Текст книги "Астровитянка (сборник)"

– Вторую кругосветку лучше сделать на дирижабле – их сдают недорого в прокат, – деловито уточнял он. – Тишина, плавность… Пролететь над Альпами и сесть в Париже… Его можно будет причалить прямо у моего… извини, нашего!.. дома в Вирджинии. Рядом есть подходящая поляна. Я познакомлю тебя с местными оленями – вы наверняка подружитесь.

Джерри различил западный берег Атлантики на полумесяце Земли и показал его Никки. Они помахали оленям.

– А ещё мы построим себе купол на Луне! – совсем разошлась она. – В нём будут и озеро с пляжем, и снежная долина, и огромный-преогромный парк!..

– …со слонами! – иронически усмехнулся Джерри в адрес совсем уж безудержной фантазии. И, оскорблённая недоверием, она бросилась терзать Льва-насмешника, щипать и шалить. Но Джерри мощными львиными лапами подгрёб пискнувшего Леопарда, и они плотным клубком, рычащим от смеха и восторга, покатились по лужайке.

Пахло свежерастерзанной травой и розмарином. Тишина набегала и плескалась волной.

– Племя астровитян принимает тебя! – весело сказала Маугли с астероида.

Они долго смотрели друг на друга поблескивающими в темноте глазами, пока над ними не пролетела медленная ночная птица с сонными перьями.

И молодые люди, не разнимая рук, пошли по колеблющейся спиральной лестнице, сплетённой из пахучих гибких ветвей глициний и дрока, и чем выше они поднимались, тем сильнее светлело вокруг. Смеясь от счастья, они длинными прыжками забрались на самый верх цветочной башни и взмыли на одних крыльях… и в глаза им ударила яркая вспышка – Солнце взошло!

Птицы в кустах вокруг лужайки вразнобой зачирикали и запели светилу нехитрые приветственные зонги. Из воды на пустынный пляж островка вылезла погреться на солнышке огромная древняя подслеповатая черепаха, уставшая держать на замшелой спине плоский блин старого мира. Начиналось утро длинного лунного дня – дня первого в их новой, юной Вселенной.

Солнце близилось к зениту, когда такси Никки вылетело из шлюза Колледжа. Никки выглядела вполне взросло в специально заказанном деловом костюме коричневого цвета в тонкую белую вертикальную полоску. Лицо её не было ни весёлой безмятежной рожицей Никки-с-Астероида, ни мрачной отрешённой физиономией Никки-Раненого-Леопарда: оно стало гордым и уверенным лицом Никки-Победителя-Драконов и Никки-Владельца-Замечательного-Льва.

Симпозиум Спейс Сервис открылся в Луна-Сити в середине августа. Никки внимательно следила по тиви за выступлениями, присматривалась к стилю ораторов, оттачивала свои доводы. Она собиралась прилететь в Луна-Сити прямо на последнюю сессию.

Решающим утром Никки проснулась в приступе паники.

Иногда засыпает человек переутомлённый, с кучей планов и проектов в голове, а при медленном пробуждении, между сном и явью, перед ним всплывают его идеи и расчёты, и вдруг наваливается паническая убеждённость: «Что за бред ты напридумывал?! Это никогда не сработает! Тебя разоблачат! Ты – дурак, а жизнь – ужасна!»

В следующий момент человек окончательно просыпается с сильно забившимся сердцем и недоуменно спрашивает себя: «Что за истерика? Всё в порядке! Всё получится…»

Видимо, в этот смутный момент просыпания на человека влияет «тревожное подсознание», которое в состоянии бодрствования подавляется рассудком. Пробудившись полностью, Никки строго сказала испуганному подсознанию: «Цыц!» – и направилась в кафе.

Джерри весь завтрак взволнованно подкладывал ей кусочки повкуснее и очень хотел полететь с ней, но его не пустили бы в строго охраняемое здание Спейс Сервис. Пришлось Джерри просто проводить Никки до самого шлюза-лифта. Зато, прощаясь, он успел поцеловать её в щёку так ласково, что Никки зарумянилась и похорошела больше, чем после многочасового визита к стилисту Луизе.

