Текст книги "Легендарные разведчики-3"

Полностью нераскрытым остался единственный наш помощник. Кто скрывался под оперативным псевдонимом «Элли», неизвестно и сегодня.

Так что при первой встрече с Ангеловым Мэй волновался не зря. Думал, все закончилось благополучно, в сентябре 1945 года уехал в родную Англию, читал лекции в Лондоне.

Но в марте 1946-го его арестовали. 1 мая на суде Алан Мэй отверг вину и обвинения в предательстве. В своей речи заявил: «Я всем сердцем уверен, что действовал во имя обеспечения победы над нацистской Германией и Японией и ради дальнейшего использования атомной энергии в мирных целях». Ему дали 10 лет.

По советским источникам – в 1953 году, а по британским – в конце 1952 года за примерное поведение Мэй был выпущен на свободу. Как ни считай, отсидел шесть с половиной лет. Попал в «черный список» с запретом преподавать в британских учебных заведениях.

Зато уже в 1953 году женился и поселился в Гане. Читал лекции, занимался исследованиями в области физики и создал музей науки.

В 1978 году вернулся в Кембридж. Хотя еще в 1945-м Мэй собирался порвать отношения с русскими, он никогда не раскаивался в содеянном. Возможно, именно чувство выполненного долга помогло ему забыть о тюремных мучениях и выпавших на его долю испытаниях. Жил он в согласии с собой и своими пацифистскими идеалами. Дай бог каждому добраться в жизни до 91 года. Мэй скончался от воспаления легких 12 января 2002 года в Кембридже, откуда начинался его путь в науку. И, думаю, в разведку тоже.

Предсмертное письмо Алан Нанн Мэй составил в декабре. Опубликовано оно согласно его воле в 2003 году в газете «Гардиан». Ученый и наш друг признавался, что не жалеет о своей деятельности в годы войны.

Ясно, в чем разница между Мэем и Гузенко. Шифровальщика сгубила жадность. А Мэй работал на нас бескорыстно. Привожу отрывок из воспоминаний Мэя в моем переводе: «Как больно мне было действовать так, как велела совесть. Я пошел по этому пути, чтобы внести свой искренний вклад в спасение рода человеческого и его безопасность. Не было в этом никакой моей личной выгоды. Лишь однажды вопреки моему желанию я получил некое количество, не помню какое, долларов».

Всё правда. Павел Ангелов буквально всунул их «на всякий случай» упиравшемуся Мэю. Наверное, пригодились.

Были же святые люди…

А тогда уже капитан Павел Ангелов вынужден был срочно покинуть Канаду. Ясно, что ни в какую загранкомандировку выехать больше не мог. Оперативная карьера с блеском завершена, хотя Ангелову от этого было не легче. Работал в ГРУ. Потом преподавал у нас.

И совсем не походил на обиженного жизнью человека. Не чинуша и бюрократ, а настоящий полковник. С ним можно было и просто поговорить, и посоветоваться. Павла Никитича избрали парторгом. На этом посту можно было зарываться и зарывать. А полковник помогал.

Однажды в сентябре меня, дурачка-четверокурсника, вызвал на военную кафедру грубый педант-подполковник. Языкам он был необучен, занимался другими делами. Разговор получился короткий, типа: ты чего нарушаешь? Хочешь на всю жизнь стать невыездным? Сделаем. Не понимал я, в чем провинился, где проштрафился.

Выяснилось: виноват по уши. Подрабатывая летом после третьего курса гидом-переводчиком в Интуристе, дал адрес туристам-американцам. И не свой домашний, что категорически запрещалось, а родного института. Вот парочка старичков-туристов и написала мне. Благодарили за интересные экскурсии и хорошо проведенное в Москве время. Письмо попало на военную кафедру, и, как пообещал подполковник, объяснительной запиской мне было никак не отделаться. Сидевший в уголке Ангелов разговор, вернее хамский рев, услышал, незаметно махнул мне рукой: давай садись, не спорь.

