Текст книги "Невинность и соблазн"

– Она будет держать вас в узде, в этом я не сомневаюсь.

– Я так и думал, – дружелюбно ответил Дру.

– Значит, вы любите его, мисс Лоринг?

Розлин, застигнутая врасплох вопросом, поколебалась, словно не желая лгать.

– Мне он небезразличен.

– Было бы прекрасно, если бы вы полюбили его. В этом доме давно умерла любовь… с тех пор как его, совсем маленького, отослали отсюда.

– Довольно, Мейдерз, – поспешно вмешался Дру. – Не хочешь же ты наскучить мисс Лоринг.

Почти незрячие глаза обратились к нему.

– Нет, но если я даже наскучу ей, она достаточно добра, чтобы не упомянуть об этом. Ее искренность согревает мне сердце, дорогой мальчик. Тебе годится только женщина особенная, а у меня такое чувство, что ты ее нашел.

Старательно не глядя на Розлин, Дру коснулся плеча старушки.

– Не стану спорить с тобой, дорогая, но, если не возражаешь, я обещал взять мисс Лоринг покататься.

– Превосходно! Сегодня выдался чудесный день. Думаю, вам понравится парк, мисс Лоринг.

Снова поцеловав Мейдерз в щеку, Дру взял Розлин за руку и вывел в коридор.

Разговор с бывшей няней оставил какое-то чувство неловкости. И все же Дру был рад, что мягкость и доброта Розлин по отношению к старушке так контрастируют с ледяным презрением матери. События сегодняшнего дня каким-то образом немного смягчили постоянно терзавшее его желание: за последние пять дней он не только не поцеловал Розлин, но даже не прикоснулся к ней. Требования Элинор выждать и не донимать Розлин своими домогательствами ужасно раздражали Дру, не говоря уже о том, что плоть его все время требовала удовлетворения.

Впрочем, целомудрие никогда не было его сильной стороной, как и терпение. А ему требовалась бездна терпения, чтобы вынести сегодняшний ужин с высокородной мамашей.

Глава 16

Я была бы круглой дурой, отдав ему сердце, но с каждым днем соблазн все более велик.

Из письма Розлин к Фанни

Розлин, совсем было заледеневшая после встречи с герцогиней Арден, мгновенно оттаяла под лучами летнего солнца Они с Дру долго объезжали кентские луга, прекрасно обработанные поля и фермы арендаторов.

Он оказался прекрасным спутником, еще более дружелюбным и обаятельным, чем обычно. И все же она заметила в нем определенные перемены. Он казался менее неприступным. Более раскованным. Более естественным.

И она увидела новые стороны его характера, которых он не выказывал раньше: чувство долга, щедрость, серьезное отношение к своим обязанностям. Он не скрывая, гордился своими владениями и, очевидно, заботился об арендаторах в отличие от большинства английских землевладельцев, которые старались выжать из земли и крестьян все, что возможно, и думали лишь о своих доходах.

Дру, как герцог, требовал почтительного к себе отношения. И все же между ним и его людьми явно существовало нечто вроде взаимной симпатии. Но Розлин, ставшая свидетельницей его встречи с Мейдерз, и не ожидала ничего иного. Его доброта к старой няне согрела ее сердце.

К концу прогулки она поняла, почему он так любил свою престарелую няню.

Они ехали мимо небольшого озера на лугу и увидели коттедж, стоявший на опушке леса. Дру немедленно натянут поводья.

– В детстве это было моим любимым местом, – сказал он с легкой грустью. – Этот коттедж принадлежал нашему егерю и его жене. Мы с Мейдерз сбегали сюда, чтобы избавиться от уроков. Делали бумажные кораблики, пускали их в озеро и играли в пиратов. А потом она кормила меня горячими булочками, испеченными женой егеря.

«Иными словами, тебе позволяли быть ребенком», – подумала Розлин с молчаливым сочувствием.

– Должно быть, в детстве вам было ужасно одиноко, – заметила она вслух.

Дру пожал плечами:

– Я редко видел родителей. И конечно, мне не разрешали играть с другими детьми, особенно с детьми слуг: этого не позволяло наше положение. Но Мейдерз существенно облегчала мне жизнь. А после того как мы с Маркусом и Хитом подружились, я больше никогда не был одинок. Но ты теперь понимаешь, почему я был рад уехать отсюда.

– Прекрасно понимаю.

