Текст книги "Это всегда была ты"

Я переставляю ноги и бегу по мокрой траве. Солнце светит мне в лицо. Я перепрыгиваю через корень дерева и бегу через поляну обратно в лес. Я не оборачиваюсь, но в этом и нет необходимости, потому что я слышу его быстрые шаги. Неужели теперь он бежит за мной?

Передо мной беспокойно разлетается еще больше птиц. Дикая утка издает испуганное кряканье и неистовыми ударами крыльев пытается поднять свое громоздкое тело в воздух. Именно так я и чувствую себя сейчас. Я ускоряюсь, и мой пульс учащается.

Я задеваю ветку и начинаю паниковать. Инстинктивно я чувствую, как мое преимущество рассеивается, а Ашер все ближе и ближе ко мне.

– Айви! – его голос звучит отрывисто и как-то сердито. Не понимаю, в чем проблема этого парня, ведь я ничего не сделала. Разве что пробежалась по его чертову острову. Я понимаю, что бегу слишком медленно. Множество камней и мягкий мох между ними тормозят меня и сбивают с ног. Стоит мне только снова осознать, что мои рывки становятся увереннее, Ашер уже так близко ко мне, что я слышу, как он дышит.

В панике я глотаю воздух, перепрыгиваю через пень, продираюсь под низко нависающими ветвями и, ничего не видя, спотыкаюсь о сгнившую листву. Почва становится непозволительно мягкой и уступчивой, она издает чавканье, когда я погружаюсь слишком глубоко и могу лишь с большим усилием вытянуть свои кеды. Моя грудная клетка пыхтит, как паровоз.

– Остановись ты уже, черт тебя дери!

Да я и не могу больше ничего делать, кроме как стоять. Вдруг меня настиг страх. Почти неуловимый страх, который я не могу объяснить. И тут моя правая нога проваливается в пустоту. Только что там был еще толстый слой мха, и в следующий момент там уже ничего не осталось, кроме сырости, – почва просто в какой-то момент исчезла.

Я лечу вперед, что-то царапает мое лицо, затем сильно ударяюсь о землю правым бедром. Колющая боль пронзает мне запястье, а мое лицо горит от веток, царапающих кожу. Застонав, я пытаюсь встать, но моя правая рука совершенно бесполезна. Застонав от боли, я падаю обратно в мокрый мох.

– Эй, что там у тебя случилось?

Ашер наклоняется надо мной. Я вижу протянутую руку и раздраженно сдвинутые брови.

– Уходи, – кричу я ему. У меня сработал какой-то странный рефлекс в качестве самозащиты: словно на автомате я подхожу к Ашеру и пинаю его по голени, затем удивленное восклицание заставляет меня вздрогнуть.

– Черт возьми, Айви, что за фигня?

Он потирает ладонью то место, по которому пришелся мой удар, и ошеломленно смотрит мне в глаза.

Моя паника полностью рассеивается, и теперь я не знаю, что вообще такое на меня напало.

– Прости, ладно? Я это не специально, ты напугал меня. Зачем ты вообще бежал за мной?

Мой голос звучит хрипло, потому что мне едва хватает воздуха, да и к тому же все это звучит глупо.

– Может быть, потому, что я хотел помешать тебе переломать себе ноги при твоем темпе бега? Это тебе не центральный парк.

Он тоже запыхался – это факт, который лишь немного успокаивает меня. Он думает, что я слишком глупа, чтобы самостоятельно справиться с пробежкой?

– Спасибо, – задыхаюсь я. – Я бегаю с тех пор, как мне исполнилось двенадцать месяцев. Так что опасности не было. Если бы ты не преследовал меня, я бы не бежала галопом и не упала бы.

– Я не преследовал тебя, черт возьми. Я просто хотел помешать тебе бежать по топкой местности, а ты сразу даешь деру, как будто за тобой гонится серийный убийца. Что за фигня? Да в чем твоя проблема? Ты же знаешь остров. Это болото! Еще несколько метров, и ты бы выбежала прямо в береговой откос. Там огромные камни. – он разводит руками. – Ты могла сломать себе шею.