И вот её такси подлетело к деловому центру Луна-Сити. Симпозиум проходил в спирально-ступенчатом небоскрёбе Спейс Сервис, и посадочный шлюз в штаб-квартире Космической Службы располагался традиционно – на крыше.

Спустившись на пятьдесят шестой этаж, Никки попала в нужный ей зал. Тихо войдя в заднюю дверь, она села в последнем ряду и стала ожидать, когда объявят её доклад.

Коммодор Юр должен был завершать симпозиум обзором, но перед своим выступлением он объявил:

– Внеплановое десятиминутное сообщение «Экологическая модель Королевского плато Оберона» сделает внештатный сотрудник Спейс Сервис мисс Николь Гринвич.

Аплодисменты зала показали, что имя Никки знают почти все. Она быстро прошла на сцену, сопровождаемая стайкой нанокамер, которые кружили вокруг, как надоедливые осы. Многие журналисты повыскакивали из кресел и сели прямо на пол перед трибуной, вооружённые всевозможной аппаратурой.

На экране немедленно – у неё всего-то десять минут! – появился первый кадр презентации Никки.

– Мой доклад посвящен тёпловому и геохимическому балансам Оберонских обсерваторий… – Девушка сразу взяла быка за рога. На самом большом экране зала возникло трёхмерное изображение Королевского плато с отметинами реакторов и обсерваторий, и по залу прошёл шумок.

Для Никки оберонская история началась три месяца назад, когда в середине мая она наткнулась в сетевых новостях на пресс-релиз о спутнике Урана – Обероне, на котором базировались самые крупные обсерватории Солнечной системы.

Когда человечество приступило к освоению своей планетной системы, учёные принялись искать оптимальное место для космических наблюдений.

По мнению капризных астрономов, лунное небо замусорено солнечным ветром, микрометеоритами, кислородными утечками из куполов и ярким зодиакальным свечением, вызванным рассеянием и переизлучением света Солнца на пылевом межпланетном облаке. У телескопов, летающих в космосе, нестабильные, часто меняющиеся траектории. Даже перемещение самих исследователей по летающим обсерваториям вызывает неприемлемые вибрации приборов.

Телескопы требовали: чистого от излучений безатмосферного неба, больших площадей, стабильного грунта и минимальной гравитации, удобной для больших хрупких конструкций. Но слишком слабая сила тяжести отрицательно влияла на здоровье исследователей. Нужен был гравитационный оптимум, компромисс между требованиями приборостроителей и медиков.

Наиболее привлекательными для постройки обсерваторий казались спутники планет-гигантов. Но системы Юпитера и Сатурна не годились из-за их мощных магнитосфер, густо засеянных частицами солнечного ветра. Кроме того, спутники этих планет отличались геологической нервозностью: на юпитерианской Ио мощные вулканы постоянно извергали трёхсоткилометровые султаны серной лавы, а с поверхности сатурнианского Энцелада в космос били струи водяного пара.

Астрономов привлекали спокойные системы Урана и Нептуна, далёкие от Солнца и радиофона человеческой цивилизации. Уран казался предпочтительнее – расстояние до него было меньше, и он обладал подходящими крупными спутниками. У Нептуна же спутники были мелкими, за исключением громадного Тритона. Но тот был окутан ненужной астрономам атмосферой, не говоря о впечатляющих, но неуместных азотных гейзерах, которые весной просыпались в полярной шапке, прорывались в трещины азотного ледника и с рёвом выбрасывали фонтаны на многокилометровую высоту – в верхние, ветреные слои атмосферы Тритона. Ветер подхватывал вершины гейзерных облаков и вытягивал их тёмными хвостами, хорошо видимыми даже с орбиты.

