Текст книги "Демон-полукровка"

– Опять?! – удивилась Бэарсэй. – Да как тебе это не надоест?

– До тех пор, пока хоть что-то не поменяется! – зарычал Косте и фанатично впился обрубленными чёрными ногтями в свои колени. – Разве ты на моём месте не поступила бы так же?

– Хм… вряд ли, – беззаботно ответила Бэарсэй.

– Ещё раз повторяю вопрос, – вмешался дэ Сэдрихабу, – за что тебя выдрали?

– За то, что я отказался искать двадцатую шляпу для наследника, – Косте обнажил в недоброй усмешке полусгнившие зубы. – Не понимаю, ради чего ты водишься с этими… они такие же, точно такие же… Это ничего, что пока они не так важничают, как их родители; парочка лет – и…

Ареллаган отвернулся, по привычке закусывая губу. Об этом ему твердили все, даже Бэарсэй, но он отказывался верить. Он был в мыслях каждого из королевских детей, видел все их чувства и желания яснее, чем свои собственные, и осознавал, что они не способны задрать нос по-королевски. Хотя носы во дворце задирали все, даже те, кто к правящей династии практически не имел отношения.

Пока Мередит и Маргарет болели, Льюис с превеликим усердием выдавил из себя письменное разрешение на допуск юных герцога и герцогини Амарской к занятиям наследников. В условленное время после каждой трапезы, исключая вечернюю, они собирались в большой классной комнате и приступали к учёбе. Некоторые занятия, такие, как стрельба, езда верхом и фехтование, проводились на улице, в крытом внутреннем дворике, примыкавшем к покоям Лесли и Салливы. Ольванс, как наследник, и девочки со своими подругами обучались отдельно. Но иногда они всё же собирались все вместе и занимались разнообразнейшими глупостями: плели украшения, вязали, шили, разматывали пряжу, что-то конструировали или рисовали, пока наставники и наставницы спали в креслах либо о чём-то шептались меж собой. Эти уроки дэ Сэдрихабу никогда не нравились. Проблема была даже не в гвалте, что создавало такое количество детей в замкнутом пространстве, а в поведении некоторых товарищей наследников. Мальчики: знатные герцоги и графы – во всём повиновались Фриэлю и всегда поддерживали его и его друзей, но девочки…

С детских панталончиков Саллива знала герцогиню Майтерскую, одну из самых чванливых юных особ в Империи. Эта девочка не терпела иного обращения, кроме церемонного «Ваше Сиятельство», часто грубила учителям, таскала неугодных графинь и герцогинь за косы и ругалась с Бэарсэй. Ареллаган терпеть не мог людской ограниченности, жестокости и упрямства – а все эти качества Её Сиятельство Майтерская успешно в себе сочетала. Она вообще предвзято относилась ко всему новому, поэтому её первой реакцией на появление в классной комнате близнецов были ядовитые слова:

– Разве мармудайские аристократы имеют право бесплатно учиться во дворце?

– А у тебя это право стоило бы отнять, раз ты даже элементарной вежливости не научилась, – немедленно парировал Ареллаган.

– Пфа! – закричала герцогиня Майтерская, топая ногами. – Кто учил тебя хорошим манерам, отродье? Кто позволяет тебе обращаться ко мне на «ты»?

– Насколько знатны должны быть твои родители, чтобы ты смела называть меня отродьем? – огрызнулся он. – Ты не заслуживаешь почтения!

– Грязный нечестивец, я дочь герцога! Мой род известен уже более тысячи лет, и…

– Ты потомок герцога, который начинал с того, что работал трактирщиком и беспробудно пьянствовал! – жестоко рассмеялся дэ Сэдрихабу, досконально изучивший все родословные древа знатных дворян под руководством матери. – И прославился он не подвигами, а тем, что на спор с пьяницей-Королём, который останавливался в его деревне во время охоты, выпил четыре бочки неразбавленного хвейя! Ты же помнишь, что ваша фамилия произошла от староавалорийского «майэр» – алкоголик?