И я по приказу грубияна тут же принялся писать объяснительную. А потом подполковник ушел читать лекцию, как вести себя с иностранцами. Павел Никитич подошел ко мне, подсказал, что надо обязательно не только повиниться, но и понятными для подполковника словами изложить: дал адрес не просто американцам, а верным коммунистам, друзьям СССР, которые и поблагодарили меня за то, что еще лучше узнали страну. Читай между строк: и при моем участии. «И не спорь с этим, не нашим, – приказал он. – Дождись, приветствуй по уставу, обратись с просьбой выслушать и вручи бумагу».

Что я и сделал. Был прощен! Хотя и отруган по всей строгости никем не писанных, однако действовавших законов. Правда, на практику в зарубежье меня после четвертого курса для профилактики, чтоб знал, не пустили. Не беда, поехал на пятом курсе.

Мне кажется, Ангелов сыграл определенную роль в моей судьбе. А может, я и ошибаюсь. Вглядывался он в своих студентов внимательно.

После пятого курса, вместо того чтобы вместе со всеми сдавать государственные экзамены и защищать диплом, послали меня, переводчика, в третий раз за полгода в капиталистическую страну (по тем временам – рекорд!) в трехнедельную командировку со сборной по парусному спорту в классе «Звездный». Гоняли по фантастическим озерам – в Венгрии, в Югославии. А на двухнедельную закуску – в Италии на озере Гарда на чемпионате Европы.

Вернулся в Москву, переполненный впечатлениями (побывал даже на родине Монтекки и Капулетти – в Вероне) и с мотками фирменной итальянской шерсти, которые отдал счастливой маме.

Сдавал государственные экзамены и защищал диплом в гордом одиночестве. Но был готов, поборол привычный мандраж, поверил в себя. Последним был военный перевод. Вдруг пришел принимать его сам Ангелов. Мы проработали с ним минут сорок. Горжусь его оценкой больше, чем остальными «отл.».

Прошло уже полвека, но я и сейчас помню, как мы приветствовали полковника Ангелова им же в нас и вдолбленным: «Dress right dress. Ready front! Eyes left! Comrade colonel»…

Первый Герой: Герой Советского Союза Владимир Ильич Горовой

Полковник Владимир Горовой – первый Герой Советского Союза из послевоенной разведки.

Еще не так давно рассказывать о нем было нельзя. И только совсем недавно полковника внешней разведки в отставке Владимира Ильича Горового рассекретили. Пока частично. Хотя звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» № 11276 ему было присвоено закрытым указом 47 лет назад, еще 21 декабря 1973 года, за выполнение сложнейшего задания в США, в результате которого советской разведке стали известны строго секретные данные.

– «Золотую Звезду», орден Ленина и Грамоту о присвоении звания мне вручили только после возвращения из загранкомандировки, да и то не сразу. Они хранились в сейфе у председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова, – рассказывает Владимир Ильич. – Первоначально мне их только показали во время отпуска и поздравили с наградой. Почему? По соображениям безопасности. Звание было присвоено человеку, ведущему активную работу с группой ценнейших зарубежных агентов. Опасно! Сведения могут как-то просочиться.

– Вы ведь приехали из Штатов в отпуск в феврале 1974 года. Вам до этого сообщали о награде?

– Нет, я ровным счетом ничего не знал. Но через несколько дней после приезда позвонили с работы и предупредили, что вечером за мной придет машина. Зачем – ничего не сказали. Да это и не принято. В назначенное время вышел на улицу – у подъезда стоит автомобиль, но необычный, с антенной на крыше. А в ней начальник Первого главного управления (внешней разведки) Владимир Александрович Крючков. Меня это удивило, так как подробнейший доклад о работе я ему уже сделал. Сел: «Добрый вечер» – «Здравствуйте». Поехали. Крючков молчит, потому что рядом шофер. Приехали на площадь Дзержинского к зданию Комитета государственной безопасности. Тут я подумал, что, наверное, вызвали, как всегда по приезде в отпуск, на доклад к председателю КГБ Андропову, хотя он должен был состояться позднее. И уже перед кабинетом Андропова Крючков приостановился и говорит: «Мы приехали, чтобы объявить вам о награждении вас высшей наградой страны. Сейчас Юрий Владимирович сам вручит ее».

