Текст книги "Легендарные разведчики-3"

Не всем такое удается. Тут требуется не простая выучка, а дар. И он этим даром обладал.

Романтик и волкодав: Борис Александрович Соломатин и Гленн Соутер, он же Михаил Евгеньевич Орлов

Таких светлых идеалистов, как американец Гленн Соутер, в мире разведки никогда не было. Жаль, что в 1989 году в Москве он покончил жизнь самоубийством.

И когда идеализм слился с мастерством советского разведчика, работавшего под крышей посольства, наш резидент и американский моряк-старшина сохранили хрупкий мир в безопасности.

Генерал-майор разведки Борис Александрович Соломатин был человеком жестким. Иногда, не согласившись с чем-нибудь, мог и прикрикнуть. Порой его воспоминания сопровождались лексикой для печатных изданий не приемлемой. Меня, уже вполне в начале 2000-х взрослого, величал Колькой. Был категоричен в оценках людей, не дотянувших, по его меркам, до планки, им же самим и установленной. Иногда наши беседы прерывались. Соломатину было очень плохо. Он извинялся, его увозили на мучительный диализ. Я – уходил, но через день-два возвращался.

А еще Борис Александрович во время наших долгих встреч не переставая курил. Как можно? Все – и я тоже – знали, что болезнь не победить, уход неминуем, а он еще и ускорял его. Однажды, осмелившись на ремарку «не губите себя», я получил по полной: «Дурак ты, Колька. Как не понимаешь, что это – единственное, что у меня осталось. Ничего другого нельзя. Затянуться – последняя радость». И я заткнулся. Не мне, журналисту, учить одного из лучших волкодавов всех времен и народов. Ведь генерал-майор Борис Александрович Соломатин 37 лет проработал в советской внешней разведке. Из них почти 22 года – за границей. Был резидентом в Дели, Риме. Возглавлял резидентуры в двух важнейших для КГБ точках – в Нью-Йорке и Вашингтоне. Бывший заместитель начальника Первого главного управления КГБ СССР – предтечи Службы внешней разведки. Вышел в отставку в 1988 году.

Волкодав на жаргоне разведчика – вербовщик. Порой, когда я заикался о его коллегах-нелегалах, он, всегда работавший под крышей посольства и дослужившийся, между прочим, до советника-посланника, пускал мне дым в лицо: «Ну что заладил: легалы-нелегалы. Главное в разведке – сведения, результат, ценные данные, которые приносят поверившие тебе люди, источники информации. Понял, в чем ценность? В вербовке».

Я понимал. Потому что Соломатин, работая резидентом в Индии, в Нью-Йорке и Вашингтоне, а напоследок в Риме, вербовал ценнейших поставщиков секретных сведений, спасавших нас во времена холодной войны. Особенно удачно получалось в США. Он подробнейше рассказывал об этом, сетуя, что и спустя много лет упоминать о советских разведчиках нельзя, а уж тем более о завербованных иностранцах… Иногда требовал, чтобы я выключил диктофон. Но все равно раскрыл наивные мои глаза, говоря о добытом в США его агентами на суше и, главным образом, на море.

В подтверждение слов – висевшее на стене гостиной огромное фото относительно молодого Соломатина со статьей из столичной американской газеты, в заголовке которой он был назван «мастером шпионажа» – «Мaster Spy». Хозяин квартиры этим признанием заслуг со стороны противника гордился. Я даже не обещал ему молчать о самом важном, что было им в жизни сделано. Все было и так понятно. А вот об итальянском периоде иссохший от болезни, замученный бесконечными переливаниями, заходящийся в кашле и все равно беспрестанно дымивший генерал вспоминал более охотно.

Соломатин возглавлял резидентуру в Риме, когда 13 мая 1981 года Мехмет Али Агджа попытался убить папу римского Иоанна Павла II. Понтифик потерял много крови, но выжил. Покушение имело огромный международный резонанс. Были попытки вовлечь в это дело и Москву, обвиняя тогдашних союзников – болгар в попытке убийства. Причем это преподносилось как доказательство причастности СССР к международному терроризму вообще.