Герцогиня Майтерская побледнела, покраснела, надула щёки и молча опустилась на место. С тех самых пор к ней прицепилась кличка «Майэрский маяк», данная ей из-за высокого роста; а сама она возненавидела Ареллагана, равно как и он её. Ему совсем не нравилось, что Саллива общается с этой зазнайкой и даже ценит её, он не раз требовал выбрать кого-то одного, но Саллива никогда не давала прямого ответа и ни с кем не порывала. Герцогиня Майтерская выискивала повод очернить близнецов, опорочить их; она прицепилась даже к тому, что они однажды выбрали слуг вместо наследников.

– Видимо, ты чувствуешь с ними глубокую связь, да? – издевалась она, когда Ареллаган и Бэарсэй всё-таки пришли в парк.

– Ну да, они же благородные люди, в отличие от тебя, – фыркнул он, не удостоив герцогиню взглядом.

– Вообще-то, мы вас очень долго ждали, – тихо вмешалась Саллива. – Вы стали часто опаздывать. Вы больше не хотите с нами дружить?

– Дело не в этом, – Бэарсэй вздохнула, – а в том, что Настире и Косте нам тоже очень нравятся.

– А вы их угнетаете, – заметил дэ Сэдрихабу, особенным взглядом смерив вспыхнувшего Ольванса. – Я-то думал, вы действительно другие, но, оказывается, для вас двадцатая шляпа важнее человека

– Чёрт, Ареллаган, я не думал, что ты так на это отреагируешь! – тонким голосом выкрикнул Ольванс. – Ну да, я понимаю, что был неправ… не очень мне и нужны эти шляпы, честно говоря…

– Нам нужно, чтобы вы всегда хорошо думали о нас, – выручила его Лесли. – Чтобы мы навсегда остались лучшими друзьями, до самой смерти.

Так и текло время…

Не обращая внимания на бегущие годы, Ареллаган и Бэарсэй оставались с королевскими детьми, и вскорости они сделались неразъединимы, будто части одного организма. Бэарсэй нашла общий язык с Лесли, мечтавшей сделаться ведьмой, с болезненным Принцем Джолли и Ольвансом, которого ей по-прежнему прочили в женихи. Дэ Сэдрихабу же составляли компанию смешливая Саллива, Фриэль и Нёрст, серьёзный и вдумчивый не по годам. Вместе с Нёрстом дэ Сэдрихабу пробирался в библиотеку для старших членов королевской семьи и там читал запоем всё, что попадалось; Саллива в это время стояла в коридоре на страже, готовая подать сигнал, когда приблизятся взрослые. Нёрст практически с младенчества брал уроки фехтования; именно у него Ареллаган научился многим интересным приёмам. Победителем из схватки всегда выходил он: у него не хватало смелости позволить себе побыть обычным человеком, как требовала мать, и не использовать свою демоническую силу и скорость. Принцесса Мередит вздыхала, качая головой, но королевские дети до сих пор не знали, кого они называют своими друзьями, и, наверное, это было к лучшему. Мимо Маргарет Ареллаган научился проходить с фальшиво покорным видом, посылая в неё через плечо презрительные взгляды; она едва снисходила до него, очевидно, считая своё невнимание достаточным наказанием для него. Она не раз пыталась свести общение Салливы и Нёрста с ним к минимуму, но ей ничего не удавалось. Бэарсэй она практически не замечала, видимо, не чувствуя в ней угрозы. Ареллагану же приходилось намного тяжелее. Король Льюис тоже его не любил, причём не любил ещё сильнее, чем Маргарет. Не раз и не два Ареллагану казалось, что Льюис готов за длинным трапезным столом в окружении неисчислимого количества придворных открыть правду, что он узнал пару месяцев спустя первой встречи с Мередит. В королевском дворце полно было загадок, сплетен и слухов; Ареллаган слышал, как придворные отпускают в его адрес колкости и гадают, отчего его имперское произношение отдаёт неистребимым свистящим акцентом, совсем не похожим на мармудайский. Ареллаган всеми силами боролся с акцентом, из-за которого его частенько понимали превратно. В землях свободных духов ходил совсем иной язык: цедящий, свиристящий, шепчущий, – переливчатые авалорийские слова, залихватски кончавшиеся твёрдыми буквами, были для него непривычны, хотя с матерью он часто разговаривал на авалорийском ещё дома. Особенно неистовствовала герцогиня Майтерская: она предводительствовала сворой насмешников практически в открытую, и на неё не действовали просьбы и приказы Салливы утихомириться. Герцогиня, несмотря на всю свою глупость, чувствовала, что Король и Королева молчаливо одобряют все её действия, а ради такой вещи, как их одобрение, она могла пренебречь словами подруги.

