Текст книги "Поезд на Правдинск идет без остановок"

Сказка четвертая: Правда и кривда

У каждой вещи есть лицо и изнанка. Легко вывернуть футболку или перевернуть скатерть, но можно ли увидеть обратную сторону человека или даже целого города? Чтобы увидеть такое, нужно забраться в такие места, куда Макар телят не гонял.

Динамик неразборчиво пробурчал: «Станция Савелово. Конечная». Макар закинул на плечи рюкзак, повесил на шею сумку с фотоаппаратом и, пропустив вперед группу бойких пенсионерок, вышел на перрон. После душного вагона было особенно приятно вдохнуть сухой октябрьский воздух с терпкими запахами жженой листвы и креозота. Макар размял затекшую спину, обошел обшитый серым сайдингом одноэтажный вокзал и оказался на автостанции. Там возле ряда грязных «пазиков» прохаживалось несколько таксистов с философско-скучающими лицами. Один из них, тощий, похожий на цыгана дед, приметил Макара и кивнул ему вместо приветствия.

– Такси нужно? – лениво спросил он.

– Нужно, – ответил Макар. Все остальные таксисты тут же оживились, подошли поближе. – До Правдинска подбросите?

– Это что за город? Далеко? – удивился цыган.

– Километров сто с небольшим. Бывший поселок полиграфкомбината.

Таксисты вопросительно переглянулись.

– Как ехать, знаешь? – спросил толстый кудрявый мужик, у которого из-под норовившей треснуть рубашки торчало голое пузо.

– Приблизительно. Думал, здесь кто-нибудь знает.

– Не показывает навигатор твой Правдинск, – буркнул цыган, ковыряясь в смартфоне. – Может, там и дороги уже нет.

– Я довезу, – сказал сутулый белобрысый мужчина в растянутом свитере и стоптанных ботинках. – У меня дед там на полиграфкомбинате работал. Три тысячи – и поехали.

– Чего так дорого-то? – удивился Макар. – Это же не за тридевять земель, полторы – красная цена.

– За полторы иди сам от деревни ближайшей. Там дорога такая, что не факт, что даже пешком пройдешь.

Макар задумался.

– Давай за две? И еще две за то, что ты меня оттуда заберешь.

– Пять. По две с половиной за туда и за обратно.

– Ладно, по рукам. Пошли к твоему вездеходу.

– А вот он, тут и идти далеко не надо, – мужик махнул рукой в сторону густо покрытой пылью белой «Нивы».

– Хочешь сказать, она проедет? – со скепсисом спросил Макар.

– Только она, родимая, и проедет.

Они подошли к машине, Макар бросил рюкзак на заднее сиденье, сел спереди и хотел было пристегнуться, но никак не мог нащупать замка от ремня.

– Он сломан, не ищи, – сказал таксист, с шумом заводя машину. – Просто накинь через себя, чтобы менты не докопались.

Макар послушно вытянул ремень и сел на язычок, чтобы его зафиксировать. «Нива» тронулась, несколько раз хрустнула сцеплением и набрала скорость. Они пересекли Волгу, быстро проехали Кимры и оказались на шоссе в окружении серых осенних полей и чахлых деревень. Поначалу из динамиков хрипло шуршала советская попса, но вскоре радио перестало ловить, и водитель выключил приемник.

– А тебе вообще зачем в Правдинск? – спросил он Макара спустя минут десять.

– Я фотограф, снимаю разрушающиеся объекты наследия. У меня блог в интернете популярный.

– Угу, – скептически отозвался водитель.

– Я когда впервые про Правдинск узнал, сразу понял, что мне сюда нужно. Заброшенный исторический город, да еще в Центральной России – это редкость. Даже удивительно, что про него так мало писали.

– Ничего удивительного, – высокомерно хмыкнул мужик. – Город-то закрытый был.

– Ну да, но все равно… Сейчас, мне кажется, про все уже написано. Тебя, кстати, как зовут?

– Алексей.

– А меня Макар. Ты говорил, что у тебя дед из Правдинска?

– Есть такое. Коренной правдинец.

– Расскажешь?

