Текст книги "Ковчег. Чем нам грозит глобальная экологическая катастрофа"

Свою библиотечку, слава богу, перевезли. Рубленый домик под нее поставили шесть на восемь метров, с трехметровым выносом по длинной стороне под веранду, вид с которой на озеро и леса изумителен. На веранде опять оборудовали музыкальный центр на лето, хоть иногда вечером посидеть послушать, особенно на закате. На полчаса отвлечешься от хозяйственных дел, отдых отличный и настроение хорошее на весь вечер. Поставили печку, на всякий случай с плитой, два дивана и два кресла, пару столов и несколько стульев, если гости какие будут, то летом можно и поселить. Об этом и наши жены в первое же лето стали говорить, настояли на том, что нужно гостевые домики выстроить для детей и внуков, приезжающих летом отдохнуть, участки большие, земли хватает. Последующие годы показали, как правы были наши женщины, пригодились эти запасные «гостевые» домики, ох как пригодились. Небольшие, теплые, с печным отоплением, канализацию вывели в общие для двух домов станции биологической очистки. Сейчас много разных локальных систем для решения этой весьма важной проблемы загородных деревенских домов. Удивительно, но строительство двух домиков с надворными постройками обошлось нам действительно в половину цены, по которой продали дома на Узоле, права была опытная Анна Тимофеевна, в полтора миллиона уложились. Относительно большой дом с добротными надворными постройками Дмитрию Титовичу обошелся дороже, около 2,5 миллионов рублей, все равно в сравнении с ценами Подмосковья весьма недорого, главное, места удивительной красоты и тишины.

За два лета отстроились и в сентябре переехали, мебель заказали самую простую из сосны, но продуманную, функциональную, в размер, за красотой не гнались, главное, чтоб было удобно и прочно. Сельский уклад жизни быстро отфильтровывает все лишнее, надуманное, не пользуемое в хозяйстве и размеренной жизни. Первой зимой хватало дел по обустройству, скотинки никакой еще не было, только по десятку кур завели, благо сараи все поставили теплые, рубленные из хорошего леса. Плотничаешь часа три-четыре в день, потом книги, мелкие домашние дела, какое удовольствие печку протопить и приготовить в глиняных горшках щи и картошечку с мясом. Со своим домом всегда дела найдутся, а уж летом совсем дни мигом летят в трудах и хлопотах.

В ту первую весну на новом месте все бросились закладывать сады. Под малину еще с осени полуметровые траншеи забили травой, соломой и торфом, под клубнику тоже заготовили «теплые» грядки на полметра в глубину. Смородину, крыжовник посадили легко, благо еще с прошлого лета были прикопаны нижние побеги хороших сортов на наших Узольских дачах, черенки жимолости прикупили на рынке в Нижнем Новгороде, рискованно это, на рынке, но хотелось быстрей посадить. В мае специально поехали за саженцами в Москву, в Тимирязевку, на давно знакомую Пасечную, всегда одно удовольствие там походить, переговорить с грамотными консультантами, выбрать хорошие однолетки, трепетно надеясь вырастить из них что-то замечательное, красивое и вкусное. Главное – свое, надежное, экологически чистое. Тогда, в первое лето, и теплицы поставили, по две штуки, три на шесть метров, фабричные – сотовый поликарбонат 6 мм, каркас из оцинкованной стали. Правда, всю следующую зиму занимался изготовлением рам со стеклопакетами для отапливаемой теплички, небольшой 3 на 5 метров, с печкой-буржуйкой, всегда хотел вырастить свежие огурчики на 9 мая для дочери и внучки.