– Откуда же ты родом? – заводила она надоевшую песню, едва завидев Бэарсэй и Ареллагана рядом. – По-моему, мармудайцы намного быстрее привыкают к нашему языку. Это значит, наверное, что… – она не договорила и сладко ухмыльнулась, сквозь ресницы поглядывая на Ареллагана в ожидании его реакции.

– Хватит, Пелестра! – возмущённо воскликнула Саллива, чьё присутствие герцогиня предпочла проигнорировать. – Сколько ещё мне придётся это повторить, чтобы ты меня послушалась?..

Герцогиня Майтерская поглядела на неё широко раскрытыми глазами, как будто удивляясь, что к ней посмели обратиться по имени. Затем она вытащила из кармана зеркальце и принялась поправлять перед ним пышно взбитые кудри. Кончиками пальцев она изредка притрагивалась к своим щекам, проверяя, держатся ли на них белила (хотя белила должны были наносить только дамы, герцогиня игнорировала и этот запрет, и никто о ней не шептался так долго, как это делали, если какие-то правила нарушали близнецы).

– Я о тебе забочусь, – уронила она и выше взбила левую буклю. – А теперь я ещё и виновата…

– Это невозможно терпеть! – яростно воскликнул Ольванс. – Пелестра, я удалю тебя от малого двора, если ты немедленно не остановишься!

– Ваше Высочество? – впервые составив себе труд быть вежливой, изумилась она. – Но, Ваше Высочество, я всего лишь…

– Иди в свои покои, – упорно сверля её горящими глазами, отчеканил Ольванс, и герцогиня сделалась как будто меньше под его взором, пряча зеркало. – Иди туда и не спускайся к нам до следующего утра. Ты подумаешь над своим поведением, а я решу, что с тобой делать дальше.

– Это несправедливо! – в углах глаз герцогини показались слезинки. – Я пожалуюсь Её Величеству!

Глаза Ольванса оставались холодными и жестокими.

– Малый двор подчиняется мне, – веско заметил он, – запомни это.

Яростно стуча каблуками и отплёвываясь, герцогиня Майтерская ушла, а за нею бросилась толпа королевских фрейлин: наверняка для того, чтобы утешить, уверяя, что она поступила правильно. Саллива вздохнула, косо поглядев на брата:

– Я не этого хотела…

– Она совсем распустилась, – отрезала Лесли, сумрачно сжимая губы, – ведёт себя так, будто мы перед нею ничто. Её давно пора было наказать.

– Но не надо же доводить до такого! – возмущённо вскрикнула Саллива. – Мы с ней всю жизнь дружим! Я понимаю, что она иногда бывает врединой…

– Хочешь сказать, постоянно, – вкрадчиво поправил Фриэль.

– Да, пусть и постоянно, – зло соглашалась Саллива, – но всё-таки она моя подруга, и она совсем не такая, как вы думаете! Она с трудом привыкает к новизне… я уверена, через пару месяцев ей надоест вас задирать, и она станет с вами такой же, как и со мной, – она отчаянно поглядела на близнецов в ожидании поддержки.

– А до тех пор предлагаешь сносить унижения? – надменно поинтересовался Ареллаган. – Нет, спасибо!

* * *

Глубокой ночью, когда весь дворец заснул, Ареллаган и Бэарсэй под покровами чар Невидимости пробрались в малую библиотеку для магов. Заступничество Ольванса показалось им пустой формальностью: такая не остановит герцогиню Майтерскую, особенно если за неё вступятся Король, Королева и их приближённые.

– Давай её всё-таки убьём, а? – кровожадно предлагала Бэарсэй, пока они крались к стеллажам с магическими томами.

– Нельзя, – грустно вздохнул он, – она подруга Салливы. Но отомстить ей нужно.

– Так, чтобы она навсегда покинула дворец! – радостно поддержала его сестра, и он приложил палец к её губам:

– Тихо!..

Возле стеллажей они остановились, и дэ Сэдрихабу принялся копошиться среди книг, мельком поглядывая на их корешки с тиснёными названиями и тут же возвращая на место. Бэарсэй, переминаясь с ноги на ногу за его спиной, продолжала перечислять разнообразные варианты мести.

