Текст книги "Лоскутная кожа"

– Я не обязан слушать тебя. И не буду.

– Я знаю. Вы слишком глупы и тщеславны для обсуждения собственных пороков. А чужие – пожалуйста. Готов поспорить, даже тебе не избежать этого. Закончишь жизнь в петле.

– Я не слушаю.

– Знаю. Надеюсь, теперь ты наконец поймёшь, что здесь происходит. И кто главный.

– Сам тогда и веди, – буркнул Волот, крепко сжимая кулаки, чтобы унять дрожь. Приказ Магистрата диктовал определённые правила поведения, и в очередной раз пытаться убить демона, который пощадил тебя и согласился на путешествие до Зелёной крепости, явно нарушало множество предписаний.

– Нет, – с невозмутимым весельем отозвался доктор, поторапливая коней щелчком пальцев. Казалось, его совершенно не смущают чувства спутника, способного прирезать доктора ночью. Ну или хотя бы попытаться. – Поведёшь ты. Должны же мы сохранять хоть какие-то приличия.

Глава 5

– Кажется, нам в ту сторону, – неуверенно предложил Гримбо. Пустынная дорога, над которой нависали низкие ветви деревьев, абсолютно ничем не отличалась от своей сестры-близняшки, тянущейся в противоположную сторону. Усталый взгляд, скользящий по пыльной колее и цветущей в вечном спокойствии придорожной зелени, цеплялся лишь за пограничный столб. Высокий, отполированный сотнями прикосновений, с прибитым к самому верху колесу от телеги, он уныло шелестел истлевшими девичьими ленточками, привязанными на удачу.

– Определись уже. Разве так трудно посмотреть по Солнцу?

– А ты его видишь? Всё в облаках, ещё и деревья. – В подтверждение своих слов он указал на чистое голубое небо, нещадно морщась на ласковом свете. – Вот-вот пойдёт дождь.

– Ты же древняя тварь. Я думал, вы знаете больше обычного человека. Или хотя бы вспомни, это же твоя деревня – я местных краёв не знаю.

Гримбо, пристально всматриваясь в безмолвный лес, не спешил с ответом. Лёгкая дымка утреннего тумана овевала стволы деревьев, прячась от утреннего солнца. Будто дикий хищник в засаде, он повёл носом по ветру, осторожным жестом призывая к тишине недовольно бубнящего Волота.

– Чую кровь, – наконец сквозь зубы выплюнул он. – Недалеко.

– Где?

– Вон в той стороне, – отрывисто объяснил он. Облачко пара, несмотря на летнее утро, вырывалось из его рта вместе с каждым словом, свидетельствуя о колдовстве. – Человеческая. Старая. Много.

– Спешиваемся. – Устало слетев с седла, он едва удержался на ногах. Долгое беспрерывное путешествие давало о себе знать. – Нужно проверить.

– Они мертвы. Смысла нет.

– Мне будет полезно размяться, – резонно заметил охотник, растирая опухшие ноги. – Если хочешь, оставайся.

– Пустая трата времени. Нашего времени, Вол. Они там все мертвы, гарантирую. Смысла нет.

– Знаешь что? А я, пожалуй, пройдусь.

– Постой, я с тобой.

– Ну уж нет. Ты останешься. Кто-то же должен… Например, следить за лошадьми?

– Уверен? – Полный тревоги окрик заставил его остановиться. – А если что случится?

– Ты сам сказал, что они дохлые, – бросил Волот через плечо, немедленно продолжив путь. Последние слова, предназначенные для Гримбо, мог услышать только сам лес, окончательно поглотивший охотника. – Вот и посмотрим, не ошибся ли.

«Я всегда прав», – запоздалым эхом пронеслось в мыслях. Оскалившись, резко тряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Лес принял его под сень пушистых ветвей елей, синева которых кружилась вязким смолянистым воздухом.

Первого он нашёл случайно. Наткнулся на расколотый надвое шлем, опустился на колено, чтобы разглядеть получше, и увидел голову. Пустые глазницы, щеки и уши обглоданы мелким зверьём, которые оставили бесчисленное множество следов пиршества: царапины от коготков, клочья шерсти, висевшие всюду растеребленной паклей, дерьмо всех цветов и размеров. Отрубленная голова утопала в опавших иголках, будто уже вросла в землю. Смерть в лесу, гигантском живом организме, лишена всякой красоты и благородства.