Я вздрагиваю, потому что внезапно осознаю, как глупо я себя вела и что Ашер совершенно прав. Берег так близко, что я слышу, как вода неторопливо бьется о скалы. Во мне как будто перегорел какой-то предохранитель.

– Извини. Я… без понятия… дикие утки взлетели, и меня вдруг охватила паника. – Я хватаюсь за правое запястье, которое жжет так, как будто кто-то вонзил в него раскаленную иглу. – Кажется, я действительно что-то сломала. – слезы застилают мне глаза.

Ашер встает передо мной на колени.

– Дай посмотреть.

– Ты теперь у нас врач или кто? – фыркаю я на него и резко вздыхаю, когда он хватает меня за руку таким образом, что я не могу его оттолкнуть. – Ты делаешь мне больно.

Не реагируя на мои ругательства, Ашер ощупывает то место, где учащается мой пульс. На удивление осторожно его кончики пальцев водят по тыльной стороне моей руки, затем Ашер поворачивает мой сустав во все стороны.

– Ау.

– Это не перелом. Просто вывих.

Он помогает мне подняться на ноги. Я хочу сделать шаг назад, чтобы не врезаться в его голую грудь, но мое бедро адски болит и заставляет меня падать вперед, словно мокрый мешок.

Руки Ашера рефлекторно удерживают меня. Мой подбородок ударяется о его твердую грудную клетку. Я издаю стон от боли и хватаюсь за это место.

Ашер начинает смеяться.

– Ты первая женщина, которая поранилась о мои мышцы.

– Это были не твои мышцы, идиот, а твои… твоя… ключица.

Его смех становится громче.

– Тебе нужно подтянуть свои знания по анатомии, Айви.

Я чувствую его дрожащий торс на своем и не могу не усмехнуться. Затем я осознаю, что его тело так близко к моему, а касается моей кожи. Мои соски сжимаются, и в ужасе я прижимаюсь к его плечу. Ашер мгновенно отпускает меня и отступает. Он слегка приоткрыл рот и удивленно уставился на меня.

Я тут же скрещиваю руки на груди. О боже, мне остается только надеяться, что он не почувствовал моей неловкой реакции.

– Мне холодно, – ворчу я. – Это очевидно. – Проклятье. – Ты мог бы просто сделать вид, что не заметил, – предлагаю ему я, пытаясь улыбнуться, но тут же чувствую, как моя голова закипает.

– Мог бы, да. Но это было бы ложью.

Уголки его губ поднимаются вверх.

Больше всего на свете мне хочется бросить этого придурка в море и посмотреть, как его съедят рыбы. Но вместо того чтобы толкнуть его в сторону берега, я смотрю на мурашки, бегающие по его коже. Видимо, ему тоже холодно.

Живот Ашера плоский и рельефный, со странной выделяющейся линией. Она напоминает одну из тех татуировок, выполненную белыми чернилами, которые я периодически видела на Pinterest. Легкий пушок волос исчезает ниже пупка в поясе его шортов, и я осознаю, что не должна представлять себе, каковы эти волоски на ощупь. Потом я понимаю, что светлая полоска – это шрам, и испуганно хватаю ртом воздух. Она огромная и тянется по всему животу параллельно реберной дуге Ашера. Белая линия, разделяющая его торс, как будто он когда-то был разобран на куски и собран снова.

Ашер замечает мой взгляд и поднимает подбородок.

Я просто не могу отвести взгляд. Это не какой-то ерундовый шрам, который случайно попадается вам на глаза на пляже. Должно быть, это была ужасная травма. Совершенно ошеломленная, я протягиваю руку, но останавливаюсь на полпути, когда понимаю, что делаю.

– Что случилось? Что с тобой…

– Ничего не случилось, – говорит он, как будто ожидал этого вопроса. – По крайней мере, ничего, что тебя касается. – Теперь он скрестил руки на груди, скрывая шрам. А и его упрямое выражение лица, утаивает от меня любой ответ, который можно было бы прочитать по его мимике. – Неужели ты и в самом деле испугалась меня? – спрашивает он.

Я точно знаю, что этим Ашер просто хочет перевести тему, но это все равно работает.

– Разумеется, нет.

– Ладно. – Ашер медленно кивает. – Тебе лучше принять душ. Выглядишь так, как будто тебя где-то обваляли.

