Текст книги "Лоскутная кожа"

– Ты это. Не горячись так. Давай всё спокойно обсудим, да? Мы же знакомы, и оба знаем, что цивилизованный разговор – лучшее, что придумал человек.

– Ты прекрасно понимал, чем всё закончится. – Затверженные бесконечными повторениями слова раздались практически сами собой. Стараясь перебороть волнение, перехватил поудобнее рукояти. Овитые кожаными ремешками, они были готовы предательски выскользнуть из вспотевших ладоней.

– Пока ты не достал эти… штуки, – попятился Гримбо, выставив перед собой ладони в знак примирения. Слово, обозначающее мучительную смерть, вызывало у него страх. Как и у многих чудовищ, изнеженных человеческой жизнью. – Позволь мне объясниться. Да, я взял себе помощниц. Но они сами страстно желали этого! Просто представь, столь красивые и нежные существа, явно предназначенные для… большего, были обречены влачить жизнь в глухой деревне, замужем за богатым пшеном старейшиной. В лучшем случае.

– Думаешь, меня прислали из-за девок? Сам великий магистр Ордена желает видеть тебя. И поверь, я сделаю всё, что потребуется.

– Не вижу повода для такой иронии, – пропустил мимо ушей угрозы. – Я всегда испытывал слабость к человеку. Вы – очень интересные. Разве любопытство и бескорыстная помощь – это преступление?

– Ты питаешься страхом, Молок. Страхом смерти. Разве не поэтому ты стал врачом?

Лицо Гримбо почернело от злобы. Исподлобья взглянув на того, встречи с которым он искренне радовался несколько мгновений назад, Молок прошипел что-то на своём.

Запястья чужака обожгло как огнём – бусы, серебряные бубенцы на золотой нити, тревожно затряслись, привлекая внимание хозяина. Разноцветный сор перед глазами мельтешил всё сильнее, будто стая назойливых мотыльков, затмевая весь окружающий мир. Не совладав с чувствами, он скривился.

– Жжётся, да? – с неподдельным сочувствием спросил Молок, длинным тонким пальцем указывая на спрятанный за спиной амулет. – Проклятье сильное, но твой оберег справляется. Серьёзно подготовился. Так, значит, хочешь пойти до конца?

– Или ты сдашься и поедешь со мной, или да. Я тебя убью.

Будто получив отмашку на давно задуманное, Молок с готовностью ухмыльнулся, на глазах теряя человеческий облик. Вытягиваясь в высоту, он стремительно худел: одежда, вдруг став на несколько размеров больше, повисла мешком, с трудом скрывая другие изменения. Натянувшаяся кожа побледнела, как пепельный пергамент, лишь вокруг дырок на месте глаз почернев от налившейся крови. Пальцы, сухие веточки с шишковатыми суставами, оканчивались длинными, до самой земли, грязными когтями. Редкие волосы походили на вбитые в голову гвозди.

«Ну что, продолжим?» – воем пронеслось в его мыслях. Молок, чья сдувшаяся голова полупустым мешком лежала на плече, с интересом наблюдал за оторопевшим Волотом. Пересохшие губы Молока расплылись бы в улыбке, если бы не толстые нитки, которыми был надёжно зашит рот.

– Ты уверен, что всё должно закончиться именно так? – безуспешно стараясь скрыть дрожь в голосе, он незаметно отвёл одну ногу назад, готовясь к мощному рывку. Что будет, если резкий выпад провалится, чужак предпочитал не думать.

– Это ты пришёл в мой дом, – напомнил Молок, бездвижно замерев на противоположном краю света. Издали, особенно в темноте ночи, могло показаться, что это обычное пугало, обезображенное детьми или сумасшедшим. Вот только обычные пугала не приближаются к тебе на несколько шагов, стоит только отвернуться. – Хочешь что-нибудь спросить перед смертью?

Голос в голове звучал всё чётче, усиливаясь на каждом ударе бешено стучащего сердца. Промедление могло стоить ему жизни.

– Да. – Волот не был уверен, произнёс ли он это вслух или мысленно. – Почему именно чучело?

