Текст книги "Черные береты"

3

Телефон не отвечал, и Багрянцев, поглядев на часы, решился ехать к Андрею по адресу.

Таксист, почуяв в нем денежного клиента, включил музыку, крутанулся по центру, показывая достопримечательности и не забывая быть вежливым. В итоге намотал дополнительную пятерку, получил еще одну на «чай» и оставил «лопоухого москвича» у завалов строительного мусора, надежно и, судя по другим домам, надолго окружившего новую семиэтажку.

Лифт, конечно же, не работал, но шестой этаж для спецназовца – семечки, легкая разминка, не предмет для размышлений.

Однако никто не откликнулся и на звонок в дверь. Собственно, чему было удивляться, можно было сразу предположить, что Андрей скорее всего пропадает на базе отряда. Но это где-то далеко за городом, и, если честно, Мишке просто не хотелось ехать туда, понадеялся и зацепился за милое русское «авось», хотя и не имевшее ни одного процента удачи.

Оглянулся на дверь напротив. В глазке вспыхнул свет, словно там отпрянули под его взглядом. Тем лучше.

Надавил на белую кнопку. Звонок оказался резкий, громкий даже для лестничной площадки, и Михаил отдернул руку. Стал напротив глазка; не бойтесь, свой.

Однако дверь все равно не открыли.

– Кто там? – послышался женский голос, и Михаил чертыхнулся: ну вот как ответить на этот вопрос? Мужчина он!

– Я к Андрею, соседу вашему, – наклонясь к замочной скважине, – наверное, чтобы громко не кричать, ответил он: спецназовские привычки, оказывается, уже в крови. – Вы не подскажете, он дома сегодня будет?

– А кто вы? – кажется, женщина тоже наклонилась к замку: стало слышнее.

– Из Москвы. Друг Андрея. Я знаю, что у него… жена…

Это подействовало. За дверью щелкнуло, и Михаил увидел женщину в длинном, до пят, халате. Стекла ее очков чуть укрупняли глаза, тени же от дужек, наоборот, несколько удлиняли их, делали чуть раскосыми – это несоответствие, тем не менее, придавало женщине своеобразное обаяние. Михаил, почему-то сразу обративший на это внимание, так откровенно разглядывал соседку Андрея, что та заметно насторожилась.

– Извините, – приложил руку к груди Михаил и даже отступил на шаг, чтобы не пугать женщину. – Мне только узнать, бывает ли Андрей сейчас дома.

– А вы… вы когда его видели последний раз? – закрывая воротом халата маленький треугольник, оставшийся открытым на груди, продолжала интересоваться женщина.

Стервец, наверное, все-таки мужик по своей натуре, если женщину видит в женщине при любых обстоятельствах. А может, и не надо загонять природу в рамки, которые человечество придумало само для себя и столько столетий впихивает в них торчащие плечи, ноги, руки, головы?

Так и с Мишкой. Вроде звонил по одному делу, а подумать успел, пока соседка задавала свои вопросы:

«Бдительная или любопытная? Но красивая!»

– Совсем недавно, двадцатого числа. Он у меня жил в Москве. Я его и на самолет сажал, когда узнали, что жена… Она жива?

– Нет, – соседка стала поправлять очки. – Но только… Знаете, Андрея не будет сегодня.

– Черт, жалко. Придется ехать в отряд. Извините еще раз. До свидания.

– Подождите, – остановили его, когда Багрянцев одним махом оставил позади лестничный пролет. – Вы… вы можете зайти на минуту?

«К вам – с удовольствием», – не понимая, чем вызвано такое «потепление», тем не менее, подумал Михаил.

Опуская глаза, чтобы не выдать удовлетворения, прошел в тесноватую, но уютненькую прихожую. Но успел заметить, отчего запахивалась халатом соседка: на груди, как раз в открывавшемся треугольничке россыпью-звездочками мелькнули родинки, когда хозяйка прикрывала за ним дверь. Но разве это надо прятать! Глупые женщины. Небось, столько мужских взглядов спотыкалось об эту привлекалочку-заманку, отчего ж еще одному мужику не сойти с ума? И вроде ничего сверхъестественного, просто несколько родинок, а вот знали, черти, где появиться…

– Проходите, можно на кухню, я только с работы, – запахнулась вновь хозяйка. Ни про какие родинки она сама, конечно, не помнит, это просто привычка. Привычка одинокой женщины, прячущей свое тело от мужских взглядов. – Меня Рая зовут.