В общем, переехали и быстро привыкли к новому месту, деревня к нам приглядывалась, пришлые, чужие для трехвековой общины, к мирским всегда доверия не было. Но Виктора Титовича деревня признала своим сразу, с ним все понятно, муж Марии Алексеевны, зять Анны Тимофеевны, женщин правильных и уважаемых. К тому же Мария многим своим деревенским все годы, пока работала в районной больнице, всячески старалась помогать, никому никогда не отказывала, все что могла: и лекарствами, и советом, и направлением на лечение. Благодаря Марии и Анне Тимофеевне наши жены потихоньку, за пару лет стали почти своими в деревне. Помогло и то, что на все воскресные службы в скитскую церковь исправно ходили, скит женский и мужики только в престольные праздники на службы допускались. Старая Православная Вера всегда на женах правильных держалась, они, хозяюшки, дом ведут, обряды строго соблюдают и в вопросах Веры и воспитания детей главенствуют.

Когда Мария родила второго сына, Анна Тимофеевна просто расцвела, постоянная тихая умиротворенность в глазах, казалось, даже помолодела, все так и горит в руках, все ладится. Тогда невольно и проговорилась нашим женщинам, сдружились уже, о своих тайных тревогах по любимой доченьке. Все эти годы молча переживала, думала ночами, как-то сложится ее замужество, зять понравился сразу, велика удача, спаси Господи за такого мужика выйти. Но за саму Марию тревожилась, долго мирской жизнью жила, училась, работала среди мирских, грешных, ох, много грешных, даже не сознающих и не понимающих своих смертных грехов. Два раза лежала по десять дней в районной больнице, в палате на шесть коек, насмотрелась и наслушалась мирских грешниц, в больнице от скуки откровенны были и за жизнь, и о мужьях, делах семейных. Основные разговоры о ценах и здоровье, начальство привычно ругали за цены непомерные, но все это Анну Тимофеевну мало задевало, что от них, глупеньких, Бога не ведающих, ожидать, только нытье жалостливое. Лишь один разговор запал в голову, измученная бедностью вдова, мать двоих детей, без злобы, как-то обреченно высказала: «В телевизоре заевшиеся, холеные деятели все народ учат и призывают к всеобщему единению и счастью, себе зарплаты многомиллионные сделали, а на детские пособия денег нет, триста – пятьсот рублей в месяц на ребенка, детей русских обжирают и счастьем таким своим кичатся». Всегда за детей больно, но что от них, христопродавцев, ждать, только о сытости своих деток заботятся, но ведь часто «закармливают», а Господь справедлив, за грехи стяжательства и воровства родителей часто детям отвечать приходится, дармовые деньги калечат души неокрепшие, как Нил Сорский сказывал: дурные помыслы душой овладевают, «пленение души», вот и вырастает моральный урод.

