем: ничего себе попали! А назавтра велели приходить к 8-ми на работу. Меня спросили, чем хотел бы заниматься. Я сказал, что хотел бы заниматься экспериментальной работой.

Я попал в отдел Михаила Яковлевича Васильева. Я вспоминаю его с большой теплотой. Это был известный специалист в области кумуляции: кумулятивные заряды для танков, противотанковые… Он тогда получил за них Сталинскую премию. Он мне сказал: вот мы тут занимаемся созданием вещей, в основе которых лежит взрывчатка и взрывные процессы. Прошу обратить внимание, что взрыв капсюля может возникнуть по совершенно случайной причине, и нужно быть чрезвычайно осторожным.»

Детонаторы изготавливались из азида свинца и взрывались черт знает от чего. При работе с ними нужно было одеться в хлопчатобумажную одежду, на ноги надеть кожаные сапоги или что-то вроде тапок, прошитых латунной проволокой, на рукавах должны были быть обшлага с оплеткой из провода, присоединенной к металлическому штырю, вбитому в землю.

Было несколько несчастных случаев. Один из инженеров решил смахнуть пылинку. В результате – взрыв, отлетели два пальца.

У меня появлялась мысль: а если это произойдет, то успеешь сообразить, что хана?

У нас был отдел, капсюльный, … Леонидович вызывает меня и спрашивает:

– Владимир Константинович, Вы что, действительно решили сделать безопасные детонаторы?

– Да.

– А Вы знаете, что нигде в мире, хотя попытки были, это не удалось?

– Знаю.

– И что, а Вы думаете, что Вам это удастся?

И они так искренне стали смеяться. И я рассмеялся вместе с ними».

Далее из разговора с братом Юрием Алексеевичем под диктофон:

«Получается, что все задачи, которые перед собой ставил, ты выполнил.

– Да, получается, так.

– Но это счастье, Володь, значит, ты счастливый человек.

– Есть еще очень интересные задачи. Жаль, жизнь коротка.

– Как коротка? Ты пятьдесят лет уже отработал, даже больше. Одно дело, что она физически коротка…

В.К., перебивая:

– Еще бы столько, ведь интересно! (смеется)».

Вот рассказ Владимира Константиновича об испытании атомной бомбы на полигоне, на котором он присутствовал. Раннее утро, небо еще темное, но солнце должно вот-вот взойти. И вдруг над горизонтом появились две светлые движущиеся точки. Это были самолеты, освещенные еще не взошедшим солнцем. Они приближались, увеличивались в размерах, скоро стал слышен все усиливающийся гул. Откуда-то лилась музыка: «Бэсамэ, бэсамэ мучо…» И на фоне этой дивной мелодии начался обратный отсчет времени: девять, восемь, семь… Потом – ослепительная вспышка, как будто зажглась тысяча солнц! Поразителен был контраст: мелодия, полная жизни и чувств, и ядерный взрыв, смертельный для всего живого!»

Международное сотрудничество:

«Впервые идея о сотрудничестве с США пришла в голову Владимиру Константиновичу в конце 80-х. Идея была настолько смелой, что многие были не готовы ее воспринять. Проводить эксперименты совместно с учеными страны – своего главного идеологического противника, да еще в такой чувствительной области, как ядерная физика – это казалось невероятным!

В. К. Чернышев вспоминал, как на одной из научных конференций они сидели за столом с руководителями американской делегации. Он выдвинул идею проведения совместных российско-американских опытов в области взрывомагнитных генераторов. Это была чувствительная, как говорят американцы, область науки, относящаяся к оборонной отрасли. Поэтому предложение прозвучало как гром среди ясного неба и вызвало шок у присутствующих. Владимир Константинович рассказывал, что после долгой паузы один из американских руководителей повернулся к другому и ошарашенно спросил: «Is he crazy?» (Он что, сумасшедший?)…

Вот как описывает этот эпизод его участник с американской стороны Боб Рейновски:

«Я впервые познакомился с Чернышевым на конференции в Новосибирске в 1989 г. Английский язык Владимира Константиновича был превосходен, чего нельзя сказать о моем русском. Тогда он впервые высказал невероятную идею – объединить систему импульсной мощности ВНИИЭФ и экспериментальные возможности, и диагностику США. Я просто закатил глаза в небо, потому что не был уверен, правильно ли я понял то, что услышал. И первая моя реакция была – мысль, что пройдет много-много лет, прежде чем это будет возможно. Мы еще не знали, что через два дня после первой встречи снова встретим В. Чернышева, А. Павловского и Р. Людаева на конференции в Калифорнии. Подходила к концу холодная война, и мы были настороженно-осмотрительны, в то время как Владимир Константинович кипел идеями. И когда идея объединения, идея совместных усилий была высказана во второй раз, я отнесся к ней всерьез».