Учёные облюбовали два внешних крупных спутника Урана – Титанию и Оберон, каждый радиусом около восьмисот километров. По традиции урановской топонимики, сочинения Шекспира служили главным поставщиком имен для системы Урана, причём половина землян полагала, что Шекспир был древним космонавтом.

По оптимальности притяжения и небесной чистоте фея Титания и её супруг, волшебный и коварный Оберон, были вне конкуренции. Внешний Оберон вращался вокруг Урана с периодом в две недели, на расстоянии в полтора раза большем, чем Луна от Земли.

Увы, царственные луны Урана тоже оказались неидеальными по геологической стабильности: потрескивание ледяной коры, падение метеоритов вызывали сейсмошумы, влияющие на сверхчувствительные приборы.

Но однажды на Обероне автоматический разведчик наткнулся на равнину, позже названную Плато короля Лира или, в просторечии, Королевское плато. Проанализировав данные кибера, учёные поразились: на Королевском плато царило практически абсолютное сейсмомолчание! Геологические шумы Оберона удивительным образом гасились, не доходя до равнины, окружённой глубокими разломами. Немедленно возникли логичные предположения о подземном слое, эффективно отражающем внешние звуковые и сейсмические колебания почвы. Но из каких горных пород состоял удивительный «зеркальный» слой?

Пока геологи спорили, искали и не находили деньги на сверхглубокую скважину, на Королевское плато без колебаний десантировались астрономы. Постепенно на спутнике Урана выросли знаменитые Оберонские обсерватории – глаза и уши Солнечной системы. На плато короля Лира собрались гравитационные, нейтринные, оптические, гамма-, радио– и прочие научные телескопы, принадлежащие Соединённым Штатам, России, Европейскому Союзу, Китаю, Бразилии, Японии и другим странам.

Фундаментальная наука приносила такие поразительные результаты, что правительства были вынуждены, пусть со скрипом, хотя бы малую часть бюджета отдавать учёным – чтобы не отстать от соседей. В сумме каждый год в строительство новых научных инструментов на плато вкладывались десятки миллиардов долларов.

Сейчас на Обероне спешно достраивалась крупнейшая научная база Азиатского Содружества. Через полгода на Азиатской базе планировался торжественный запуск крупнейшего термоядерного генератора, важного для всех обитателей плато – энергии на Обероне отчаянно не хватало.

Неиспользованное тепло, неизбежно выделяемое реакторами и самим научным городом, отводилось в глубь плато, чтобы не увеличивать поверхностного инфракрасного излучения. Экология была важнейшим приоритетом сообщества Королевского плато. На поверхности виднелись лишь ажурные цветы радиоантенн, полусферы телескопных башен и прочие загадочные научные конструкции. Люди жили под землей, вернее, в толще льда. Подземные жилища позволяли Оберонским обсерваториям быть очень чистой территорией – даже небольшое облачко кислорода или водяного пара, вырвавшееся из наземных помещений, могло загубить тончайший и дорогостоящий научный эксперимент.

А на Обероне не было ничего дешёвого. Поверхность плато покрывали специальной плёнкой, чтобы предотвратить испарение льда. Обсерватории хранили строжайшее радиомолчание и жёстко контролировали все бытовые приборы, порождающие радиопомехи. Переговоры внутри станции и с Землёй велись только по лазерным каналам.

Геологи всё-таки выдавили из правительств немного денег и уже пять лет вели глубокое бурение Оберонского плато. В мае учёные распространили сенсационную новость об открытии под плато геологического слоя, состоящего из каменистых пород и льдов различных кристаллических модификаций, включая большое количество совсем экзотического водного стекла – аморфного льда.

Мы скользим зимой по банальному льду с гексагональной решеткой. Но наука знает более десятка других типов водного льда с иным расположением атомов. Эти льды могут тонуть в воде, быть на ощупь раскалёнными и обладать электропроводностью металлов – в зависимости от типа кристаллической решетки. Если же молекулы воды смерзаются при очень низкой температуре, то, еле ползающие от холода, они не успевают выстроиться в упорядоченный кристалл и застывают хаотической, беспорядочной массой или аморфным стеклом.