– Михаил. Багрянцев.

– А… вы Андрея хорошо знаете? – продолжила допрос соседка, когда они уселись за стол.

Молодец, ничего не скажешь. Настырна. Но все равно приятная.

– Не очень. Зато участвовали вместе в путче, – хотел пошутить Михаил, но для Раи это оказалось, видимо, серьезной новостью.

– Так его арестовали за участие в путче? – она испуганно схватилась за щеки.

– Арестовали? – встрепенулся теперь уже Багрянцев. Так вот почему соседка все так выпытывает. – Кто арестовал? Когда?

Поняв, что проговорилась, но все еще неуверенно, Рая сообщила:

– Латышская милиция. Или полиция, уж и не помню, как назывались. Они два дня сидели у него в квартире, ждали, а потом поехали на кладбище и прямо у могилы Зиты…

– Даже так, – поник Мишка. – Демократия в действии… А где он сейчас?

– Приходили ребята, сказали… вернее, я поняла из их разговора, что сейчас он в нашей городской тюрьме. Но через два дня рейс самолета на Ригу, его увезут туда.

– Взяли… Спасибо, Рая. Извините, но я в отряд. Надо что-то предпринимать. Нельзя, чтобы его увезли, иначе потом назад его не вытащишь.

– В отряд не надо, – задержала его вновь Рая. – Ребята сказали… словом, я поняла, что в отряде находится московская милиция, – осторожничала, до конца не говоря все в открытую Рая. – Ждут, вдруг кто-нибудь из друзей Андрея появится еще.

«Значит, ищут и других», – понял Багрянцев и остался сидеть. Посмотрел на застывшую Раю, спохватился, улыбнулся ей, успокаивая:

– Я понял, Рая. Я не поеду в отряд, москвичи не для меня, – улыбнулся он еще раз, когда Рая с облегчением вздохнула. – Но кого-нибудь из отряда я бы хотел все-таки увидеть. Где-нибудь случайно на улице, в автобусе…

Рая опять задумалась – она и так сегодня уже наговорила столько, что саму можно сажать в тюрьму за соучастие. Машинально сняла, протерла очки.

– Рая, я приехал помочь Андрею искать убийц его жены. Только теперь, видимо, надо помогать ему самому. А вы, как я чувствую, дружили с семьей Тарасевича.

– Да, Андрей столько мне помогал… Только меня предупредили…

– А я и не сомневаюсь в этом. Но только они ищут, насколько понимаю, рижских омоновцев, а я – капитан Генерального штаба. Вот. – Михаил показал свое удостоверение. – И я просто спросил у вас, у соседки: где Андрей. Вы ответили, что не знаете, не видели его несколько дней. Я огорчился и сказал, что пойду искать базу отряда или кого-нибудь из омоновцев. Так ведь было?

– Та-ак, – согласно протянула Рая, стараясь запомнить расклад гостя.

– Просто когда Андрея увезут в Ригу, наше благородство не будет никому нужно. А в первую очередь самому Андрею.

– Хорошо. Я сейчас, посидите, – Рая исчезла в комнате и вскоре появилась в платье. «И даже платье под горлышко», – не забыл отметить Михаил. – Я быстро, здесь рядом. Снимите чайник, если закипит.

Набросив куртку, исчезла за дверью. И – чайник так и не вскипел – быстро вернулась обратно.

– Его заместитель, Сергей Щеглов, сможет приехать только после десяти вечера. Прямо сюда.

На часах было восемь. Надо за оставшееся время попытаться устроиться где-то на ночлег. Рая, по всему видать, живет одна, но…

– Значит, я смогу зайти к вам в десять?

– А вы уходите? Сейчас ужин приготовлю.

– Я еще нигде не устроился, пойду пройдусь по гостиницам.

Вновь взялась за очки Рая, но теперь в раздумье. Багрянцев дал ей несколько секунд, но хозяйка промолчала, и он встал.