Некоторые могут задать вполне правомерный вопрос…: как же наши ноу-хау? Что ж, отдавать американцам наши секреты?

В. К. Чернышев: «… Американцы хотели, чтобы мы, заключив контракт и работая совместно, полностью открыли все свои наработки и ноу-хау. Мы же согласились только на то, что будем проводить совместные опыты: мы предоставляем всю установку, а американцы – часть диагностики. Опыты проводились поочередно – то в России, то в Америке.

…Впервые встретившись с американскими учеными после многолетней идеологической пропаганды и создания образа врага, мы увидели, что они оказались очень славными людьми, во многом похожими на нас, и точно так же относились к политике и пропаганде».

30 апреля 2005 года после продолжительной болезни В. К. Чернышев скончался в московской больнице. Вскоре на сайте ВНИИЭФ был опубликован некролог. Позднее, 7 июня 2017 года, там же вышла статья «Памяти Владимира Чернышева». Не обошли стороной эту утрату для мировой науки и зарубежные СМИ. Так, на сайте американского журнала «Physics today» в июньском номере за 2006 год вышла статья под редакцией ученых Ирвина Линдемута, Роберта Рейновски и Владислава Мохова «Владимир Константинович Чернышев». Достаточно привести всего одну фразу из этой статьи: «Russia and the world have lost a brilliant man whose work will be studied for generations to come» («Россия и мир потеряли выдающегося человека, чьи труды будут изучаться будущими поколениями»).

***

Сотрудничество ВНИИЭФ/LANL вызывало огромный интерес у средств массовой информации. Покойный Джордж Крайл, репортер и продюсер американской телевизионной компании CBS, приезжал в Саров благодаря помощи Влада, а также сопровождал команду ВНИИЭФ/LANL на пути из Лас-Вегаса в Лос-Аламос в 2001 году. Узнав о смерти Влада в 2005 году, Джордж написал:

«Всегда хотел, чтобы представилась возможность продолжить интервью с Чернышевым. Что-то потрясающе чистое, зрелое и особенное было в его уме и душе – словно он видел что-то за гранью текущей ситуации, видел что-то далеко впереди, что придавало ему энергию, толкало, тянуло его или же просто заставляло его двигаться вперед. Я все еще ощущаю силу энергетического поля, которое окружало его, когда он находился в движении, а было это практически всегда… но что меня всегда поражало – это большое количество мирных тем, возникавших в вашем сотрудничестве – демонстрация в исключительно человечном контексте того, как можно найти путь, альтернативный планированию массовых смертей и разрушений».

***

Награды:

Сталинская премия 3-й степени (1953) – за разработку кинематики и динамики обжатия взрывом применительно к изделиям РДС-6с и РДС-5

Орден Трудового Красного Знамени (1956)

Орден Ленина (1960)

Ленинская премия (1962)

Государственная премия СССР (1980)

Премия Правительства Российской Федерации в области науки и техники (1998) – за создание сверхмощных взрывомагнитных источников энергии и их применение в научных исследованиях

Премия Эрвина Маркса (международная премия Института инженеров электротехники и электроники США) (2003)

СЕМЬИ ДРУГИХ РОДСТВЕННИКОВ АВТОРА

XXIА.2. Ирина Алексеевна Турицына – род. 18.06.1936, Москва, умерла 22.02.2006, Москва

XXIА.3. Юрий Алексеевич Турицын – род. 22.02.1939, Москва

Является членом современного Дворянского собрания. 25 июля 2022 года я сделал с ним небольшое телефонное интервью, некоторые выдержки из которого приводятся в этой книге. Ниже – одна из таких выдержек.