Я присел в приемной, подумал: «Надо будет что-то сказать». Обязательно скажу, что, мол, спасибо, но это награда не только мне, а всей нашей разведке. Я просто как ее маленький винтик делал, как мог, свое дело. Захожу. Андропов у стола. Радушно поздоровался, сесть почему-то не предлагает. Подошел к сейфу и достает из него три алые коробки. «Ну, Горовой, поздравляю, вот твоя награда. Тебе присвоено звание Героя Советского Союза»…

Сказать, что я был удивлен, значит ничего не сказать (после слов Крючкова подумал, что это, наверное, орден Ленина). Бережно открыл коробочки, полюбовался на «Золотую Звезду» и орден Ленина, прочел грамоту. Начал было ответное обращение, но Андропов, улыбаясь, махнул рукой: «Оставь. Награда дана конкретному человеку за конкретную работу». После теплой непродолжительной беседы спрашивает: «Посмотрел? Ну и хорошо. Давай сюда». Кладет коробки обратно в сейф, поворачивается, протягивает руку. Я в недоумении: «Подождите, а как же…» А он: «До тех пор, пока ты работаешь по этому делу, да еще там, награда будет лежать в моем сейфе. Когда окончательно завершишь работу, тогда свою “Звезду” и получишь». Поэтому получил я эти награды лишь через несколько лет.

– Когда вам вручили их официально?

– Официального вручения не было. Такая вот служебная необходимость. А засекреченность самого факта награждения длилась почти полвека.

– Вы работали фактически полностью автономно. А кто тогда писал представление?

– Представление по указанию Крючкова писал Красавин Андрей Васильевич, умнейший чекист, – начальник специально выбранного второстепенного неоперативного отдела, на который в строжайшей изоляции от всех других подразделений разведки было возложено руководство операцией.

Объяснялось это тем, что краеугольной задачей в выполнявшемся задании было обеспечение максимально возможной секретности. Конкретно о существе ведущейся работы знали помимо резидента в Вашингтоне и его заместителя всего три человека: председатель КГБ Андропов, начальник Первого главного управления Крючков и Красавин. Иногда Крючков ставил в известность в общих чертах своего первого заместителя и начальника американского отдела, в том числе на случай принятия каких-либо срочных решений при его длительном отсутствии. В какой-то степени о наличии ценных источников, но без всякого доступа к их установочным данным, знали также заместитель Красавина и специально подобранный, не сменяемый на протяжении многих лет сотрудник отдела, выполнявший некоторые обязанности по делу. В аппарате разведки по разным причинам (по большей части из-за несоблюдения требований секретности) случаются нарушения режима жесткого ограничения доступа к совершенно секретным делам лиц, не имеющих к ним прямого отношения. Но в данном случае благодаря максимальной зашифровке никто ничего не знал до тех пор, пока Крючков через много лет сам очень сжато, не раскрывая деталей, не рассказал об этом. Но вообще-то надо сказать, что в Центре ряд сотрудников, обеспечивающих техническое, финансовое и канцелярское сопровождение, а также перевод, аналитическую обработку и реализацию, в том числе передачу в другие ведомства материалов, поступающих даже от самых засекреченных и ценных источников, неизбежно получают, хотя и в ограниченной мере, некоторое представление о их содержании. Не менее сложно полностью зашифровать ведение какой-то важной операции и в резидентуре.

– Владимир Ильич, вам сейчас сколько лет?