– Ну а что тут рассказывать… – Алексей раздраженно хлопнул солнцезащитным козырьком. Было заметно, что откровенничать с пассажиром ему не хотелось, однако по ходу рассказа он увлекся, стал более эмоциональным и даже начал размахивать руками. – При царе хорошо жили, город-то купеческий был, хоть и небольшой. Сретенск тогда еще назывался. Прадед рыбой торговал, у него особняк был каменный на первой линии. На первом этаже – лавка. До сих пор в городе руины стоят. Терентьевых тогда все знали, это бренд был! Даже из Москвы специально у него лещей и щук заказывали. Ну а после революции попал под раздачу, конечно: увезли в лагеря – и больше ничего про него не слышали. Старших сыновей – тоже в застенки, а вот младшему, деду моему, повезло. Он с каким-то большевиком дружбу водил, ну и помогал ему на подпольной типографии от нечего делать. Тогда грамотных людей мало было, поэтому, когда у нас тут решили полиграфкомбинат построить, его взяли в наборщики по рекомендации, несмотря на происхождение. Город переименовали в честь газеты «Правда», ну и благополучно засекретили. Тут же только один цех газету печатал – остальные кто зарубежные паспорта, кто фальшивую валюту. Наборщикам платили хорошо, профессия была престижная, дед даже смог снова дом купить, хоть и не такой роскошный, как раньше. В общем, только все начало налаживаться, как стали строить этот гребаный канал…

– Москва – Волга?

– Ага, его. После его открытия наша речка Сретенка, она же Правдинка, начала быстро мелеть, пока совсем не иссохла. Даже из колодцев вода ушла. Тогда решили город закрыть, а жителей расселить. Так мы в Кимрах и оказались… Работы тут, конечно, для деда не нашлось – то дворником нанимался, то грузчиком, пока не помер. Я сам уже в Кимрах родился, на заводе раньше работал. Инженером. Теперь вот блогеров вожу.

Какое-то время Макар и Алексей молчали. Жилые деревни сменились вымершими, за окном мелькали безглазые покосившиеся избы, словно придавленные к земле серым небом. В одном из таких безлюдных поселков на автобусной остановке сидела бабушка в платке и красном свитере. Рядом с ней стояла тележка на колесиках.

– Ишь ты, живет еще тут кто-то, – тихо удивился Алексей.

– Может, подвезем? – спросил Макар.

– Да не, нам не по пути. Сворачивать скоро. Тут автобус, вообще-то, ездит два раза в день. Думаю, она просто пораньше вышла, чтобы развеяться. Для нее это, считай, событие.

Вскоре «Нива» действительно свернула с шоссе на неприметную проселочную дорогу. Асфальт, даже дырявый, закончился метров через пятьдесят после съезда. Дальше шел полузаброшенный грейдер, частично успевший зарасти сорной травой и борщевиком. Ехали медленно. Алексей всем телом склонился к рулю и с сосредоточенным видом объезжал многочисленные ямы, заполненные грязной водой.

– Это теперь все время такая дорога будет? – спросил Макар.

– Угу, считай до самого Правдинска. Это нам еще повезло, что дождей долго не было. Асфальтовая дорога, вообще-то, тоже есть, но она до сих пор режимная, – со злобой в голосе отметил Алексей. – Уже развалилась вся в труху, а поди ж ты, охраняют. Будка стоит со шлагбаумом, проволока колючая.

– Далеко ехать?

– Еще километров пять. Вот сейчас СССР все ругают, а тут раньше колхоз-миллионер был. Четвертый по сбору льна в Союзе! Теперь-то, конечно, все развалили…

– А до Союза тут что было?

– Да так, крестьяне какие-то, фермы… Но не четвертые в стране!

Спустя полчаса маневрирования по колдобинам Макар почувствовал, что ему становится дурно.

– Алексей, мы можем остановиться на минуту? Хочу отдышаться немного…

– Что, укачало? – задорно и даже с каким-то оттенком торжества в голосе спросил Алексей. – То-то, брат, такие у нас дороги!