– Слушай, а давай ей вместо лица сделаем козью морду? Мама меня недавно научила… Или нет, нет, – она весело и бесшумно запрыгала на месте, – нет, мы иначе поступим! Давай… давай её разукрасим прыщами? Или пусть её паралич разобьёт? – произнеся непривычно длинную для себя тираду, она умоляюще воскликнула: – Ареллаган, ну давай!..

– Да тихо ты! – прошипел он, отворачиваясь от стеллажей. – Я нашёл.

Бэарсэй торопливо подбежала к нему, встала за спиной и оскорблённо надула губы.

– Простенькие сглазы? Я думала, ты действительно откопал что-то стоящее! Да я в сто раз лучше могу всё провернуть, послушай же меня!..

– Нет! – дэ Сэдрихабу сверкнул на неё горящими в темноте глазами. – Это именно то, что нужно.

– Заклятие Облысения? – Бэарсэй сложила губы трубочкой. – Хм… ну да, в этом что-то есть, конечно, но она же вернётся ко двору, как только волосы хоть чуть-чуть отрастут! Или парик напялит…

– Волосы у неё не отрастут, – мстительно сообщил Ареллаган, – и парики её кожа не примет. Я не собираюсь мстить так мелочно. Она же обожает свои волосы, а теперь, лишившись их навсегда, глубоко отчается. И никто не заподозрит в этом нас: все видели, что она применяет любые мази, отвары и маски, даже не выяснив, что у них в составе.

– Значит…

– Подождём до утра, – зловеще сверкнув глазами, ответил он и быстрым речитативом принялся читать заклинание.

* * *

Комнаты герцогини Майтерской располагались по соседству с комнатами Ареллагана. Раньше он проклинал эту близость, унижавшую его достоинство и мешавшую сосредоточиться на занятиях ночью: именно в это время герцогиня вдруг решала, что ей необходимо отрепетировать новый пассаж на кефало, и бешено начинала бить ногтями по струнам. Теперь он радовался, не думая даже это скрывать. Ведь именно он первым услышал, как из комнат герцогини полетел дикий вой, звонко зазвучавший в унисон с глухим боем напольных часов. Ровно полдень…

– Мои волосы! Мои прекрасные волосы! – кричала герцогиня, захлёбываясь слезами. – Нет, пожалуйста, помогите, верните их назад!..

Злобно ухмыльнувшись, дэ Сэдрихабу вырвался из комнаты и с испуганным лицом бросился в малую гостиную, где собирались наиболее знатные придворные. С порога он закричал:

– Помогите! Герцогине Майтерской плохо!

Вся толпа, сорвавшись с мест, бросилась к пострадавшей в покои. Герцогиня сидела на полу в окружении собственных волос, густо усыпавших ковёр, и ревела страшным низким голосом. Две её камеристки суетливо сновали вокруг, пытаясь напялить на совершенно лысую круглую голову девочки парик.

– Больно! Больно, уберите!.. – прохрипела герцогиня, и камеристки в священном ужасе отпрянули. Гладкая розовая кожа девочки вдруг взбугрилась бордовыми пузырями, наполненными кровью.

– Помогите Её Сиятельству! – умело притворяясь напуганным, кричал дэ Сэдрихабу. – Нужно что-то сделать!..

Ничего сделать не удалось. Ни один из лекарей, спешно призванных к пострадавшей, не сумел нейтрализовать странную реакцию кожи на надевание парика, и ни одному из магов не удалось соорудить на голове герцогини иллюзию волос, чтобы хоть немного её утешить. К одному обидному прозвищу добавилось другое; теперь герцогиню обзывали ещё и гибридовой задницей, что было для неё особенно обидно. Продержавшись при дворе с пару дней, она всё-таки собрала вещи и навсегда покинула свои покои вместе со всей своей опозоренной семьёй. Впрочем, Саллива не забыла её: четыре раза в неделю она исправно наносила визиты в Юсфилонское22
  Юсфилон – богатые плодородные земли, прилегающие к Столице. Приблизительно в середине 70-х годов 2 тысячелетия по летоисчислению Империи Авалорийской отошли в вечное пользование герцогов Эббрских.


[Закрыть] владение, где пряталась совершенно лысая герцогиня.