Прогремел взрыв. Вспышка белого света ярче молнии осветила поляну, отбрасывая всё вокруг резким, не удержаться, порывом ветра – будто лошадь лягнула. Уши заложило от внезапно вырвавшегося потока первозданной силы. Волот быстро вскочил на ноги, игнорируя глас рассудка. Сплюнул сгусток крови, чёрный и дымящийся, и потянулся за кинжалами.

Молок оказался быстрее.

Два хлёстких удара, от которых успел укрыться в последний момент, вскинув руки. Он не почувствовал боли, только внезапную слабость ниже локтя и хлынувшую горячую жидкость, от которой потяжелел рукав. Дико закричав, охотник изогнулся, будто змея, и наотмашь ударил демона в грудь. Заговорённая сталь, дорвавшаяся до плоти Молока, раскалилась и зашипела, оставляя за собой тонкую белую полосу. Всё смешалось – смех Молока из-за спины, расплывчатые пятна перед глазами, собственный отдалённый крик, полный страданий. Волот упал как подкошенный на жёсткую землю, сотни иголок железными опилками впились в кожу даже сквозь одежду.

– Кажется, ты не понимаешь, что происходит, – громыхало откуда-то сверху. Молок говорил то неестественно быстро, то медленно, растягивая слова. Видимо, удар по затылку оказался серьёзнее, чем ему думалось. – Даже сейчас.

«Достал, – слабая мысль промелькнула в его голове. – Всё-таки достал».

– Знаешь, в чём прелесть работы полевого хирурга? Он может продлевать мучения своей жертвы столько, сколько понадобится. Бесконечно долго, отрезая по кусочку. Я не дам тебе умереть. Не сегодня. Слишком просто и легко. Мы сделаем это красиво. Обещаю.

«Если выкарабкаюсь, вернусь. Только бы выжить. Точно вернусь домой».

Краски всего мира, несколько мгновений назад бывшие нестерпимо яркими, стремительно блекли и темнели. Последнее, что донеслось до его воспалённого рассудка, стало тихое, будто скорбное, пение женских голосов.

«Шершавое», – невпопад подумалось охотнику.

Хриплое дыхание оборвалось. Темнота, наедине с которой он провёл последние минуты жизни, поглотила тусклую искру рассудка.

Глава 3

Безвольное тело охотника легло на стол. Он застонал в беспамятстве, снедаемый лихорадочным кошмаром; бледное, ни кровинки, лицо, проскакивающие по телу судороги. Свежая простынь под ним расцвела алым. Волот умирал, гораздо быстрее, чем хотелось бы доктору.

Гримбо ощупал опухшую ногу, из-под штанины брызнула липкая дрянь. Раны, нанесённые проклятыми когтями, гноились с невообразимой скоростью, не чета обычным. Доктор бережно разрезал, от ступни до бедра, потяжелевшую, набухшую штанину. Понюхал покрытый жёлто-зелёной, нарывающейся коркой порез и, удовлетворённо хмыкнув, отошёл в соседнюю комнату за хирургическим саквояжем. Стены госпиталя, пламенеющие на фоне костров тряпки палаток, шептали что-то своё. Гримбо замер ненадолго у шатких коек, на которых хрипло сопели безнадёжные пациенты. Широко улыбнулся, вдруг почувствовав прилив сил и бодрости – страдания предсмертного страха, тревожные воспоминания собственных грехов и неудач, сожаление и раскаяние ударили ему в нос живительной свежестью. Всё-таки хорошо придумали Марфа и Юлка, новообращённые помощницы, – стоило лишь немного спустить кровь больным, и те становились прекрасной кормушкой. И самое главное, абсолютно незаметной для обычного человека.

Гримбо насупился, оскалился, обернувшись на далёкий девичий смех. В последнее время контролировать помощниц становилось всё сложнее. Казалось, чем больше они входят во вкус недавно обретённой власти над тайным, тем сильнее и наглее становятся – и тем труднее сдерживать всё возрастающий аппетит юных дев. Теперь, подумалось Гримбо, идея поразвлечься с послушницами монастыря, совратить их и показать неведомое, научить древним ритуалам не казалась столь привлекательной. Схватив громыхнувший содержимым саквояж, доктор поспешил вернуться обратно. Охотник был совсем плох, и любая минута промедления могла оказаться последней.

