Текст книги "Черника в масле"

Глава 10

Возвращаться в квартиру не хотелось. Так и стоял бы на балконе, смотрел, как солнце клонится к закату над городом, поджигая оранжевым отражением окна в домах, слушал шелест ветра, свист и писк стрижей, гоняющихся за насекомыми в тёплом майском воздухе. Однако не торчать же здесь до глубокой ночи. Ноги устанут, пожрать захочется, туалет опять же. Рано или поздно придётся вернуться. И лучше рано, пока его отсутствие не стало слишком нарочитым и не похоронило надежды на благополучное завершение субботнего вечера. И какого, спрашивается, лешего он остался в городе? Мог бы уехать, как все нормальные мужики, на рыбалку, сидел бы к вечеру довольный и пьяный. Но нет же, «надо проводить время с семьёй»! Ох-хо-хошеньки…

Александр отвернулся от манящей картины свободы за перилами балкона, толкнул дверь в комнату. Прошлёпал босыми ногами через спальню, коридор, заглянул в гостиную. Так и есть. Воздух прямо-таки позванивает, наэлектризованный раздражением и недовольством. Сын Денис благоразумно свалил в свою комнату, сидит, небось, сейчас и рубится в какое-нибудь игрище. И плевать ему на внутрисемейные дрязги, отгородился от них дверью, спиной, наушниками – моя хата с краю. Чёрство, конечно, но и осуждать не хочется. Нафига парню в пятнадцать лет вся эта головная боль? Придёт время, напялит себе ярмо на шею, тогда и будет разгребать дерьмо в своём курятнике.

Он помялся пару секунд на пороге. Ладно, отступать будет ещё хуже. Если где-то загноилось, надо вскрывать и чистить, пока ещё не поздно. Прикинул, куда бы сесть. Дочь целенаправленно оккупировала диван, завалила всё вокруг себя подушками, недвусмысленно намекая: «Моя территория, не приближайтесь». Жена Наталья уселась в кресло у окна, демонстративно делает вид, что читает и ей плевать на всё с высокой колокольни.

«Вот ведь упрямая кобыла!». За каким, спрашивается, лядом сдались ему все эти бабские тараканы в головах! По-хорошему, по справедливости, решать вопросы женской части семьи – это её святая обязанность. Мало того, что он их кормит, содержит, обеспечивает социальный статус – а это сейчас поважнее денег будет – так он ещё и должен разбираться в гормональных проблемах половозрелой дочери!

Достаточно подогрев такими мыслями градус своего внутреннего негодования, Александр прошёл на середину гостиной, взял стул, поставил его спинкой к двум своим женщинам, уселся верхом, облокотился.

– Ну?

Жена оторвала взгляд от страницы, которую демонстративно читала, скосила на него глаза. Дочь не удостоила даже этого, продолжала пялиться в свой планшет. Только скулы слегка порозовели.

– Будем играть в молчанку или всё-таки поговорим?

Дочь наконец-то подняла глаза, посмотрела исподлобья. Видимо, некоторое время шевелила мозгами, прикидывая, какую тактику избрать. Почему-то решила выбрать вариант недоумевающей невинности. По ещё действующей подростковой привычке, не иначе. Плохой выбор, дочка.

– Ты это мне?

– Вообще-то я надеялся на общий, семейный разговор. – Александр попытался добавить максимальное количество стали во взгляд, который адресовал жене. Та соорудила на лице каменную непроницаемую мину и отложила книгу в сторону.

– И что же ты, хотел… обсудить? – спросила дочь с максимально невинным видом.

– Ну, не твои оценки в институте.

– Тогда что?

Александр метнул в жену ещё один тяжёлый, как копьё, взгляд.

– Милая, ты не напомнишь, о чём мы говорили сегодня утром? – хватит отсиживаться в кустах, давай, подключайся!

Наталья вздохнула, потянулась.

– Дарья, мы с твоим отцом сегодня утром обсуждали твои отношения с очередным мальчиком, Максимом.