Соломатин знал все подробности того дела:

– За все годы холодной войны, несмотря на отчаянные усилия западных спецслужб, ни один факт нашей моральной или материальной поддержки международного терроризма не был доказан. И что интересно, сами западные спецслужбы имеют полное и реальное представление о том, что ни прямо, ни косвенно к террористическим организациям мы никакого отношения не имели и не имеем. Сразу после выстрелов известного уголовника и террориста Агджи американский президент заявляет по телевидению: покушение – дело рук мирового коммунизма, который руководит международным терроризмом. Вот вам, пожалуйста, затравка. К делу тут же подключаются спецслужбы. У них задача доказать, что это действительно так. О нашей причастности твердят, вдалбливают в сознание, и в умах простых людей невольно складывается впечатление, что, быть может, и вправду дыма без огня не бывает. Обвиняют болгар, нас, и оправдаться сложно прежде всего потому, что обвинение – фантастическое, ложь неимоверная.

– Но организатором того покушения называли болгарина Антонова. Наверняка ваша служба поддерживала связи с болгарской. Попытка связать все это в единый узел очевидна.

– С болгарами мы контакт поддерживали, точно так же как, скажем, американцы со своими союзниками по НАТО, в том числе и по линии разведки. Но наши контакты с болгарами не касались покушения на папу, ибо они не имели к нему в действительности никакого отношения. И длительный процесс следствия и суда в конце концов не пришел к выводу о виновности Антонова. Будучи более или менее объективным, итальянский суд вынужден был признать: доказательств причастности Антонова, то есть спецслужб Болгарии, а отсюда и наших, нет. Болгарина отпустили за отсутствием достаточных доказательств его вины, и дело фактически развалилось. Вот вам другой крайне показательный факт. В 1981 году после покушения на президента Рейгана директор ЦРУ Кейси создал группу из аналитиков своего ведомства и независимых экспертов, которой предстояло дать ответ на вопрос: действительно ли СССР вовлечен в международный терроризм, поддерживает ли его? И после анализа всей информации группа пришла к выводу, что никаких доказательств не существует. Справку послали в Белый дом, где она была засекречена и благополучно полеживает в сейфе. Мы узнали о ней из американских материалов годы спустя.

– А что это все-таки за «архивы Гавела», якобы уличающие нас чуть не в проникновении в Ватикан?

– Эти «архивы» – еще один наглядный пример того, как западные спецслужбы пытаются создавать громкие дела и как эти дела затем лопаются подобно мыльным пузырям. Сегодняшние чешские спецслужбы сообщили в специальной подборке «документов» итальянским коллегам о том, что и как они вместе с КГБ якобы делали во время холодной войны в Италии, каковы были планы подрывной деятельности КГБ и в Италии, и в Ватикане… В этих «архивах» утверждалось, что в квартире кардинала Казароли, отвечавшего за восточную политику Ватикана, была установлена чешская прослушивающая аппаратура. А сделали это завербованные КГБ племянник самого кардинала и его жена – чешка по национальности. Комментируя эти сведения, Ватикан официально опроверг факт нахождения аппаратуры в его помещениях. Больше того, у кардинала не оказалось племянника, а у того, следовательно, и жены чешки, которой приписывалась закладка аппаратуры. В 1984–1991 годах военной разведкой и контрразведкой Италии руководил адмирал Мартини. Он также официально опроверг инсинуации, содержавшиеся в «архивах».

– Борис Александрович, как вы относитесь к тому, что в последнее время на Западе публикуются архивы и документы типа тех, что вывез полковник Митрохин?

– Во-первых, он был не полковником, а майором. Человек ущербный, обиженный семейной и служебной жизнью, Митрохин пошел на предательство, пытаясь солидно заработать. Интересы клиента и хозяев совпали, и появился предлог для очередной антироссийской кампании. Во-первых, это не архив в обычном понимании, а отрывочные рукописные выписки из каких-то якобы документов советской разведки. Достоверность их, разумеется, должна вызывать большие сомнения.

Действительно, возникло целое новое направление в проведении активных тайных мероприятий спецслужбами. Заполучив тем или иным путем подборку бумаг, похожих на секретные документы, западные спецслужбы могут убирать из них те, публикация которых не в их интересах. И одновременно вставлять умело подготовленные фальшивки и выдавать их на весь мир вместе с другими бумагами. Если раньше использовались фальсификаты отдельных «документов», то, представляется, теперь производство их поставлено на поток – публикуются целые «архивы».