– 13 ноября 2020-го будет 88 лет: человек достаточно пожилой.

– А в США вы когда приехали?

– В августе 1969-го. Точнее – 11 августа.

Знакомство

Встретились мы лет пять назад, в общем-то случайно. Или не совсем случайно. Когда приглашают выступить в институте или в школе на уроке памяти, никогда не отказываюсь. Как выяснилось, и Владимир Ильич тоже. А это сближает.

Поехали на встречу на метро. Горовому его лет не дашь. Держится бодро, шагает размашисто. Загорелый. На лацкане – Звезда Героя.

Поговорили со школьниками. Они ребятишки хорошие, но мало что о нашей истории знают. И мы с Владимиром Ильичом согласились: мы нужны, чтобы рассказать, помочь. Был в 1990-е период, когда держали в неведении, от истории отвращали. И попали в яму. Что ж, надо наверстывать, пока не поздно. Или поздно уже?

Выступал Владимир Ильич уверенно. Рассказал кратко о себе, о значении деятельности разведки: учился в московском Инязе, потом четыре года службы в ГДР переводчиком. По возвращении в 1959 году пригласили в разведку. Дали время подумать, но он согласился сразу: «Почетная работа – защищать страну, раздумывать было не о чем». Закончил знаменитую (теперь) 101-ю школу, которая сейчас Краснознаменная академия имени Ю. В. Андропова. Владеет немецким, английским, французским. Для 1950-х, когда и единственного иностранного языка разведчику хватало, явление нечастое. Затем была командировка в одну из африканских стран. И если кто-то думает, будто Африка – это где-то на задворках разведки, то ошибается. Против них мы не работаем. Суть в том, что там нередко пересекаются интересы наши и главного противника – так тогда называли американцев. Сейчас они – «коллеги» и «партнеры».

Потом командировка в США, в Вашингтон. Прослужил там долго, дольше обычного срока, под легальным посольским прикрытием. Вел разведывательную работу. Мне подумалось: и еще какую, если дали Героя. А вот за что дали, никаких деталей. Но геройская звездочка Горового впечатление производит. Нас слушали, задавали вопросы. Кажется, еще не вся память потеряна и отшиблена?

Так мы и познакомились.

Командировка Владимира Ильича Горового в Вашингтоне пришлась на период, получивший название «разрядка» и наполненный важными событиями в советско-американских отношениях и в развитии международной обстановки. После длительного острого противостояния, особенно в свете Карибского кризиса 1962 года, появились сдвиги в смягчении напряженности между нашими странами. Состоялся обмен государственными визитами на высшем уровне: президента США Ричарда Никсона в СССР в 1972 году и генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева в США – в 1973-м. Наметились существенные подвижки в решении наиболее значимых проблем, велись сложные переговоры, завершившиеся подписанием договоров по противоракетной обороне и по ограничению стратегических вооружений. Было заключено несколько различных соглашений в области двусторонних отношений. Интенсивно готовилось к подписанию Соглашение по безопасности и сотрудничеству в Европе (1968–1975). В 1973 году разразилась война «Судного дня» между коалицией ряда арабских государств и Израилем, вызвавшая острое противостояние между Западом и СССР и резкий, вплоть до угрозы применения силы, отпор со стороны советского руководства. Необходимо было постоянное, точное и детальное информационное освещение хода событий. Условия международной обстановки требовали от советской разведки обеспечить руководство СССР достоверной секретной информацией по всем этим проблемам для принятия верных взвешенных решений.

В этот момент наша разведка располагала исключительными по своей важности источниками для получения столь нужных сведений. Но для максимального использования их возможностей и во избежание в случае провала серьезных негативных последствий для всего процесса наметившейся разрядки работа с ними требовала обеспечения всемерной безопасности, предельной осторожности и максимально возможной зашифровки. Ее выполнение было поручено Владимиру Ильичу.

И длился этот период долгих 13 лет.