– Да? – недоумевающая невинность немедленно растворилась, уступив место полной готовности к агрессивной обороне. Румянец на щеках добавил пару тонов в яркости. – А вы что – мои однокурсницы, чтобы обсуждать мои отношения? Или вам поговорить больше не о чем?

Жена дёрнулась было вспылить, ввязаться с ходу в свару, но Александр вовремя вскинул ладонь предупредительным жестом.

– Во-первых, – произнёс он на пару децибел громче обычного, – Мы, как твои родители, имеем гораздо больше поводов и прав обсуждать твои отношения, чем какие-то случайные, посторонние личности, с которыми ты по чистому совпадению учишься в одном ВУЗе. Во-вторых, нам, конечно, есть о чём поговорить.

Тут он приврал. У них с женой уже давно нет общих тем для разговоров – серьёзных, важных или просто интересных обоим. Так, повседневная рутина, бытовуха. Не более. Из-за того, что дочурка мелким замечанием исхитрилась попасть в больное место, Александр разозлился ещё больше.

– Но для нас сейчас то, что происходит с тобой, является самым важным. Я бы, даже сказал, первостепенным.

– Ну и? Чем же вас так напрягают мои отношения с «очередным» мальчиком? – Слово «очередным» прямо-таки сочилось ядовитым сарказмом.

– Ну, для начала нас напрягает то, что мы не знаем степени серьёзности ваших отношений. – Наталья начала разыгрывать карту мудрой, доминирующей самки, королевы прайда. – Всё, что мы знаем, это обрывки разговоров, слухи и то, о чём пробалтываются твои подруги.

– Да? И о чём же эти… «подруги» успели проболтаться?

– Много о чём. Правда, недостаточно, чтобы мы составили себе ясное представление, но вполне хватает для того, чтобы мы с твоим отцом начали тревожиться.

«Твоим отцом». Второй раз подряд. Когда-то определение «твой папа» было более популярным.

– Господи! Да что ж всех так тревожит в моей личной жизни?! – Дарья отшвырнула планшет в сторону, откинулась на спинку дивана, скрестила руки на груди.

– Даша, мы не собираемся лезть в твою личную жизнь…, – ещё не договорив эту фразу, Александр сообразил, что сморозил глупость. Дочь не упустила такую блестящую возможность.

– Да? А сейчас это что такое происходит?

– Даша… Ладно, ладно! – он был зол на себя из-за нелепой промашки. – Да, мы суём нос в твои дела, согласен! Но делаем это не потому, что нам заняться нечем, а просто хотим помочь тебе не наделать ошибок, о которых ты можешь даже не догадываться.

– Это каких же? Только не вздумайте учить меня, как предохраняться. Слава богу, это я уже знаю!

– Дарья!

– Что? Блин, да вы начнёте уже говорить по делу или вам просто хочется вынести мне мозг?

– Прекрати повышать голос!

– Сама прекрати!

– Потише вы, обе! Пожалуйста, – Александр сделал ещё одну попытку удержать разговор от скатывания в банальный скандал, результатом которого будут слёзы, вопли, крики, обиженное молчание на несколько дней и ни одного полезного действия. – Даша, мы не собираемся запрещать тебе встречаться с молодыми людьми…

– Попробовали бы, – процедила дочь сквозь зубы как бы про себя, но достаточно громко, чтобы сообщение дошло до адресатов.

– Дарья!

Александр снова вскинул руку, призывая жену к терпению, наградил тяжёлым взглядом. Коль уж ты, вся такая умная и толковая, не снизошла до того, чтобы разрулить ваши женские сопли самостоятельно, то теперь сиди и не тявкай. Смотри, как будет работать артиллерия резерва главного командования.

– Не собираемся, да. Но нам не хочется, чтобы ты тратила своё время на отношения, которые не принесут тебе никакой пользы.

Дочь ощетинилась, но промолчала, только мрачно зыркала глазами – то на мать, то на отца.