Полянку, где совершилось столкновение, покрывали розоватые кости. Беспорядочно растасканные во все стороны, они жутко хрустели под ногами. Тысячи муравьев, мошек, жуков копошились в закисшей от крови земле, разве что не пища от удовольствия. Тела павших были собраны в общую кучу: переплетение вывернутых рук и ног, нелепо торчащих в разные стороны. Сражение было недолгим и, судя по всему, неожиданным для обеих сторон. Тут и там попадалось брошенное оружие, сиротливо лежащее в примятой траве. Латная перчатка, из которой торчала часть кисти, выбитые зубы, кинжалы, целые куски кольчужной рубахи, срезанные удачным размашистым ударом, помятые и сломанные плюмажи, цветастые перья, какие крепят на шлемах.

«Скорее всего, отряд знати», – решил Волот, с трудом разобрав гербы на порванных в лохмотья накидках поверх помятых доспехов. Зелёное с синим, цвета молодого дворянства. Должно быть, отправились на разведку и угодили в засаду. Горделиво реющий стяг, насмешка взявших верх в схватке, древко которого нашло опору в горе трупов, заявляло и о происхождении победителей. Методы последних, судя по тяжёлым арбалетным болтам, накрепко засевших в латах мертвецов, оказались действенней.

Живых здесь быть не могло. Раненые либо давно погибли от лихорадки, либо оказались в плену ради выкупа. Оруженосцев, верных спутников рыцарства, наверняка угнали в рабство или просто добили. Чёрные вороны, несколько крупных стай, вихрем когтей и перьев кружили в поднебесье, словно надеясь, что Волот присоединится к мёртвым. Их глухое, полное жажды карканье разносилось на всю округу, а потому не могло долго оставаться без внимания – на притворно скорбный плач могильных птиц наверняка откликнутся их собратья, паразиты войны, мародёры. Надо было спешить.

Уже возвращаясь обратно, охотник почувствовал под сапогом очередную кость. Смутное чувство заставило его застыть, будто встретив невидимую стену, отвести в сторону носок и приглядеться. Маленький стальной щиток приветливо блестел на солнце. Украшенный гербовыми цветами, он служил защитой сочленений брони какого-то лорда – судя по глубокой борозде, след крепкого удара, вполне успешно. Виновато оглянувшись на застывшие в немом изумлении трупы, он наклонился и поднял щиток с земли. Меньше, чем кажется издалека, он удобно лежал в руке. Шершавая сталь, холодная и влажная от росы, хранила в себе воспоминания, это чувствовалось сразу. Вполне возможно, последние секунды жизни её бывшего владельца.

Сокрушенно покачав головой, охотник сунул щиток в один из внутренних карманов.

«Верну владельцу, – подумал он, ускоряя шаг. Не хватало ещё, чтобы Молок решил отправиться на поиски. Это место, ставшее могилой стольким храбрецам, не заслуживало издёвок демона. – Или отдам в храм Милосердных. Последний долг».

– Ну что, убедился? – Гримбо встретил его полным насмешки голосом.

– Ещё как, – глухо отозвался Волот, старательно избегая всплывающие свежие воспоминания. Доктор сосредоточенно буравил его взглядом, но, судя по кислой мине, тщетно.

Молча взобравшись на коня, Волот легонько пнул его под брюхо, правя в противоположную от сражения сторону. Яркое солнце, особенно после мягкого полумрака еловой прохлады, резало глаза, но охотник, полностью погружённый в собственные мысли, не замечал этого.

– Эй, Вол. Ты какой-то тихий. Больше обычного. Что там, в лесу?

– Ничего, – отстранённо ответил он, не в силах перестать думать о смерти. Впервые столкнувшись с ней лицом к лицу, без прикрас и напыщенных слов о долге и доблести, он почувствовал тревогу. Она жглась в животе неуверенностью, страхом оказаться однажды одним из тех бедолаг. Поджав плечи в неясной надежде уберечь шею, самое уязвимое место человеческого тела, он покосился на густые заросли вдоль дороги. Кто знает, что может таиться за следующим поворотом?