Он указывает на мои ноги, к которым грязь и трава прилипли, словно панировка к котлете.

– Спасибо за это замечание. Без твоего мудрого совета я бы, конечно, прямо так села завтракать.

Я подавляю импульс сбить траву с ног и ощупать свой затылок, который кажется мне мокрым и грязным.

– Возможно, тебе стоит надеть кроссовки. – Я киваю в сторону его босых ног, которые так же, как и мои, погрузились в мягкую землю. – И определенно рубашку, – добавляю я тише.

Я не хочу больше ни секунды оставаться рядом с ним, но стоит мне сделать первый шаг по направлению к дому, как мое бедро снова отзывается болью, а нога просто висит. Когда я покачиваюсь, Ашер придерживает меня за подол моей футболки, и она натягивается. На мгновение я чувствую его сильные пальцы на своей талии.

– Может быть, тебе лучше опереться на меня? – предлагает он. – Даже если мы рискуем тем, что тебе снова станет холодно.

– Ты такой зазнавшийся придурок! – вырывается у меня.

– Это я уже где-то слышал. – он пожимает плечами. – Кроме того, я безжалостный садист. По крайней мере, раньше ты всегда обвиняла меня в этом. Я считаю, что тебе следует пересматривать свое заключение каждые несколько лет и при необходимости вносить в него коррективы. Может быть, я удивлю тебя. В конце концов, ты тоже удивила меня.

Я замечаю, что его янтарные глаза могут смотреть не только вызывающе и уничижительно, но и очевидно искренне, и это повергает меня в замешательство. Кроме того, мне хотелось бы знать, чем я якобы удивила его, но не хочу делать ему одолжение и расспрашивать.

– Ты удивила меня своей пиццей, – добавляет он, словно читая мои мысли. – Я не думал, что ты умеешь готовить, но это было очень вкусно.

Ну, здорово.

– Я не готовила ее, а только выкладывала овощи и сыр на тесто. Это не требует особых талантов. У тебя тоже без труда это получится.

– И все-таки даже эта мелочь меня уже удивила, – ворчит он. – Все, пошли.

Я сдерживаю ругательство. Ашер не ждет моего ответа, он просто тянет меня за собой. Мой правый бок все еще болит, и я едва могу напрягать ногу, поэтому я стискиваю зубы.

– Кстати, я часто думал о тебе.

Он тянет мою руку за плечо, чтобы лучше поддержать меня. Мне неприятно, потому что я вся вспотела, но, похоже, он не обращает на это внимания. Кроме того, Ашер тоже потный, размышляю я, и от этого у меня в горле становится совсем сухо.

Ашер продолжает:

– Мне было интересно, чем ты занимаешься, какие у тебя друзья, какую музыку ты слушаешь – то есть кроме Шона Мендеса – и как ты освоилась со своей учебой в университете. В общем, ничего суперважного.

Я делаю осторожные шаги, одновременно издавая шипение сквозь зубы.

– Забавно. За все эти четыре года я не заметила ни капли твоего интереса. – Неужели я хочу обвинить его? Да, хочу. – Четыре года или, по твоему летоисчислению, наверное, около тысячи женщин спустя, – быстро объясняю я.

Он поправляет меня:

– Собственно, только… двенадцать. Но кто вообще считает?

Маленькая ямочка возле уголка его рта теперь хорошо видна, и хотя меня раздражает его самодовольство, только поэтому я не могу сердиться на него. Рука на моей талии хватает меня крепче, и я ощущаю тепло Ашера через тонкую футболку, когда он бормочет:

– Или, по твоему летоисчислению, ровно четыре года, месяц и восемнадцать дней.

Я рывком останавливаюсь, и Ашер нервно проводит свободной рукой по волосам. Он избегает моего взгляда, только на мгновение открывает рот, как будто хочет сказать еще больше, но секунды проходят без его дальнейшего комментария.

На мгновение я потеряла дар речи. Как он может всего в двух предложениях сначала перечислить своих женщин, а потом сказать что-то настолько приятное? Неужели он запомнил дату, когда меня в каком-то смысле изгнали из семьи? Я снова медленно выдыхаю, жалея, что у меня нет под рукой Хедвига. Потому что, если и стоит там что-то написать, я бы прорисовала каждую букву этой фразы и украсила бы ее цветами. Возможно, цветов было бы даже очень много.