– А то подождали бы ужин, – в дверях неуверенно повторила Рая, но он отрицательно улыбнулся. На ужин, если сможет, он сам добудет и принесет чего-нибудь вкусного.

Да только что ты в незнакомом городе без звонка, рекомендации, без подарков да еще с рязанской мордой. О, да к тому же и военный? Тогда вообще нужно разрешение коменданта гарнизона, без его отметки к гостинице можно и не подходить.

А может, не лез нахрапом, не возмущался особо Мишка потому, что помнил о маленькой квартирке Раи? Это же надо, как пронзила своими родинками. Неужели прогонит, когда узнает, что с гостиницами полный провал? Он бы не стал наглеть, никаких приставаний или даже попыток, он ведь помнит про свое «тропическое» тело. Да и обстановка не та. Просто находиться рядом, знать, что рядом, в одной комнате… А первое, что надо добыть во что бы то ни стало – это взять в ресторане бутылку шампанского и коробку конфет. По-гусарски. Для ужина. И выпить за встречу, знакомство и освобождение Андрея. Завтра он поставит на уши все местные власти, журналистов, депутатов. Засыплет телеграммами Москву, а потребуется – и ООН. И допьют бутылку уже потом вместе, когда Андрея освободят. Тогда он и скажет, что у него, Тарасевича, очень хорошая соседка.

Червонцами проложил себе путь от швейцара до распорядителя и официанта, остановившегося лишь при виде двух уже купюр. В секунду понял просьбу – никаких проблем, жди у входа.

И точно – через несколько минут, прикрывая подносом пакет, официант подошел к дверям.

– Коля, – позвали его в полуоткрывшуюся перед Михаилом створку. – Повтори мне на дорожку то же самое. Возьми.

Перед Багрянцевым просунулась рука с деньгами, и Михаил замер, увидев на ней татуировку с парусником. Парусник, парусник… Андрей! Это Андрей говорил о паруснике. Это Зита запомнила татуировку, когда ее захватили.

– Проходи, проходи, – подтолкнул его швейцар. – А вы там не напирайте, мест нет и не будет.

Чтобы не выдать себя ни взглядом, ни жестом, выбираясь сквозь небольшую, но настырную толпу у ресторанных дверей, Михаил даже не посмотрел на обладателя татуировки. Потом, потом, со стороны. Мертвая хватка готовится издали. Так надежнее.

В вестибюле занялся пакетом, якобы проверяя полученное… Так, рост – под метр восемьдесят, вес – все девяносто. Весовые категории разные, но это второстепенно… Шампанское «Полусладкое», молодец Коля, не схалтурил… Одет не то чтобы шикарно, но вещички или по блату, или в коммерческом. Не дурак выпить, раз повторяет. Но основное – собирается куда-то уезжать… Коробка конфет красивая, вся в лютиках… Внимание, Коля передает еще два пакета. На улицу выходим первым. Машина! В ней – еще двое. Ждут «парусника»? Черт, уйдут, уедут. Надо цепляться за них, впиваться…

Пока скрипела за спиной входная дверь, а тем более увидев восторг и оживление в машине – решился. Спиной, боком, коряво бросился Мишка вроде бы обратно в гостиницу. Разбега почти не было, но ударил в грудь «паруснику» достаточно, чтобы отбросить его обратно к двери. А теперь падаем сами, да грохнем шампанское о стену. Эх, Рая посидели…

– Идиот, куда зенки подевал? – заорал «парусник», а из машины уже выскочила подмога. Держи морду, Миха.

– Да я тебя сам за бутылку… Я бабе нес, а ты… – опять боком, чтобы не выпускать из виду машину, пошел на цель Багрянцев. – Что же ты, зараза, наделал?

Успел. Успел ухватить за грудки «парусника» раньше, прежде тем его самого схватили сзади.

– Гони бутылку, – орал Мишка, отбиваясь ногами от заднего.

– Гера, врежь его, – попросил «парусник» напарника, и Багрянцев напружинился, сгруппировался, «надевая рубашку»: теперь пусть бьют, не такие удары в спортзале держали. А вот сами получите тоже: он подпрыгнул и поддел головой Геру.

– Убью! – завопил тот и замотал Мишку, пытаясь отодрать от друга. Хорошо, что тому мешали пакеты, хотя видно, что он на взводе и готов опустить покупки на голову врагу.