– И откуда тогда запах смерти? – не отступал доктор, неровно сопя от возбуждения. Плутоватая улыбка предвкушения появилась на его вытянувшемся лице. – Ты же знаешь, как мне интересны люди. Скажи! Там случилось зверское убийство? Человек опять превзошёл все мои ожидания, вновь преодолев черту гуманизма?

– Нет, – глухо ответил охотник. Быть может, человеческая жизнь никчёмна и не значит ничего, ведь хоть люди и стараются забыться, рано или поздно она кончится, мерзко и неожиданно. Но не стоит лишний раз давать Молоку повод насладиться собственной правотой. Во всяком случае, он не намерен предоставлять демону такого удовольствия.

– Как «нет»? Я же чую кровь, от тебя разит!

– Никаких убийств. Их волки погрызли. А теперь поехали. До заката мы должны быть по ту сторону переправы. Коней оставим за полдня пути. Без них спокойнее.

– Не успеем, – фыркнув, сказал доктор. Украдкой оглянулся, как ожидающий гостей хозяин. Казалось, Гримбо разочарован невольным промедлением в пути даже больше, чем охотник. – Придётся ночевать.

– Тогда тем более – в путь. Нужно найти приличное место для сна, подальше от дорог.

***

Молок открыл глаза. Деревянный потолок, давно рассохшийся десятками дыр, едва ли был способен скрыть красоту ночного неба. Доски, некогда защищающие от дождя, поросли мхом и обыкновенной травой, натасканной птицами, и теперь напоминали разросшиеся ветви древнего дерева. Он усмехнулся своим воспоминаниям и бесшумно поднялся на ноги.

Волот спал, поджав под себя ноги, в самом дальнем углу. Седельные сумки служили ему подушкой, еловые лапы уберегали от холода. В середине дома, покосившейся невзрачной хибары, виднелись следы безуспешных попыток Волота добыть огонь – сложенные шатром ветви в окружении камушков. Стоит ли говорить, как он расстроился своей неудачей? Им ничего не оставалось, как постараться устроиться по углам, в охапке лесного сора, будто немые лесные твари.

Молок покачал головой, переступая через лежащего охотника, замер у порога. Ночной воздух обдал его студёной свежестью, напоенной недавним дождём. Беззвучно рассмеявшись, Молок почувствовал внезапный прилив сил и окончательно решился на прогулку по заброшенной деревне. Смело шагнул в объятья темноты, впрочем, для него не являющейся серьёзным осложнением. Однако, чтобы прочувствовать момент как можно ярче, он закрыл глаза, собираясь с мыслями. Лоб собрался в складки, Молок растёр виски, старательно повторяя про себя слова на забытом многими наречии. Резко распахнул глаза и, захлебнувшись обрушившейся на него тишиной, подавился восторгом от собственной беспомощности. Не ворковали далёкие птицы, не шевелили мохнатыми усиками мотыльки. Даже кроты замерли в своих подземных норах, перестав скрестись когтистыми лапками. Очень сложно наслаждаться жизнью, заранее зная, что таится в кустах.

– Люди что, и правда чувствуют так убого? – повторил он вопрос, который задавал себе каждый раз, когда на время отказывался от особо чуткого обоняния или острого зрения. Почувствовав собственное превосходство, расплылся в самодовольной улыбке. – Ну надо же. Это объясняет, почему они временами такие наивные. Что ж, встречай меня, село…

Заросшее высокой, по пояс, травой поле некогда служило пристанищем нескольким семействам крестьян. Повалившиеся, вросшие в землю дома стояли без всякого порядка, едва ли возвышающиеся над дикой природой хоть сколько-нибудь осознанными постройками. Большинство из них распались, сложились карточным домиком, и лежащие бесполезной грудой брёвна были готовы вернуться в лоно дикого леса. Деревья наступали со все сторон, пожирая всё больше и больше пространства своими гибкими побегами, гладкоствольным молодняком; десяток-другой лет спустя поле, захватившее землю людей, едва ли не перестанет существовать, окончательно поглощённое хвоей.