Я думаю о том, что обязательно сделаю это своей самой красивой кистью, как только окажусь в моей комнате.

– Кстати, ты могла бы и позвонить разок, – говорит он. – Представь себе, можно не только ждать звонка, но и самой сделать шаг.

– Да, ты прав, – выдавливаю я, не желая показывать ему, насколько все это выбивает почву у меня из-под ног. Ашер сказал мне что-то приятное, и меня шокирует, как много это значит для меня. Медленно я продолжаю хромать, но не могу думать ни о чем, кроме этих слов и пальцев, впивающихся в ткань моей футболки. Даже если мой разум знает, что это ничего не значит, я все же чувствую, как мое тело реагирует на него. На его тело и на его слова. И сейчас я не знаю, что значит больше. Мое сердцебиение ускоряется, а кожу начинает покалывать.

Двенадцать женщин. Я издаю тихий стон.

– Болит? – Ашер кивает в сторону моего бедра. – Ты издаешь такие странные звуки, это меня очень беспокоит. Как будто чужой вот-вот вырвется из твоей грудной клетки.

– Да, – бормочу я. – Мне больно. И эти звуки называются стонами. Это то, что произносит человек, когда испытывает боль, черт возьми. Или когда…

Вот черт.

Грудная клетка Ашера снова начинает дрожать.

Я сердито смотрю на него:

– Только не смей этого произносить, ладно? Даже если я только что предоставила тебе замечательную возможность поиздеваться надо мной, просто оставь это. Не умрешь же ты, если промолчишь хоть раз.

А может все-таки умрет. Ашер издает такие же странные звуки, как и я. Не могу поверить, что я теряю рассудок от одного вида его полуобнаженного тела. Боже мой, это же просто кости, мышцы, кровь и немного жировой ткани. Слишком мало жировой ткани, думаю я, прикусывая нижнюю губу.

– Ладно. – он хрипло втягивает воздух. – Я просто заткнусь. – Ашер посмеивается, а когда его дыхание становится спокойнее, он искоса бросает на меня любопытный взгляд. – Ты действительно хочешь уехать в субботу?

– Во всяком случае, как можно скорее. Тебе не следует бояться, что я стану действовать тебе на нервы в течение нескольких недель, хорошо? Я не знаю, что твой отец хочет обсудить так срочно, но я гарантированно не задержусь дольше, чем потребуется, чтобы посмотреть сезон «Девственницы Джейн». Так что можешь расслабиться.

Он хмурится, словно обдумывая это про себя.

– Какой сезон? – спрашивает он. – Это который шестой?

Больше всего мне хочется врезать ему между ребер, но его шрам удерживает меня от этого. Ну хорошо, шрам Ашера, мое больное запястье, а также тот факт, что его торс голый.

– Шестого нет. Пятый – заключительный сезон.

– Ладно. Я уже подумал, что ты хочешь дождаться возобновления съемок.

Ашер начинает ухмыляться. И это тот момент, когда я выбрасываю свои запреты за борт и все же прописываю кулаком ему между ребер.

Глава 6

Минут двадцать я простояла в душе, и тепло действительно хорошо подействовало на мое ноющее бедро. Так хорошо, что теперь оно почти не болит. Я влезла в свои джинсы и надела свою любимую темно-синюю футболку. Обувь на плоской подошве была бы кстати, но мне пришлось снова надеть ботильоны, потому что мои кеды сушатся на солнце. Мокрые волосы я быстро собираю в пучок с помощью резинки для волос.

Ашер пьет кофе и сосредоточенно читает что-то на ноутбуке, когда я вхожу на кухню. Он не поднимает взгляда, поэтому я тоже его игнорирую. На полке буфета я нахожу пакетик с лекарством, содержимое которого нужно залить кипятком – что я и делаю в надежде, что оно поможет моему исцарапанному горлу. В честь моего возвращения Хиллари испекла целую стопку блинов, которые аппетитно смотрят на меня со стола вместе с несколькими сортами сиропа. Рядом расположилась большая тарелка с нарезанными фруктами. Мне обидно, что она так потрудилась, ведь у меня совсем нет аппетита. Молча я сажусь к Ашеру за кухонную стойку и давлюсь кислым варевом. Несколько бесцельно я вытаскиваю телефон из кармана джинсов, но отвлекаюсь на Ашера, когда тот расстегивает футляр и достает очки.