Розлин вздрогнула, подумав, что с удовольствием бы убралась отсюда, и немедленно. Огромный, пусть и величественный дом угнетал ее. Здесь веяло холодом. И не чувствовалось ни жизни, ни тепла. Невозможно представить, что здесь можно жить!

К счастью, ее детство было совершенно иным. Она росла в любви. Любви матери и сестер. И даже отец питал к детям чувства, которые могли до некоторой степени считаться нежными. Теперь же у нее была академия. Были подруги. И, конечно, сестры. Так что она никогда не испытывала недостатка в симпатиях и привязанностях. Да и мать была совершенно иным человеком, чем герцогиня Арден. Благодаря Маркусу они вновь встретились с матерью и узнали правду о том, почему она была вынуждена бежать из страны вместе с любовником. Она не хотела покидать дочерей, и ее сердце было глубоко ранено разлукой с ними.

Зато герцогиня Арден не питала к сыну никаких теплых чувств. Именно Мейдерз была Дру вместо матери. И Розлин радовалась за него. Хорошо, что нашлась женщина, искренне полюбившая мальчика. Она почти ненавидела герцогиню, из-за которой Дру стал таким циничным.

– Вам повезло с Мейдерз, – пробормотала она.

– И еще как! Она была одной из немногих, кто обращался со мной как с обычным мальчишкой, а не как с герцогским сыном. В ее отношении ко мне я никогда не сомневался, – объяснил Дру и, поколебавшись, добавил: – С тех пор как я вырос из коротких штанишек, мне пришлось усвоить, что большинство людей, как правило, чего-то от меня хотят.

– Из-за вашего богатства и положения.

– Да. В шестнадцать лет этот урок был вбит в меня весьма болезненным образом.

– Что же случилось, когда вам было шестнадцать?

– Я позволил себя соблазнить.

– Трудно поверить.

– К сожалению, это правда. Она была ослепительно красива и стала моей первой любовницей… молодая вдова, всего на четыре года старше, но куда опытнее. Мне не стоило так легко верить ее признаниям в любви, но, как во всяком молодом человеке, похоть оказалась сильнее разума. До этого я ни разу не увлекался так сильно. И был безутешен, когда оказалось, что она задумала поймать меня в сети брака и стать герцогиней. Все это время у нее был другой возлюбленный, с которым она не намеревалась расставаться и после свадьбы.

– Так вот почему вы так цинично относитесь к любви? – тихо спросила Розлин.

– Думаю, что да, – невесело усмехнулся герцог. – Но, по правде говоря, я не вспоминал об этой женщине много лет. И довольно сантиментов. Лучше я покажу вам свою новую дренажную канаву. Наука, поверьте мне, весьма занимательная вещь. – Он повернул коня и поскакал вперед.

Решительно подавив неуместное сострадание, Розлин прикусила губу. Она не хотела видеть эту нежную, уязвимую сторону характера Дру. Куда легче противостоять повесе-обольстителю, циничному аристократу.

Будет непоправимой ошибкой влюбиться в Дру и не дождаться ответной любви. Он не позволит себе любить женщину, доверять ей, и только последняя идиотка может надеяться на чудо.

Но тревожные мысли терзали не только Розлин, но и Дру. Он последовал совету Элинор и рискнул приоткрыться перед Розлин, рассказав печальную историю о том, как его одурачила первая любовь, прекрасная вдовушка, разбившая ему сердце.

Он оправился достаточно быстро, и воспоминания больше не причиняли боли. Только в сердце осталось нечто вроде занозы. К счастью, теперь он редко думал о вдовушке. Намеренно изгнал ее из мыслей. Но навсегда усвоил преподанный ею урок. И с тех пор неизменно держался настороже и решительно избегал всякого намека на брак. Не хотел всю жизнь провести с женщиной, которой нужны его богатство и титул. Хотел, чтобы его любили ради его самого…

И осознание этой простой истины было немного пугающим. Впервые в жизни он признался себе, что жаждет любви.

Но может ли Розлин стать этой женщиной?

Да, она станет превосходной герцогиней. Грациозность, красота, прекрасные манеры, доброта и участие к арендаторам показали, как легко она сможет войти в роль хозяйки Арден-Касл. Она, несомненно, принесет тепло в его дом. В отличие от бездушной, властной матери, презиравшей всех, кто стоял ниже.

Роздан тоже могла быть величественной и неприступной, если того требовали обстоятельства. В остальном же она была самим воплощением тепла. Сегодня у нее на голове был крошечный цилиндр. Волосы, забранные в узел на затылке, казалось, притягивали солнечный свет. Улыбка соперничала с этим светом: теплая, нежная, она будила в нем желания… куда глубже обычной похоти.