В этот момент грейдер окончательно растворился в грязи, и перед «Нивой» образовалась огромная лужа. Алексей мгновенно свернул в сторону и объехал ее прямо по полю. Когда лужа осталась позади, он вернулся на дорогу и остановил машину. Макар тут же открыл дверь, вышел из «Нивы» и стал глубоко дышать. Холодный свежий воздух обжег горло, он закашлялся.

– Тут уже минут десять ехать осталось, – сказал Алексей из кабины. – Я тебя высажу возле бывшего колхозного гаража, после него дорога кончается, дальше надо пешком идти через поле. Но там уже недалеко – пару километров буквально.

Вскоре Макар почувствовал, что тошнота отступила, и сел обратно в машину. Алексей молча включил передачу, «Нива» тронулась и вновь неспешно закачалась на ухабах. Через некоторое время в зарослях пижмы и иван-чая и правда показались развалины какого-то здания из силикатного кирпича. Возле него был небольшой пустырь, посыпанный едва заметной под слоем пыли гранитной щебенкой. Алексей развернулся и заглушил мотор.

– Добро пожаловать в Правдинск! – сказал водитель и театрально показал на еле заметную тропку шириной в одну ступню: – Тебе туда.

– Спасибо. Часов через пять вернешься за мной?

– Вернусь, конечно, только не опаздывай.

Макар достал из кошелька пятитысячную купюру и протянул Алексею. Тот удивленно посмотрел на банкноту:

– У меня столько сдачи нет.

– Тогда давай я на обратном пути за все сразу рассчитаюсь?

– Э нет, брат, так не пойдет. Я тебя первый раз вижу. Кто мне даст гарантию, что ты не слиняешь?

– Да куда же я тут сбегу? Тут дорога-то одна.

– А не знаю, вдруг ты заблудишься или в леса уйдешь. Где мне тебя ловить потом?

Макар на секунду задумался.

– Ладно, давай так: бери сразу и за обратную дорогу. Только ты меня дождись обязательно! Я без денег отсюда не выберусь.

Алексей взял купюру и сунул в карман.

– Дождусь-дождусь, но в пределах разумного, конечно. Я тут ночевать не собираюсь, пока ты там по развалинам бродишь.

– Не переживай, до заката точно вернусь.

Алексей вышел из машины, справил в кустах малую нужду и поехал обратно по остаткам грейдера. Шум «Нивы», преодолевающей кочки, еще долго слышался в окружающей тишине.

Макар достал из рюкзака бутылку минералки, отхлебнул и огляделся. Со всех сторон его окружал частокол пожелтевшей луговой травы. Одна из стен бывшего колхозного гаража обвалилась, возле нее валялась груда истлевших от времени и дождя кирпичей. Макар забрался на нее и посмотрел поверх сорняков: оказалось, что он находится на небольшом холме или скорее на высоком берегу высохшей реки Сретенки. Тропинка, которую ему показал Алексей, спускалась по склону и упиралась в покосившиеся черные избы – по-видимому, предместья Правдинска. Вдали виднелась плотная линия невысоких, до сих пор крепко стоящих купеческих особняков, колокольня и церковь без купола, за ними – масштабные кирпичные строения типографии.

«Ну что ж, по крайней мере, привез меня в правильное место, – подумал Макар. – Глядишь, и с обратной дорогой не обманет».

Спустившись с кирпичной кучи, он подтянул сумку с фотоаппаратом к груди и пошел по тропинке. Несколько километров до Правдинска дались ему непросто: трава путала ноги, он спотыкался о вылезшие из земли корни. В лицо лезли сухие шишкообразные цветы пижмы, мясистые трубки борщевика норовили дотянуться и коснуться тела.

Наконец спустя почти полчаса Макар оказался на окраине Правдинска. Вдоль бывшего русла Сретенки стояли рядками стволы высохших яблонь – бывшие сады. От них начиналась разбитая, но не заросшая до конца дорога с глубокими ямами, в которых стояла рыжая от глины вода. Вскоре избы сменились кирпичными домами, на некоторых даже сохранились остатки штукатурки. Под ногами бугрилась старая брусчатка. На главной улице стояла ржавая колонка. Макар подергал рычаг – никакого эффекта. «Даже подземные воды ушли, – подумал он. – Интересно, как здесь выживает вся эта буйная полевая растительность? Неужели хватает дождей?»