Над телом уже ворковали девушки. Марфа, статная и высокая, поигрывала слипшимися волосами раненого. Юлка, та, что встретилась охотнику на входе в госпиталь, склонилась над вновь открывшейся раной. Причмокивая и постанывая, она жадно сосала кровь, капли стекали по подбородку, попадали на грудь. Ржавый скальпель, запачканный чёрным, небрежно валялся на полу.

– Ты что творишь? – сиплым голосом возмутился Гримбо, отбрасывая саквояж в сторону. Подбежал к Волоту, растолкал недовольно заурчавших помощниц. Приложил ухо к покрытым белёсой слизью губам. Слабое, едва различимое дыхание. Ещё жив.

– Мо-о-олок, – потянула довольная трапезой Юлка, вытирая губы. Лысая и словно смятая, она походила на птицу, вдруг обратившуюся в человека. Длинный, вытянутый нос, чёрные глаза, голый череп. – Что же ты раньше не сказал, что приведешь новую игрушку. Я думала, он из армии, но оказалось… О, ты был великолепен. Одним ударом, р-раз – и наповал.

– Да, – подтвердила Марфа, поглаживая свою подозрительно бледную шею. Чёрные жилы змеились под тонкой кожей, пульсируя извечной жаждой. Огонь древней силы в её холодных серых глазах казался вихрем снежной бури, недовольный промедлением. Юлка, уже утолившая голод, довольно застонала и сладко потянулась. Кажется, доктор подоспел как раз вовремя. – Мог бы и нас позвать. Мы скучаем, столько правил. Столько запретов.

– Цыц! – отмахнулся Гримбо, спешно возвращаясь к саквояжу. Нашёл несколько иголок, моток тонких, почти шёлковых ниток, длинный резак и щипцы, чтобы избавиться от осколков кости. – Я сказал, никого не убивать. Вы и так наводите слишком много подозрений. Сколько труда я потратил, чтобы объясниться перед офицерами в тот раз! Нас чуть не выгнали взашей. Мучить, но не убивать – ведь иначе нету толку. Сгиньте с глаз!

– О, ты всё ещё доктор, – презрительно усмехнувшись, сказала Марфа. Впрочем, поумерив прорывающуюся сущность, что завладела её разумом. Её кожа вновь налилась приятными глазу тёплыми тонами, складки преждевременных морщин на лице и у подмышек разгладились, волосы послушно упали на бархатные плечи. – Ещё не наигрался?

– Да, – проворчала вторая, следуя примеру новообретённой сестрёнки. Ногти на её руках втянулись обратно, порозовели, как и полагается человеческим. – Когда мы встретились, ты был самим очарованием. Могущественный, красивый и такой… Такой…

Доктор почти не слушал гневный щебет своих подопечных. Девушки успели ему изрядно наскучить и даже надоесть своим неповиновением, и теперь, когда ему в лапы попалось нечто по-настоящему интересное, он не собирался отвлекаться на такие мелочи, как человеческие ссоры. Женщины остаются женщинами, даже когда обращаются в древние кошмары рода людского.

– Может, хватит уже играть дурацкую роль докторишки? – подхватила Марфа, без всякого интереса наблюдая за умело проводимой операцией. Стяжка, ещё одна. Узелок. Промочить рану травяной настойкой, проверить пульс. Без изменений. Проклятье, слишком много крови было потеряно. Сердце охотника билось из последних сил, скорее из привычки, чем по необходимости. Ледяной лоб не внушал даже смутных надежд на спасение. Гримбо сполз на подставленный помощницами стул, сокрушенно качая головой.

– Он умер, – безразлично подтвердила Марфа. Он спрятал лицо за ладонями. – Но его никто не знает, никто не видел. Никто не хватится. Закопаем. Как и прошлого, за забором.

– Нет, – неспешно ответил доктор, с силой потирая заболевшие от неразрешимой проблемы глаза. Оскалился, довольный собственной прозорливостью. Подскочил, точно ужаленный, и вновь вернулся к телу, весело пощёлкивая пальцами. Произнёс несколько простых заклятий и вдруг почувствовал неприятный зуд в суставах рук. Растёр локти, удовлетворённо хмыкнул.

«Амулеты», – догадался доктор. Похлопал по карманам Волота, зашипел от боли, небрежно отбросил в сторону несколько рунических камней.