Тогда Ареллаган почувствовал свою силу над этими ничтожными людьми; он решил, что не хочет и не будет более сдерживаться. Клеветавшие на него с молчаливого одобрения Королевы наутро просыпались, изъеденные сыпью, язвами или же не просыпались вообще. Ему хотелось бы наслать смертельное проклятие и на дона де Марийо, но пока он опасался пробовать. Дон был сильным магом, и до сих пор Ареллагану ни разу не удалось даже проникнуть в его сознание. Существовал огромный риск того, что дон отразит нападение и выяснит, кто его совершил. Ареллагану вовсе не хотелось покидать дворец и своих новых друзей, поэтому он старательно удерживал себя в узде. Зато дон совершенно не стеснялся. На Ареллагана он глядел всегда холодно, с отзвуком презрения, как на нечто слишком низкое, недостойное внимательного осмотра. Ареллаган же расплачивался с доном неслыханными грубостями: не отвечал, когда дон к нему обращался снисходительным издевательским голосом, перебивал его в важных беседах, чтобы продемонстрировать свой ум, спешил применить свою магию там, где об этом просили дона. Двор взволнованно шептался, дон краснел и бледнел от злости; а Маргарет смотрела на всё сквозь пальцы, не делая замечаний ни своему приближённому, ни Ареллагану, если они вступали в открытое столкновение. Их взгляды не сходились ни в одной точке, и Ареллагану противно было слышать, как дворец восторженно рукоплещет очевидно неверным суждениям дона де Марийо. Ни одного дня он не начинал без упоминания о духах, оскорбительно называя их «демонами». Ареллаган покорно сносил каждую шпильку дона в адрес своего племени, каждую подколку, сопровождаемую согласными кивками королевской четы, но однажды его терпение лопнуло. Это произошло три года спустя их появления в Столице, в день рождения наследника Ольванса, Лесли и Фриэля.

– Запомните раз и навсегда, – промолвил дон де Марийо, улыбаясь детям, – что нет в мире вещей опаснее, чем нечто чуждое нам, как, например, демоны, – один глаз он скосил в сторону побледневшей Мередит и Ареллагана, сердито сжавшего кулаки. Бэарсэй равнодушно продолжала уплетать свой торт, хотя в пище она совсем не нуждалась.

– Почему, Ваше Превосходительство? – почтительно, но со скучающей ноткой спросил Ольванс.

– Потому что демоны алчны, лживы, своекорыстны и подлы. Они вопьются вам в горло, едва вы доверчиво повернётесь к ним спиной, – трубно возгласил дон де Марийо, и последние звуки его слов потонули в аплодисментах. Искреннее всех аплодировала Королева, и её глаза переливались злорадным торжеством.

Ареллаган медленно поднялся со своего места; внутри него клокотала бешеная ярость. Ему хотелось поймать дона де Марийо за воротник и начать трясти, покуда его шея не сломается. Мередит послала в него предостерегающий взгляд через стол, но он предпочёл притвориться, будто этого взгляда не заметил.

– Всё ложь, – прошипел он, сжав кулаки и исподлобья глядя на морщинистое лицо дона, лучащееся радостью.

– Простите, Вы что-то сказали, Ваше Сиятельство? – предельно вежливо осведомился дон, и в его глазах проскользнула насмешка.

– Ты лжёшь! – утробно рыкнул Ареллаган и стукнул кулаком по столу. Саллива и Ольванс, сидевшие рядом, охнули и одновременно потянули его за рукава каждый в свою сторону, но Ареллагана это не отрезвило. Поднимая тяжёлый горящий взгляд на своего противника, он быстро и гневно заговорил: – Все твои слова – ложь!

– Ваше Сиятельство, наверное, больны? – ласково предположил дон де Марийо, сияя издевательской ухмылкой.

– Да, Вам лучше лечь в кровать, мой друг, – подхватила Королева, улыбаясь так же гадостно.