Специалисты сделали вывод, что обнаруженный слой и есть загадочный отражатель внешних звуковых волн и сейсмоколебаний, обеспечивающий королевское спокойствие плато. Никки прочитала пресс-релиз Геологической службы и заинтересовалась Королевским плато и Оберонскими обсерваториями.

– От реакторов на плато должен греться лёд, – спросила она как-то у Робби, – не будет ли он таять?

Робби высмеял эту детскую идею – сотни реакторов мало для заметного разогрева льда на плато. Через неделю Никки снова вернулась к своей идее, которая резвилась и циркулировала в подсознании, изредка показываясь на поверхности.

– Да, обычный лёд, конечно, не растает, – сказала девушка Робби, – но что ты скажешь про обнаруженное водное стекло, которое, насколько я помню, превращается в обычный кристаллический лёд при очень низких температурах, то есть при относительно небольшом нагреве?

Робби довольно долго думал и просчитывал повзрослевшую идею.

– По первым прикидкам, температурный баланс аморфного льда под новым реактором может находиться на грани превращения в обычную гексагональную модификацию, – наконец сообщил он. – К сожалению, из первых сообщений геологов не ясны геометрия и мощность обнаруженного подстилающего слоя, что создает сильную неопределённость для расчётов.

– Полагаю, Обероном стоит заняться всерьёз! – воскликнула Никки, и глаза её заблестели. – Собери-ка всю информацию по стеклянному льду и его свойствам…

Пока Никки сдавала последние в учебном году рефераты, Робби тоже каторжно трудился, перегреваясь, как вульгарный тостер, и делая гору расчётов, которая была тем больше, чем меньше информации имелось о строении плато.

– Я проанализировал распространение тепловой волны от мощного и глубокого реактора седьмой базы, – сообщил Робби, улучив свободную минуту. – За полгода он повышает температуру недр плато до критической точки кристаллизации.

– Ага! – заинтересовалась Никки. – И что будет дальше?

– Аморфный лёд превращается в обычный, с гексагональной кристаллической решеткой. И тут обнаруживается неожиданный фокус: кристаллизация водного стекла выделяет заметно больше тепла, чем сам реактор. Возникает цепная реакция расползания дыры в подстилающем слое.

– Селезёнка Плутона! – Поразилась девушка. – Но это же очень опасно!

– Верно, – согласился Робби, – вскоре в толще ледяного стекла появится пробоина такого размера, что Королевское плато потеряет свою уникальную сейсмостабильность.

– Салат из эльфов! – Поражённая Никки не удержалась от самого грязного ругательства сезона.

Никки с Робби устроили пир в честь окончания расчётов: девушка открыла бутылку лунного мерло, присланную на Рождество Большой Терезой, а кибермозг произнёс здравицу в честь гениальных кожаных пузырей с биорастворами.

На следующий день Никки и Робби стали не спеша обдумывать полученные результаты. Разрушение сейсмостабильности Королевского плато означало, что многие тончайшие инструменты Оберонских обсерваторий под воздействием подземных сотрясений утратят необходимую чувствительность, включая знаменитую гравитационную антенну из пятитонного кристалла сапфира.

Никки и Робби с садистским удовольствием подсчитали прямой финансовый ущерб – не говоря уж о научных потерях! – который наносился странам-собственникам Обсерваторий в случае разрушения сейсмоотражающего слоя плато. Цифры оказались столь ошеломляющими, что Никки не сразу в них поверила.

– Что нам дальше делать с этой информационной бомбой? – спросила девушка у киберприятеля. – Может, написать письмо в Спейс Сервис, которая занимается безопасностью космических сооружений?

Робби хмыкнул:

– Школьник пишет письмо с предложением не запускать крупнейший реактор Оберона, стоивший немалых средств? Любой представитель государственного департамента или научной организации не прочтёт дальше первых строк.