Эта девушка воспламеняла в нем странные эмоции, тревожные и непонятные. И он наслаждался ими.

Много лет он стремился вести себя с полным безразличием по отношению к окружающим. И только двое ближайших друзей, Маркус и Хит, были достойны доверия. Только они никогда его не разочаруют. И поэтому заслужили его безусловную преданность.

Но теперь ему самому грозила опасность стать похожим на мать, унаследовать ее холодность, ее высокомерную бесчувственность.

До сих пор он не считал себя одиноким. Но вопрос, заданный Розлин минуту назад, заставил его увидеть правду: он действительно одинок… или был одинок до встречи с ней. Она сумела разбить панцирь, в который он заковал себя. Привнесла очарование и тепло в его лишенное страстей существование. С тех пор как они знакомы, его жизнь стала полнее я богаче.

Дру не слишком хотелось вновь подвергать Розлин испытаниям, вынуждая встречаться с матерью, но ужин оказался вполне сносным, хоть и крайне официозным. Правда, герцогиня свела свои злобные реплики к минимуму, а Розлин умудрялась поддерживать вежливую беседу. Однако после ужина начались неприятности. Этикет диктовал, чтобы леди удалились в гостиную, пока джентльмены наслаждались портвейном и сигарами. Но Дру не имел особого желания пить в одиночестве и не намеревался оставлять Розлин наедине с Драконшей – поэтому последовал за женщинами в большую гостиную.

Его отказ следовать правилам приличия разжег в герцогине еще более яростный гнев, чем ожидал Дру. Едва они успели усесться, как она сделала первый залп:

– Вы разочаровываете меня, Арден, хотя прекрасно знаете, что я не допущу неприличного поведения в своем доме.

Дру с трудом удержался от достойной отповеди.

– Собственно говоря, если помните, это мой дом, матушка, – спокойно ответил он.

– Возможно, но если ожидаете, чтобы я делала вид, будто поддерживаю этот фарс, называемый помолвкой, значит, станете исполнять мои желания.

Дру стиснул зубы, но мать неумолимо продолжала:

– Вы прекрасно знаете, Что я не одобряю этого брака. Вы могли бы выбрать куда более выгодную партию. Мисс Лоринг настолько ниже вас по положению…

– Прежде всего, матушка, вы не имеете никакого права указывать мне, какую невесту выбрать, – бесцеремонно перебил Дру. – И запомните: лучше мисс Лоринг мне никого не найти.

– А придется, поскольку я не дам благословения на столь неравный союз.

Он ответил столь же высокомерным взглядом.

– Одобрите. Иначе завтра же утром переберетесь во вдовий дом.

– Вы не посмеете.

– Разумеется, посмею. Прежде чем вернуться в Лондон, я прикажу перенести туда ваши личные вещи и запрещу вам входить в замок. Вы прекрасно знаете, что слуги исполнят любой мой приказ.

Герцогиня, побледнев, в бессильной ярости уставилась на него.

Все это время Розлин продолжала молчать, но сейчас сочла нужным вмешаться.

– Дру, – тихо сказала она, – все это не имеет значения. Я никогда не стремилась подняться выше в обществе. И вполне согласна сохранять прежнее положение.

– А вот для меня все это имеет значение, черт побери!

Почти сотрясаясь от бешенства, герцогиня поднялась с кресла.

– Не смейте ругаться в моем присутствии, сэр. Я ясно выражаюсь?

Дру, так же резко вскочив, протянул руку Розлин:

– Пойдем, милая. Я не могу оставаться здесь ни секунды из страха, что поддамся желанию совершить убийство.

Мать возмущенно ахнула, но Дру, не обращая на нее внимания, потащил Розлин из комнаты и не остановился, пока не втолкнул ее в библиотеку.

Розлин не издала ни слова протеста, хотя к тому времени, когда он открыл высокие стеклянные двери и вывел ее на террасу, немного задыхалась. Только тогда Дру осознал, что позволил гневу взять верх над собой. Обычно он умел держать себя в руках, но только потому, что намеренно игнорировал высказывания матери.

Пробормотав извинение, он уронил руку Розлин, подошел к каменным перилам и всмотрелся в сад. Только что взошла полная луна, и мирный пейзаж разительно контрастировал с бушующей в душе бурей.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как рядом встала Розлин.

– Я… я не хочу становиться между вами и вашей матерью – нерешительно выговорила она.