– В захваченных не западными немцами, а именно американцами архивах бывшей восточногерманской разведки значится чуть ли не несколько десятков тысяч агентов. Что думаете об этих списках?

– Давно известно, что западные разведки активно работают друг против друга и взаимоотношения между ними далеко не безоблачные. Пример: давняя грызня между американцами и немцами по поводу архивов Штази, так они называют госбезопасность ГДР. Архивы захватило ЦРУ и долгие годы отказывалось вернуть их немцам. Потом списки агентуры немцам вернули. Но тут главное не то, что вернули, а кто в этих списках. Нет сомнений, что списки были американцами тщательно изучены. На это, видимо, время и потребовалось. Имена потенциально ценных для них агентов изъяты из этих переданных списков для того, чтобы иметь возможность попытаться перевербовать этих людей для работы на ЦРУ, используя шантаж, угрозу разоблачения. В списках остался один «мусор»: те, кто по разным причинам не представляют оперативного интереса ни для американских, ни для немецких спецслужб. Иногда в «архивах» возникает немыслимое количество наших шпионов, действующих на Западе. И чем фантастичнее цифры, используемые для компрометации, тем прочнее западают они в людские головы. Берутся с потолка и вбрасываются на всеобщее обозрение. Иногда делается ссылка на какое-то более или менее известное лицо. Теперь, как правило, обходятся и без ссылок. Как для профессионала ничего особенно неожиданного для меня здесь нет. В конце концов, американцы десятилетиями твердили, будто половина или даже большее число всех наших дипломатов за границей – это разведчики. Причем, как правило, даже не пытаясь доказать это на конкретных фактах. Считаю это важной частью широкой антироссийской кампании, которая сегодня развернута Западом по всем направлениям – политическому, экономическому, военному, информационному. И вся эта кампания подпитывается, конечно, с помощью спецслужб, через имеющиеся в их распоряжении средства и возможности.

Что ж, с Соломатиным не поспоришь. Но у этого великого разведчика-волкодава действительно бывали вербовки, которые обеспечивали безопасность страны, ограждали от конкретных угроз.

И потому частично, пока лишь частично, привожу воспоминания ушедшего в 2005-м Соломатина о нашем друге – американце Гленне Майкле Соутере. Всё повидавший Соломатин признавался: никогда не встречал в разведке таких чистых, романтичных и светлых людей. Вот уж кто работал на нас за одну лишь идею.

Началось всё в Риме в 1980-м, когда какой-то молодой бородач запросто обратился в советское консульство с просьбой помочь ему, американцу, с переездом из США в Советский Союз. Напорись он на какого-нибудь безукоризненно знавшего свое дело дипломата, тот наверняка нашел бы предлог отправить бородатого подальше. С такими просьбами в те времена приходили к нам часто люди нездоровые, с психическими расстройствами. Или засылался провокатор, и такая потом поднималась в газетах шумиха! Могло быть и хуже: подстава, то есть попытка сотрудника или агента иностранной службы войти в доверие к советским коллегам. Но посетитель случайно обратился к одному из подчиненных Соломатина, который, зная методы работы резидента, тут же доложил шефу о странном посетителе.

И Борис Александрович, больше всего опасаясь подставы, все же рискнул встретиться с просителем. В откровенной беседе старшина ВМС США Соутер признался, что разочаровался в своей стране. Он уже несколько лет на флоте, и всюду ложь. Его авианосец «Нимиц» напичкан ядерным оружием, а всюду трубят, что ничего такого на нем нет и не было. Врут миру на каждом шагу, ни в грош не ставя и собственных союзников: шпионят даже за Израилем и Египтом. Снимают со спутников чужие объекты, не только военные. Сеют рознь по миру. Следят за своими же моряками. Уж он-то точно знает: служит личным фотографом у командующего 6-м, южным, флангом натовского флота адмирала Кроу, плавает на штабных кораблях, беседует с матросами. А еще он с детства любит поэта Маяковского, изучает русский язык и хотел бы в СССР заняться переводом его стихов на английский. Жаль, он не в курсе ничего секретного, но и то, что видел, – повод для отъезда в страну, строящую социализм.