– Значит, наши расчёты должны быть озвучены так, чтобы от них нельзя было отмахнуться и чтобы они были проверены максимально быстро – пока реактор не будет запущен.

– Правильно, – согласился Робби.

– Неплохая задачка, клянусь Зеноном! – озабоченно сказала Никки.

Друзья углубились в международные кодексы и законы, хранившиеся в бездонной памяти Робби. Так родился многоходовой план, включающий Лунную Регату и симпозиум Спейс Сервис. Сценарий учитывал возможные неудачи и развитие событий по боковым вероятностным каналам.

Но пока план реализовывался по оптимальному магистральному варианту. Правда, «оптимальный» не всегда означает «самый короткий и простой». С точки зрения некоторых авантюристов, оптимум предполагает повышенную концентрацию интересных приключений.

И вот Никки стояла перед собранием высокопоставленных сотрудников Спейс Сервис: она получила возможность рассказать результаты компьютерного моделирования так, чтобы её информацию нельзя было проигнорировать. Робби представлял их расчёты эффектным динамическим мультиком, показывающим развитие подземных событий на Обероне. Появление нового источника тепла – реактора Азиатской базы – вызывало появление и расползание прорехи в «зеркальном» слое водного стекла, который так успешно отражал подземный прибой оберонских шумов. Анимация показывала, как на плато врывались губительные сейсмики и сбивали тонкую настройку гравитационных и других телескопов; одна за другой Оберонские обсерватории выходили из строя.

Шум в зале по мере короткого Никкиного доклада быстро нарастал.

– Новый реактор запускать нельзя! – уверенно заключила Никки. – Его придется демонтировать и переносить. Поэтому нельзя допустить даже пробный впрыск плазмы – конструкция станет «горячей» и проблема демонтажа – сложнее. Доклад в качестве официального рапорта уже отправлен в экологический отдел Спейс Сервис.

Десять минут истекли, и Никки остановилась. Зал немедленно зашумел, а журналисты защёлкали блицами.

– Вы отдаете себе отчёт в серьёзности таких заявлений? – В первом ряду, отведённом для самых почетных участников симпозиума, встал мрачный человек. – Новый реактор обошёлся во много миллиардов долларов, его ждут с огромным нетерпением все учёные Королевского плато, а вы предлагаете его демонтировать! Ваша модель должна базироваться на десятках различных предположений и допущений. Геологическое строение Плато ещё практически неизвестно, получены лишь самые первые результаты сверхглубокого бурения. Я не доверяю результатам ваших расчётов ни на грош. Вижу в вашем докладе и громких заявлениях лишь стремление к сенсации!

– Представьтесь, пожалуйста, – попросила нахальная Никки, которая прекрасно знала, как обидно звучит такая просьба для любого человека, полагающего себя всем известной личностью.

– Главный инспектор Спейс Сервис, доктор Влад Жаркофф! – раздражённо и с вызовом ответил мрачный человек.

– Я полностью отвечаю за свои слова и расчёты, сэр Главный инспектор Жаркофф, – холодно сказала Никки. – Численная модель приложена к моему рапорту, и её легко проверить. Вывод корректен практически при всех возможных вариантах строения Плато. Я хорошо понимаю, что под проектом Азиатской базы стоит ваша утверждающая подпись, и мой доклад вам о-очень не нравится. А вы готовы осознать, что пуск реактора нанесет ущерб Обсерваториям на сумму в пять триллионов золотых долларов?

Эта цифра взорвалась как бомба! Зал громко загудел, а журналисты как по команде поднесли т-фоны к губам и принялись диктовать срочные сообщения на первые страницы своих газет: Никки Гринвич, этот генератор сенсаций, утверждает, что знаменитые Оберонские обсерватории вот-вот погибнут.