Насчет дел семейных, то столько глупостей никогда не слышала, «дам не дам» мужу, нашли чем торговаться, ты будь до самой старости желанной, единственной, главное, понимай всегда и жалей, тогда жена – отрада для мужика, опора в жизни. Мирские бабы даже не понимают, как развратно они одеты, юбки укоротили, все обтянули, груди вывалили, лица нарисовали, идет по улице, задом вертит, глазами по сторонам стреляет, мужиков завлекает, самолюбие свое грешное потешить. Посмотришь на них, нынешних городских мирских баб, одетых по моде, и не поймешь, то ли порядочная девушка или жена и мать идет, то ли шлюха или проститутка городская. Да и что с них взять, телевизор – и воспитатель, и наставник, соседкам по палате оба раза приносили маленькие телевизоры, мало им, что в холле эта гадость стоит, так еще и в палату. Невольно пришлось увидеть эту мерзость, мужики в баб одеты, певички полуголые задом трясут и кривляются, ножонки пошире раздвигают, срамота полная, а девочки с детства привыкают к такой гадости, какие из них жены и матери вырастут. Так и хотят Русь Святую порушить, растлить детей русских, и никакого будущего тогда у нас не будет. Докатились, разврат стали сексуальностью называть, смертный грех блуда свободой объявили, бесовщина торжествует, а ведь русский мир всегда на русской женщине держался, основе русской Православной семьи, верной жене и самозабвенной матери. Да еще стали обсуждать какую-то новую ювенальную юстицию и возмущаться, вот ведь даже мирские матери возмущены, а куда православным деваться. Молодой учительнице муж принес статью и интервью с Ириной Бергсет из газеты «Завтра», № 6, февраль 2014 года, прочитали, волосы дыбом встают, вот и развитые страны, вот и «цивилизация». Мало им извращений гнусных, однополых браков, так еще и педофилию узаконить хотят, на новорожденных и младенцах в доречевом возрасте эксперименты по смене пола проводят. Доказать хотят, что пол не воля Бога, а просто возникающая в процессе воспитания некая социальная характеристика, которую и менять можно. Главная цель всех этих содомитов – дети, будущие поколения. Ошеломлена была Анна Тимофеевна, содомиты проклятые, хуже дикого зверя, стремительно весь Запад захватывают, истинно – враги Бога и рода человеческого. Хотя и недолюбливала коммунистов, но тут сразу вспомнила про «железный» занавес, восстановить бы срочно надо. Пусть там, в Европе, все мужики на мужиках переженятся, а бабы за баб замуж выйдут, теперь имеют право на такое счастье бесовское. Как правильно в старину от этого мира антихриста отошли, попрятались, сами для себя приняли как бы монастырскую общину и жизнь определили, вроде и мирские, но Вера истинная строгость наложила, потому издавна остальных «мирскими» звать стали. Грехов смертных на них уж больно много, даже и не понимают, как душу свою губят, но общаться с ними приходится, куда деваться. Хорошо, что приходы церквей Православных потихоньку восстанавливаются, хоть реформы Никона не признавали, но все же радовало, богохульников убавляется, а Православные люди в трудный час всегда объединятся, жизнь заставит. Может, и с восточными басурманами объединятся, они традиции семейные хранят, лишь бы спасти Русь Святую от содомитов Запада, детей и внуков спасти, тогда, помоги Господи, весь мир спасем.

Порадовалась за доченьку, не испортилась, не испоганилась в мирской жизни, второго за четыре года замужества родила, ласкова и заботлива, любовью оба – и муж, и жена – светятся, Спаси Христос.

Еще одна беда на мирской русский народ обрушилась – пьянство тяжелое, особо в селах и деревнях, и раньше пили немало, но спивалось народу много меньше. Тогда мирские пили все-таки больше по поводу, по праздникам, часто и песни пели, плясали, танцевали с женами, то пьянство не сравнить с нынешним. Сейчас мужики пьют запойно, тяжело, часто злобно, от бессмыслицы, алкашей больше стало, хотя и помирает их много. Алкашу никакая баба не нужна, наверное, потому мирские бабы юбки и укоротили, но толку-то что, алкашу бутылка дороже жены и детей. В магазин зайдешь, а там половина зала в сплошном алкоголизме, каких только красивых бутылок и наклеек нет, все блестит и завлекает, бес искушения силен, а человек без Веры слаб. Анна Тимофеевна всем рассказывала, что об этом спросила любимого зятя, Виктора Титовича, уважала и молилась за него всегда, мол, что же это делается, неужели народ русский специально пьянством переводят. Объяснил ей зять, что специального умысла у властей, наверное, нет, но рынок наш безбрежный и вороватый диктует, все то правильно и успешно, что большую прибыль приносит «бизнесу», предпринимателям, а может, и местным властям, а что до государства, так чем больше продали водки и вина, тем лучше главные показатели развития страны. Про какой-то ВВП, главный показатель развитости и богатства державы, пытался объяснить, чем больше продали, тем больше ВВП, но это Анна Тимофеевна совсем понять не могла, как это спаивание народа достижением, развитием считать стали.

Совсем, видать, миряне в грехах смертных запутались, чисто Содом и Гоморру и на Руси Святой выстроили, и сколь Господь еще попустит. Видно и его великому, терпению конец приходит, грехи людские, злобные и корыстные, перевешивают добродетели и труды праведные. Тревожно становится за внуков, от грехов и соблазнов защитить можно, сил и времени на это благое дело не жалеть, а вот что с погодами творится, вековые, привычные для жизни смены весны, лета, осени и зимы нарушаются, ливни, грозы и ураганы донимать стали.