Выручил милицейский свисток швейцара. Выглянув на шум, черно-желтое квадратное существо раздуло щеки, и свист неожиданно мгновенно отрезвил противников.

– Уходим, – Гера перестал шпынять ногами и просто дернул Мишку, уже вроде по-хорошему пытаясь оторвать его от приятеля.

Нет, господа-товарищи, ручки слабы. Ручки тренировать надо. Я теперь – репей и только с вами.

Он ввалился вместе с «парусником» на заднее сиденье машины, водитель дал по газам, и за стеклом замелькали фонари. Начало положено. Каким-то будет конец? Теперь – мириться и очухиваться, пока не пырнули чем-нибудь в бок.

– Ну что, выпить до сих пор хочется? – перевалился с переднего сиденья Гера.

– Сейчас подумаю, – искренне признался Мишка, вкладывая в ответ свой смысл. Однако освободившийся от пакетов «парусник» наконец сам дотянулся до Мишки, и перед глазами вновь мелькнули синие мачты, синее море…

– Подумал, – поспешил добавить Багрянцев, но удар в скулу уже получил. – Подумал-подумал. Но вы меня, мужики, тоже поймите. Я беру бабе шампанское, и вдруг оно вдребезги. Вам бы такое.

– У нас такого не бывает, – впервые подал голос водитель. – Мы берем бабу сразу с шампанским. Разница. Но ты мне понравился – за свое впиваешься в глотку.

«Значит, он старший, раз хвалит», – оценил расклад сил Мишка. А сам простодушно – хорошо все-таки, что рязанская морда, надул губы и подсластил:

– Да и вы тоже… свое не отдаете.

Гера хохотнул, «парусник» тоже повел плечами: доброе слово и уркам приятно.

– Ну, и что с бабой теперь? – осторожно вел машину и разговор старший.

– Значит, не повезло ей. А завтра воспользуюсь вашим советом и поищу уже с шампанским.

– Ты всегда такой прилежный в учебе?

– Когда мне это необходимо, – не забыл выгодно преподнести себя Мишка.

– Кем работаешь?

– Пока вольный. А так – достаю и приношу, если грубо говорить.

В спецназе всегда учили говорить как можно ближе к правде, чтобы потом не путаться и не сыпаться на мелочах.

– А если потоньше? – срезал свои пласты старший.

– Обычно ставлю мины во время отхода, – дал совсем тончайший срез Багрянцев. Для спутников, однако, этот ответ оказался еще более неотесанным брусом, и они на время замолчали. Вот это и хорошо, надо попытаться выглядеть многозначительным пустышкой, к тому же еще чуть хвастливым, но и знающим себе цену. Не дать составить о себе однозначное представление: в этом случае легче лавировать и закрывать промахи.

Однако водитель оказался не меньшим репьем, чем сам Мишка:

– Получалось? Имею в виду мины?

– Орденов пока нет, но доверяли.

– В какой сфере деятельности прикрывал отходы?

– Можно сказать, что в коммерции.

– Чего же сейчас вольный?

– Путч. Начальство посоветовало расползтись, лечь на дно и переждать неизбежные разборки после победы одной из сторон.

– Мудрое у тебя начальство.

– У дураков не служим.

Что дальше? Это же, видимо, решает и водитель. Помочь? Направить составление задачки в своем русле? Эх, сейчас бы какую-нибудь домашнюю заготовочку. Да кто ж знал, что придется брать не технику, а людей. На бандах специализируются всякие там кагебешные геометрические «альфы» да «омеги»…

– Ну, как ты думаешь, что мы с тобой будем делать? – честно поровну поделил решение задачки водитель.

– Только не бить морду. Обычно говорят, что двое одного не бъют, а вас даже трое, – вернул условие на исходный пункт Багрянцев.

Проехали несколько фонарей, прежде чем впервые водитель обернулся назад:

– Есть предложение пригласить тебя на наш скромный ужин. Может, и поговорим поближе.

Спутники согласно и вынужденно, а Мишка откровенно, но все – улыбнулись.