– О, мастер, ты хочешь прикопать его тело где-то тут? – с энтузиазмом спросила Юлка, заметно оживившись. – Это будет нечто, правда. Неупокоенные души – самые забавные.

– И самые вкусные, – подтвердила, жадно облизываясь, Марфа. – Я рада, что ты вернулся. Стал самим собой. Надоел этот вечный спектакль, Молок, честно. Не для того мы обращались в…

Ещё несколько амулетов упало наземь; раскалённые добела, они едва не угодили в девушек.

– Ты что, совсем?! – испуганно заорала Юлка, уворачиваясь от заговоренного камушка. – Я говорю, Молок, в последний раз! Выбирай, либо…

Гримбо не повёл и бровью. Почерневшие, налившиеся первозданной силой руки тщательно прощупали складки одежды умирающего. Даже сейчас, на пороге смерти, охотник умудрялся доставлять ему неудобства и отвратительную в своей вязкости боль. Люди. Скверный народец.

– Да, ты и правда стал скучным, – мстительно подтвердила другая, топнув камешек подальше. – И мерзким. Быть человеком по своей воле, это странно.

– Хватит, – изменившимся голосом пробубнил Молок.

– Но ведь… Ай!

Молок резко махнул рукой, девушки схватились за шеи, повиснув в воздухе. Он щелкнул пальцами, случайно высек искру из почерневших когтей. Разгладил поредевшие волосы, украдкой ощупывая выросшие бугорки на затылке. Ему удалось предотвратить полное превращение, но любое, самое маленькое раздражение могло качнуть маятник шаткого равновесия. Тихо зарычал, обошёл девушек вокруг. Сдавленные невидимой силой, они могли только смотреть на него свысока полными злобы и мстительных планов глазами.

– Вы зарвались. – Клокочущая ярость, приятное в своей первобытной гнуси чувство, делала слова резкими и обрывистыми. – Я тут главный, я! Молок Изгнанный, владелец седьмого дома Древнего леса, рождённый в ночном тумане, я, вестник смерти и перемен. Я! А вы – жалкие, ничтожные, порочные черви под моими сапогами! Я!

Девушки затряслись всем телом. Молок махнул посеревшей, будто обтянутая кожей кость, лапой, и они больно упали наземь. Скованные раскалённой цепью его воли, им оставалось только страдать, разевая рты в немом спазматическом крике. Теперь их мерзкие слова не могли помещать его планам.

Он подошёл к хирургическому столу. Пятна крови на простыне успели засохнуть, пустые глаза охотника смотрели куда-то вдаль, минуя тряпичный потолок. Молок взял в руки щипцы, грубо погрузил их в охладевшую ногу. Нащупал обломок собственного когтя, нахмурился, запыхтел, с трудом, расшатывая из стороны в сторону, вырвал его из кости.

– Есть! – победно взвыл он, отбрасывая вмиг ставшие бесполезными щипцы. Обломок когтя, едва коснувшись пола, обратился в мерзко извивающуюся личинку. Краем глаза он заметил пульсирующее движение, зарычал, с силой наступил на неё; из-под каблука брызнула ядовито-зелёная дрянь. – Ты не подохнешь просто так, понял? Я с тобой не закончил. Тебя никто не отпускал с этого света, охотник. Никто.

Он протянул руки над телом охотника, закрыл глаза, сосредоточенно повторяя древние слова. Губы безмолвно шевелились, он морщился, иногда раздражённо шикая на летающих в воздухе комаров. Из ладоней полился свет, пыль и пепел закружились в воздухе. Оседая на ноге, шипели и врастали в плоть, рана затягивалась на глазах.

– Д-вай, – сквозь крепко стиснутые зубы рычал Молок. Лечение всегда давалось ему с трудом. Гораздо проще и веселее лишать людей жизни, чем возвращать. – Давай, чтоб тебя. Мы не закончили.

Волот вдруг зашевелился, из его груди раздался сдавленный хрип. Засучил ногами, схватился за край стола. Закричал от боли, как под тавром, выжигающим клеймо прямо на коже, выгнулся дугой, готовый свернуть собственную шею.