Молок прошёлся дальше, прогоняя навязчивые предсказания, случайно вызванные чересчур пристальным интересом к судьбе этого места: как всегда расплывчатые и неясные, они в один голос сулили затхлый воздух, насквозь пропитанный смолой, и твёрдую землю, без остатка покрытую по-змеиному стелящимися корнями. Нетерпеливо выругавшись, он скороговоркой повторил древние слова, и видения исчезли без следа.

Он прошёл мимо россыпи камней, опоясывающих всё поле, и по-видимому, некогда служившую забором. Не удержавшись от соблазна, провёл ладонью по шероховатым булыжникам со странными следами огненно-оранжевого лишайника, заглянул в особенно крупную расщелину, из которой послышалось предупреждающее шипение.

– Ну привет, – с улыбкой сказал Молок, показывая собственные зубы. К его удовольствию, шипение мгновенно смолкло. Змея успокоилась, замерла среди камней, медленно стала складываться кольцами. – Что, признала хозяина, правда? Ну-ка, вылезай, красавица. Позволь взглянуть на твою шкурку.

Внезапно он ощутил неприятную сосущую боль под лопаткой. Дурной взгляд, понял Молок, терзаемого гневом и ненавистью существа. И самое страшное, это существо находилось прямо позади, готовое наброситься при первых признаках угрозы.

– Дружок, – повторил он чуть громче, медленно поднимая руки. Прогулка становилась всё интереснее. Грабитель, лесной душегуб, предпочёл не отвечать – действительно, запоздало догадался Молок, как-то странно называть незнакомого убийцу другом. – Извините, господин преступник. Если хотите выстрелить из лука или, если мне везёт, арбалета, то милости просим. Только прошу, не кричите особо, не хочу разбудить своего приятеля. У нас выдалась тяжёлая неделя, ему стоит отдохнуть.

Боль мгновенно исчезла. Существо, кем бы оно ни было, почему-то отвернулось. Молок вдохнул полную воздуха грудь и неспешно, приветливо улыбаясь, – хотя кто увидит в темноте? – развернулся. Дикое поле, чернеющая стена молчаливого леса, и никакого следа живого или мёртвого человека.

– Но ведь мне не могло… – расстроенно забормотал оправдания Молок, засопел носом, сосредоточенно вглядываясь в плотную завесу темноты. Обладатель скверного взгляда, кем бы он ни был, скрывался неподалёку. – А, ладно, чёрт с тобой. Поиграли, и хватит. Быть смертным слепцом очень уж накладно.

Древние слова, произнесённые наоборот, вернули его чувствам привычную остроту. Мир почти не изменился, только клубящаяся темнота среди деревьев стала гораздо светлее, позволяя разглядеть происходящее, да облака вновь зашипели в вышине небес, обещая скорый новый дождь.

– И что это… А, ясно. – Стая мотыльков, кружащих у забытого придорожного столба с истлевшими ленточками, который они видели раньше, как-то странно дёргалась. Будто светлые насекомые, ведомые чужой волей, изо всех сил стремились освободиться из плена и разлететься по домам. Молок оскалился в ухмылке, заглянув в неподвижные жёлтые глаза, в окружении всей стаи. Глаза хитро моргнули, признавая поражения. – Ну всё, ты, хватит. Вылезай давай. Я тебя раскусил. Спускайся, поговорим.

Послышался шелест перьев, со столба слетел, изящно правя крыльями, статный филин. Мотыльки разлетелись кто куда, многие попадали наземь, брюшком к верху, потратив последние силы в попытках освободиться. Гордая птица потревожила ночной покой победным уханьем и, выставив вперёд меховые лапы, шумно приземлилась на торчащий из камней шест. Когти, кривые крючья для мяса, надёжно схватились за старую деревяшку, из-под них брызнули щепки. Он горделиво выпрямился, одёрнул нахохлившиеся в полёте серо-бурые перья, рыхлый лесной наряд, и уставился умными, мерцающими древней мудростью глазами на Молока.

– Здравствуй, Парки, – отозвался тот, предчувствуя недоброе. Питающаяся людскими надеждами предсказательница, вестница чёрных поветрий и кровавого дождя, она никогда не являлась просто так. Особенно в обличии пернатой твари. – Чем обязан твоему визиту? Заглянула поболтать со старым другом?