4

Дверь Мишке, Гере и Моте – «парусник» так и представился: «Мотя», – открыла длинноногая и длиннорукая девица, ухитрившаяся втиснуть свое такое же длинное и гибкое тело в узенький кусочек блестящего зеленого материала.

– Эллочка, это мы, – Мотя поднял над собой пакеты. – И не одни, – он кивнул назад.

Мишка закланялся и протянул свою коробку конфет.

– Лишних не бывает, – неожиданно писклявым для своего роста голосом разрешила хозяйка войти им всем в дом.

Облегающий Эллочку кусок материи оказался еще меньшим, когда она повернулась: глубочайший вырез до поясницы сэкономил минимум еще полметра.

– А где Данилыч? – пропищала уже из кухни хозяйка.

– Скоро будет. Вроде должен с Боксером встретиться, – ответил Гера.

– С Боксером… Сказал бы сразу, что поехал Соньку трахнуть, – не поверила Элла. – Выйдет Козырь, он и им, и нам ребра переломает.

– А по-моему, пусть разбираются сами, – развалившись в кресле, вальяжно проговорил Гера. – В крайнем случае, мы к Моте в Москву смотаем. Приютишь?

– Мотя старых друзей не забывает, – «парусник» умело и сноровисто очищал заставленный грязной посудой стол. – Давай, приобщайся, минер, – подозвал он Мишку.

Через некоторое время стол был накрыт вновь. Быстро, застоявшись в ожидании, выпили по первой. Эллочка близоруко сверлила взглядом гостя, и Мишка чуть занервничал: женское чутье идет от пяток, а пятки боятся холода.

– Откуда мальчик? – неожиданно спросила она, и Багрянцев понял, что не ошибся в своем предположении.

– С Мотей бабу не поделил, – хихикнул Гера.

– Не бабу, а шампанское, – огрызнулся тот. – Данилыч хочет поговорить, познакомиться, – отмежевался от Мишки «парусник».

Эллочка, прикурив сигарету, протянула пачку гостю.

– Не курю, спасибо. Курить вредно.

– Курить вредно, – согласилась она. – Но не курить – странно.

Выпили по второй. Эллочка, не закусывая, проходулила на кухню. За столом разговор не вязался: новый знакомый нужен Данилычу, а шестеркам вылезать поперек туза – быстро в отбой выбросят.

– Гера, – разряжая обстановку, позвала из кухни хозяйка.

Гера, покачнувшись, вылез из-за стола, «парусник» пересел на диван, включил магнитофон. В этой ситуации лучшее – чтобы побыстрее приезжал Данилыч. Переговорить, откланяться – и до новой встречи.

Вместо водителя в дверях показался Гера. Не поднимая взгляд, быстро прошел к столу, и прежде чем Мишка почувствовал опасность, бросился на него, сбил со стула.

– Вяжи, – прокричал он ошалевшему от неожиданности Моте.

Но нельзя отвлекаться во время драки даже за помощью. Багрянцев, ни на мгновение не забывавший, где находится, упустил лишь первый момент – момент удара. На второй уже был собран и крутнулся под Герой всем телом: перво-наперво требовалось разжать у того пальцы. Почувствовав, что удалось, подтянул колени и выпрямил спину – уже не лежачий. Заработал локтями – куда угодно и как угодно, и не для ударов даже – просто чтобы не дать схватить себя за руки. Задергал головой – в драках ее почему-то оберегают, а башкой тоже надо драться. Удалось отпугнуть на секунду Геру и подхватиться. А вот теперь – держись!

Ох, как любо, как приятно драться в комнате, да еще не своей, все, что ни под рукой – во врага. Сам – к стенке, она защитит спину. Ногой в пах ничего не понимающему, но рванувшемуся вперед Моте – получите перед поездкой в Москву. А ты куда, дура длинноногая, здесь же не бальные танцы.

– Уйди от греха, – крикнул ей Мишка, когда она попыталась забросить на него шнур от разлетевшегося по полу телефона.

– Отойди, – крикнул и Гера, бросая одно за другим одеяло, плед, покрывало, еще какие-то тряпки.

Не додумал до конца Мишка предыдущую радость: опасно затевать драку в комнате, где есть чем запутать противника.