– Хорошо, – прошептал Молок. Убрал дрожащие руки; охотник обмяк и замолчал. – Это труднее, чем я думал. Но теперь мы можем развлечься по…

– Молок, – чужим, протяжным голосом позвали его девушки. Он медленно обернулся. Видимо, проклятье ослабло, когда он отвлёкся на охотника. Слишком уж много времени без практики.

– Я, помнится, приказал вам заткнуться. – через плечо бросил он. Девушки, положив руки на колени, казалось, перестали чувствовать огонь его ярости, кричать и пытаться освободиться. Пустые глаза, холодный, завывающий хриплый голос, нарастающий как снежный ком. Он попробовал воздух на вкус, сплюнул мокрую гарь.

– Молок, – закачавшись в трансе, одновременно повторили девушки. Их голоса сплетались воедино; каждое движение отзывалось хрустом ломаемых костей, рвущихся связок и мышц. Но они продолжали бездумно покачиваться, нещадно уродуя собственные тела сопротивлением проклятью. – Молок.

– Гарро, – догадался он, скрещивая руки на груди. Встреча со старым приятелем, пусть и в таких обстоятельствах, не представлялась ему желанной.

– Молок, – отрывисто, хрипло отозвался он. Слова тонули в бульканье, чавканье, срывались на крик. – Трудно. Говорить. Путы. Сними.

Молок неохотно щелкнул пальцами. Девушки вдруг замерли, прекратив раскачиваться в отчаянных попытках освободиться. Посмотрели на него непонимающими глазами, продолжили. Судя по тонким чёрным полосам, отметинам от врезавшихся в плоть пут, единственное, что до сих пор поддерживало в них жизнь, – это присутствие Гарро, которому требовалось вместилище бесплотной души. И рот.

– О, так намного хорошо, – с видимым облегчением проворковал он.

– Лучше, – поправил Молок. Старшие братья и сёстры плохо знали человеческую речь, считали её чем-то унизительным для разумного существа.

– Да. Конечно. Я пришёл к тебе, братец. Предупредить.

– Предупредить?

– Да, – усмехнулся он, и девушки оскалились в жуткой усмешке. – Ты слишком много времени провёл в изгнании и мог не почувствовать. Грядут великие перемены, братец.

– Я заметил, – пробурчал он. – Раньше ты бы и носу не показал, из своего болота. А теперь вот здесь. Я уже скучаю по старым временам… Братец.

Голос задрожал, бормотание утонуло в диком вое. Молок понял, что тот смеётся.

– О-о, да. Ты никак не смиришься со своим изгнанием. Но ты заслужил кое-что похуже, Молок Изгнанный. И приговор ещё в силе.

– Ну что же, – процедил он, отгоняя тоскливые воспоминания о прошлой жизни. Несправедливость, жестокость Старших братьев и сестёр до сих пор не давали ему покоя, терзали, как дикий зверь, чувством обиды и стыда. – Я сбежал, и вы не смогли казнить меня. Зато содрали моё имя с сердцедрева, лишили большей части сил. И обрекли на вечные скитания среди людей. Не сказать, что я недоволен. Так зачем ты здесь?

– О-о, да. Я сам вызвался на эту роль. Хотел передать тебе волю Старших. Грядёт неизбежное, мы готовились к этому веками. И ты должен присоединиться к нам.

– Дай-ка угадаю, – раздражённо перебил его полную насмешек речь. – Вы просите о помощи. В обмен на помилование. И действительно считаете, что разрешения вернуться будет достаточно? Я требую большего.

– О-о. Тебе не предлагают помилование. Ты был – и будешь! – проклятым мятежником, предателем, позором нашего рода. Но если вернешься, тебе обещают простить бегство. И в обмен на казнь ты будешь причислен к Младшим. – Молок оскалился, слова Гарро заглушил звон в ушах. – Благо, растеряв все силы попусту, на глупое подражание человекам, ты мало чем отличаешься от них.

– Такого оскорбления я не слышал очень, очень давно.

– О-о, да. Либо так, либо смерть, неизбежная и мучительная, когда придут наши легионы. И полное забвение. Тебя не просто сотрут с коры сердцедрева, твои побеги вырвут и сожгут, а прах скормят Младшим. Позорная кончина. Но, как по мне, другой ты не заслуживаешь. Братец.

– Знаешь, – тяжело дыша, проговорил Молок. – Есть и другой путь.

