Электронная библиотека » Николай Бахрошин » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Викинги. Скальд"


  • Текст добавлен: 23 мая 2014, 14:22


Автор книги: Николай Бахрошин


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
6

Утром дружина свеонов снова стронулась с места. Воины взялись за весла, мерно, складно гребли. Ладьи уходили все дальше и дальше на закат солнца.

Все равно убегу! Уже назло – убегу! – с отчаяньем думал Любеня.

После его неудачного бегства оличи на следующей же ночевке навешали толстогубому тумаков за предательство. И правильно, по заслугам честь! Даже свеи тогда не слишком торопились их разнимать, видел мальчик. Стояли, глазели, посмеивались, приговаривали что-то, вроде как подбадривали нападающих на своем языке. Предателей и трусов нигде не любят.

Все-таки после драки они разделили пленных. Витня и Сареня перегнали на другую ладью, Алека с Любеней остались на драккаре Рорика. И мальчик снова сидел на днище, только теперь со связанными руками. По приказу ярла его стерегли особо, смотрели за ним сразу в несколько глаз. Возможности убежать больше не представится. Хотя, если бы он знал об этом тогда, предвидел бы, что его ждет, то, наверное, прыгнул бы за борт хоть связанным. Как однажды прыгнули за борт Витень и Сарень. Настоящие мужчины и воины! Не то что подлый Алека, который способен лишь злобно шипеть…

Побежали оличи ранним утром, когда дружина только-только отошла от берега после очередной ночевки. Почти осеннее утро – сырое, промозглое и зябкое, клочья тумана неслышно ползли по тихой, темной воде, скапливаясь у берегов. Воины на веслах выглядели нахохлившимися, не проснувшимися, гребли молча, не перебрасываясь, против обыкновения, привычными шутками. В тишине особенно громко звучали монотонные всплески весел, и надоедливо, усыпляюще журчала вода под килем.

Неожиданно Любеня услышал крики и шум на соседней ладье. Увидел, что их гребцы тоже побросали весла, возбужденно загомонили, прихлынули к борту, отчего ладья даже накренилась. Некоторые хватали луки, быстро клали стрелы на тетиву, прицеливались.

Любеня сначала решил, что их догоняет дружина родичей. Обрадовался. Ухитрился, несмотря на веревку, проползти под ногами у взрослых, высунулся над бортом.

Сперва ничего особого не заметил – вода, туман, низкое, обложенное тучами небо, темные берега в серой дымке. Только потом разглядел две фигурки, карабкающиеся по откосу. Вслед им летели стрелы, а соседняя ладья была уже у самого берега, воины спрыгивали прямо в воду. На него ругались, отпихивали, но он в запале не обращал внимания. Затаив дыхание следил за бегущими оличами, пока сильный удар по голове не опрокинул на днище, лишив сознания.

Чуть позднее Алека рассказал мальчику, что чернявого Сареня свеи нашли на берегу. Мертвым нашли, стрелы все-таки достали его. А Витень так и пропал. Может, действительно убежал, спасся.

Алека, презрительно фыркая, уверял, что тот тоже где-нибудь валяется, просто воины не сильно искали. Мол, они, его родичи, дураки все-таки, хотя и родичи. Уж если как-то повезло распутаться, то нужно было выждать удобный момент, а не бежать сломя голову на виду у всех. «Какой момент, чего выжидать? Пока свеи не заметят и снова не свяжут?» – думал Любеня, но в знак презрения не отвечал толстогубому.

Молодцы оличи, все равно молодцы!

7

Что же это такое – прожитая жизнь? – думал потом повзрослевший Любеня, проплывая мыслями по реке прошлого. Что остается человеку от прожитого, когда лета и зимы проходят перед ним чередой, заметая былое шуршащим песком забвения?

Мало остается. Какие-то осколки того, что видел, слышал, переживал. Воспоминания о запахах, о мелькнувшем луче, о неожиданном слове, о повороте головы случайного собеседника… Мелькают в памяти разрозненные картинки, про которые уже и не знаешь – с тобой ли все это было?

А вот чувства – вроде бы и не остаются. Самое трудное – вспомнить чувства! Заново ощутить, как сильно ты когда-то любил и как отчаянно ненавидел…

– Боги, подарив человеку возможность забывать все, хотели тем самым облегчить его жизнь. И облегчили, конечно. Но и сократили ее еще больше, ограничили, как свет от костра ограничивает пространство темной ночью. Не со зла сделали, просто им, бессмертным, трудно понять, что такое конец, как привыкает человек к красивой, переменчивой Яви и как трудно ему с ней расставаться… – говорила когда-то мать Сельга.