– Вот этот твой Максим, он из какой семьи?

– Какая разница? Он… он хороший человек.

– Может быть. Нет, – Александр сделал широкий примирительный жест рукой, означающий: «Верю, верю всякому зверю», – Я абсолютно уверен, что он хороший человек. С поганцем ты бы не связалась, ты ж не дура.

Ход грубый, но Дарья проглотила лесть спокойно, не отреагировала никак.

– Но видишь ли, милая. Просто быть хорошим человеком сейчас недостаточно. Хороших людей, парней, много. И свет не сошёлся клином на ком-то одном. Я понимаю, что ты сейчас с этим не согласна, что у тебя есть масса аргументов, почему так важен именно этот, конкретный мальчик.

«И большинство этих доводов не стоят выеденного яйца» – подумал он про себя, но благоразумно не озвучил эту мысль.

– Со временем ты поймёшь, что помимо личных качеств в наше время очень важна среда происхождения, социальный слой. Нет, я не хочу сказать, что у нас тут новая кастовая система, неприкасаемые, все дела. Конечно, нет. И само собой считается, что любой может достичь всего, чего угодно, если будет стараться. При условии, ежели он россиянин по паспорту, а не таджик с завода, который с мастером общается через переводчика. И да: по телевизору и на любом молодёжном слёте, на каждом новостном портале и в любой социальной сети тебе будут рассказывать и даже приводить примеры, как труд, счастливая случайность и знакомство с нужными людьми позволили подняться наверх кому угодно, хоть простому крестьянину. Вот только тебе полезно бы уже понять и твёрдо уяснить раз и навсегда, что всё это полная и безоговорочная херня!

– Саша!

– Извини. Но это на самом деле так. Всё это действительно хренотень, иллюзия, которую зачем-то продолжают вливать в свободные уши. Хотя, честно говоря, я не припомню за последние лет двадцать времени, когда это правило действительно работало. Конечно, когда я был сопливым лейтенантом только что после училища, тогда действительно было чувство, что мы вот прямо сейчас – раз! – и встанем с колен, и всё у нас пойдёт, как нам хочется. Помнится, некоторые тогда даже погоны поснимали, ломанулись на гражданку – воплощать мечты, добиваться успеха. Вот только добились его почему-то в основном те, у кого папа остался дослуживать в генералах. Или кто в партию подался. В правильную. А остальные…, – он махнул рукой, не стал углубляться в тему.

– Так вот, Даша, милая, ты уже взрослая девушка, тебе девятнадцать лет. Запомни, пожалуйста: нет никакого внезапного успеха, обязательного вознаграждения за упорный труд и самопожертвование, никаких чудесных… этих, как тогда говорили? – он посмотрел на жену. Та пожала плечами. – А, социальных лифтов! По крайней мере, не в это время и не в этой стране. Единственный работающий социальный лифт, который я знаю – это если ты выйдешь замуж за сына министра, а Денис, скажем, женится на дочери начальника Генерального штаба. Вот тогда да, будет и лифт с позолоченным поручнем, и ковёр на полу, и прочие финтифлюшки. Если же нет, то остаётся медленный неторопливый путь – пристраиваться там, где ты есть и не спеша карабкаться вверх. А в твоём случае, милая, есть ещё одна очень большая опасность – сесть на лифт, который едет не в ту сторону. Брату твоему проще. Он закончит свою кадетскую школу, пойдёт в училище или в военный институт, не суть важно. Важно, что он будет уже потомственным военным, продолжателем династии, частью корпорации, сословия, называй, как хочешь. Чтобы слететь с этого уровня вниз, ему придётся очень здорово накосячить. Честно говоря, я боюсь даже себе представить, что он должен будет натворить. Так вот он, скорее всего, сможет стать «социальным лифтом» для какой-нибудь девочки снизу – из семьи врачей, учителей. Инженеров, на худой конец. Хотя поверь, мы с матерью постараемся и ему объяснить, что взгляд нужно держать чуточку повыше, а не рассматривать то, что под ногами. А ты…

– Что я? – с немедленным вызовом отреагировала дочь.