Далее была работа на руководящей должности в центральном аппарате разведки. Затем последовали еще две загранкомандировки, в том числе одна длительная, пришедшаяся на период лихих девяностых, а в промежутке между командировками – преподавание на курсах усовершенствования руководящего состава в Академии внешней разведки имени Ю. В. Андропова.

После выхода в отставку Владимир Ильич живет в Москве. Ведет общественную работу. Он член правления Межрегиональной общественной организации «Клуб Героев Советского Союза, Героев Российской Федерации и полных кавалеров ордена Славы города Москвы и Московской области» и председатель секции Клуба по ЦАО Москвы, председатель Совета мужества и отваги Общероссийской организации «Офицеры России» и член президиума Общероссийского движения «Сильная Россия».

Имеет награды: медаль «Золотая Звезда», орден Ленина, орден Красного Знамени, медаль «За отвагу», ведомственные награды «Почетный сотрудник государственной безопасности», «За заслуги» и другие.

Вот пока и всё…

Но я верю, что точка не поставлена. Вместо нее – многоточие. Потому что поведать, поверьте, есть о чем. Но разведка, как и подготовка и публикация рассказов о ее Героях, требует терпения.

Жаркое лето в Бейруте: Юрий Николаевич Перфильев

В понедельник, 30 сентября 1985 года в Бейруте произошло небывалое по тем временам событие. Террористы захватили четырех советских заложников. Все четверо – работники нашего посольства.

О том, как проходила уникальная операция по их освобождению, подробно расскажет в этой главе полковник запаса Службы внешней разведки Юрий Николаевич Перфильев. Но прежде, чем дать ему слово, попробую обрисовать сложнейшую обстановку, сложившуюся в этой части Ближневосточного региона.

Гражданская война в Ливане, превратившаяся в кровавую мясорубку, продолжалась уже десятый год. Многочисленные противоборствующие силы боролись за свои интересы и контролировали захваченные земли, не допуская туда врагов настоящих и вымышленных. В ход пускались все средства, которые только могли принести, нет, не победу, а смерть противнику. Палестинцы и ныне не угомонившаяся «Хезболла», запрещенная в РФ; еще существовавшие тогда коммунистические отряды боевиков, больше похожие на анархистов, и друзы, которые, как полагали в СССР, сражались за правое дело; хорошо вооруженная сирийская армия и самые разные силы шиитов, мусульман, которые постепенно отступали под ударами дисциплинированных сирийцев. Артобстрелы, бои, иногда переходившие в рукопашную, террористические акты. И даже похищение иностранных заложников. Но только не советских.

СССР, в середине 1980-х еще могучий, ухитрявшийся умело маневрировать и находить общий язык с самыми разными группировками, возвышался над этой бойней неприступной скалой. Нас уважали, а если и ненавидели, то старались глубоко запрятать неприязнь, чтобы не показать, не испортить отношений пусть с нелюбимым, однако признанным авторитетом. А еще русских боялись. На Ближнем Востоке СССР по-прежнему признавали неприкасаемым.

И вдруг похищение четырех советских заложников в Бейруте. Дальше слово Перфильеву.

– Юрий Николаевич, как вы оказались в Ливане? И под каким прикрытием там трудились?

– Был советником посольства, возглавляя при этом нашу резидентуру. Разведчики США и Англии действовали на Ближнем Востоке с активностью необычайной. Это настолько беспокоило Центр, что с 1975 года нам, в том числе и мне, поручили работать не только по Ливану, но и по всему Ближневосточному региону против главного противника – американцев и англичан.