– Сомне…

Молок щёлкнул пальцами. Из груди девушек раздался скрип, они задрожали, волосы зашевелились, встали дыбом – мгновенье спустя Марфа и Юлка посерели, будто из них вытянули всю влагу, и упали набок. Иссушённые, с белёсыми глазами, они обратились в тех, кем были вот уже долгие месяцы. Обычными человеческими трупиками.

Молок через силу втянул в себя воздух, устало хрустнул шеей, обращаясь в любимца всего лагеря, спасителя жизней доктора Гримбо. Вместе с человеческим обликом к нему вернулось и волнение. Страх подсказывал спасаться, бежать без оглядки, в надежде на спасение. Гарро никогда не приходил в столь ненавистный мир людей просто так. Одно только появление дражайшего братца сулило беду.

Гримбо торопливо подхватил саквояж, опрокинул содержимое, пригодное только для хирургических операций, и спешно засобирался, складывая в кожаную сумку пожитки.

«Нет, – растерянно подумал он, опустив руки. – Бежать некуда. Они найдут меня везде. Они знают, чувствуют, они придут за мной. Нет. Если только…»

Его взгляд упал на судорожно сопящего Волота. Кажется, охотник предлагал ему сдаться и отправиться на встречу к Великому Магистру. Быть может, хвалёный Орден сумеет оградить его от жестокой расправы? Тень сомнения скользнула по его лицу, но, оглянувшись на два распластанных на полу тела, Молок решился. В конце концов, он слишком долго жил в шкуре невзрачного доктора, в этом предательница Марфа была права. Пришло время попробовать нечто новое, сулящее невиданные доселе испытания. Предвкушая интересное, полное опасностей путешествие, Молок нетерпеливо щёлкнул пальцами. Охотник оскалился, открыл глаза, дико заозирался по сторонам. Дёргаясь во все стороны, быстро ощупал своё тело, тщетно пытаясь найти хоть какой-нибудь след случившегося.

– Надеюсь, – он подошёл вплотную, склонился над обезумевшим охотником. Не каждый день ты возвращаешься с того света, – твоё предложение в силе? Выступаем на рассвете. И вот ещё, Вол. Постарайся пока не сильно дергаться. Сращивать человеческие кости – то ещё занятие.

– За… Зачем? – надломившимся, задыхающимся голосом спросил Волот. Он походил на утопленника, что внезапно, в последний момент вырвался на сушу.

– Превратности судьбы, – пожал плечами доктор. Побурил глазами разбросанные по полу обереги, пока те не расплавились в бесполезные лужицы или не обратились в прах. Некоторые из них, самые мелочные и бесполезные, уцелели, но Молок только хмыкнул. Вряд ли позеленевший от старости серебряный колокольчик способен причинить ему вред, но, всё же незачем давать охотнику лишний повод противиться. Немного подумав, он решил оставить охотнику и главное оружие, заговорённые ножи. В конце концов, зачем заводить кота, если у того нет хвоста? Тем более если Старшие братья, вроде Гарро, решатся напасть – будет полезно иметь личного, ручного защитника. А не безоружного человечишку. – Знаешь, как бывает – спасаешь жизнь, чтоб убить лично, а потом оказывается, что он может спасти и тебя. Собирайся. У нас много дел.

Глава 4

Ранние лучи утреннего солнца отмечали небо нежно-розовым пожаром. Разгораясь, он распространялся всё быстрее, грозя поглотить всё вокруг. Стелящиеся по земле тени едва заметно дрожали, будто в страхе, но отступали.

– Так, значит, всё? Уходишь отсюдова, милсдарь?

Слова заспанного часового отчаянно путались, разбухший от жажды язык едва шевелился. Протяжно зевнув, он украдкой потянулся, и с доспеха градом посыпалась утренняя роса. Помяв немного письмо в своих железных варежках, с почтением протянул его обратно, не прочитав ни строчки, – королевская печать открывала многие двери. В особенности те, что охранялись неграмотными новобранцами.

– Ухожу, – поникнув головой, ответил Гримбо, морщась от скрипа старой кожи. Волот, крепко сжимая поводья, нервно ёрзал в седле. Волнение всадника передавалось и коню, призывно бившему копытом. Но стража на воротах, ожидающая решения часового, словно бы не замечала этого. – Я передал свои заботы о больных помощникам, думаю, они должны справиться. И ещё, передай сотнику, чтоб менял повязку не реже раза в три дня.