– Ты? К сожалению, если ты свяжешь свою судьбу с кем-то, кто стоит на ступеньку ниже нас по социальной лестнице, то это не поднимет его автоматически до твоего уровня. Прости, я понимаю, что это звучит обидно, но наше современное общество качнулось в сторону традиционных правил. Может со временем оно накренится обратно и наступит равновесие, но я бы на это сильно не рассчитывал. За свою сознательную жизнь я припоминаю только несколько моментов относительного баланса. Очень коротких моментов. Теперь я точно знаю, что каждая точка равновесия – это короткая остановка на пути к новому глубокому крену. Причём каждый раз к какому-то новому. Ну, да ладно, не об этом сейчас речь.

Он приложил к лицу ладони, потёр щёки.

– Так вот, что касается тебя. Связавшись с выходцем снизу, ты, возможно, приподнимешь его. Но и сама скатишься ему навстречу. В итоге ваше новое положение окажется где-то между двумя общественными слоями. Там вы будете болтаться, слишком крутые для одного круга общения и не очень желанные в другом. А-а, не торопись, дай я поясню. Мы с матерью и братом ни в коем случае от тебя не откажемся, ты наша дочь, мы тебя любим. Будь дело по-другому, мы бы не вели сейчас эту неприятную для всех беседу.

Беседа действительно была неприятная. Наталья отвернулась, смотрела в окно. Дарья по-прежнему готова была огрызаться, но румянец на её щеках начал уступать место бледным пятнам. У Александра отчаянно пересохло в горле, однако он знал, что такие разговоры надо доводить до конца. Стоит прерваться, дать беседе уйти в другое русло – всё, пиши пропало. Через неделю можно будет начинать ровно ту же речь с теми же потоками обид и прочего навоза.

– Другое дело твой нынешний круг общения. Поверь, первыми, кто перестанут тебе звонить и звать в гости, станут твои лучшие подруги, которым хорошо и комфортно с тобой, пока вы крутитесь в одной и той же среде, обсуждаете одинаковые темы, наслаждаетесь своим беззаботным мыльным пузырём. Стоит тебе вывалиться за его пределы, и ты здорово удивишься, насколько толстыми могут быть его с виду прозрачные стенки.

Он снова замолчал, задумался, как бы теперь всё сказанное им масштабное словоблудие свести к какому-то практическому результату. «Мать твою, похоже, я опять увлёкся!»

– Короче говоря, вот к чему я пытаюсь привести свою речь. И что тебе следовало бы учесть в своих планах и действиях. Девятнадцать, двадцать лет и так далее бывают раз в жизни. Ты можешь потратить это время, которого у тебя больше никогда не будет, на отношения, которые не сулят тебе ничего в будущем и, возможно, потом жалеть, что не провела их по-другому и с другими. А можешь эти же самые годы использовать, общаясь с точно такими же мальчиками, как Максим, только стоящими на одной ступеньке с тобой, а может и чуть выше. Ну, тебе понятна наша мысль?

Наступила тишина. Дарья пристально рассматривала какой-то махор на подушке, теребила его пальцами. Жена снова повернулась к ним лицом, склонила голову набок, посматривала то на мужа, то на дочь. Наконец та, не поднимая глаз, пробубнила чуть слышно:

– Ну и как же вы мне прикажете жить?

– Прикажем? Милая, да ничего мы тебе не приказываем, просто даём тебе…

– Я поняла, – голос слегка дрогнул. – Вы даёте мне добрые, исключительно полезные советы. Как не надо поступать. – Что-то упало вниз от склонённого лица Даши, коротко блеснуло в лучах света. – Это понятно. Мне не понятно другое: а что же мне теперь делать?

Она подняла голову – в глазах блестело.