Соломатин сразу понял: Соутер напичкан секретами, чего американец в силу наивности не представляет. Это даже не было вербовкой. Борис Александрович предложил Гленну сделку. За несколько лет тот докажет свою преданность СССР, а уж он лично похлопочет о предоставлении Соутеру советского паспорта. Моряк согласился, а вот московское начальство резиденту пришлось уламывать. Ведь моряк сразу же отказался работать за деньги, а это очень настораживало. В 1980-х почти все агенты уже трудились только за вознаграждение – и чем больше оно было, тем лучше. Так что история с инициативником (еще один термин) выглядела несколько фантастично.

Но фантастика уступила место реальности, когда в Центр начали поступать материалы от Гленна. Профессия фотографа вообще ценится в любой разведке: передвижения по миру, общение со множеством людей, высокие посты занимающих, допуск на объекты, от посторонних глаз закрытые. Очень естественное сближение с представителями всех служебных рангов: любому приятно получить от фотографа сувенир в виде фотографии.

Соутер, плавая на кораблях 6-го флота США и организовывая встречи своего адмирала с прессой, являлся носителем ценнейшей информации. Соломатин ему это быстро разъяснил.

Коротко и без подробностей: Соутер передал список целей на советской территории, по которым должны были быть нанесены ядерные удары. Во внешнюю разведку регулярно поступали все фотографии образцов новейшего вооружения. Москва узнала, в каком случае, по мнению американцев, Советы могут сами начать войну, сочтя, что главный противник перешел некую критическую черту. И уж конечно советское командование было в курсе всех планов и деталей передвижения ВМС США. Коды, перестановки в руководстве морского флота, настроение на боевых кораблях, сигналы «свой» – «чужой»… Все это передавалось в Москву незамедлительно и регулярно.

Как удавалось? Соутер ухитрился непонятно каким образом пройти проверку на детекторе лжи в ВМС, получил допуск к секретным документам, которые переснимал прямо в своей лаборатории на корабле. Советской разведке не пришлось тратиться даже на фотоматериалы. А после учебы Гленн должен был стать офицером.

И вдруг к нашему бескорыстному другу пришло ощущение, будто за ним приглядывают. Соутер не ошибался: он попал под колпак.

Соломатин четко разъяснил мне его ошибки. Учил русский язык, и еще в 1980-х одно это вызывало у ФБР подозрение. Чересчур увлекался, ни от кого не скрывая, советским поэтом Маяковским, в котором янки видели коммунистического пропагандиста. И главное, по словам Бориса Александровича, «слишком любил свою жену». А та, итальянка, совсем не враг рюмке, ревновала: куда вечерами исчезает муж? Не уверен, правду ли поведал мне Соломатин, но святая простота Соутер признался супруге, что тайно встречается с русскими знакомыми. Они с женой помирились, поссорились, расстались, и под самый Новый, 1983 год перебравшая экс-любовь затащила прямо во время вечеринки в своей квартире некого американского офицера в ванную и выдала Соутера с потрохами.

Соломатин не понял, почему американец, оказавшийся к тому же сотрудником секретной службы, долго переваривал информацию. Сообщил о пьяном признании только после того, как Соутера несколько раз допросили в ФБР. Предложили пройти проверку на детекторе уже не в ВМС, а в Бюро расследований, что было исключительно сложно. Наверняка бывшая жена рассказала в ФБР, как однажды Гленн даже взял ее на встречу с советскими, чтобы доказать супружескую верность.

И по заранее оговоренному плану Гленн купил билет итальянской авиакомпании, которая доставила его из Норфолка в Монреаль. Опасное местечко, где с людьми рискованной профессии порой случались неприятные истории. Но не с Гленном, сумевшим с пересадкой добраться до Рима. Ну а оттуда в первой декаде июня 1986 года соратники Соломатина перебросили ценнейшего помощника в Москву.

Адаптация – момент деликатный. Некоторые наши друзья, например американец Гай Бёрджесс из знаменитой «Кембриджской пятерки», да и тот же Ким Филби или Герой России атомный разведчик из США Моррис Коэн, так и не смогли выучить трудный язык. А Бёрджесс не приспособился к иному жизненному укладу.