Филин склонил голову набок, навострил торчащие, как у рыси, уши. На мгновенье Молоку показалось, что перед ним обычная лесная птица, видимо, поддавшаяся его чарам вместо змеи. Однако филин распахнул свой крошечный, на фоне пушистой морды, клюв – лес огласил низкий, утробный рокот. Далёкий раскат грома, эхо беснующейся природы.

– Говори тише, ладно? – немедленно возмутился он, обеспокоенно оглядываясь на хибару, где спал охотник. Привязанные к крыльцу кони непонимающе подняли морды, готовые в любое мгновенье подняться с лежанки и, подхватив по пути седока, помчаться во весь опор. – Не хочу, чтоб охо… мой знакомый человек проснулся.

– Хорошо, – не смыкая клюва, сказала Парки. Птица сидела неподвижно, звук раздавался откуда-то изнутри – складывалось неприятное впечатление, будто в чучело забрался непослушный зловредный гном. Голос звучал низко, сухо и собранно. – Ты изменился, Молок.

– Годы идут… – усмехнулся он.

– Жизнь среди людей не пошла на пользу, – отметила Парки, хмуря пернатые брови. Не сдержав птичьей натуры, вдруг плаксиво ухнула. – А ведь я предупреждала. Теперь я вижу. Гарро был прав.

– О, волнения бессмысленны. Мы говорили об этом тысячу раз, и для предсказательницы ты слишком уж пугливая. И слишком наивная. Так зачем ты здесь? Ой, – округлив глаза, продолжил Молок, облизывая губы в предвкушении. – Что, в окрестностях завелись мыши повкуснее? Ты тут пролётом, я угадал?

– Нет, – спокойно ответила. – Я здесь, чтобы передать тебе послание. Вернее, предупреждение. Время пришло.

– Я не совсем тебя понимаю. Даже у мерзкого Гарро выговор лучше, сестра, стыдись! Видимо, людской язык слишком сложен для тебя. Понимаешь, тут нужны зубы, чтоб произносить всё правильно.

– Время пришло, – зловеще повторила она, сжав когти ещё сильнее. За стоном дерева послышался хруст ломаемых костей. Улыбка Молока медленно сползала с лица, обращаясь в кислую гримасу. Нет, только не сейчас… Они не успели проделать и половины пути. Старая жизнь настигла его слишком, слишком рано. – Они совершили ритуал. Старшие призывают младших домой. Грядет страшное время, и нам потребуется любая помощь. Даже таких заблудших, порочных, растерявших силы в человеческом обществе предателей, как ты, Молок. Ты можешь вернуть себе настоящее имя. Если ответишь на зов.

– О, прелестно, – пробормотал он, пытаясь согнать неприятный вкус пепла с языка. Воспоминания о доме, обрывки пророчеств и угаданные мысли Волота завертелись в его голове жуткими предостережениями. Не в силах дать единственно верный ответ, Молок с содроганием произнёс: – Значит, братья и сестры решили вспомнить обо мне именно сейчас? Когда я смирился с изгнанием и нашёл своё место среди человечества. Любопытно. И теперь они даже хотят вернуть мне имя, признать равным. Что, дела действительно так плохи?

– Молок, – покачал головой филин. С кончика клюва, открытого гораздо дольше обычного, капала слюна. – Будь благоразумен. Они всё ещё могут повелевать тобой. Могут передумать и прислушаться к Гарро. Могут забрать твою жалкую жизнь. Умерь гордыню. Ты младше.

– Может быть, – почернев лицом, ответил он. До крови сжал кулаки, судорожно втянул носом воздух, едва услышав скрип собственных дробящихся зубов. – Я младше наших древних, но ведь ты тоже не ровня мне. Ты только передаешь послания, Парки. Так вот передай этим замшелым идиотам, рассевшимся в своей глуши, как короли. Я не собираюсь возвращаться. Не хочу быть на побегушках.

– Это твой последний шанс, Молок.

– Ты пришла сюда по своей воле, – внезапно догадался он. Филин невольно ухнул, подтверждая его догадку. – Старшие всё давно решили, правда? И ты прилетела предупредить. Мы ведь всегда ладили, Парки.