Он, несмышленыш, еще не понимал ее слов, не мог понять. Только потом, повзрослев, вспомнил их и снова открыл для себя.

Любеня, к примеру, хорошо запомнил, как впервые увидел море. На подходе к устью реки драккар начало качать все сильнее, сквозь доски бортов отчетливо чувствовалось, как громче и громче стучатся волны, набирая игривую упругую силу. Свеоны, балагуря, весело приветствовали привычную качку, а мальчик ощутил, как в животе у него тоже все закачалось, екая и сжимаясь.

Потом стены угрюмых, мохнатых сосен, что держали берега реки, как в ладонях, вдруг раздались в стороны. Терпкий, порывистый ветер со странным привкусом свежести и гнили одновременно ударил в лицо, оставляя на губах соленый осадок.

Любеня еще не знал, что так пахнут водоросли, вымываемые волной на белый песок побережья. Ему, привыкшему к перешептывающейся замкнутости лесов и узким изгибам рек, море показалось настоящим чудом.

Он еще никогда не видел такого яркого, веселого, такого открытого, серо-голубого простора!

* * *

Другая картина, чуть позднее, когда море переменилось и перестало быть ласковым и веселым…

Нахмурилось Свияжское море, заугрюмилось и загрохотало. Водные валы вздыбились как сжатые кулаки, а небольшая тучка, что раньше безобидно висела на горизонте, вдруг приблизилась, почернела и завалила почти все небо. Сразу превратила белый день в темные сумерки.

И опять у Любени заныло в желудке, и съеденное начало проситься наружу.

Алека, испугавшись моря, лежал на днище с закрытыми глазами и часто охал, шепча что-то непонятное. Любеня косился на него с презрением. Он тоже боялся, очень сильно боялся, но смотрел все-таки, не закрывал глаза, как некоторые трусы!

Он видел, старый свей Якоб и молодой Рорик вместе налегают на кормовое весло, ловко приседая при взбрыкиваниях кормы и оставаясь стоять там, где, кажется устоять невозможно. Лица их были угрюмы и озабочены, а вода и пена окатывали их с головы до ног. Парус был давно свернут, мачта снята и уложена вдоль борта, остальные свеи гребли, так налегая на весла, что те прогибались.

Мальчик видел, даже те свеи, что раньше сняли доспехи и шлемы, теперь снова надели их. Это показалось ему странным. Зачем они им понадобились, если кругом лишь вода? Смоет за борт – в доспехах точно не выплыть, тяжесть брони сразу потянет на дно.

Только узнав жизнь свеонов поближе, он понял, что воины в драккаре как раз готовились умирать, поэтому и надевали кольчуги. Уходить в последнюю дорогу без оружия и доспехов – в этом нет чести для воина.

Буря!

Маленький Любеня слышал от родичей, что на море бывают бури. Водные ветры куда своенравнее сухопутных, порой не слушаются самого Стрибога, Повелителя Ветров, рассказывали ему. Теперь мальчик со страхом смотрел на вздымающиеся водные горы и понимал, что их драккар – на реке такой большой и могучий – выглядит здесь просто щепкой, подхваченной весенним паводком. Куда их несет, почему они до сих пор не тонут?

Особенно жутко было, когда ладья проваливалась между волнами и прямо над головой, казалось – только руку протяни, Любеня видел шипящую и грохочущую воду, готовую их накрыть. Только тяжелое бревно-киль, протянутое под всем днищем, не дает волнам перевернуть драккар, не сразу догадался он…

Впрочем, и это оказалось еще не буря! Самое страшное началось позже, когда день окончательно превратился в ночь, когда темные водяные валы выросли вышиной с горы, а воздух так перемешался с соленой водой, что, похоже, ей они и дышали.

Нет, он уже не думал остаться в живых, не понимал, почему свеи еще на что-то надеются, без устали разворачивая драккар носом к волне. Любеня только молил про себя духов предков, чтоб те быстрее забрали его в светлый и тихий Ирий, подальше от этого ревущего кошмара…

* * *

Прошло много дней, и Любеня опять перестал надеться уцелеть. Долгая буря забросила их неизвестно куда, они все плыли и плыли, дни сменяли ночи, а вокруг была все та же сверкающая вода.