Повязали вещи и его, сбили ритм, отобрали внимание, заставили делать много лишних и ненужных движений. На него бросились сразу втроем, сбили общей массой, стали бить, как придется и куда придется. Вот теперь голову надо прятать и беречь…

– Вяжи, – хрипел то ли Гера, то ли Мотя – в злобе все голоса на один лад.

Схватил, соединил ноги шнур. Несмотря на удары и боль – напрячься. Растопыриться, сделаться больше, неуклюжее, чтобы потом расслабиться и выползти из петель. Индийская йога. Руки вперед, только вперед. Пусть вяжут впереди, позволим. На чем же взяли, где он промахнулся?

– Ну что, товарищ капитан, – плюхнувшись на диван, с одышкой проговорил Гера. – Сам все расскажешь или утюжок включим?

Мишка прикрыл глаза: удостоверение. Эллочка пошарила по карманам и нашла удостоверение. Ну да, он вытаскивал его, когда показывал Рае, и оставил в куртке…

– А мы включим его в любом случае, – Мотя, проверив на нем узлы – напряглись! – открыл тумбочку под телевизором, достал утюг. – Ты мне, шкура, сразу не понравился. Но сейчас попляшешь. Эллочка, звони Данилычу. Что-то в последнее время нюх его подводит.

– Позвони сам, – Эллочка смахнула с тумбочки остатки телефона. Подошла к лежащему Багрянцеву, наступила ему ногой на горло. – Ты мне, пидер, вылижешь всю квартиру. Языком. А потом я изрублю тебя на мелкие кусочки и спущу в унитаз, гавно мильтонское. Гера, мотай за Данилычем.

– Да я же без колес, нас Данилыч и привез.

– Тогда беги звони, телефон у почты. Сразу Соньке звони, у нее он.

Гера, поддев по пути Мишку, вышел.

– Мадам, – прохрипел капитан. – Уберите ногу.

– Ты мне еще, гаденыш, станешь тут указывать, – повозила Эллочка туфлей по горлу.

– Да я бы ничего, мадам… Но трусы ваши… прямо под носом… воняют сильно.

– Ты их еще жевать будешь, – даванула сильнее хозяйка ногой, но что-то стыдливое, видимо, осталось – отошла от Мишки.

Так, это было главное – освободить горло. Теперь расслабляемся, «таем». Покрутим руки. Не торопиться, но и не забывать, что скоро прибудет подмога. Тогда – каюк. В крайнем случае, он и не станет отрицать, что офицер. Весь предыдущий разговор с Данилычем подводится под его спецназовскую работу. Но лучше, конечно, мотать отсюда. Мотя пробует утюг, отдергивает пальцы – горячо…

– Ну, и где ты ставишь мины, минер? – утюг приблизился к самому лицу, Мишка увидел в нем свое расплывчатое изображение. Подался назад, одновременно вытягиваясь из петель. Раскаленное железо впилось в подбородок, заставило вскрикнуть. – Неужели не любишь? – усмехнулся Мотя. – Но это еще ничего, это цветочки. Элла, для гостя клея у тебя не осталось?

– Для него найдем, – Эллочка сделала несколько торопливых затяжек, затушила сигарету о Мишкин лоб и ушла на кухню.

– Поставим мы тебя раком, капитан, зальем клеем, подержим пока затвердеет, а когда на унитаз напросишься – посмотрим. На стенку никогда не лез? Полезешь. Не такие лазали. А пока и утюжок неплохо, – он опять стал приближать Мишке его изображение, и Багрянцев, успевший под разглагольствования Моти спустить с локтей два круга опоясывавшей его веревки, поддел снизу горячую ношу. Мотя, оберегая руки, выронил утюг, отскочил в сторону. Багрянцев же, наоборот, бросился к нему, прижал веревку на руках к его острому, горячему краю. Зверино зарычал – от боли, ярости, для устрашения врага и собственного возбуждения. Ладони жгло, тысячи сил отталкивали их от огня и боли, но рычал Мишка, выпуская боль через этот крик и ожидая, когда пережгутся петли. И когда Мотя, задержанный вначале на миг этим криком, потом появлением Эллочки, – когда Мотя аж через эти мгновения снова ринулся на капитана, Мишка уже встречал его прямым коротким под дых. Снизу, точнехонько. Обмяк Мотя сразу всеми парусами, захватал ртом воздух. Завизжала, сменив умолкнувшего Мишку, Эллочка, но убегать не стала, а тоже потянула длинные руки в драку. Ах, мадам, прилягте в этом случае рядом с дружком.