– Последний шанс, брат. Сдайся на милость Старших.

– Или что?

– Или мне придётся вернуться ни с чем. И тогда – за тобой явятся другие.

– Это угроза? – с насмешкой спросил Молок. Густо рассмеялся, легонько щёлкнул безмятежного филина по мохнатому брюху. – Если так, то помни. Я ведь не один поднимал мятеж. У меня остались друзья.

– Так, значит, ты отказываешься подчиниться? Ты очень скоро пожалеешь об этом. Клянусь.

– Я буду сам по себе, – гордо вскинув голову, подтвердил Молок. Филин в раздумьях уставился на незащищённую шею, перебирая бритвенно-острыми когтями. Затем обмяк, будто сдувшийся перьевой шарик. Дёрнул головой, моргнул несколько раз, рассматривая странного человека, сипло ухнул и, шарахнувшись крылом о свой насест, полетел в сторону леса.

– Я буду сам по себе, – сказал Молок в предрассветную тишину. Вытер каплю со щеки, поднял голову на бурлящие в небесах тучи. Начинался дождь. – Только нужно приготовиться. Будет плохо, если дорогие братья и сёстры всё-таки достанут меня. И, раз Орден далеко и не в силах мне помочь, значит, стоит придумать новый план. Но сейчас, – он оглянулся на недовольно фыркающих коней, – стоит начать с малого.

***

Мерное дыхание охотника вдруг прервалось, тот зачавкал во сне и перевернулся на другой бок. Вялая рука, пытающаяся подлезть под седельные сумки под его головой, быстро прекратила неловкие попытки поправить подушку. Послышался негромкий храп по-настоящему уставшего человека. Будто предупреждающее рычание кота.

– Спи спокойно, – сказал Молок после непродолжительной внутренней борьбы. Спрятал грубый ножик из ритуального чёрного стекла обратно в карман, спешно ощупал собственное лицо в поисках таинственных изменений, способных объяснить душевные метания. Странное чувство, похожее на привязанность, заставило его в удивлении поднять брови. – Видимо, я не стану тебя убивать, Вол. Ты слишком интересный людишка, чтоб умереть так глупо и скучно. Время ещё есть. Посмотрим.

Его внимание привлёк тихий шепот нерассказанной истории. Такой бывает только у вещиц, особенно памятных для людей. Молок понимающе кивнул, мысленно нащупав странный незнакомый свёрток в подушке Волота. Крошечная железка, спасшая жизнь юному герою. Интересно, способна ли эта железка погубить то, что однажды сохранила?

Молок расплылся в хитрой улыбке. Вяло повёл рукой в воздухе, нащупал содержимое свёртка в собственном кармане. Герб короля, всё ещё различимый, несмотря на перекрывающую его трещину сокрушительного удара. Опасная вещь, в особенности здесь, на землях мятежников.

Волот недовольно засопел, перевернулся на другой бок. Во сне ему казалось невероятное, ужасающее душу испытание, кошмарное наваждение – Молок потянул носом и понял, что страх как-то связан с увечьями или болезнями старости. Не самый плохой выбор. Не самый.

Глава 6

Пылающие костры, отмечающие охраняемую береговую линию, блеклыми бликами света отражались в мерно текущей воде. Ночное небо, устало нависшее над широкой рекой, точно одеялом окутало всё густым, почти осязаемым мраком. Всё, кроме желанного брода.

– Вон ещё один, – шепнул Гримбо. Неприметная тень терялась среди деревьев и темноты, равно как и палец доктора, указывающий на неё. Его голос был едва слышен за треском сухих веток кустарника. Даже древнее чудовище устало лежать на сырой холодной земле, изучая вражеский пост. – Лучник. Не спит, смотрит на воду. Смешно… Тратить столь короткую жизнь так бессмысленно!

– Видимо, ожидают вылазку, – тяжело сопя, нетерпеливо объяснил охотник. – Или сами чего планируют, хотя это вряд ли. Что ещё видно?

– Я вижу длинную гибкую ветку, по-моему, тис, – немного рисуясь, продолжил лекарь. Театрально сложив руки козырьком, старательно прищурился, высунул кончик языка. – И тетива. Однозначно, стрелок. И ещё широкая бляха, награда с турнира, на ремне колчана. Какой фарс!