– Ты не встала между нами, – процедил он. – Мы воюем уже давно. Обычно я уступаю ей… но не на этот раз.

– Думаю, вы придаете слишком большое значение случившемуся. Мне не нужно ее одобрение. И я считала, что вам оно тоже ни к чему.

– Я хотел получить ее благословение не ради себя. Ради тебя. Если она пожелает, в обществе примут тебя с распростертыми объятиями.

– Но мне действительно все равно. И я не хочу, чтобы вы ссорились из-за меня. Это слишком угнетает.

Дру почувствовал, как сжалось сердце. Ярость кипела в нем все сильнее. Почему матери необходимо тиранить всех, кто попадает в поле ее зрения?! Но он не имеет права срывать гнев на Розлин. Повернувшись, он взял ее руку и поднес к губам:

– Прости, милая. Не следовало так выходить из себя. Розлин нерешительно улыбнулась.

– Но… у вас были для этого все причины. Сомневаюсь, правда, что местный судья благосклонно посмотрит на убийство герцогини, особенно вашей близкой родственницы.

Он слегка улыбнулся ее вымученной шутке, но все мысли вылетели из головы при виде поднятого к нему лица Розлин. В лунном свете ее красота сияла так, что он едва не задохнулся. Сердце сильно заколотилось. В душу вдруг хлынули желание, потребность, страсть…

Сам того не сознавая, Дру подался ближе, хотя не должен был касаться Розлин. Он обещал себе, что будет ухаживать за ней, как истинный романтик. Что даже не попытается вновь соблазнить ее.

Но больше не мог вынести и секунды. Они должны быть вместе.

Не в силах совладать с собой, он наклонил голову и стал целовать ее, медленно, неспешно, скользнув языком в ее рот. Наслаждаясь ее сладостью, ее теплом. Розлин, вначале растерявшаяся, пошатнулась и прижалась к нему, стискивая его плечи, словно пытаясь притянуть его еще ближе.

Дру жаждал схватить ее в объятия, унести на диван, но, собрав всю силу воли, отстранился и с тихим стоном отступил на безопасное расстояние.

Поцелуй пробудил в нем нестерпимое желание, чресла заныли знакомой болью, а голос мгновенно охрип.

– Я не хотел поддаваться искушению. Поклялся держаться подальше от тебя. Показать, что сумею ухаживать за тобой, как того диктуют правила приличия.

Розлин долго смотрела ему в лицо, прежде чем ответить:

– Но я хочу, чтобы за мной ухаживали именно так. С нежностью.

– Боюсь, что одной нежностью тут не обойдешься, – с трудом усмехнулся он. – И уверен, что не смогу ограничиться одним поцелуем.

– Не желаю, чтобы ты останавливался, – неожиданно прошептала она.

– Ты понимаешь, о чем говоришь? – ахнул он.

– Да. Понимаю. И хочу, чтобы ты любил меня.

Дру оглянулся на двери, ведущие в библиотеку.

– Только не здесь, под одной крышей с матерью.

– Тогда где? – спросила она.

– Коттедж, – решил он, немного подумав. – Коттедж егеря, который я показал тебе сегодня. Ты поедешь туда со мной?

– Да, – кивнула Розлин.

Сердце Дру перевернулось, а мужское достоинство мгновенно затвердело при одной мысли, что они снова окажутся в постели. Это его шанс. Сегодня он заставит Розлин ощутить к нему настоящую страсть. Ту неподдельную страсть, которую он начинает испытывать к ней.

Ступив ближе, он припал поцелуем к ее руке.

– Дай мне десять минут. Нужно оседлать лошадь и… и кое-что захватить из моей комнаты. Подожди меня здесь, хорошо?

Розлин снова кивнула.

– Ты уверена, милая? – повторил Дру.

– Совершенно.

Не услышав колебаний в ее голосе, он снова прижался губами к ее пальцам.

– Значит, десять минут.

К тому времени как Дру вернулся, она уже была охвачена предвкушением его ласк. Он молча переплел ее пальцы со своими и повел по коридору к боковой двери, где уже ждала оседланная лошадь. Поднял в седло, а сам сел сзади и прижал Розлин к себе.

Всю дорогу оба молчали. Летняя ночь была прекрасной и безмятежной, тропинку освещал лунный свет, но поездка, казалось, длилась вечно. Нетерпение пело в Розлин, выбивая настойчивую дробь в одном ритме с сердцем. Спиной она чувствовала тепло, исходившее от Дру, а руки, обнимавшие ее, с каждой минутой все больше возбуждали желание.