Всех нас тревожили нарастающие погодные аномалии, современный климат уже не просто лихорадило, а трясло, как в горячке, зловещие признаки надвигающейся глобальной экологической катастрофы становились явными. То Северную Африку и Юг Европы снегом завалит, Англию каждый год затапливает, они уж привыкать стали к наводнениям, Север и Восток Америки каждую зиму аномальные холода мучают, ураганы сильные регулярно по Европе проносятся. Атлантика начинала показывать свой характер, мстить людям за бездумное загрязнение и уничтожение своей акватории. Одна авария и пожар на нефтяной платформе «Бритиш Петролеум» 20 апреля 2010 года в Мексиканском заливе чего стоит. По некоторым экспертным оценкам, в акваторию ушло более миллиарда литров нефти. Для сокрытия масштабов экологической катастрофы и уменьшения размеров штрафных санкций за загрязнение окружающей среды большая часть нефти была осаждена на дно залива диспергентами (Согехит 9500, 9527). Эта химическая гадость в объеме около 20 миллионов литров также лежит на дне Мексиканского залива вместе с нефтью, итальянские ученые оценили протяженность основного пятна донного загрязнения в 16 км при толщине до 90 метров. Возможны и другие пятна, глубины солидные, от 1200 метров, придонные течения достаточно сильны, именно здесь возникает мощное теплое течение Атлантического океана – Гольфстрим, незатухающая печка, формировавшая мягкий влажный климат Европы. Ученые из Института Фраскати (Рим), проводившие натурные исследования в 2011–2012 годах последствий аварии и Гольфстрима, пришли к заключению, что мощное цельное течение Гольфстрим начинает разбиваться на более мелкие течения с меньшим обогревающим воздействием. Но тогда преобладало мнение, что крайне сложно прогнозировать дальнейшие изменения атлантических течений, огромная инерционная масса, велики способности к самовосстановлению и вероятности возврата к историческому природному циклу Жизни Атлантики.

Кроме того, постоянно наращивается загрязнение акватории Атлантического океана полиэтиленами. По оценкам немецких ученых, всего в мировой океан ежегодно сбрасывается около семи миллионов тонн различных использованных, в основном упаковочных, полиэтиленов. Течения образовали крупные поля трудно разлагающегося химического соединения, от которого в первую очередь страдают морские рыбы, заглатывают, болеют и погибают, но огромные рукотворные «плантации» оказывают все большее влияние и на всю экосистему океана. Учесть все реальные сбросы загрязняющих веществ в Атлантический океан в настоящее время, наверное, невозможно. Один малотоннажный и маломерный прибрежный флот чего стоит, а помывки и смывы различных морских судов, военных и гражданских, количество которых возрастает год от года. Принято считать, что Атлантический и Северный Ледовитый океаны являются «кухней» мировой погоды, всякие изменения температур, плотности, солености вод и, как следствие, изменения течений весьма болезненны для современного климата планеты. Сложнейшие вопросы оценки и прогноза происходящих процессов в мировом океане, и особенно в Атлантическом океане, но в последние годы отмечается изменение воздушных потоков на высотах от семи до десяти километров, они становятся хаотичны, нарушаются привычная цикличность циклонов и антициклонов. Потому и нарастают погодные аномалии, главное, постоянно повышается вероятность усиления штормов и ураганов, в зону наибольшего риска этих опасных природных явлений, к сожалению, попадают Западная Европа и Восточное побережье Северной Америки.