– Слушайте меня! – рявкнул на них Ареллаган, и бледное лицо Королевы сделалось призрачным от потрясения. – Вы все так радостно слушаете его наглую ложь, потому что она обеляет вас! Но на самом деле всё совсем не так, как он говорит! – и Ареллаган ткнул пальцем в сторону пристывшего к стулу дона де Марийо. – Духи ничего не хотят, кроме свободы, у них нет денег, никакой вашей глупой роскоши, в которую вы залезли, как в кокон! – он резко отодвинул от себя свой тяжёлый, инкрустированный драгоценностями, стул. – И уж тем более ни одному духу не по нраву убийство! Вы приписываете свои пороки тем, кто оправдаться не может! Жалкие трусы, я презираю вас! Это люди… люди постоянно лгут и предают тех, кто им верит… люди убивают и уничтожают всё, что становится на их кровавой дороге! Самая мерзкая раса, которую зачем-то создала госпожа Магия, – он трясся от ненависти, не контролируя себя, – самая бесполезная и самая глупая из всех существующих… Яркий пример – вот, сидит на стуле рядом со мной! – и он опять вонзился пылающим взглядом в дона де Марийо, лицо которого по-прежнему ничего не выражало. – Говорить о том, чего не знаешь… осуждать тех, кто выше тебя… самая отвратительная подлость!

– Ваше Сиятельство! – рявкнул Льюис, меняясь в лице.

Мередит вскочила со своего места, её глаза яростно зажглись колеблющимся пламенем.

– Остановитесь, сын мой! – закричала она. – Подумайте, перед кем Вы держите Ваши крамольные речи!

– Ваше Сиятельство зря так оскорбляется, – отеческим тоном, под которым пряталась пышущая злорадством ухмылка, втёрся дон де Марийо, и его тусклые глаза, ушедшие в череп, тоже по-молодому засверкали. С особенной интонацией он прибавил после паузы: – Ведь Ваше Сиятельство не принадлежит к расе, о которой я говорю – совершенно справедливо, – он значительно поднял вверх облитый белой перчаткой указательный палец, – что она опасна, непокорна и зла.

Ареллаган застыл, поперхнувшись своими возражениями. Мередит через стол подавала ему еле заметные угрожающие знаки, и её фигура расплывалась у него перед глазами. Вместо роя голосов придворных, удивлённых вздохом королевских детей и сентенций, что поучительным тоном изрекал дон де Марийо, он слышал только неистовое клокотание сущности в своей голове. Властвовать собой он был не способен в эту минуту. Маргарет у него на глазах изящно повернула голову к дону и мягко промолвила:

– Эти новомодные пацифистические идеи… Оставьте, Ваше Превосходительство. Герцог Амарский всего лишь ребёнок, мы должны быть более снисходительны к нему. Но Ваше поведение, – она подняла на Ареллагана тяжёлый взгляд, – будьте уверены, я не оставлю без внимания. Я желала бы удалить Вас от двора, чтобы Ваши неверные взгляды не развращали моих детей.

– Хотите удалить меня от двора? – дерзко спросил Ареллаган. Лицо Мередит сделалось совершенно белым и пугающе старым; она смотрела в одну точку и еле шевелила губами, почти сливающимися по цвету с кожей. – Вы этого хотите?

– И Вы спрашиваете, Ваше Сиятельство? – непривычно холодно поинтересовалась Маргарет в ответ. – Собирайте свои вещи. Завтра же Вы уезжаете. Я отправлю Вас к своей кузине, герцогине Эббрской, она сумеет воспитать Вас достойно, чтобы Вы больше не заставляли краснеть свою бедную мать.

Наступило грозное молчание. Придворные, склоняя шляпы и отодвигая вуали, чуть перешёптывались друг с другом. Маргарет, сдвинув брови, с полным ненависти упрямством смотрела на Ареллагана: тот, застывший, не двигался с места. Дон де Марийо злорадно ухмылялся, даже не пряча своего лица.

– Вы хорошо поняли меня, Ваше Сиятельство? – промолвила Маргарет, и её лицо подёрнулось дымкой злости. – Или Вам следует повторить?

– Хотите, чтобы я уехал? Замечательно! Хоть сегодня! – яростно выплюнул Ареллаган. – Я готов исчезнуть отсюда немедленно, лишь бы больше не выслушивать этот отсталый вздор, которому вы все верите! Истинно, люди – это самое неудачное творение Магии, наверняка появившееся по ошибке!

– Ваше Сиятельство! – прогремел, выпрямляясь, Король. – Одно слово, и Вас придётся казнить!

– Хватит! – вдруг раздался надрывный тонкий голос.