– Будет сделано. – Солдат, стукнув копьём по пыльной земле, отдал честь. – Лёгкой дороги, мастер. Нам будет вас не хватать. Эй, там! Открыть ворота.

Ополченцы, вчерашние крестьяне с серьёзными лицами и оголёнными мечами у пояса, взялись за киянки. Вросшие в грязь колья, подпирающие хлипкие ворота походного лагеря, застонали под градом ударов. Война затягивалась.

– Этим проходом не пользовались добрую неделю, – тихо заметил Волот, ободрено улыбнувшись. Война затягивалась, враждующие стороны разошлись по углам зализывать раны – значит, обратная дорога будет безопаснее.

Широкая дорога, изъезженная за последнее время сотнями телег, больше походила на полосу грязи, какая бывает только на свежевспаханном поле после ливня.

– Давай свернём. – Не дожидаясь ответа, он направил своего коня в сторону дикого поля. Вязкая дрянь хлюпала под копытами, и животные, увидевшие твёрдую землю и траву прямо по курсу, радостно заржали.

– Там ям много. И кроличьи норы. Кони сломают ноги, пешком идти придётся.

– Зато там нет разъездов и патрулей. А у леса и так пришлось бы спешиться.

Дикое поле, бескрайняя равнина, должно было стать местом решающего сражения двух королевств. Сухой ветер встретил их шквалистым порывом, неожиданно налетев с разных сторон, резко и подло, словно нарочно стремясь выбить незваных гостей из седла. Высокая трава бесновалась разноцветным, в основном жёлтым, морем, в нелепой попытке прорезать лошадиное брюхо едва касалась стремян – иссушённые зноем растения были готовы на любую влагу, пусть даже и горячую кровь.

Конь недовольно заржал, опасно оступившись на запутавшихся в сухостое камнях. Настоящая россыпь, достояние былых времён. Странный бурый мох покрывал каменные рёбра, торчащие из-под земли, похоже, давно истлевший на Солнце. Степь не щадила никого.

– Берегись вон таких зарослей, – предупредил Волот. Розовая травка, плешивые прогалины на степном ковре, мало чем отличалась от любой другой, кроме размеров. Она таилась среди безобидных собратьев, поджидая невнимательных путников – до последнего не увидишь. – Очень острые колючки. Если наступишь, хрен потом из копыта достанем.

– Да, знаю, – неуверенно произнёс Гримбо, вставший на стременах, чтобы получше разглядеть. – Exo l’amure, раньше росли только у берегов Невинного озера. Но потом твои предки разнесли пыльцу по всему миру.

– Зачем?

– Ну разумеется, не специально, Вол. Преимущественно в своих гниющих ранах. Прямо как твоя прошлой ночью. Так и не смогли достать. И стали хорошим удобрением, а?

– Не смешно, – огрызнулся он, мучаясь от вернувшегося зуда, болезненного и мерзкого. Скрытые под одеждой раны, обратившиеся за одну ночь в шрамы, тем не менее, не перестали ныть. Словно само тело неосознанно противилось слишком быстрому излечению.

– Я мог бы многое рассказать тебе, путь долгий. Например, как твой славный Орден предавал и убивал людей. Прямо как тебя.

– Я не желаю слушать эту ложь. – Утратив всякий интерес к беседе, охотник поторопил коня. Общество Молока начинало утомлять, а впереди был ещё длинный путь.

Горизонт вился вдали тонкой чёрной ниточкой, расплываясь в призрачном мареве раскалённого, вот-вот расплавится, воздуха. Мошкара, роившаяся в поднебесье, дрожала столбами дыма от кострищ. Но ветер, хоть и изрядно ослабший, налетал всё так же часто и внезапно, не оставляя им шанса поживиться путниками. День входил в полную силу, и тени, указывающие на запад, обратились в крошечные лужицы прямо под ногами. Редкая зелень отмечала собой берега обмельчавших рек, радуя привыкший к бурому глаз.

– Извини, – изрёк наконец Гримбо. Его тёплый, полный сокровенной нежности голос не мог не подкупить. Пусть даже и являясь заведомой ложью, мороком древнего колдовства. – Нам ещё очень долго ехать, и тишина не ускорит ход времени. Даже наоборот. Мир?