Припасы кончились, последние горсти зерна дожеваны, и воины вдруг подступили к нему с ножами. Но старый Якоб прикрикнул на них, и тогда они cхватили толстогубого Алеку. Тот, понимая, пронзительно завизжал, но крик тут же оборвался, сменился булькающим хрипом. Свеи быстро перерезали горло оличу, слили за борт лишнюю кровь и распластали на куски так же ловко, как когда-то на берегу реки пластали кабанчика. Красно-сизые потроха выкидывали прямо в воду и за кораблем потянулись вездесущие чайки, выклевывая добычу из волн. Их заунывные крики стали единственным погребальным словом подлому…

Неприглядная обыденность этой смерти поразила мальчика. Вот только что человек был живым, двигался, говорил, дышал – и вот уже куски кровавого мяса. И на человека уже не похож… Просто мясо!

Любеня несколько раз сказал себе, что не стоит жалеть такого никчемного человека. Подлый он, по заслугам и почет принял… Но жалел.

Свеи жевали олича сырым, мочили куски мяса в забортной воде и ей же запивали трапезу, зачерпывая воду шлемами и смывая кровь с усов и бород.

Любене тоже предложили мяса. Старый Якоб совал ему куски, еще сохраняющие теплоту жизни. Говорил на ломаном языке родичей, мол, ешь, надо есть, каждый человек должен есть, иначе он умрет раньше времени. Старый шрам кривил морщинистое лицо, и было не понять, то ли он усмехается, то ли хмурится угрожающе.

Мальчик взял мясо. Потом, незаметно, выкинул его за борт. Он так и не смог его есть, как не мог пить горько-соленую морскую воду, от которой выворачивало все нутро.

Совсем уже умирал, лежа на днище и часто теряя сознание…

Но – оберег Велеса! Он спас, не иначе! – думал потом Любеня.

Впереди, за бесконечной водой, вдруг показалась туманная дымка, которая все густела, пока не превратилась в темную полоску берега.

Свеи, завидев знакомые берега, шумно радовались возвращению, а мальчик не знал, радоваться ему или плакать…

Глава 2
Нити судьбы

Чем более северный пояс удален от солнца и замерзает от снега и льда, тем более это здорово для человеческих тел и благоприятно для увеличения народов, и наоборот, чем ближе южные страны к жару солнца, тем более подвержены болезням и менее пригодны для воспитания смертных. Поэтому и произошло так, что столь большие народы родились на севере…

Павел Диакон. История лангобардов. VIII в. н. э.

1

Старый Дорин был прибит тяжелым копьем прямо к двери сарая. «Словно жук, которого дети нанизывают на соломину и пришпиливают для потеху к земляной завалинке», – подумал Рорик.

Копье глубоко вошло в грудь, плотно прижав тело к серому, мореному временем дереву. Голова с открытыми, невидящими глазами свесилась, словно убитый смотрел вниз, пытаясь понять, что случилось. Седые волосы неряшливо падали на лицо, и борода повисла бесформенным клочком ветоши. Ровный, устойчивый ветерок с моря шевелил пряди, и от этого знаменитому ярлу и конунгу Рорику Неистовому казалось, что старик вот-вот встряхнется, поднимет голову, скажет что-нибудь сварливо и громко, в своей обычной манере.

Но что тут скажешь? И так все понятно. Двор борна Дорина Щербатого разорен, вещи и припасы раскиданы по двору, сам хозяин заколот копьем, скорее всего – своим же. Прямо перед ним на земле валяется топор-колун. Похоже, старый перед смертью пытался наскочить на обидчика с тем, что под руку подвернулось. Его молодая невестка тоже лежала мертвой неподалеку, тело взрослого сына с пробитой головой они нашли перед входом в низкий дом под земляной крышей. В доме – двое маленьких, мальчик и девочка. Даже не убиты железом – задавлены как котята. И сделал это один человек…

Рорик тронул древко копья, потянул на себя. Сразу выдернуть не получилось. Пришлось взяться второй рукой, потянуть с силой. Копье поддалось. Ярл на мгновение замер, напряжением мускулов удерживая висящее на древке тяжелое тело. Потом копье переломилось с сухим, неприятным треском, и мертвец рухнул на землю.

Когда-то старый Дорин ходил в набеги еще с его дедом, Рориком Гордым, знал конунг. Был, говорят, опытным и удачливым воином. Он до сих пор, несмотря на возраст, оставался в силе и здравом уме. Поговаривали даже, что старик по-хозяйски делит с сыном молодое тело невестки, а тот на него злится за это и грозится прибить. За глаза, правда, грозится, сын против отца жидковат, ни разу не пошел с дружиной в набег, добыть мечом собственное богатство. Жил в доме старого как приживальщик и терпел волю хозяина, вспоминал Рорик.