О боже, теперь он так похож на своего отца. Правда, без бороды и без седых висков, но зато с типичной для того белой рубашкой, выпуклым лбом и янтарными глазами, напоминающими жидкую карамель. Монитор отбрасывает свет на его лицо. Больше всего мне хотелось бы тайно сфотографировать его и отправить фото Обри, чтобы признать изображение Малгарата в отношении Ашера недостоверным.

Перед тем как принять душ, я написала ей, и она, наконец, объявилась. Мы смогли переброситься лишь парой слов, потому что ей нужно было в университет, но ужин с мамой и ее новым бойфрендом, похоже, стал катастрофой средней тяжести. Она весь вечер так или иначе допрашивала Денвера – так звали парня – о том, как он относится к карьере ее матери и есть ли у него амбиции закрепиться в киноиндустрии. Ее мать не была в восторге от таких расспросов, и настроение у нее соответственно было скверное. Денвер, судя по всему, владеет несколькими магазинами, которые специализируются на интерьере и декоре, и, как сообщается, не имеет ничего общего с селебрити. Самым дном вечера стала шутка Обри о том, что он может оборудовать красное ковровое покрытие для следующего мероприятия ее матери, и это было еще до десерта.

Последнее сообщение от Обри пришло десять минут назад.

Обри: Моя мама ненавидит меня. Плюс Денвер ненавидит меня. Профессор Строут тоже ненавидит меня – он обвинил меня в неподобающем поведении. Ох, если бы я просто осталась в общежитии. Сегодня я снова зарубила себе на носу, что многие проблемы могут быть предотвращены только бездействием! :(

Бедная Обри. Я хотела бы сейчас быть с ней в Нью-Йорке, тогда мы могли бы лежать вместе на диване, в качестве утешения поедая огромную миску шоколадного печенья и пересматривая «Век Адалин» в восемнадцатый раз. Я посылаю ей фотографию двух боксеров, как они жуют свои лакомства перед домом, и добавляю в качестве подписи:

Айви: Эти двое полюбили бы тебя. Так же сильно, как я.

Дверь отворяется, и входит Ной с измученным выражением лица. Он поднимает руку в отталкивающем жесте:

– Не говорите со мной, ладно?

Его прическа не изменилась со вчерашнего дня. Во всяком случае, она выглядит еще хуже. В моих воспоминаниях Ною все еще шестнадцать, он держит под мышкой футбольный мяч и постоянно бегает по дому с огромными наушниками. Мне трудно объединить эти образы в одного человека. Теперь на нем джинсы и серая футболка с принтом руки скелета, показывающей средний палец. По рукам Ноя вниз до запястий тянутся разноцветные картинки. Среди них я распознаю десятки надписей, выполненных изогнутыми буквами. Это зрелище захватывает мой дух. Ной почти как Хедвиг. Живая почтовая сова.

Ашер что-то печатает, он даже не смотрит на брата, а я наблюдаю, как Ной достает из шкафа аптечку. Он берет свой телефон, фотографирует таблетки аспирина и что-то набирает на дисплее. Вероятно, Ной решил поделиться своими страданиями от заваривания со своими фолловерами в Инстаграме. После этого мой сводный брат почти отчаянно пытается открыть упаковку с крышкой-блокатором от любопытных детей. Его руки дрожат, он вытирает потные пальцы о джинсы, пробует еще раз, извергает проклятие, пробует в третий раз и с грохотом бросает банку о столешницу. Мне его жаль. Наверняка его голова сегодня просто чертовски раскалывается, поэтому я встаю, наливаю ему стакан воды и открываю для него банку с таблетками, что мне тоже дается не так легко из-за вывихнутого запястья.

В то время как его телефон мигает несколько раз, Ной берет сразу две таблетки против головной боли и запивает их полным стаканом воды.

– Ты просто моя спасительница.

– Хочешь что-нибудь съесть?