Ю. А. Турицын: «Когда я с Петером (Петер Цеге-фон-Мантейфель – прим. автора) разговаривал, еще моя дочь Юлиана жила в Москве, мы по телефону говорили. Петер сказал: «у меня вот четыреста с чем-то страниц в книге, но я ее еще не закончил». Я так понимаю, он ее до самой смерти не закончил. У меня есть его фотография с женой.

Обе мои дочери, Ира и Юлиана, ездили к нему во Франкфурт-на-Майне. Когда это было? Наверное, года за три до смерти Петера (вероятно, между 2016 и 2018 гг. – прим. автора). Ира должна помнить точно. Съездили неудачно. Они с Юлианой были в Кельне, договорились о встрече. У Юлианы уже тогда был хороший немецкий, так что пообщались. Петер сказал, что встретит их на вокзале. И тут внезапно у Юлианы появился жуткий насморк. Она сказала – куда я поеду, его заражать? И осталась. Ира поехала одна, а у нее английский был на бытовом уровне, не более того. Петер ее позвал к себе домой, она пила чай у них, они ее чем-то угостили.

Вот что интересно. У Петера в доме лестница на второй этаж, там на стенах – фотографии, картины. И в рамке под стеклом – кусок обоев из того дома, который они оставили, когда уезжали из Эстонии. Жил ли он на Эзеле? Думаю, что нет. Но не знаю точно.

От Петера мы узнали, что есть какое-то общество Мантейфелей. Моя внучка Юля хотела туда вступить, но ей сказали, что нельзя: там только мужчины. Базируется оно в Германии, вероятно, во Франкфурте-на-Майне».

XXIА.4. Галина Алексеевна Турицына – род. 12.06.1941, Москва

XXIА.5. Нина Алексеевна Турицына – род. 24.09.1945, Москва, умерла 13.07.1999, Москва

Поколение XXIB – сохранившее родовую фамилию (предки других ветвей линии).

XXIB.1. Юрий Борисович Мантейфель – род. 09.02.1933, Полярный, умер 16.05.2016, Москва, похоронен 19.05.2016, Хованское кл.

Вступление в брак: 30.12.1956 Валентина Михайловна Малютина

Доктор биологических наук. Заведующий Лабораторией сравнительной нейробиологии низших позвоночных Института проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова РАН.

На сайте Российской государственной библиотеки хранится в электронном виде его кандидатская диссертация – «Электрофизиологический анализ реактивных потенциалов крыши среднего мозга аксолотля и лягушки».

Живо и интересно писал о нем его ученик А. Н. Решетников в материале «Памяти Юрия Борисовича Мантейфеля», опубликованном на сайте Института проблем экологии и эволюции им. А. Н. Северцова РАН. Ниже – выдержки из этого материала:

«Конечно, воспоминания об ученом подразумевают перечисление его научных достижений, что уже отчасти сделано на страницах этого сборника, но в данном очерке описаны непосредственные впечатления от общения с этим замечательным человеком, на котором лежит отсвет той, давно ушедшей, дореволюционной интеллигенции. Он был высоко эрудированным ученым с комплексным взглядом на научные проблемы и одновременно скромным человеком, позитивным, простым в общении, доброжелательным, неизменно улыбающимся, с хорошим чувством юмора и самоиронии.

К тому времени, как я узнал Юрия Борисовича в 1991 году, его жизнь подчинялась определенному, давно сложившемуся годичному ритму. Зимой он работал в Москве: обрабатывал результаты летних экспериментов, писал научные статьи, готовил разного рода рецензии, отзывы на диссертации, участвовал в заседаниях Ученого совета, комиссиях и других мероприятиях Института. В конце апреля – начале мая он выезжал «глотнуть свежего воздуха» на весеннюю охоту в глухие леса северо-запада Тверской области. Июнь Юрий Борисович проводил на гидробиологической станции «Глубокое озеро» в Рузском районе Московской области, где ставил исследовательские эксперименты, изучая тончайшие нюансы скрытого от глаз поведения головастиков лягушек и жаб. В июле возвращался в Москву к любимой супруге Валентине Михайловне, а на август, порой прихватывая и часть сентября, отправлялся вместе с ней чаще всего снова в тверские леса, где они жили уединенно среди дикой природы. После возвращения из Тверской области «в город» годичный круг замыкался, и Юрий Борисович вновь включался в насыщенную жизнь Института, где он был всегда востребован.

Он живо интересовался всем, что происходило в природе, будь то выход серых жаб на вечернюю охоту у ступеней крыльца, либо поведение серой мухоловки, которая ежегодно выводила своих птенцов в старом полуразвалившемся гнезде ласточек-воронков рядом с дверью жилого дома. Однажды автор этих строк обнаружил на лесной дороге в 200 м от биостанции свежие следы медведя. В тот июньский день 79-летний ученый переутомился, измерил давление и принял лекарство, но по ошибке вместо повышающего давление выпил понижающее. Давление рухнуло, и он слег в постель. Я пришел его поддержать, поинтересовался, может ли у больного повыситься давление при появлении экстраординарных новостей? «Да, конечно». «Тогда слушайте: у нас появился медведь». Юрий Борисович заметно оживился, узнав о том, что вблизи биостанции бродит медведь. Он рассматривал сделанные мной фотографии, комментировал со знанием дела: «это след правой передней ступни, а здесь пятка видна – это отпечаток задней лапы». Каково же было мое удивление, когда вечером того же дня Юрий Борисович был уже на ногах и, несмотря на недомогание, с упорством настаивал, чтобы я проводил его на место, где были встречены следы зверя.

До конца 1990-х годов лаборатория Мантейфеля базировалась в старом деревянном двухэтажном особняке на ул. Пятницкой, дом 37, занимая второй этаж. Еще в её распоряжении находился сводчатый подвал, в котором помещались ванны с черепахами, аквариумы с рыбами, террариумы с земноводными. Удаленность от основного здания Института и уют старого купеческого здания создавали практически домашнюю обстановку. В комнате, где сотрудники собирались на обеденный чай, на столе стоял самовар, а на стене висела репродукция колоритной картины Б. М. Кустодиева «Московский трактир». Атмосфера в лаборатории была спокойной, рабочей, творческой. Однако постройка была старой и весьма ветхой, в подвале случались разливы воды из ржавых труб, а на втором этаже – протечки дождевой воды. После очередной протечки сотрудники приобрели привычку, уходя с работы, накрывать компьютеры и другую оргтехнику полиэтиленовой пленкой. Юрий Борисович занимал самую маленькую, узкую комнату с единственным окном. Было замечено, что по штукатурке потолка в этой комнате поползли трещины, часть штукатурки кусками провисла над креслом заведующего. Когда Юрия Борисовича не было в комнате, Сергей Марголис, стоя в дверном проеме, постучал древком швабры по штукатурке. В ответ на это действие потолочное перекрытие незамедлительно рухнуло, прогнившие бревна старинных перекрытий оказались на полу комнаты, а все соседние помещения наполнились тончайшей белой пылью от старой штукатурки. По сути, С. Марголис спас Юрия Борисовича. В начале XXI века лаборатория переехала в основное здание Института на Ленинском проспекте.

В общении Юрий Борисович был мягок. В разговоре с друзьями и коллегами, в том числе с молодыми сотрудниками, никогда не подавлял собеседника своими знаниями, но всегда был готов растолковать, объяснить, если его собеседникам было что-то непонятно. У него всегда находилось время для обсуждения любых вопросов: от бытовых мелочей до серьезных научных проблем. Доступность и простота в общении создавали в лаборатории здоровую рабочую атмосферу. Юрий Борисович всегда опирался на положительные качества своих сотрудников, а к мелким недостаткам и человеческим слабостям относился снисходительно. Он был объединяющим центром. Благодаря его авторитету и обаянию весьма разные люди, которых трудно было бы представить вместе в другой ситуации, составляли единую лабораторию.

Юрий Борисович говорил в шутку, что любая работа выполняется в три этапа: сначала спячка, потом раскачка, затем – горячка. Уникальность его самого заключалась в том, что необходимые институтские отчеты или отчеты по проектам научных фондов он готовил заранее в спокойном режиме и подавал на день-два раньше срока. Обязательность и самоорганизованность Юрия Борисовича вызывали глубокое уважение коллег. Юрий Борисович был востребован в качестве эксперта по многим вопросам, руководство Института всегда прислушивалось к его авторитетному мнению.