У Соутера все пошло как надо. В ответ на его письмо председатель КГБ СССР Владимир Крючков ускорил, как и обещал Соломатин, прием в советское гражданство и выдачу краснокожей, по выражению Маяковского, паспортины на имя Михаила Евгеньевича Орлова. Гленн сам выбрал себе новое имя: фамилия намекала на свободный высокий полет и широкие просторы.

Он преподавал слушателям в учебном заведении, называющемся ныне Академией имени Андропова. Ему быстро присвоили звание майора КГБ, что редко случалось с осевшими у нас бывшими агентами. Впрочем, и в свои 97 лет здравствующий англичанин Джордж Блейк носит звание полковника. Кстати, Орлова представили тогда и ему, и Филби. Они сошлись, познакомились семьями, иногда встречались.

Михаил Евгеньевич, как и Блейк, успешно штудировал русский, основы которого изучил еще в Штатах. И, как и Блейку с Филби, улыбнулось Орлову в СССР семейное счастье. Полюбил преподавательницу русского языка Елену, и она в 1987 году ответила взаимностью. В разведке не редкость, когда слушатели – и русские, и иностранные, женятся на своих учительницах. Родилась дочка Александра. Семья поселилась в четырехкомнатной квартире, майору выделили дачу, он купил заветные – для советского человека – «Жигули».

Все было бы хорошо, если бы не одно огромное «но». Вовсю развертывалась «перестройка», а ее романтичный идеалист Орлов принять не смог. Советы стремились к тому, от чего он и сбежал из США. Зачем и кому это нужно? Товарищи по Службе успокаивали Михаила Евгеньевича, пытались объяснить то, что и сами не особенно хорошо понимали.

Наступало время огромных перемен, с которым романтику Орлову было не по пути. Конечно, в СССР его раздражали и длиннющие очереди, и дефицит элементарных товаров, и некоторая даже его коснувшаяся бюрократичность. Но для идеалиста все трудности меркли по сравнению с целями, к которым столько лет шла страна, которую он искренне считал своей Родиной. Иногда казалось, будто сделал для нее не всё, что мог и на что способен.

Пытался найти забвение в семейной жизни. Сколько счастья приносила маленькая Саша. Приходила радость, когда переводил Маяковского на английский.

Откуда свалилось страшное решение уйти? Соломатин, и это всего лишь его личная точка зрения, полагал, будто в семье не все складывалось. И романтик сдался. Неплохо знавший Орлова полковник разведки И. придерживался иной точки зрения: майор устал. Сложно было переварить непредвиденные перемены. Товарищи помогали, как могли, но нервы Орлова – после всего сделанного и пережитого – были натянуты до предела.

И 22 июня 1989 года лопнули. Будь проклят тот дачный гараж. Офицер задраил «Жигули», завел мотор…

В предсмертных письмах он умолял коллег по Службе простить его как человека, который не смог выполнить задание, благодарил их за терпение и доверие. Просил не оставлять жену и дочь Сашу без помощи. Написал в США хорошо понимавшей его матери. Попрощался в послании с Джорджем Блейком. И еще одна просьба: похоронить его под сознательно взятой фамилией Орлов в форме майора КГБ.

И что поразительно: и в последние мгновения жизни он думал, как бы не подвести товарищей. Если последнее может как-то навредить их делу, которое он по-прежнему считает общим, то хоронить в закрытом гробу. Хоронили в открытом. Все, о чем просил Михаил Евгеньевич, было выполнено.

Его могила на Новокунцевском кладбище – рядом с последним пристанищем великого Филби. На памятнике – изображение так и оставшегося молодым майора: 1957–1989, фамилия выбита на русском. И гравировка размером поменьше: Glenn Michael Souther.

По-моему, он во многом повторил судьбу своего любимого Маяковского. Вера, работа, усталость, переутомление. Слом. Возможно, как и у поэта, на какое-то время разладилось с любимой женщиной.

Идеализм иногда обходится дорого. Иногда очень дорого. Американец Гленн Соутер добровольно и сознательно заплатил за него собственной жизнью.