Я намекаю на блины, но Ной бросает только быстрый взгляд на них и, покачав головой, снова поворачивается к своему мобильнику. Он читает сообщение, и уголки его рта искривляются в усмешке.

– Да, это того стоило, – бормочет он, набирая что-то на дисплее.

– Хиллари также нарезала свежие фрукты. – Я стараюсь пробудить у него аппетит. – Ты и в самом деле выглядишь так, как будто нуждаешься в витамине С.

Он бросает на меня злобный взгляд:

– Ты хочешь убить меня? Как будто нормальный человек может затолкать в себя здоровую пищу в это время суток!

– Прости, – говорю я, подавляя усмешку. – Я же не знала, что ты только ночью вылезаешь из гроба, чтобы заглянуть на ужин.

Ашер откашлялся, но когда я поворачиваюсь к нему, он уже поднял крышку своего ноутбука так, чтобы скрыть за ней лицо. Я слышу, как он тихо жует. У Ашера, видимо, нет никаких проблем с фруктами.

Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, Ной начинает стонать.

– Не. Говорить. Хорошо? – напоминает он мне. Его глаза сузились до щелочек, и под ними вырисовались темные круги, которые я бы расположила на черно-серой цветовой палитре. Он неловко приседает на один из барных стульев у кухонной стойки, а в следующую секунду опускает голову и ложится лбом на столешницу.

Ашер смотрит на меня через крышку ноутбука, приподнимает брови над оправой очков и слегка качает головой, пояснив мне тем самым, чтобы я просто больше не обращала внимания на его брата.

Я киваю и пожимаю плечами. Мой желудок все еще не готов к приему пищи, но из-за того, что Хиллари приложила столько усилий, я встаю и беру один блинчик.

– Здесь воняет корицей, – коротко стонет Ной, а я стараюсь незаметно продолжать жевать. Он ведь не может чувствовать запах этого, не так ли? Я посыпала свой блин всего лишь маленькой щепоткой. К тому же с каких это пор корица воняет?

– Убери это, иначе я блевану.

Ашер издает раздраженный стон, а я быстро запихиваю последний кусочек себе в рот и убираю тарелку в посудомоечную машину.

Стоило мне только сесть, как Ной говорит в столешницу:

– Не могла бы ты сделать мне одолжение и достать мои хлопья с воздушным рисом из шкафа, Айви?

Со вздохом я сползаю со стула, и Ашер захлопывает свой ноутбук.

– Ладно, хватит. Ты можешь переместить свою задницу сам, если ты голоден. Айви тебе не долбаная официантка.

– Все нормально, – быстро говорю я, потому что не хочу провоцировать ссору. – Я в любом случае как раз хотела взять чего-нибудь попить…

– Нет, это не нормально, – грубо говорит Ашер. Я уже держала упаковку в руке, когда его сердитый взгляд настиг меня.

– Поставь эти чертовы хлопья на место.

Ной вынырнул из своего укрытия и со стоном схватился за голову.

– Черт возьми, да в чем дело? Если Айви так добра, что хочет подать мне мой воздушный рис, тебе не нужно вмешиваться. Оставь ее, если она этого хочет, – фыркнул Ной.

– А кто сказал, что она этого хочет? – пролаял Ашер. – Может быть, она просто не осмеливается сказать тебе, чтобы ты отвалил от нее наконец.

О боже. Я не знаю, что здесь происходит, но точно знаю, что на самом деле не хочу быть замешанной во всем этом.

– Пошел ты, Ашер.

Они переглядываются так, как будто в любую минуту готовы наброситься друг на друга, а я все еще стою с упаковкой в руке и не знаю, что делать.

– Может… – я сглатываю, – может быть, вы будете так любезны, что просто избавите меня от этой ссоры? – осторожно спрашиваю я, а затем расправляю плечи. – Знаете что? – я держу упаковку воздушного риса обеими руками, как будто она является бомбой, которая может рвануть в любую минуту. – Успокойтесь, вы двое. Теперь я поставлю хлопья. О-о-о-очень медленно, ладно? – мои руки опускаются вниз в замедленном темпе. – Вы можете оставаться совершенно спокойными. Все хорошо, с вами ничего не случится. Я почти уверена, что она не взорвется, и, клянусь вам, у меня нет с собой другого оружия. Теперь я отпускаю упаковку. Смотрите внимательно. Это просто воздушный рис. Возможно, он способен изменить генетический код, я не знаю… Но он гарантированно не бахнет. Вот так, видите? Вот она – упаковка, и вы можете делать с ней все, что хотите. – Я оттягиваю обе руки назад, демонстративно подняв их вверх. – Плюс ко всему, желаю вам хорошего дня!