– Но, насколько наслышан, четырех наших граждан похитили совсем не они…

– Шел десятый год гражданской войны. В сентябре 1985-го на севере страны велись ожесточенные бои между мусульманскими экстремистами, группировками Ливана и сирийскими подразделениями. Участвовали в столкновениях и палестинские отряды. Положение палестинцев, ливанских мусульман было крайне тяжелым, безнадежным. И, как нам стало известно чуть позже, именно у палестинцев возникла идея: надо бы воздействовать на Сирию с помощью Советского Союза. Как? Взять в заложники советских граждан. И потребовать от нас нажать на Сирию, чтобы та выпустила палестинцев и тех, кто в тот момент был с ними, из котла. Иначе, это было понятно всем, разгром палестинцев и мусульманских группировок неминуем.

– Вот уж действительно – решение… Ведь в те годы отношения с Палестиной у них были хорошие, чтобы не сказать дружеские.

– При той помощи, которую СССР оказывал арабским странам, отношения были исключительно хорошими. Вот почему захват заложников оказался громом среди ясного неба. А ведь до этого советских дипломатов пытались похитить несколько раз. Мы осознали чуть позже, что то были именно попытки похищения, а не просто стремление неизвестных вооруженных людей угнать или отобрать у советских машины, как нам поначалу представлялось. Но нашим удавалось бежать, спрятаться. А 30 сентября 1985-го похищение все-таки состоялось.

– Вы помните, кого похитили?

– Еще бы. Секретаря консульского отдела Аркадия Каткова, работника торгпредства Валерия Мырикова, посольского врача Николая Свирского и атташе посольства Олега Спирина. Находились они в разных частях города. Свирский и Катков ехали в одной машине, Мыриков и Спирин – в другой. А похитили как под копирку: блокировали, взяли на мушку автомата, а когда 32-летний мидовец Аркадий Катков выкрикнул нечто вроде «Бежим, Коля!» – то сразу получил автоматную очередь в ногу.

– Так он же пытался спастись. Что еще оставалось делать?

– Бедняга Аркадий. Ясно было, что террористы пошли на вооруженный захват, а он в тот момент проявил определенную нервозность, закричал. И перевозбужденные захватчики тут же ответили выстрелом.

– Как вообще в таких ситуациях поступать? Ведь нервозность здесь вполне естественна.

– Проще сказать, чем сделать. Ну, нужно соблюдать максимум спокойствия, потому что бежать от пяти автоматов – несерьезно. Вас остановят. Вот и экстремисты остановили Аркадия таким роковым для него способом. Позже у Каткова началась гангрена. Лечить его и не думали. Бандиты Аркадия расстреляли, причем зверски. Всадили множество пуль. И повязали кровью всех, кто был замешан в этом деле. А потом тело Каткова выбросили возле руин разрушенного стадиона в Бейруте. Полиция его нашла и сообщила в посольство.

– В то время такое похищение было наверняка воспринято в Москве как нечто из ряда вон выходящее. Ведь советских не похищали.

– В Ливане нет, а в Афганистане, куда в 1979 году вошел наш ограниченный контингент, выкрали одного из бывших помощников премьер-министра Косыгина. Вообще-то наших похищали и раньше, но вскоре отпускали, да еще с извинениями: перепутали с американцами или англичанами. Однако этот захват в Бейруте был явно запланирован, осуществлен с жестокостью. На Ближнем Востоке он стал первым для нас террористическим актом такого рода. В Москве случившееся в Бейруте восприняли именно как событие чрезвычайное. Во-первых, надо освобождать своих. Во-вторых, если оставить без ответа, это откроет дорогу для новых терактов. Заработали, как мы теперь выражаемся, все ветви советской власти. Центральный комитет использовал свои возможности, МИД – свои. Работали военные, разведрезидентуры ряда других стран. Один из сотрудников Центра был немедленно прикомандирован к Арафату, чтобы вести с ним постоянные переговоры об освобождении. Через Москву пошли обращения к лидерам разных государств – к королю Иордании, в Иран, Ливию… Просили помочь, выяснить, но в ответ лишь слова сочувствия, смутные обещания и никаких конкретных шагов.