Когда Дру, наконец, остановил лошадь, Розлин робко спросила:

– Твой егерь не будет возражать, если мы воспользуемся его коттеджем?

– Он уже не живет здесь. Я отдал ему просторный дом, а этот сохранил для себя, потому что он мне нравился. Одно из преимуществ богатства – возможность удовлетворять все мои сентиментальные капризы.

Розлин сомневалась в том, что у Дру много сентиментальных капризов, но втайне радовалась, что он смог исполнить именно этот.

Он спешился, снял ее с седла и повел в дом. Не позаботившись зажечь свечу, он раздвинул занавеси, и по полу комнаты пролегли серебристые полосы.

Коттедж был значительно больше того, где они впервые познали друг друга. И к тому же был гораздо лучше обставлен.

– Спальни наверху, – пояснил он, снова сжав ее руку. Они вместе поднялись по лестнице и вошли в комнату с высокой, широкой кроватью. Дру снова раздвинул занавеси, и лунный свет полился в комнату, достаточно яркий, чтобы она увидела его извиняющуюся улыбку. – Какое счастье, что ты решила положить конец моим страданиям, милая. Не знаю, сколько еще я смог бы оставаться верным собственной клятве не прикасаться к тебе.

– Больше тебе не нужно терпеть, – улыбнулась Розлин.

Он подступил ближе, сжал ладонями ее лицо и долго смотрел в глаза.

– Мне не хватало, прикосновений к тебе.

– Мне тоже, – тихо ответила Розлин и подняла голову, предвкушая жар его поцелуев, но Дру удивил ее, сунув руку в карман и вынув мешочек, в котором оказалось несколько маленьких губок и флакончик с жидкостью.

– Ты сказала, что не хочешь забеременеть вне брака, поэтому я захватил вот это. Губки, смоченные уксусом, помешают моему семени укорениться.

Розлин было приятно, что он не забыл о ее просьбе.

– Спасибо, – искренне пробормотала она.

Он положил мешочек на прикроватный столик и откинул одеяла. Вернулся к Розлин и стал вытаскивать шпильки из ее волос, раскидывая по плечам золотистые пряди. Молча раздел ее и позволил ей раздеть себя.

Когда он остался обнаженным, у Розлин перехватило дыхание. Лунный свет лился сквозь окно, высвечивая чеканные черты его лица, широкую мускулистую грудь, фигуру атлета. Сейчас он удивительно напоминал скульптуру греческого бога. Когда он обнял ее, она ощутила, как перекатываются бугры мышц под его упругой кожей.

Первое прикосновение его губ было теплым и легким, но оно зажгло в ней пламя, которое станет разгораться с каждым мгновением.

Но тут все связные мысли покинули ее, растворившись в наслаждении от его прикосновений, его вкуса, его ласк.

Губы и руки Дру творили настоящие чудеса. Груди набухли от возбуждения, тело наливалось жаром и пульсировало.

Розлин почти вскрикнула от разочарования, когда Дру поднял голову. Но он подхватил ее на руки, отнес на кровать, осторожно уложил, а сам сел рядом.

Не отрывая от нее глаз, он на ощупь взял губку, смочил, и как можно глубже вложил в ее лоно. Розлин трепетала от деликатности его прикосновений, от чувственного волнения, которое он в ней пробуждал. Стремясь поскорее ощутить его в себе, она потянулась к нему, но Дру покачал головой:

– Рано. У нас впереди вся ночь.

Не успела она ответить, как он стал сосать ее груди. Прикосновения его пылающего рта послали огненную дорожку до самого горячего, пульсирующего средоточия ее женственности, заставили ее отчаянно выгнуться.

– Дру, пожалуйста, – взмолилась она.

– Чего ты хочешь, милая?

– Я хочу тебя.

Он придвинулся ближе, прижался к ней всем телом: твердым животом, мощными бедрами и восставшей плотью. Розлин зажмурилась от удовольствия, но этого ей было недостаточно.

– Скорее, – прошептала она.

– Нет. У нас много времени.

Розлин прикусила губу, готовая закричать, но сумела сдержать голод еще на несколько мгновений, пока он ласкал ее.

Его пальцы скользнули по ее телу к развилке бедер, мягкой поросли внизу живота, нашли влажные створки.

– Дру… я этого не вынесу… пожалуйста… – прерывисто выдохнула она. И только тогда он навис над ней, касаясь венерина холмика своей великолепной плотью. А когда проник в нее, она блаженно застонала.