Ашер широко ухмыляется, а Ной смотрит на меня с открытым ртом, как будто я сделала что-то неприличное.

Я как раз собираюсь повернуться к двери и исчезнуть, когда «Доброе утро» из-за спины заставляет меня вздрогнуть.

– Как я погляжу, ты умеешь поставить своих братьев на место. – Ричард входит на кухню с какими-то бумагами в руках. Как и вчера вечером, на нем костюм, только на этот раз Ричард полностью застегнул рубашку, а строго завязанный галстук достает ему до пояса. Он наливает себе апельсиновый сок и ловит мой взгляд. – У тебя есть минутка для меня, Айви? Я хотел бы кое-что обсудить с тобой. – Он останавливается, хмурится и смотрит на бумажки в своей руке. – Речь идет о твоей выписке по кредитной карте, здесь что-то не так. Не могла бы ты пройти со мной в кабинет? – он поворачивается и выходит из комнаты в ожидании, что я тут же последую за ним.

Мое сердце уходит в пятки.

– Конечно, – быстро говорю я и чувствую скептический взгляд Ашера у себя на спине, но когда я оглядываюсь, его лицо непроницаемо. От усмешки Ашера не осталось и следа, и по моему лицу тут же начал распространяться жар. И почему только Ричарду обязательно нужно было затронуть такую тему перед своими сыновьями? Я точно знаю, что сейчас происходит в голове Ашера. Про себя он ликует, потому что нашел неопровержимые доказательства того, что я просто использую его отца. Я не забыла его слов, что он сказал, когда мы ехали сюда, и теперь они звенят у меня в голове словно церковный орган.

Каково это – тратить деньги моего отца? Тебе нужно было привыкнуть к нечистой совести, или это даже доставляет удовольствие – полностью игнорировать ее?

– Черт возьми, Айви, – говорит Ной, которого появление отца, судя по всему, вернуло к жизни. – Что ты наделала? И сделаешь ли ты это снова? Потому что, если ты способна отвлечь папу от меня таким образом, то можешь снова переехать сюда.

Он поднимает кулак.

Я вздыхаю, прежде чем с неохотой отбиваю своим кулаком. Слегка прихрамывая – мое дурацкое бедро снова начало болеть, – я прохожу мимо кухонной стойки к двери.

Кабинет Ричарда находится в левом крыле виллы, и я вхожу в коридор, ответвляющийся от мраморной прихожей. Уборщица собирается пылесосить ковровые покрытия на первом этаже, и я снова чувствую себя как в отеле. Только в отеле меня вряд ли бы отправили к директору.

– Это причина, по которой ты вызвал меня сюда из Нью-Йорка? – спрашиваю я Ричарда, когда наконец вхожу в кабинет. Он сидит не за письменным столом, а в кресле и держит бумаги перед собой на коленях. – Из-за моей выписки по кредитной карте?

– Нет, я просто пользуюсь возможностью, что ты сейчас здесь. Остальное мы можем спокойно обсудить сегодня вечером. Я хотел бы пригласить вас всех на ужин. Так мы снова побудем вместе.

Я не могу придумать объяснение его странному поведению. Что еще он хочет от меня? Неужели вчера он был так ласков со мной, чтобы сегодня деловым тоном перед своими сыновьями выставить меня каким-то паразитом?

– Садись. – Ричард постукивает по креслу рядом с собой, и с трясущимися коленями я следую его призыву. – Всего несколько дней назад я решил посмотреть твой счет. – Он снимает очки и кладет их на столик, потом протягивает мне листки: – Что ты мне на это скажешь?

Я беру их и просматриваю бумаги, но не обнаруживаю ничего необычного.

– Что я стараюсь экономить?