– Мне тоже всё это кажется несерьёзным, – из второго ряда медленно поднялся морщинистый пожилой человек. – Проект Азиатской базы рассчитывался несколькими научными институтами и прошёл тщательную международную экспертизу, в том числе и в Спейс Сервис. И вот появляется – извините, конечно, ради всех богов – маленькая девочка, которая начинает всех поучать. Объём Королевского плато составляет сто тысяч кубических километров при температуре минус двести по Цельсию! Это сто тысяч миллиардов тонн крепчайшего льда, спаянного с камнем! Возможность крупного геологического изменения такой гигантской системы из-за включения всего одного, пусть даже и большого, реактора кажется смехотворной. И не нужно нас пугать мифическими убытками! Я знаю, что новый реактор обошёлся в реальные восемнадцать миллиардов. И закрывать его из-за сомнительных расчётов школьника… Мне смешно, коллеги!

– Действительно, – в первом ряду зашевелился другой мэтр, – в столь сложных моделях трудно не наделать ошибок. Обычное дело; помню, когда наша группа проектировала гамма-телескоп…

Никки посмотрела на растерянного коммодора Юра, который пустил дискуссию на полный самотёк, и бесцеремонно перебила оратора, вспоминающего полную проблем гамма-молодость.

– Господа! Я слышу не вопросы, а только общие и, пардон, не очень компетентные рассуждения. При проектировании Азиатской базы никто не предполагал наличия под Плато линзы из водного стекла, и опасность ледяной кристаллизации не учитывалась при экологических расчётах. А вот почему после обнаружения аморфного льда экспертиза не была немедленно повторена – это уже вопрос не ко мне… Глубокомысленные замечания типа «такая возможность кажется смехотворной» я не собираюсь комментировать. Расчёты должны быть проверены независимой комиссией, достаточно квалифицированной, чтобы её умственная активность не была парализована моим возрастом… и своим. Повторяем расчёты – и смеёмся все вместе…

Под оживление и хохот в зале Никки спустилась с трибуны. Коммодор Юр приступил к заключительному выступлению, но выглядел рассеянным, да и публика чрезмерно гудела. Наконец симпозиум объявили закрытым, и все принялись шумно вставать. Журналисты дружной рысью устремились к Никки, но ещё раньше к ней подошёл Коммодор Юр:

– Мисс Гринвич, Главный коммодор хотел бы поговорить с вами.

И Юр, к полному разочарованию журналистов, увел Никки в кабинет Главного коммодора Спейс Сервис.

Берлога Главного коммодора была полна всевозможными космическими диковинами и сувенирами. В центре великолепной коллекции инопланетных кристаллов и руд на специальной подставке блестел крупный железный метеорит с редкими по чёткости видьманштеттеновыми узорами на полированном и протравленном срезе. На всю стену раскинулась голографическая панорама голубого рассвета Сатурна. Диск планеты был пересечён полупрозрачными кольцами. Внимание Никки привлёк большой кусок обгорелого крыла старинного шаттла. Она осторожно провела кончиками пальцев по шершавой вспенившейся поверхности. «К обломкам кораблекрушения у меня глубокий личный интерес…» – с грустной иронией подумала она.

В кабинет вошёл Главный коммодор, носящий грозное официальное прозвище Бластер, но выглядящий вполне обыкновенно – полноватый человек небольшого роста с приветливым лицом профессионального политика. Он поздоровался, пригласил всех сесть и вызвал робота с напитками. Никки смело порылась на спине кибертележки, нашла бутылку легендарного красного калифорнийского «Кастл Рок» и с удовольствием налила себе целый пузатый бокал. Взрослые переглянулись, но ничего не сказали.

Никки с наслаждением отхлебнула терпкой жидкости – и почему публичные выступления так сушат горло?

– Ну и заварили вы кашу, мисс Гринвич, – сказал Бластер.

– Вы не представляете, сэр, что началось бы через полгода после пуска нового реактора, – весело сказала Никки, – а это ещё не каша, это так, бульон!

– Надо ещё доказать, что ваши расчёты верны… – осторожно улыбнулся коммодор Бластер.