Макар прошел еще немного и оказался на центральной площади. Там наконец достал камеру из чехла и стал снимать: вот спуск к пересохшей реке, на котором раньше был торг, вот колокольня, живописно возвышающаяся над округой. Жаль, деревянная лестница давно обвалилась – с верхнего яруса получились бы отличные панорамные фото.

Макар зашел в разрушенный храм, снял, как просвечивает небо через дыру в обвалившейся крыше, остатки росписей на сводах. Крыша в притворе была цела, и фрески сохранились чуть лучше, чем в центре и у алтаря. Макар долго разглядывал яркую сцену Страшного суда с огромным змеем, чертями и грешниками, которых мучили самыми изощренными способами. Убранство храма, по-видимому, было вывезено при переселении Правдинска или разворовано раньше. На полу, выложенном метлахской плиткой, лежало лишь сорвавшееся из-под купола разбитое латунное паникадило.

Отсняв храм, Макар пошел в сторону бывшей набережной. На месте реки остался только овраг, заросший камышами и сорной травой. Возле обвалившейся деревянной пристани зияли дырами скелеты лодок и небольших кораблей. Макар заглянул в несколько особняков и бывших лавок. Кое-где в комнатах стояла рассохшаяся мебель, на стенах виднелись остатки обоев. В одном из домов он обнаружил выцветшую семейную фотографию в рамке и связанные бечевкой стопки номеров журнала «Нива», истлевшие до такого состояния, что они рассыпались от одного к ним прикосновения.

Макар много раз бывал в заброшенных домах, но подобные находки неизменно вводили его в состояние лирической грусти. «Вроде бы была жизнь – и нет ее, – размышлял фотограф. – А что осталось? Только стены и какой-то забытый хлам. И даже не узнаешь, где теперь эта семья – исчезла вместе с Правдинском или где-то остались потомки. Может, это вообще дом Терентьевых? Алексей говорил, что у них был особняк на набережной». Он тосковал по исчезнувшей жизни и одновременно немного завидовал водителю: тот знал историю своей семьи, пусть и не самую радостную. Макар же был обделен родовыми преданиями, его родители не интересовались корнями, а бабушки и дедушки умерли, прежде чем он успел что-то у них спросить. В советское время семья часто переезжала, хранить «хлам» тогда было не принято, и в доме почти не было старых вещей. В альбоме осталась пара фронтовых фотографий прадеда по имени Григорий, но никто из родственников не знал даже его фамилии. Возможно, именно поэтому еще в школе Макар увлекся прогулками по заброшкам – замещал чужими историями отсутствующую свою.

Из пустых купеческих домов получались красивые кадры – мертвый город и многоцветная осенняя природа в черных рамках выбитых окон. Впрочем, долго находиться внутри было некомфортно: над головой скрипели рассохшиеся деревянные перекрытия. Заходя в очередной особняк, Макар каждый раз боялся, что ему на голову рухнет потолок. Поэтому, сделав несколько снимков, он старался как можно скорее выбежать на улицу. За час он обошел все дома, показавшиеся ему интересными; теперь предстояло пройти в бывшую промзону, где стояла заброшенная громада полиграфкомбината.

На современных картах Правдинска не было, поэтому Макар открыл на телефоне заблаговременно скачанный довоенный план города. Купеческую и промышленную части разделяла небольшая речка с красивым названием Смородина. Если карта не врала, мостик через нее был перекинут лишь в одном месте – в верхней части города. Макар дошел по главной улице до пересохшего русла речки. Оно было совсем не глубоким, вроде широкой канавы. При желании через него можно было спокойно перебраться, но Макар не захотел лезть в траву. К тому же выше по течению он заметил большую кирпичную мельницу, показавшуюся ему интересной.