Последние два года мы часто обсуждали погодные аномальные явления, внимательно читали статьи и книги по этой теме, она всех людей тревожила и волновала. Но все-таки воспринималась несколько абстрактно, обычно люди стараются быстро найти какие-то позитивные аргументы и принять их как успокоительное средство, что правильно для психологического здоровья. Многие старались успокоить себя, прочитав о погодных аномалиях ранних и средних веков, замерзала Темза и каналы в Голландии, а Гренландия была зеленым островом, и прочие интересные фактические свидетельства рукописей и рисунков о климате и погодах прошлых исторических времен. Все бывало, и сейчас пронесет, серьезные научные публикации очень трудно воспринимаются основной массой населения, «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Удивительно, но старообрядческая деревня повела себя куда более разумно, от пустых разговоров и словоблудия быстро перешла к обдумыванию того, что нужно и можно сделать, как себя хоть немного обезопасить. Община, старики всегда о будущем старались заботиться, давно поняли и приняли, что ни на кого надеяться нельзя, кроме себя, это городские считают, что о них кто-то обязан постоянно заботиться, тепло и воду поставлять, мусор за ними вывозить, кормить и поить. Они, старики, к нам, вернее к Виктору Титовичу, стали часто заходить, не было в них чванства, привыкли с умными людьми советоваться. Тогда Виктор поначалу сильно удивился практичным и ясным разговорам со стариками деревни, но быстро понял, здесь сохранился природный здравый смысл русского человека, не замутненный лишней и часто лживой информацией.

Все эти разговоры начались еще в первую зиму после нашего переезда, старообрядцы уже лет 10 как заприметили, что с погодами что-то не ладное творится, заволновались. Потому, наверное, так внимательно осматривали нашу локальную дизельную электростанцию, и землю выделили, и переезд разрешили нам, чужим для старообрядческой Веры и общины. Тогда и решили все делать для выживания в возможных тяжких временах, община на это денег не жалела, мы также прониклись, да и о чем говорить, эти вложения не пропадут, а психологически легче будет.

Определили основные условия выживания – тепло, питьевая вода, электроэнергия и продукты питания. Слава богу, с отоплением проблем нет, дровяные печи во всех домах, дров всегда заготовить можно, лишь бы бензин для пил приберечь, хорошая питьевая вода тоже в достатке из ключей и колодцев. Оставалось решать электроснабжение и пропитание. В первую очередь купили и смонтировали дизельную электростанцию на 50 киловатт (Хонда), в кирпичном сарайчике с хорошей вентиляцией. Метрах в пятнадцати от нее поставили кирпичный склад с тремя емкостями для хранения дизтоплива и бензина, удачно купили списанные от больших бензовозов. Кроме того, была и старая заправочная станция на две емкости, оставшаяся от отделения колхоза, тогда завозили топливо на весенний сев и страду осенью, летом еще можно проехать бензовозу, а весной и осенью только с трактором. Купили и несколько солнечных электростанций, но, увы, понимали, что их КПД для нашей широты маловат, но еще одна страховка – аккумуляторы на 20 киловатт можно зарядить и иметь в запасе. Неожиданно оказалась еще одна возможность: в полутора километрах от деревни на малой речке двести лет стояла мельница, плотина и пруд сохранились, старообрядцы бережливы, даже мельничные жернова сохранили. Деревня решила мельницу и пруд реанимировать, подпор был около трех метров, тогда мы и предложили рядом с мельницей оборудовать маленькую гидростанцию, две проливные турбины, мощностью по 50 киловатт каждая, Харьковского завода. Бетонный лоток для сброса лишних весенних или дождевых паводковых вод с примитивными затворами, а также трансформатор и подземный кабель до деревни. За одно лето и управились со всеми этими примитивными системами локального энергоснабжения на 100 домохозяйств, независимыми и взаимозаменяемыми.

Сложнее было предусмотреть самостоятельное обеспечение продуктами питания. Обстоятельно этот вопрос обсуждали старики и относительно молодые агрономы и животноводы, которые имели образование и опыт. Двадцать лет назад в отделении колхоза было около 200 гектар пашни, выращивали фуражное зерно и корнеплоды для молочной фермы, а сейчас осталось только 125 гектар пахотных земель. Последние десять лет прикупали у знакомых фермеров фуражное зерно и картофель, тем часто урожай девать некуда, да еще и комбикорм прикупали, потому и сократили пашни. Считали несколько вариантов севооборотов и решили восстановить все 200 гектар пахотных земель, да и добавить еще 40 гектар из пастбищных угодий. По расчетам получалось, что даже в самые тяжелые, засушливые или гнилые годы при безотвальной обработке пашни урожая должно хватать и на продовольственное и, главное, на фуражное зерно для поголовья коров, коз, овец и лошадей деревни. В крайнем случае можно сократить поголовье молочного стада на ферме, если сбыта не будет, хотя давно оборудовали небольшой цех по изготовлению мягких сыров. Почти во всех подворьях деревни были коровы или козы, так что молока хоть залейся. Сложнее было восстановить тока, сушильные цеха для зерна, зерновые склады, хранилища для корнеплодов, многое пришлось заново построить, но за два лета справились. Великое дело – созидательный настрой, старообрядцы всегда прилежно обустраивали и землю-матушку, и хозяйство, так чтоб и детям передать было не стыдно. Из круп можно было вырастить гречку и пшено, дело новое, но толковых агрономов в деревне хватало, даже интересно опробовать весь процесс. С мясом в деревне никогда проблем не было, со своего хозяйства с избытком, тушенку делали, коптили, солить уже отвыкли, посты соблюдали строго, да и по средам и пятницам мяса не ели. Рыбы в озерах хватало, и Волга не очень далеко, но решили на всякий случай зарыбить карасем пруд мельницы, чего водоему пустому, недобычливому быть. Думали обо всем, сахар еще как-то можно медом заменить, а вот соль, черный перец, лавровый лист только запасать либо привыкать к отказу от них.

В этих совместных помыслах, трудах и стали для деревни своими, сами того не заметили. Много в русских людях общего корневого, генетического, что быстро проявляется при возврате к естественному, традиционному многовековому укладу жизни. Суровый климат, природные красоты, ширь необозримая, ее осознание и ощущение в поколениях людей русских и Вера Православная, не показная на людях, а истинная, строгая и чистая. Наверное, именно жизнь в суровых климатических условиях и внешних угрозах заложила в поколениях русских постоянные помыслы и стремления о том, как обезопасить семью. Часто видел, как в деревнях, где был подведен природный газ, жители оставляли в домах дровяные печи, под навесами хранили по 12–15 кубов березовых дров, много лет хранили, на всякий случай. В старообрядческой деревне это проявилось самым простым и естественным образом, возникло беспокойство, надо все возможное делать, на все воля Божья, он и помыслы благие дарует, и в трудах праведных помогает. Потому и не возникало у деревни никаких ненужных сомнений и пустых пересудов, решили делать, так делаем, а жизнь покажет. Бог даст, и не пригодится все это обустройство для локального выживания, но на душе спокойнее, на всякий случай. Спокойствие душевное не измерить деньгами, да и не принято было у старообрядцев все на деньги переводить, выгоды искать, хотя отношение к деньгам было строгое и уважительное, потому как трудовые. Сам процесс созидательный увлекателен, результат его – радость и удовольствие истинное: «Не тот пахарь, что пашет, а тот, кто вспашет да полюбуется».

Первым летом, как приступили к страховому периоду, в каждом доме или сараях при доме выкопали и оборудовали по три хороших погреба. Вернее, по одному или по два погреба у всех было, но стоило двоим-троим хозяевам заложить еще и третий погребок, так вся деревня это дело подхватила. Копали и выкладывали молодые ребята, подростки 15–16 лет, под присмотром опытного деда, за работу брали десять тысяч, такую цену установила община. Погреб из белого силикатного кирпича «на сухую», глубиной 2,5 метра и таким же диаметром трое ребят выполняли за два дня, заказов много, и заработок получался хороший. Старики объяснили, что в третьем погребе при необходимости всегда можно сделать ледник или снежник, до конца августа мясо и рыбу сохранять почти неделю. Лестницы, полки и отсеки каждый хозяин сам делал, лишь немногие заказывали плотникам или родственники помогали, не у всех домов хозяин имелся, были и вдовы.

На всю деревню было только три лошади, держали Громовы для обходов и контроля леса и водоемов, даже мотоциклы не везде проходят, а на лошадке по всем тропкам и квартальным просекам проедешь, да и в хозяйстве всегда помощь. Решили жеребят беречь и через два года уже семь лошадок своих, еще прикупили пару удачно, жеребца и молодую кобылицу.

Так увлеклись строительством, что рядом с фельдшерским пунктом построили больничку на два небольших деревянных корпуса, Мария Алексеевна настояла, она всячески старалась достать медицинское оборудование. Помогло, что за время работы в районной больнице немало хороших знакомых среди медиков появилось, особенно хороший ремонтник и настройщик современного диагностического оборудования. Он и помог, грамотному специалисту было жаль хорошего рабочего оборудования, которое менялось на более современное, новое, а старое списывалось, денег стали выделять по этой статье расходов больше, вот и меняли не задумываясь. Так образовалась небольшая сельская больница, опытный врач-терапевт, жена Германа, отличный кардиолог Мария Алексеевна, да еще и опытный фельдшер, отработавший здесь пятнадцать лет. Мария отправила ее на курсы по освоению УЗИ, прилежная и толковая эта женщина из рода Громовых, а самих аппаратов купили три штуки, так же, с запасом, укомплектовались и ЭКГ. Явно не хватало своей, пусть самой примитивной хирургии, корпус под нее построили, простое оборудование запасли, а хорошего хирурга нет. В очередной раз деревне повезло, летом приехал в гости к братьям Иван Васильевич Громов, старший из четырех братьев, военный хирург, тридцать три года полевой и госпитальной хирургии, как про него говорили – Хирург от Бога. Присмотрелся и решил с женой доживать свой век на родной стороне, возраст под шестьдесят, выслуги с боевым стажем с запасом для отставки, хирургическое отделение в госпитале, которым заведовал последние десять лет, есть кому передать, подготовил себе замену. Жена, старшая операционная сестра, четыре года отслужившая с мужем в Афганистане, давно на пенсии, но навыков не утратила. Осмотрели они деревенский корпус, инструмент и оборудование, пообещали насколько возможно дополнить и оказывать первую помощь, хирургия – это на всю жизнь, не отпускает, человека с того света вытащить, что может быть благородней. Так и укомплектовалась маленькая сельская больничка, бедненькая для мирного времени, но для военного достаточная и нужная.

За два года мы, пришлые, изменились. Незаметно, как бы само собой, отношения в семьях укрепились, сдержаннее стали, пустословие исчезло, терпения и уважения прибавилось, среда благотворная. Сам неторопливый уклад сельской жизни, природные красоты укрепляли душевный покой, уверенность в правильности миропонимания, великое дело – без телевизора жить, сколько времени для дел и отдыха появляется, жизнь стала реальной, а не виртуальной. Большое дело – крепкие горизонтальные связи человека: семья, друзья, соседи, все окружение, еще важно чувство единения со своей страной и нацией, но, увы, в наше время это единение пока только мечта. Двадцать пять лет национального унижения, морального и нравственного разложения разрушали единение русского народа, единство народов великой Евразийской Империи, как бы ее ни называли. Потому и воспрянула Россия, весь русский народ при воссоединении Крыма и легендарного Севастополя. Скрываемая ярость и жажда Русской победы, надежды и мечты на возрождение великой гуманистической Империи, стремящейся к всемирной социальной справедливости, восстановлению и торжеству Христианских традиций. Слава богу, наши личные горизонтальные связи в старообрядческой деревне окрепли, душевное спокойствие нам дарили, все вокруг свои. Куда сложнее с вертикальными связями, могилы дедов и бабушек, да уже и родителей, у многих из нас были далеко. Дети, внуки и внучки тоже далеко, телефон, скайп и поездки в гости, к самым родным – в «гости», сколько теряем тихих радостей и успокоений, без нас внучки начинают читать, петь, рисовать, фантазировать. Неправильно это, вот и смотрели с завистью на большие старообрядческие семьи, где часть детей, получивших хорошее образование, работала в городах или на военных службах, но часть оставалась в родной деревне. Светлая, легкая зависть прокладывалась в нас, пришлых, когда все главные летние труды – картошку посадить, окучить, выкопать, убрать в погреба, сенокосы, дровишки на зиму – большие старообрядческие семьи делали скопом, легко и весело. Да что и сравнивать, привычный с детства сельский уклад выковывал такие трудовые навыки и привычки, что мы, городские, не переставали удивляться. По соседству девочка семнадцати лет с пяти до восьми утра легко окучила четыре сотки картошки, и ее мать почти не удивилась, попеняла с улыбкой – куда спешила, успела бы и вечером закончить, а в глазах гордость: правильную дочь вырастила. С сеном, слава богу, всегда нам помогали, сенокосы – дело артельное, общинное, луговое сено общее на все дворы, сенокосилкой косили, только суши и убирай свой надел. Скотинку на зиму без корма оставить почиталось грехом великим, страховались, по три-четыре сотки отводили под огородное, саженое сено. В других делах по хозяйству и обустройству часто нам помощь молча стали оказывать, свои для деревни, прижились.

Первый предупреждающий ураган пришел вечером восемнадцатого ноября с запада, нам достались последние вздохи умирающего штормового ветра, всего-то 20–25 метров в секунду. Воздушные линии передачи электричества на этот раз выдержали, просеки прошлым летом прочистили, все высокие деревья вдоль линий были убраны, а лес гасил скорость ветра, помогал людям. Штормовое предупреждение еще утром все знали, во всех домах приемники, слушали в основном православное радио и радиостанцию «Радонеж», прогноз погоды всегда главное, да и телевизоры в некоторых домах снова появились, дети выросли, разъехались. Ураган стих к полуночи, первые новости о разгуле стихии в Европе узнали утром. Этот первый в сезоне ураган с Атлантики был аномально силен и жесток, скорость порывов ветра на побережье Англии и Франции достигала 65–70 метров в секунду, в Бельгии, Голландии, Германии до 45–55 метров. Но на территории Польши, Чехии, Прибалтики ураган уже начинал умирать, всего 35–40 метров в секунду, чуть меньшие по силе порывы накрыли Белоруссию и западные области России, в Москве и области 30–32 метра. Ущербы и потери тогда журналистами оценивались как высокие, погибло в Европе около 200 тысяч человек, около половины – от упавших деревьев, перевернутых автомобилей, рекламных щитов, обломков кровли, разрушенных зданий, многие высотные башни из стекла и бетона рухнули, не рассчитаны были на такую ветровую нагрузку, парусность велика. Примерно половину погибших составили утонувшие от огромных нагонных волн и затоплений. Около двухсот тысяч погибших в Европе – это официальные данные, опознанные и захороненные, сколько еще погибло бомжей и бродяг, так кто их считает, всплывет или найдется полуразложившееся неопознанное тело, то в крематорий его, документов нет и родственников нет. От нагонов с Атлантики больше всего пострадали Ирландия в районе залива Голуэй, Южная Англия от Плимута до Бристоля и Кардиффа, во Франции Атлантическая Луара, Бретань и Нижняя Нормандия. Дамбы Голландии выдержали этот первый сильный удар штормовых нагонов, мощнейшие насосы пока помогали. Относительно небольшие безвозвратные людские потери в Европе от первого грозного дыхания Атлантического океана всеми серьезными экспертами были поставлены в заслугу правительств и их служб, своевременное оповещение и организация временного переселения, построенные за последние годы защитные дамбы вокруг городов, подготовка армии к спасательным операциям позволили тогда избежать больших потерь. В Прибалтике, Белоруссии и России жертвы от этого урагана были минимальны. В России – двести семнадцать, Белоруссии – двести двадцать пять, Прибалтике – пятьсот сорок человек. Слава богу, пронесло, хотя поваленных деревьев и перевернутых автобусов было немало.