– Ты говоришь: наш социальный слой, сословие, корпорация. Ну и что мне делать, если я в эту корпорацию не вписываюсь, не родилась я пацаном, не люблю я играть в войнушку!? Не нравятся мне парни, которые в это ваше сословие входят, не люблю я военных дуболомов, у которых всё по уставу, всё по приказу!

Александр потяжелел душой, принял обиду. Посмотрел на жену укоризненно. Та отвернулась в сторону, пыталась спрятать глаза. Да уж, ничто так не наделяет детей аргументами в будущих спорах, как несдержанная на слова перепалка родителей в их присутствии. Не раз и не два слышал он подобное от супруги. Теперь вот очередь дочери подошла. Дарья тоже поняла, что сболтнула лишнего, сидела в пол оборота, глядела в окно. По щеке бежала прозрачная струйка. Так и застряли втроём в тишине, не зная, что сказать дальше.

***

Сандрин Чанг не отрывалась от монитора уже добрых три часа. Глаза пересохли и начинали побаливать. Белки, наверное, уже налились красными прожилками сосудов. Утром в автобусе посмотрит незнакомый человек на неё и решит, что девушка всю ночь пьянствовала, развратничала или ещё каким образом подрывала своё здоровье. И невдомёк ему будет, что смотрит он на усталого рыцаря, стражницу в сияющих доспехах, которая всю ночь стояла на посту, отгоняя тёмные силы от вверенных её надзору магических машин, которые делают жизнь великого множества людей и этого незнакомца в частности, комфортной и безопасной. Ну ладно, не будем завираться, не всю ночь. Полночи по независящим от неё причинам стражнице пришлось бить баклуши, и силы зла могли властвовать безраздельно. Оттого критически важно удостовериться, что они не успели забраться в охраняемый ей храм добра и наследить в нём липкими, грязными ручонками.

Как ни странно, для Сент-Луиса ночь прошла практически безболезненно. Не иначе, погода оказалась слишком хороша или же все малолетние экстремисты по горло заняты подготовкой к экзаменам. Она проверила ночные отчёты дважды. Смотри-ка, и вправду всё чисто.

«Прелестно!»

Сандрин переключилась на записи от «НАПС». Начала прогонять данные через систему. И почти сразу наткнулась на нехороший признак – по одному из показателей не сходилась контрольная сумма. Складывалось ощущение, что в каком-то канале обмена данными появились лишние фрагменты программного кода. Совсем небольшие, несколько десятков строк. Это могло ничего не значить. Всегда возможен незначительный сбой в пределах допустимого отклонения. Разработчики могли тестировать новый модуль. Есть масса других причин. Из самого «НАПСа» никто на связь не выходил, ни о чём экстраординарном не сообщал. И всё же. Почему-то Сандрин показалось, что неплохо будет точнее локализовать проблему. Не хочется уходить на выходные с неприятным ощущением, будто что-то не доведено до ума. Не любила она такое чувство и всё тут. Кто-то посчитает это излишним перфекционизмом, но ей плевать. У каждого свои недостатки.

***

Телефонный звонок прозвенел как нельзя кстати, прервал невыносимую немую сцену. Увидев входящий номер, Александр моментально переключился на официальные рельсы:

– Михайлов.

– Товарищ подполковник, вашей группе объявлена боевая тревога. Машина заберёт вас через двадцать минут.

– Принято, – он уже выходил из гостиной. Жена поднялась следом. Дарья осталась сидеть в той же позе, смотрела куда-то в пространство.

– Что? – коротко спросила Наталья уже в коридоре.

– Тревога, – так же коротко отозвался он.

– Когда выходишь?

– Двадцать минут.

Она кивнула головой:

– Одевайся. Я соберу сумку.

Что её собирать. Весь набор, что для неё положен, всегда лежит на отдельной полке в шкафу. Но всё равно:

– Спасибо.