Макар подошел поближе. Здание и впрямь оказалось впечатляющим – трехэтажное, с огромной ржавой осью, оставшейся от давно сгнившего деревянного колеса. Вход был с другого берега, поэтому Макар сфотографировал его и решил зайти на обратном пути. Мост располагался в паре сотен метров от мельницы, его арка живописно нависала над сухими стеблями камыша. Макар перебрался по нему и оказался в бывшем заводском районе. Здесь на дорогах виднелись остатки асфальта, разбитые глубокой колеей от грузовиков. В первом ряду вдоль берега Смородины стояли развалины каких-то складов, бараков и невзрачных построек трудноопределимого хозяйственного назначения. Однако стоило выйти на улицу и взглянуть вдаль, как все их покосившиеся стены и выбитые окна мгновенно меркли, раздавленные краснокирпичным исполином типографии. Макар чувствовал себя неуютно – в таком месте вполне могла промышлять стая потомков брошенных в городе собак, – поэтому он быстрым шагом направился к комбинату.

Ворота типографии были то ли выбиты, то ли сами повалились от времени и валялись на земле, заметенные пылью. Макар осторожно перешагнул их и вошел на территорию комбината. Растительности там практически не было, лишь кое-где пробивались из потрескавшейся земли хилые пучки травы. Дверь центральной проходной перекосило, и она никак не хотела поддаваться. После нескольких бесплодных попыток Макар плюнул и решил найти другой вход. Часть дверей была заколочена, но в зоне погрузки ему повезло: деревянные ворота оказались настолько трухлявыми, что он без труда отломил штакетину и открыл щеколду калитки.

Внутри были впечатляющие своды, напоминающие готический собор. Краска давно осыпалась и обнажила изначальную красоту форм. Несмотря на то что завод был построен в ранние советские годы, архитекторы явно вдохновлялись классической промышленной архитектурой. «В провинцию тренды доходят позже, – подумал Макар. – Ну или потому что комбинат важный, хотели покрасивее сделать. Все-таки на открытие сам Сталин приезжал».

Оборудование вывезли при расселении города; каждый шаг Макара отдавался эхом в пустых цехах. Он постоянно останавливался, чтобы снять тот или иной артефакт: обрывки старой газеты, замасленную рабочую робу, пачку из-под папирос «Бокс». Через огромные окна проникало много света, в лучах которого летали мелкие снежинки пыли. Макар чихнул и тут же испугался: звук вышел таким громким, что казалось, содрогнулось все здание.

Он блуждал по типографии уже более получаса, когда посреди грязи и мусора ему наконец попалась интересная находка. На чугунном полу под одним из массивных столов валялась сломанная шрифт-касса с рассыпанными вокруг литерами. Видимо, ее уронили при упаковке оборудования. Рядом лежала металлическая верстатка. «Как она вообще здесь уцелела? Повезло, что город закрытый, так бы ее давно уже кто-то сдал на металлолом или просто поиграл бы и выкинул», – удивился Макар. Он бережно отряхнул наборную пластину и положил к себе в рюкзак. Макар решил собрать к ней в комплект и немного литер – вместе с ними получился бы отличный сувенир. Неожиданно его посетила, казалось, блестящая идея: он решил собрать из букв слово «правда». Если снять их на верстатке, получится идеальная обложка для фотоистории о бывшем газетном моногороде. Немного покопавшись, он нашел нужные литеры и, протерев, сунул в нагрудный карман ветровки.

Макар посмотрел на экран смартфона: до заката оставалось чуть больше трех часов. На всякий случай он решил ускориться, чтобы осмотреть как можно больше цехов. По большей части его ждало разочарование: в просторных пустых залах не было ничего, кроме сломанной мебели и прикрученных к полу железных верстаков. В одном цеху и вовсе провалилась крыша и повсюду лежали груды кирпича вперемешку с битым стеклом и остатками ржавых ферм.

Макар уже успел порядком подустать от прогулки по брошенному комбинату, когда его внимание привлекла небольшая деревянная дверь. Он подошел и дернул ручку – на удивление, та оказалась не заперта. Внутри одна на одной стояло несколько рядов трухлявых коробок, нижние сильно смялись от наваленного на них веса.