Ареллаган изумлённо замер и скосил вниз глаза. Прямо перед ним, загораживая его собою от королевской четы, стоял наследный Принц Ольванс, и глаза его решительно горели. Раскинув в стороны руки, Ольванс повторил уже тише и спокойнее:

– Хватит. Прошу вас, прекратите!

– Ваше Высочество! – бледное лицо Маргарет исказилось. – Немедленно отойдите!

Бэарсэй шокированно выронила из рук ложку и широко раскрыла рот. Принцессы кругом недоумённо хлопали ресницами, на лице Нёрста застыло такое же, как и у Ольванса, решительное выражение. Фриэль и Джолли тоже поднялись со своих мест и собою загородили Ареллагана от пылающих взглядов придворных. Брови Короля Льюиса неестественно высоко поднялись на взбугрившемся морщинами лбу.

– Что это значит, Ваше Высочество? – практически прокричал он.

– Герцог Амарский – мой лучший друг, – категорично отрезал Принц, крепко сжимая руку Ареллагана. – И я никому не позволю изгонять его и, тем более, убивать!

– Подумайте над своими словами, сын мой! – рявкнул Король, бледнея.

– Властью наследного Принца Авалории я дарую ему своё прощение, – продолжал Ольванс, упрямо сверкая глазами, – хотя он ни в чём и не виновен. Если при дворе нельзя выражать своё мнение, так это и не двор, по-моему! И подумайте только причинить ему вред! Если Вы, господин отец, или Вы, госпожа матушка, – он перевёл непокорный взгляд с потрясённо рухнувшей на трон Маргарет на Льюиса, чьё лицо было уже совершенно белым, – посмеете его тронуть, все мы отречёмся от престола и оставим вас без наследников, а страну – без власти.

– И Вы готовы пойти на такие жертвы ради одного вольнодумца? – выкрикнула Маргарет, оживая на троне. – Вы обязаны принять Корону Авалории, Ольванс, и не в Вашем праве отказываться от своей судьбы!

– Тогда я создам себе новую судьбу! – рыкнул Ольванс, прижимая руку Ареллагана к себе. – Но я не оставлю своего друга, госпожа матушка! – он повернулся назад, и его лицо сразу сделалось кротким и спокойным. – Идём отсюда, Ареллаган, – сказал он. – Пускай они живут, как им нравится, а мы с тобой будем жить так, как мы хотим!

– Нёрст! – взвизгнула Маргарет. – Нёрст, единственная надежда моя, вразуми своего глупого брата!

Нёрст повернул к родителям каменное лицо и лаконично бросил:

– Нет, госпожа матушка. Ареллаган был прав.

– Вернитесь! Вернитесь! – закричала Королева, бледнея ещё больше и простирая вперёд трясущиеся руки. – Стража!

Ольванс гневно глянул на стражников, скрестивших копья у широких дверей залы.

– Именем Короны приказываю вам разойтись!

– Нет! Не выпускайте его! – закричал сзади Льюис.

– Уберите свои копья, – повторил Ольванс с угрозой, но стражники не шелохнулись.

Нёрст и Лесли вдруг взмахнули руками, и широкая синяя волна смела стражников с дороги. Переступая через их неуклюже распростёртые тела, Ольванс обернулся и удивлённо воскликнул:

– Бэарсэй? Бэарсэй, ты с нами?

– Да, вот только пирог доем, – флегматично отозвалась Бэарсэй, – жаль, что вы предпочли переругаться и уйти. Начинка тут довольно неплохая.

– Бэарсэй! – глухо воскликнула Мередит. – Ни с места, если ты хочешь остаться при дворе!

– Они всё равно тебя изгонят, – мрачно сказал Нёрст, – если ты не пойдёшь с нами.

– Они скучные, – фыркнула Бэарсэй, делая широкий жест в сторону придворных и королевской четы, – такие зануды… Правда, пойдёмте-ка отсюда. Отпраздновать можно и в Розовом саду.