Я не должна была произносить это как вопрос – это становится мне ясно, когда я замечаю, как хмурятся его брови.

– С места твоей учебы были списаны только семестровые сборы и сумма за твою комнату в общежитии. Но там что-то не так. Это одни и те же суммы каждый месяц.

– Ну да, арендная плата не изменилась, а плата за обучение только что была установлена, поэтому так быстро ничего не поменяется.

– А на что, осмелюсь спросить, ты жила последний год? – Ричард снова берет со стола свои очки и перебирает пальцами по одной из дужек, прежде чем наконец надеть их. Он выглядит беспокойным, как будто есть еще много того, что ему хочется сказать. – Видимо, ты с самого начала учебы отказываешься тратить мои деньги. Я хочу знать, почему ты отвергаешь средства, которые я предоставляю тебе.

Не вижу причин, почему мне должно быть за это стыдно, тем не менее следующая фраза почти извиняющимся тоном слетает у меня с губ:

– Я работаю.

– Вместо того чтобы полностью сосредоточиться на учебе? Как ты собираешься все это осилить, если между делом так много работаешь?

– Большинство студентов так живет, – говорю я. – Кроме того, я работаю не каждый день. Это всего четыре дня в неделю.

– И где же?

На самом деле это звучит не укоризненно, а заинтересованно, поэтому я стараюсь ответить довольно расслабленно:

– В ресторане «Бомбей бистро». Это в часе езды от кампуса в центре Манхэттена. Работа нормальная, у меня хороший начальник, и он платит мне семь пятьдесят в час.

– Но на это же все равно нельзя прожить.

– Мне хватает. – Все и в самом деле не так плохо, в конце концов, мне просто нужно покупать еду и одежду. – До сих пор всегда хватало.

Это правда. Если покупать одежду либо на распродажах, либо в секонд-хендах и почти никогда не есть вне дома. Я не думаю, что это плохо, многие люди живут точно так же.

Когда Ричард делает глубокий вдох, я быстро продолжаю говорить:

– Я, конечно же, верну тебе деньги за обучение и аренду, как только получу диплом и найду работу получше. Надеюсь, этого достаточно для тебя в качестве объяснения.

– Более чем. – Ричард глубоко вздыхает. – Почему ты это делаешь? Разве я когда-нибудь давал тебе понять, что мне не хочется оплачивать твое образование? Тебе вообще не нужно ничего мне возвращать, Айви. Это же просто смешно. Ты часть семьи.

Семья. В ушах гудит так, будто мне прилетел удар прямо по барабанной перепонке. Не могу поверить, что он сказал это серьезно. Должно быть, я ослышалась. Он не может произнести это так, как будто это само собой разумеется. Если бы я действительно была частью семьи, то разве он изгнал бы меня? Смог бы Ричард просто вычеркнуть меня из своей жизни в течение одного дня? Если бы я действительно была частью этой семьи, то он не убирал бы мою комнату. Я, черт возьми, не являюсь частью этой семьи.

У меня такое чувство, будто на грудь мне положили груду камней. Мне так много хотелось сказать: Ты выставил меня прочь. Ты просто уничтожил меня. Почему ты это сделал? Но я не даю этому вылиться наружу, потому что, как только я начну говорить, то боюсь, что не смогу остановиться. Я бы ревела, в какой-то момент начала бы кричать и сделала бы ему больно. А если я причиню ему боль, то… тогда он просто оставит меня – прямо как тогда, в интернате. Ричард сделает это снова. Он снова отправит меня прочь, потому что я ему неудобна, потому что я сделала что-то не так. Потому что я снова и снова ссорюсь с Ашером. Так же, как в тот день, когда я выбежала из дома – растерянная и испуганная. Боже мой, мне было пятнадцать! В пятнадцать лет со всеми случается что-то подобное. Ты так уязвим! Тогда я просто убежала, чтобы он меня вернул. Я хотела, чтобы меня нашли. Я хотела, чтобы Ричард крепко держал меня, а не чтобы оттолкнул от себя из-за этих неприятностей.

Ричард вдруг протягивает руку и касается моей щеки. Я была так поглощена своими отчаянными мыслями, что не заметила, как это происходит, и поэтому я дергаюсь, словно от удара током.