– Ты говорил, что любишь людей, – выпалил он давно назревшую мысль. – Зачем тогда мучил тех калек? Они безнадёжны и давно должны были спокойно умереть.

– Правильно, они были обречены. Какая разница, когда? Мне было интересно посмотреть… К тому же ты тоже был обречён. Надо было бросить?

– Теперь понятно, – стиснув зубы, процедил Волот. – Ты разочаровал Магистрат своим неповиновением. Ты променял нашу дружбу и доверие на тех девок. Тебя следовало бы убить. И ты смеешь предлагать мне мир? После стольких оскорблений? Серьёзно, Молок? Ты настолько тупой?

Гримбо, искривив лицо в жуткой ухмылке, исподлобья посмотрел на охотника. Казалось, сам мир замер в тревоге перед грядущей бурей. Исчезли, попрятавшись в гнёздах, юркие птицы, стих последний ветер. Сама трава, полноправный властитель этого края, застыла в ожидании, боясь даже шелохнуться. Кони, трусливо выгнув шеи, едва заметно задрожали от страха, большими умными глазами понимающе косясь на посеревшего лицом доктора.

– Ну, что молчишь? – дерзко спросил Волот, со злобным упорством понукая замершую лошадь. Безуспешно, как и попытка привлечь внимание Молока. В его пустых глазах, полных безучастной отрешенности, призрачной завесой слёз блестела бесконечная тоска.

– Значит, так, – хрипло проговорил он. Небрежное движение руки, от которого потемнел воздух, грубо оборвало возмущение охотника – невидимая когтистая лапа схватила его за горло, оставив возможность лишь сдавленно пищать или дышать. На выбор. – Я буду говорить, а ты помолчи. Без обид, но иначе ты не выслушаешь. И не дёргайся особо, будет хуже.

– Да пошёл ты! – прошипел он, судорожно пытаясь разорвать хватку. Но нечто потянуло вверх, оторвав от седла, грозя сломать шею. Оставалось только обмякнуть и прекратить сопротивление.

– Я же говорил, не ёрзай. Очень трудно бороться с желанием прихлопнуть тебя как муху. Слушай и запоминай, повторять больше не буду. Ты пришёл в мой дом с оружием. Ты хотел – и хочешь! – меня убить. Тебя послал Магистрат. А ты не задумывался, почему именно тебя? О, какой непокорный взгляд. Я вижу тебя насквозь. Испытание? Я – древний, как само время, монстр, порождение чёрной магии минувших веков. И они послали тебя. Ученика, одного, без сопровождения и подмоги. Думаешь, они всерьёз рассчитывали на успех? Ты скажешь, что мы – близкие знакомые. Да, я помню тебя в детстве и был другом твоему отцу. Насколько вообще могут дружить создания, питающие взаимную ненависть. Но чем это помогло тебе? Значит, дело не в этом. Так подумай, ради чего хвалёный Орден мог послать тебя на убой.

Хватка невидимой руки немного ослабла, будто Молок действительно рассчитывал получить ответ. Но Волот хранил упорное молчание, одним взглядом пытаясь прожечь в нём дыру. Ненависть и презрение клокотали в душе охотника, подсказывая незаметно дотянуться до кинжала – а там будь что будет. Молок усмехнулся.

– Ну, попробуй ещё раз, – выдохнул доктор, разжав кулак. Его призрачная копия мгновенно исчезла, и Волот, сам схватившись за горло, тяжело упал обратно в седло, жадно ловя ртом воздух. – Только теперь я тебя не пощажу. И кто тогда выполнит приказ?

– Только это тебя и спасает, – едва отдышавшись, огрызнулся охотник. – Ты сам виноват в своей судьбе. Во всех несчастьях.

– Скажешь, что такие, как я, – сеятели смерти, разрушений и всех бед бедных людей?

– Зачем повторять то, что всем известно?

– Вы и сами неплохо справляетесь. Войны, убийства, грабежи и насилие… Человек сам себе тот ещё ночной кошмар, вам других и не надо, поймёшь, когда поживёшь подольше. Если поживёшь. Только и умеете, что убивать друг друга.