Наверное, смерти его дожидался. Небось надеялся – помрет старый, и он сам будет владеть землями и двором. Теперь оба мертвы… Помирились… В сущности, для старого – хорошая смерть: на самом закате долгой и славной жизни, но еще при уме и телесной силе. От оружия, как подобает воину. Для сына – совсем не хорошая: столько ждать, терпеть и умереть вместе с ненавистным родителем. Девы-норны, обрезая его судьбу огромными ножницами, наверное, посмеялись над тщетой человеческих замыслов, усмехнулся конунг.

Он отбросил остатки древка и отвернулся от мертвого.

Да, один человек… И женщину, что третьего дня изнасиловали и убили по дороге к дальним хуторам – он… И несколькими днями раньше, когда перебили всю семью Доги Короткорукого – тоже он… Агни Сильный!

Знаменитого воина теперь открыто называют Агни Безумным. Только он своими ручищами может так глубоко засадить копье в стену, что вытащить его трудно даже конунгу.

– Рорик! Иди сюда, – позвал старый Якоб-скальд.

Конунг подошел:

– Что тут?

– Нож нашел. Это не Ассура, я помню этот нож.

Старик протянул ярлу короткий, широкий клинок с небольшим загибом лезвия. Рукоять ножа была искусно вырезана из рыбьей кости. Рорик взял его, повертел в руках. Он тоже помнил. Однажды Агни Сильный, разгорячась пивом, загнал его в стойку дома могучим ударом и предложил трем молодым дренгам, еще не пробовавшим себя в бою, под заклад выдернуть его одним рывком. Никто из дренгов, помнится, так и не получил закладного серебряного браслета. Гулли Медвежья Лапа, тоже могучий воин, выдернул клинок из балки и потребовал награду. Но Агни отговорился тем, что спорил с дренгами, а Гулли, мол, не к лицу претендовать на добычу желторотых. Гулли не отрицал, что он знаменитый воин, но браслет все равно хотел. Знаменитые ратники, споря о выигрыше, чуть не сцепились до смертельного поединка на равном оружии, помнил Рорик. Веселая была пирушка…

Значит, точно он! Агни!

Рорик отдал Якобу уличающую находку, прошелся по утоптанному двору перед домом, с раздражением пнул валяющийся котел. Котел, бренча, откатился в сторону.

После простора собственных родовых владений с огромным домом в двести шагов в длину, с крепкими, высокими сараями, мастерскими, множеством загонов для скота и отдельными домами для рабов и рабынь, все вокруг казалось маленьким, хлипким, словно не люди здесь жили, а приземистые, коротконогие гномы. Но не это, конечно, раздражало конунга.

– Что делать, Якоб, ума не приложу… – пожаловался он дядьке, оглядываясь кругом.

Дорин поставил свой дом в хорошем, высоком месте. Отсюда одинаково привольно было смотреть на море, и на лесистые горы, уже подернувшиеся звонким золотом осени.

Да, скоро зима… Придет невидимый великан Виндлони, Хозяин Морозов, принесет на плече ледяной топор, закует воду его ударами, закутает снегом и холмы, и скалы, и прибрежную кромку моря. Земля покорно закутается в снежный покров, заснет до весны. А вот море так и не покорится, начнет ломать и крошить серый прибрежный лед сильными пальцами-волнами. Могучий Виндлони ничего не сможет с ним сделать. Море – никогда не спит, подводный повелитель Эгир – беспокоен и раздражителен…

– Что делать, говоришь? – неторопливо протянул старый скальд, задумчиво теребя совсем побелевшую бороду.

Рорик неожиданно вспомнил, как много зим назад, пожалуй, с десяток уже, он, сидя у костра в далекой земле Гардарик, так же жаловался старому дядьке, что он не знает, что ему делать. Мол, прибрежные ярлы не выбирают его по молодости своим морским конунгом. И тот так же протяжно, неторопливо отвечал ему.

Много выпало снега с тех пор на землю фиордов, много воды вылили в море бесконечные реки. Он, Рорик, заслужил с тех пор немалую славы в набегах на западные и южные земли. И многие богатства взял, и конунгом стал, и водил за собой дружины ярлов и десятки боевых кораблей. Да, и славу, и большую добычу – все это он нашел на западных и южных дорогах. А вот в Гардарику он больше не ходил, как и обещал себе…

– Что тут сделаешь? Надо выводить всех ратников с собакими и луками, расставлять цепью и травить Сильного загоном, – сказал Якоб. – Кроме дружинников, можно и борнов собрать, они все на него злы, все пойдут.