– Не надейтесь на ошибку, – небрежно махнула рукой Никки. – Этими расчётами три месяца занимался компьютер класса А9.

БАХ!

По вытянувшимся лицам собеседников стало понятно, что они не ожидали такой мощной артиллерии со стороны подростка.

– Робби, сколько ты рассчитал возможных вариантов геологического строения Плато? – спросила Никки.

– Две тысячи шестьсот вариантов, – ответил из ожерелья баритон Робби. – Результаты различаются только по времени разрушения стеклольда. Самый короткий срок – три месяца, самый длинный – восемь лет. Для большинства вариантов критическое время – двести дней.

Воцарилась тяжёлая пауза.

– Вы о чём-то хотели поговорить? – спросила Никки собеседников, которые с трудом, морщась и вздыхая, пытались проглотить эту колючую пилюлю.

– Ну, главное мы уже узнали… – произнёс с мрачным полустоном Бластер. – Сейчас мне, как руководителю Спейс Сервис, хочется выбраться из этой передряги с минимальным ущербом для престижа Космической Службы. Мы координировали экспертизу базы, и вся ответственность ложится на нас, в том числе – и финансовая. Да что скрывать – этот кошмарный скандал будет нам аукаться долго и в самых неожиданных местах…

Он встал и озабоченно заходил по кабинету, массируя рукой затылок. Коммодор Юр хранил подавленное молчание.

– Хотите совет? – спокойно сказала Никки.

– Слушаю вас, – удивлённо остановился Бластер.

– Давайте проинтерпретируем ситуацию следующим образом. Я не посторонний человек, который указал Спейс Сервис на её ошибку. Я сама являюсь сотрудником Спейс Сервис, пусть внештатным. Вы дали мне этот статус, предоставили доступ ко всем данным и файлам, включая служебный экспертный отчёт по Азиатской базе – а без него я не получила бы модели хорошего качества. После чего вы выслушали моё сообщение на внутреннем симпозиуме Спейс Сервис. Таким образом, Спейс Сервис сама исправляет свою ошибку.

Никки пожала плечами:

– На самом деле это даже не ошибка: данных бурения ещё не существовало на момент экспертизы, а Спейс Сервис не отвечает за сбор геологических данных. Я консультировалась с юристами: они уверены, что появление новых данных о водном стекле попадает под категорию форс-мажорных обстоятельств. Поэтому покрытие расходов по перебазированию нового реактора пойдёт за счёт Космического Страхового Фонда ООН, который хотя формально и находится под эгидой Спейс Сервис, но выплаты из него не затрагивают ваш бюджет. Поэтому нет никаких оснований для беспокойства, более того – фактически Спейс Сервис спасла Оберонские обсерватории от экологической катастрофы, и все должны быть очень благодарны вам за это. Изложите такую версию событий в своём пресс-релизе, и никаких возражений с моей стороны не последует.

Бластер внимательно слушал Никки, и лицо его постепенно разглаживалось.

– Что скажешь, Юр? – почти радостно спросил он коммодора Гринин-а.

– Это звучит так хорошо, – сказал задумчиво Юр Гринин, – что я невольно жду продолжения… Мисс Гринвич явно всё продумала заранее, и теперь меня мучает вопрос: что она потребует взамен такого великодушного предложения?

– Хорошо, мисс Гринвич, – повернулся коммодор Бластер к Никки, – мы будем рады рассмотреть ваш результат по Оберонским обсерваториям предложенным образом. Но… у вас есть какие-то просьбы к нам?

– Просьб нет, – невозмутимо сказала Никки, про себя удивившись проницательности коммодора Юра, – но есть информация. Космический Страховой Фонд дает странам ООН страховую гарантию от повреждения их космического имущества. Согласно второму пункту третьего раздела устава этого Фонда, человек, предотвративший нанесение ущерба застрахованному имуществу, получает премию в пять процентов от суммы предотвращённого ущерба. Например, в 35 году Джошуа Конрайту, пассажиру межпланетного лайнера «Каллисто-5», было выплачено вознаграждение в размере девяти миллионов долларов за предотвращение утечки из внешнего контура реактора лайнера.