– Не впечатлил, – глухо соврал Волот. Яркие огни, отмечавшие путь ветра снопом искр, слепили глаза. Пляшущие тени издевательски смеялись, расплываясь бесконечно пёстрым калейдоскопом света и тени. Оставалось только довериться словам демона – и, если верить его зрению, дела были откровенно плохи.

Ястреб молчаливым призраком пронёсся над рекой, выслеживая зазевавшуюся добычу. Как можно миновать зорких постовых, явно ожидающих гостей?

– Никак. – Гримбо, угадавший немой вопрос, сочувственно похлопал охотника по плечу. – Надо уходить. Тут нам не перейти.

– Назад возвращаться нельзя, – раздражённо отмахнулся он. Даже находясь вдали от врага, на безопасном расстоянии, они не решались говорить громче. Подлый в своей переменчивости речной ветер мог донести обрывки фраз даже до того берега.

– Это с какой стати?

– Ты думаешь, почему они на стрёме? Готовятся либо к обороне, либо к штурму. Так и так, мы между молотом и наковальней.

– Думаешь те, другие, позади нас? – с неподдельным интересом пробормотал Гримбо, заламывая шею в смутной надежде. Но колючие заросли ответили ему лишь безмолвием.

– Да. Я не был здесь очень давно, но как иначе объяснить всё это? Целый отряд застрельщиков, охраняющих единственную переправу, огни вдоль берега, те бедолаги в лесу.

– А они здесь каким боком?

– Ну, – смутился охотник, судорожно подбирая слова. – Это были явно дезертиры. Ну, которых волки погрызли, помнишь?

– И что? – с придыханием открыв рот, будто слушающий байку малец, спросил Гримбо. Выпученные глаза жадно блестели, заглядывая прямо в рот Волоту, буквально ловя каждое слово.

– А то, что дезертиры просто так не берутся. Чтобы сбежать из армии, нужно, чтобы эта армия была. Неподалёку, понял?

– А-а, – понимающе протянул он, будто осознав тайную истину. – Да, конечно-конечно, теперь всё понятно. Вы, люди, всё-таки очень интересные. Всегда хотел побывать на настоящей людской войне, это очень захватывающе. Поэтому и стал лекарем. Но, видишь ли, меня либо держали при дворе и заставляли лечить сифилис, либо отправляли помогать этим глупым монахам, когда уже всё кончилось. Боялись рисковать мной. Скукотища.

– Если не придумаем, как перебраться на ту сторону, увидишь во всех подробностях.

– Правда?

– Только в последний раз.

Тусклые созвездия безразлично наблюдали за двумя путниками, замершими, будто каменные валуны в траве, на обрывистом берегу реки; резко уходящий вниз скользким глиняным скатом, он не оставлял надежды спуститься незаметно. Ледяная чёрная река угрожающе пенилась в водоворотах от коряг на дне. Десятки стрел, пущенных на один лишь подозрительный всплеск, были готовы взорваться фонтанами брызг. Что же говорить о судьбе того, кто сумеет доплыть до пятен света, отблесков кострищ в речной мути?

Ночь постепенно теряла силу. Оглушительное пение сверчков, переставшее за долгие часы наблюдения мешать, – будто всю жизнь слышал! – смолкло; мёртвая тишина, предшествующая любому рассвету, давящим водопадом обрушилась на мир, заставив Волота опомниться от тяжёлых раздумий. Удивлённо глянув на пушистый небосклон, бархатное полотно благородного фиолетового, он прохрипел:

– Пора. – Горло, скованное долгим молчанием, холодом и жаждой, прорезалось усталым голосом. – Надо убираться, слышишь?

– А? – запоздало отозвался Гримбо, потягиваясь и сладко причмокивая.

– Ты что, спал? Ты должен был следить!

– Зачем? – невпопад отвечал он, потирая глаза. Одеревеневшие движения, веточки и перья в волосах, тонкая корка льда на капюшоне – доктор выглядел жалко, как попрошайка на большой дороге. Их план, понял Волот, обречён на провал.