* * *

Мередит нашла Ареллагана поздним вечером, когда солнце уже надёжно укрылось за золотящейся линией горизонта. Он сидел в самом старом и заброшенном уголке Розового сада, прижавшись к земле, всё внутри которой содрогалось от гнева и ненависти к нему. В ушах у него до сих пор звенели несправедливые слова дона де Марийо, вспоминались широкие ухмылки Маргарет и её мужа. «Они ненавидят меня, – подумал он с горечью. Мгновением позже к гордости добавилось злорадство. – И боятся. Ненавидят и боятся потому, что я – претендент на трон? Нет… они ненавидят меня потому, что я – наследник Великого Духа. И поэтому же они меня боятся. Они не знают, кто я на самом деле. Но я и сам… я и сам очень хотел бы узнать ответ на этот вопрос. Что же я… такое?».

Перед тем, как уйти, Ольванс доверительно спросил его:

– А всё-таки, Ареллаган, почему ты так взбесился?

Оторвав голову от колен, Ареллаган недоумённо посмотрел на него. Да, ему очень хотелось бы рассказать, отчего он накричал на Короля, Королеву и их доверенного, но язык ему сковывал страх. «Люди жестоки и непредсказуемы… Они предают даже самых близких им людей», – беспрестанно вспоминались ему гулкие слова матери. «Кто может дать гарантию, что они не отдадут меня в руки королевских стражников, когда узнают, кто я?» – горестно подумал он и торопливо промолвил в ответ Ольвансу, особенно не задумавшись над своими словами:

– Я не могу терпеть, когда при мне унижают и оскорбляют тех, кто даже не может защититься.

– Дон де Марийо постоянно требует уничтожить всех, кто не похож на нас, – вздохнул Фриэль, – и все с ним соглашаются, но никто ничего не делает.

– Мы терпеть не можем этого противного ябеду, – с непривычной серьёзностью промолвила Саллива. – И он нас тоже… ненавидит.

– Пусть матушка и отец злятся, – равнодушно сказал Нёрст, – они не посмеют выгнать тебя, Ареллаган.

– Какая разница, – протянул он, – ведь всё равно…

«Ведь я всё равно так и останусь смешанным продуктом. Я ехал сюда, чтобы узнать, кто я, но запутался окончательно».

– Мы будем рядом, – промолвил Джолли и весело ему улыбнулся. – С нами ты не пропадёшь.

Но их обещания не развеяли его тревоги. Он остался в Розовом саду, укрывшись чарами Невидимости и слушая всё, что говорили мимо проходящие придворные. Все они осуждали его, обзывали и весело смеялись над ним и его словами. «Какие же они жалкие и тупые! – злобно подумал Ареллаган, сжимая кулаки. – Как же я их всех…»

– Ареллаган, – холодно прозвенел над его головой голос матери, – я вижу тебя.

Он дрогнул, исподлобья покосясь вверх. Мередит стояла над ним, сурово стиснув губы, её глаза по-прежнему полнились бурями.

– Ты чуть не поставил под удар всех нас, – сказала она резко. – Достаточно было одного слова, чтобы эта свора бросилась на нас и разорвала в клочья.

– Они просто жалкие обезьяны в сравнении с нами! – заорал Ареллаган, надрывая горло. – Они не смеют оскорблять нас!

– Я уже говорила тебе, что люди безрассудно жестоки, – продолжала Мередит, не повышая голоса, но ещё плотнее сжимая голубеющие губы, – им нельзя верить. Никому. В том числе и им.

– Они совсем другие, госпожа матушка, – отрезал Ареллаган. – Им я могу всё рассказать.

– Но так ли ты уверен, что они будут по-прежнему с тобой, когда узнают, кто ты? – сурово вопросила Мередит, снизу вверх взирая на него. – Они окажутся в первых рядах тех, кто станет ловить тебя серебряными сетями, выискивая повсюду, лишь бы поймать и убить. Они такие же, как и все остальные. Я не хочу, чтобы ты убедился в этом лично.

– Я не верю, – промолвил он, опуская голову. – И никогда… никогда не поверю в это.

– Одна я не справлюсь с тобой, – задумчиво сказала Мередит и отвернулась. – Завтра сюда прибудет Ингельд, он представится как твой дядя со стороны отца. Мы будем следить, чтобы ты не оступился, Ареллаган. Ты сейчас ходишь по краю пропасти.

* * *

Ингельд, второй по могуществу дух в Верховном Совете, прибыл на рассвете следующего дня. Растолкав в стороны мешающих ему служанок и камердинеров, он направился прямо в комнату Ареллагана, располагавшуюся под комнатой наследника, и бесцеремонно раскрыл двери.