Никки сделала паузу.

В тишине стал слышен шорох и позвякивание тающего в стакане льда.

– В соответствии с законом иск на пять процентов от стоимости спасённых мной Оберонских обсерваторий будет в ближайшее время подан в Космический Страховой Фонд, которым управляет Спейс Сервис.

БАХ!!!

– Святой протуберанец! – Взрывной волной ошарашенного Бластера опрокинуло в кресло. – Вы шутите, мисс Гринвич?

– Не думаю, – помрачнев, сказал коммодор Юр. – Речь идет о четверти триллиона долларов, насколько я понимаю… какие уж тут шутки!

– Спейс Сервис спасает довольно много имущества каждый год, но наши сотрудники никогда не получают никаких страховых премий! – крикнул Бластер.

– Правильно, – кивнула Никки, – на обычных сотрудников Спейс Сервис это правило не распространяется. Редко кому удается получить страховую премию – сотрудники космических компаний и экипажи кораблей не могут получить такое вознаграждение, они заботятся об охране имущества своих работодателей по долгу службы.

– Но вы ведь тоже являетесь сотрудником Спейс Сервис! – схватился за соломинку Главный коммодор.

– Внештатным сотрудником, – улыбнувшись, уточнила Никки, – который не получает зарплату в Спейс Сервис, поэтому я имею право на страховую премию – согласно примечанию к одиннадцатому разделу Положения о внештатных сотрудниках Спейс Сервис.

– Так вы всерьёз рассчитываете на вознаграждение в размере… двухсот пятидесяти миллиардов?! – У Бластера перехватило голос. – Это же трёхлетний бюджет всей Спейс Сервис!

– Совершенно верно, – Никки резала по живому, даже не вытирая со лба трудовой пот хирурга, – речь идёт именно о такой сумме… Порядок выплат страхового вознаграждения Спейс Сервис может обговорить с адвокатами из юридической фирмы «Дименс и Брендин», которая будет представлять мои интересы в этом деле. Кстати, задержка вознаграждения влечёт начисление процентов… Закон есть закон!

– Хвост Скорпиона! Вы просто генератор проблем! – Бластер вскочил и зашагал по кабинету. – Какой-то кошмар! Вы не понимаете, о чём говорите. Даже если я попробую удовлетворить столь фантастические притязания, то мне элементарно неоткуда взять денег! Выбить из ООН что-то выше обычной нормы – это безнадёжно, мы каждый год дерёмся за собственный бюджет. Просьба выделить сверх плана ещё три годовых бюджета – это… это… я даже не нахожу слов, как охарактеризовать такую бессмысленную авантюру! Несколько лет назад мы попросили увеличить наше финансирование на два процента – и нам это удалось, чёрт побери, и я этим страшно горд! Но это заняло три года гигантской бюрократической переписки и кровопролитных баталий в пяти комитетах ООН. – Коммодор нервно остановился у столика, налил себе стакан воды и залпом выпил.

– Хотите совет? – безмятежно сказала Никки.

Бластер подавился последним глотком и побагровел. Но сдержался – не зря он был опытным политиком. Правда, при этом Главный коммодор метнул сердитый взор почему-то в коммодора Гринин-а.

– Слушаю вас.

Бластер пытался говорить спокойно. А коммодор Гринин подумал, что девчонка играет как по нотам. Что ею движет? Такие невероятные деньги, конечно, кого хочешь сведут с ума…

– Во-первых, не воспринимайте меня как врага… – сказала Никки. – Во-вторых, Космический Страховой Фонд составляет ровно двадцать миллиардов, каждый год выделяемых ООН отдельной строкой бюджета. В среднем, страховые выплаты, которыми целиком распоряжается Спейс Сервис, составляют от пяти до десяти миллиардов за год. Остальные деньги автоматически возвращаются в бюджет ООН. Правильно?