«Ого, похоже, кое-что все-таки забыли при переезде!» – подумал Макар с предвкушением. Он достал из рюкзака фонарик, подсветил себе и открыл одну из коробок: она была доверху забита маленькими разноцветными книжечками. «Паспорта! Выходит, Алексей не врал!» С азартом ребенка, добравшегося до новых игрушек, Макар принялся вытаскивать из коробки поддельные документы. Каких паспортов там только не было: голубые британские, бордовые американские, серые немецкие… Страницы во всех были пустыми – видимо, заполняли их уже в другом месте. В другой коробке оказались деньги: фунты, франки, рейхсмарки, доллары, чехословацкие кроны и польские злотые. Макар взял на память немецкий и британский паспорта и набрал ассорти различных банкнот – наверняка их можно будет выгодно сбыть нумизматам. Так, глядишь, и поездка отобьется с лихвой.

От поднявшейся пыли першило в горле. Аккуратно сложив все найденные артефакты в рюкзак, Макар достал бутылку воды и сделал несколько глотков. В животе немедленно заурчало. Только теперь Макар осознал, насколько сильно проголодался.

С собой у него были сэндвичи и шоколадный батончик – стандартный набор, который он брал на фотовылазки. Поскольку до возвращения Алексея еще оставалось время, Макар решил устроить себе небольшой пикник. Он легко нашел дорогу обратно в транспортный цех и вышел на улицу через ту же калитку, в которую вошел. После полумрака типографии дневной свет заставил Макара сощуриться. За то время, пока он бродил по комбинату, успело разгуляться. Облака рассеялись, и над Правдинском разливалось синевой глубокое осеннее небо, на котором бледным серпом уже обозначился узкий месяц.

Макар вышел за ворота и направился к мосту. Ему в ладонь внезапно ткнулся чей-то мокрый нос. Воображение тут же нарисовало стаю капающих слюной бешеных псов. От страха и неожиданности он отскочил в сторону и врезался лбом в фонарный столб. В этот момент сквозь звон в ушах он услышал, как женский голос закричал:

– Грей, фу!

Пару секунд спустя кто-то осторожно коснулся его плеча, и тот же голос спросил:

– Вы в порядке? Не сильно ушиблись?

Макар все еще не мог прийти в себя, поэтому промычал что-то неопределенное.

– Вы его простите, пожалуйста, – продолжала она. – Грей такой дуралей! Тут люди очень редко бывают, вот он и обрадовался…

Макар наконец повернулся к незнакомке: она оказалась девушкой лет двадцати пяти – двадцати семи. Не очень ровная стрижка каре. «Как будто подравнивала сама, перед зеркалом», – подумал Макар. Одета в джинсы и безразмерное полупальто в красно-черную клетку, похожее на толстую фланелевую рубашку. На ногах – стоптанные кроссовки. Несмотря на свой дачный вид, а может быть и благодаря ему, девушка показалась Макару симпатичной. Он отдельно отметил ее длинные стройные ноги. Рядом с ней без поводка и ошейника крутилась огромная серая дворняга, по виду что-то среднее между овчаркой и лайкой. Макар с детства опасался собак – его как-то сильно укусила за ногу соседская такса, – поэтому смотрел на Грея с недоверием, даже несмотря на то что тот дружелюбно мотал хвостом.

Внезапно улыбка на лице девушки сменилась обеспокоенностью:

– Ого, да вы поранились! Подождите, я сейчас что-нибудь найду.

Она принялась суетливо хлопать по карманам пальто, пока наконец не достала из одного из них хлопчатобумажный платок с цветком в уголке. Макар узнал рисунок – такие были у матери в его детстве в конце восьмидесятых – и с удивлением подумал, что последний раз видел тканевый платок лет двадцать назад.

– Вы не переживайте, он чистый, – сказала девушка, поймав его взгляд. – Просто, как назло, пластырь сегодня не взяла. У вас есть вода?

– Да, конечно.

Макар достал бутылку и протянул незнакомке. Она смочила платок и осторожно провела им по его лбу. Прикосновение неожиданно отозвалось болью.

– У вас там кровь… Оставьте платок, подержите, пока не остановится.

– Спасибо. Извините, я не знаю вашего имени.