– Агни – знаменитый воин, известный на всем побережье, – напомнил Рорик.

– Он был знаменитым воином! А теперь в нем поселилась черная душа великана.

А великаны, как известно, враги всем, а больше всего ненавидят людей. Не медли, конунг, объявляй большую охоту!

– Да, не иначе…

С Агни Сильным давно уже было не все ладно. Это многие замечали. Огромные руки дрожали так, что пиво выплескивалось из чаши, а в водянистых глазах не проходила красная муть кровавых прожилок, как у злобного тролля. По вечерам ему виделись теперь не только змеи, но и многоголовые драконы величиной с гору.

Молодые, смешливые воины-дренги между собой называли его теперь не Агни Сильным – почетным прозвищем, прославленным во многих сечах, даже не Агни Змееловом – как едко называли его за глаза, а Агни Безумным. Он часто начинал говорить сам с собой, горячо выплевывая слова, и так увлекался этой беседой, что не замечал никого вокруг. И хотя он по-прежнему был самым прославленным воином в дружине фиорда, о его многочисленных подвигах в далеких викингах часто упоминали скальды и рассказывали друг другу мальчишки, мечтающие о воинской славе, но было видно, что скоро безумие завладеет им окончательно.

Следили за ним, следили, но не уследили, как водится. Однажды темной осенней ночью Агни исчез из большого дома владетелей Ранг-фиорда. Ушел с оружием и припасами. Пока обнаружили, сообразили, судили-рядили, что к чему, догонять стало уже бесполезно.

Очень скоро в Ранг-фиорде снова услышали про Агни. В окрестных селениях началась череда бессмысленных, кровавых убийств, когда целые семьи находили разрубленными на куски, как туши под топором забойщика. Немногие, кому повезло остаться в живых после этих бессмысленных, кровавых налетов, свидетельствовали, что нападающий был один – Агни. Его великая сила и ратное искусство все еще оставались с ним, хотя ум у него уже кончился.

Ум, как известно, находится у человека в животе, а у долговязого Агни в последнее время и живота-то не оставалось, только кости, мышцы да кожа, вспоминали дружинники. Хоть и лил в себя крепкое пиво полуведерными чарами, а все равно сох, словно дерево с подрубленными корнями. Агни и так продержался слишком долго, балансируя на тонкой грани между белой, благородной яростью воина в бою и черным безумием.

Сильный воин, знаменитый воин – а надо же, какой бесславный конец! – удивлялся Рорик. Он, как и многие, восхищался силой и бесстрашием Агни еще будучи сопливым мальчишкой. Еще больше оценил его, когда сам начал водить дружину. А теперь Сильного объявили нидингом-проклятым, и конунг со своими ратниками должен поймать его и убить, как бешеную собаку. Так по обычаю поступают в фиордах с воинами, что сходят с ума.

Черное безумие… Наверное, если чего и стоит в жизни бояться – так это его! – понимал морской конунг.

Откуда берется это черное безумие – никто не знал. Как юношу вдруг охватывает горячка любовной страсти, за которой он не видит никого, кроме предмета своего обожания, так и у сумасшедших ратников не остается ничего в жизни, кроме жажды убийства, когда они перестают различать своих и чужих. Ярость уже не отпускает их никогда, заставляя видеть в пасущихся коровах нападающих всадников, а в женщинах, мотыжащих огороды, – злобных саксов с секирами. В таком состоянии они сносят головы не только людям, даже скотине, атакуя подвернувшийся свиной хлев как крепость рыцарей-франков.

Старики, много знающие о жизни, полагали, что тут не обходится без Локи, коварного бога, когда-то низвергнутого за подлость в мир мрака Утгард. Стоит Одину отвернуться от земных дел, Локи – тут как тут, строит козни и сводит с ума самых заслуженных, хитростями выманивая дух из их тел и вкладывая туда злобу великанов. Таким образом коварный бог лишает героев будущего места за почетными столами павших в залах Вингольв и Валгалла в заоблачном дворце Одина. Это ли не подлость с его стороны – лишать героев не только жизни, но и посмертия?!

Конечно, Локи виноват, кто еще! Именно ему, Локи, да Черному Сурту, предводителю злобных великанов, выгодно ослабить будущую рать героев-эйнхириев, что в день Рагнаради выведет Один против темных сил.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 3.5 Оценок: 10

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации