Текст книги "Быть Человеком"

Глава 4
Комсомольцы

Незадолго до окончания рабочего дня к Степану подошёл высокий парень в робе монтажника:

– Товарищ, давай отойдём.

– А кто работать за меня будет?

– Работа не волк – в лес не убежит, – улыбнулся незнакомец, – ты комсомолец?

– А что, не похож?

– Похож: пашешь как Павка Корчагин! Я немного за тобой понаблюдал.

– Ты что, с КГБ?

– Я первый секретарь Солнечного комитета комсомола. Макар.

– Степан.

Ребята крепко пожали друг другу руки.

– На учёт будешь становиться?

– Хоть сейчас, только билет комсомольский у меня в общаге.

– Завтра прихвати. После работы можешь зайти, я буду в комитете. Это в конторе – спросишь.

Степан не стал затягивать постановку на учёт и на другой день, как и договаривались, пришёл в комитет комсомола.

– Да тебя пора с комсомола исключать, – оглядев билет со всех сторон, произнёс секретарь.

– Ты, Антон, поосторожней, а то я человек нервный – сам тебя исключу.

– Чего ты петушишься? У тебя за девять месяцев взносы не уплачены.

– Там, где я работал, не было комсомольской организации.

– Ну и что? Мог встать на учёт в любой организации.

– Откуда я знал?

– Теперь знаешь?

– Вот теперь и поставь на учёт.

– Рубль найдётся?

– Откуда?

– Ладно, я проставлю по десять копеек в месяц, с получки отдашь.

– Спасибо.

– Оставь билет, в следующую субботу, в десять утра, – комсомольское собрание, приходи.

– Я-то приду, но куда?

– Сюда, в Красный уголок.

В субботу Степан окунулся совсем в другую атмосферу. Здесь всё было пропитано комсомольским энтузиазмом и романтикой. В основном разговор шёл о социалистическом соревновании и о ходе подготовки к районной отчётно-выборной конференции. Степан с интересом слушал молодых строителей ГОКа, о встрече с которыми мечтал ещё задолго до решения ехать на ударную комсомольско-молодёжную стройку. Много слушал о них по радиостанции «Юность», полюбил песни Пахмутовой и Добронравова. Но здесь всё казалось намного проще и обыденней. Взбодрился Степан, когда услышал свою фамилию в качестве кандидатуры на конференцию:

– А меня-то за что? Я ещё не проявил себя.

– Ещё проявишь. Ставлю на голосование: кто за то, чтобы бетонщика Трифонова Степана избрать делегатом конференции, прошу поднять руку. Кто против? Воздержался? Итак, при двух «против» и одном воздержавшемся комсомолец Трифонов избран делегатом районной комсомольской конференции. Надеюсь, что до июля не удерёшь?

– Ты надейся на себя, а я до армии буду здесь работать.

Уверенность в ответе Степана взбодрила комсомольцев, кто-то крикнул:

– Молодец!

Через полтора месяца автобус с комсомольцами-делегатами под аплодисменты провожающих комсомольцев и представителей парткома отправился в Комсомольск-на-Амуре. Всю дорогу звучала гитара и не умолкали задорные песни. Степан пел со всеми:

 
Кто бывал в экспедиции,
Тот поймёт этот гимн.
И его по традиции
Мы считаем своим.
Потому что мы народ бродячий,
Потому что нам нельзя иначе,
Потому что нам нельзя без песен,
Потому что мир без песен тесен…
 

Конференция проходила во Дворце профсоюзов. Это было примечательное в городе здание, построенное в стиле сталинских высоток в Москве. Делегацию из комсомольско-молодёжной стройки встречали торжественно, под звуки духового оркестра. Весь зал встал и долго аплодировал первостроителям. Степан чувствовал себя как во сне, ощущал огромный подъём энергии и сил. Чувство гордости переполняло душу, он ощущал себя сопричастным к великому свершению. Не менее тепло приветствовали комсомольцев с Амурска, города-спутника Комсомольска.

Потом доклады, выступления, голосования и прочая организационная суета…

Поздним вечером, уставшие, но довольные, комсомольцы вернулись домой.

Вновь работа поглотила и увлекла в свой водоворот.

Бригада, в которой работал Степан, была комплексная. Когда бригадир узнал, что он работал на кладке домашних печей, предложил перейти в каменщики. Степан, не раздумывая, согласился. Каменщики вели кладку вслед за монтажниками после установки колон, перекрытий и прочей железно-бетонной громадины, здесь работа более творческая. Конечно, закладывать угол Степану не доверяли, но заместитель бригадира, опытный каменщик-земляк из Благовещенска, рыжий, небольшого роста, по имени Антип, иногда разрешал новоиспечённому каменщику «побаловаться». Степан брал мастерок, кирочку, отвес, расшивку, надевал верхонки и… мир сразу сжимался до возводимого угла. Иногда Антип был недоволен его работой:

– Разбирай угол, пока раствор не схватился.

– Чего ты всё время придираешься? Я всё сделал по отвесу.

– А я проверил по отвесу… Разбирай, бракодел. Ты должен быть уверен в себе. Вот если положил кирпич, ты должен отвечать за свою работу – попробуй его тронь! Если я положил, значит, он должен так лежать, и никакой начальник мне не указ, потому что я мастер своего дела, дело начальства – мне не мешать и создавать условия. Кто главный на стройке?

– Начальник.

– Ошибаешься. Главный тот, кто созидает, – рабочий, а не бюрократическая прослойка. Что бы начальники ни говорили, пока каменщик не положил кирпич, вся работа – это суета, а кирпичная кладка – это натуральный продукт. Карла Маркса надо изучать и воплощать в жизнь. Ты, конечно, не читал «Капитал»?

– Пытался, даже Ленина читал, у нас дома полное собрание сочинений, но мало в чём разобрался.

– Потому что плохо в школе учился. «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знаниями всех тех богатств, которые выработало человечество».

– Да, это Ленин писал в «Задачах союзов молодёжи».

– Вот теперь понял, как угол заводить?

– Понял. Когда много подсказчиков, дом получается кривой.

– Дурак!

«Угол» Степан всё же освоил.

Особенно интересно работать на высоте, когда на маленькие фигуры строителей смотришь сверху, ощущение важности твоей работы возрастает, а панорама большой стройки особенно впечатляет. «Скоро здесь будут перерабатывать руду, в Горном уже работает Горно-обогатительный комбинат», – подумал новоиспечённый каменщик.

– Стёпа, спускайся вниз, – раздался далёкий голос бригадира.

– Бегу, – куда-то в проём крикнул Степан.

Быстро перебрался на подъёмник, нажал соответствующую кнопку пульта управления и «покатил» вниз. У подъёмника его поджидал не только бригадир – невдалеке сидел на стакане[43]43
  Конструкция, используемая для монтажа железобетонных колонн, в форме стакана.


[Закрыть] мастер Халявко:

– Стёпа, ты за четыре месяца неплохо освоил профессии бетонщика, каменщика, теперь поработай стропальщиком. Сашка Белый сломал ногу, надо подменить.

– Партия сказала: «Надо», комсомол ответил: «Есть!»

– Вот и ладненько, сегодня пойдёшь во вторую смену, а сейчас можешь отдохнуть.

– Какой отдых? Пока дойду до общаги, надо идти назад.

– А я тебя не посылал в общежитие. Иди в бытовку, приляг.

– Нет, я лучше здесь.

Степан спокойно поднялся на подъёмнике, собрал инструмент, помыл его из шланга, отнёс в бытовку и только тогда лёг на кучу высыпанного из самосвала кирпича. Убрал мешающие лежать на боку кирпичи и задремал. Эта операция была для него привычна: в хорошую погоду он проделывал это ежедневно: в обеденный перерыв, после небольшого «перекуса», а то и на пустой желудок. Мастер только помотал головой и, ничего не сказав, ушёл в прорабскую.

Работа стропальщика пришлась по нраву Степану, приходилось вертеться среди штабелей арматуры и железобетонных изделий, краном подавать кирпич и раствор, но больше всего ему нравилось работать с монтажниками – цеплять большие и малые конструкции из железа и бетона. Смена за сменой пролетали незаметно. Иногда на ум приходила песня монтажников из кинофильма «Высота» и Стёпа напевал:

 
Не кочегары мы, не плотники,
Но сожалений горьких нет как нет!
А мы монтажники-высотники, да,
И с высоты вам шлём привет…
 

Однажды бригада задержалась на работе: надо было закончить крышу, а завтра ехать «на прорыв» в посёлок Фестивальный. Степан подцепил карниз, привычно дал команду:

– Вира!..

Машинально сделал шаг назад – и в этот момент обрывается петля на карнизе, а вслед за ней, не выдержав тяжести, разрываются все остальные петли, и железобетонная конструкция весом около тонны с десятиметровой высоты торцом пробивает землю в двух сантиметрах от кирзового сапога не успевшего испугаться Степана. Через пару минут возле него стоял бледный крановщик Саня:

– Я видел, как падает плита, думал, что тебя раздавило в лепёшку!.. Слава богу, что ты живой и даже невредимый…

– Да я просто не успел испугаться…

– А я чётко видел, как прямо на тебя падает плита…

– Эй, там, внизу!.. Ждём карниз.

– Не могу, – прошептал крановщик и, бледный, присел на бетонный блок.

– Слазьте, «кина не будет», – крикнул Степан.

На следующий день Степана вызвали в контору и направили на сенокос.

Глава 5
Сенокос

Степан поначалу удивился: какой сенокос, когда здесь ударная комсомольская стройка?! Но организаторам поддержки животноводства из Комсомольского горисполкома было всё равно – в Еврейской автономной области ждали подшефных.

Многопалубный теплоход «Пржевальский», переполненный до основания разношёрстной толпой, лениво отошёл от причала. Когда звуки духового оркестра, провожающего заготовителей сена, растворились над амурской гладью, по всему теплоходу грянуло:

 
Как провожают пароходы?
Совсем не так, как поезда…
 

Голос Эдуарда Хиля, звучал из всех репродукторов теплохода. Вдохновлённый песней, Степан тоже поддержал:

 
Как ни суди, волнений больше,
Ведь ты уже не на земле…
 

Степан, опьянённый не только обстоятельствами, но и изрядной долей алкоголя, подпевал Хилю, облокотившись на фальшборт, поглядывая на убегающие за корму волны, на душе было легко и радостно.

– Стёпа, ты чего загрустил?

Степан оглянулся, перед ним стоял Сергей – бетонщик.

– Наоборот, я пою.

– Ты не знаешь, почему именно нас с тобой из всей бригады послали на сенокос?

– Доверяют.

– А может, за ненадобностью?

– Да брось ты. Кому-то надо было ехать, вот на нас и упал жребий.

Развалистой походкой подошёл сварщик из бригады монтажников по прозвищу Балтика:

– Земляки, что вы тут стоите? Не собрались ли нырнуть с борта?

– Ныряй, – предложил Сергей, – только теплоход сначала останови, а то не догонишь.

– Я-то, нырну, я на Балтике служил, а вам – слабо.

– «Напился старик, так поди похмелись – и нечего рассказывать байки», – процитировал Высоцкого Степан.

– Я, вообще-то, не пью, это сегодня особый случай.

– А что, бывает не особый?

– Конечно.

– А как отличить?

– А нюх на что? Надо чувствовать и понимать ситуацию, когда пить, а когда воздержаться.

– Понял, – сказал Степан, – по этому случаю надо выпить.

– Пошли в кабак.

Все трое быстро забыли о теме разговора, как только спустились в ресторан. Столы были заняты галдящей публикой, сквозь этот гвалт из динамиков прорывалась ресторанная музыка. Редкие пары пытались танцевать между тесно стоящими столиками. К счастью, одна компания, рассчитавшись с официанткой, покинула зал. Ребята успели занять освободившиеся стулья. К ним тут же примкнули две девушки:

– Ничего, мы посидим на одном стуле.

Степан предложил свой, а сам присел на небольшой рундук, расположенный под зеркалом, слегка подтащив стол. Познакомились, разговорились – девчата были из Комсомольска, обе швеи. Пытались танцевать, но слишком тесно было в ресторане. Поэтому предложение Люси и Насти подняться на палубу было поддержано единогласно. Солнце пряталось за сопки, но ещё пускало свои лучи по глади амурских волн, создавая иллюзию живой светящейся воды. Редкие чайки пролетали над волнами. Из репродукторов неслась новая песня:

 
Люди сосланы делами,
люди едут за деньгами,
Убегая от обиды, от тоски…
А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги…
 

– Это бард Юрий Кукин, – со знанием дела высказался Степан.

– Это Высоцкого песня, – возразил Балтика.

– Да брось ты, у Высоцкого голос хриплый, говорят, что он чалился на зоне, – уверенно парировал Серёга.

– Я точно знаю, что это Кукин, сам слушал о нём передачу по радиостанции «Юность», – настоятельно возразил Степан.

– Давайте лучше послушаем, – вмешалась в мужской спор Настя.

Никто не стал возражать, все задумчиво притихли, а потом подхватили:

 
Пусть полным-полно набиты
Мне в дорогу чемоданы:
Память, грусть, невозвращённые долги…
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги.
 

Когда песня закончилась, полилась мелодия вальса «Амурские волны». Степан пригласил на танец Люсю, Сергей танцевал с Настей, а Балтика, немного постояв, вернулся в ресторан. Степан не умел танцевать вальс, но кое-какие уроки танцев на школьных вечерах пригодились. Незаметно наступал вечер, луна робко выглядывала из облаков и слегка отражалась в тёмной воде. Теплоход, слегка покачиваясь, двигался вверх по течению. Степан как будто попал в другой мир, где всё было хорошо и легко. Ему всё больше нравилась простая светловолосая девчонка. Он неумело пытался за ней ухаживать. Люся, стесняясь своего маленького роста, робко и незаметно прижималась к Стёпе.

– Ой, я замёрзла, ветер холодный.

Стёпа молча обнял Люсю за плечи, и они долго стояли у фальшборта, вглядываясь в убегающий, заросший кустами, тёмный берег.

– Я пойду, – неожиданно произнесла Люся. – Настя ждёт в каюте.

И, не попрощавшись, быстро скользнула вниз по трапу. Степан не спеша пошёл вдоль борта. И вдруг в темноте увидел человеческую фигуру, летящую ласточкой со шлюпочной палубы. Подбежал к фальшборту – только тёмные волны предстали перед его глазами. Тихо и спокойно теплоход продвигался своим маршрутом. «Неужели показалось. А может, и вправду кто-то прыгнул за борт», – подумал Степан и быстро побежал на бак. Но, сколько он ни махал руками и ни пытался кричать, на мостике не было никакой реакции. «Как туда забраться?» С носа нет трапа. Степан попытался ломиться в металлические двери с борта – безрезультатно. Хмель начал выходить.

«Наверное, показалось, – успокоил себя Степан. – Пить надо меньше, а то добрался как до бесплатного». И пошёл в каюту.

Серёга и ещё двое парней с «Амурстали» уже спали без задних ног. Степан выключил свет, разделся и лёг в постель.

Проснулся поздним утром – в каюте никого нет. «Пржевальский» стоит у причала города Хабаровска. Голова трещит, тошнота и сильно хочется пить. Степан приложился к графину и за один «подход» осушил его наполовину. Затошнило ещё сильней, он рванул к гальюну. Вырвало. Сразу стало легче. Степан умылся, почистил зубы и только после этого моциона поднялся на палубу.

Куда-то подевалась вчерашняя атмосфера праздника. Грузились новые люди, суета, но не праздничная, не то что в Комсомольске. На борту появилась милиция и люди в штатском, явно отличающиеся от «командированных». Подошёл Серёга:

– Куда ты делся? Тебя уже и по судовой трансляции вызывали. Срочно иди в каюту к старпому, там милиция всех наших расспрашивает.

– Милиция не расспрашивает, а допрашивает. А в чём дело?

– А ты что, не в курсе? Васин пропал.

– Кто это?

– Ну, этот, Балтика. Утром не оказалось в кубрике.

Степан вспомнил о «показавшемся» ему ночном прыжке со шлюпочной палубы: «Значит, не показалось». Степан не на шутку испугался.

– Паспорт с собой?

– Да.

– Пойдём, я тебе покажу каюту старпома.

Пока шли, «преступник» лихорадочно пытался вспомнить все детали произошедшего и продумывал, что говорить: «Если расскажу, что видел прыжок за борт, обвинят в неоказании помощи. Обвинить может только суд – значит, меня снимут с борта, а теплоход уйдёт…»

Степан постучал в дверь с надписью «Старший помощник капитана» и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь:

– Здравствуйте! Вызывали?

– А ты кто?

– Пассажир, еду на сенокос.

– Паспорт.

– Всегда пожалуйста, – несколько переиграв роль простачка, проговорил Степан. Старпом, осмотрев паспорт, передал его капитану милиции, сидящему в углу каюты.

– Что можешь сказать о гражданине Васине?

– Я не знаю такого, но знал Балтику – так называл себя один хорошо поддатый товарищ из Солнечного.

– Откуда ты это знаешь?

– По какой камере? По каюте, я оговорился.

– Ты сам-то не сидел?

– Да нет, не успел ещё.

– Успеешь. Ну, так что имеете сообщить следователю? – перешёл на «вы» человек в штатском.

– Единственное, что я о нём знаю, это то, что он вчера нажрался как свинья и неоднократно пытался прыгнуть за борт, а его земляки, из Молодечного, останавливали.

– Не вводите в заблуждение следствие. Что за Молодечное?

– Ну, это наши из Солнечного, вербованные из Белоруссии, – город Молодечное.

– Вы подтверждаете, что он действительно пытался прыгнуть за борт?

– Любой подтвердит, поэтому его и прозвали Балтика, что он постоянно хвастался, что недавно отслужил на Балтийском море.

– Распишись, здесь и здесь, можешь быть свободным, – отдавая паспорт проговорил следователь, вставая из-за стола.

– До свиданья.

– До скорого, – пошутил на прощанье милиционер, сидящий в углу, до этого сохранявший молчание.

Выйдя за дверь, Степан облегчённо вздохнул. Но на душе сохранился очень неприятный осадок, вызванный не столько от дачи показаний, сколько от внутренних угрызений совести: «Будь я решительней, человек бы не погиб. А с чего это я взял, что он утонул? Парень флотский, где-нибудь в тайге шарахается».

Теплоход простоял почти до обеда, пока не набрали необходимое количество свидетелей. На берег никого из пассажиров не выпускали. На борту запретили продавать алкоголь. Когда все пассажиры утихомирились, теплоход продолжил свой маршрут вверх по Амуру. Куда-то делось романтическое настроение, песни больше никто не пел. По судовому радио «крутили» более спокойные песни советских композиторов.

В селе Ленинском выгрузилась первая партия заготовителей сена. Теплоход уныло простоял часа три и не спеша продолжил свой путь. В Амурзете – конечном пункте маршрута – пришвартовались вечером. Капитан пошёл навстречу встречающей стороне: «Не тревожьте пассажиров до утра, пусть отдыхают, а завтра разберётесь».

До девяти часов утра судно опустело. Пассажиров развезли по колхозам. Бригаду из Солнечного на трёх прицепах, «запряжённых» в тракторы «Беларусь», отправили на один из островов Амура. Без труда преодолев протоку, трактора остановились. На поляне, окружённой высоким боярышником, стояло четыре десятиместных солдатских палатки и одна каркасная сорокаместная палатка, был и навес со столами и вкопанными скамейками.

– Располагайтесь, люди добрые, – обратился к приезжим колхозный бригадир, – эта палатка женская, а эти две мужские. Смотрите – ночью не перепутайте. Это склад с продовольствием и прочим барахлом, а это, как вы догадались, кухня и столовая. Туалеты чуть подальше. Тоже не путать: слева женские, а справа, естественно, мужские, там есть соответствующие обозначения. А это навес с инструментами, сразу предупреждаю: вилы, грабли и прочее на покосе не оставлять, чтобы потом не терять время на поиски. Да, чуть не забыл: меня звать Нестор. Не путать с Махно, я не Иванович, а Гаврилович.

– А баня будет? – спросил долговязый парень.

– Будет, конечно, хоть каждый день купайтесь в протоке.

– А выходной?

– И выходной будет, не дай бог, но это только в случае дождя. – Ещё вопросы?

– Китайцы не ходят в гости?

– Пока не ходят, слава богу, но и вам нельзя выходить на берег Амура после захода солнца. Пограничники могут арестовать.

– Вот попали!.. Ни на свой берег, ни на чужой – как на зоне…

 
Голуби летят над нашей зоной,
Голубям нигде преграды нет.
Как бы мне хотелось с голубями
На родную землю улететь…
 

– запел бритый шилом[44]44
  Лицо со следами оспы.


[Закрыть] Саня Ветров – арматурщик.

– Концерт потом. Располагайтесь – через час приступим к работе.

Степан успел «захватить» «блатное» место в левом углу палатки. Повара – девчата, которых назначил бригадир, – сразу приступили к исполнению своих, очень важных, обязанностей. Сенокосная жизнь закипела. Степан присоединился к группе, решившей начать полевую жизнь с купания. Девчат в этой компании не оказалось, поэтому решили купаться в костюмах Адама. Самые нетерпеливые и решительные, на ходу сбрасывая с себя остатки одежды, бросились в воду. Степан, выросший на речке, знал, что так купаться нельзя, особенно в незнакомом водоёме. Он спокойно вошёл по грудь, только потом, окунулся в тёмную прохладную воду. Сразу почувствовав прилив сил, энергично поплыл к противоположному берегу. Тяжело дыша, выбрался на глинистый берег, заросший тальником.

Солнце спокойно и добросовестно выполняло свою работу, поднимаясь всё выше по небосклону. Подплыло ещё несколько мужиков. У всех было приподнятое настроение.

«Интересные люди, – подумал Степан, имеющий опыт заготовки сена. – сенокос – это далеко не лёгкая работа. Впереди изнурительные дни под палящим солнцем и с не щадящими никого паутами[45]45
  То же самое, что оводы и слепни.


[Закрыть] и комарами, а они радуются».

– Эй, Стёпа, греби сюда, не отрывайся от коллектива, – кто-то крикнул из толпы. Он в знак согласия поднял руку вверх, спустился в воду и вразмашку поплыл, сокращая «отрыв от коллектива».

За несколько дней до приезда «командированных» местные колхозники подготовили «фронт работ»: начали косить сено, кое-где уже перевернули валки. Оставалось собрать сено конными граблями и сформировать копны, которые на волокушах с конной тягой подвозились к месту метания стогов. Степана бригадир поставил на подачу сена – стог укладывает опытный заводила, а подавать сено вилами, по выражению бригадира: «…и дурак сможет, главное, чтобы рост подходящий». Степану на летних каникулах приходилось работать на сенокосе, но для метания стогов школьников не ставили, здесь нужна мужская сила.

Работа оказалась по душе. На первый взгляд, просто – бери больше, кидай дальше. А фактически метание стога работа творческая. Махно (эта кличка сразу приклеилась к Нестору Гавриловичу) тщательно выбирал место: оно не должно быть в ложбине – только на возвышенности, к которой зимой мог свободно подъехать трактор со специальными санями. Под основание стога укладывали ветки кустарника, на которые ложатся первые навильники сена.

И пошло-поехало: волокуши не успевают подвозить сено под основание стога. Четыре метальщика утаптывают и укладывают сено, поднимаясь со стогом всё выше и выше. С определённой высоты стога сено начинают подавать вилами с более длинными черенками, оно сыплется на голову, колет вспотевшее тело. Пауты безжалостно впиваются в разгорячённые тела парней, всё чаще и чаще отвлекая от работы. Тем временем метальщики начинают постепенно сужать стог – на нём все уже не помещаются и постепенно спускаются вниз, пока не останется самый опытный метальщик. Он и завершает стог.

Спрыгнуть или скатиться с такой высоты чревато – можно не только шею свернуть. Поэтому поперёк стога забрасывается пеньковая верёвка, с одного конца её держат крепкие ребята, а с другой легко спускается метальщик. Стог подравнивается, обчёсывается граблями, чтобы это был СТОГ, а не куча сена.

Очередной стог – это не просто выполнение плана, это очередная победа. Люди, соорудившие это великолепие, искренне радуются и ликуют, несмотря на возраст и другие различия. Труд возвышает человека, делает его увереннее и здоровее, укрепляет коллектив.