И застонала еще громче, когда он стал двигаться. Беспорядочно шаря ладонями по его спине, Розлин наконец сжала его ягодицы, словно подгоняя ускорить темп. Но он не собирался подчиняться и продолжал возбуждать ее, медленно входя и выходя из нее. Вонзаясь, проникая, наполняя… и почти выскальзывая, оставляя ее обезумевшей от желания, он продлевал ее наслаждение, лелеял, оберегал, шепча нежные непристойности, пока она не потеряла голову от страсти.

Дру, ощущая то же безумие, жадно вдыхал ее запах, пробовал на вкус, задыхался от нахлынувших ощущений. Каждое биение сердца побуждало его двигаться быстрее, но он вынуждал себя не спешить. Хотел, чтобы это продлилось. Хотел, чтобы она испытала, что это такое – раскаленная страсть.

Сцепив зубы, он отстранился, чтобы увидеть искаженное наслаждением лицо Розлин… и понял, что впивается взглядом в затуманенные желанием глаза.

Содрогаясь, она обвила ногами его бедра, прижала к себе, вобрала всего, окружила своим теплом. Застонав, Дру вонзился еще глубже в ее горячую влажность, вонзился до конца…

Хрипло, тяжело дыша, она отвечала выпадом на выпад и беспомощно вздрагивала при каждом толчке. В своем возбуждении она стала жарким пламенем, жидким огнем под его истомившимся телом. Ритм их желания стал взрывным, и секунду спустя ее жалобный вопль растопил его сердце, а судороги экстаза ускорили его сокрушительную разрядку.

Дру изливал в нее свое желание, терзаемый яростным стремлением обладать этой женщиной, входя в нее все глубже, словно не мог насытиться. Из его горла рвались стоны; он вонзался в нее, изгибаясь, сотрясаясь от нетерпения, пока, наконец, не наполнил ее своим горячим семенем. Потом они долго лежали, прижавшись друг к другу, пытаясь отдышаться. Когда судороги немного унялись, Дру каким-то образом нашел в себе силы отодвинуться и лечь рядом.

Когда им удалось немного успокоиться, Дру с блаженной улыбкой закрыл глаза. Их слияние было воистину безумным взрывом чувств, и все же, несмотря на всю его неукротимость, он до этой минуты никогда не ощущал такой нежности к женщине.

Он долго думал, что сказать ей, когда услышал ровное тихое дыхание и понял, что она спит.

Дру с сожалением улыбнулся. Он пытался разбудить в ней страсть, а вместо этого погрузил в сон.

Он осторожно лег на бок, по-прежнему прижимаясь к Розлин. Но спать он не хотел, предпочитая смотреть на нее. Любуясь ее изысканной красотой, он невольно задавался вопросом, почему испытывает такое блаженство в ее объятиях? Почему только с ней чувствует истинное наслаждение? Почему его так трогает ее тепло?

Но правда заключалась в том, что Розлин заполнила пустоту, для которой у него до сих пор не было названия. Она сразилась с его одиночеством, от которого он, сам того не зная, жестоко страдал, сразилась и победила. Она зажгла в нем восторг и радость…

Дру неожиданно замер. Он испытывал те же симптомы, которые пыталась описать Розлин. Чувствовал себя счастливым в ее присутствии. Не находил себе места, если ее не было рядом. Ощущал разъедающий душу голод, которому не было удовлетворения.

Сердечная любовь. Кажется, так она ее назвала.

Что-то стиснуло его грудь. Не боль. Сознание свершившегося чуда.

Возможно ли, что он действительно начинает в нее влюбляться? Да способен ли он вообще любить?

Дру зажмурился, пытаясь проверить свое предположение. Розлин сокрушила все его линии обороны, но признание этого не заставило его съежиться от страха, как он ожидал. Наоборот, мысль о том, чтобы делить с кем-то любовь и близость до конца жизни, казалась необычайно привлекательной. Вот только он не думал, что будет делить эту любовь с невестой. Зато теперь не удовлетворится меньшим. Он хотел жениться на Розлин по любви. Не по расчету. Хотел, чтобы и она любила его, а не просто была вынуждена выйти замуж, чтобы избежать скандала.

А что, если он не сможет заставить ее влюбиться? Нет, он даже думать об этом не станет. И никогда не расстанется с ней. Сделает все, чтобы завоевать сердце Розлин, женится на ней и сделает своей герцогиней. Подарит ей будущее, о котором она мечтала…