Забежал в ванную, ополоснул лицо, мокрой пятернёй провёл по волосам. Вернулся в спальню. Одевался привычно, на автомате. Жена так же заученно упаковывала сумку.

– Знаешь, какая мысль не даёт мне покоя?

«Конечно, знаю, я ж телепат! Что за привычка начинать с бессмысленного вопроса!». Но вслух сдержанно:

– Просвети.

– Твои слова. Ну, про то, что мы особый социальный слой, каста. Сословие. Я вот стала припоминать, а ведь правда. За последние лет пять простые люди, те, которые нас знают, но сами не из армейских, стали относится к нам как-то иначе. Понимаешь, когда мы вместе со своими – твои сослуживцы, любые другие военные, жёны, дети, родители – мы все как будто одинаковые, равные. Ну, понятно, кроме разницы в званиях, местах службы и так далее, здесь у нас свои тараканы. Но мы все как бы из одного слоя, просто из разных его частей.

– Не понимаю пока, куда ты клонишь.

– Я к тому клоню, что стала замечать, что за пределами нашего круга к нам отношение как-то изменилось. И вот если, например, те же менты, полицейские разные, они всё равно с нами как бы на одном уровне, только из-за соседнего забора, как соседи по даче. А всякие там учителя, преподаватели у Дарьи в институте, ну, не знаю, парикмахеры, продавцы – да все остальные! Те, кто точно знают, что ты – офицер, важная шишка, мы – твоя семья, вот все эти люди стали к нам относится по-другому. И не так, как раньше, помнишь, когда только на 23 февраля вспоминали, или если на границе где-нибудь задымится. Тогда все, конечно, армию любить начинали. Но вот сейчас, мне кажется, это каждый день стало проявляться. И здесь не просто уважение, что вот, мол, защитники Родины и их семьи! Нет, это как если бы у нас правда появился какой-то особый статус, который от рождения. Вроде бы мы другие, совсем. Привилегированные, что ли. Будто нам можно что-то такое, чего им, простым смертным, нельзя. И они, все эти прочие, прекрасно это понимают!

Александр уже оделся, обулся и стоял, готовый протянуть руку за баулом. Ничего такого ему в голову не приходило, а вникать сейчас в слова жены не было ни времени, ни желания. Наталья почуяла, что её философствования никому не интересны, закрыла молнию, протянула сумку мужу.

– Спасибо.

– Не за что. Иди.

– Вы тут без меня с Дарьей разберётесь?

– А куда мы денемся? Разберёмся. Как всегда. Сами.

Опять лишние слова. Что она хотела этим сказать? Уколоть дополнительно или ободрить?

Ладно.

– Пошли.

В прихожей ждал Денис. Обниматься не стал – несолидно. Старательно, изо всех сил пожал отцу руку. Из-за косяка двери гостиной выглянула Дарья. Не подошла, ничего не сказала, только изобразила неопределённый жест рукой на уровне красных опухших глаз. Вроде как пожелала удачи. Жена приобняла – легонько, привычно, без особого чувства.

– Пока.

– Счастливо оставаться.

Михайлов вышел из квартиры, вызвал лифт. Забросил баул на плечо, оглянулся ещё раз. Дверь за спиной уже закрылась. Ну и чёрт с ним! С проблемами этими, недомолвками, намёками, невысказанными желаниями. Спустился вниз, в вестибюль. Пожилой консьерж, кажется, бывший инженер, при его появлении встал, повернулся к нему лицом.

– Добрый вечер! На службу?

– Куда ж без неё?

– Дело доброе, – пенсионер кивнул и как бы слегка поклонился при этом: – Ну что же, удачи!

– Всего хорошего! – машинально, через плечо, ответил Александр и, уже закрывая за собой дверь подъезда, вдруг подумал: вот если бы сейчас этот старик добавил в конце «ваше благородие», то ни он сам, ни Михайлов ничуточки бы этому не удивились.

«Чертовщина какая-то!».

Он покачал головой и пошёл навстречу подъезжающей машине.