– Марья.

– Редкое имя.

Девушка слегка смутилась:

– Родители художниками были, часто иллюстрации к сказкам рисовали, вот и вдохновились. Вообще, мне Маша привычнее, не так шокирует людей. А вас как зовут?

– Макар.

– Тоже нечасто встретишь!

– И то верно! – засмеялся Макар. – Вы живете где-то здесь неподалеку?

– Да не сказать, чтобы уж очень близко, – километров десять отсюда, если вдоль берега Сретенки идти. У меня там дом в лесу. Сегодня просто день такой хороший, решили с Греем подольше погулять. Так вообще я в Правдинск редко захожу.

– И что же, вы совсем одна там живете? Не страшно в такой глуши?

– Нет, без людей даже лучше: никто ночью пьяный не ломится. Да и дом жалко бросать. Родители его долго строили, обставляли, без ухода он весь покосится. У меня еще брат есть, тоже недалеко живет. Правда, мы в последнее время редко видимся…

Маша на мгновение замолчала, словно задумавшись о чем-то, но быстро вынырнула из забытья и спросила Макара:

– А вы сами откуда? Издалека?

– Из Москвы.

– Ого, что же вас привело в наши края? Тут из Твери-то редко человека встретишь, охотника разве что.

– Да я блогер… в смысле фотограф. Снимаю заброшки в основном, поэтому давно хотел в Правдинск попасть. Тут такая фактура богатая – целый покинутый город, да еще и исторический. Круче, чем в Чернобыле.

Макар моментально пожалел о неосторожной фразе. Выражение лица девушки стало серьезнее, ему показалось, что в нем мелькнуло разочарование.

– А вы там были?

– Где?

– В Чернобыле.

– Нет, никак не доеду, но видел фото… Я имел в виду просто, что заброшенные города чем-то похожи. А так у вас здесь, конечно, гораздо лучше, да и безопаснее.

– Безопаснее, да. Вы, впрочем, все же будьте осторожны: тут во многих местах грунт проседает, часто бывают провалы. Вроде как под городом большие подземные полости. Вы сюда надолго приехали?

– Да нет, я буквально одним днем. Меня через пару часов такси от колхоза заберет.

– Ну и правильно, ночью здесь делать нечего.

– Призраки, что ли, бродят? – с улыбкой спросил Макар.

– Ну, призраки не призраки, а место тут неспокойное, – ответила Марья неожиданно серьезно. – Иногда вдруг грохот какой-то раздается, будто вагоны разгружают. А железная дорога здесь заброшена со времен закрытия типографии.

– Какие страсти вы рассказываете, даже жаль стало, что я сегодня уезжаю! Видимо, придется вернуться.

– А хоть бы и возвращайтесь, но только днем. – Марья улыбнулась: – Удачи вам! Мы с Греем еще чуть-чуть погуляем и пойдем домой.

– Спасибо, и вам всего хорошего!

Девушка развернулась и пошла куда-то в сторону реки. Собака послушно потрусила за ней.

– Маша, подождите, а платок? – спохватившись, воскликнул Макар.

– Оставьте себе, вдруг кровь опять пойдет.

Макар несколько секунд посмотрел ей вслед, сунул платок в карман и направился обратно в купеческую часть Правдинска. Возле моста он вновь обратил внимание на мельницу. Там, где раньше было колесо, осталось что-то вроде небольшого чугунного балкона, крепкого на вид.

«Вот где будет отлично перекусить», – подумал Макар.

Двери у мельницы не было. Внутри вкривь и вкось торчали рассохшиеся половицы, местами обнажая темень подвала. Макар на секунду засомневался, не выбрать ли ему другое место для обеда, но любопытство взяло верх, и он осторожно прошел вдоль стены на балкон. Открывшийся вид вознаградил его за риск: перед ним как на ладони выстроились коренастые особнячки, над которыми парил собор с колокольней. Если бы не обвалившийся купол храма, издалека можно было подумать, что город живет обычной жизнью, просто погружен в воскресную дрему, и что вот-вот зазвонит колокол, созывая всех на вечернюю службу.