Сам засучил ногами, освобождаясь теперь от телефонного провода – нельзя вязать проводом, ребята, растягивается он, не держит узлы. «Парусник», набрав воздуха, вновь пошел буром – а зря, к атаке надо готовиться, надо было отбежать, очухаться. Теперь же – хрясь! – мордой на костлявую задницу своей подружки. Вот так работают в спецназе.

Багрянцев набросил провод на шею Эллочки, перебросил конец между ног Моти, закрутил край ему через горло. На горло не надо становиться ножкой, мадам, это пижонство, – шею надо воедино связывать с руками и ногами, чтобы меньше трепыхались. Учить вас еще надо, салаг.

– А теперь слушайте меня, – поднял утюг Мишка над связанными вместе, воедино, наспех противниками. – Теперь я повожу им по вашим личикам. Очень красивые личики будут, гарантирую. Но есть вариант. Вы называете мне тех, кто насиловал жену командира ОМОНа. Ну!

Он приблизил утюг к лицу Моти. Тот зарычал, и Мишка, только что через крик сам вылезший из петель, коленом поддел его в промежность – не дергайся.

– Не хочешь? Эллочка, давай ты. Извини, но не до джентльменства, – Мишка стал подносить блестящую, жаркую лодочку поверхности утюга к хозяйке.

– Не-ет, – закричала она. Ого, и голосок прорезался. – Я не знаю, меня не было.

– Ребята, вы понимаете, что я не могу с вами долго возиться и упрашивать. На нет – и суда нет. Но я знаю ваши законы и помогу избежать их. Будете говорить по очереди, я вас повязываю одной веревочкой, а дальше как хотите. Итак, Мотя. Ты был? – Мишка ткнул носиком утюга в то же место, куда касался его самого «парусник».

– Да-а, – простонал тот.

– Второй – Гера? – Багрянцев дал посмотреться в пышущее жаром «зеркальце» девице.

– Да!

– Третий – Данилыч?

Только кивнул Мотя, побоявшись про старшего сказать вслух.

– Четвертый?

– Тенгиз.

– Адреса, телефоны, как их можно найти? Быстрее, не нервируйте, – Мишка поставил горячую ношу на живот Моте. Тот взвился, выгнулся, но захрипела Эллочка, да и сам «парусник» захватал воздух – вот зачем горлышки нужны, чтобы сами себя душили. Так что трусы сами жуйте, если есть охота.

– Адреса, – повторил Мишка, дотягиваясь до книжной полки. Не глядя, нашарил там фломастер, вырвал страницу из какой-то книги: – Пишу.

Когда поставил точку – словно нажал звонок. Но фломастер застыл, а звонок повторился и второй, и третий раз – коротко, условно, и пробежало облегчение по лицам поверженных, затаились, притихли они, не желая больше привлекать к себе внимание капитана.

– Пикнете – убью, – предупредил Мишка, но для большей гарантии затолкал в рты валявшийся под ногами плед. Вышел в коридор. Надел свою куртку. Размял для новой драки горящие от боли руки – рано им успокаиваться, любая оплошность опять захлопнет ловушку и тогда…

В дверь вновь трижды позвонили, и на третьем звонке, щелкнув замком, в открывшуюся дверь влепил открывшемуся Данилычу в живот. Это вам не с Зитой воевать. Сбив согнувшегося водителя в угол площадки, помчался вниз по темной узкой лестнице. Запутался немного в дверях – ломанулся было в закрытую половину, но выскочил на простор, на волю, на свежий воздух раньше, чем послышался вдогонку мат Данилыча.

Теперь – ноги в руки.

Однако ударил свет фар, лишь только он выбежал на улицу, взревел за спиной мотор стоявшего у подъезда автомобиля. Гера? Остался сидеть в машине Данилыча?