А непосредственные действия по освобождению вела наша резидентура в Бейруте, к которой были, разумеется, подключены и возможности посольства. Привлекли местную полицию. Сразу после похищения обратились к лидерам Прогрессивной социалистической партии Ливана и коммунистам. Да, это была командная, общая, четко организованная государственная работа.

Очень помог тогда Валид Джумблат. Его отца, лидера соцпартии, убили террористы. И когда в 1985 году они угрожали захватить посольство СССР в Ливане, Валид сразу примчался на помощь. Его танки взяли посольство в кольцо, а хорошо вооруженные бойцы подразделений Джумблата демонстративно показали, что готовы отразить любые атаки экстремистов.

Люди Джумблата вывели и на след похитителей. Удалось выяснить: группа «Силы Халида ибн Аль Валида», названная в честь непобедимого сподвижника пророка и взявшая на себя ответственность за захват, вряд ли существует. Может, она вымышленная? Заказчик и вдохновитель похищения «Хезболла».

– Какие конкретно требования выдвигали террористы?

– Требовали срочно повлиять на Сирию. Ее армия вот-вот должна была разгромить боевиков «Хезболлы». И похитители заявили: если Россия не воздействует на Сирию и столкновения на севере Ливана и вокруг Триполи не будут прекращены, то через сутки начнется отстрел ваших заложников. Требовали, чтобы СССР выступил третьей силой. И наши попросили сирийцев пока не наступать на почти что разбитую «Хезболлу». Те просьбу выполнили. Но сообщили, что в похищении участвовали и палестинцы, которые даже после выполнения одного из их главных требований отпускать советских и не собирались.

– Вот они, наши ученики и друзья.

– Удалось выяснить и несколько имен – оперативных псевдонимов похитителей. Один, по кличке «Хадж», попал в руки наших друзей. Они с ним не слишком церемонились, обошлись с бандитом без дипломатии. Даже сирийцы были поражены: оказалось, «Хадж» в свое время охранял самого Арафата.

Прошел почти месяц, террористы выдвигали новые и новые условия. Надежд, что освобождение придет само по себе, не оставалось. И мы старались побыстрее установить, кто наших ребят удерживает и где.

– Как сумели похитить – теперь понятно. Но вот как ухитрились вывезти и прятать в течение целого месяца – это совсем не ясно.

– Вы говорите «целый месяц». Бывали случаи, когда похищенных удерживали годами. В более короткий срок, чем месяц, захваченных по политическим мотивам людей от экстремистов не освобождали… Еще до похищения наших в Ливане попали в заложники граждане США, Великобритании, Франции.

Октябрь 1985-го летел стремительно. Пойманный «Хадж» раскололся: сначала русских держали в пригороде Бейрута. Затем перевезли на одну из квартир, которую превратили в мини-тюрьму. Там, кстати, содержались не только они: наши узники потом рассказывали, что слышали и английскую речь. Вскоре палестинцы уже не могли своими силами укрывать их в Бейруте и привлекли экстремистов из «Хезболла». Те действовали изощреннее. Вывезли в другой район. Замотали, как мумий, и, приспособив пространство под днищем грузовика, бросили туда. Ни крикнуть, ни шевельнуться. Содержали в тяжелых условиях. А мы все эти тридцать дней вели в Ливане работу по их освобождению с использованием наших специфических методов.

– Нельзя ли поподробнее: в чем эти специфические методы заключались?

– Это использование агентуры как ливанских спецслужб, так и тех организаций, которые могли иметь прямое отношение к захвату. Так нас вывели на лидера ливанской части «Хезболла» шейха Мухаммада Фадлаллу.

– На откровенного бандита?

– Идейного вдохновителя.

– Подстрекателя и заказчика похищения.