Степан отошёл подальше, чтобы со стороны полюбоваться ещё одним «архитектурным» сооружением, красиво вписавшимся в окружающий пейзаж. Прилёг на нескошенную траву, подложив ладошки под голову. Приятная усталость растеклась по телу и постепенно сделала своё привычное дело. Во сне Степан продолжил подавать сено на стог, но делалось это как-то легко, без особых усилий.

Проснулся от звука, напоминающего колокольный звон, – это бил по железному рельсу повар. Бил он виртуозно, как заправский церковный звонарь, выбивая обухом топора какую-то одному ему известную мелодию.

Привычные борщ с мясом и гороховая каша, заправленные луком на сале, не вызывали ни у кого раздражения. После напряжённой физической работы, да ещё на свежем воздухе, жалоб на аппетит и на повара не было ни у кого. Потом грузинский чай с сахаром и «мёртвый час» для желающих. Днём спать в палатке под палящим солнцем может отважиться только самоубийца, поэтому все расползлись по кустам. Здесь, под тенью и на не прогретой солнцем земле, казалось уютно и комфортно.

После отдыха – массовое купание в протоке. Девчата уходили метров на сто вверх и в костюмах Евы с удовольствием предавались омовению. Ребята здесь же, напротив кухни, тоже с удовольствием плавали, ныряли, просто баловались, пока их не приводили в чувство удары по рельсу. Теперь они означали – пора за работу.

Постепенно остров «зарастал» стогами сена. Люди втянулись в работу и уже не ложились спать с заходом солнца, а проводили время у костра, где рассказывали всевозможные байки и под гитару или гармошку пели песни.

– Завтра едем в Амурзет за продуктами, – после работы объявил бригадир, – кому что надо купить – подходите.

Несколько человек мигом окружили Махно. Подошёл и Степан:

– Мне надо позвонить матери.

– Что, соскучился?

– Сестра со своей семьёй должна к матери приехать из Шауляя.

– Добро. А что её в Литву занесло?

– Муж – офицер, служит в Дальней авиации, вот и перевели по службе.

– Служба есть служба. Всё, пять человек – больше не возьму, и так много вас решило сачкануть. Кому шибко надо – через неделю поеду, подходите заранее.

В семь часов утра «Беларусь» с тракторной тележкой, груженой пассажирами, двинулся по разбитой гужевой дороге. Телегу подбрасывало на каждой яме и даже ямке и трясло, как «лихорадочную». Но на хорошее настроение это никак не влияло. Первыми затянули песню две подруги из Комсомольска, и сразу начали с припева:

 
Дорога, дорога нас в дальние дали зовёт,
Быть может, до счастья осталось немного,
Быть может, один поворот.
 

Но слова «Дорожной» подзабыли и перешли на «Чёрного кота». Подпевать стали все, несмотря на постоянное подбрасывание телеги. Порой голоса начинали вибрировать в такт телеге, было смешно и весело. Но веселие достигло кульминации, когда у одной из запевал – Машки – расстегнулся бюстгальтер. Как она ни старалась придерживать свои пышные груди, они подпрыгивали то в такт песне, то в такт телеге.

Доехали быстро. Степан сразу рванул на переговорный пункт, который находился в почтовом отделении, и заказал переговоры. Мама жила рядом с почтой, все её знали, поэтому Степан был уверен, что дождётся. Но прошло больше часа, пока его пригласили в кабину.

– Мам, здравствуй.

– Здравствуй, сынок. Молодец, что заказал переговоры, Лиля и Коля с детьми приехали. Лиля здесь со мной, трубку отбирает.

– Здравствуй, Стёпа, не буду долго говорить, приезжай хоть на денёк, столько лет не виделись. Я и не знала, что ты уехал из дома. Ждём.

– Попробую приехать. До свиданья.

Степан положил трубку и, облегчённо вздохнув, вышел из переговорной кабинки.

– Парень, что же ты трубку положил? Время ещё не вышло – почти минута, – протараторила телефонистка.

– Не знаю, я первый раз звонил по междугороднему телефону.

– Может, снова соединить?

– Не надо, сам приеду. Спасибо, до свидания.

– До свидания, – улыбнулась молодая телефонистка.

Одновременно радость и тревога овладели Степаном: «Отпустит бригадир или не отпустит? А если отпустит, то всё равно денег на дорогу нет, занять не у кого, все пропились».