Макар отснял городскую панораму, сел на краю балкона и открыл упаковку треугольных сэндвичей с ветчиной и сыром. Управившись с ними за пару минут, он почувствовал, что все еще голоден. Рюкзак лежал за спиной, он потянулся за ним, чтобы достать сникерс, – и тут балкон внезапно затрещал, заскрежетал и рухнул. Макар едва успел поджать ноги и схватить улетавшую прочь фотосумку. Огромная конструкция из чугуна падала вниз неожиданно долго, затем последовал мощный удар о землю. Макара встряхнуло, как блин на сковородке, и он потерял сознание.

* * *

Пробуждение напоминало выход из наркоза. Макар словно выныривал на поверхность из мутной пелены смешавшихся цветов, звуков и запахов. Очнувшись окончательно, он первым делом ощупал ребра, пошевелил руками и ногами – вроде все на месте. Ужасно болели шея и голова, и что-то теплое стекало по виску. Похоже, он вновь рассек себе лоб. Достал платок, не глядя вытер кровь – больше размазал – и, нащупав рану, приложил к ней. «В принципе, учитывая силу удара, можно сказать повезло», – подумал он с облегчением.

Убедившись, что за исключением ссадин и синяков он цел, Макар встал на ноги и осмотрелся. Он оказался в какой-то странной пещере, почему-то уставленной деревянными ящиками – судя по разбросанной вокруг деревянной трухе, именно они и смягчили падение балкона. На полу также валялись многочисленные противогазы какого-то очень древнего образца, Макар не видел таких даже в советских фильмах. Метрах в пяти под купольным сводом светлел прогал и в нем – кусочек неба. Однако свет шел не только сверху – Макар понял это по дробящейся тени. Присмотревшись, он к своему удивлению обнаружил на стене тусклый работающий фонарь. «Что за чудеса? Откуда здесь электричество? – подумал Макар. – Неужели комбинат все еще снабжается? Или, может, какие-нибудь местные братки подрубились к сети и устроили себе тайный склад? В Правдинск полиция вряд ли доедет».

От мыслей о предназначении пещеры Макара отвлек футляр от фотоаппарата, обнаруженный неподалеку от погнутого балкона. Он тут же кинулся к нему, раскрыл трясущимися руками и достал камеру: цела, разве что чуть-чуть поцарапался корпус. Макар с облегчением выдохнул и принялся искать рюкзак. Нужно было скорее выбираться из подземелья, пока Алексей не уехал вместе с деньгами за обратную дорогу. Поиски заняли некоторое время: рюкзак отлетел в глубину зала и завалился между ящиками со странной маркировкой – два скрещенных баллона с маской посередине. Макар закинул рюкзак на плечо и стал осматривать стены в поисках лестницы или двери.

Неожиданно где-то за стеной послышались тихие шаги и глухой, как из бочки, бубнящий разговор. Макар замер. Шаги и голоса звучали все громче, но он никак не мог понять, откуда они доносятся. Внезапно кусок стены пришел в движение, обнаружив проем замаскированной двери. Подсвечивая себе путь фонариками, в зал вошли двое невысоких мужчин в необычной военной форме с петлицами вместо погон и в странных касках с огромными звездами.

Увидев Макара, они на секунду опешили. Один из военных опомнился первым, вскинул винтовку и направил на фотографа.

– А ну стоять! Руки! – нервно выкрикнул он.

Макар поднял руки, инстинктивно попятился и тут же споткнулся, наступив на обломок доски. Раздался хруст дерева, затем оглушительный хлопок. Сильный удар в грудь сбил Макара с ног. Слегка очухавшись, он сунул руку под футболку – несмотря на пронзительную боль, раны не было.

Встать на ноги он не успел. Считаные секунды спустя над ним нависли военные. Макар успел отметить их патологическую бледность и худобу. Форма на них была вытерта, залатана и висела как мешок. Казалось, она держалась на одних острых костяных плечах и, перехваченная поясом посередине, стекала в сапоги. Один из вояк больно наступил Макару на руку, второй приставил к его лицу винтовку. Он с ужасом вгляделся в смотревшую на него черноту дула.