– А еще автора четырех десятков книг, где он проповедовал свои экстремистские теории. На него вывели друзья. Не знаю уж, правда ли, но сирийцы говорили нам, что то была первая встреча Фадлаллы с представителем иного, не мусульманского мира. Поехали к нему в южный пригород Бейрута с оружием. Затем сдали его, и бородатые охранники угрожающе ухмылялись. В какой-то момент даже показалось, что нам отсюда уже не выбраться. Шейх, разумеется, сделал вид, что к похищению близкие ему силы не причастны, сам он тоже ничего не знает. Я пытался на него давить: вряд ли какая-нибудь иная организация, кроме вашей, рискнула бы поступить таким образом и удерживать иностранных, в первую очередь советских, заложников. Фадлалла, вот циник и лжец, обещал упомянуть их в своих молитвах.

Мы же продолжали идти по следу похитителей. Наступали им буквально на пятки. Агентура работала умело. Еще до первой встречи с шейхом мы были готовы вместе с нашими арабскими друзьями предпринять силовую акцию, штурмовать здание, где, как предполагали, содержались ребята.

Отказались от операции не из страха, а только потому, что не сумели бы пробиться к своим через несколько колец вооруженной охраны – экстремисты успели бы ребят уничтожить.

И во время второй моей встречи с шейхом я применил недозволенный прием. Из Центра пришло указание «принять все возможные меры для освобождения советских сотрудников». И я, вроде бы получив карт-бланш, заявил моему бородатому собеседнику: великая держава проявила максимум терпения, но всему может прийти конец. А что если при каких-то учебных стрельбах ракета одной из прекрасно вооруженных стран вдруг отклонится от заданной траектории и упадет в непредвиденное место? Например, на город Кум, считающийся даже в Иране центром поклонения.

– Не раз бывал в этом священном для шиитов месте. Именно оттуда руководил Ираном, и не только им, духовный лидер аятолла Хомейни.

– Напоминание о возможном, пусть и непреднамеренном и чисто случайном попадании ракеты в его резиденцию произвело впечатление. Я со вздохом повторил, что все это может привести к тяжелейшим последствиям.

– И что шейх Фадлалла?

– Он крепко задумался. Я чувствовал, что мы дожимаем похитителей.

– Не боялись, что вас захватят, как тех четверых?

– Боялся. Но за мною была страна, которая билась за каждого из заложников. Не звучит чересчур уж патетично?

– Да нет. Нормально. Если бы мы вот так дрались за наших заложников сегодня.

– Шейху же я сказал, было это где-то 28 октября: чтобы не случилось ничего непредсказуемого, будем вместе надеяться, что к нашему празднику 7 Ноября заложники окажутся на свободе. Больше ждать мы не намерены. Тот напрягся, помолчал, а затем ответил, что тоже надеется на помощь Аллаха в наших трудах. Когда мы вышли, помощник моего собеседника шепнул: «С шейхом так никто и никогда не разговаривал…» Значит, пришел черед поговорить именно так. Через два дня заложники были освобождены.

Раньше это было основой основ: мы все, и очень согласованно, должны выступать в защиту граждан, попавших в беду вдали от дома. Сейчас такая система, как я понимаю, вновь воссоздана и действует.

– Знаете ли вы случаи, когда наши заложники освобождались силой? И были ли такие возможности у наших спецслужб? Существовали в их рядах специальные подразделения?

– Силой, насколько я в курсе, заложники не освобождались. Возможностями же проведения таких операций собственными силами наша разведка располагала. Но, откровенно говоря, я не думаю, что в том конкретном случае они были бы нужны.

– Возвращаемся в октябрь 1985-го. Как наших освобожденных ребят доставили в Бейрут? И сколько же пришлось преодолеть постов, блоков…

– Их привезли из долины Бекаа. Тот же способ: грузовичок, разобранное днище, замотали будто мумий. А на постах люди обычно друг друга знают. В Бейруте выбросили из машины, развязали глаза и уехали. Наши сориентировались, побрели по направлению к посольству. Туда и пришли в своих разодранных рубахах. Обращались похитители с ними скверно. Были истощены. Пограничники, охранявшие здание, ребят не узнали, не хотели пускать.