– Вдруг что-то изменится. Но теперь уже поздно. Бесполезно, – тусклым голосом объяснил охотник. – Надо возвращаться. Если повезёт, успеем до начала новых сражений.

– Или до подписания мира – с новыми законами сплошная морока. Границу просто так не перейдёшь.

Костры на том берегу гасли один за другим. Промозглое утро заявило неоспоримые права на всё, сколько хватало взгляда, своей унылой серостью: все прочие цвета безоговорочно вторили природе. Оседающие хлопьями пепла столбы редеющего, почти на исходе, дыма простирали свои скрюченные пальцы над рекой. Тот берег стремительно растворялся в густом тумане.

– Может быть, – предложил Гримбо, с трудом поднявшись на ноги. Каждое неловкое движение отзывалось мерзким хрустом костей и неизменной кислой ухмылкой. – Просто перейдём границу? Как порядочные люди.

– Не пустят. Без бумаг нет. Твоя не подойдёт, отмечена подписью короля, о смерти которого мечтают засевшие в том лесу молодчики.

– Что мешает показать твой знак Ордена? Я думал, вас, защитников человечества, любят и уважают.

– Если бы. – Горечь и разочарование охотника не смог бы скрыть самый густой, не чета этому, туман на всём былом свете. Внезапно проснувшаяся злоба застряла в глотке сдавленным криком – Волот сгрёб окаменевшую на морозе траву в кулак. – Да и нет у меня никаких знаков! Я только ученик, забыл? Чёрт. Придётся вернуться и обойти реку. Крюк в несколько дней.

– И как ты должен был вернуться? – «В случае успеха», – про себя добавил Гримбо. Охотник подозрительно покосился на доктора и нахмурился. Только глухой не услышал бы в этом намёке ненавистный всем смысл. Интонацию триумфатора, который указывает тебе на очевидную, а потому обидную ошибку.

– У меня есть идея, – продолжил доктор, убедившись, что Волот не собирается отвечать. Он стоял над охотником, замёрзшим до полусмерти и уставшим, весело и злобно скалясь в улыбке. – Ты даже не представляешь, какая.

– Нет, – отрезал он, не желая даже слушать. Пустые безучастные глаза, не отвечавшие общему веселью Гримбо, не внушали доверия. Охотник поймал себя на мысли, что дрожит, но не от холода; единственным желанием стало уползти куда подальше, где тепло, сухо и нет этого ужасного взгляда. – Мы не будем это делать. Никаких убийств, грабежа, разбоя. Ничего такого.

– А как насчёт лжи, подлога и обмана? – Вкрадчивый голос доктора, воздух вокруг которого вдруг стал гуще и темнее, заглушил тревожный звон колокольчика. Обессиленному Волоту, не способному даже приподняться на локтях, оставалось лишь проигнорировать предупреждение амулета. – Брось, у мен… у нас нет времени обходить реку. Они очень длинные, Вол.

– Я не умею… Я не могу. Нет, – слабея на глазах, бормотал он. Вокруг всё плыло, звуки отдалённо доносились до его ушей, теряя по пути всякий смысл.

– Ты даже ничего не поймёшь, – послышалось откуда-то сверху. Сами небеса, покраснев от напряжения, разверзлись и обрушились на него потопом незнакомых запахов, голосов, мыслей – водоворот чужих воспоминаний захлестнул его осознание без остатка. Грозные небеса продолжали своё наставление. – Для тебя эта игра будет словно бы по-настоящему. Разве можно подловить человека на лжи, если он говорит сущую правду? Видишь, охотник? Всё гениальное просто… До встречи на том берегу.

***

– Что? – слипшиеся губы едва шевелились. Непроизвольно вздрогнул всем телом и, мгновенно пожалев об этом, схватился за готовую расколоться голову. Крошечные синие молнии, отголоски вчерашнего падения с коня, мельтешили перед глазами. Почувствовав тошноту, комом подкатывающуюся к горлу, он крепко зажмурился. День обещал быть долгим.

– Буцефал, – жалобно застонал он. Послышался приближающийся цокот копыт. Замерев возле поверженного хозяина, конь виновато заржал. – Ты что, сбросил меня с седла?

Щёку обдало горячим дыханием. Пушистая морда ткнулась в плечо, извиняюще фыркая.