Гул начал стремительно нарастать, Мишкина тень – укорачиваться и становиться отчетливее, а вдоль тротуара – сплошняком заборные плиты. Черт бы побрал эти новые районы. Но впереди – резкий поворот, надо что-то предпринять там. Гера достаточно выпил, надо использовать его замедленную реакцию. А пока бежать, рвать, как к золотой медали. Ах, спасительные русские дороги – рытвины да камни. Камни! Надо ухватить камень, и на повороте – в стекло.

Потерял секунду, укоротилась страшно тень, но камень – в руке. Поворот. Быстрее же. Еще чуть. Справа – кусты. Попасть в стекло. Пора.

С разворота (никогда не играл в гандбол), только краем глаза ухватив цель, бросаясь сам за кусты, запустил «подарочек» чуть повыше слепящих глаз машины. Звон стекла, дикий, надрывный скрип тормозов, словно не Гера, а машина спасала свою жизнь. Глухой удар о плиты. Тишина.

Поднявшись, но, не выходя из кустов, Багрянцев оглядел сплющенный, осевший прямо у забора «жигуленок». Из разбитого окна торчала безжизненная рука Геры. Надо было вроде подойти, помочь, если только он остался жив после такого удара, но на дороге мелькнули фары другого автомобиля, и Багрянцев поспешил в глубь оврага. Он не хотел убивать. Ситуация, бог свидетель, складывалась так, что он или сопротивляется, или летит под колеса «жигулей». С какой стати он должен был отдавать свою жизнь? К тому же Гера – один из тех, кто мучил Зиту, подвел ее к самоубийству. И в честь чего жалеть о смерти убийцы и насильника? Попадись им кто другой, не прошедший школу спецназа, были бы ему и утюги, и клей, и колеса. Нет, в самом деле, каяться не в чем. Все честно. Более чем честно, ведь он был один против трех, не считая Эллочки. Хотя эта дамочка сама троих стоит.

Успокаивая себя, обходя освещенные улицы, прохожих, не смея остановить попутку или сесть в последние автобусы, пробирался на противоположный конец города Мишка. Чертов таксист мотал по достопримечательностям, сбивал из-за пятерки, сам того не желая и не понимая, с ориентиров. Но церквушка, мост и кинотеатр застолбились, и вышел сначала на них, а к трем ночи добрел и до дома Тарасевича.

Еще не уверенный, что позвонит Рае, поднялся на шестой этаж. Присел на ступеньки. Горели лицо и руки, обожженные и исцарапанные, саднили колени и локти. Грязная, рваная куртка, лопнувшие на колене брюки – видок, конечно, до первого милиционера. А вот в милицию сейчас никак нельзя.

Поднялся, подошел к двери. Постоял, уткнувшись лбом в мягкую обивку. Глаза закрылись сами, по телу разлилась теплая усталость. Никуда. Он больше не двинется отсюда никуда.

Легонько, готовый еще раздумать и оторвать руку, нажал звонок. Как же громко он звонит!

В глазке почти сразу вспыхнул свет, и он, чтобы предупредить и успокоить Раю, опять прошептал в замочную скважину:

– Извините, Рая. Это я, Михаил.

Отдвинулся, стал напротив глазка, чтобы она могла убедиться в этом.

– Мы вас очень долго ждали, – наконец после некоторой паузы послышался ответный шепот.

– Я случайно вышел на банду, которая… ну, Зиту…

Уже знакомо и торопливо щелкнул замок. Площадку прорезал луч света, и руки Раи вознеслись, но на этот раз не к халату, а ко рту:

– Господи, что с вами?

– Так, поговорили. Я не хотел вас будить, но в таком виде появляться в городе…

– Да-да. Ой, и здесь, – она увидела руки, которые Михаил, оберегая от прикосновений, держал перед собой. – Что… это?

– Утюг. Горячий.

– Это они… вас?

– Где они, где сам.

– Зачем… сами?

– Чтобы вырваться, дойти до вас и сказать, что у Андрея очень красивая соседка.

Рая замерла, не зная, обидеться или смутиться, и Багрянцев поспешил исправиться, отсечь банальность:

– Простите. Просто загадал: если вырвусь от них, скажу это вам при первой же встрече.

Сочинил на ходу, но и первый же в это поверил.

– Проходите, что же мы стоим, – на этот раз привычно взялась за халатик Рая.